Страница:
Затем Стаса, Жаквина Уиндела и еще двух незнакомых офицеров из отдельной пятой эскадры погрузили в трюм спецчелнока и отправили в многодневное путешествие на периферию Солнечной. К пустынному спутнику Плутона – Харону.
За все время полета Нужный сумел лишь единственный раз переброситься с Уинделом словечком, за что незамедлительно получил такую «головомойку», что около полусуток провалялся в палате интенсивной терапии лазарета под присмотром бортового врача.
Перед высадкой на космодром «Харона-зеро» их предупредили лишь об одном: не трепаться о собственном прошлом. В каждой камере-палате был стукач, а иногда даже несколько. И подчас невозможно было определить – кому можно доверять, а кому нет. Не сразу, далеко не сразу можно было понять – кто еще остался человеком, а кто уже превратился в мерзкую, готовую на подлость крысу.
На второй день пребывания в лагере Стас собственными глазами увидел, как увели одного из сокамерников, который накануне в припадке тяжелейшей депрессии разболтал, что служил в секретном конструкторском бюро на Ганимеде, где санкционеры– контролеры сознательно браковали проекты нового гравитонного оружия массового уничтожения… После этого бедолагу больше никто не видел.
Охота делиться прошлым пропала сама собой.
Первое время было невыносимо трудно. До отчаяния. До рвоты. До навязчивых мыслей о суициде. Стас, привыкший к комфортной жизни в благоустроенном мире, готов был поверить в то, что находится во власти какого-то кошмарного летаргического сна – настолько окружающая реальность не вписывалась в его представления о современной цивилизации. Он и раньше слышал о комплексах для душевнобольных всякие небылицы, но лишь ощутив на собственной шкуре всю прелесть здешней жизни, понял, насколько сглажены байки. В действительности все оказалось куда поганей.
Несколько раз Нужного избивали до полусмерти свои же сокамерники. На «Хароне-зеро» нарушение тюремных обычаев каралось строго. Независимо от того, знал ты об этих обычаях или в душе не ведал…
Многие ломались и становились шестерками. С такими обращались, как с животными. Хотя куда там! Хуже! Их заставляли чистить парашу, стирать чужое нижнее белье и портки, сметать ладонями пыль с пола, выполнять извращенные прихоти паханов.
Но Стас выжил. Получив пару переломов ребер и лишившись одного коренного зуба, он даже сумел заслужить место на нижнем ярусе койки в своей палате номер 3, что являлось неоспоримым доказательством высокого авторитета.
А вот Жаквину, который попал в абсолютно безбашенную 1-ю палату, повезло меньше. Шестерить он, конечно, не начал, но и нижнего места не получил. Астроном вообще в последние месяцы сильно сдал – осунулся, к былому испугу во взгляде примешались озлобленность и черная тоска… Он стал молчалив и угрюм. Даже на еженедельных прогулках, где антисоцам из разных палат разрешалось разговаривать друг с другом, он избегал встреч со Стасом.
Будни лагерной жизни на маленьком островке жестокости и лишений под названием «Харон-зеро» никого не красили…
А события в остальной Солнечной системе тем временем развивались в бешеном темпе. За каких-то несколько месяцев представления людей о Вселенной перевернулись с ног на голову.
Человечество с разбегу влетело лбом в зеркало. И острые осколки глубоко вошли в плоть.
Такая неправильная и дикая Земля Игрек, неожиданно открытая Стасом, столкнулась с его родной Землей Икс – кисельным миром благополучия и верных решений. С царством санкций.
С самого начала стало ясно: мирно ничего не решить. А после вероломного разведывательного блица, завуалированного под спасательную операцию, шансы на любовные объятия двух родственных цивилизаций резво устремились к нулю.
Официально две звездные системы, между которыми вдруг открылся переход, в состоянии войны не находились. Но…
Все мы прекрасно знаем, каков синтаксический вес этого страшного союза – «но».
Пока объединенные дипломатические корпуса обеих Солнечных обменивались натянутыми любезностями, составляли и подписывали бесконечные пакты, соглашения, резолюции, договоры и декларации, разведки и контрразведки вели свою жуткую игру. Агенты проникали в святая святых политической и экономической жизни, вербовали людей десятками, устраивали саботажи и вынюхивали тайны не только государственного, но и планетарного масштаба.
В то время, как ученые и ведущие умы двух огромных, пугающе схожих цивилизаций восторгались капризом природы, столкнувшим их миры, закатывали ассамблеи и исступленно пытались разобраться в особенностях социальных норм и исторических моделей развития Земли X и Земли Y, военные старались захватить преимущество на границах зоны перехода. В обеих Солнечных возле Точек были стянуты мощнейшие силы космических флотов многих стран, не желающих упустить своего шанса завладеть приоритетными стратегическими объектами в периферийных марсианских областях. Вооруженные столкновения повторялись каждые три-четыре дня.
Одни СМИ разносили по эфиру сфабрикованные для масс информационные бомбы, призванные настроить людей на сотрудничество и терпимость, другие – в открытую подстрекали ополчиться против иноземных интервентов, третьи – вопили о грядущем конце света и небесном возмездии, чем удобряли и без того плодоносную почву для распространения всяческих сект, религиозных фанатиков и масонских обществ… А в это время гигантские энергетические олигополии, воротилы тяжелой промышленности и передовых военных технологий объединялись в союзы под надежным прикрытием политиков и «серых кардиналов» от обоих миров.
Пока бюрократы и прочие пустозвоны продумывали структуру Высшего Декларационного Совета Миров – нового органа власти и контроля, регулирующего отношения между Солнечными, – теневые организации, обладающие реальной властью и влиянием на политической арене, быстренько разделили сферы влияния и спровоцировали локальные военные действия, выгодные для горстки энергетических баронов…
Пока одни вершили историю, другие мололись в ее окровавленных жерновах.
Пока спецслужбы проводили головокружительные секретные операции на поверхности планет и в космосе, обыкновенные люди таращились в экраны мониторов и внимали последним новостным сводкам, ползущим по сети…
Обыкновенные люди до сих пор пребывали в неведении относительно реальных событий, происходящих в зоне контакта. Общественным мнением, как обычно, вальяжно поигрывали.
Среднестатистическому человеку внушали то, что было выгодно среднестатистическому медиамагнату. А что выгодно среднестатистическому медиамагнату? Правильно! Ему выгодно поддерживать наиболее влиятельную в данный момент политическую силу или финансово-промышленную группу. И помогают ему в столь важном деле сотни политтехнологов, специалистов по пиару и мониторингу настроения аудитории, социологов и прочих умненьких клерков, служащих не только себе самим, но и сложнейшей системе санкций.
И в принципе абсолютно по барабану – приляпать к этим вездесущим санкциям ярлык в открытую, как на родной Стасу Земле Икс, или завуалировать их под настом коррупции и прикрыть разномастным тюлем из денежных знаков.
Санкции все равно будут стимулировать все остальное в мире, где человеку стало тесно на банановых пальмах или в сырых пещерах… Санкции на жизнь и смерть, на счастье и боль, на добро и зло, на жену и друга, на взлет и падение, на черное и белое.
Мы зависим от триллионов санкций.
Мы состоим из санкций.
Мы рабы этих придуманных фронтиров…
Под перчатками зудели мозоли от тяжелой кирки, все тело пробирал холод, который проникал в штольни, несмотря на работающие тепловые пушки и термосистемы. Галогеновые фонари слепили глаза, заставляя щуриться.
Вдох. Замах. Удар. Выдох…
– Добро пожаловать на «Харон-зеро», антисоцы, – прохрипел Лева Чокнутый, когда несколько заключенных из другой палаты присоединились к «тройке» в забое. – Меня зовут Лев. А вас?
– Отвали, кретин недобитый, – огрызнулся кто-то из вновь прибывших, принимая носилки с породой.
– Хорошо. Я умолкаю.
Спина взорвалась болью, и Стаса выгнуло дугой. Кирка вылетела из рук. Рядом, получив заряд из шокера, задергались еще несколько антисоцов.
– Пообщаться вздумалось? – заинтересованно щерясь, спросил надзиратель.
Нужный встряхнул головой и сфокусировал на нем взгляд. Это был тот наглый сержант, который полчаса назад обозвал его «курвой».
Парень явно не соображает, что творит. Неужели он думает, что со своим сраным шокером и табельным стволом в кобуре находится здесь в безопасности? Что ж, дело хозяйское. Пусть удар заточкой в спину послужит ему уроком… Ведь рано или поздно он получит свою долю стали или камня под ребро.
Подтянув к себе кирку, Стас поднялся на ноги. Остальные антисоцы тоже вернулись к работе, поглядывая волчьими взглядами через плечо на глупого вертухая.
Мерзлая порода вновь полетела в разные стороны мелким крошевом.
Удар. Вздох. Замах. И так – по замкнутому кругу…
Во время смен, когда не нужно было напрягать мозг, а только совершать до автоматизма отработанные движения, Стасу с избытком хватало времени на то, чтобы осмыслить произошедшие полгода назад события. Он раз за разом вспоминал все детали того злополучного рейса, перехода в Солнечную Игрек, встречи с непривычным миром, знакомства с Верой… Того мимолетного и неожиданного знакомства с женщиной, любившей другого Стаса Нужного. Знакомства, после которого уже невозможно было стать прежним.
Каждый день он думал о ней. Пытался заставить себя забыть ее лицо, голос, тело… но не мог.
«Почему? – гадал Нужный. – Почему я не могу относиться к этой женщине, как к очередной? Быть может, во мне и впрямь поселилась какая-то частичка другого человека – того, кто жил в мире Игрек и нелепо погиб, столкнувшись с астероидом? Быть может, крупицы его жизни и смерти вонзились в меня и застряли прямо в сердце?…»
Замах и удар. Вздох.
А еще у Стаса из головы не выходили слова, сказанные безопасником в шлюзе. Слова обвинения…
Вдруг он и правда – ренегат? Отступник… Как еще объяснить, что он то и дело думает о той грязной Москве, о столпотворении в метро, о сырых улицах, которые показались знакомыми, словно он бродил по ним целую жизнь?
«Что же ты сделал со мной, погибший двойник? Кем я стал?…»
Удар. И еще один…
Почва под ботинками ощутимо вздрогнула.
Антисоцы прекратили махать кирками и переглянулись. Охранники невнятно забормотали что-то в свои рации и обернулись, всматриваясь в освещенное чрево тоннеля. Вдалеке послышался хлопок, и кто-то громко заорал возле стационарного коммуникатора: «Компрессия в нижнем параллельном?! Твою мать! Газкарман…»
Крик прервался.
Громыхнуло так, что у Стаса на миг заложило уши.
Ледяную стену забоя прорвало, словно она была сделана из сигаретной бумаги. Мерзлые каменные осколки буквально изрешетили нескольких надзирателей. Лампы возле прорыва мгновенно погасли, сыпанув стеклом и искрами во все стороны. Пласт породы с грохотом обрушился прямо на основной терминал. Приторно запахло метаном, и тут же газ взорвался, раскидав обломки и тела…
Нужный машинально бросился на землю, чтобы ударная волна не впечатала его в острые выступы.
Шквал горячего воздуха жахнул над головой. В рот набилась холодная, колкая пыль…
Системы индивидуального слежения и контроля отказали, и слегка оглушенные антисоцы с удивлением уставились на погасшие огоньки своих «смертельных обручей» на запястьях.
– Братва, поводки дезактивированы! – заорал Поребрик, проламывая наглому сержанту киркой башку.
Тот даже пикнуть не успел – завалился на спину, хлобыстая кровью. Поребрик матюгнулся, с ненавистью шарахнул по размозженному черепу еще пару раз и страшно просипел:
– Зря каску не нацепил, сучонок! И обзывался зря…
– Братва! На «перваке» бунт! – донеслось из подсвеченного облака пыли, медленно оседающей в условиях малой силы тяжести Харона. – Мочи вертухаев, пока воздух не отрубили!
Стас еле успел отползти в сторону. Автоматная очередь дзенькнула по стылой глыбе вскользь. Несколько пуль застряло в камнях, остальные срикошетили по хаотичным траекториям. Ганс-инвалид взвыл и виртуозно заматерился на дикой смеси русского и неонемецкого – видать, его зацепило.
Лева Чокнутый подобрался к убитому Поребриком охраннику и, пачкаясь в крови, вытащил у того из кобуры пистолет. Щелкнул затвором и принялся без разбора палить в мглу прохода. О том, чтобы найти упор, он не позаботился, поэтому отдачей его отнесло назад и завалило на спину. Чокнутый зачертыхался.
Приблизительно зная расположение соседних тоннелей, Стас прикинул, как проще всего добраться до забоя, где работали антисоцы из первой палаты, и найти Уиндела. Он понимал: минуты через три, максимум пять, секьюрити с центрального поста отключат подачу воздуха в штольни, и бунтовщики задохнутся, не пожелав сложить оружие и сдаться. Если он не успеет до этого время прихватить ученого и смыться по обесточенной конвейерной ленте в сторону перерабатывающего комбината – второго шанса сбежать из этой живодерни не представится.
План был рискованный. Но за последние месяцы Нужный настолько привык к прогулкам по кромке бритвы, что теперь это уже мало его волновало. Хотелось жить! А еще больше хотелось на свободу! Уиндел же ему был нужен в качестве специалиста по навигационному оборудованию, с которым как астроном– орбитальщик был знаком.
Стас прикинул, что может, при удачном стечении обстоятельств, добраться до космодрома и захватить один из грузовых челноков. Если повезет – вывести его на орбиту. Но дальше – одному ему не справиться: бортовые системы ориентации и расчета курса на местных кораблях сильно отличались от привычных «пеликанских». А Уиндел хоть и обладал набором странностей, но был мужиком башковитым. К тому же именно он первым предсказал столкновение двух Солнечных, и Стасу не хотелось оставлять непризнанного гения на растерзание вертухаям да взбесившимся антисоцам…
Нужный, продолжая сжимать кирку в руке, пополз к лифтам. Возле заваленного породой основного терминала охраны его нагнал Поребрик и рывком развернул к себе. Стаса крутануло и чуть было не унесло к противоположной стене – все-таки сила тяжести здесь значительно уступала земной, – но мускулистый здоровяк придержал его за рукав робы и забормотал в лицо, обдавая зловонным дыханием:
– Куда помчался, Стрекоза? Решил один слинять? Не выйдет…
Стас попытался высвободиться, но получил короткий удар в печень и ойкнул от боли. Окровавленная морда Поребрика вновь оказалась прямо перед ним.
– Я знаю, куда ты намылился… Ты улететь отсюда хочешь, Стрекоза! Ты давно слинять задумал, да только мазы не было… Так усекай, масть… Я пойду с тобой. Ты возьмешь меня или сдохнешь. Прямо тут и прямо сейчас! Втюхал?
Нужный вновь дернулся и прошипел:
– Если собрался со мной линять, придется тебе выполнять все, что говорю.
– Согласен.
– Для начала убери свои мерзкие лапы!
Поребрик гнусно ощерился, но руки разжал. Стас отряхнул робу и со всей дури врезал ему по скуле.
– Ты чего, Стрекоза?! Совсем попутался? – заорал Поребрик, медленно, словно при рапидной съемке, отлетая назад.
– Я тебе сто раз повторял: не называй меня Стрекозой! И перестань звенеть, как баба на подстилке, если не хочешь схлопотать пулю в безмозглую башку!
Словно в подтверждение этих слов, раздался стрекот автомата. Очередью скосило пучок искрящих силовых кабелей и разметало ледяные пласты в мелкое крошево.
Поребрик наконец опустился на землю, заерзал и потер скулу.
– Через конвейер пойдем? – серьезно спросил он.
– Да. – Нужный, пригибаясь, побежал вдоль стены. – Только захватим еще одного человека из первой…
– Ты в своем уме? Там же сейчас – самая резня!
– Без него нам не уйти с орбиты!
– Дружок твой яйцеголовый, что ль?…
Стас резко остановился, сделав Поребрику предупредительный знак ладонью. Тот замер и пригнулся, вглядываясь в полумрак штольни.
Возле шахт несколько охранников в скафандрах возились с контрольным пультом управления лифтами. Их прикрывали двое спецназовцев в тяжелой броне и с автоматическими карабинами наперевес.
– Сейчас дыхалово отключат, – тихонько бросил Стас через плечо. – А кроме как через шахты, нам к «первакам» никак не попасть… Твою мать! Не успели…
– Донт ссать, мурзик! – обнадеживающе хлопнул его по спине Поребрик и дюже стремительно для своих габаритов скользнул вперед.
Не успел Нужный помолиться за тупоголового напарника, как тот оказался возле спецназовцев и приложил одного из них здоровенным булыжником по шлему. Вреда от этого идиотского пассажа было чуть, но должный эффект был достигнут: второй боец рефлекторно пальнул в Поребрика. И… совершил главную ошибку в своей жизни: недооценил скорость неуклюжего на вид антисоца…
Поребрик молниеносно ушел с линии атаки, умудрившись швырнуть под пули слегка оглушенного первого спецназовца. Бедолагу снесло очередью, словно былинку, и так приложило о несущие металлоконструкции одного из лифтов, что никакая броня не смогла спасти его от мгновенной потери сознания.
Тем временем Поребрик уже вышиб карабин из рук второго бойца, обалдевшего от подобной наглости, и отправил его в медленный, но не обещающий ничего хорошего полет в открытый зев соседней шахты.
Стас, видя, что теперь перевес на их стороне, рванул на помощь. Он, стараясь не взлетать слишком высоко, проскакал полтора десятка метров и с ходу врезался неуправляемым болидом в кучу охранников, колдовавших возле контрольного пульта. Двое из них отлетели к громоздкому генератору, а третий увернулся и завозился с застежкой кобуры на ремне скафандра.
– Иногда на морозе меч примерзает к ножнам, шкварка! – сумничал Поребрик, отправляя нерадивого молодчика в глубочайший нокаут.
– Лифт пошел! – крикнул Стас, наставляя ствол подхваченного карабина на охранников. – Живо стягивайте скафы, фраерки! Поребрик, этого тоже раздень – нам для Уиндела запасная раковина нужна!
Два раза повторять не потребовалось. Громила содрал с поверженного противника скафандр чуть ли не вместе с кожей и оглянулся на Нужного.
– Чего таращишься, груда мозга? Надевай скорей!
– Да это ж не мой фасончик! – оскалился тот, скидывая громоздкие магнитные ботинки и натягивая нижнюю часть скафа на ляжки. – И размер неподходящий – мне даже на член не налезет!
Стас обломал штырек микрофона, чтобы никто посторонний не слушал их разговоров, и захлопнул шлем. Прокричал через стекло:
– Поребрик, ты где так прыгать резво научился?
– С питерской братвой знавался! – проорал тот в ответ. – Санкциров-копов местных травили по заказу! Или ты думал, я сюда за чужую жинку-внеочередницу залетел?
Стас хмыкнул и повернулся к раздетым охранникам. Повертел пальцем у виска. В шлеме этот жест выглядел довольно комично… Те непонимающе уставились на него.
– Хрен ли моргалы вылупили? Канайте отсюда, сейчас воздух отрубят!
– Хватит с этими курвами возиться! – Поребрик заглянул в кабину подошедшего лифта и удовлетворенно кивнул. – Погнали! Оп! Оп!
Генератор взвыл с новой силой…
На нижнем ярусе, где бунтовщики из первой палаты начали мятеж, царил разгром. Здесь повсюду валялись части мертвых вертухаев вперемешку с обугленными телами антисоцов. Лишь редкие уцелевшие галогенки подсвечивали страшную картину.
Видимо, газовый карман, ставший причиной взрыва, образовался именно в этом месте.
– Ни фига себе! – мотнул головой Поребрик, осматривая бойню. – А я думал – это нам не повезло…
– Хватит звенеть! Ищи ученого, и смываемся отсюда!
– Как он выглядит-то… ученый твой?
– Долго объяснять… Если увидишь кого живого – зови меня.
– Да тут мертвыми в пятнашки можно играть… а уж живых…
– Хорош тоску нагонять – без тебя тошно! Не приведи вакуум с тобой на острове необитаемом оказаться… С ума ведь сведешь за полчаса своим беззаботным пессимизмом!
Стас извлек из груды мерзлой породы забрызганный кровью фонарик и пощелкал выключателем.
– Черт, не работает… Ладно, будем так шарить. Будь ты проклят, «Харон-зеро»…
– Чего бормочешь? – вскинулся Поребрик, брезгливо отпихивая ботинком чью-то оторванную конечность.
Нужный глянул в его шальные глаза через анизотропное стекло шлема и лишь отрицательно помотал головой.
«Вот ведь увязался чертяка мышценосный…» – подумал он, принимаясь расшвыривать киркой искореженные пластиковые переборки, каменные обломки и битый лед, чтобы пробраться в штольню, где работала первая палата.
Вдох, удар на выдохе. Вдох – удар! И еще раз! И еще…
Осколки летели в стороны и за спину. Они были похожи на крошево прошлой жизни. Жизни – разбитой вдребезги одним неудачным рейсом сквозь горизонт.
«Отпусти меня, Харон… Отпусти, отпусти, отпусти же, сволочь! Не тащи в Аид! Дай санкцию на будущее…»
Жаквин Уиндел около десяти минут провалялся возле остановленной конвейерной ленты после взрыва в забое. Концентрация метана в воздухе увеличивалась с каждым мигом. Он дышал мелко и порывисто, в голове помутилось, одна мысль тревожно колотила по вискам: «Лишь бы снова не рвануло от искры, пока не подоспеет помощь…»
Ученый искренне надеялся, что она подоспеет. Даже долгие месяцы, проведенные в лагере, до конца не убили в нем веру в гуманизм.
А напрасно.
Помощи взяться было неоткуда. И все чхать хотели на еще одну никчемную душонку…
Несколько раз Жаквин тщетно пытался дотянуться до кирки, валяющейся в метре от него. Он хотел воспользоваться ею как рычагом, чтобы приподнять тяжелую плиту, придавившую правую ногу. Конечность практически не пострадала, и кости вроде бы остались целы, но вытащить или расстегнуть башмак оказалось невозможно.
Он тянулся рукой с упорством попавшего в капкан зверя, но коченеющие пальцы скребли стылый грунт в каких-то десяти сантиметрах от рукоятки кирки.
Уиндел кричал и звал на помощь до тех пор, пока голосовые связки не отказались подчиняться ему в насыщенной метаном атмосфере штольни. Отчаяние все сильнее стискивало ученого своими невидимыми, но жуткими клещами. Он наконец осознал, что остался совершенно один в этом каменном склепе. Остальные – либо погибли во время взрыва, либо перестреляли друг друга минутой позже. В ушах до сих пор звенели звуки смерти…
– Нелепо-то как… – прошептал Уиндел, рефлекторно дергая намертво застрявшую ногу. Он рассмеялся, чувствуя соленый привкус на губах – то ли слезы текли по лицу, то ли кровь… Вдохнул сладковатый воздух, чувствуя, как сознание мутится, и заорал из последних сил: – Как же все это нелепо! Я ненавижу тебя, Стас Нужный! Господи, холодно-то как… Ты виноват во всем! Слышишь?! Не-на-ви-жу тебя! Слышишь?… Ненавижу…
Рядом загрохотало: обвалилась перегородка, и сквозь облако пыли пробились лучи света, похожие на цветок с тонкими бледными лепестками.
Темный силуэт мелькнул на фоне груды мусора – кто-то расшвыривал пинками труху.
Жаквин, борясь с подступающей тошнотой и ознобом, напряг слух и зрение, как мог…
Глухой басовитый голос донесся из сферы шлема скафандра:
– Слышь, Стреко… тьфу ты! Стас, слышь? Тебя тут проклинает кто-то. Задушевно так, самозабвенно.
Второй силуэт показался из-за подсвеченной кромки завала.
– Уиндел! Вы слышите меня? – Голос Нужного тоже звучал приглушенно. – Жаквин, отзовитесь! Вы где?
– Я ненавижу тебя, Нужный… – прошептал ученый, глядя затухающим взором на свое запястье. На «смертельном обруче» замерцал огонек активации. – Зачем ты пришел?… Я не хочу, чтобы ты спасал меня… Не хочу видеть… видеть…
Уиндел почувствовал, как ноге вдруг стало легче. Сил на то, чтобы открыть глаза, уже не оставалось… Кто-то подхватил его под руки и сунул в нос трубку с противным запахом… Кислород обжег глотку и бронхи живительной морозной струей…
Его принялись облачать в скафандр, который был явно больше на пару размеров.
Хлопок по щеке.
Неприятно…
Хочется заснуть…
Снова мерзкая ладонь бьет по лицу…
На уши давит надтреснутая тишина. Становится легче. Разум на миг проясняется, и будущее мелькает перед ним феерией счастливых лиц и россыпью огней…
Вновь удар по щеке. Сильный и обидный…
На грани слышимости раздается голос:
– Уиндел, не молчите! Говорите со мной! Не молчите!.. Поребрик, глянь, поводки включились! Нужно скорее уходить… По конвейеру… Уиндел, черт тебя дери, да скажи ты хоть что– нибудь, гадина!
– Нужный, подари мне смерть… – одними губами пролепетал Жаквин. – Я не хочу видеть… Сближение уже началось… Ты же можешь, Нужный… Сжалься…
– Как бы не так. – Шепот Стаса ударил в ухо раскатистым набатом. Проник в мозг. Уколол в самое сердце. – Мне необходимо вернуться и понять, Уиндел… Там – на Земле Игрек – осталась частичка моей души…
За все время полета Нужный сумел лишь единственный раз переброситься с Уинделом словечком, за что незамедлительно получил такую «головомойку», что около полусуток провалялся в палате интенсивной терапии лазарета под присмотром бортового врача.
Перед высадкой на космодром «Харона-зеро» их предупредили лишь об одном: не трепаться о собственном прошлом. В каждой камере-палате был стукач, а иногда даже несколько. И подчас невозможно было определить – кому можно доверять, а кому нет. Не сразу, далеко не сразу можно было понять – кто еще остался человеком, а кто уже превратился в мерзкую, готовую на подлость крысу.
На второй день пребывания в лагере Стас собственными глазами увидел, как увели одного из сокамерников, который накануне в припадке тяжелейшей депрессии разболтал, что служил в секретном конструкторском бюро на Ганимеде, где санкционеры– контролеры сознательно браковали проекты нового гравитонного оружия массового уничтожения… После этого бедолагу больше никто не видел.
Охота делиться прошлым пропала сама собой.
Первое время было невыносимо трудно. До отчаяния. До рвоты. До навязчивых мыслей о суициде. Стас, привыкший к комфортной жизни в благоустроенном мире, готов был поверить в то, что находится во власти какого-то кошмарного летаргического сна – настолько окружающая реальность не вписывалась в его представления о современной цивилизации. Он и раньше слышал о комплексах для душевнобольных всякие небылицы, но лишь ощутив на собственной шкуре всю прелесть здешней жизни, понял, насколько сглажены байки. В действительности все оказалось куда поганей.
Несколько раз Нужного избивали до полусмерти свои же сокамерники. На «Хароне-зеро» нарушение тюремных обычаев каралось строго. Независимо от того, знал ты об этих обычаях или в душе не ведал…
Многие ломались и становились шестерками. С такими обращались, как с животными. Хотя куда там! Хуже! Их заставляли чистить парашу, стирать чужое нижнее белье и портки, сметать ладонями пыль с пола, выполнять извращенные прихоти паханов.
Но Стас выжил. Получив пару переломов ребер и лишившись одного коренного зуба, он даже сумел заслужить место на нижнем ярусе койки в своей палате номер 3, что являлось неоспоримым доказательством высокого авторитета.
А вот Жаквину, который попал в абсолютно безбашенную 1-ю палату, повезло меньше. Шестерить он, конечно, не начал, но и нижнего места не получил. Астроном вообще в последние месяцы сильно сдал – осунулся, к былому испугу во взгляде примешались озлобленность и черная тоска… Он стал молчалив и угрюм. Даже на еженедельных прогулках, где антисоцам из разных палат разрешалось разговаривать друг с другом, он избегал встреч со Стасом.
Будни лагерной жизни на маленьком островке жестокости и лишений под названием «Харон-зеро» никого не красили…
А события в остальной Солнечной системе тем временем развивались в бешеном темпе. За каких-то несколько месяцев представления людей о Вселенной перевернулись с ног на голову.
Человечество с разбегу влетело лбом в зеркало. И острые осколки глубоко вошли в плоть.
Такая неправильная и дикая Земля Игрек, неожиданно открытая Стасом, столкнулась с его родной Землей Икс – кисельным миром благополучия и верных решений. С царством санкций.
С самого начала стало ясно: мирно ничего не решить. А после вероломного разведывательного блица, завуалированного под спасательную операцию, шансы на любовные объятия двух родственных цивилизаций резво устремились к нулю.
Официально две звездные системы, между которыми вдруг открылся переход, в состоянии войны не находились. Но…
Все мы прекрасно знаем, каков синтаксический вес этого страшного союза – «но».
Пока объединенные дипломатические корпуса обеих Солнечных обменивались натянутыми любезностями, составляли и подписывали бесконечные пакты, соглашения, резолюции, договоры и декларации, разведки и контрразведки вели свою жуткую игру. Агенты проникали в святая святых политической и экономической жизни, вербовали людей десятками, устраивали саботажи и вынюхивали тайны не только государственного, но и планетарного масштаба.
В то время, как ученые и ведущие умы двух огромных, пугающе схожих цивилизаций восторгались капризом природы, столкнувшим их миры, закатывали ассамблеи и исступленно пытались разобраться в особенностях социальных норм и исторических моделей развития Земли X и Земли Y, военные старались захватить преимущество на границах зоны перехода. В обеих Солнечных возле Точек были стянуты мощнейшие силы космических флотов многих стран, не желающих упустить своего шанса завладеть приоритетными стратегическими объектами в периферийных марсианских областях. Вооруженные столкновения повторялись каждые три-четыре дня.
Одни СМИ разносили по эфиру сфабрикованные для масс информационные бомбы, призванные настроить людей на сотрудничество и терпимость, другие – в открытую подстрекали ополчиться против иноземных интервентов, третьи – вопили о грядущем конце света и небесном возмездии, чем удобряли и без того плодоносную почву для распространения всяческих сект, религиозных фанатиков и масонских обществ… А в это время гигантские энергетические олигополии, воротилы тяжелой промышленности и передовых военных технологий объединялись в союзы под надежным прикрытием политиков и «серых кардиналов» от обоих миров.
Пока бюрократы и прочие пустозвоны продумывали структуру Высшего Декларационного Совета Миров – нового органа власти и контроля, регулирующего отношения между Солнечными, – теневые организации, обладающие реальной властью и влиянием на политической арене, быстренько разделили сферы влияния и спровоцировали локальные военные действия, выгодные для горстки энергетических баронов…
Пока одни вершили историю, другие мололись в ее окровавленных жерновах.
Пока спецслужбы проводили головокружительные секретные операции на поверхности планет и в космосе, обыкновенные люди таращились в экраны мониторов и внимали последним новостным сводкам, ползущим по сети…
Обыкновенные люди до сих пор пребывали в неведении относительно реальных событий, происходящих в зоне контакта. Общественным мнением, как обычно, вальяжно поигрывали.
Среднестатистическому человеку внушали то, что было выгодно среднестатистическому медиамагнату. А что выгодно среднестатистическому медиамагнату? Правильно! Ему выгодно поддерживать наиболее влиятельную в данный момент политическую силу или финансово-промышленную группу. И помогают ему в столь важном деле сотни политтехнологов, специалистов по пиару и мониторингу настроения аудитории, социологов и прочих умненьких клерков, служащих не только себе самим, но и сложнейшей системе санкций.
И в принципе абсолютно по барабану – приляпать к этим вездесущим санкциям ярлык в открытую, как на родной Стасу Земле Икс, или завуалировать их под настом коррупции и прикрыть разномастным тюлем из денежных знаков.
Санкции все равно будут стимулировать все остальное в мире, где человеку стало тесно на банановых пальмах или в сырых пещерах… Санкции на жизнь и смерть, на счастье и боль, на добро и зло, на жену и друга, на взлет и падение, на черное и белое.
Мы зависим от триллионов санкций.
Мы состоим из санкций.
Мы рабы этих придуманных фронтиров…
* * *
Удар, еще один. И еще. Вздох. Удар. Еще удар. Вздох…Под перчатками зудели мозоли от тяжелой кирки, все тело пробирал холод, который проникал в штольни, несмотря на работающие тепловые пушки и термосистемы. Галогеновые фонари слепили глаза, заставляя щуриться.
Вдох. Замах. Удар. Выдох…
– Добро пожаловать на «Харон-зеро», антисоцы, – прохрипел Лева Чокнутый, когда несколько заключенных из другой палаты присоединились к «тройке» в забое. – Меня зовут Лев. А вас?
– Отвали, кретин недобитый, – огрызнулся кто-то из вновь прибывших, принимая носилки с породой.
– Хорошо. Я умолкаю.
Спина взорвалась болью, и Стаса выгнуло дугой. Кирка вылетела из рук. Рядом, получив заряд из шокера, задергались еще несколько антисоцов.
– Пообщаться вздумалось? – заинтересованно щерясь, спросил надзиратель.
Нужный встряхнул головой и сфокусировал на нем взгляд. Это был тот наглый сержант, который полчаса назад обозвал его «курвой».
Парень явно не соображает, что творит. Неужели он думает, что со своим сраным шокером и табельным стволом в кобуре находится здесь в безопасности? Что ж, дело хозяйское. Пусть удар заточкой в спину послужит ему уроком… Ведь рано или поздно он получит свою долю стали или камня под ребро.
Подтянув к себе кирку, Стас поднялся на ноги. Остальные антисоцы тоже вернулись к работе, поглядывая волчьими взглядами через плечо на глупого вертухая.
Мерзлая порода вновь полетела в разные стороны мелким крошевом.
Удар. Вздох. Замах. И так – по замкнутому кругу…
Во время смен, когда не нужно было напрягать мозг, а только совершать до автоматизма отработанные движения, Стасу с избытком хватало времени на то, чтобы осмыслить произошедшие полгода назад события. Он раз за разом вспоминал все детали того злополучного рейса, перехода в Солнечную Игрек, встречи с непривычным миром, знакомства с Верой… Того мимолетного и неожиданного знакомства с женщиной, любившей другого Стаса Нужного. Знакомства, после которого уже невозможно было стать прежним.
Каждый день он думал о ней. Пытался заставить себя забыть ее лицо, голос, тело… но не мог.
«Почему? – гадал Нужный. – Почему я не могу относиться к этой женщине, как к очередной? Быть может, во мне и впрямь поселилась какая-то частичка другого человека – того, кто жил в мире Игрек и нелепо погиб, столкнувшись с астероидом? Быть может, крупицы его жизни и смерти вонзились в меня и застряли прямо в сердце?…»
Замах и удар. Вздох.
А еще у Стаса из головы не выходили слова, сказанные безопасником в шлюзе. Слова обвинения…
Вдруг он и правда – ренегат? Отступник… Как еще объяснить, что он то и дело думает о той грязной Москве, о столпотворении в метро, о сырых улицах, которые показались знакомыми, словно он бродил по ним целую жизнь?
«Что же ты сделал со мной, погибший двойник? Кем я стал?…»
Удар. И еще один…
Почва под ботинками ощутимо вздрогнула.
Антисоцы прекратили махать кирками и переглянулись. Охранники невнятно забормотали что-то в свои рации и обернулись, всматриваясь в освещенное чрево тоннеля. Вдалеке послышался хлопок, и кто-то громко заорал возле стационарного коммуникатора: «Компрессия в нижнем параллельном?! Твою мать! Газкарман…»
Крик прервался.
Громыхнуло так, что у Стаса на миг заложило уши.
Ледяную стену забоя прорвало, словно она была сделана из сигаретной бумаги. Мерзлые каменные осколки буквально изрешетили нескольких надзирателей. Лампы возле прорыва мгновенно погасли, сыпанув стеклом и искрами во все стороны. Пласт породы с грохотом обрушился прямо на основной терминал. Приторно запахло метаном, и тут же газ взорвался, раскидав обломки и тела…
Нужный машинально бросился на землю, чтобы ударная волна не впечатала его в острые выступы.
Шквал горячего воздуха жахнул над головой. В рот набилась холодная, колкая пыль…
Системы индивидуального слежения и контроля отказали, и слегка оглушенные антисоцы с удивлением уставились на погасшие огоньки своих «смертельных обручей» на запястьях.
– Братва, поводки дезактивированы! – заорал Поребрик, проламывая наглому сержанту киркой башку.
Тот даже пикнуть не успел – завалился на спину, хлобыстая кровью. Поребрик матюгнулся, с ненавистью шарахнул по размозженному черепу еще пару раз и страшно просипел:
– Зря каску не нацепил, сучонок! И обзывался зря…
– Братва! На «перваке» бунт! – донеслось из подсвеченного облака пыли, медленно оседающей в условиях малой силы тяжести Харона. – Мочи вертухаев, пока воздух не отрубили!
Стас еле успел отползти в сторону. Автоматная очередь дзенькнула по стылой глыбе вскользь. Несколько пуль застряло в камнях, остальные срикошетили по хаотичным траекториям. Ганс-инвалид взвыл и виртуозно заматерился на дикой смеси русского и неонемецкого – видать, его зацепило.
Лева Чокнутый подобрался к убитому Поребриком охраннику и, пачкаясь в крови, вытащил у того из кобуры пистолет. Щелкнул затвором и принялся без разбора палить в мглу прохода. О том, чтобы найти упор, он не позаботился, поэтому отдачей его отнесло назад и завалило на спину. Чокнутый зачертыхался.
Приблизительно зная расположение соседних тоннелей, Стас прикинул, как проще всего добраться до забоя, где работали антисоцы из первой палаты, и найти Уиндела. Он понимал: минуты через три, максимум пять, секьюрити с центрального поста отключат подачу воздуха в штольни, и бунтовщики задохнутся, не пожелав сложить оружие и сдаться. Если он не успеет до этого время прихватить ученого и смыться по обесточенной конвейерной ленте в сторону перерабатывающего комбината – второго шанса сбежать из этой живодерни не представится.
План был рискованный. Но за последние месяцы Нужный настолько привык к прогулкам по кромке бритвы, что теперь это уже мало его волновало. Хотелось жить! А еще больше хотелось на свободу! Уиндел же ему был нужен в качестве специалиста по навигационному оборудованию, с которым как астроном– орбитальщик был знаком.
Стас прикинул, что может, при удачном стечении обстоятельств, добраться до космодрома и захватить один из грузовых челноков. Если повезет – вывести его на орбиту. Но дальше – одному ему не справиться: бортовые системы ориентации и расчета курса на местных кораблях сильно отличались от привычных «пеликанских». А Уиндел хоть и обладал набором странностей, но был мужиком башковитым. К тому же именно он первым предсказал столкновение двух Солнечных, и Стасу не хотелось оставлять непризнанного гения на растерзание вертухаям да взбесившимся антисоцам…
Нужный, продолжая сжимать кирку в руке, пополз к лифтам. Возле заваленного породой основного терминала охраны его нагнал Поребрик и рывком развернул к себе. Стаса крутануло и чуть было не унесло к противоположной стене – все-таки сила тяжести здесь значительно уступала земной, – но мускулистый здоровяк придержал его за рукав робы и забормотал в лицо, обдавая зловонным дыханием:
– Куда помчался, Стрекоза? Решил один слинять? Не выйдет…
Стас попытался высвободиться, но получил короткий удар в печень и ойкнул от боли. Окровавленная морда Поребрика вновь оказалась прямо перед ним.
– Я знаю, куда ты намылился… Ты улететь отсюда хочешь, Стрекоза! Ты давно слинять задумал, да только мазы не было… Так усекай, масть… Я пойду с тобой. Ты возьмешь меня или сдохнешь. Прямо тут и прямо сейчас! Втюхал?
Нужный вновь дернулся и прошипел:
– Если собрался со мной линять, придется тебе выполнять все, что говорю.
– Согласен.
– Для начала убери свои мерзкие лапы!
Поребрик гнусно ощерился, но руки разжал. Стас отряхнул робу и со всей дури врезал ему по скуле.
– Ты чего, Стрекоза?! Совсем попутался? – заорал Поребрик, медленно, словно при рапидной съемке, отлетая назад.
– Я тебе сто раз повторял: не называй меня Стрекозой! И перестань звенеть, как баба на подстилке, если не хочешь схлопотать пулю в безмозглую башку!
Словно в подтверждение этих слов, раздался стрекот автомата. Очередью скосило пучок искрящих силовых кабелей и разметало ледяные пласты в мелкое крошево.
Поребрик наконец опустился на землю, заерзал и потер скулу.
– Через конвейер пойдем? – серьезно спросил он.
– Да. – Нужный, пригибаясь, побежал вдоль стены. – Только захватим еще одного человека из первой…
– Ты в своем уме? Там же сейчас – самая резня!
– Без него нам не уйти с орбиты!
– Дружок твой яйцеголовый, что ль?…
Стас резко остановился, сделав Поребрику предупредительный знак ладонью. Тот замер и пригнулся, вглядываясь в полумрак штольни.
Возле шахт несколько охранников в скафандрах возились с контрольным пультом управления лифтами. Их прикрывали двое спецназовцев в тяжелой броне и с автоматическими карабинами наперевес.
– Сейчас дыхалово отключат, – тихонько бросил Стас через плечо. – А кроме как через шахты, нам к «первакам» никак не попасть… Твою мать! Не успели…
– Донт ссать, мурзик! – обнадеживающе хлопнул его по спине Поребрик и дюже стремительно для своих габаритов скользнул вперед.
Не успел Нужный помолиться за тупоголового напарника, как тот оказался возле спецназовцев и приложил одного из них здоровенным булыжником по шлему. Вреда от этого идиотского пассажа было чуть, но должный эффект был достигнут: второй боец рефлекторно пальнул в Поребрика. И… совершил главную ошибку в своей жизни: недооценил скорость неуклюжего на вид антисоца…
Поребрик молниеносно ушел с линии атаки, умудрившись швырнуть под пули слегка оглушенного первого спецназовца. Бедолагу снесло очередью, словно былинку, и так приложило о несущие металлоконструкции одного из лифтов, что никакая броня не смогла спасти его от мгновенной потери сознания.
Тем временем Поребрик уже вышиб карабин из рук второго бойца, обалдевшего от подобной наглости, и отправил его в медленный, но не обещающий ничего хорошего полет в открытый зев соседней шахты.
Стас, видя, что теперь перевес на их стороне, рванул на помощь. Он, стараясь не взлетать слишком высоко, проскакал полтора десятка метров и с ходу врезался неуправляемым болидом в кучу охранников, колдовавших возле контрольного пульта. Двое из них отлетели к громоздкому генератору, а третий увернулся и завозился с застежкой кобуры на ремне скафандра.
– Иногда на морозе меч примерзает к ножнам, шкварка! – сумничал Поребрик, отправляя нерадивого молодчика в глубочайший нокаут.
– Лифт пошел! – крикнул Стас, наставляя ствол подхваченного карабина на охранников. – Живо стягивайте скафы, фраерки! Поребрик, этого тоже раздень – нам для Уиндела запасная раковина нужна!
Два раза повторять не потребовалось. Громила содрал с поверженного противника скафандр чуть ли не вместе с кожей и оглянулся на Нужного.
– Чего таращишься, груда мозга? Надевай скорей!
– Да это ж не мой фасончик! – оскалился тот, скидывая громоздкие магнитные ботинки и натягивая нижнюю часть скафа на ляжки. – И размер неподходящий – мне даже на член не налезет!
Стас обломал штырек микрофона, чтобы никто посторонний не слушал их разговоров, и захлопнул шлем. Прокричал через стекло:
– Поребрик, ты где так прыгать резво научился?
– С питерской братвой знавался! – проорал тот в ответ. – Санкциров-копов местных травили по заказу! Или ты думал, я сюда за чужую жинку-внеочередницу залетел?
Стас хмыкнул и повернулся к раздетым охранникам. Повертел пальцем у виска. В шлеме этот жест выглядел довольно комично… Те непонимающе уставились на него.
– Хрен ли моргалы вылупили? Канайте отсюда, сейчас воздух отрубят!
– Хватит с этими курвами возиться! – Поребрик заглянул в кабину подошедшего лифта и удовлетворенно кивнул. – Погнали! Оп! Оп!
Генератор взвыл с новой силой…
На нижнем ярусе, где бунтовщики из первой палаты начали мятеж, царил разгром. Здесь повсюду валялись части мертвых вертухаев вперемешку с обугленными телами антисоцов. Лишь редкие уцелевшие галогенки подсвечивали страшную картину.
Видимо, газовый карман, ставший причиной взрыва, образовался именно в этом месте.
– Ни фига себе! – мотнул головой Поребрик, осматривая бойню. – А я думал – это нам не повезло…
– Хватит звенеть! Ищи ученого, и смываемся отсюда!
– Как он выглядит-то… ученый твой?
– Долго объяснять… Если увидишь кого живого – зови меня.
– Да тут мертвыми в пятнашки можно играть… а уж живых…
– Хорош тоску нагонять – без тебя тошно! Не приведи вакуум с тобой на острове необитаемом оказаться… С ума ведь сведешь за полчаса своим беззаботным пессимизмом!
Стас извлек из груды мерзлой породы забрызганный кровью фонарик и пощелкал выключателем.
– Черт, не работает… Ладно, будем так шарить. Будь ты проклят, «Харон-зеро»…
– Чего бормочешь? – вскинулся Поребрик, брезгливо отпихивая ботинком чью-то оторванную конечность.
Нужный глянул в его шальные глаза через анизотропное стекло шлема и лишь отрицательно помотал головой.
«Вот ведь увязался чертяка мышценосный…» – подумал он, принимаясь расшвыривать киркой искореженные пластиковые переборки, каменные обломки и битый лед, чтобы пробраться в штольню, где работала первая палата.
Вдох, удар на выдохе. Вдох – удар! И еще раз! И еще…
Осколки летели в стороны и за спину. Они были похожи на крошево прошлой жизни. Жизни – разбитой вдребезги одним неудачным рейсом сквозь горизонт.
«Отпусти меня, Харон… Отпусти, отпусти, отпусти же, сволочь! Не тащи в Аид! Дай санкцию на будущее…»
* * *
Человек – самое живучее создание из всех божьих тварей. Даже бактерии и вирусы не чета нашему брату. Даже крысы и тараканы… Венец эволюции чрезвычайно строптив, когда дело касается его собственной шкуры – слишком дешево она стоила раньше, когда холод, голод и пещерный медведь являлись самыми опасными врагами. Теперь же человек торгует своей жизнью по баснословным, астрономическим ценам.Жаквин Уиндел около десяти минут провалялся возле остановленной конвейерной ленты после взрыва в забое. Концентрация метана в воздухе увеличивалась с каждым мигом. Он дышал мелко и порывисто, в голове помутилось, одна мысль тревожно колотила по вискам: «Лишь бы снова не рвануло от искры, пока не подоспеет помощь…»
Ученый искренне надеялся, что она подоспеет. Даже долгие месяцы, проведенные в лагере, до конца не убили в нем веру в гуманизм.
А напрасно.
Помощи взяться было неоткуда. И все чхать хотели на еще одну никчемную душонку…
Несколько раз Жаквин тщетно пытался дотянуться до кирки, валяющейся в метре от него. Он хотел воспользоваться ею как рычагом, чтобы приподнять тяжелую плиту, придавившую правую ногу. Конечность практически не пострадала, и кости вроде бы остались целы, но вытащить или расстегнуть башмак оказалось невозможно.
Он тянулся рукой с упорством попавшего в капкан зверя, но коченеющие пальцы скребли стылый грунт в каких-то десяти сантиметрах от рукоятки кирки.
Уиндел кричал и звал на помощь до тех пор, пока голосовые связки не отказались подчиняться ему в насыщенной метаном атмосфере штольни. Отчаяние все сильнее стискивало ученого своими невидимыми, но жуткими клещами. Он наконец осознал, что остался совершенно один в этом каменном склепе. Остальные – либо погибли во время взрыва, либо перестреляли друг друга минутой позже. В ушах до сих пор звенели звуки смерти…
– Нелепо-то как… – прошептал Уиндел, рефлекторно дергая намертво застрявшую ногу. Он рассмеялся, чувствуя соленый привкус на губах – то ли слезы текли по лицу, то ли кровь… Вдохнул сладковатый воздух, чувствуя, как сознание мутится, и заорал из последних сил: – Как же все это нелепо! Я ненавижу тебя, Стас Нужный! Господи, холодно-то как… Ты виноват во всем! Слышишь?! Не-на-ви-жу тебя! Слышишь?… Ненавижу…
Рядом загрохотало: обвалилась перегородка, и сквозь облако пыли пробились лучи света, похожие на цветок с тонкими бледными лепестками.
Темный силуэт мелькнул на фоне груды мусора – кто-то расшвыривал пинками труху.
Жаквин, борясь с подступающей тошнотой и ознобом, напряг слух и зрение, как мог…
Глухой басовитый голос донесся из сферы шлема скафандра:
– Слышь, Стреко… тьфу ты! Стас, слышь? Тебя тут проклинает кто-то. Задушевно так, самозабвенно.
Второй силуэт показался из-за подсвеченной кромки завала.
– Уиндел! Вы слышите меня? – Голос Нужного тоже звучал приглушенно. – Жаквин, отзовитесь! Вы где?
– Я ненавижу тебя, Нужный… – прошептал ученый, глядя затухающим взором на свое запястье. На «смертельном обруче» замерцал огонек активации. – Зачем ты пришел?… Я не хочу, чтобы ты спасал меня… Не хочу видеть… видеть…
Уиндел почувствовал, как ноге вдруг стало легче. Сил на то, чтобы открыть глаза, уже не оставалось… Кто-то подхватил его под руки и сунул в нос трубку с противным запахом… Кислород обжег глотку и бронхи живительной морозной струей…
Его принялись облачать в скафандр, который был явно больше на пару размеров.
Хлопок по щеке.
Неприятно…
Хочется заснуть…
Снова мерзкая ладонь бьет по лицу…
На уши давит надтреснутая тишина. Становится легче. Разум на миг проясняется, и будущее мелькает перед ним феерией счастливых лиц и россыпью огней…
Вновь удар по щеке. Сильный и обидный…
На грани слышимости раздается голос:
– Уиндел, не молчите! Говорите со мной! Не молчите!.. Поребрик, глянь, поводки включились! Нужно скорее уходить… По конвейеру… Уиндел, черт тебя дери, да скажи ты хоть что– нибудь, гадина!
– Нужный, подари мне смерть… – одними губами пролепетал Жаквин. – Я не хочу видеть… Сближение уже началось… Ты же можешь, Нужный… Сжалься…
– Как бы не так. – Шепот Стаса ударил в ухо раскатистым набатом. Проник в мозг. Уколол в самое сердце. – Мне необходимо вернуться и понять, Уиндел… Там – на Земле Игрек – осталась частичка моей души…