вместе с Иисусом постоянно, и мои заметки в основном относятся к ней. Мы
кружили от селения к селению, от местечка к местечку, порой собиралась
довольно большая толпа - когда, к примеру, мы повстречали бесноватого
погонщика мулов. На дорогах приходилось опасаться римских и муниципальных
патрулей. Лишь в праздник пасхи дозволялось с пением идти многочисленной
толпой.
В будни несколько человек отправлялось полевыми тропами в разных
направлениях, поразведать, нет ли где опасности, мимоходом же сказывали
людям о Иисусе и чудных делах его по околицам, на рыночных площадях, на
постоялых дворах - где случится оказия. К обеду собирались у кого-нибудь из
сторонников Иисуса, женщины варили еду. Хозяин по обыкновению не жалел вина
и садился с нами за трапезу; вечеря нередко завершалась пиршеством, но
излишества в еде и питии не допускались.
Порой Иисуса приглашали люди имущие - в дни праздников или на семейные
торжества. Он никогда не отказывался, коль принимали его с учениками,
учеников - ничего не поделаешь - приходилось выбирать по одежде, остальных
из-за плачевного состояния оной брать с собой на праздничное застолье не
годилось. Дабы никто не чувствовал себя ущемленным, выбранным одежда
заменялась лучшей, позаимствованной у тех, кто на сей раз не участвовал в
торжестве. Когда сандалии или плащ у брата приходили в полную негодность, я
покупал необходимое на общинные деньги, коли у пострадавшего своих не
водилось. Купленные вещи, разумеется, не претендовали на элегантность или
добротность.
Иисус одеждой не отличался от остальных, разве что платье его было
всегда опрятно - заботливые женщины стирали и латали, насколько могли;
большинство братьев заботами об одеянии вовсе не убивалось, и насекомые
частенько заводились у мужей праведных.
Вопреки нынешним поношениям в общине соблюдалось равенство, все -
мужчины и женщины - равно отправляли апостольские обязанности, то бишь
агитаторские. И только перед самым вооруженным выступлением, когда
сформировали воинство, кое-кого назначили старшими.
Равноправие женщин признавала единственно наша община. Кроме Марии и
двух-трех молодых женщин, остальные, уже в годах, не вводили в особое
искушение, а вот когда послушать Иисуса собиралась толпа и мелькало немало
милых, привлекательных лиц, да и проповедь затягивалась допоздна, в темноте
по укромным углам затевалась такая возня, что земля покряхтывала.
16. И хотя Иисус поучал: не вожделейте, ибо вожделение ведет к
нечестию, не сказывайте бесстыдных слов и не старайтесь узреть сокровенное
ни сверху, ни снизу, ибо сие ведет к прелюбодеянию, - да ведь говорил
поденщикам и усадебным девкам, погонщикам мулов и блудницам,
пьяницам-рыбакам и судомойкам из заезжих дворов, уличным торговцам халвой и
работницам с оливковой давильни, людям простым сказывал, они же, внимая
слову божию, оглаживали женские бедра, в досягаемости пребывавшие. Только я
так и не осмелился на вольное обращение с моей Марией, хотя, каюсь, при
удобном случае заглядывал сверху, где, прикрытая туникой, дышала грудь,
достойная Ависаги Сунамитянки, усладившей последние минуты царя Давида, из
рода коего и предречено было явиться мессии.
17. Вспомнив имя Давидово, не умею воздержаться от некоей исторьицы.
Оный царь, заглянув как-то сверху, и в самом деле сделался прелюбодеем.
Случилось, прогуливаясь однажды по террасам своего дворца, увидал он
Вирсавию, жену Урии-хеттеянина, в купальне. А значит, увидел куда больше,
нежели я при всех благоприятных случаях, вместе взятых. Верно, хороша была
чужеземка, медноволосая, с Голубыми очами, как все хеттеяне, коль взял ее к
себе царь Давид в наложницы, а мужа-военачальника (ох уж эти мне вояки!)
отослал в сражение на погибель, повелев оставить его в сече одного. Царю
Давиду повезло более, чем мне, - он женился на своей возлюбленной и родил
царя Соломона, строителя Иерусалимского храма, мужа семисот жен и трехсот
наложниц.
Как видишь, либерализм бога Давидова мог приохотить к снисходительности
гласителя благой вести; восхулив блудодеяние словом, Иисус никогда не
наказывал виновных: предпочитал не замечать оного.
Свободное отношение к многим запретам среди сторонников Иисуса вызывало
недовольство фарисеев и богатых, коим богатство попускало проявлять лживое
усердие к ритуальным предписаниям. Но Иисус избегал фарисеев, а фарисеи
избегали Иисуса.
в коей сказывается о том, как я встретил Иисуса.
1. Размышления о движителе истории. 2. Насчет логики мышления у
агиографов. 3. Двойственность человеческой натуры. 4. Род Садоков. 5.
Осквернение Иерусалимского храма. Святыня в Леонтополе. 6. Потомки Онии.
Легенда и ее конец. 7. Честолюбие моего отца. Почему я принял имя Иуды. 8.
Мое выступление перед надзорным советом. 9. Мне доверяют палестинский
филиал. 10. Вопросы дяди Елеезара. Цена престола. 11. Как я заработал
состояние. 12. Размышления о политике. 13. О намерении вернуть
первосвященнический престол. 14. На что притязал Иисус. Его теодицея. 15.
Мессианство Иоанновых учеников. Отщепенцы. 16. Общественно-политические
отношения при Тиберии. 17. Понтий Пилат. Осквернение святилища. 18. Народный
гнев. Цена популярности. О чувствах Марии. Размышления. 19. Две мистические
идеи. Попытка оправдания. 20. Временная отмена советом моих полномочий.
Реабилитация. Смерть дяди. 21. Как сочетать прибыли с революционной идеей.
22. Размышления о сообществах у насекомых. Что же такое справедливость? 23.
Иисус - муж провидения. 24. Что знали обо мне в общине? 25. Комментарий к
Иосифу Флавию. Кто такой Антоний Феликс. 26. Чего недоставало Иисусу. О
метафизике и магии слов. Можно ли было избежать конфликта с Римом. 27.
Ситуация в Иерусалиме. 28. Ход событий после смерти Иоанна. Военная
организация. 29. Споры старейшин. Spiritus movens {Движущий дух (лат.).}
заговора. О других. 30. Иисус насчет подушной подати кесарю. 31. Выдвижение
моей кандидатуры в военачальники. Отступление о военном искусстве. 32. Моя
речь. 33. Сентенции Иисуса. 34. Военные приготовления. 35. Об отношении Рима
к религиозным культам в покоренных странах. Разные истории о временах
владычества Ирода Великого. Народные восстания. 36. У Иисуса меняется
характер. 37. Прибытие в Иерусалим. На горе Елеонской. 38. Союзники. 39.
Военный совет. Трапеза. Проповедь Иисуса. 40. Дебаты и план выступления. 41.
Продолжение военного совета. Иисус в саду Гефсиманском. Теология. 42. Почему
мне следовало уйти. 43. Монолог Иисуса. 44. Пророчества Исайи. 45. Меня
отсылают прочь. 46. Миссия. 47. Почему в тайне? 48. Слово о Марии. 49.
Отчаяние Иисуса. 50. Господня ответственность. 51. Фатальная неизбежность
всякой теологии. 52. Ничего реального не существует. 53. Утверждение
Протагора. 54. Тайная вечеря. 55. Знаменательные слова Иисуса обо мне. 56.
Разлука.
1. Вот и пришла пора изложить важнейшие события в моей жизни -
постараюсь со всей возможной откровенностию поведать не только о моей роли в
жизни Иисуса, приоткрою хотя бы толику правды о его смерти. Вопрошаю себя,
стоит ли писать о том и другом - так незначительны оба сии факта пред
трагедией распятия всего иудейского народа тридцатью годами позже и
невероятного предательства Иосифа Флавия, коего тем не менее я понимаю, не
оправдывая духа предательства: мне самому довелось пережить разъедающие душу
сомнения, бывшие и его уделом; ведь и я сыграл роль в создании образа мессии
подобно тому, как он создавал образ своего повелителя, однако я не свершил
при том позорного поступка, не предал ни народ свой, ни человека.
Трагические последствия Иудейской войны затмили в памяти людей прежние
мятежи и восстание, в коем участвовал самолично; лишь ныне выясняется -
именно последнему судьба назначила важную роль в передрягах истории, будто
сие потрясение официального культа Яхве и Imperium Romanum высвободило тайно
дремавшие силы, подобные тем, что в пепел обратили Помпеи и Геркуланум.
А коли так, пишу не для собственного удовольствия - меня уже мало что
может потешить, - а ради торжества правды.
Я же лично - а что общего может иметь старец на краю могилы с юношей,
коим некогда был, - полагаю: не нуждаюсь в каких-либо оправданиях. И даже не
будь сам очевидцем, не затруднился бы опровергать версию, будто поцелуем
предал Иисуса в руки стражников.
2. Бездарные агиографы, не умеющие логически мыслить, о чем выше не
единожды упоминалось, в рукописи, коей ты располагаешь, поначалу изображают:
в Иерусалиме Иисуса встречают ликующие толпы, приветствуют долгожданного
мессию, затем он приводит всех в немалое замешательство, изгоняя из храма
продающих, покупающих и менял, а под конец оказывается столь таинственной
личностью, что является необходимость указать на него поцелуем! И зачем
поцелуем, а не просто - пальцем?
Трудно, будучи в здравом рассудке, представить эту сцену, слишком уж
простецки наивен сочинитель, ее изобразивший. Да сыщется ли где на свете
полиция, не имеющая наиподробнейшего донесения насчет популярного народного
трибуна? Даже никчемные сплетни скрупулезно берутся на заметку в реестрах
властей, стражей общественной безопасности, тем более ведомо все о
подстрекателе и бунтаре такого покроя, как Иисус. И окажись правдой все,
якобы учиненное Иисусом во дворе храма, стражники схватили бы его без
промедления, не дожидаясь указа сверху; так и выходит: не было ночи. Иуды и
поцелуя...
Во всей выдумке нет и крупицы правды иль логики, а посему оставим в
покое домыслы, попытаем свою память и восстановим имевшую место цепь
случайностей: и так не просто вернуться в реке времени и вспомнить минувшее,
дабы понять, сколь преобразился вожатай религиозного движения, гласивший
непротивление злу в самом прямом смысле, а после ставший во главе мятежа.
И здесь, предваряя факты, упреждаю: вопреки видимости (даже вроде бы
очевидности) он никогда не стал этим вторым и, подобно его великому
предшественнику и тезке Иисусу Навину, тому, что остановил солнце, не
осквернил себя прикосновением к мечу.
3. Пока суд да дело, вынужден поведать о собственной особе несколько
боле, нежли по сю пору сказано, - без меня вся история потекла бы в ином
направлении и даже, возможно, не возник бы культ.
В домысле, о коем поведано выше, я - один из главных актеров, без меня
не завязался бы трагический узел.
И то правда, только совсем иная, и о ней не мешкая сообщу.
В самом начале письма подробно расписал тебе о любви к Марии, ставшей
главной причиной моего странного решения прибиться к стаду Иисусову -
главной, однако не единственной. Моя безответная и верная до конца лет
любовь сколь нельзя лучше свидетельствует о двойственности человеческой
природы. Ты многие годы знаешь меня коммерсантом, а оный на склоне лет
оказался философом-скептиком.
К счастью, ты сам не менее богат и не осудишь меня за почтение к
деньгам - мы оба прекрасно знаем: пять наших чувств, познающих мир, ничего
не стоят без шестого, коим является богатство.
Как же объяснить - ведь за ответную любовь Марии еще и сегодня я отдал
бы все мое достояние, случись возможность вернуть ее с того света.
С нежной юности прививали мне уважение к деньгам, а также искусство
заключать выгодные сделки, но обучался я и философским наукам, будто
готовился стать вторым Филоном, он, между прочим, среди александрийской
аристократии в те поры считался достойным подражания образцом. Умный,
богатый (умеренно), славного рода, любимец толпы, он стал и моим идеалом,
отроком я стремился сделаться ему ровней. Увы, как говаривал Пифагор, трудно
идти в жизни сразу многими путями.
4. И еще одно обстоятельство сказалось в моей юношеской судьбе. Я уже
поминал, наш разветвленный род ведет начало от Садока, точнее, от Онии III,
последнего законного первосвященника, он-то, видимо, и основал общину сынов
света - о нем выше расписано весьма подробно. Малолетний сын его, Ония IV,
вместе с матерью нашел убежище в Египте, где и воспитывался под
покровительством Птолемея Филометора или его брата Птолемея, прозванного
Пузаном; происходило же все вскорости после победы римлян над Персеем
Македонским при Пидне.
5. Несколько лет спустя, во времена первосвященника-узурпатора Менелая,
был осквернен Иерусалимский храм, свершилось сие после возвращения Антиоха
IV Епифана из похода на Египет. В праздник Dies Solis {Дня солнца (лат.).},
в 585 году а. U. с. на месте жертвенника всесожжения установили алтарь в
честь Зевса и принесли в жертву поросят, животных сугубо нечистых. А потому
неудивительно, что Ония IV, считавший себя наследником первосвященнического
престола, а таковым и почитался египетскими иудеями, испросил у царя
Птолемея разрешение на строительство в Леонтополе святилища Яхве по образу
иерусалимского.
В доказательство Ония приводил прорицание из книги великого пророка
Исайи:
В тот день жертвенник Господу
будет посреди земли Египетской,
и памятник Господу -
у пределов ее.
И будет он знаменем и свидетельством
о Господе Саваофе в земле Египетской;
потому что они воззовут ко Господу
по причине притеснителей,
и Он пошлет им спасителя и заступника
и избавит их.
И Господь явит Себя в Египте;
и египтяне в тот день познают Господа,
и принесут жертвы и дары,
и дадут обеты Господу,
и исполнят.
Получив соизволение Птолемея, Ония возвел святыню и свершил весь обряд,
предписанный в Торе, назначив священников и левитов достойных родов. Так, в
чуждых пределах, силился Ония непрерывно вершить божию службу.
До конца Маккавеевых войн египетская диаспора признавала законность
святилища, после возрождения царства Хасмонеями и очищения Иерусалимского
храма леонтопольское святилище постепенно утратило свое значение, ибо в
глубь времен уходящая традиция, почитающая единственно иерусалимскую святыню
домом божиим, оказалась сильнее привязанности к династии Садока.
Тем не менее среди потомков Онии укоренилось убеждение, священники-де
Хасмонеи не имеют права на пестование священнического престола, являются
узурпаторами, а жертвы, ими приносимые, не угодны господу.
6. О секте сынов света, мнится, в Египте не много знали в то время, а
что до узурпаторов, то бедноте, разделенной на множество мелких сект, было
не до них, зато признавались все права вавилонских потомков Садока, коих
полонил Навуходоносор, они же не питали честолюбивых намерений на высокий
престол в Израиле.
В связи с этой историей в нашем роду бытовала легенда, поддерживаемая
пророчеством из цитированного Исайи: настанет время возвращения наследников
Ааронова жезла на первосвященнический престол.
Ныне легенду можно преспокойно числить среди сказок. Нет Иерусалима,
нет святыни в Леонтополе, согласно приказу Веспасиана разрушенной Лупом и
Паулином вскоре после поражения Израиля.
В ту пору, когда я приближался к порогу возмужания, многочисленные
родственники совершенно уверовали в исполнение пророчества.
Уверенность уважаемых людей, седобородых старцев, весьма подействовала
на мое воображение, тем боле все сулило нашему роду аристократическую
генеалогию, не менее почетную, нежли генеалогические мифы римских сенаторов.
Ты не хуже меня знаешь, какую слабость мы, банкиры, питаем к
аристократическим титулам.
Увлеченному блистательной личностью Филона, молодому человеку льстила
мысль о знаменитом происхождении и возможных преимуществах. Неведение и
тщеславие - сильнейшие движители, нежли разум, говаривал Сенека, но я был
слишком практичен, дабы безрассудно предаваться мечтам, ежели и отдавался,
то с оговоркой - за мысли еще не карают...
7. А поразмышлять было о чем: весьма честолюбивый отец нарек меня
Онией, имя по тогдашней моде эллинизировалось в Онеас, после на латинский
лад звучало уже Энеас, я же сам добавил, имея на то известные причины,
Проегменос. Столь быстрая смена прозваний несколько охладила пыл моего
родителя, стимулированный метафизикой отечественной веры. Быть может, он
попросту не решался, на какую квадригу поставить: иудейскую, греческую или
римскую, оттого и ставил на все три разом, сие весьма пригодилось - в нужный
час я пересаживался в ту, что гарантировала успешный финиш. Имя Иуда из
Кариота - первое пришедшее в голову, дабы сокрыть увлечение девицей легких
обычаев, оной не смел довериться, ибо, не зная близко ее, хорошо знал нравы
ей подобных, справедливо опасаясь вымогательств.
8. Семейный миф культивировался в секрете и признавался даже суровыми
деловыми людьми, входившими в надзорный совет фирмы; по достижении
восемнадцати лет отец представил меня совету напичканным всевозможными
науками, прежде всего знанием Торы, в чем я был исключением, ибо другие юные
претенденты преимущественно знали толк в счетах и в торговле, а иудеи, да и
греки, весьма почитая деньги, со столь же неслыханным почтением относятся к
науке и знаниям. Потому и мудрецы, пусть нищие, пользуются у них большим
уважением, нежели коронованные властелины. Нечего и говорить о мудрецах
богатых, подобных Филону или помянутому равви Шамаю, славному эрудиту, коего
принимают величайшим авторитетом наших времен, естественно, среди иудеев.
9. Некоторые уважаемые мои дядья по-любительски занимались штудиями
Торы. Они коротко проэкзаменовали меня, я без особого труда изумил их не
только основательным знанием священных книг, но и историей святилища в
Леонтополе, а также традициями рода Онии. Я и не догадывался, сколько
благоприятствовало мне знание оных предметов, особливо цитированного выше
пророчества Исайи насчет строительства святыни в Леонтополе. Обоснование
требовало софистических навыков, ибо de facto Тора решительно исключала
возможность иного, кроме иерусалимского, храма божия, и в этом пункте
правоверные иудеи являли невиданную бескомпромиссность.
Именно эта часть экзамена была решающей, и мне доверили после небольшой
практики в центральном правлении надзор за палестинским филиалом. В свои
восемнадцать лет я был довольно лукав и быстрехонько сообразил, с какой
целью доверяют молокососу столь солидное положение полномочного
представителя филиала, не самого выгодного в смысле доходов, но весьма
многозначительного в религиозном отношении. Как видишь, знание Торы имело
ценность, равную толковому ведению счетов, какового умения мне, кстати,
весьма недоставало.
10. Намерения совета на мой счет я уразумел из вопроса, походя
брошенного дядей Елеезаром, старшим братом отца, и вроде бы не имеющего
отношения к делу.
- Сын мой, - спросил он неожиданно, - представляешь ли ты, как семья
могла бы вернуть первосвященнический престол?
- Разумеется, - ответствовал я без малейшего смущения. - Престол
следует вернуть тем же способом, коим его утратили, - с помощью денег. Язон
отнял сан у нашего пращура за пятьсот девяносто талантов. Менелай удалил
своего брата Язона за девятьсот талантов. В пересчете на римскую валюту по
нынешнему курсу серебра это составляло около четырех миллионов денариев.
Полагаю, за пять миллионов ныне можно вернуть утраченное.
Сумма внушительная, однако вполне приемлемая для видавших виды
негоциантов, державших состояние десять-крат большее. Все же наши старейшины
не прониклись еще верою в целесообразность таковой трансакции, а может, не
устраивало изъятие из оборота столь солидного капитала: они прицокивали,
качали головой, но, уловив, что в этой материи уже принято решение и
рассчитывают на мою особу, я произнес речь следующего содержания:
- Достопочтенные старейшины, прошу преклонить слух ваш и внимание к
сыну и слуге вашему Онии. С неустанным усердием овладевал я хохмой,
мудростью наших предков, и практическими знаниями, необходимыми для
торгового дела. К замыслу, о коем сказываю, льзя ли приступить
незамедлительно? С моей стороны почел бы дерзостью что-либо вам
присоветовать, однако внутренний глас ведет мною - десяти-пятнадцати лет с
лихвой достало бы на подготовку. А случись добрые времена, как не начать
дело, коим не только умножится слава дома нашего, но и многажды возместятся
понесенные убытки. Ежли Александр Лисимах стал александрийским этнархом
всего за один миллион, а вы знаете, о досточтимые, сколь недоброжелателен
нам сей человек (к нему в полной мере относятся слова мудреца: чем менее
достоин своего положения, тем боле спесив становится), и тысячи талантов не
пожалеешь, дабы вернуть престол иерусалимский. Ибо что есть этнарх иудейский
сравнительно с первосвященником? Прах, не боле. Александр, признаться,
вкушает милостей кесаревой семьи и управляет кесаревым египетским имением,
да ведь милость монаршая своенравна, словно верблюд, и никто не сочтет
отсекновенных голов друзей кесаревых.
Пока дело дозреет, в Риме утвердится другой кесарь, а каждый римский
император более любит деньги, нежели дружбу. Деньги надобны на самые
первоочередные нужды армии, а кто узнает об этом ранее самого кесаря, кроме
вас, досточтимые члены совета?
В таком духе я сказывал долго и по сю пору диву даюсь, почему не
вытолкали меня за дверь. А старейшины наши слушали и смотрели на меня с
удовольствием, с коим старцы ищут в потомке исполнения собственных
несбывшихся желаний. Ничего определенного не было сказано, но палестинские
полномочия я получил. Не говорили и о кандидате в первосвященники. Полагаю,
прочили дядю Елеезара. Себя в те сроки во внимание не брал: слишком молод,
беден и незначителен, пусть и не лишен амбиций.
Больше на эту тему в совете речей не было, хотя не менее раза в год
отчитывался в качестве прокуриста палестинского филиала и, подобно всем
прочим управителям, представлял подробный отчет и о политическом положении в
моей провинции и близлежащих землях.
11. Коммерческие операции, неслыханно удачливые, еще до того как отец
удалился к прародителю нашему Аврааму, увеличили мою долю в оборотах фирмы
на следующих условиях: каждый член семьи получал в управление один
провинциальный филиал, большой или поменьше, в зависимости от возраста,
опыта и способностей кандидата. Несколько провинций принадлежало одному из
семи членов правления, они держали основные паи и руководили всеми делами.
Каждый управитель имел в распоряжении оборотные средства в миллион
денариев и больше и сеть самых разных предприятий, отдаваемых арендаторам. В
основном все предприятия были связаны с военными поставками - от добычи
металлических руд и до рыбачьих флотилий включительно; главные же интересы
нашего дома сосредоточились на банковском деле, приносящем прибыль от
пятидесяти до ста pro centum. Управители имели соответственно высокий
заработок, чистую прибыль сдавали в центральное правление, двадцать пять pro
centum от сданного шло на их личный вклад в основной оборот.
Если провинция приносила убытки (у меня такого не случалось),
управляющий покрывал половину из своей части, коли не хватало денег, вносил
недостающие деньги кто-либо из родственников или неудачник прекращал
пестовать свою должность.
И лишь в случае провалов на военных сделках убытки в основном капитале
покрывали филиалы, нажившиеся на войне. В отличие от греческих и римских
домов наш ведет дела анонимно, имея за пределами империи обширные
разветвления от Германии до реки Инда. Ты прекрасно знаешь, и поныне
половину римских негоциантов мы держим за горло, хотя безумства Нерона и
Калигулы основательно сказались и в наших делах.
12. Верно, ты задаешься вопросом, отчего же мы не воспользовались столь
блистательными возможностями, дабы упрочить положение нашей страны?
Смею тебя уверить: много трудов и денег стоили ликвидация кровавого
деспота Домициана и подкуп нужного кесаря, к коему мы держим все входы и
выходы. Я во всем этом уже не принимаю участия и даже несколько жалею, что
раньше вмешивался в государственные дела, хотя, говоря начистоту, и посейчас
не имею в этом вопросе определенного мнения. Эпикур сказывал некогда: мудрец
не станет заниматься политикой, разве что обстоятельства вынудят. Зенон же
считал: мудрец всегда займется политикой, разве что обстоятельства не
позволят.
13. Вернемся же к обстоятельствам, сложившимся несколько десятилетий
назад. Совсем молодой, я вполне отдавал себе отчет: с помощью денег можно
вернуть первосвященнический престол, а вот удержать его намного труднее.
Ставленник обязан обладать жизненной мудростью, а пуще всего надобно
народное признание, каким пользовался Филон Александрийский.
В нашей семье пока нет человека ему равного, да все впереди - подыщем
на такую роль соответствующее лицо. В мои задачи входило покамест держать
ухо востро и прибрать к рукам всех влиятельных особ, недоброжелательных к
иерусалимской аристократии.
Прибыв в Палестину, я и вовсе утвердился в своем мнении и возрадовался,
увидев, по какой причине семьи первосвященников-узурпаторов не пользуются
популярностью.
В обстановке я разобрался не сразу, но годика через два-три довольно
хорошо уяснил, что надлежит предпринять.
Приблизительно тогда встретился с Иисусом и открылись мне новые
кружили от селения к селению, от местечка к местечку, порой собиралась
довольно большая толпа - когда, к примеру, мы повстречали бесноватого
погонщика мулов. На дорогах приходилось опасаться римских и муниципальных
патрулей. Лишь в праздник пасхи дозволялось с пением идти многочисленной
толпой.
В будни несколько человек отправлялось полевыми тропами в разных
направлениях, поразведать, нет ли где опасности, мимоходом же сказывали
людям о Иисусе и чудных делах его по околицам, на рыночных площадях, на
постоялых дворах - где случится оказия. К обеду собирались у кого-нибудь из
сторонников Иисуса, женщины варили еду. Хозяин по обыкновению не жалел вина
и садился с нами за трапезу; вечеря нередко завершалась пиршеством, но
излишества в еде и питии не допускались.
Порой Иисуса приглашали люди имущие - в дни праздников или на семейные
торжества. Он никогда не отказывался, коль принимали его с учениками,
учеников - ничего не поделаешь - приходилось выбирать по одежде, остальных
из-за плачевного состояния оной брать с собой на праздничное застолье не
годилось. Дабы никто не чувствовал себя ущемленным, выбранным одежда
заменялась лучшей, позаимствованной у тех, кто на сей раз не участвовал в
торжестве. Когда сандалии или плащ у брата приходили в полную негодность, я
покупал необходимое на общинные деньги, коли у пострадавшего своих не
водилось. Купленные вещи, разумеется, не претендовали на элегантность или
добротность.
Иисус одеждой не отличался от остальных, разве что платье его было
всегда опрятно - заботливые женщины стирали и латали, насколько могли;
большинство братьев заботами об одеянии вовсе не убивалось, и насекомые
частенько заводились у мужей праведных.
Вопреки нынешним поношениям в общине соблюдалось равенство, все -
мужчины и женщины - равно отправляли апостольские обязанности, то бишь
агитаторские. И только перед самым вооруженным выступлением, когда
сформировали воинство, кое-кого назначили старшими.
Равноправие женщин признавала единственно наша община. Кроме Марии и
двух-трех молодых женщин, остальные, уже в годах, не вводили в особое
искушение, а вот когда послушать Иисуса собиралась толпа и мелькало немало
милых, привлекательных лиц, да и проповедь затягивалась допоздна, в темноте
по укромным углам затевалась такая возня, что земля покряхтывала.
16. И хотя Иисус поучал: не вожделейте, ибо вожделение ведет к
нечестию, не сказывайте бесстыдных слов и не старайтесь узреть сокровенное
ни сверху, ни снизу, ибо сие ведет к прелюбодеянию, - да ведь говорил
поденщикам и усадебным девкам, погонщикам мулов и блудницам,
пьяницам-рыбакам и судомойкам из заезжих дворов, уличным торговцам халвой и
работницам с оливковой давильни, людям простым сказывал, они же, внимая
слову божию, оглаживали женские бедра, в досягаемости пребывавшие. Только я
так и не осмелился на вольное обращение с моей Марией, хотя, каюсь, при
удобном случае заглядывал сверху, где, прикрытая туникой, дышала грудь,
достойная Ависаги Сунамитянки, усладившей последние минуты царя Давида, из
рода коего и предречено было явиться мессии.
17. Вспомнив имя Давидово, не умею воздержаться от некоей исторьицы.
Оный царь, заглянув как-то сверху, и в самом деле сделался прелюбодеем.
Случилось, прогуливаясь однажды по террасам своего дворца, увидал он
Вирсавию, жену Урии-хеттеянина, в купальне. А значит, увидел куда больше,
нежели я при всех благоприятных случаях, вместе взятых. Верно, хороша была
чужеземка, медноволосая, с Голубыми очами, как все хеттеяне, коль взял ее к
себе царь Давид в наложницы, а мужа-военачальника (ох уж эти мне вояки!)
отослал в сражение на погибель, повелев оставить его в сече одного. Царю
Давиду повезло более, чем мне, - он женился на своей возлюбленной и родил
царя Соломона, строителя Иерусалимского храма, мужа семисот жен и трехсот
наложниц.
Как видишь, либерализм бога Давидова мог приохотить к снисходительности
гласителя благой вести; восхулив блудодеяние словом, Иисус никогда не
наказывал виновных: предпочитал не замечать оного.
Свободное отношение к многим запретам среди сторонников Иисуса вызывало
недовольство фарисеев и богатых, коим богатство попускало проявлять лживое
усердие к ритуальным предписаниям. Но Иисус избегал фарисеев, а фарисеи
избегали Иисуса.
в коей сказывается о том, как я встретил Иисуса.
1. Размышления о движителе истории. 2. Насчет логики мышления у
агиографов. 3. Двойственность человеческой натуры. 4. Род Садоков. 5.
Осквернение Иерусалимского храма. Святыня в Леонтополе. 6. Потомки Онии.
Легенда и ее конец. 7. Честолюбие моего отца. Почему я принял имя Иуды. 8.
Мое выступление перед надзорным советом. 9. Мне доверяют палестинский
филиал. 10. Вопросы дяди Елеезара. Цена престола. 11. Как я заработал
состояние. 12. Размышления о политике. 13. О намерении вернуть
первосвященнический престол. 14. На что притязал Иисус. Его теодицея. 15.
Мессианство Иоанновых учеников. Отщепенцы. 16. Общественно-политические
отношения при Тиберии. 17. Понтий Пилат. Осквернение святилища. 18. Народный
гнев. Цена популярности. О чувствах Марии. Размышления. 19. Две мистические
идеи. Попытка оправдания. 20. Временная отмена советом моих полномочий.
Реабилитация. Смерть дяди. 21. Как сочетать прибыли с революционной идеей.
22. Размышления о сообществах у насекомых. Что же такое справедливость? 23.
Иисус - муж провидения. 24. Что знали обо мне в общине? 25. Комментарий к
Иосифу Флавию. Кто такой Антоний Феликс. 26. Чего недоставало Иисусу. О
метафизике и магии слов. Можно ли было избежать конфликта с Римом. 27.
Ситуация в Иерусалиме. 28. Ход событий после смерти Иоанна. Военная
организация. 29. Споры старейшин. Spiritus movens {Движущий дух (лат.).}
заговора. О других. 30. Иисус насчет подушной подати кесарю. 31. Выдвижение
моей кандидатуры в военачальники. Отступление о военном искусстве. 32. Моя
речь. 33. Сентенции Иисуса. 34. Военные приготовления. 35. Об отношении Рима
к религиозным культам в покоренных странах. Разные истории о временах
владычества Ирода Великого. Народные восстания. 36. У Иисуса меняется
характер. 37. Прибытие в Иерусалим. На горе Елеонской. 38. Союзники. 39.
Военный совет. Трапеза. Проповедь Иисуса. 40. Дебаты и план выступления. 41.
Продолжение военного совета. Иисус в саду Гефсиманском. Теология. 42. Почему
мне следовало уйти. 43. Монолог Иисуса. 44. Пророчества Исайи. 45. Меня
отсылают прочь. 46. Миссия. 47. Почему в тайне? 48. Слово о Марии. 49.
Отчаяние Иисуса. 50. Господня ответственность. 51. Фатальная неизбежность
всякой теологии. 52. Ничего реального не существует. 53. Утверждение
Протагора. 54. Тайная вечеря. 55. Знаменательные слова Иисуса обо мне. 56.
Разлука.
1. Вот и пришла пора изложить важнейшие события в моей жизни -
постараюсь со всей возможной откровенностию поведать не только о моей роли в
жизни Иисуса, приоткрою хотя бы толику правды о его смерти. Вопрошаю себя,
стоит ли писать о том и другом - так незначительны оба сии факта пред
трагедией распятия всего иудейского народа тридцатью годами позже и
невероятного предательства Иосифа Флавия, коего тем не менее я понимаю, не
оправдывая духа предательства: мне самому довелось пережить разъедающие душу
сомнения, бывшие и его уделом; ведь и я сыграл роль в создании образа мессии
подобно тому, как он создавал образ своего повелителя, однако я не свершил
при том позорного поступка, не предал ни народ свой, ни человека.
Трагические последствия Иудейской войны затмили в памяти людей прежние
мятежи и восстание, в коем участвовал самолично; лишь ныне выясняется -
именно последнему судьба назначила важную роль в передрягах истории, будто
сие потрясение официального культа Яхве и Imperium Romanum высвободило тайно
дремавшие силы, подобные тем, что в пепел обратили Помпеи и Геркуланум.
А коли так, пишу не для собственного удовольствия - меня уже мало что
может потешить, - а ради торжества правды.
Я же лично - а что общего может иметь старец на краю могилы с юношей,
коим некогда был, - полагаю: не нуждаюсь в каких-либо оправданиях. И даже не
будь сам очевидцем, не затруднился бы опровергать версию, будто поцелуем
предал Иисуса в руки стражников.
2. Бездарные агиографы, не умеющие логически мыслить, о чем выше не
единожды упоминалось, в рукописи, коей ты располагаешь, поначалу изображают:
в Иерусалиме Иисуса встречают ликующие толпы, приветствуют долгожданного
мессию, затем он приводит всех в немалое замешательство, изгоняя из храма
продающих, покупающих и менял, а под конец оказывается столь таинственной
личностью, что является необходимость указать на него поцелуем! И зачем
поцелуем, а не просто - пальцем?
Трудно, будучи в здравом рассудке, представить эту сцену, слишком уж
простецки наивен сочинитель, ее изобразивший. Да сыщется ли где на свете
полиция, не имеющая наиподробнейшего донесения насчет популярного народного
трибуна? Даже никчемные сплетни скрупулезно берутся на заметку в реестрах
властей, стражей общественной безопасности, тем более ведомо все о
подстрекателе и бунтаре такого покроя, как Иисус. И окажись правдой все,
якобы учиненное Иисусом во дворе храма, стражники схватили бы его без
промедления, не дожидаясь указа сверху; так и выходит: не было ночи. Иуды и
поцелуя...
Во всей выдумке нет и крупицы правды иль логики, а посему оставим в
покое домыслы, попытаем свою память и восстановим имевшую место цепь
случайностей: и так не просто вернуться в реке времени и вспомнить минувшее,
дабы понять, сколь преобразился вожатай религиозного движения, гласивший
непротивление злу в самом прямом смысле, а после ставший во главе мятежа.
И здесь, предваряя факты, упреждаю: вопреки видимости (даже вроде бы
очевидности) он никогда не стал этим вторым и, подобно его великому
предшественнику и тезке Иисусу Навину, тому, что остановил солнце, не
осквернил себя прикосновением к мечу.
3. Пока суд да дело, вынужден поведать о собственной особе несколько
боле, нежли по сю пору сказано, - без меня вся история потекла бы в ином
направлении и даже, возможно, не возник бы культ.
В домысле, о коем поведано выше, я - один из главных актеров, без меня
не завязался бы трагический узел.
И то правда, только совсем иная, и о ней не мешкая сообщу.
В самом начале письма подробно расписал тебе о любви к Марии, ставшей
главной причиной моего странного решения прибиться к стаду Иисусову -
главной, однако не единственной. Моя безответная и верная до конца лет
любовь сколь нельзя лучше свидетельствует о двойственности человеческой
природы. Ты многие годы знаешь меня коммерсантом, а оный на склоне лет
оказался философом-скептиком.
К счастью, ты сам не менее богат и не осудишь меня за почтение к
деньгам - мы оба прекрасно знаем: пять наших чувств, познающих мир, ничего
не стоят без шестого, коим является богатство.
Как же объяснить - ведь за ответную любовь Марии еще и сегодня я отдал
бы все мое достояние, случись возможность вернуть ее с того света.
С нежной юности прививали мне уважение к деньгам, а также искусство
заключать выгодные сделки, но обучался я и философским наукам, будто
готовился стать вторым Филоном, он, между прочим, среди александрийской
аристократии в те поры считался достойным подражания образцом. Умный,
богатый (умеренно), славного рода, любимец толпы, он стал и моим идеалом,
отроком я стремился сделаться ему ровней. Увы, как говаривал Пифагор, трудно
идти в жизни сразу многими путями.
4. И еще одно обстоятельство сказалось в моей юношеской судьбе. Я уже
поминал, наш разветвленный род ведет начало от Садока, точнее, от Онии III,
последнего законного первосвященника, он-то, видимо, и основал общину сынов
света - о нем выше расписано весьма подробно. Малолетний сын его, Ония IV,
вместе с матерью нашел убежище в Египте, где и воспитывался под
покровительством Птолемея Филометора или его брата Птолемея, прозванного
Пузаном; происходило же все вскорости после победы римлян над Персеем
Македонским при Пидне.
5. Несколько лет спустя, во времена первосвященника-узурпатора Менелая,
был осквернен Иерусалимский храм, свершилось сие после возвращения Антиоха
IV Епифана из похода на Египет. В праздник Dies Solis {Дня солнца (лат.).},
в 585 году а. U. с. на месте жертвенника всесожжения установили алтарь в
честь Зевса и принесли в жертву поросят, животных сугубо нечистых. А потому
неудивительно, что Ония IV, считавший себя наследником первосвященнического
престола, а таковым и почитался египетскими иудеями, испросил у царя
Птолемея разрешение на строительство в Леонтополе святилища Яхве по образу
иерусалимского.
В доказательство Ония приводил прорицание из книги великого пророка
Исайи:
В тот день жертвенник Господу
будет посреди земли Египетской,
и памятник Господу -
у пределов ее.
И будет он знаменем и свидетельством
о Господе Саваофе в земле Египетской;
потому что они воззовут ко Господу
по причине притеснителей,
и Он пошлет им спасителя и заступника
и избавит их.
И Господь явит Себя в Египте;
и египтяне в тот день познают Господа,
и принесут жертвы и дары,
и дадут обеты Господу,
и исполнят.
Получив соизволение Птолемея, Ония возвел святыню и свершил весь обряд,
предписанный в Торе, назначив священников и левитов достойных родов. Так, в
чуждых пределах, силился Ония непрерывно вершить божию службу.
До конца Маккавеевых войн египетская диаспора признавала законность
святилища, после возрождения царства Хасмонеями и очищения Иерусалимского
храма леонтопольское святилище постепенно утратило свое значение, ибо в
глубь времен уходящая традиция, почитающая единственно иерусалимскую святыню
домом божиим, оказалась сильнее привязанности к династии Садока.
Тем не менее среди потомков Онии укоренилось убеждение, священники-де
Хасмонеи не имеют права на пестование священнического престола, являются
узурпаторами, а жертвы, ими приносимые, не угодны господу.
6. О секте сынов света, мнится, в Египте не много знали в то время, а
что до узурпаторов, то бедноте, разделенной на множество мелких сект, было
не до них, зато признавались все права вавилонских потомков Садока, коих
полонил Навуходоносор, они же не питали честолюбивых намерений на высокий
престол в Израиле.
В связи с этой историей в нашем роду бытовала легенда, поддерживаемая
пророчеством из цитированного Исайи: настанет время возвращения наследников
Ааронова жезла на первосвященнический престол.
Ныне легенду можно преспокойно числить среди сказок. Нет Иерусалима,
нет святыни в Леонтополе, согласно приказу Веспасиана разрушенной Лупом и
Паулином вскоре после поражения Израиля.
В ту пору, когда я приближался к порогу возмужания, многочисленные
родственники совершенно уверовали в исполнение пророчества.
Уверенность уважаемых людей, седобородых старцев, весьма подействовала
на мое воображение, тем боле все сулило нашему роду аристократическую
генеалогию, не менее почетную, нежли генеалогические мифы римских сенаторов.
Ты не хуже меня знаешь, какую слабость мы, банкиры, питаем к
аристократическим титулам.
Увлеченному блистательной личностью Филона, молодому человеку льстила
мысль о знаменитом происхождении и возможных преимуществах. Неведение и
тщеславие - сильнейшие движители, нежли разум, говаривал Сенека, но я был
слишком практичен, дабы безрассудно предаваться мечтам, ежели и отдавался,
то с оговоркой - за мысли еще не карают...
7. А поразмышлять было о чем: весьма честолюбивый отец нарек меня
Онией, имя по тогдашней моде эллинизировалось в Онеас, после на латинский
лад звучало уже Энеас, я же сам добавил, имея на то известные причины,
Проегменос. Столь быстрая смена прозваний несколько охладила пыл моего
родителя, стимулированный метафизикой отечественной веры. Быть может, он
попросту не решался, на какую квадригу поставить: иудейскую, греческую или
римскую, оттого и ставил на все три разом, сие весьма пригодилось - в нужный
час я пересаживался в ту, что гарантировала успешный финиш. Имя Иуда из
Кариота - первое пришедшее в голову, дабы сокрыть увлечение девицей легких
обычаев, оной не смел довериться, ибо, не зная близко ее, хорошо знал нравы
ей подобных, справедливо опасаясь вымогательств.
8. Семейный миф культивировался в секрете и признавался даже суровыми
деловыми людьми, входившими в надзорный совет фирмы; по достижении
восемнадцати лет отец представил меня совету напичканным всевозможными
науками, прежде всего знанием Торы, в чем я был исключением, ибо другие юные
претенденты преимущественно знали толк в счетах и в торговле, а иудеи, да и
греки, весьма почитая деньги, со столь же неслыханным почтением относятся к
науке и знаниям. Потому и мудрецы, пусть нищие, пользуются у них большим
уважением, нежели коронованные властелины. Нечего и говорить о мудрецах
богатых, подобных Филону или помянутому равви Шамаю, славному эрудиту, коего
принимают величайшим авторитетом наших времен, естественно, среди иудеев.
9. Некоторые уважаемые мои дядья по-любительски занимались штудиями
Торы. Они коротко проэкзаменовали меня, я без особого труда изумил их не
только основательным знанием священных книг, но и историей святилища в
Леонтополе, а также традициями рода Онии. Я и не догадывался, сколько
благоприятствовало мне знание оных предметов, особливо цитированного выше
пророчества Исайи насчет строительства святыни в Леонтополе. Обоснование
требовало софистических навыков, ибо de facto Тора решительно исключала
возможность иного, кроме иерусалимского, храма божия, и в этом пункте
правоверные иудеи являли невиданную бескомпромиссность.
Именно эта часть экзамена была решающей, и мне доверили после небольшой
практики в центральном правлении надзор за палестинским филиалом. В свои
восемнадцать лет я был довольно лукав и быстрехонько сообразил, с какой
целью доверяют молокососу столь солидное положение полномочного
представителя филиала, не самого выгодного в смысле доходов, но весьма
многозначительного в религиозном отношении. Как видишь, знание Торы имело
ценность, равную толковому ведению счетов, какового умения мне, кстати,
весьма недоставало.
10. Намерения совета на мой счет я уразумел из вопроса, походя
брошенного дядей Елеезаром, старшим братом отца, и вроде бы не имеющего
отношения к делу.
- Сын мой, - спросил он неожиданно, - представляешь ли ты, как семья
могла бы вернуть первосвященнический престол?
- Разумеется, - ответствовал я без малейшего смущения. - Престол
следует вернуть тем же способом, коим его утратили, - с помощью денег. Язон
отнял сан у нашего пращура за пятьсот девяносто талантов. Менелай удалил
своего брата Язона за девятьсот талантов. В пересчете на римскую валюту по
нынешнему курсу серебра это составляло около четырех миллионов денариев.
Полагаю, за пять миллионов ныне можно вернуть утраченное.
Сумма внушительная, однако вполне приемлемая для видавших виды
негоциантов, державших состояние десять-крат большее. Все же наши старейшины
не прониклись еще верою в целесообразность таковой трансакции, а может, не
устраивало изъятие из оборота столь солидного капитала: они прицокивали,
качали головой, но, уловив, что в этой материи уже принято решение и
рассчитывают на мою особу, я произнес речь следующего содержания:
- Достопочтенные старейшины, прошу преклонить слух ваш и внимание к
сыну и слуге вашему Онии. С неустанным усердием овладевал я хохмой,
мудростью наших предков, и практическими знаниями, необходимыми для
торгового дела. К замыслу, о коем сказываю, льзя ли приступить
незамедлительно? С моей стороны почел бы дерзостью что-либо вам
присоветовать, однако внутренний глас ведет мною - десяти-пятнадцати лет с
лихвой достало бы на подготовку. А случись добрые времена, как не начать
дело, коим не только умножится слава дома нашего, но и многажды возместятся
понесенные убытки. Ежли Александр Лисимах стал александрийским этнархом
всего за один миллион, а вы знаете, о досточтимые, сколь недоброжелателен
нам сей человек (к нему в полной мере относятся слова мудреца: чем менее
достоин своего положения, тем боле спесив становится), и тысячи талантов не
пожалеешь, дабы вернуть престол иерусалимский. Ибо что есть этнарх иудейский
сравнительно с первосвященником? Прах, не боле. Александр, признаться,
вкушает милостей кесаревой семьи и управляет кесаревым египетским имением,
да ведь милость монаршая своенравна, словно верблюд, и никто не сочтет
отсекновенных голов друзей кесаревых.
Пока дело дозреет, в Риме утвердится другой кесарь, а каждый римский
император более любит деньги, нежели дружбу. Деньги надобны на самые
первоочередные нужды армии, а кто узнает об этом ранее самого кесаря, кроме
вас, досточтимые члены совета?
В таком духе я сказывал долго и по сю пору диву даюсь, почему не
вытолкали меня за дверь. А старейшины наши слушали и смотрели на меня с
удовольствием, с коим старцы ищут в потомке исполнения собственных
несбывшихся желаний. Ничего определенного не было сказано, но палестинские
полномочия я получил. Не говорили и о кандидате в первосвященники. Полагаю,
прочили дядю Елеезара. Себя в те сроки во внимание не брал: слишком молод,
беден и незначителен, пусть и не лишен амбиций.
Больше на эту тему в совете речей не было, хотя не менее раза в год
отчитывался в качестве прокуриста палестинского филиала и, подобно всем
прочим управителям, представлял подробный отчет и о политическом положении в
моей провинции и близлежащих землях.
11. Коммерческие операции, неслыханно удачливые, еще до того как отец
удалился к прародителю нашему Аврааму, увеличили мою долю в оборотах фирмы
на следующих условиях: каждый член семьи получал в управление один
провинциальный филиал, большой или поменьше, в зависимости от возраста,
опыта и способностей кандидата. Несколько провинций принадлежало одному из
семи членов правления, они держали основные паи и руководили всеми делами.
Каждый управитель имел в распоряжении оборотные средства в миллион
денариев и больше и сеть самых разных предприятий, отдаваемых арендаторам. В
основном все предприятия были связаны с военными поставками - от добычи
металлических руд и до рыбачьих флотилий включительно; главные же интересы
нашего дома сосредоточились на банковском деле, приносящем прибыль от
пятидесяти до ста pro centum. Управители имели соответственно высокий
заработок, чистую прибыль сдавали в центральное правление, двадцать пять pro
centum от сданного шло на их личный вклад в основной оборот.
Если провинция приносила убытки (у меня такого не случалось),
управляющий покрывал половину из своей части, коли не хватало денег, вносил
недостающие деньги кто-либо из родственников или неудачник прекращал
пестовать свою должность.
И лишь в случае провалов на военных сделках убытки в основном капитале
покрывали филиалы, нажившиеся на войне. В отличие от греческих и римских
домов наш ведет дела анонимно, имея за пределами империи обширные
разветвления от Германии до реки Инда. Ты прекрасно знаешь, и поныне
половину римских негоциантов мы держим за горло, хотя безумства Нерона и
Калигулы основательно сказались и в наших делах.
12. Верно, ты задаешься вопросом, отчего же мы не воспользовались столь
блистательными возможностями, дабы упрочить положение нашей страны?
Смею тебя уверить: много трудов и денег стоили ликвидация кровавого
деспота Домициана и подкуп нужного кесаря, к коему мы держим все входы и
выходы. Я во всем этом уже не принимаю участия и даже несколько жалею, что
раньше вмешивался в государственные дела, хотя, говоря начистоту, и посейчас
не имею в этом вопросе определенного мнения. Эпикур сказывал некогда: мудрец
не станет заниматься политикой, разве что обстоятельства вынудят. Зенон же
считал: мудрец всегда займется политикой, разве что обстоятельства не
позволят.
13. Вернемся же к обстоятельствам, сложившимся несколько десятилетий
назад. Совсем молодой, я вполне отдавал себе отчет: с помощью денег можно
вернуть первосвященнический престол, а вот удержать его намного труднее.
Ставленник обязан обладать жизненной мудростью, а пуще всего надобно
народное признание, каким пользовался Филон Александрийский.
В нашей семье пока нет человека ему равного, да все впереди - подыщем
на такую роль соответствующее лицо. В мои задачи входило покамест держать
ухо востро и прибрать к рукам всех влиятельных особ, недоброжелательных к
иерусалимской аристократии.
Прибыв в Палестину, я и вовсе утвердился в своем мнении и возрадовался,
увидев, по какой причине семьи первосвященников-узурпаторов не пользуются
популярностью.
В обстановке я разобрался не сразу, но годика через два-три довольно
хорошо уяснил, что надлежит предпринять.
Приблизительно тогда встретился с Иисусом и открылись мне новые