Страница:
Стас удивленно поднял брови. Неужто Илья и впрямь верит во все, что только что озвучил?
Их взгляды встретились.
И Нужный понял: нет. Ни черта Шато не верит в благополучный исход операции колоссального масштаба, которую затеяли власти космических держав под патронажем СКО. Не верит он и в то, что вся хваленая система санкций окажется эффективна в мире Игреков – в мире похожем, как зеркальное отражение, но таком же перевернутом. И в то, что широкомасштабной войны удастся избежать, бывший руководитель дежурной смены контроля тоже не верил.
Ни на йоту.
Как, впрочем, и сам Стас.
Они оба уже переросли санкционированную планку, за которую не дозволялось смотреть рядовым гражданам их правильной и благоустроенной Солнечной. Переросли каждый по-своему: Илья в стремлении достичь звезд, а Стас – убегая от их вечного холодного однообразия.
– Знаешь, я ведь тогда будто чувствовал, что твой рейс окажется… нестандартным, – проговорил Шато. – Астроном звонил этот, как бишь его фамилия…
– Уиндел.
– О как. И тебя, стало быть, он предупреждал. – Шато удивленно выпятил нижнюю губу. Подвигал носом. – Неспокойно было, я чуял. «Эфа» на ушах стояла в тот день, много рейсов отменили. Думается, кто-то уже знал об электромагнитной аномалии за плоскостью эклиптики, в которую ты угодил и породил Точку… Не нужно было мне санкционировать тот старт.
– Не я, так другая скрепочка нашлась бы… – пробормотал Стас.
Шато не услышал его. Или счел нужным не услышать. Или сделал вид.
Не важно.
– Ты так и не ответил: у тебя статус дружбы активен?
Стас встряхнул головой, помассировал глаза.
– Нет, Илья. Не активен. Только я не смогу стать твоим другом в ближайшее время.
– Почему? – с какой-то детской обидой в голосе спросил Шато.
Стас не ответил. Он панибратски толкнул кулаком Илью в карман кителя и, прихрамывая, двинулся к коридору, ведущему в медкомплекс.
– Постой…
– Мне тренироваться надо. Извини.
– Я проверял! – крикнул ему в спину Шато. – Мы подходим по френд-допуску взаимосоответствия! Могли бы на ближайший цикл стать…
– Я тоже проверял. У нас с тобой – абсолютное расхождение. Кому ты врешь, Илья? Мне? Себе?…
– Допуски, санкции, ленточки с красными флажками… – Голос Шато дрогнул, и диспетчер замолчал. То ли не захотел показаться слабым, то ли просто испугался закончить фразу.
Стас остановился. Поморщился от подступившей изжоги и с усилием сглотнул волглую слюну.
– Нет в этой Солнечной такого допуска, которому бы я соответствовал, – не оборачиваясь, сказал он. – И никогда не было.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
Глава 1
Их взгляды встретились.
И Нужный понял: нет. Ни черта Шато не верит в благополучный исход операции колоссального масштаба, которую затеяли власти космических держав под патронажем СКО. Не верит он и в то, что вся хваленая система санкций окажется эффективна в мире Игреков – в мире похожем, как зеркальное отражение, но таком же перевернутом. И в то, что широкомасштабной войны удастся избежать, бывший руководитель дежурной смены контроля тоже не верил.
Ни на йоту.
Как, впрочем, и сам Стас.
Они оба уже переросли санкционированную планку, за которую не дозволялось смотреть рядовым гражданам их правильной и благоустроенной Солнечной. Переросли каждый по-своему: Илья в стремлении достичь звезд, а Стас – убегая от их вечного холодного однообразия.
– Знаешь, я ведь тогда будто чувствовал, что твой рейс окажется… нестандартным, – проговорил Шато. – Астроном звонил этот, как бишь его фамилия…
– Уиндел.
– О как. И тебя, стало быть, он предупреждал. – Шато удивленно выпятил нижнюю губу. Подвигал носом. – Неспокойно было, я чуял. «Эфа» на ушах стояла в тот день, много рейсов отменили. Думается, кто-то уже знал об электромагнитной аномалии за плоскостью эклиптики, в которую ты угодил и породил Точку… Не нужно было мне санкционировать тот старт.
– Не я, так другая скрепочка нашлась бы… – пробормотал Стас.
Шато не услышал его. Или счел нужным не услышать. Или сделал вид.
Не важно.
– Ты так и не ответил: у тебя статус дружбы активен?
Стас встряхнул головой, помассировал глаза.
– Нет, Илья. Не активен. Только я не смогу стать твоим другом в ближайшее время.
– Почему? – с какой-то детской обидой в голосе спросил Шато.
Стас не ответил. Он панибратски толкнул кулаком Илью в карман кителя и, прихрамывая, двинулся к коридору, ведущему в медкомплекс.
– Постой…
– Мне тренироваться надо. Извини.
– Я проверял! – крикнул ему в спину Шато. – Мы подходим по френд-допуску взаимосоответствия! Могли бы на ближайший цикл стать…
– Я тоже проверял. У нас с тобой – абсолютное расхождение. Кому ты врешь, Илья? Мне? Себе?…
– Допуски, санкции, ленточки с красными флажками… – Голос Шато дрогнул, и диспетчер замолчал. То ли не захотел показаться слабым, то ли просто испугался закончить фразу.
Стас остановился. Поморщился от подступившей изжоги и с усилием сглотнул волглую слюну.
– Нет в этой Солнечной такого допуска, которому бы я соответствовал, – не оборачиваясь, сказал он. – И никогда не было.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
Гипотезы о людях
Глава 1
Парад звезд
Солнечная система X. Сфера нейтралитета. Радиус 1 от Точки перехода
Пальцы рук мерзли. Сенсорные перчатки полагалось надевать вместе с внешним каркасом скафандра непосредственно перед проходом в стартовую ячейку к машине. А здесь, в помещении внутреннего шлюза, уже вторые сутки немного сбоила система кондеров и температура держалась на пяток градусов ниже нормы.
До смены дежурных пилотов барража оставалось больше получаса, но доступ в жилые отсеки корабля для космонавтов закрывался за шестьдесят минут до вылета, а переборки к площадкам открывались тогда, когда решал начальник инженерной бригады. Что ж, таковы правила…
Цепочка с ключом слегка согревала кожу.
Двадцать граммов металла, позволяющие привести в действие сложнейшую систему зажигания истребителя, висели на шее у Стаса под промежуточным комбинезоном и напоминали о многочисленных стартах с Земли, других планет Солнечной, спутников, орбитальных пакгаузов и станций. Все как в старые добрые времена. Когда он еще работал на среднетоннажном «пеликане».
Только здесь не было тягомотины с командировочным удостоверением, зоны нудного «последнего карантина», предполетных досмотров и прочих гражданских проволочек. Пилот-истребитель получал медицинскую санкцию, после чего полностью подчинялся приказам командира эскадрильи и ведущего диспетчера из комплекса управления полетами малых единиц авианосца «Данихнов».
Неделя ураганных тренировок и учебных миссий была позади. Несколько пилотов не выдержали нагрузок и отсеялись. После того как Тюльпин с треском выставил их из учебки, неудачников никто больше не видел. Кстати, пострадавшего от командирского ботинка Руграно среди них не оказалось. После воспитательного генитального массажа он серьезно преобразился и зарекомендовал себя как дисциплинированный и толковый офицер. Видно, и вправду велика дидактическая сила удара по яйцам.
В течение трех последних дней Стас, Марек, Геннадий, Руграно и другие пилоты эскадрильи совершали боевые вылеты. Правда, задача для мазутов, как правило, ставилась элементарная: сопровождать барражирующие неподалеку от основных сил флота фрегаты и малые исследовательские станции. Лишь единожды их отправили вместе с линкором к ближнему радиусу Точки, и Нужному посчастливилось издалека наблюдать реальную стычку. Хотя: «наблюдать» – сказано громко. Их звено просто в течение минуты принимало обрывки брани в эфире на открытой дипломатической частоте и таращилось на показания радаров средней дальности локации. Корвет Игреков выскочил из перехода и, не дождавшись опознавания «свой – чужой», пальнул по автоматическому зонду Иксов. За что тут же получил перекрестный укол рентгеновскими лазерами от патрульных «Соларов» и закрыл бойницы. Обычное недоразумение.
Вообще, судя по официальным сводкам, в последнее время боевых столкновений между космическими силами двух Солнечных практически не случалось. Зато психологическое напряжение нарастало с каждой минутой. Обе стороны прекрасно понимали, что высшее командование космических держав, а также СКО и СКВП, затевают нечто масштабное.
Дипломатическую миссию со стороны Иксов? Контроль со стороны Игреков? Да. Пожалуй. Только за каким хреном тогда на границах сферы нейтралитета висят почти все боевые соединения?
А информация насчет того, что с динамикой Солнечных систем не все в порядке, постепенно продолжала расползаться от одного обитаемого кусочка пространства к другому. И хоть все СМИ на тот момент были на жестком поводке у силовиков, финансово– промышленных групп и правительств – слухи неумолимо ползли. До всеобщей паники было, бесспорно, далеко, но люди на планетах потихоньку начинали копошиться и делать то, что обычно делают, как только в воздухе повисает незримая пленочка абстрактного страха: запасать продукты, проверять надежность жилищ и средств передвижения…
– Тебе там понравилось? – неожиданно спросил Марек, не глядя на Стаса.
– Где?
– Там, у Игреков. На Земле, в Москве… Не знаю, где ты еще побывал.
Нужный покосился на чеха и нахмурился. Он привык, что пилоты втихую судачат о нем за спиной. Бессмысленно было скрывать, что он и есть тот Стас Нужный, который первым попал в чужое пространство.
– Двоякое ощущение, – честно признался он. – С одной стороны, их мир очень похож на наш: почти те же названия городов и улиц, имена людей. В общем – полным-полно очевидных совпадений. С другой… много вещей, которые совсем не похожи на привычные для нас: деньги, отсутствие санкций, иное отношение к жизни. Люди женятся и дружат просто потому, что им хочется. И столько, сколько хочется.
– Это же… – Марек поискал подходящее слово. – Неуютно.
Стас кивнул.
– Ты прав. Это неуютно.
– Тогда – зачем?
– Может быть… оно лишь для нас неуютно.
– Я не понимаю. Вот скажи, ты сумел бы полюбить женщину и жить с ней постоянно?
Нужный поежился. Стал быстро сжимать и разжимать кулаки: пальцы рук совсем задубели.
– Не знаю. Никогда не думал о таком, – соврал он. Соврал наполовину: думать-то он думал, а вот знать – действительно не знал.
– А дружить с одним и тем же человеком из года в год? – не унимался чех. – Ведь скучно же.
Стас промолчал. Слишком трудно теоретически рассуждать о том, что практически не случалось в его родном мире. Генетическая связь поколений, воспитание, социальные нормы – все это мешало думать о жизни Игреков непредвзято. Как только мысль перескакивала невидимый рубеж – автоматически включались некие защитные механизмы памяти. Они давили эту мятежную мысль с чудовищной силой.
– Так понравилось или нет? – повторил вопрос Марек, задумчиво почесывая бакенбард.
– А ты случаем не засланный курва-казачок? – усмехнулся Нужный. И осекся. Пристально посмотрел на чеха. Но тот, кажется, не уловил сути русской идиомы.
– Впрочем, ты можешь не отвечать, – сказал Марек. – Мне просто интересно, как…
– Упырятина, пообщаться захотелось?
Тюльпин умел входить тихо, но говорить при этом громко.
– Никак нет! – гавкнули пилоты разом.
– Тяга следующая, – на порядок тише проговорил каптри, застегивая промежуточный комбез под горло. – Штатное боевое патрулирование отменяется.
Он окинул взглядом личный состав на предмет обнаружения несанкционированной радости в глазах. Удостоверившись, что оной в наличии не имеется, продолжил:
– Командование приказало вскрыть красный конверт. Мы с вами, любезные касатики, идем в рейд к Игрекам. Десять минут назад официально началась военно-дипломатическая операция «Санкционер». Объединенный флот с нынешнего момента на военном положении. А посему для вас как для офицеров СКО начинают целиком и полностью действовать законы военного времени. Трибуналы и прочая бодяга, которая отражена в уставе. Вот такая вот тяга, господа мазутики.
Никто из пилотов не произнес ни единого звука. Лишь желваки заиграли на скулах.
Стас почувствовал, как зубы сами собой сжались, а внутренности похолодели и дрогнули, будто их пронзила харонская метель.
Сообщение Тюльпина оказалось жутким потому, что каптри произнес его слишком равнодушным тоном.
Слишком.
Так говорят не о дипломатии. Так говорят о войне.
Лязгнуло. На миг заложило уши от легкого перепада давления. Зашипели, открываясь, переборки внутренних шлюзов стартовых ячеек…
– Подойти к персоналу площадок, – скомандовал Тюльпин. – Надеть внешние каркасы скафов. Обозначить коннект с диспами. И по машинам, эскадрилья! Живо, живо, ненаглядные упырята! Не на учебке сопли жуете!
Двенадцать стартовых ячеек в одном из множества боковых утолщений авианосца.
Двенадцать автоматических контрольно-тестовых комплексов, управляемых инженерами.
Двенадцать малых тактико-штурмовых истребителей «Янус».
Уже облаченный в скафандр, Стас взобрался по трапу к внешнему шлюзу своей машины. Он оглянулся на инженеров, копошащихся возле стойки шасси, и провел перчаткой по заиндевевшему шлангу подачи топлива. Иней покрывал не только патрубок, соединявший шланг перекачки с запорной муфтой, но и обшивку в радиусе полуметра – видимо, герметичность системы была слегка нарушена. Нужный чиркнул пальцем по замороженному сегменту, белесая пыль посыпалась вниз – температура тут явно была ниже минус сотни по Цельсию. Он воровато огляделся и торопливо накарябал на инее семь букв, которые давным-давно не видел на борту своего корабля.
– Здравствуй, Ренегат… – прошептал Стас. – Знаю, тебя так еще не называли. Впрочем, все это глупо, наверное…
«Стас, ты чего там бормочешь?» – раздался в наушниках голос Ильи Шато.
– Ничего. Все в порядке.
«Тогда забирайся и начинай тестировать системы. У тебя старт через десять минут. Я сегодня тебя поведу».
– Это хорошо, диспетчер.
Стас посмотрел на быстро исчезающую надпись. Буквы «р», «е» и «т» пропали, и теперь на обшивке осталось лишь «нега».
– Да уж, смешно, – одними губами проговорил Нужный.
Раздалось шипение, громкий щелчок, и топливный шланг отсоединился от корпуса, уползая в сторону. Стас проводил взглядом его круглый конец, похожий на раззявленную металлокерамическую пасть, и встряхнулся. Все, никаких больше сантиментов. Собранность, реакция, четкий расчет. Впереди – пилотирование одного из самых современных истребителей, поступивших на вооружение российского флота и отданных в распоряжение отдельного гвардейского авиакрыла, прикрепленного к «Данихнову».
Вообще-то Стас не совсем понимал штабистов, которые окрестили «Янус» малым истребителем. Машинка, конечно, уступала по размерам, скажем, стандартному «пеликану», но маленьким этот двадцатиметровый агрегат назвать мог только закомплексованный подросток. И то – исключительно из зависти.
Внутреннее пространство «Януса», как и у большинства кораблей подобного класса, условно делилось на два отсека: силовой и пилотный. Только здесь эти отсеки располагались не совсем обычно: пилотный – сзади, а силовой спереди. Кокпит, соответственно, находился практически в корме, но значительно выступал над воображаемой продольной осью. Фюзеляж по форме походил на тупоносый ботинок.
С первых дней эксплуатации за новой машиной укрепилось четкое прозвище: «дерьмовоз». И дело тут было не только в созвучиях и ассоциациях с официальным названием «Янус». Просто на борту у этой штуковины стояло столько орудий, что с ушами бы хватило для разгрома небольшого фрегата вместе с патрульным эскортом. Кто-то из офицеров, ознакомившись с ТТХ «Януса», ляпнул: «Да это ж целый ассенизаторский набор! Если сразу все вывалить – линкор можно по рубку говном завалить! Дерьмовоз какой-то, а не истребитель…» Вот и прилепилось прозвище.
А набор был и впрямь что надо.
Кроме пары обычных рентгеновских лазеров, на борту «Януса» были установлены подвесные рэки с восьмью увесистыми ракетами класса анти-М, боеголовки которых были начинены сверхплотным антивеществом – позитронами с исправленным, спараллеленным спином, – удерживаемым мощными электромагнитными полями. При попадании такого «сюрприза» в корабль происходила трехфотонная аннигиляция позитронов с ближайшими электронами, и любая цель превращалась в искореженный огрызок, фонящий гамма-квантами, словно эпицентр миниатюрного ядерного взрыва. Оружие страшное, но запрещенное всемирной конвенцией к применению на низких планетарных орбитах и возле массивных космических объектов по причине нестабильности процесса чистой трехфотонной аннигиляции – бахни такую штуковину в атмосфере, и не исключено, что начнется мощная цепная реакция. На всех ракетах класса анти-М стояли системы самоликвидации, которые срабатывали при пуске в любой среде, кроме глубокого вакуума. Антивещество в этом случае «сжигалось» направленным в центр заряда гравитонным потоком. Опасность состояла в том, что при выходе истребителя из строя удерживающие поля могли исчезнуть, и позитронный заряд детонировал прямо под задницей у пилота, превращая его вместе с машиной в кучку свободных g– квантов. Посему корабли с установленными на них ракетами класса анти-М автоматически превращались в летающие гробы. Зато крупные суда их боялись, как прокаженных. Ведь протарань такой камикадзе борт крейсера, и гигантская летающая крепость с пятидесятипроцентной вероятностью исчезнет в яркой вспышке раньше, чем командир поймет, что произошло. Чистая трехфотонная аннигиляция – это не игрушечки.
Но на этом не заканчивался перечень смертоносных побрякушек, установленных на «Янусах». В носовой части истребителей находился аппарат, генерирующий мощнейший направленный ЭМ-импульс, которым можно было при точном попадании на сравнительно небольшом расстоянии выводить из строя электронику малых машин противника. Какие неудобства может доставить электромагнитный импульс, Стас уже познал на себе во время судьбоносного «рождения» Точки. И мог утверждать со всей ответственностью: приятного в этом крайне мало.
А еще под небольшими треугольными крыльями висели две пушки необычной формы, расширенные концы которых направлены были почему-то не строго вперед, а под небольшим углом к носу корабля. Об их назначении никто из пилотов не знал. В технической инструкции и всех паспортных данных на «Янусы» неизвестные орудия обозначались как «калибрующие излучатели для пространственной ориентации истребителя». Сам Тюльпин не понимал, каково истинное назначение странных штуковин, потому как даже любому курсанту-первокурснику при взгляде на диковинные тубусы становилось ясно, что никакие это не элементы навигационной системы, а самые настоящие высокоэнергетические устройства или генераторы. А вот что они генерировали – оставалось для всего личного состава эскадрильи открытым вопросом. Все многочисленные схемы электрической и силовой проводки «Януса» на этих местах белели пустыми местами. А инженеры лишь разводили руками: мол, что делать – подписывали санкции о неразглашении информации.
Также «дерьмовозы» комплектовались различными системами защиты.
Тут были и целые ряды кассет с физическими и энергетическими ложными целями, и тепловые пушки для создания мнимых пройденных траекторий, и установщики помех на разных волновых диапазонах, и комплексы упреждения лазерных ударов, и нехилый арсенал отвлекающих световых ракет.
Но самым удивительным и… нерациональным во всем боевом оснащении «дерьмовозов» оказалось даже не это.
В бомболюках на каждой машине были установлены атмосферные вакуумные мины. Если что-то ненужное и могло иметься на борту пространственных истребителей – так это оружие для ведения боевых действий в плотной атмосфере. Дело в том, что, как и любая серьезная военная техника, «Янусы» хоть и считались самыми маневренными единицами российского флота, но все равно оставались узкопрофильными машинами, пригодными лишь для выполнения строго обозначенного ряда задач: орбитальный барраж, сопровождение крупных крейсеров и фрегатов, эскортирование особо важных дипломатических кораблей и защита авианесущего крейсера от истребительных соединений противника. Но уж никак они не были рассчитаны на атмосферные полеты. И посему – оставалось загадкой: на кой хрен в бомболюках навинтили вакуумные мины, которые использовались для поражения наземных целей… Может, командование разработало новую тактику: подобраться к вражескому флагману поближе, влететь в открытый шлюз и забросать экипаж взрывчаткой?…
Стас улыбнулся собственным домыслам, повернул ключ и вдавил красный рычаг разблокировки входного кессона. Заработали сервомеханизмы, пшикнула под ногами струя холодного пара, замерцал зеленый огонек стабилизации давления, и люк отошел в сторону.
За ним виднелась полупрозрачная перламутровая пелена.
В первый момент Нужный решил, что это обман зрения. Ибо не могло здесь быть никакой пелены! Он неоднократно забирался внутрь «Януса» на учебных миссиях и прекрасно знал, что должен увидеть за внешним люком: обмотки силовых кабелей по краям, запорные механизмы, толстый шланг, выходящий из гидравлического контроллера герметичности, сенсорную панель и наглухо задраенный внутренний шлюз.
Но никакой зыбкой пелены здесь быть просто-напросто не могло! Глюки, что ль? Не приведи вакуум, если у него так проявляются симптомы нервного истощения…
Стас крепко зажмурился и дождался, пока перед глазами не поплывут радужные пятна.
Спокойно. Все нормально. Просто организм переутомился за минувшую неделю, а мозг слишком много инфы через нейроны пропустил. Сейчас он разожмет веки и увидит самый обыкновенный шлюз, вделанный во внутреннюю обшивку.
Нужный открыл глаза и невольно отшатнулся.
Перламутровая пелена продолжала бессовестно дрожать в полуметре от него.
– Йопть, – не выдержал Стас через пять секунд. – Это что за…
– Силовое поле, – отозвался в наушниках невидимый Тюльпин, будто только и ждал, когда же мазут ругнется в эфир. – Истребители класса «Янус» имеют высокоэнергетический протекционный щит.
– Но… – Стас нахмурился. – Но почему нам ничего не сказали раньше? Ведь это совершенно новая технология, и пилоты обязаны быть в курсе, какое воздействие на…
– Заткнись, – оборвал его каптри. – Вот я тебе сейчас сказал. Теперь ты счастлив?
– Пока не знаю, – пробурчал Нужный. Он осторожно поднес руку в перчатке скафа к подрагивающей пелене. Мгновенно почувствовал, как кончики пальцев закололо, а суставы заболели, будто вместо суставной жидкости в них засыпали песка. Резко отдернул руку. – И как мне попасть внутрь? Эта фигня ведь как– то отключается, правда?
– Все вопросы к диспам, – отрезал Тюльпин.
– Шато, слышишь меня?
«Да, Стас. – В голосе у Ильи присутствовали легкие нотки растерянности, словно он сам только что узнал о поле. – Отключить протекционный щит снаружи… э-э… невозможно».
Нужный промолчал, не одарив диспетчера такой роскошью, как вопрос. В наушниках раздалось невнятное бормотание, потом Шато резко прикрикнул на кого-то и прокашлялся.
«Просто проникай внутрь фюзеляжа…» – сказал он наконец.
– Слушай, почему-то мне кажется, что слово «просто» здесь лишнее.
«Крестись, когда кажется… Протекционное поле управляется только изнутри корабля, – сердито ответил Шато. – Оно настраивается единожды на ДНК конкретного пилота и, по умолчанию, функционирует до тех пор, пока этот пилот управляет истребителем. После окончания рейса, когда космонавт покидает борт, генератор поля самоуничтожается. Система дурацкая и материально затратная, но исключает возможность доступа посторонних лиц во внутренний объем „Януса“ во время выполнения боевого задания».
– Не понял, – продолжая наблюдать за перламутровыми разводами, нахмурился Стас. – Посторонние лица прямо из космоса могут пожаловать? В обшивку постучать, что ль? Или на абордаж меня взять, подтянув крюками?
В наушниках кто-то фыркнул. Кажется, это был Геннадий.
«Ты не ерничай, пилот», – сухо сказал Илья.
– Держи масть, дисп, – тут же огрызнулся Нужный. – Будь здоров, не кашляй!
«Процесс пересечения границы протекционного щита болезненный даже для того человека, на ДНК которого он настроен. Съел?»
– Отставить неуставные разговоры, мазутня! – вмешался Тюльпин. – Забирайся в машину, ведомый один.
– И насколько этот процесс… болезненный? – с нехорошим предчувствием спросил Нужный, обращаясь к Шато.
«Я точно не знаю, но, видимо, будет очень больно, – ответил тот. – Синаптические связи нарушаются на короткое время, давление жидкости в суставных сумках и во внутренних органах слегка измениться может, капилляры кое-где полопаются…»
Стас покашлял. Просто чтобы произнести какой-нибудь звук. Потому что слова из глотки не лезли.
Нужный никогда не слыл трусом, но в тот момент ему вдруг стало жутко до дрожи. Что же такое создали военные для этой операции? Слишком много новых высоких технологий, диковинных даже для искушенных в таких делах вояк. Много недомолвок, а кое-где имеются явные несуразности. Вакуумные мины, невиданный протекционный щит, излучатели неизвестного назначения… Эти, так сказать… приспособления созданы не для дипломатического сопровождения, они – для штурма. И очень серьезного штурма. Только вот штурма… чего?
А стаж военного пилотирования у пилотов их эскадрильи – без году неделя, причем в прямом смысле слова…
«Стас, у тебя биометрика скачет, – сказал Шато. – Телеметрия показывает: пульс 115, температура тела 37 с лишним, давление выше нормы. Давай-ка успокойся, вдохни как следует и забирайся внутрь, у тебя старт через четыре минуты, а ты тесты не прогнал еще».
– Ведомый один, приказываю занять свое место и приступить к осуществлению процедуры старта. – За кажущимся спокойствием в голосе Тюльпина дрожала нарастающая ярость. – По возвращении из рейда – трое суток гауптвахты и суточное лишение санкции на сон лично от меня. Приступить к исполнению.
– Есть, – произнес Нужный и, глубоко вдохнув, шагнул в перламутровую ночь.
Это вовсе не было больно.
Просто на какое-то мгновение все ощущения исчезли, бросив сознание в бездну коллапса. Будто кто-то разом выключил свет, звук и выдернул из-под ботинок скафандра плоскость трапа. Бесконечно долгий миг Стас падал куда-то внутрь себя, сжимаясь в подобие геометрической точки.
А вот когда синапсы вновь «включились», стало больно.
Не просто больно – чудовищно, дико, невыносимо, адски больно…
Тело Нужного вздрогнуло и выгнулось дугой. Да, именно так: не Нужный вздрогнул и выгнулся, а его тело. Потому как оно в тот момент оказалось начисто отсоединено от сознания и воли…
Наплечник скафа упирается в рукоятку блокировки шлюза, ботинки судорожно скребут по полу, шлем разом становится тяжелым и неудобным.
Жжение. Будто кровь вскипает в жилах…
Ломота в костях, ногтях, зубах…
Неестественно долгий удар сердца отзывается целым фейерверком мук во всем организме…
Кажется, что из черепа выскребли мозг, а взамен серого вещества засыпали крупной стеклянной крошки…
И пытают… Пытают, выворачивая суставы…
Уже спустя секунду Стас почувствовал, как струйка мочи прыснула в спецбелье, а руки и ноги безвольно обмякли в каркасе скафа… Он приложил нечеловеческие усилия, чтобы напрячься и капитально не обмочиться.
Пальцы рук мерзли. Сенсорные перчатки полагалось надевать вместе с внешним каркасом скафандра непосредственно перед проходом в стартовую ячейку к машине. А здесь, в помещении внутреннего шлюза, уже вторые сутки немного сбоила система кондеров и температура держалась на пяток градусов ниже нормы.
До смены дежурных пилотов барража оставалось больше получаса, но доступ в жилые отсеки корабля для космонавтов закрывался за шестьдесят минут до вылета, а переборки к площадкам открывались тогда, когда решал начальник инженерной бригады. Что ж, таковы правила…
Цепочка с ключом слегка согревала кожу.
Двадцать граммов металла, позволяющие привести в действие сложнейшую систему зажигания истребителя, висели на шее у Стаса под промежуточным комбинезоном и напоминали о многочисленных стартах с Земли, других планет Солнечной, спутников, орбитальных пакгаузов и станций. Все как в старые добрые времена. Когда он еще работал на среднетоннажном «пеликане».
Только здесь не было тягомотины с командировочным удостоверением, зоны нудного «последнего карантина», предполетных досмотров и прочих гражданских проволочек. Пилот-истребитель получал медицинскую санкцию, после чего полностью подчинялся приказам командира эскадрильи и ведущего диспетчера из комплекса управления полетами малых единиц авианосца «Данихнов».
Неделя ураганных тренировок и учебных миссий была позади. Несколько пилотов не выдержали нагрузок и отсеялись. После того как Тюльпин с треском выставил их из учебки, неудачников никто больше не видел. Кстати, пострадавшего от командирского ботинка Руграно среди них не оказалось. После воспитательного генитального массажа он серьезно преобразился и зарекомендовал себя как дисциплинированный и толковый офицер. Видно, и вправду велика дидактическая сила удара по яйцам.
В течение трех последних дней Стас, Марек, Геннадий, Руграно и другие пилоты эскадрильи совершали боевые вылеты. Правда, задача для мазутов, как правило, ставилась элементарная: сопровождать барражирующие неподалеку от основных сил флота фрегаты и малые исследовательские станции. Лишь единожды их отправили вместе с линкором к ближнему радиусу Точки, и Нужному посчастливилось издалека наблюдать реальную стычку. Хотя: «наблюдать» – сказано громко. Их звено просто в течение минуты принимало обрывки брани в эфире на открытой дипломатической частоте и таращилось на показания радаров средней дальности локации. Корвет Игреков выскочил из перехода и, не дождавшись опознавания «свой – чужой», пальнул по автоматическому зонду Иксов. За что тут же получил перекрестный укол рентгеновскими лазерами от патрульных «Соларов» и закрыл бойницы. Обычное недоразумение.
Вообще, судя по официальным сводкам, в последнее время боевых столкновений между космическими силами двух Солнечных практически не случалось. Зато психологическое напряжение нарастало с каждой минутой. Обе стороны прекрасно понимали, что высшее командование космических держав, а также СКО и СКВП, затевают нечто масштабное.
Дипломатическую миссию со стороны Иксов? Контроль со стороны Игреков? Да. Пожалуй. Только за каким хреном тогда на границах сферы нейтралитета висят почти все боевые соединения?
А информация насчет того, что с динамикой Солнечных систем не все в порядке, постепенно продолжала расползаться от одного обитаемого кусочка пространства к другому. И хоть все СМИ на тот момент были на жестком поводке у силовиков, финансово– промышленных групп и правительств – слухи неумолимо ползли. До всеобщей паники было, бесспорно, далеко, но люди на планетах потихоньку начинали копошиться и делать то, что обычно делают, как только в воздухе повисает незримая пленочка абстрактного страха: запасать продукты, проверять надежность жилищ и средств передвижения…
– Тебе там понравилось? – неожиданно спросил Марек, не глядя на Стаса.
– Где?
– Там, у Игреков. На Земле, в Москве… Не знаю, где ты еще побывал.
Нужный покосился на чеха и нахмурился. Он привык, что пилоты втихую судачат о нем за спиной. Бессмысленно было скрывать, что он и есть тот Стас Нужный, который первым попал в чужое пространство.
– Двоякое ощущение, – честно признался он. – С одной стороны, их мир очень похож на наш: почти те же названия городов и улиц, имена людей. В общем – полным-полно очевидных совпадений. С другой… много вещей, которые совсем не похожи на привычные для нас: деньги, отсутствие санкций, иное отношение к жизни. Люди женятся и дружат просто потому, что им хочется. И столько, сколько хочется.
– Это же… – Марек поискал подходящее слово. – Неуютно.
Стас кивнул.
– Ты прав. Это неуютно.
– Тогда – зачем?
– Может быть… оно лишь для нас неуютно.
– Я не понимаю. Вот скажи, ты сумел бы полюбить женщину и жить с ней постоянно?
Нужный поежился. Стал быстро сжимать и разжимать кулаки: пальцы рук совсем задубели.
– Не знаю. Никогда не думал о таком, – соврал он. Соврал наполовину: думать-то он думал, а вот знать – действительно не знал.
– А дружить с одним и тем же человеком из года в год? – не унимался чех. – Ведь скучно же.
Стас промолчал. Слишком трудно теоретически рассуждать о том, что практически не случалось в его родном мире. Генетическая связь поколений, воспитание, социальные нормы – все это мешало думать о жизни Игреков непредвзято. Как только мысль перескакивала невидимый рубеж – автоматически включались некие защитные механизмы памяти. Они давили эту мятежную мысль с чудовищной силой.
– Так понравилось или нет? – повторил вопрос Марек, задумчиво почесывая бакенбард.
– А ты случаем не засланный курва-казачок? – усмехнулся Нужный. И осекся. Пристально посмотрел на чеха. Но тот, кажется, не уловил сути русской идиомы.
– Впрочем, ты можешь не отвечать, – сказал Марек. – Мне просто интересно, как…
– Упырятина, пообщаться захотелось?
Тюльпин умел входить тихо, но говорить при этом громко.
– Никак нет! – гавкнули пилоты разом.
– Тяга следующая, – на порядок тише проговорил каптри, застегивая промежуточный комбез под горло. – Штатное боевое патрулирование отменяется.
Он окинул взглядом личный состав на предмет обнаружения несанкционированной радости в глазах. Удостоверившись, что оной в наличии не имеется, продолжил:
– Командование приказало вскрыть красный конверт. Мы с вами, любезные касатики, идем в рейд к Игрекам. Десять минут назад официально началась военно-дипломатическая операция «Санкционер». Объединенный флот с нынешнего момента на военном положении. А посему для вас как для офицеров СКО начинают целиком и полностью действовать законы военного времени. Трибуналы и прочая бодяга, которая отражена в уставе. Вот такая вот тяга, господа мазутики.
Никто из пилотов не произнес ни единого звука. Лишь желваки заиграли на скулах.
Стас почувствовал, как зубы сами собой сжались, а внутренности похолодели и дрогнули, будто их пронзила харонская метель.
Сообщение Тюльпина оказалось жутким потому, что каптри произнес его слишком равнодушным тоном.
Слишком.
Так говорят не о дипломатии. Так говорят о войне.
Лязгнуло. На миг заложило уши от легкого перепада давления. Зашипели, открываясь, переборки внутренних шлюзов стартовых ячеек…
– Подойти к персоналу площадок, – скомандовал Тюльпин. – Надеть внешние каркасы скафов. Обозначить коннект с диспами. И по машинам, эскадрилья! Живо, живо, ненаглядные упырята! Не на учебке сопли жуете!
* * *
Их эскадрилья состояла из дюжины боевых единиц. Тюльпин разделил группу на четыре звена. Соответственно, по три пилота в каждом. Назначил ведущими Марека, Геннадия, Руграно и себя. Приказал во время рейда соблюдать клиновидное построение. И напоследок знатно обматерил всех подопечных – просто так, чтобы не расслаблялись…Двенадцать стартовых ячеек в одном из множества боковых утолщений авианосца.
Двенадцать автоматических контрольно-тестовых комплексов, управляемых инженерами.
Двенадцать малых тактико-штурмовых истребителей «Янус».
Уже облаченный в скафандр, Стас взобрался по трапу к внешнему шлюзу своей машины. Он оглянулся на инженеров, копошащихся возле стойки шасси, и провел перчаткой по заиндевевшему шлангу подачи топлива. Иней покрывал не только патрубок, соединявший шланг перекачки с запорной муфтой, но и обшивку в радиусе полуметра – видимо, герметичность системы была слегка нарушена. Нужный чиркнул пальцем по замороженному сегменту, белесая пыль посыпалась вниз – температура тут явно была ниже минус сотни по Цельсию. Он воровато огляделся и торопливо накарябал на инее семь букв, которые давным-давно не видел на борту своего корабля.
– Здравствуй, Ренегат… – прошептал Стас. – Знаю, тебя так еще не называли. Впрочем, все это глупо, наверное…
«Стас, ты чего там бормочешь?» – раздался в наушниках голос Ильи Шато.
– Ничего. Все в порядке.
«Тогда забирайся и начинай тестировать системы. У тебя старт через десять минут. Я сегодня тебя поведу».
– Это хорошо, диспетчер.
Стас посмотрел на быстро исчезающую надпись. Буквы «р», «е» и «т» пропали, и теперь на обшивке осталось лишь «нега».
– Да уж, смешно, – одними губами проговорил Нужный.
Раздалось шипение, громкий щелчок, и топливный шланг отсоединился от корпуса, уползая в сторону. Стас проводил взглядом его круглый конец, похожий на раззявленную металлокерамическую пасть, и встряхнулся. Все, никаких больше сантиментов. Собранность, реакция, четкий расчет. Впереди – пилотирование одного из самых современных истребителей, поступивших на вооружение российского флота и отданных в распоряжение отдельного гвардейского авиакрыла, прикрепленного к «Данихнову».
Вообще-то Стас не совсем понимал штабистов, которые окрестили «Янус» малым истребителем. Машинка, конечно, уступала по размерам, скажем, стандартному «пеликану», но маленьким этот двадцатиметровый агрегат назвать мог только закомплексованный подросток. И то – исключительно из зависти.
Внутреннее пространство «Януса», как и у большинства кораблей подобного класса, условно делилось на два отсека: силовой и пилотный. Только здесь эти отсеки располагались не совсем обычно: пилотный – сзади, а силовой спереди. Кокпит, соответственно, находился практически в корме, но значительно выступал над воображаемой продольной осью. Фюзеляж по форме походил на тупоносый ботинок.
С первых дней эксплуатации за новой машиной укрепилось четкое прозвище: «дерьмовоз». И дело тут было не только в созвучиях и ассоциациях с официальным названием «Янус». Просто на борту у этой штуковины стояло столько орудий, что с ушами бы хватило для разгрома небольшого фрегата вместе с патрульным эскортом. Кто-то из офицеров, ознакомившись с ТТХ «Януса», ляпнул: «Да это ж целый ассенизаторский набор! Если сразу все вывалить – линкор можно по рубку говном завалить! Дерьмовоз какой-то, а не истребитель…» Вот и прилепилось прозвище.
А набор был и впрямь что надо.
Кроме пары обычных рентгеновских лазеров, на борту «Януса» были установлены подвесные рэки с восьмью увесистыми ракетами класса анти-М, боеголовки которых были начинены сверхплотным антивеществом – позитронами с исправленным, спараллеленным спином, – удерживаемым мощными электромагнитными полями. При попадании такого «сюрприза» в корабль происходила трехфотонная аннигиляция позитронов с ближайшими электронами, и любая цель превращалась в искореженный огрызок, фонящий гамма-квантами, словно эпицентр миниатюрного ядерного взрыва. Оружие страшное, но запрещенное всемирной конвенцией к применению на низких планетарных орбитах и возле массивных космических объектов по причине нестабильности процесса чистой трехфотонной аннигиляции – бахни такую штуковину в атмосфере, и не исключено, что начнется мощная цепная реакция. На всех ракетах класса анти-М стояли системы самоликвидации, которые срабатывали при пуске в любой среде, кроме глубокого вакуума. Антивещество в этом случае «сжигалось» направленным в центр заряда гравитонным потоком. Опасность состояла в том, что при выходе истребителя из строя удерживающие поля могли исчезнуть, и позитронный заряд детонировал прямо под задницей у пилота, превращая его вместе с машиной в кучку свободных g– квантов. Посему корабли с установленными на них ракетами класса анти-М автоматически превращались в летающие гробы. Зато крупные суда их боялись, как прокаженных. Ведь протарань такой камикадзе борт крейсера, и гигантская летающая крепость с пятидесятипроцентной вероятностью исчезнет в яркой вспышке раньше, чем командир поймет, что произошло. Чистая трехфотонная аннигиляция – это не игрушечки.
Но на этом не заканчивался перечень смертоносных побрякушек, установленных на «Янусах». В носовой части истребителей находился аппарат, генерирующий мощнейший направленный ЭМ-импульс, которым можно было при точном попадании на сравнительно небольшом расстоянии выводить из строя электронику малых машин противника. Какие неудобства может доставить электромагнитный импульс, Стас уже познал на себе во время судьбоносного «рождения» Точки. И мог утверждать со всей ответственностью: приятного в этом крайне мало.
А еще под небольшими треугольными крыльями висели две пушки необычной формы, расширенные концы которых направлены были почему-то не строго вперед, а под небольшим углом к носу корабля. Об их назначении никто из пилотов не знал. В технической инструкции и всех паспортных данных на «Янусы» неизвестные орудия обозначались как «калибрующие излучатели для пространственной ориентации истребителя». Сам Тюльпин не понимал, каково истинное назначение странных штуковин, потому как даже любому курсанту-первокурснику при взгляде на диковинные тубусы становилось ясно, что никакие это не элементы навигационной системы, а самые настоящие высокоэнергетические устройства или генераторы. А вот что они генерировали – оставалось для всего личного состава эскадрильи открытым вопросом. Все многочисленные схемы электрической и силовой проводки «Януса» на этих местах белели пустыми местами. А инженеры лишь разводили руками: мол, что делать – подписывали санкции о неразглашении информации.
Также «дерьмовозы» комплектовались различными системами защиты.
Тут были и целые ряды кассет с физическими и энергетическими ложными целями, и тепловые пушки для создания мнимых пройденных траекторий, и установщики помех на разных волновых диапазонах, и комплексы упреждения лазерных ударов, и нехилый арсенал отвлекающих световых ракет.
Но самым удивительным и… нерациональным во всем боевом оснащении «дерьмовозов» оказалось даже не это.
В бомболюках на каждой машине были установлены атмосферные вакуумные мины. Если что-то ненужное и могло иметься на борту пространственных истребителей – так это оружие для ведения боевых действий в плотной атмосфере. Дело в том, что, как и любая серьезная военная техника, «Янусы» хоть и считались самыми маневренными единицами российского флота, но все равно оставались узкопрофильными машинами, пригодными лишь для выполнения строго обозначенного ряда задач: орбитальный барраж, сопровождение крупных крейсеров и фрегатов, эскортирование особо важных дипломатических кораблей и защита авианесущего крейсера от истребительных соединений противника. Но уж никак они не были рассчитаны на атмосферные полеты. И посему – оставалось загадкой: на кой хрен в бомболюках навинтили вакуумные мины, которые использовались для поражения наземных целей… Может, командование разработало новую тактику: подобраться к вражескому флагману поближе, влететь в открытый шлюз и забросать экипаж взрывчаткой?…
Стас улыбнулся собственным домыслам, повернул ключ и вдавил красный рычаг разблокировки входного кессона. Заработали сервомеханизмы, пшикнула под ногами струя холодного пара, замерцал зеленый огонек стабилизации давления, и люк отошел в сторону.
За ним виднелась полупрозрачная перламутровая пелена.
В первый момент Нужный решил, что это обман зрения. Ибо не могло здесь быть никакой пелены! Он неоднократно забирался внутрь «Януса» на учебных миссиях и прекрасно знал, что должен увидеть за внешним люком: обмотки силовых кабелей по краям, запорные механизмы, толстый шланг, выходящий из гидравлического контроллера герметичности, сенсорную панель и наглухо задраенный внутренний шлюз.
Но никакой зыбкой пелены здесь быть просто-напросто не могло! Глюки, что ль? Не приведи вакуум, если у него так проявляются симптомы нервного истощения…
Стас крепко зажмурился и дождался, пока перед глазами не поплывут радужные пятна.
Спокойно. Все нормально. Просто организм переутомился за минувшую неделю, а мозг слишком много инфы через нейроны пропустил. Сейчас он разожмет веки и увидит самый обыкновенный шлюз, вделанный во внутреннюю обшивку.
Нужный открыл глаза и невольно отшатнулся.
Перламутровая пелена продолжала бессовестно дрожать в полуметре от него.
– Йопть, – не выдержал Стас через пять секунд. – Это что за…
– Силовое поле, – отозвался в наушниках невидимый Тюльпин, будто только и ждал, когда же мазут ругнется в эфир. – Истребители класса «Янус» имеют высокоэнергетический протекционный щит.
– Но… – Стас нахмурился. – Но почему нам ничего не сказали раньше? Ведь это совершенно новая технология, и пилоты обязаны быть в курсе, какое воздействие на…
– Заткнись, – оборвал его каптри. – Вот я тебе сейчас сказал. Теперь ты счастлив?
– Пока не знаю, – пробурчал Нужный. Он осторожно поднес руку в перчатке скафа к подрагивающей пелене. Мгновенно почувствовал, как кончики пальцев закололо, а суставы заболели, будто вместо суставной жидкости в них засыпали песка. Резко отдернул руку. – И как мне попасть внутрь? Эта фигня ведь как– то отключается, правда?
– Все вопросы к диспам, – отрезал Тюльпин.
– Шато, слышишь меня?
«Да, Стас. – В голосе у Ильи присутствовали легкие нотки растерянности, словно он сам только что узнал о поле. – Отключить протекционный щит снаружи… э-э… невозможно».
Нужный промолчал, не одарив диспетчера такой роскошью, как вопрос. В наушниках раздалось невнятное бормотание, потом Шато резко прикрикнул на кого-то и прокашлялся.
«Просто проникай внутрь фюзеляжа…» – сказал он наконец.
– Слушай, почему-то мне кажется, что слово «просто» здесь лишнее.
«Крестись, когда кажется… Протекционное поле управляется только изнутри корабля, – сердито ответил Шато. – Оно настраивается единожды на ДНК конкретного пилота и, по умолчанию, функционирует до тех пор, пока этот пилот управляет истребителем. После окончания рейса, когда космонавт покидает борт, генератор поля самоуничтожается. Система дурацкая и материально затратная, но исключает возможность доступа посторонних лиц во внутренний объем „Януса“ во время выполнения боевого задания».
– Не понял, – продолжая наблюдать за перламутровыми разводами, нахмурился Стас. – Посторонние лица прямо из космоса могут пожаловать? В обшивку постучать, что ль? Или на абордаж меня взять, подтянув крюками?
В наушниках кто-то фыркнул. Кажется, это был Геннадий.
«Ты не ерничай, пилот», – сухо сказал Илья.
– Держи масть, дисп, – тут же огрызнулся Нужный. – Будь здоров, не кашляй!
«Процесс пересечения границы протекционного щита болезненный даже для того человека, на ДНК которого он настроен. Съел?»
– Отставить неуставные разговоры, мазутня! – вмешался Тюльпин. – Забирайся в машину, ведомый один.
– И насколько этот процесс… болезненный? – с нехорошим предчувствием спросил Нужный, обращаясь к Шато.
«Я точно не знаю, но, видимо, будет очень больно, – ответил тот. – Синаптические связи нарушаются на короткое время, давление жидкости в суставных сумках и во внутренних органах слегка измениться может, капилляры кое-где полопаются…»
Стас покашлял. Просто чтобы произнести какой-нибудь звук. Потому что слова из глотки не лезли.
Нужный никогда не слыл трусом, но в тот момент ему вдруг стало жутко до дрожи. Что же такое создали военные для этой операции? Слишком много новых высоких технологий, диковинных даже для искушенных в таких делах вояк. Много недомолвок, а кое-где имеются явные несуразности. Вакуумные мины, невиданный протекционный щит, излучатели неизвестного назначения… Эти, так сказать… приспособления созданы не для дипломатического сопровождения, они – для штурма. И очень серьезного штурма. Только вот штурма… чего?
А стаж военного пилотирования у пилотов их эскадрильи – без году неделя, причем в прямом смысле слова…
«Стас, у тебя биометрика скачет, – сказал Шато. – Телеметрия показывает: пульс 115, температура тела 37 с лишним, давление выше нормы. Давай-ка успокойся, вдохни как следует и забирайся внутрь, у тебя старт через четыре минуты, а ты тесты не прогнал еще».
– Ведомый один, приказываю занять свое место и приступить к осуществлению процедуры старта. – За кажущимся спокойствием в голосе Тюльпина дрожала нарастающая ярость. – По возвращении из рейда – трое суток гауптвахты и суточное лишение санкции на сон лично от меня. Приступить к исполнению.
– Есть, – произнес Нужный и, глубоко вдохнув, шагнул в перламутровую ночь.
Это вовсе не было больно.
Просто на какое-то мгновение все ощущения исчезли, бросив сознание в бездну коллапса. Будто кто-то разом выключил свет, звук и выдернул из-под ботинок скафандра плоскость трапа. Бесконечно долгий миг Стас падал куда-то внутрь себя, сжимаясь в подобие геометрической точки.
А вот когда синапсы вновь «включились», стало больно.
Не просто больно – чудовищно, дико, невыносимо, адски больно…
Тело Нужного вздрогнуло и выгнулось дугой. Да, именно так: не Нужный вздрогнул и выгнулся, а его тело. Потому как оно в тот момент оказалось начисто отсоединено от сознания и воли…
Наплечник скафа упирается в рукоятку блокировки шлюза, ботинки судорожно скребут по полу, шлем разом становится тяжелым и неудобным.
Жжение. Будто кровь вскипает в жилах…
Ломота в костях, ногтях, зубах…
Неестественно долгий удар сердца отзывается целым фейерверком мук во всем организме…
Кажется, что из черепа выскребли мозг, а взамен серого вещества засыпали крупной стеклянной крошки…
И пытают… Пытают, выворачивая суставы…
Уже спустя секунду Стас почувствовал, как струйка мочи прыснула в спецбелье, а руки и ноги безвольно обмякли в каркасе скафа… Он приложил нечеловеческие усилия, чтобы напрячься и капитально не обмочиться.