Страница:
– В нижних надо было сразу смотреть, – не выдержал Кордазян.
– Он тоже так решил. Ринулся, да не тут-то было, – одними глазами улыбнулся Егор. – Каким-то образом при разгрузке перемешались все трубы, включая ту одну, заветную. Я тоже ржать начинаю, когда узнаю об этом. И что, – спрашиваю Фимку, – сейчас делает дядя Толя? Ищет до сих пор, – отвечает Гамаюнов, – лазает по куче, заглядывает поочередно в каждую дырку. А когда его прораб попытался полчаса назад снять, дядя Толя его послал на хер и заявил, что должен во что бы то ни стало найти эту трубу, даже если в ней одни осколки остались.
Кордазян как-то неуверенно усмехнулся, но почти сразу замолк. Нахмурился и поглядел на Лабура своими неподвижно-голубыми глазами.
– Ты же обещал историю со смыслом рассказать. А здесь только смешно чуть-чуть, но чего-то особого смысла я не догоняю.
Егор в последний раз проверил данные, поступающие с датчиков кронштейнов, на которых были закреплены концы тросов, и принялся натягивать легкий скафандр.
– А смысл очень простой, – наконец изволил он ответить Кордазяну. – Каждый из нас планирует что-то с вечера. Рассчитывает и надеется. А ночью кто-то вдруг – бац!.. и сваливает на все задуманное еще 560 труб. И приходится человеку либо смириться с таким прискорбным фактом, либо пытаться найти ту единственную, прощу прощения, дырку, в которую все надежды были вбуханы. А внутри, даже если найдешь, может запросто оказаться лишь горстка битого стекла.
Егор защелкнул перчатки, пристегнулся к креслу ремнями крест– накрест и положил на подлокотник инъектор с седативином.
Кордазян еще некоторое время почесывал чисто выбритый подбородок и смотрел на бывшего кавторанга: убийцу и саботажника, приговоренного к участию в испытательном проекте «Удар» и согласившегося разделить эту участь с другими одиннадцатью преступниками взамен смертной казни.
– Это и впрямь хорошая история. Со смыслом. Я запомню ее, – медленно проговорил Кордазян, неуклюже забираясь в свой скафандр. – А что же насчет тебя, Лабур? Ты нашел свою… единственную… среди кучи металлолома, наваленного кем-то ночью?
Егор снова улыбнулся одними глазами. И в зрачках отразился слепой космос.
– Нашел. Только там уже были осколки.
Каждая «сота» представляла собой сложнейшую систему силовых модулей, накопителей, поглотителей и электромагнитных камер наведения. Любой мало-мальски разбирающийся в военно-космической технике человек узнал бы в них фокусирующие зоны комплексов подавления «Надир– G», которыми комплектовались орудия главного калибра современных линкоров. «Надиры» превосходили по мощности комплексы предыдущего поколения «Радиант– G» в несколько раз.
Всего в нелепой на вид конструкции было двенадцать «сот».
Заряд направленной гравитонной аномалии каждого излучателя был способен превратить в пустое место все льды Антарктиды…
Используя совокупную импульсную энергию всей системы, высшие чины российско-китайского ведомства СКВП планировали уничтожить комету Кила, которая на скорости в одну двухтысячную световой относительно Солнца приближалась к плоскости эклиптики со стороны созвездия Цефея.
В этом и состояла основная задача проекта «Удар», который тщательно планировался на протяжении нескольких месяцев.
Комета не являлась угрозой ни для одной из населенных областей Солнечной Y, даже для Марса и его спутников, от которых должна была пройти относительно недалеко. Это было небесное тело, которое не вращалось вокруг Солнца по вытянутой орбите, как большинство известных комет. Кила летела себе откуда-то из дальнего уголка галактики и, по расчетам, не собиралась задерживаться возле желтой звезды. Она собиралась пронзить плоскость эклиптики, вильнув роскошным хвостом, и свободно уйти в свое бесконечное путешествие среди разреженного межзвездного газа, ибо скорость ее намного превышала третью космическую.
Кила обещала дивное зрелище. И вовсе – ничего плохого.
Но комете не повезло. Она оказалась не в то время не в том месте: в системе, населенной милитаристической цивилизацией, обреченной на затяжной конфликт с родственничками и болезненный коллапс.
Уничтожение Килы было событием исключительно показательным. Проект «Удар» задумывался как недвусмысленная демонстрация мускулов военным и чиновникам из Солнечной X.
В присутствии сторонних наблюдателей из космических держав обеих систем планировалось превратить бедную Килу в фейерверк элементарных частиц и каскады излучения путем гравитонного удара невиданной силы.
Для накопления столь мощного заряда необходимо было собрать практически весь российско-китайский флот Игреков, чтобы корабли могли сбросить свою энергию на сотовую систему «Удара», где она одним фокусированным пучком аномалии Вайслера – Лисневского должна была уничтожить тяжеловесную комету, несущуюся на скорости около 150 километров в секунду.
Да только вот не планировало командование, что со стороны свихнувшихся на своих санкциях Иксов пожалует не пара десятков крейсеров с сопровождением, а практически весь объединенный флот…
Поэтому в зоне безопасности предстоящей показательной акции царила напряженная атмосфера. Это – если очень-очень мягко выразиться.
Ой не сумели где-то на холодных пиках хребтов власти толком договориться сильные миров сих. Те, чьи мотивы лишены возвышенных и чересчур эмоциональных окрасов. Ой не смогли они к консенсусу прийти…
А ведь и с той и с другой стороны знали, что обе Солнечные с каждым мигом набирают скорость, мчась навстречу друг другу. Об этом уже судачили не только политики, военные и СБ, об этом уже вопили ученые, недоуменно балаболили СМИ и потихоньку перешептывались обычные люди, боязливо задирая головы к небу и ощущая неведомый страх, как в древние времена.
Страх еще не предстал во всей красе объективной информации и магии официальных сводок. Поэтому основная масса пока не верила. Но числа, в отличие от нас, не умеют врать. И эти бесстрастные числа астрономических наблюдений и расчетов уже вырвались на свободу из-под чуткого взора спецслужб, они уже прокладывали себе путь в сердца и умы самых обыкновенных людей из двух зеркальных Солнечных.
Числа в своей отрешенной манере повествовали о грядущей душегубке.
Приближался момент истины.
В мире или в войне ждать неминуемого конца света? Зловеще выступал на первый план этот простой с виду вопрос…
И каждый здравомыслящий человек мог дать на него простой с виду ответ.
Лабур открыл глаза, и мир вспыхнул феерией образов. Нужно было сосредоточиться, чтобы не потерять сознание во время последнего накопительного заряда, поступающего на «соты» от кораблей флота…
А побочные эффекты седативина давали жару.
Взгляд пытался зацепиться за какую-нибудь конкретную деталь, но то и дело срывался в беспорядочное блуждание и терял фокус. Стекло шлема… Неизлечимо красивый хвост Килы, до мерзлого ядра которой оставалось лишь дотянуться рукой и сжать его в кулаке, раздавить… Обиженные бледные строки специально перезагруженной «оси» бортовой машины, висящие в воздухе… Едва уловимое периферийным зрением движение руки напарника, сидящего в соседнем кресле…
– Тут даже не корреляция с индексом, – вдруг очень четко сказал Кордазян. Эхо дважды повторило его слова в наушниках шлема. – Тут самая обыкновенная линейная зависимость.
– В чем? – поддержал разговор Егор, чтобы не забыться.
– Если, по их расчетам, 12 «Надиров» достаточно для уничтожения Килы, то без особого труда можно посчитать, сколько хватит, чтобы дистабилизировать ядро Земли со всеми вытекающими. Или просто разнести планету на кварки.
Лабур с усилием сфокусировал взгляд на строке обратного отсчета. Число медленно, попиксельно сменилось с 35 на 34.
– Гордись, – сказал он, стараясь побороть надвигающуюся тошноту. – Только что ты придумал новую физическую единицу измерения. Надир.
– Горжусь, – ответил Кордазян. И тупо уточнил: – А что ею меряют?
– Мощность направленного гравитонного импульса.
– Слушай, а ведь – правда! Надо будет предложить командованию, когда очухаемся. Пусть передадут ученым, а вдруг приживется?
Егор вновь посмотрел на цифры, оставшиеся до активации накопителей. 2 и 3. Значит: 23. Как медленно идет время…
– Кстати, – озвучил он мысль, внезапно пришедшую на ум, – если следовать твоей теории линейной зависимости мощности гравиимпульса, требуемой для полного G-распада тела определенной массы, то, чтобы разнести звезду типа нашего Солнышка, нужно всего лишь… э-э… примерно…
– Нет, – колоколом отозвался в вакууме голос Кордазяна. – Видимо, все-таки придется коррелировать…
– Успеешь еще покоррелировать пару раз перед смертью!
Егору вдруг стало очень смешно от собственной площадной шутки. Он хотел было открыть рот, чтобы рассмеяться, но губы уже намертво слиплись. В мозгах зажужжало. На барабанные перепонки навалилась вселенская тяжесть. Глаза резанул нестерпимый свет, болезненный даже сквозь сомкнутые веки. Кишечник сжался в узел, а пищевод судорожно попытался вытолкнуть из себя несуществующую пищу…
Все шесть истребителей содрогнулись, словно тычинки цветка, по которому со всей дури пнули увесистым ботинком.
Это накопители комплекса «Удар» приняли в себя второй – и последний – заряд от сотен различных военных и гражданских кораблей. И русско-китайский флот Солнечной Y, отдав две трети энергии «сотам», повис обездвиженной в янтаре мухой.
Сильнейший электромагнитный импульс выбил всю электронику на «Хамелеонах», удерживающих драгоценную сердцевину в нужной пространственной ориентации. В самих «сотах» при этом полностью сохранялась целостность цепей, магнитных катушек, триодных схем и прочих сложных систем. Но управлять дистанционно заряженным комплексом было невозможно: радиоволны не проходили сквозь высоконапряженные поля, окружающие «соты». Именно из-за такого парадокса и нужны были живые люди для осуществления грандиозного замысла командования. Ведь именно они меняли сгоревшие компрессоры и реле, заливали новый электролит в аккумуляторы, «прозванивали» цепи, загружали операционки, рестартовали бортовые компьютеры «Хамелеонов-12», в общем: вручную делали рутинную работу, которая до сих пор не под силу даже самым умным машинам…
А затем им предстояло – с помощью нескольких точных отработок двигателями – подергать за тросы и подправить «соты» таким образом, чтобы гравитонный импульс невиданной силы попал по комете Кила, а не куда-то там еще.
Проще простого, скажет тот, кто не знает: на всё про всё у экипажей шести истребителей имелось чуть больше часа. Потому что после этого, по расчетам, должна была произойти боевая разрядка «сот». Автоматически.
Проще простого.
– С неделю назад я видел на станции чувака, который ради научной ценности эксперимента добровольно пережил ЭМ– импульс подобной мощности без избирательного угнетения сильными седативными средствами структур мозга, регулирующих эмоции, – сказал Кордазян, осторожно отстегиваясь и всплывая над приборной панелью. – У него потом так интересно слюна по парадному кителю стекала.
– Не слишком ли ты умный для пилота-штрафника?… – морщась от головокружения, спросил Лабур.
– Я, прежде чем здесь оказаться, полгода в одиночке провел. Читал все, что перепадало от охранников: техническую литературу, медицинскую, немного математики и физики… – объяснил Кордазян. И с обидой в голосе добавил: – А вот обычной беллетристики с картинками, изверги, не давали.
Егор поморгал, приходя в себя после укола механического шприца, встроенного в предплечье скафандра. Раствор, нейтрализующий седативин, уже растекался по жилам.
Он тоже отстегнул ремни и, аккуратно подтянувшись к потолку, отсоединил ящик с инструментами.
– Ладно, хватит трепаться. У нас полчаса, чтобы привести машину в чувство.
Кордазян хотел привычным движением почесать выбритый подбородок, но пальцы в перчатке стукнулись о стекло шлема, и он чертыхнулся. Достал из широкого кармана светохимический стержень и переломил его. Рубка постепенно наполнилась зеленоватым мерцанием.
– Помнишь, о чем мы болтали, когда приход от транков был? – сердито спросил Егор, колыхая перед собой эластичный пакет с электролитом.
– Помню. Я изобрел новую единицу измерения.
– А про практическое применение сверхмощного гравитонного оружия?
Кордазян закончил отвинчивать кожух основного распределителя и чуть было не упустил в свободный полет отвертку. Вновь чертыхнулся.
– Между прочим, Солнце вовсе не обязательно уничтожать, – наконец откликнулся он. – Что-то ты разговорчивый стал, командир, а?
– А ты – неулыбчивый, – огрызнулся Лабур.
Кордазян немедленно осклабился.
Лабур нахмурился и замолчал.
Через минуту напряженной работы и пыхтенья в наушниках Егор все же поинтересовался:
– И что же еще можно сделать с Солнцем, по-твоему? Уж не столкнуть ли с курса, по которому некая неведомая сила тащит его к точке встречи с другим Солнцем?
– Слушай, командир, вот ты вроде умный мужик, хоть и сволочь порядочная, а таких вещей простых понять не можешь.
– Я не сволочь, – холодно сказал Егор, пробуя «прозвонить» цепь пусковых модулей главного реактора. – Я просто плохой человек.
– А это не одно и то же разве? – удивился второй пилот.
– Совершенно.
– Ну ладно, убедил. Я в твою мудреную философию вникать не собираюсь: она мне ни на какую дулю не спеклась. Я о другом толкую. Ты пойми: чтобы Солнце взорвать или с галактической или какой-то еще другой орбиты сместить, у обеих наших доблестных цивилизаций не хватит энергии еще по меньшей мере лет двести. Это с учетом того, что, если ученые не врут, осталось нам в лучшем случае – двенадцать.
– А что ж еще-то можно сделать с двумя звездными системами, которые вот-вот столкнутся? – хмыкнул Егор. – В параллельный мир отправить? Не смешно даже. Хватит, открыли вон проход в один такой… Так он на нас сразу понесся на всех парах.
– Знаешь, командир, я тоже после всего этого немного в мистику стал верить, но так и не научился ей доверять. Сказки – удел богатых воображением детей или бедных духом взрослых. Никому из нас не под силу погасить или сдвинуть Солнце…
– Сейчас обоссусь от твоей риторики.
– А вот превратить его в сверхновую – мы способны.
Егор замер посреди рубки вверх ногами и уставился на Кордазяна, как на сумасшедшего.
– Ты седативин себе точно колол перед активацией накопителей? – осторожно спросил он.
– Колол, колол, – отмахнулся тот. – Пока, конечно, мы можем сделать из Солнца сверхновую лишь в теории. Но если сегодняшние испытания увенчаются успехом – гонка вооружений может пойти такими темпами, что через несколько лет человечество… точнее, человечества будут обладать достаточно мощным оружием для реализации сего забавного плана. Время и обстоятельства всегда диктуют уровень и количество средств уничтожения, которые мы изобретаем и создаем. Неужели ты никогда не задумывался об этом, командир?
Лабур несколько секунд обескураженно молчал, стараясь найти изъян в логике напарника. Не найдя, спросил:
– Но какой смысл?
– Очень простой вероятностный расчет: если одна из двух интересующих всех нас звезд вдруг коллапсирует и вспыхнет сверхновой, это, возможно – подчеркиваю: возможно! – немного собьет ее с траектории движения…
– Бред. К тому времени, если ускорение не изменится, скорость станет уже такой, что даже незначительное отклонение рожденной сверхновой не спасет вторую Солнечную от гибели. К тому же, достигнув релятивистской скорости… Да что я распинаюсь, в самом деле. Здесь миллионы «но».
– Совершенно верно, – кивнул Кордазян, глядя на Лабура сквозь стекло шлема своими неподвижно-голубыми глазами. – Миллионы «но». И так тянет попробовать: «а вдруг?…» Не правда ли?
– Ты псих.
Егор тяжело выдохнул и вернулся к работе.
Кордазян чуть заметно пожал плечами, отвернулся и принялся уверенно ковыряться в магнитной катушке так, что Лабуру осталась видна лишь его спина и движущиеся локти на фоне заиндевевшего обзорного стекла.
После минуты тишины Егор услышал в наушниках тихий голос напарника:
– А теперь на секунду представь, что у Иксов уже есть такое оружие. Я ни в коей мере не утверждаю. Лишь трезво прогнозирую ситуацию.
Лабур промолчал.
– А вообще мне кажется, – после небольшой заминки сказал Кордазян, – мы ведем все эти дурацкие разговоры, вроде как чтобы о предстоящей смерти не думать. Не считаешь?
Лабур вновь не ответил. Он запустил реактор, и стало слышно негромкое воркование в резервуарах охлаждения. Собрался включить общее освещение и приступить к инсталляции программ на бортовой компьютер.
– Погоди, не включай свет, – остановил его Кордазян, прикрывая рукавом зеленоватое сияние, исходившее от светостержня. – Глянь-ка. Когда еще такую красоту увидишь…
Егор обернулся.
Зрелище было и впрямь масштабным, завораживающим. Комета уже приблизилась настолько, что можно было невооруженным глазом разглядеть светло-серое ядро, похожее по форме на гигантскую запятую. Солнечные и космические лучи разогревали его пока не очень сильно, и поэтому хвост только-только появлялся в кильватере несущегося небесного тела. Подсвеченные сбоку частички льда, растянувшиеся на многие тысячи километров, напоминали серебристую змейку.
Вблизи Кила оказалась даже изящнее, чем можно было себе представить. Очутившись здесь, совсем рядом, и созерцая неземное мерцание кометы, невольно замирало сердце, и хотелось думать о тех бесконечных просторах, через которые ей пришлось пролететь. Думать о месте, занимаемом крошечными человеческими цивилизациями в межзвездных безднах.
Что-то шевельнулось в душе Егора. Какое-то странное чувство, всплывшее из прошлого и повисшее незримым пятном в невесомости темной рубки истребителя. Это было что-то из детства или юности. Что-то захватывающее сердце и разум, как призрачный свет Килы.
Ему вспомнилась вдруг первая встреча с Верой. Перрон провинциального вокзала, поезд, прибывающий из столицы, он – в форме курсанта летного училища, и она – в белой блузке и брюках, которые совсем не сочетались со спортивной сумкой.
Ему вспомнились ее глаза в тот момент. Чистые, ждущие какого– то крошечного чуда…
Время стерло все. Они с женой уже очень давно не принадлежали друг другу. Любовь деградировала в ненависть – тихую и размеренную, словно осенний дождь. Капля света, похожего на свет кометы, была миллиарды лет назад раздавлена черной утробой космоса.
А глаза, ждущие чуда, так и стояли перед ним полупрозрачным призраком будущей трагедии…
Лабур резко подтянулся к панели общего управления электроснабжением и включил освещение. Рубка наполнилась бледным сиянием неона, вмиг стершим морок прошлого.
– Работать, – сказал он, ощущая, как в груди исчезает чувство потери. – Нужно работать.
Кордазян с сожалением вздохнул и отпустил ставший бесполезным бледный светостержень. Тот медленно поплыл прочь.
«Лабур, ты еще жив, сукин сын? Странно, – тепло приветствовал его контр-адмирал. – Видно, вакуум благосклонен к пидрилам».
– Все бортовые системы на моем «Хамелеоне» функционируют в штатном режиме, – не обращая внимания на скотство командующего, доложил Егор. – Остальные машины, судя по докладам, тоже в порядке. Через минуту начинаем пространственную коррекцию «сот».
«Отставить, – тяжело вздохнув, скомандовал Рух. Лабур в глубине души был рад, что видеоизображения не было и он не видел дебильную физиономию своего главного ненавистника. – Приказываю перейти на закрытую внутреннюю частоту флота по коду 12-л».
Егор удивленно приподнял брови и покосился на Кордазяна. Тот лишь почесал подбородок и пожал плечами.
Лабур поменял частоту. Тут же щелкнул голограф, и над приборной панелью появилась фигура тучного мужчины с рассыпчатой копной седых волос. Он словно повис на фоне звездного космоса за обзорным стеклом. А комета как раз «пронзала» широкую, увешанную орденами грудь.
– Говорит глава СКВП России Леонид Тишин, – произнес мужчина, заставляя Кордазяна и даже Лабура невольно приосаниться. – Проект «Удар» вступает в завершающую стадию. На достижение нашей общей цели по показательному уничтожению кометы Кила и испытанию сотового гравитонного оружия потрачено много средств, времени и труда. Вы находитесь на самом острие иглы. Вы – преступники, которые выбрали почетную смерть при исполнении последнего долга, а не унизительную порцию снотворного в карательных камерах тюрем. Это делает вам честь, хоть как-то искупает грехи.
Кордазян протянул руку и коснулся плеча Лабура.
– Чего это он нам такую пафосную речь решил впендюрить? – шепнул он.
– Окрыляет на бессмертный подвиг и жаждет потом написать в честь нас оду, – так же тихо огрызнулся Егор.
– Слушай, ну чего ты такой злой, а? Недодрочил в карцере? – окрысился Кордазян.
– Заткнись.
Тишин продолжил.
– Через несколько минут «соты» разрядятся, не в силах сдерживать в своих накопителях такое количество энергии. Это будет самый мощный удар, который нанесет наше человечество. Это будет больше чем поток направленной гравитонной аномалии, это будет удар судьбы, который, возможно, положит начало новой эре в отношениях с Иксами.
Глава СКВП осекся, и даже на голограмме было видно, как сдвинулись его брови. В эфире повисло шипящее молчание. Никто из пилотов «Хамелеонов-12» не понимал, с чего вдруг столь высокой шишке вздумалось высказывать напутствия. Ведь их участь была давно решена, они фактически были уже мертвы.
Леонид Тишин поднял громоздкую голову и посмотрел прямо в глаза всем, кто его слушал. И Егор внезапно для себя отшатнулся от этого взгляда.
Что-то было не так.
Как выражался один его бывший сослуживец: «Кто-то где-то кого-то основательно наиппал».
– Экипажи «Хамелеонов», внимание! – ледяным тоном произнес Тишин. – В данный момент на ваши навигационные модули поступает информация о новых маневрах, воздействующих на пространственную ориентацию «сот». Приказываю подтвердить получение коррекционных данных контр-адмиралу Руху и немедленно приступить к выполнению необходимых отработок жидкостными двигателями. До разрядки осталось десять минут. Поможет нам всем бог.
Изображение исчезло. В голографе щелкнуло, и кулер внутри прибора затих.
По каналу ближней связи донеслась мудреная китайская брань пилота одного из истребителей. Затем кто-то другой озадаченно произнес:
«Чего это им в голову взбрело в последний момент?»
Кордазян как-то по-детски набычился в своем кресле и проворчал:
– Я не понял, мы по комете не будем стрелять, что ли?
Лабур вывел на главный экран полученные только что координаты новой цели. Он обалдело вытаращился на вязь кривых и чисел. Пробежал пальцами по клавиатуре, отсекая лишнюю информацию и оставляя главное: вектор атаки и координаты цели.
Егор уже понимал, что это за «цель»…
Кордазян глянул на упрощенную картинку и замер на несколько секунд.
– Ох ёпть… – Он аж поморгал, когда понял суть предстоящего маневра. А потом на его лице медленно стала проступать хищная улыбка человека, которому совершенно нечего терять. – А что… пожалуй, это они круто придумали. Сориентировались, так сказать, по ситуации.
По дальней связи прорезался Рух.
«Всем экипажам! Подтвердить получение кодированного пакета данных и его корректную дешифровку! Доложить о готовности бортовых систем к проведению предстоящего маневра!»
В эфир посыпались доклады, сопровождаемые крепкими словечками и восторженными ремарками.
– На связи командир экипажа тяжелого истребителя «Хамелеон-12», литера «Е», – бесцветным тоном проговорил Лабур. – Докладываю: трансферинг коррекционных пакетов прошел успешно, полученные данные загружены в центральный компьютер, все просчеты завершены. Мой борт готов приступить к маневрам.
«Включить зажигание, – скомандовал контр-адмирал дрогнувшим голосом. – Это момент истины, ребята. Или – или. Готовность шесть минут… Начать разворот „сот“.
– Он тоже так решил. Ринулся, да не тут-то было, – одними глазами улыбнулся Егор. – Каким-то образом при разгрузке перемешались все трубы, включая ту одну, заветную. Я тоже ржать начинаю, когда узнаю об этом. И что, – спрашиваю Фимку, – сейчас делает дядя Толя? Ищет до сих пор, – отвечает Гамаюнов, – лазает по куче, заглядывает поочередно в каждую дырку. А когда его прораб попытался полчаса назад снять, дядя Толя его послал на хер и заявил, что должен во что бы то ни стало найти эту трубу, даже если в ней одни осколки остались.
Кордазян как-то неуверенно усмехнулся, но почти сразу замолк. Нахмурился и поглядел на Лабура своими неподвижно-голубыми глазами.
– Ты же обещал историю со смыслом рассказать. А здесь только смешно чуть-чуть, но чего-то особого смысла я не догоняю.
Егор в последний раз проверил данные, поступающие с датчиков кронштейнов, на которых были закреплены концы тросов, и принялся натягивать легкий скафандр.
– А смысл очень простой, – наконец изволил он ответить Кордазяну. – Каждый из нас планирует что-то с вечера. Рассчитывает и надеется. А ночью кто-то вдруг – бац!.. и сваливает на все задуманное еще 560 труб. И приходится человеку либо смириться с таким прискорбным фактом, либо пытаться найти ту единственную, прощу прощения, дырку, в которую все надежды были вбуханы. А внутри, даже если найдешь, может запросто оказаться лишь горстка битого стекла.
Егор защелкнул перчатки, пристегнулся к креслу ремнями крест– накрест и положил на подлокотник инъектор с седативином.
Кордазян еще некоторое время почесывал чисто выбритый подбородок и смотрел на бывшего кавторанга: убийцу и саботажника, приговоренного к участию в испытательном проекте «Удар» и согласившегося разделить эту участь с другими одиннадцатью преступниками взамен смертной казни.
– Это и впрямь хорошая история. Со смыслом. Я запомню ее, – медленно проговорил Кордазян, неуклюже забираясь в свой скафандр. – А что же насчет тебя, Лабур? Ты нашел свою… единственную… среди кучи металлолома, наваленного кем-то ночью?
Егор снова улыбнулся одними глазами. И в зрачках отразился слепой космос.
– Нашел. Только там уже были осколки.
* * *
Полдюжины тяжелых истребителей «Хамелеон-12» замерли в вершинах воображаемой треугольной призмы. Их двигатели были отключены, орудия дезактивированы. К борту каждого «Хамелеона» крепился сегментированный титановый трос. Шесть таких сверхпрочных «нитей» тянулись к центру исполинской призмы и удерживали конструкцию, похожую на огромные пчелиные соты. Вокруг даже невооруженным глазом можно было заметить темно-лиловое марево гравитонной аномалии, преломляющей и рассеивающей звездный свет.Каждая «сота» представляла собой сложнейшую систему силовых модулей, накопителей, поглотителей и электромагнитных камер наведения. Любой мало-мальски разбирающийся в военно-космической технике человек узнал бы в них фокусирующие зоны комплексов подавления «Надир– G», которыми комплектовались орудия главного калибра современных линкоров. «Надиры» превосходили по мощности комплексы предыдущего поколения «Радиант– G» в несколько раз.
Всего в нелепой на вид конструкции было двенадцать «сот».
Заряд направленной гравитонной аномалии каждого излучателя был способен превратить в пустое место все льды Антарктиды…
Используя совокупную импульсную энергию всей системы, высшие чины российско-китайского ведомства СКВП планировали уничтожить комету Кила, которая на скорости в одну двухтысячную световой относительно Солнца приближалась к плоскости эклиптики со стороны созвездия Цефея.
В этом и состояла основная задача проекта «Удар», который тщательно планировался на протяжении нескольких месяцев.
Комета не являлась угрозой ни для одной из населенных областей Солнечной Y, даже для Марса и его спутников, от которых должна была пройти относительно недалеко. Это было небесное тело, которое не вращалось вокруг Солнца по вытянутой орбите, как большинство известных комет. Кила летела себе откуда-то из дальнего уголка галактики и, по расчетам, не собиралась задерживаться возле желтой звезды. Она собиралась пронзить плоскость эклиптики, вильнув роскошным хвостом, и свободно уйти в свое бесконечное путешествие среди разреженного межзвездного газа, ибо скорость ее намного превышала третью космическую.
Кила обещала дивное зрелище. И вовсе – ничего плохого.
Но комете не повезло. Она оказалась не в то время не в том месте: в системе, населенной милитаристической цивилизацией, обреченной на затяжной конфликт с родственничками и болезненный коллапс.
Уничтожение Килы было событием исключительно показательным. Проект «Удар» задумывался как недвусмысленная демонстрация мускулов военным и чиновникам из Солнечной X.
В присутствии сторонних наблюдателей из космических держав обеих систем планировалось превратить бедную Килу в фейерверк элементарных частиц и каскады излучения путем гравитонного удара невиданной силы.
Для накопления столь мощного заряда необходимо было собрать практически весь российско-китайский флот Игреков, чтобы корабли могли сбросить свою энергию на сотовую систему «Удара», где она одним фокусированным пучком аномалии Вайслера – Лисневского должна была уничтожить тяжеловесную комету, несущуюся на скорости около 150 километров в секунду.
Да только вот не планировало командование, что со стороны свихнувшихся на своих санкциях Иксов пожалует не пара десятков крейсеров с сопровождением, а практически весь объединенный флот…
Поэтому в зоне безопасности предстоящей показательной акции царила напряженная атмосфера. Это – если очень-очень мягко выразиться.
Ой не сумели где-то на холодных пиках хребтов власти толком договориться сильные миров сих. Те, чьи мотивы лишены возвышенных и чересчур эмоциональных окрасов. Ой не смогли они к консенсусу прийти…
А ведь и с той и с другой стороны знали, что обе Солнечные с каждым мигом набирают скорость, мчась навстречу друг другу. Об этом уже судачили не только политики, военные и СБ, об этом уже вопили ученые, недоуменно балаболили СМИ и потихоньку перешептывались обычные люди, боязливо задирая головы к небу и ощущая неведомый страх, как в древние времена.
Страх еще не предстал во всей красе объективной информации и магии официальных сводок. Поэтому основная масса пока не верила. Но числа, в отличие от нас, не умеют врать. И эти бесстрастные числа астрономических наблюдений и расчетов уже вырвались на свободу из-под чуткого взора спецслужб, они уже прокладывали себе путь в сердца и умы самых обыкновенных людей из двух зеркальных Солнечных.
Числа в своей отрешенной манере повествовали о грядущей душегубке.
Приближался момент истины.
В мире или в войне ждать неминуемого конца света? Зловеще выступал на первый план этот простой с виду вопрос…
И каждый здравомыслящий человек мог дать на него простой с виду ответ.
* * *
Коротко пискнул сигнал минутной готовности.Лабур открыл глаза, и мир вспыхнул феерией образов. Нужно было сосредоточиться, чтобы не потерять сознание во время последнего накопительного заряда, поступающего на «соты» от кораблей флота…
А побочные эффекты седативина давали жару.
Взгляд пытался зацепиться за какую-нибудь конкретную деталь, но то и дело срывался в беспорядочное блуждание и терял фокус. Стекло шлема… Неизлечимо красивый хвост Килы, до мерзлого ядра которой оставалось лишь дотянуться рукой и сжать его в кулаке, раздавить… Обиженные бледные строки специально перезагруженной «оси» бортовой машины, висящие в воздухе… Едва уловимое периферийным зрением движение руки напарника, сидящего в соседнем кресле…
– Тут даже не корреляция с индексом, – вдруг очень четко сказал Кордазян. Эхо дважды повторило его слова в наушниках шлема. – Тут самая обыкновенная линейная зависимость.
– В чем? – поддержал разговор Егор, чтобы не забыться.
– Если, по их расчетам, 12 «Надиров» достаточно для уничтожения Килы, то без особого труда можно посчитать, сколько хватит, чтобы дистабилизировать ядро Земли со всеми вытекающими. Или просто разнести планету на кварки.
Лабур с усилием сфокусировал взгляд на строке обратного отсчета. Число медленно, попиксельно сменилось с 35 на 34.
– Гордись, – сказал он, стараясь побороть надвигающуюся тошноту. – Только что ты придумал новую физическую единицу измерения. Надир.
– Горжусь, – ответил Кордазян. И тупо уточнил: – А что ею меряют?
– Мощность направленного гравитонного импульса.
– Слушай, а ведь – правда! Надо будет предложить командованию, когда очухаемся. Пусть передадут ученым, а вдруг приживется?
Егор вновь посмотрел на цифры, оставшиеся до активации накопителей. 2 и 3. Значит: 23. Как медленно идет время…
– Кстати, – озвучил он мысль, внезапно пришедшую на ум, – если следовать твоей теории линейной зависимости мощности гравиимпульса, требуемой для полного G-распада тела определенной массы, то, чтобы разнести звезду типа нашего Солнышка, нужно всего лишь… э-э… примерно…
– Нет, – колоколом отозвался в вакууме голос Кордазяна. – Видимо, все-таки придется коррелировать…
– Успеешь еще покоррелировать пару раз перед смертью!
Егору вдруг стало очень смешно от собственной площадной шутки. Он хотел было открыть рот, чтобы рассмеяться, но губы уже намертво слиплись. В мозгах зажужжало. На барабанные перепонки навалилась вселенская тяжесть. Глаза резанул нестерпимый свет, болезненный даже сквозь сомкнутые веки. Кишечник сжался в узел, а пищевод судорожно попытался вытолкнуть из себя несуществующую пищу…
Все шесть истребителей содрогнулись, словно тычинки цветка, по которому со всей дури пнули увесистым ботинком.
Это накопители комплекса «Удар» приняли в себя второй – и последний – заряд от сотен различных военных и гражданских кораблей. И русско-китайский флот Солнечной Y, отдав две трети энергии «сотам», повис обездвиженной в янтаре мухой.
Сильнейший электромагнитный импульс выбил всю электронику на «Хамелеонах», удерживающих драгоценную сердцевину в нужной пространственной ориентации. В самих «сотах» при этом полностью сохранялась целостность цепей, магнитных катушек, триодных схем и прочих сложных систем. Но управлять дистанционно заряженным комплексом было невозможно: радиоволны не проходили сквозь высоконапряженные поля, окружающие «соты». Именно из-за такого парадокса и нужны были живые люди для осуществления грандиозного замысла командования. Ведь именно они меняли сгоревшие компрессоры и реле, заливали новый электролит в аккумуляторы, «прозванивали» цепи, загружали операционки, рестартовали бортовые компьютеры «Хамелеонов-12», в общем: вручную делали рутинную работу, которая до сих пор не под силу даже самым умным машинам…
А затем им предстояло – с помощью нескольких точных отработок двигателями – подергать за тросы и подправить «соты» таким образом, чтобы гравитонный импульс невиданной силы попал по комете Кила, а не куда-то там еще.
Проще простого, скажет тот, кто не знает: на всё про всё у экипажей шести истребителей имелось чуть больше часа. Потому что после этого, по расчетам, должна была произойти боевая разрядка «сот». Автоматически.
Проще простого.
* * *
Связь между скафами заработала после замены больших твердотельных батарей на плечевых энергоблоках. Практически сразу после этого включился автономный внутренний обогрев и вентиляция.– С неделю назад я видел на станции чувака, который ради научной ценности эксперимента добровольно пережил ЭМ– импульс подобной мощности без избирательного угнетения сильными седативными средствами структур мозга, регулирующих эмоции, – сказал Кордазян, осторожно отстегиваясь и всплывая над приборной панелью. – У него потом так интересно слюна по парадному кителю стекала.
– Не слишком ли ты умный для пилота-штрафника?… – морщась от головокружения, спросил Лабур.
– Я, прежде чем здесь оказаться, полгода в одиночке провел. Читал все, что перепадало от охранников: техническую литературу, медицинскую, немного математики и физики… – объяснил Кордазян. И с обидой в голосе добавил: – А вот обычной беллетристики с картинками, изверги, не давали.
Егор поморгал, приходя в себя после укола механического шприца, встроенного в предплечье скафандра. Раствор, нейтрализующий седативин, уже растекался по жилам.
Он тоже отстегнул ремни и, аккуратно подтянувшись к потолку, отсоединил ящик с инструментами.
– Ладно, хватит трепаться. У нас полчаса, чтобы привести машину в чувство.
Кордазян хотел привычным движением почесать выбритый подбородок, но пальцы в перчатке стукнулись о стекло шлема, и он чертыхнулся. Достал из широкого кармана светохимический стержень и переломил его. Рубка постепенно наполнилась зеленоватым мерцанием.
– Помнишь, о чем мы болтали, когда приход от транков был? – сердито спросил Егор, колыхая перед собой эластичный пакет с электролитом.
– Помню. Я изобрел новую единицу измерения.
– А про практическое применение сверхмощного гравитонного оружия?
Кордазян закончил отвинчивать кожух основного распределителя и чуть было не упустил в свободный полет отвертку. Вновь чертыхнулся.
– Между прочим, Солнце вовсе не обязательно уничтожать, – наконец откликнулся он. – Что-то ты разговорчивый стал, командир, а?
– А ты – неулыбчивый, – огрызнулся Лабур.
Кордазян немедленно осклабился.
Лабур нахмурился и замолчал.
Через минуту напряженной работы и пыхтенья в наушниках Егор все же поинтересовался:
– И что же еще можно сделать с Солнцем, по-твоему? Уж не столкнуть ли с курса, по которому некая неведомая сила тащит его к точке встречи с другим Солнцем?
– Слушай, командир, вот ты вроде умный мужик, хоть и сволочь порядочная, а таких вещей простых понять не можешь.
– Я не сволочь, – холодно сказал Егор, пробуя «прозвонить» цепь пусковых модулей главного реактора. – Я просто плохой человек.
– А это не одно и то же разве? – удивился второй пилот.
– Совершенно.
– Ну ладно, убедил. Я в твою мудреную философию вникать не собираюсь: она мне ни на какую дулю не спеклась. Я о другом толкую. Ты пойми: чтобы Солнце взорвать или с галактической или какой-то еще другой орбиты сместить, у обеих наших доблестных цивилизаций не хватит энергии еще по меньшей мере лет двести. Это с учетом того, что, если ученые не врут, осталось нам в лучшем случае – двенадцать.
– А что ж еще-то можно сделать с двумя звездными системами, которые вот-вот столкнутся? – хмыкнул Егор. – В параллельный мир отправить? Не смешно даже. Хватит, открыли вон проход в один такой… Так он на нас сразу понесся на всех парах.
– Знаешь, командир, я тоже после всего этого немного в мистику стал верить, но так и не научился ей доверять. Сказки – удел богатых воображением детей или бедных духом взрослых. Никому из нас не под силу погасить или сдвинуть Солнце…
– Сейчас обоссусь от твоей риторики.
– А вот превратить его в сверхновую – мы способны.
Егор замер посреди рубки вверх ногами и уставился на Кордазяна, как на сумасшедшего.
– Ты седативин себе точно колол перед активацией накопителей? – осторожно спросил он.
– Колол, колол, – отмахнулся тот. – Пока, конечно, мы можем сделать из Солнца сверхновую лишь в теории. Но если сегодняшние испытания увенчаются успехом – гонка вооружений может пойти такими темпами, что через несколько лет человечество… точнее, человечества будут обладать достаточно мощным оружием для реализации сего забавного плана. Время и обстоятельства всегда диктуют уровень и количество средств уничтожения, которые мы изобретаем и создаем. Неужели ты никогда не задумывался об этом, командир?
Лабур несколько секунд обескураженно молчал, стараясь найти изъян в логике напарника. Не найдя, спросил:
– Но какой смысл?
– Очень простой вероятностный расчет: если одна из двух интересующих всех нас звезд вдруг коллапсирует и вспыхнет сверхновой, это, возможно – подчеркиваю: возможно! – немного собьет ее с траектории движения…
– Бред. К тому времени, если ускорение не изменится, скорость станет уже такой, что даже незначительное отклонение рожденной сверхновой не спасет вторую Солнечную от гибели. К тому же, достигнув релятивистской скорости… Да что я распинаюсь, в самом деле. Здесь миллионы «но».
– Совершенно верно, – кивнул Кордазян, глядя на Лабура сквозь стекло шлема своими неподвижно-голубыми глазами. – Миллионы «но». И так тянет попробовать: «а вдруг?…» Не правда ли?
– Ты псих.
Егор тяжело выдохнул и вернулся к работе.
Кордазян чуть заметно пожал плечами, отвернулся и принялся уверенно ковыряться в магнитной катушке так, что Лабуру осталась видна лишь его спина и движущиеся локти на фоне заиндевевшего обзорного стекла.
После минуты тишины Егор услышал в наушниках тихий голос напарника:
– А теперь на секунду представь, что у Иксов уже есть такое оружие. Я ни в коей мере не утверждаю. Лишь трезво прогнозирую ситуацию.
Лабур промолчал.
– А вообще мне кажется, – после небольшой заминки сказал Кордазян, – мы ведем все эти дурацкие разговоры, вроде как чтобы о предстоящей смерти не думать. Не считаешь?
Лабур вновь не ответил. Он запустил реактор, и стало слышно негромкое воркование в резервуарах охлаждения. Собрался включить общее освещение и приступить к инсталляции программ на бортовой компьютер.
– Погоди, не включай свет, – остановил его Кордазян, прикрывая рукавом зеленоватое сияние, исходившее от светостержня. – Глянь-ка. Когда еще такую красоту увидишь…
Егор обернулся.
Зрелище было и впрямь масштабным, завораживающим. Комета уже приблизилась настолько, что можно было невооруженным глазом разглядеть светло-серое ядро, похожее по форме на гигантскую запятую. Солнечные и космические лучи разогревали его пока не очень сильно, и поэтому хвост только-только появлялся в кильватере несущегося небесного тела. Подсвеченные сбоку частички льда, растянувшиеся на многие тысячи километров, напоминали серебристую змейку.
Вблизи Кила оказалась даже изящнее, чем можно было себе представить. Очутившись здесь, совсем рядом, и созерцая неземное мерцание кометы, невольно замирало сердце, и хотелось думать о тех бесконечных просторах, через которые ей пришлось пролететь. Думать о месте, занимаемом крошечными человеческими цивилизациями в межзвездных безднах.
Что-то шевельнулось в душе Егора. Какое-то странное чувство, всплывшее из прошлого и повисшее незримым пятном в невесомости темной рубки истребителя. Это было что-то из детства или юности. Что-то захватывающее сердце и разум, как призрачный свет Килы.
Ему вспомнилась вдруг первая встреча с Верой. Перрон провинциального вокзала, поезд, прибывающий из столицы, он – в форме курсанта летного училища, и она – в белой блузке и брюках, которые совсем не сочетались со спортивной сумкой.
Ему вспомнились ее глаза в тот момент. Чистые, ждущие какого– то крошечного чуда…
Время стерло все. Они с женой уже очень давно не принадлежали друг другу. Любовь деградировала в ненависть – тихую и размеренную, словно осенний дождь. Капля света, похожего на свет кометы, была миллиарды лет назад раздавлена черной утробой космоса.
А глаза, ждущие чуда, так и стояли перед ним полупрозрачным призраком будущей трагедии…
Лабур резко подтянулся к панели общего управления электроснабжением и включил освещение. Рубка наполнилась бледным сиянием неона, вмиг стершим морок прошлого.
– Работать, – сказал он, ощущая, как в груди исчезает чувство потери. – Нужно работать.
Кордазян с сожалением вздохнул и отпустил ставший бесполезным бледный светостержень. Тот медленно поплыл прочь.
* * *
Прошло сорок с лишним минут. Наконец заработала дальняя связь. Лабур перебросился парой слов с экипажами остальных «Хамелеонов», а затем переключился на прием с флагмана «Мао», на котором правил бал командующий операцией Рух.«Лабур, ты еще жив, сукин сын? Странно, – тепло приветствовал его контр-адмирал. – Видно, вакуум благосклонен к пидрилам».
– Все бортовые системы на моем «Хамелеоне» функционируют в штатном режиме, – не обращая внимания на скотство командующего, доложил Егор. – Остальные машины, судя по докладам, тоже в порядке. Через минуту начинаем пространственную коррекцию «сот».
«Отставить, – тяжело вздохнув, скомандовал Рух. Лабур в глубине души был рад, что видеоизображения не было и он не видел дебильную физиономию своего главного ненавистника. – Приказываю перейти на закрытую внутреннюю частоту флота по коду 12-л».
Егор удивленно приподнял брови и покосился на Кордазяна. Тот лишь почесал подбородок и пожал плечами.
Лабур поменял частоту. Тут же щелкнул голограф, и над приборной панелью появилась фигура тучного мужчины с рассыпчатой копной седых волос. Он словно повис на фоне звездного космоса за обзорным стеклом. А комета как раз «пронзала» широкую, увешанную орденами грудь.
– Говорит глава СКВП России Леонид Тишин, – произнес мужчина, заставляя Кордазяна и даже Лабура невольно приосаниться. – Проект «Удар» вступает в завершающую стадию. На достижение нашей общей цели по показательному уничтожению кометы Кила и испытанию сотового гравитонного оружия потрачено много средств, времени и труда. Вы находитесь на самом острие иглы. Вы – преступники, которые выбрали почетную смерть при исполнении последнего долга, а не унизительную порцию снотворного в карательных камерах тюрем. Это делает вам честь, хоть как-то искупает грехи.
Кордазян протянул руку и коснулся плеча Лабура.
– Чего это он нам такую пафосную речь решил впендюрить? – шепнул он.
– Окрыляет на бессмертный подвиг и жаждет потом написать в честь нас оду, – так же тихо огрызнулся Егор.
– Слушай, ну чего ты такой злой, а? Недодрочил в карцере? – окрысился Кордазян.
– Заткнись.
Тишин продолжил.
– Через несколько минут «соты» разрядятся, не в силах сдерживать в своих накопителях такое количество энергии. Это будет самый мощный удар, который нанесет наше человечество. Это будет больше чем поток направленной гравитонной аномалии, это будет удар судьбы, который, возможно, положит начало новой эре в отношениях с Иксами.
Глава СКВП осекся, и даже на голограмме было видно, как сдвинулись его брови. В эфире повисло шипящее молчание. Никто из пилотов «Хамелеонов-12» не понимал, с чего вдруг столь высокой шишке вздумалось высказывать напутствия. Ведь их участь была давно решена, они фактически были уже мертвы.
Леонид Тишин поднял громоздкую голову и посмотрел прямо в глаза всем, кто его слушал. И Егор внезапно для себя отшатнулся от этого взгляда.
Что-то было не так.
Как выражался один его бывший сослуживец: «Кто-то где-то кого-то основательно наиппал».
– Экипажи «Хамелеонов», внимание! – ледяным тоном произнес Тишин. – В данный момент на ваши навигационные модули поступает информация о новых маневрах, воздействующих на пространственную ориентацию «сот». Приказываю подтвердить получение коррекционных данных контр-адмиралу Руху и немедленно приступить к выполнению необходимых отработок жидкостными двигателями. До разрядки осталось десять минут. Поможет нам всем бог.
Изображение исчезло. В голографе щелкнуло, и кулер внутри прибора затих.
По каналу ближней связи донеслась мудреная китайская брань пилота одного из истребителей. Затем кто-то другой озадаченно произнес:
«Чего это им в голову взбрело в последний момент?»
Кордазян как-то по-детски набычился в своем кресле и проворчал:
– Я не понял, мы по комете не будем стрелять, что ли?
Лабур вывел на главный экран полученные только что координаты новой цели. Он обалдело вытаращился на вязь кривых и чисел. Пробежал пальцами по клавиатуре, отсекая лишнюю информацию и оставляя главное: вектор атаки и координаты цели.
Егор уже понимал, что это за «цель»…
Кордазян глянул на упрощенную картинку и замер на несколько секунд.
– Ох ёпть… – Он аж поморгал, когда понял суть предстоящего маневра. А потом на его лице медленно стала проступать хищная улыбка человека, которому совершенно нечего терять. – А что… пожалуй, это они круто придумали. Сориентировались, так сказать, по ситуации.
По дальней связи прорезался Рух.
«Всем экипажам! Подтвердить получение кодированного пакета данных и его корректную дешифровку! Доложить о готовности бортовых систем к проведению предстоящего маневра!»
В эфир посыпались доклады, сопровождаемые крепкими словечками и восторженными ремарками.
– На связи командир экипажа тяжелого истребителя «Хамелеон-12», литера «Е», – бесцветным тоном проговорил Лабур. – Докладываю: трансферинг коррекционных пакетов прошел успешно, полученные данные загружены в центральный компьютер, все просчеты завершены. Мой борт готов приступить к маневрам.
«Включить зажигание, – скомандовал контр-адмирал дрогнувшим голосом. – Это момент истины, ребята. Или – или. Готовность шесть минут… Начать разворот „сот“.