Апокриф
----------------------------------------------------------------------------
ББК 84.4П
П16
Перевод И. Колташевой
М., "Радуга", 1987
OCR Бычков М.Н. mailto:bmn@lib.ru
----------------------------------------------------------------------------
Alii autem rursus Cain a superiore principalitate
dicunt; et Esau et Core, et Sodomitas, et omnes tales
cognatos suos confitentur, et propter hoc a factore
impugnatos, neminem ex eis male acceptos. Sophia enim illud
quod proprium ex ea erat, abripiebat ex eis et semetipsam.
Et haec Judam proditorem diligentercognovisse
dicunt, et solum prae caeteris cognoscentem veritatem
perfecisseproditionismysterium: per quem et terrena et
coelestia omnia dissoluta essent. Et confiictionem
afferunt hujusmodi, Judae Evangelium illud
vocantes.
(Ireneus, Contra Haer. I. 31, P.G. 7, 704)
Alii autem, quos Cainos vocant, et Cainum dicunt
superna auctoritate liberatum, et Esau et Corah et
Sodomitas, caeterosque omnes ejusmodi, cognatos
suos confitentur, eosque odio habitos a Creatore, sed
nihilab eo noxaeaccepisse. Sapientia enim quod in ipsis
habebat ab eis eripuit. Sed et proditorem Judam
solum ex omnlbus apostolis dicunt hanc cognitionem
habuisse, et ideo proditionis mysterium peregisss.
Proferunt etiam illius Evangelicum,
quod ipsi composuerunt, nam ille laqeum mox induit
mercedem proditionis. Et cum ea faciunt quae
sunt vetita, angell alicujus nomen invocant, tamquam
illi videlicet intemperantiam offerentes; atque hoc in
unaquaque impudicitiae specie faciunt. Esse enim pro
variis impudicitiae formis pari numero angeios quosdam
qui operibus ills coiuntur.
(Theodoretus, Haereticos fabul. 1, 15, P.G. 83, 368)
Иные же, напротив, утверждают, что Каин происходит от
некоего высшего начала, признают они Исава, Корея
{Здесь и далее см. примечания в конце книги.} и
содомитов, а также всех им подобных, родственными
себе, потому что создатель борется с ними, однако никого
из них не отвергает. Мудрость же отняла у них то, что
исходило от нее, и самое себя тоже. И возглашают, что
Иуда-предатель обо всем знал и, единственный из всех,
обладавший подлинным знанием, свершил тайное
предательство, из-за него же, Иуды, все земное и небесное
нарушилось. И ссылаются на такое полемическое
сочинение, которое Евангелием от Иуды называют.
(Ириней, Против ересей)
Иные же, прозванные каинитами, доказывают, что и
Каин силой небес получил прощение, и Исава, и Корея,
и содомитов, и всех иных подобных почитают
родственными себе, хоть они и ненавидимы создателем,
но им не наказаны. Ибо Мудрость лишила их того, что
в них имела. Также сказывают, что Иуда-предатель
единственный из всех апостолов имел это знание и
потому свершил мистерию предательства. Ссылаются
также на его евангелие, оное же сами написали, ибо он
вскорости петлю на себя накинул - как возмездие
за предательство. И сколь бы ни чинили запретного,
призывают некоего ангела, словно бы ему свою
невоздержность выказывая. И делают сие во всех
своих бесстыдствах, ибо для каждого бесстыдства
якобы соответствующее число ангелов имеется,
такими деяниями ангелам воздают хвалу.
(Феодорит, Басни еретиков)
Qui Caiani vulgo nuncupantur, haeresiam suam a Caino
cognoverunt. Hunc enim praedicant, et parentem suum
appeilant. Qui quidem variis, ut ita dicam, e fluctuum
jactationibus emersi, eodem in saio etprocelia conflictantur;
ac velut e spinis e vepribus eminentes, unaque spinarum strue
comprehensi duntaxat appelationibus discrepant. Nam
spinarum genera quidem varia sunt; sed ad pungendum
nocendumque vis omnibus est communlter insita.
Igitur Caiani a potentiori quodam virtute ac coelesti
auctoritate derivatum esse Cainum praedicant, necnon et
Esau, et Core cum suis, itemque Sodomitas; Abelum vero ab
imbecilliori virtuteprodiisse. Quamobrem illos omnes opinione
sua laudandosac secum necessitudine conjunctos asserunt,
deque ejusmodi cum Caino et Sodomitas, Core et Esau
cognatlone gloriantur, ac perfectae sublimiorique scientiae
illos ascribunt. Ideo mundi hujus opificem putant, cum ad
eos funditus profligandos incuberet, nocere nihil omnino
potuisse. Abeo quippe semetipsos occultasse, et in supremum
Aeonem esse commutatos; unde et fortissima illa virtus est.
Nam illos ad sese Sapientia utpote necessarios admisit.
Propterea Judam accurate omnia haec habuisse perspecta
memorant. Quem quidem affinem suum jactitant,
eidemque exceilentem quamdam vim cognitionis attribuunt.
Quod usque adeo defendunt, ut ejus nomine inscriptum
opusculum circumferant, quod Judae Evangelium appellant.
(Epiphanius, Haeretici, 38, I, P. G. 41, 653)
Прозванные повсеместно каинитами, они свою ересь ведут
от Каина. Его славят и родоначальником своим именуют.
Оные, поднявшись из разных, коли можно так сказать,
кипящих вод, перечат друг другу, в одной бурном море
будучи, как бы выглядывая из терний и шипов, и, все вместе
тернием объятые, между собой разнятся лишь прозваниями.
Ведь и тернии бывают разные. А к борениям и причинению
кривды все вместе имеют врожденную склонность.
Вот каиниты и возглашают, что Каин от некоей высокой
силы происходит, и Исав, и Корей со своими приверженцами, а
также и содомиты. Авеля же, их разумением, меньшая
сила породила. Потому и возглашают, упорствуя, что те,
их мщением, достойны хвалы, а они, каиниты, связаны
с ними родственными узами, и бахвалятся сими узами с
Каином и содомитами, Кореем и Исавом и высшее знание
им приписывают. И потому считают, что создатель
мира сего, когда хотел их искоренить, никакого вреда
не смог им причинить. Они же сами скрылись от него
и обратились самыми высокими демонами. Отсюда
и наивысшую силу имеют. Потому их, как необоримых,
осенила Мудрость. Вот и поминают, что Иуда все это
досконально провидел. Чванятся, что он их родич, и
признают за ним особое знание. Притом столь упорствуют,
что под его именем распространяют писание, именуют его
Евангелием от Иуды.
(Епифаний, Еретики)
Дорогой друг, слишком о многом любопытствуешь: трудно поверить, что
руководит тобой, как утверждаешь, обычная любознательность, свойственная
исследователям и любителям истории человеческой мысли. Жажда всезнания -
парадокс нашего разума (назначение коего, по моему мнению, - цели
практические), а в истории такое всезнание - неосуществимая мечта, хотя и
мужи наиобразованнейшие не находят сил отказаться от подобной пытливости.
Ведь и философ, взыскующий конечной истины мироздания, забывает: любое
слово в его умозаключениях есть понятие, а любое понятие абстрактно.
Абстракция уже ех definitione {По определению (лат.).} не является
реальностью, следовательно, наше знание о реальности - собрание понятий, не
являющихся реальностью.
Выбирая из двух позиций: либо реальность истинна, либо истинно наше
знание о ней, я склоняюсь к первому. История, конечно, не понесет ущерба,
ежели мы признаем, что она, история, есть лишь субъективное представление, в
любом случае исключающее достоверность.
Хуже, когда истории приписываем значение сущего - тогда рискуем впасть
в противоречие, о коем шла речь выше.
Заметить сие считаю необходимым, поскольку требуешь описать давно
минувшее, а оно, мне представляется, может иметь весьма серьезные
последствия для судеб мира, не намеренного вопреки злоречивым пророкам
завершить свое существование на нашем поколении.
На склоне лет все, ранее обязывавшее меня молчать, уже не существует,
потому собираюсь исполнить твою просьбу и оставить свидетельство событий, в
коих сам принимал участие либо о коих наслышан из достоверных источников.
Однако свидетельство - это еще не история, хотя оно в равной степени
сомнительно, ибо omnis homo mendax {Любой человек лжив (лат.).}, о чем знает
каждый судья. Нет двух одинаковых показаний по одному делу, даже случись оно
за день до того на рынке. Чего же стоят свидетельства о фактах давних, через
несколько десятков лет неожиданно оказавшихся весьма важными для нынешнего
поколения или для наших потомков?
Я не убежден в сугубой серьезности этого дела, но желание ответить на
твои вопросы склоняет меня к исполнению просьбы, при сем учитываю, кстати,
твой скептицизм насчет слухов, разглашаемых миссионерами секты, проникшими в
иудейские общины даже африканских, испанских и галльских провинций. Учитываю
также и злокозненные сплетни, устные и письменные, касательно моей особы,
говоря точнее, касательно моего alter ego; уверяю тебя, сплетни ничуть не
меняют мое отношение к самому делу, хотя, даже усмиренный летами, порой
прихожу от них в ярость.
Наговоры во множестве кружили среди простонародья, но до сего дня не
обращал внимания на клевету - были на то свои причины. Ныне причин этих нет,
а мои годы освобождают от когда-то добровольно принятых обязательств.
Болезнь эпохи, как понимаю из твоих сообщений, разрастается куда шире,
нежели я предполагал, и, быть может, все, что мы, современники, считаем
пустяками (я, кстати, не держусь такого мнения), поднимется огромным древом
и своей тенью омрачит всю империю.
Между нами говоря, мне все едино, будет ли сия тень губительна для
империи, хотя поистине не ведаю, что горше: деспотизм мирской или
священнический, ибо, как говорит Гораций: quidquid delirant reges,
plectuntur Achivi {За все безумства царей расплачиваются их подданные
(лат.).}.
Мысль об упомянутом недуге заставляет сомневаться, беспокоит, ибо,
случись так, вынужден признать: человек, о коем любопытствуешь, поистине был
мужем провидения. Вопреки известной максиме: умный не откажется изменить
свое мнение, - в жизни не любят отбрасывать привычные суждения, в мои же
годы, когда не за горами и столетие, не хочу переживать потрясений.
Хотя я вообще отказался (о чем тебе сказывал) от веры предков, с ходом
времени, когда старость уже мутит разум, порой является неуверенность, прав
ли был, поддавшись некогда искушениям эллинских мыслителей. Твоя просьба
лишний раз заставила взвесить все и преодолеть слабость: снова уверен я в
моей правоте. Надолго ли? Того не знаю. Сдается, времени достанет
упорядочить и написать все, что видел, о чем слышал, дабы мирно почить,
повторяя вслед за Екклесиастом: суета сует, - все суета!
Принимая во внимание очередность и великое число вопросов, все
свидетельства я изложил в твоей же последовательности, хотя поначалу имел
другие намерения.
Не уверен, пригодятся ли мои воспоминания, возможно, больше почерпнешь
от Иосифа, вольноотпущенника Флавиев - оный издавна возится с иудейскими
делами. Правда, написанное им еще не доказывает основательного понимания
событий давнишних, более давних, нежели пережитое им самим. Согласен,
писатель он дотошный, использует все, чуть ли не сплетни, однако ж весьма
небрежный компилятор, начисто лишенный прагматического чутья. Далеко ему до
Корнелия Тацита, тот наверняка станет для римлян новым Фукидидом.
У Иосифа мало найдешь об интересующем тебя предмете - едва несколько
кратких сообщений, слышанных, верно, от фарисеев, а значит, традиционных для
религиозной секты, к коей принадлежал. Мне же будет приятно, более того,
лестно, если в истории, которую намереваешься писать, используешь мои
воспоминания, ибо нимало не сомневаюсь, решаешься на труд лишь в интересах
истины, из чистого влечения, а потому создашь произведение достопамятное.
в коей сказывается о том,
как я свиделся с Иисусом Галилеянином впервые.
1. О воспитании в отчем доме. 2. Пребывание в Кариоте. 3. В Тивериаде.
4. Кем была Мария? 5.0 морали галилеян. 6. Тарихея. 7. Кем могла бы стать
Мария? 8. Отступление о Герме, о его секте и эротическом приключении Гермы с
двенадцатью девственницами. 9. Первая встреча с Марией и несбывшиеся
надежды. 10. Изгнание Марии из Тивериады. 11. Что произошло за городом. 12.
Всяческие самозванцы предводительствуют народом и сеют смуту в Палестине.
13. О мессиях. 14. Первые вести о равви Иисусе. 15. Мудрец Сиддхартха
Гаутама и его учение. 16. Что такое нирвана. Пути ее достижения. 17. По
следам братства Иисусова. 18. Встреча с Иисусом. Внешность Иисуса. 19.
Несколько замечаний о логиях, или речениях. 20. Долго ли можно выдержать
показательные риторические выступления. Симпозиум у Плиния Цецилия Младшего.
История Филоксена с Кифер. 21. Сцена экстаза. 22. Молитва кадиш. Братство
Иисусово и первые наблюдения его обычаев. 23. Разговор с Марией, предложение
супружества. Могло ли что-нибудь из этого получиться? 24. Отказ, причины
отказа, замечания о мифомании и абстрактных понятиях. 25. Обещание
сестринской любви. 26. Иисус и его община. 27. Иоанн, проповедник с Иордана,
его учение и устав. 28. Откровение Иисуса. О чем возвестил ему дух божий.
29. Позднейшие о сем факте россказни. 30. Отношение Иисуса к слухам о нем
среди простонародья. 31. Еще раз об Иисусе. Его отношение к женщинам, к
соблазнам телесным, коим не противились его последователи. 32.
Первоначальные трудности с общиной. Золотой ключ.
1. Случилось то в дни ранней юности - на щеках моих едва пробивался
первый пушок. Отец мой Симон Бар-Садок, банкир и совладелец крупного
александрийского торгового дома, позаботился о том, чтобы я получил
блестящее образование. И хотя в семье соблюдались традиции иудейские,
обширные связи с иноверцами не позволяли строго держаться многих стародавних
обычаев, напротив, иные из чужестранных, особенно греческие, почитались, и
весьма прилежно, ежели не хотел человек прослыть азийским выскочкой.
Обхождение римское надлежало знать всенепременно, хотя сие вовсе не было
обязательным предметом изучения, как у вас в Гадесе или вообще в западных
провинциях, где единственно культура римская почитается изысканной, а латынь
- языком людей просвещенных. В Александрии, и повсюду на Востоке, все
исходившее от Рима едва терпели - да и то сказать: мало приятны тяготы,
навязанные завоевателями.
У нас привился и по сию пору владычествует дух эллинский, и хотя не
столь безраздельно, сколь в дни моей юности, однако же свет его лучезарен и
поныне.
Итак, сошлось: помимо искуснейших учителей иудейских, коих стараниями
поднаторел я в науке и традициях нашего народа, о развитии моем заботились
греческие педагоги, хаживал я и в Мусеион.
Недолгое время приобщался науке славного Филона - ему поклонялся со
всем пылом юности, увлеченный замыслом учителя сочетать иудейскую метафизику
с платонизмом. И хотя взглядов Филона ныне уже не разделяю, вернусь к ним,
когда речь пойдет о доктринах различных иудейских сект - разумеется, коль
наберусь терпения толковать всевозможных путаников.
Питая дух свой столь разными и противоречивыми науками, я постоянно
пребывал между Сциллой и Харибдой, сомнения во множестве смущали меня, и
мало-помалу я преисполнился неверия во все, что не определялось строго
естественным порядком вещей. Однако еще прежде произошли некие события, и я,
как то свычно юности, очертя голову бросился в другую крайность, и с вящим
рвением, нежели в науку.
2. Интересы торгового дома требовали, дабы кто-нибудь из семьи пекся о
деле и в палестинских амбарах и конторах. Так очутился я в Кариоте, близ
горы Хеврон, - там находились наши большие зернохранилища. Убогий городишко,
ежели вообще того названия заслуживало селение, где, кроме нескольких
лупанаров и ночлежных домов, нет приличных строений, был обязан жалким своим
существованием нашей конторе, а вернее, каждодневным караванам со
всевозможными плодами земными, да еще погонщикам мулов и верблюдов,
носильщикам, одним словом, всякому отребью, пропивающему немалые заработки,
случись только подходящая оказия. Наведя сносный порядок на складах и в
счетных книгах, я принялся подыскивать честных людей на место шайки
прохвостов, а это, как известно, весьма нелегко.
3. Проживши в Кариоте год, перебрался я в Тивериаду, а после в
Кесарию-Панеас, или Кесарию-Филиппову, - города, по азиатским понятиям,
вполне цивилизованные. В Тивериаде приключилось со мной то, чего не избегнет
любой молокосос, вкушающий от запретного плода вдали семьи, да к тому же со
значительным капиталом. Как и все в нашем роду, я проявлял должную
воздержанность в личных расходах и финансовых операциях - ради приумножения
состояния. Таковые свойства, не благоприобретенные, а сугубо врожденные,
побуждали правление торгового дома без долгих околичностей доверять
ответственные должности молодым членам семьи, и доверять более охотно,
нежели старым, опытным работникам со стороны. Последние подвизались на ролях
советчиков, а тайно занимались изветом, в чем довелось убедиться совсем не
вовремя для моих планов. Однако об этом после.
4. В Тивериаде проживала некая девица красоты удивительной, хотя и
темного происхождения. Галилея повсеместно славилась людьми статными и
пригожими, быть может, вследствие неслыханного смешения рас и народов в
здешних местах. Потому, верно, иудеи и считали галилеян людьми без
роду-племени, а то и неиудеями вовсе, ежели блюсти чистоту крови.
В Марии, синеокой и златовласой, текла, верно, кровь кельтских или
германских воителей, а может, в ее роду проклюнулось нежданно-негаданно
семя, зароненное в стародавние времена каким-нибудь хеттским завоевателем.
Вообще в Галилее не больно-то ценили чистоту крови, а по вере и воспитанию
Мария была иудейкой. Бедность и красота привели ее на ложе римского
военачальника, ничего не скажешь, любил он ее, окружил роскошью, разумеется,
не из скромного своего жалованья, а с поборов, взимаемых без зазрения
совести с купцов да с пограничного сброда, что испокон веку промышляет
контрабандой.
5. Галилеяне народ своевольный, нрава строптивого, особенно здесь, на
западном берегу Генисаретского озера; однако явный блуд с римским офицером
несвычен был любому моралисту, Марию равно хулили фарисеи, книжники и
простолюдины. Совсем иное дело блудодейство с единоверцем - хоть и немалое
прегрешение, да не столь разительное; а уж телесная коллаборация с
завоевателем и на измену смахивала.
6. Мария родилась в Тарихее, на здешнем наречии именуемой
Магдала-Нумайя, что означает Башня Рыб. Небольшое селение находилось на
берегу Генисаретского озера, в двадцати восьми стадиях от Тивериады. Наш
торговый дом держал здесь соляные амбары и рыбные солильни, рыбу заготовляли
для военных поставок.
Незадолго до Иудейской войны, при кесаре Нероне, селение выросло в
портовый город - в гавани укрывалось до двухсот тридцати рыбачьих лодок.
Иосиф Флавий сообщает - в Тарихее, мол, насчитывалось тогда сорок тысяч
жителей. Не верь ему - десятькрат менее.
В этом селении и выстроил я виллу в греческом стиле, с пляжем и садами,
дабы иметь где достойно принять высоких гостей, с которыми доводилось вести
дела; усадьбой я мог распоряжаться по своему разумению, тем паче что
предусмотрительно занес владение в реестр на свое имя. Здесь бы и предаться
усладе душой и телом, да что поделаешь - никогда не ступила сюда нога той,
без кого дом утратил все свои соблазны. Так и не поселился я на вилле и не
продал усадьбы, хотя некий сирийский купец предлагал солидную сумму,
вознамерившись завести элегантный лупанар для высших военных чинов. Как
видишь, не только Иосиф Флавий впадал в крайности.
7. Девица, о коей речь, и в самом деле прельстительная, каждым
движением своим, каждым изгибом тела достойна резца греческих скульпторов; в
числе многих достоинств небо одарило ее, а сие и подавно редко случается,
разумом ясным и чистым - в полную противоположность древнему ее ремеслу.
Скверна не коснулась ее духа, чистого, склонного к экзальтации. Она могла бы
стать Аспасией, коли правду говорят, будто жена Перикла была гетерой;
воистину, склонись Мария ко мне, я нашел бы скульптора, и, как Пракситель
Фрину в Афродите Книдской, он запечатлел бы Марию в Афродите Анадиомене. Что
поделаешь - Мария отвергла все.
8. Встретился я с Марией ненароком, она возвращалась с купанья,
пригожая, будто нимфа речная. Увы, мне счастье не послужило, как послужило
некоему Герме (надо полагать, судьба лишь глупцов балует дарами). Герма,
египтянин, влюбился в свою госпожу, римскую даму именем Родэ, застав ее за
омовением. Ныне, слыхивал я, Родэ сделала Герму вольноотпущенником.
Повсеместно почитают его пророком, пребывающим в близости к самим
небожителям. Прочитал я недавно его книгу, называемую "Пастырь", усомнился,
имеют ли что общее с культом Иисуса явные плоды фантазии, плоские притчи и
откровения, ибо ни разу не упоминается в них имя Иисусово и не приводится ни
одной мысли из его учения. Зато иудейские доктрины в трактате Гермы вполне
явственны, а piatio {Искупительная жертва, очищение (лат.).} и ecclesia
{Церковь (греч.).}, каковые пытаются создать в Риме его почитатели, - просто
новая секта.
Сдается мне, творение Гермы использовали присные Симона-Кифы-Петра (в
иных общинах весьма влиятельного) с целью еще пуще возвеличить его.
Поразительно сходство бесталанных писаний Гермы с неким текстом,
уведомляющим, Иисус якобы обратился к Симону, парафразируя его прозвание: Ты
- Кифа-Петр (на здешнем языке Кифа - камень), и на сем камне воздвигнут
церковь мою. А я скажу не обинуясь, Иисус даже слишком хорошо знал, сколь
недалек этот добрый человек, дабы поверить ему подобную роль, к тому же
учитель и не думал об основании экклесии. А у Гермы в благоприятных условиях
идея церкви как определенного института уже явилась.
В его откровениях экклесия секты - башня, возводимая на камне ангелами.
С притворной наивностью спрашивает он своего проводника Пастыря: - Почему
камень сей так стар, а врата (церкви) новые? На что Пастырь ответствует: -
Слушай и разумей, глупец, камень и врата - се сын божий.
Толику далее Пастырь поучает: - Имя сына божия беспредельно и
могущественно, весь мир им держится.
Из этих и иных умствований вывод напрашивается единственный: церковь
Гермы - еще одна секта, либо не признавшая земного бытия Иисуса, либо имя
его по неведомым причинам утаившая.
Сдается, речь идет скорее о первом. Моим разумением, Герма сам и есть
автор упомянутой метафоры, выспренней и наивной в равной мере, а сподвижники
Симоновы уже после признали ее своею и приписали Иисусу.
На "Пастыре" задержался я небеспричинно: в сем громогласном сочинении
(и смех и грех читать!) описывается, к примеру, одна ночка, проведенная
Гермой в эротических шалостях одновременно с двенадцатью девственницами,
девицы же искусно ласкали его, подобно александрийским блудницам. Не
слишком-то сведущий в логике, богобоязненный муж невинность свою спешит
заявить: девицы, мол, добродетельны, одну из них и впрямь именует
Непорочностью. Хоть и славились девицы добродетелью, далее Герма признается:
дабы избежать искушения, молился всю ночь. И к чему бы? Ведь уступить
добродетели - не грешно, количество же искусительниц лишь упрочило бы
заслугу нашего многодоблестного мужа. А псевдопророк даже не замечает всех
своих несуразностей; однако оставим его и вернемся к Марии.
9. Прекрасная дщерь Галилеи окинула при встрече благосклонным взглядом
мою привлекательную юность, я столбом врос в землю, пораженный ее
грациозными прелестями. Может, улыбнулась она столь обольстительно, что и у
аскета задрожали бы колени, не помню наверное, а возможно, с любопытством
взглянула на меня; так или иначе, эта встреча побудила меня действовать.
Я прикинул что к чему, дабы поближе познакомиться с прелестницей. К
сожалению, она осталась верна военным доспехам и белокурой шевелюре варвара,
состоявшего на службе у Рима. Увы, и сегодня должно признать - офицер
принадлежал к типу воинов, что всегда и повсюду покоряют женские сердца, ибо
женщины в заблуждении своем полагают: кто ловко владеет мечом, столь же
ловко владеет и другим оружием.
С подобным положением дел я не мог примириться и не щадил сил моих -
сплавить бы подальше докучного воителя. Наш торговый дом по-прежнему вел
обширные дела с высокопоставленными римскими сенаторами и столь уважаем был
на бирже Города у Янусовых ворот, что в угоду мне строптивца быстрехонько
спровадили в Испанию. Звание, будь он и большим военачальником, а не просто
сотником пограничной стражи, не имело значения. Транслокацию произвели с
повышением, дабы усладить горькие слезы прощания - не люблю причинять лишних
огорчений.
Я уповал: покинутая любодеем Мария бросится за утешением в мои объятия,
довольно надежные во всех отношениях - закаленные постоянными упражнениями в
гимнасионе, ну, а в денариях оные объятия ценились в несколько миллионов, не
собственных, разумеется, однако предоставленных в мое полное распоряжение.
Да разве поймешь сердце женщины? Все мои достоинства не возымели ровным
счетом никаких последствий; мы оба даже отдаленно не предчувствовали, как ее
равнодушие отзовется в наших дальнейших судьбах... Оскорбленный, распаленный
любовью, я возлелеял хитроумный замысел: повергнуть неблагодарную в прах,
дабы затем, опозоренную и убитую горем, возвести до статуса моей наложницы.
10. За деньги без труда удалось подуськать чернь. Повсюду хватает
старых баб, ханжей и святош, что только и ждут случая затравить молодую и
----------------------------------------------------------------------------
ББК 84.4П
П16
Перевод И. Колташевой
М., "Радуга", 1987
OCR Бычков М.Н. mailto:bmn@lib.ru
----------------------------------------------------------------------------
Alii autem rursus Cain a superiore principalitate
dicunt; et Esau et Core, et Sodomitas, et omnes tales
cognatos suos confitentur, et propter hoc a factore
impugnatos, neminem ex eis male acceptos. Sophia enim illud
quod proprium ex ea erat, abripiebat ex eis et semetipsam.
Et haec Judam proditorem diligentercognovisse
dicunt, et solum prae caeteris cognoscentem veritatem
perfecisseproditionismysterium: per quem et terrena et
coelestia omnia dissoluta essent. Et confiictionem
afferunt hujusmodi, Judae Evangelium illud
vocantes.
(Ireneus, Contra Haer. I. 31, P.G. 7, 704)
Alii autem, quos Cainos vocant, et Cainum dicunt
superna auctoritate liberatum, et Esau et Corah et
Sodomitas, caeterosque omnes ejusmodi, cognatos
suos confitentur, eosque odio habitos a Creatore, sed
nihilab eo noxaeaccepisse. Sapientia enim quod in ipsis
habebat ab eis eripuit. Sed et proditorem Judam
solum ex omnlbus apostolis dicunt hanc cognitionem
habuisse, et ideo proditionis mysterium peregisss.
Proferunt etiam illius Evangelicum,
quod ipsi composuerunt, nam ille laqeum mox induit
mercedem proditionis. Et cum ea faciunt quae
sunt vetita, angell alicujus nomen invocant, tamquam
illi videlicet intemperantiam offerentes; atque hoc in
unaquaque impudicitiae specie faciunt. Esse enim pro
variis impudicitiae formis pari numero angeios quosdam
qui operibus ills coiuntur.
(Theodoretus, Haereticos fabul. 1, 15, P.G. 83, 368)
Иные же, напротив, утверждают, что Каин происходит от
некоего высшего начала, признают они Исава, Корея
{Здесь и далее см. примечания в конце книги.} и
содомитов, а также всех им подобных, родственными
себе, потому что создатель борется с ними, однако никого
из них не отвергает. Мудрость же отняла у них то, что
исходило от нее, и самое себя тоже. И возглашают, что
Иуда-предатель обо всем знал и, единственный из всех,
обладавший подлинным знанием, свершил тайное
предательство, из-за него же, Иуды, все земное и небесное
нарушилось. И ссылаются на такое полемическое
сочинение, которое Евангелием от Иуды называют.
(Ириней, Против ересей)
Иные же, прозванные каинитами, доказывают, что и
Каин силой небес получил прощение, и Исава, и Корея,
и содомитов, и всех иных подобных почитают
родственными себе, хоть они и ненавидимы создателем,
но им не наказаны. Ибо Мудрость лишила их того, что
в них имела. Также сказывают, что Иуда-предатель
единственный из всех апостолов имел это знание и
потому свершил мистерию предательства. Ссылаются
также на его евангелие, оное же сами написали, ибо он
вскорости петлю на себя накинул - как возмездие
за предательство. И сколь бы ни чинили запретного,
призывают некоего ангела, словно бы ему свою
невоздержность выказывая. И делают сие во всех
своих бесстыдствах, ибо для каждого бесстыдства
якобы соответствующее число ангелов имеется,
такими деяниями ангелам воздают хвалу.
(Феодорит, Басни еретиков)
Qui Caiani vulgo nuncupantur, haeresiam suam a Caino
cognoverunt. Hunc enim praedicant, et parentem suum
appeilant. Qui quidem variis, ut ita dicam, e fluctuum
jactationibus emersi, eodem in saio etprocelia conflictantur;
ac velut e spinis e vepribus eminentes, unaque spinarum strue
comprehensi duntaxat appelationibus discrepant. Nam
spinarum genera quidem varia sunt; sed ad pungendum
nocendumque vis omnibus est communlter insita.
Igitur Caiani a potentiori quodam virtute ac coelesti
auctoritate derivatum esse Cainum praedicant, necnon et
Esau, et Core cum suis, itemque Sodomitas; Abelum vero ab
imbecilliori virtuteprodiisse. Quamobrem illos omnes opinione
sua laudandosac secum necessitudine conjunctos asserunt,
deque ejusmodi cum Caino et Sodomitas, Core et Esau
cognatlone gloriantur, ac perfectae sublimiorique scientiae
illos ascribunt. Ideo mundi hujus opificem putant, cum ad
eos funditus profligandos incuberet, nocere nihil omnino
potuisse. Abeo quippe semetipsos occultasse, et in supremum
Aeonem esse commutatos; unde et fortissima illa virtus est.
Nam illos ad sese Sapientia utpote necessarios admisit.
Propterea Judam accurate omnia haec habuisse perspecta
memorant. Quem quidem affinem suum jactitant,
eidemque exceilentem quamdam vim cognitionis attribuunt.
Quod usque adeo defendunt, ut ejus nomine inscriptum
opusculum circumferant, quod Judae Evangelium appellant.
(Epiphanius, Haeretici, 38, I, P. G. 41, 653)
Прозванные повсеместно каинитами, они свою ересь ведут
от Каина. Его славят и родоначальником своим именуют.
Оные, поднявшись из разных, коли можно так сказать,
кипящих вод, перечат друг другу, в одной бурном море
будучи, как бы выглядывая из терний и шипов, и, все вместе
тернием объятые, между собой разнятся лишь прозваниями.
Ведь и тернии бывают разные. А к борениям и причинению
кривды все вместе имеют врожденную склонность.
Вот каиниты и возглашают, что Каин от некоей высокой
силы происходит, и Исав, и Корей со своими приверженцами, а
также и содомиты. Авеля же, их разумением, меньшая
сила породила. Потому и возглашают, упорствуя, что те,
их мщением, достойны хвалы, а они, каиниты, связаны
с ними родственными узами, и бахвалятся сими узами с
Каином и содомитами, Кореем и Исавом и высшее знание
им приписывают. И потому считают, что создатель
мира сего, когда хотел их искоренить, никакого вреда
не смог им причинить. Они же сами скрылись от него
и обратились самыми высокими демонами. Отсюда
и наивысшую силу имеют. Потому их, как необоримых,
осенила Мудрость. Вот и поминают, что Иуда все это
досконально провидел. Чванятся, что он их родич, и
признают за ним особое знание. Притом столь упорствуют,
что под его именем распространяют писание, именуют его
Евангелием от Иуды.
(Епифаний, Еретики)
Дорогой друг, слишком о многом любопытствуешь: трудно поверить, что
руководит тобой, как утверждаешь, обычная любознательность, свойственная
исследователям и любителям истории человеческой мысли. Жажда всезнания -
парадокс нашего разума (назначение коего, по моему мнению, - цели
практические), а в истории такое всезнание - неосуществимая мечта, хотя и
мужи наиобразованнейшие не находят сил отказаться от подобной пытливости.
Ведь и философ, взыскующий конечной истины мироздания, забывает: любое
слово в его умозаключениях есть понятие, а любое понятие абстрактно.
Абстракция уже ех definitione {По определению (лат.).} не является
реальностью, следовательно, наше знание о реальности - собрание понятий, не
являющихся реальностью.
Выбирая из двух позиций: либо реальность истинна, либо истинно наше
знание о ней, я склоняюсь к первому. История, конечно, не понесет ущерба,
ежели мы признаем, что она, история, есть лишь субъективное представление, в
любом случае исключающее достоверность.
Хуже, когда истории приписываем значение сущего - тогда рискуем впасть
в противоречие, о коем шла речь выше.
Заметить сие считаю необходимым, поскольку требуешь описать давно
минувшее, а оно, мне представляется, может иметь весьма серьезные
последствия для судеб мира, не намеренного вопреки злоречивым пророкам
завершить свое существование на нашем поколении.
На склоне лет все, ранее обязывавшее меня молчать, уже не существует,
потому собираюсь исполнить твою просьбу и оставить свидетельство событий, в
коих сам принимал участие либо о коих наслышан из достоверных источников.
Однако свидетельство - это еще не история, хотя оно в равной степени
сомнительно, ибо omnis homo mendax {Любой человек лжив (лат.).}, о чем знает
каждый судья. Нет двух одинаковых показаний по одному делу, даже случись оно
за день до того на рынке. Чего же стоят свидетельства о фактах давних, через
несколько десятков лет неожиданно оказавшихся весьма важными для нынешнего
поколения или для наших потомков?
Я не убежден в сугубой серьезности этого дела, но желание ответить на
твои вопросы склоняет меня к исполнению просьбы, при сем учитываю, кстати,
твой скептицизм насчет слухов, разглашаемых миссионерами секты, проникшими в
иудейские общины даже африканских, испанских и галльских провинций. Учитываю
также и злокозненные сплетни, устные и письменные, касательно моей особы,
говоря точнее, касательно моего alter ego; уверяю тебя, сплетни ничуть не
меняют мое отношение к самому делу, хотя, даже усмиренный летами, порой
прихожу от них в ярость.
Наговоры во множестве кружили среди простонародья, но до сего дня не
обращал внимания на клевету - были на то свои причины. Ныне причин этих нет,
а мои годы освобождают от когда-то добровольно принятых обязательств.
Болезнь эпохи, как понимаю из твоих сообщений, разрастается куда шире,
нежели я предполагал, и, быть может, все, что мы, современники, считаем
пустяками (я, кстати, не держусь такого мнения), поднимется огромным древом
и своей тенью омрачит всю империю.
Между нами говоря, мне все едино, будет ли сия тень губительна для
империи, хотя поистине не ведаю, что горше: деспотизм мирской или
священнический, ибо, как говорит Гораций: quidquid delirant reges,
plectuntur Achivi {За все безумства царей расплачиваются их подданные
(лат.).}.
Мысль об упомянутом недуге заставляет сомневаться, беспокоит, ибо,
случись так, вынужден признать: человек, о коем любопытствуешь, поистине был
мужем провидения. Вопреки известной максиме: умный не откажется изменить
свое мнение, - в жизни не любят отбрасывать привычные суждения, в мои же
годы, когда не за горами и столетие, не хочу переживать потрясений.
Хотя я вообще отказался (о чем тебе сказывал) от веры предков, с ходом
времени, когда старость уже мутит разум, порой является неуверенность, прав
ли был, поддавшись некогда искушениям эллинских мыслителей. Твоя просьба
лишний раз заставила взвесить все и преодолеть слабость: снова уверен я в
моей правоте. Надолго ли? Того не знаю. Сдается, времени достанет
упорядочить и написать все, что видел, о чем слышал, дабы мирно почить,
повторяя вслед за Екклесиастом: суета сует, - все суета!
Принимая во внимание очередность и великое число вопросов, все
свидетельства я изложил в твоей же последовательности, хотя поначалу имел
другие намерения.
Не уверен, пригодятся ли мои воспоминания, возможно, больше почерпнешь
от Иосифа, вольноотпущенника Флавиев - оный издавна возится с иудейскими
делами. Правда, написанное им еще не доказывает основательного понимания
событий давнишних, более давних, нежели пережитое им самим. Согласен,
писатель он дотошный, использует все, чуть ли не сплетни, однако ж весьма
небрежный компилятор, начисто лишенный прагматического чутья. Далеко ему до
Корнелия Тацита, тот наверняка станет для римлян новым Фукидидом.
У Иосифа мало найдешь об интересующем тебя предмете - едва несколько
кратких сообщений, слышанных, верно, от фарисеев, а значит, традиционных для
религиозной секты, к коей принадлежал. Мне же будет приятно, более того,
лестно, если в истории, которую намереваешься писать, используешь мои
воспоминания, ибо нимало не сомневаюсь, решаешься на труд лишь в интересах
истины, из чистого влечения, а потому создашь произведение достопамятное.
в коей сказывается о том,
как я свиделся с Иисусом Галилеянином впервые.
1. О воспитании в отчем доме. 2. Пребывание в Кариоте. 3. В Тивериаде.
4. Кем была Мария? 5.0 морали галилеян. 6. Тарихея. 7. Кем могла бы стать
Мария? 8. Отступление о Герме, о его секте и эротическом приключении Гермы с
двенадцатью девственницами. 9. Первая встреча с Марией и несбывшиеся
надежды. 10. Изгнание Марии из Тивериады. 11. Что произошло за городом. 12.
Всяческие самозванцы предводительствуют народом и сеют смуту в Палестине.
13. О мессиях. 14. Первые вести о равви Иисусе. 15. Мудрец Сиддхартха
Гаутама и его учение. 16. Что такое нирвана. Пути ее достижения. 17. По
следам братства Иисусова. 18. Встреча с Иисусом. Внешность Иисуса. 19.
Несколько замечаний о логиях, или речениях. 20. Долго ли можно выдержать
показательные риторические выступления. Симпозиум у Плиния Цецилия Младшего.
История Филоксена с Кифер. 21. Сцена экстаза. 22. Молитва кадиш. Братство
Иисусово и первые наблюдения его обычаев. 23. Разговор с Марией, предложение
супружества. Могло ли что-нибудь из этого получиться? 24. Отказ, причины
отказа, замечания о мифомании и абстрактных понятиях. 25. Обещание
сестринской любви. 26. Иисус и его община. 27. Иоанн, проповедник с Иордана,
его учение и устав. 28. Откровение Иисуса. О чем возвестил ему дух божий.
29. Позднейшие о сем факте россказни. 30. Отношение Иисуса к слухам о нем
среди простонародья. 31. Еще раз об Иисусе. Его отношение к женщинам, к
соблазнам телесным, коим не противились его последователи. 32.
Первоначальные трудности с общиной. Золотой ключ.
1. Случилось то в дни ранней юности - на щеках моих едва пробивался
первый пушок. Отец мой Симон Бар-Садок, банкир и совладелец крупного
александрийского торгового дома, позаботился о том, чтобы я получил
блестящее образование. И хотя в семье соблюдались традиции иудейские,
обширные связи с иноверцами не позволяли строго держаться многих стародавних
обычаев, напротив, иные из чужестранных, особенно греческие, почитались, и
весьма прилежно, ежели не хотел человек прослыть азийским выскочкой.
Обхождение римское надлежало знать всенепременно, хотя сие вовсе не было
обязательным предметом изучения, как у вас в Гадесе или вообще в западных
провинциях, где единственно культура римская почитается изысканной, а латынь
- языком людей просвещенных. В Александрии, и повсюду на Востоке, все
исходившее от Рима едва терпели - да и то сказать: мало приятны тяготы,
навязанные завоевателями.
У нас привился и по сию пору владычествует дух эллинский, и хотя не
столь безраздельно, сколь в дни моей юности, однако же свет его лучезарен и
поныне.
Итак, сошлось: помимо искуснейших учителей иудейских, коих стараниями
поднаторел я в науке и традициях нашего народа, о развитии моем заботились
греческие педагоги, хаживал я и в Мусеион.
Недолгое время приобщался науке славного Филона - ему поклонялся со
всем пылом юности, увлеченный замыслом учителя сочетать иудейскую метафизику
с платонизмом. И хотя взглядов Филона ныне уже не разделяю, вернусь к ним,
когда речь пойдет о доктринах различных иудейских сект - разумеется, коль
наберусь терпения толковать всевозможных путаников.
Питая дух свой столь разными и противоречивыми науками, я постоянно
пребывал между Сциллой и Харибдой, сомнения во множестве смущали меня, и
мало-помалу я преисполнился неверия во все, что не определялось строго
естественным порядком вещей. Однако еще прежде произошли некие события, и я,
как то свычно юности, очертя голову бросился в другую крайность, и с вящим
рвением, нежели в науку.
2. Интересы торгового дома требовали, дабы кто-нибудь из семьи пекся о
деле и в палестинских амбарах и конторах. Так очутился я в Кариоте, близ
горы Хеврон, - там находились наши большие зернохранилища. Убогий городишко,
ежели вообще того названия заслуживало селение, где, кроме нескольких
лупанаров и ночлежных домов, нет приличных строений, был обязан жалким своим
существованием нашей конторе, а вернее, каждодневным караванам со
всевозможными плодами земными, да еще погонщикам мулов и верблюдов,
носильщикам, одним словом, всякому отребью, пропивающему немалые заработки,
случись только подходящая оказия. Наведя сносный порядок на складах и в
счетных книгах, я принялся подыскивать честных людей на место шайки
прохвостов, а это, как известно, весьма нелегко.
3. Проживши в Кариоте год, перебрался я в Тивериаду, а после в
Кесарию-Панеас, или Кесарию-Филиппову, - города, по азиатским понятиям,
вполне цивилизованные. В Тивериаде приключилось со мной то, чего не избегнет
любой молокосос, вкушающий от запретного плода вдали семьи, да к тому же со
значительным капиталом. Как и все в нашем роду, я проявлял должную
воздержанность в личных расходах и финансовых операциях - ради приумножения
состояния. Таковые свойства, не благоприобретенные, а сугубо врожденные,
побуждали правление торгового дома без долгих околичностей доверять
ответственные должности молодым членам семьи, и доверять более охотно,
нежели старым, опытным работникам со стороны. Последние подвизались на ролях
советчиков, а тайно занимались изветом, в чем довелось убедиться совсем не
вовремя для моих планов. Однако об этом после.
4. В Тивериаде проживала некая девица красоты удивительной, хотя и
темного происхождения. Галилея повсеместно славилась людьми статными и
пригожими, быть может, вследствие неслыханного смешения рас и народов в
здешних местах. Потому, верно, иудеи и считали галилеян людьми без
роду-племени, а то и неиудеями вовсе, ежели блюсти чистоту крови.
В Марии, синеокой и златовласой, текла, верно, кровь кельтских или
германских воителей, а может, в ее роду проклюнулось нежданно-негаданно
семя, зароненное в стародавние времена каким-нибудь хеттским завоевателем.
Вообще в Галилее не больно-то ценили чистоту крови, а по вере и воспитанию
Мария была иудейкой. Бедность и красота привели ее на ложе римского
военачальника, ничего не скажешь, любил он ее, окружил роскошью, разумеется,
не из скромного своего жалованья, а с поборов, взимаемых без зазрения
совести с купцов да с пограничного сброда, что испокон веку промышляет
контрабандой.
5. Галилеяне народ своевольный, нрава строптивого, особенно здесь, на
западном берегу Генисаретского озера; однако явный блуд с римским офицером
несвычен был любому моралисту, Марию равно хулили фарисеи, книжники и
простолюдины. Совсем иное дело блудодейство с единоверцем - хоть и немалое
прегрешение, да не столь разительное; а уж телесная коллаборация с
завоевателем и на измену смахивала.
6. Мария родилась в Тарихее, на здешнем наречии именуемой
Магдала-Нумайя, что означает Башня Рыб. Небольшое селение находилось на
берегу Генисаретского озера, в двадцати восьми стадиях от Тивериады. Наш
торговый дом держал здесь соляные амбары и рыбные солильни, рыбу заготовляли
для военных поставок.
Незадолго до Иудейской войны, при кесаре Нероне, селение выросло в
портовый город - в гавани укрывалось до двухсот тридцати рыбачьих лодок.
Иосиф Флавий сообщает - в Тарихее, мол, насчитывалось тогда сорок тысяч
жителей. Не верь ему - десятькрат менее.
В этом селении и выстроил я виллу в греческом стиле, с пляжем и садами,
дабы иметь где достойно принять высоких гостей, с которыми доводилось вести
дела; усадьбой я мог распоряжаться по своему разумению, тем паче что
предусмотрительно занес владение в реестр на свое имя. Здесь бы и предаться
усладе душой и телом, да что поделаешь - никогда не ступила сюда нога той,
без кого дом утратил все свои соблазны. Так и не поселился я на вилле и не
продал усадьбы, хотя некий сирийский купец предлагал солидную сумму,
вознамерившись завести элегантный лупанар для высших военных чинов. Как
видишь, не только Иосиф Флавий впадал в крайности.
7. Девица, о коей речь, и в самом деле прельстительная, каждым
движением своим, каждым изгибом тела достойна резца греческих скульпторов; в
числе многих достоинств небо одарило ее, а сие и подавно редко случается,
разумом ясным и чистым - в полную противоположность древнему ее ремеслу.
Скверна не коснулась ее духа, чистого, склонного к экзальтации. Она могла бы
стать Аспасией, коли правду говорят, будто жена Перикла была гетерой;
воистину, склонись Мария ко мне, я нашел бы скульптора, и, как Пракситель
Фрину в Афродите Книдской, он запечатлел бы Марию в Афродите Анадиомене. Что
поделаешь - Мария отвергла все.
8. Встретился я с Марией ненароком, она возвращалась с купанья,
пригожая, будто нимфа речная. Увы, мне счастье не послужило, как послужило
некоему Герме (надо полагать, судьба лишь глупцов балует дарами). Герма,
египтянин, влюбился в свою госпожу, римскую даму именем Родэ, застав ее за
омовением. Ныне, слыхивал я, Родэ сделала Герму вольноотпущенником.
Повсеместно почитают его пророком, пребывающим в близости к самим
небожителям. Прочитал я недавно его книгу, называемую "Пастырь", усомнился,
имеют ли что общее с культом Иисуса явные плоды фантазии, плоские притчи и
откровения, ибо ни разу не упоминается в них имя Иисусово и не приводится ни
одной мысли из его учения. Зато иудейские доктрины в трактате Гермы вполне
явственны, а piatio {Искупительная жертва, очищение (лат.).} и ecclesia
{Церковь (греч.).}, каковые пытаются создать в Риме его почитатели, - просто
новая секта.
Сдается мне, творение Гермы использовали присные Симона-Кифы-Петра (в
иных общинах весьма влиятельного) с целью еще пуще возвеличить его.
Поразительно сходство бесталанных писаний Гермы с неким текстом,
уведомляющим, Иисус якобы обратился к Симону, парафразируя его прозвание: Ты
- Кифа-Петр (на здешнем языке Кифа - камень), и на сем камне воздвигнут
церковь мою. А я скажу не обинуясь, Иисус даже слишком хорошо знал, сколь
недалек этот добрый человек, дабы поверить ему подобную роль, к тому же
учитель и не думал об основании экклесии. А у Гермы в благоприятных условиях
идея церкви как определенного института уже явилась.
В его откровениях экклесия секты - башня, возводимая на камне ангелами.
С притворной наивностью спрашивает он своего проводника Пастыря: - Почему
камень сей так стар, а врата (церкви) новые? На что Пастырь ответствует: -
Слушай и разумей, глупец, камень и врата - се сын божий.
Толику далее Пастырь поучает: - Имя сына божия беспредельно и
могущественно, весь мир им держится.
Из этих и иных умствований вывод напрашивается единственный: церковь
Гермы - еще одна секта, либо не признавшая земного бытия Иисуса, либо имя
его по неведомым причинам утаившая.
Сдается, речь идет скорее о первом. Моим разумением, Герма сам и есть
автор упомянутой метафоры, выспренней и наивной в равной мере, а сподвижники
Симоновы уже после признали ее своею и приписали Иисусу.
На "Пастыре" задержался я небеспричинно: в сем громогласном сочинении
(и смех и грех читать!) описывается, к примеру, одна ночка, проведенная
Гермой в эротических шалостях одновременно с двенадцатью девственницами,
девицы же искусно ласкали его, подобно александрийским блудницам. Не
слишком-то сведущий в логике, богобоязненный муж невинность свою спешит
заявить: девицы, мол, добродетельны, одну из них и впрямь именует
Непорочностью. Хоть и славились девицы добродетелью, далее Герма признается:
дабы избежать искушения, молился всю ночь. И к чему бы? Ведь уступить
добродетели - не грешно, количество же искусительниц лишь упрочило бы
заслугу нашего многодоблестного мужа. А псевдопророк даже не замечает всех
своих несуразностей; однако оставим его и вернемся к Марии.
9. Прекрасная дщерь Галилеи окинула при встрече благосклонным взглядом
мою привлекательную юность, я столбом врос в землю, пораженный ее
грациозными прелестями. Может, улыбнулась она столь обольстительно, что и у
аскета задрожали бы колени, не помню наверное, а возможно, с любопытством
взглянула на меня; так или иначе, эта встреча побудила меня действовать.
Я прикинул что к чему, дабы поближе познакомиться с прелестницей. К
сожалению, она осталась верна военным доспехам и белокурой шевелюре варвара,
состоявшего на службе у Рима. Увы, и сегодня должно признать - офицер
принадлежал к типу воинов, что всегда и повсюду покоряют женские сердца, ибо
женщины в заблуждении своем полагают: кто ловко владеет мечом, столь же
ловко владеет и другим оружием.
С подобным положением дел я не мог примириться и не щадил сил моих -
сплавить бы подальше докучного воителя. Наш торговый дом по-прежнему вел
обширные дела с высокопоставленными римскими сенаторами и столь уважаем был
на бирже Города у Янусовых ворот, что в угоду мне строптивца быстрехонько
спровадили в Испанию. Звание, будь он и большим военачальником, а не просто
сотником пограничной стражи, не имело значения. Транслокацию произвели с
повышением, дабы усладить горькие слезы прощания - не люблю причинять лишних
огорчений.
Я уповал: покинутая любодеем Мария бросится за утешением в мои объятия,
довольно надежные во всех отношениях - закаленные постоянными упражнениями в
гимнасионе, ну, а в денариях оные объятия ценились в несколько миллионов, не
собственных, разумеется, однако предоставленных в мое полное распоряжение.
Да разве поймешь сердце женщины? Все мои достоинства не возымели ровным
счетом никаких последствий; мы оба даже отдаленно не предчувствовали, как ее
равнодушие отзовется в наших дальнейших судьбах... Оскорбленный, распаленный
любовью, я возлелеял хитроумный замысел: повергнуть неблагодарную в прах,
дабы затем, опозоренную и убитую горем, возвести до статуса моей наложницы.
10. За деньги без труда удалось подуськать чернь. Повсюду хватает
старых баб, ханжей и святош, что только и ждут случая затравить молодую и