Паркер К.. Натянутый лук (Фехтовальщик - 2)

   К тому времени когда армия потеряла интерес, в живых осталось не более пятидесяти лучников. У большинства из них была хотя бы одна рана, у некоторых не хватало пальцев, руки или уха. Так испорченные дети бесцельно рубят стволы деревьев, обламывают ветви и срывают кору, пока не потечет смола.
   - Довольно, - выкрикнул Соеф. - Теперь мы попросту тратим силы. Арестуйте оставшихся, и через час мы выдвигаемся. Кто-нибудь, посмотрите, нет ли поблизости чистой воды, и проверьте, осталось ли что-нибудь съедобное в палатках повстанцев. Нехорошо выбрасывать продукты, неизвестно, когда мы в следующий раз получим продовольствие.
   Именно. Мы могли бы съесть то, что только что убили.
   История пленных развеселила Соефа. Они также заблудились, пытаясь найти алебардщиков и устроить засаду. Проблуждав три дня, лучники подошли к краю леса, чтобы либо перестрелять алебардщиков у выхода из него, либо преследовать их всю дорогу до Сконы, как Горгас сделал с первой армией...
   - Что вы имеете в виду? - перебил Соеф. Пленный выглядел обеспокоенным.
   - А вы разве не знали? Мы услышали об этом перед самым уходом. Горгас победил вашу первую армию. У него сотни пленных.
   Соеф нахмурился.
   - Армию генерала Могре или генерала Аффема?
   - Понятия не имею, - ответил пленный. - Горгас не дошел до Сконы. Нам только дали приказ охранять лес. О вас мы услышали от лесников.
   - Вы серьезно говорите, что Горгас победил одну из двух армий?
   Заключенный нервно опустил голову.
   - И потом он собирался вернуться в город, я полагаю?
   - Наверное. - Пленный вытер кровь с пореза на лбу, стекавшую по волосам, как дождевая вода стекает с листьев. - В сообщении, которое мы получили, об этом ничего не сказано. Нам только сообщили, что мы одержали большую победу. И приказали охранять город с этого направления.
   - Вы уверены, что не знаете, чья армия это была? Если вы лжете, вас повесят.
   - Уверен, - устало буркнул пленный. - Я даже не знаю, где был бой и откуда Горгас посылал сообщение. Спросите лучше сержанта, если он еще жив.
   Авид Соеф посмотрел на сержанта, но тот покачал головой.
   - Хорошо, сержант, соберите пленных, пусть они укажут нам путь, по которому пришли. Непохоже, что они несколько дней брели по колено в грязи.
   Заключенный покачал головой.
   - На другой стороне опушки действительно очень сухо. Но я не могу показать вам, откуда мы пришли. Мы ведь заблудились, помните? Как минимум полдня ходили кругами.
   Мысль о том, что армию Стена Могре могли разбить или захватить, обеспокоила Авида Соефа намного больше, чем он предполагал. Соеф искренне ненавидел Могре и знал, что это чувство взаимно. Однако с тех пор, как они вышли на сушу, спектаклем руководил Могре, и Соефу не приходилось заниматься стратегией, он только придумывал, как можно опозорить Могре и его приспешников, когда они вернутся в Шастел. Если его армия серьезно пострадала, то на подготовку к любому серьезному сражению у них уйдут дни, а может, даже недели. Значит, Соеф стал во главе всей экспедиции. Все дальнейшее будет целиком на его совести.
   Чертова война! - подумал он горько.
   - Что значит "сбежала"?
   - Ушла, - беспомощно повторил клерк, - отказалась от поста директора. Она забрала серебряные тарелки и большую часть ценной мебели. Зато оставила все книги и счета.
   Горгас глубоко вдохнул и медленно выдохнул:
   - Хорошо. Ее дочь уехала с ней? - Клерк выглядел озадаченным.
   - Простите?
   - Ее дочь, леди Исъют.
   - Нет, я так не думаю. Она не взяла с собой никого, кроме телохранителей.
   Горгас облокотился о стены и потер щеки руками.
   - А кому теперь докладывают штабы? - Клерк пожал плечами:
   - Кажется, никому. Думаю, большинство клерков тоже готовятся уйти.
   Горгас нахмурился и выхватил из рук клерка мешок, рассыпав счеты по полу.
   - Ну, это лучше прекратить. Если кто-то попытается покинуть свой пост, ему придется отчитываться передо мной. А вы проследите за тем, чтобы это сообщение достигло ушей всех ваших коллег. Иначе вам не поздоровится. Как вас зовут?
   Клерк вздохнул.
   - Риерт Вариль.
   - Отлично. Передайте сообщение, а потом возвращайтесь к своему столу. Нет, не надо. Выясните, не было ли каких сообщений. И где, черт побери, находится Южное подразделение? Мне нужно выяснить, много ли осталось врагов.
   - Как странно, - ответил клерк. - А я думал, вы всех их перестреляли.
   - Узнай как можно скорее, потом доложишь мне. Я буду в директорском кабинете.
   Все оказалось правдой, подумал Горгас, положив ноги на стол. Иначе где ее чашка, которую Бардас сделал из старого яблоневого дерева? Ее здесь нет, как и всего остального, за исключением нескольких ничего не стоящих мелочей и вещей, слишком крепко прикрепленных к стенам. Горгас знал, что она ушла: положив ноги на ее стол, он не боялся, что она может войти. Он не ощущал присутствия Ньессы в здании. Она ушла, не поверив, что Горгас сумеет защитить ее от врагов. Снова.
   Появился клерк, заметно нервничая.
   - Никаких сообщений, директор. Я разговаривал с главами отделов...
   - Директор? - повторил Горгас. - Хорошо, продолжай.
   - Я разговаривал с главами отделов, весь персонал возвращается к работе. Сержант Грайс и Южное подразделение ушли к болотам, как вы и приказали. О врагах пока ничего не слышно. - Клерк заколебался. - Кажется, война закончилась. Будут еще какие-нибудь распоряжения? - Горгас посмотрел на него.
   - А кто-нибудь знает, почему она ушла? Она как-нибудь это объяснила?
   - Думаю, она решила, что война стала слишком дорогой.
   - Слишком дорогой?
   - Мне так показалось. Она сочла, что пришло время урезать потери, сократив работу здесь и сосредоточившись на других направлениях.
   - Каких других направлениях?
   - Вы хотите сказать, что не знаете?
   - О, ради Бога! - простонал Горгас. - Какие другие направления?
   И клерк рассказал ему: половина акций в Коллеонском акционерном обществе, мельница на Бизульте, виноградники в Бишесте, доля в Дакасском угольном синдикате...
   - Уходи, - приказал Горгас.
   Бардас поднял лук. В идеале он бы предпочел, чтобы клей сох не меньше недели, а лучше - еще дольше. Но это было непозволительной роскошью. Кроме того, клей, который он сделал из дорогих стружек, сох очень быстро под яростными лучами солнца. Бардас подхватил веревку и надел одну из петель на верхнюю часть, но заколебался: испугался, что, согнув, сломает лук, и вся работа пойдет насмарку.
   На первом этапе он придавал форму костям на животе лука. Это была медленная, тяжелая работа, что имело особенное значение, так как времени оставалось мало. Требовалось соблюдать осторожность. Если части не будут идеально подогнаны друг к другу, живот получится слабым и под воздействием сжатия лопнет. Поэтому Бардас разложил, отполировал и смазал сажей каждый сустав. Пока их равномерно не покроешь сажей, они не подойдут друг к другу так плотно, чтобы между ними нельзя было просунуть волосок. Расположив, измерив и пронумеровав каждую часть, он нанес клей, прижал кости к основе и плотно обмотал веревкой.
   Пока подсыхал клей, Бардас сортировал сухожилия для спины и готовил тетиву.
   Как только клей затвердел, он снял веревки, смешал новый состав и начал накладывать сухожилия. Клей был идеальным, все еще теплым, консистенции свежего меда. Бардас взял осколок кости, предназначенный для сглаживания, и положил его в маленькую глиняную чашку, наполненную водой. Потом выбрал первый пучок сухожилий, самый длинный, и погрузил их в клей, чтобы они им пропитались. Затем выжал из сухожилий излишки вязкой жидкости и аккуратно положил их на середину основы над ручкой, разгладив от центра костяным приспособлением. Следующий пучок Бардас наложил вплотную к первому, так же аккуратно разгладив волокна. Так он повторял, пока весь центр спины не был покрыт сухожилиями. Окончив работу, он сделал перерыв, чтобы смыть с рук клей.
   Накладывая второй ряд слева от первого, Бардас следил за тем, чтобы сухожилия лежали очень плотно друг к другу, как кирпичи в стене, после чего разглаживал их. Он продолжал, пока вся спина и бока основ не покрылись своеобразной корой из пропитанных клеем сухожилий, длинной, плоской искусственной мышцей, которую нельзя будет сломать. Покончив с одним слоем, Бардас, не давая клею остыть, тут же наложил второй так, чтобы каждый пучок волокон был намертво припаян к своему соседу. Наконец он использовал последние сухожилия, обмотав суставы на костях живота, и нанес остатки клея на спину. Ушли все сухожилия и весь клей без остатка, ничего не потрачено впустую.
   Времени было мало, поэтому Бардас построил из кирпичей печь для сушки. Он нагрел кирпичи в огне до тех пор, пока они не стали настолько горячими, чтобы их нельзя было удержать в руках, и положил лук на камни. Раньше он никогда не использовал эту технологию и боялся, что излишнее тепло испортит лук. Или что клей высохнет слишком быстро, или что сухожилия, усохнув, отделятся от спины. Это только то, что можно предугадать, непредвиденные проблемы намного хуже.
   Теперь, когда все было сделано и Бардас держал лук в руках, его оставалось лишь отполировать, разгладить и нанести последний слой стружек.
   А пока лук выглядел уродливым и грязным, как новорожденный младенец. Конечность, созданная человеком из костей, сухожилий, крови и кожи. На спине сухожилия должны были растягиваться, на животе кость сужаться и сокращаться. Между ними - слой древесины. Их скрепляет кровь, кожа и костяная стружка. Эта рука, которая сильнее любой человеческой, создана для того, чтобы убивать. Просто удивительно: если мертвая мышца все еще помнила свою функцию, если мертвая кость могла выдерживать силу сжатия, если мертвый сустав мог снова ожить, если всего несколько капель крови и обрезков кожи могли связать воедино части мертвого тела так, что никакая сила не способна их оторвать друг от друга...
   Как семья Лорданов, - подумал Бардас с улыбкой. - Некоторые из нас гнутся и растягиваются, другие сжимаются, но немного общей крови и кожи держат нас вместе. И когда мы сгибаемся и растягиваемся вместе, прежде чем сломаться, наша способность к разрушению достигает апогея. Я был спиной этой семьи многие годы. А теперь стал животом лука. В том месте, где сжатие превращается в расширение, где сохраненная сила преобразуется в насилие. И я сделал этот лук для своего брата Горгаса.
   Он поднял левую ногу, перешагнул через ручку, зажав нижнюю часть лука правой ногой и согнув живот лука у себя под коленом, потянул как можно сильнее, сгибая лук, пока не смог надеть петлю тетивы на верхнюю зазубрину. Лук было удивительно сложно согнуть, Бардас чувствовал, как кость прилагает все усилия, чтобы разломиться, но это было невозможно: ее поддерживали сухожилия на спине. Они попали в одну ловушку, как члены семьи, враждующие друг с другом, но связанные нитями, которые не в состоянии разорвать. И когда уже начало казаться, что тетиву вообще невозможно надеть, Бардасу удалось уцепиться за покрытую сухожилием зарубку. Тетива приняла напряжение, и Бардас положил лук на руки, чтобы найти его центр тяжести. Вопреки его ожиданиям, лук был сделан идеально, обе половины абсолютно симметричны. Бардас положил пальцы на середину тетивы, толкнул левой рукой и потянул правой (снова сила сопротивления, рождающая насилие), напрягая сухожилия и кости в своей собственной руке, спине и плечах, аккуратно натягивая тетиву, пока большой палец не коснулся подбородка.
   Он сделал перерыв, разминая измученные мышцы и размышляя. Получился стофунтовый лук с двадцатипятидюймовым прицелом. Прицеливаться из такого неудобно, мне такой не подойдет. Но Горгас всегда был самым крепким из нас. Он может прицелиться из стофунтового и не вспотеть. К тому же с самого детства он стреляет, не прицеливаясь.
   Бардас достал стрелу из колчана, который висел возле двери, натянул тетиву, прицелился в дубовую доску шириной три дюйма на другой стороне комнаты и выстрелил. Стрела ударила высоко, ее древко раскололось, а наконечник прошел сквозь доску. Бардас был в ужасе. Несколько минут он стоял, не пошевельнувшись. Затем снял тетиву и положил лук на лавку.
   Убрав обрезки, Бардас наложил на рукоять хорошие стружки, натер воском и в качестве последнего штриха наложил два толстых слоя дорогого коллеонского лака, который быстро сохнет и совершенно водонепроницаем. Теперь лук выглядел намного лучше, молочно-белый, сверкающий. Бардас взял последний кусок хорошей кожи, идеально подходивший для письма, и вывел: "Горгасу от Бардаса. С любовью". Затем открыл дверь и позвал клерка.
   - Горгас Лордан все еще в банке? - спросил Бардас, когда тот пришел.
   - Пока да. Но он скоро уходит. Говорят, с юга наступает армия Авида Соефа.
   Бардас улыбнулся:
   - Отнеси ему этот лук как можно скорее, это очень важно. Прямо сейчас.
   Клерк кивнул.
   - Молодец. Он о таком всегда мечтал, так что будет доволен.
   Когда клерк ушел, Бардас закрыл дверь, сел на пол, положил голову на руки и постарался не думать о том, что только что сделал.
   Горгас взял лук в левую руку и провел пальцами правой по тетиве. Лук был идеален, как будто являлся его собственной конечностью. Горгасу казалось, что лук принадлежал ему долгие годы, знакомый, как родная плоть и кровь.
   - Лук прекрасен, - сказал он. - И Бардас сделал его для меня.
   Сержант нетерпеливо постукивал ногой по полу.
   - Согласен. Но война еще не окончена, поэтому, когда вы наиграетесь с ним...
   Горгас даже не взглянул на него.
   - Я должен поблагодарить. Ты не понимаешь. Я потерял сестру, но нашел брата. Мы снова семья.
   Сержант резко выдохнул:
   - Горгас, нам надо идти. Если не доберемся до гор до темноты...
   - Ты прав. Бардас сделал мне лук не для того, чтобы я проиграл с ним войну. Полагаю, надо отложить благодарности до возвращения.
   Он неохотно опустил лук.
   - Забавно, с последним луком, который он для меня сделал, я натворил много глупостей. У меня предчувствие, что на этот раз все будет иначе.
   - Правда? - сказал сержант. - Хотите сказать, на этот раз вы будете постоянно промахиваться?
   Глава двадцать первая
   - Стен Могре мертв, - сказал Геннадий. Слушавшие его люди посмотрели на Геннадия так, будто он только что разделся.
   - Простите?
   - Стен Могре, - повторил Геннадий. - Он мертв. Его армия разбита. Фактически мы потеряли около четырех тысяч человек. Авид Соеф все еще жив, конечно.
   Подошла жена Мигела Боверта, неся на подносе голубей в маринаде.
   - Ешьте, пока горячие... Ой, а почему у всех такие расстроенные лица? Все ли в порядке?
   Повисла неловкая тишина, которую нарушил Бимон Файм:
   - Если верить нашему загадочному другу, то армию разгромили в пух и прах.
   - Ох! - воскликнула жена Боверта. - Какую армию? Ту огромную армию, которая собиралась приструнить этих ужасных повстанцев?
   - Именно! - прорычал Мигель Боверт. - Ту, в которой служит наш сын. Доктор Геннадий, признайтесь, вы сошли с ума, или это просто глупая шутка?
   - Мне очень жаль, - сказал Геннадий, - я... на меня что-то нашло...
   - Именно! - прогремел Бимон Файм, беря с подноса голубя. - Вас посетил дух или что-то в этом роде? Помимо того, что вам говорит голос, у вас есть какие-нибудь доказательства?
   - Нет, - промолвил Геннадий. - Мне так жаль, пожалуйста, забудьте о моих словах!
   Высокий мужчина с седой бородой покачал головой.
   - Проще сказать, чем сделать. Люди не привозят настоящего перимадейского волшебника, чтобы потом игнорировать его оккультные высказывания. Будьте откровенны с нами, доктор. Стоит нам обращать внимание на то, что вы говорите, или нет? Полагаю, раньше с вами такое случалось?
   - Боюсь, что да. Ну, что-то похожее.
   - А до этого маленький ангел говорил правду или нет?
   - Сложно сказать.
   Жена Боверта вышла и вернулась с серебряным блюдцем.
   - Видите ли, я передаю вам то, что мне говорят другие.
   - Кто-то со Сконы, надо думать, - произнесла невысокая коренастая женщина, сидящая у дальнего края стола. - Ваш духовный проводник.
   Геннадий ее не поправил. Он чувствовал, что с каждой минутой у него начинает все сильнее и сильнее болеть голова.
   - Да, кто-то на Сконе. А именно - патриарх Алексий. И он бы не стал мне лгать. Поэтому я уверен: Алексий считает, что Стен Могре мертв, а его армия разбита. Хотя это единственное, в чем я уверен.
   Лысый, крепко сбитый мужчина напротив него нахмурился.
   - Как вы можете быть уверены! Давайте посмотрим на это с научной точки зрения. Мы же все здесь ученые. Раньше, когда у вас были эти... - Он запнулся, подбирая подходящее слово.
   - Смешные заскоки, - предложил Бимон Файм.
   - ... эти впечатления, - продолжил лысый, - вы могли бы дать слово философа, что откровения реальны? Что вы каким-то образом общались с кем-то, находящимся далеко?
   Геннадий кивнул.
   - Я разговаривал с другим человеком лицом к лицу. И он подтвердил, что они слышали все мои слова. Особенно Алексий. С ним я общался несколько раз. Я не говорю, что нельзя найти альтернативного объяснения. Во-первых, вполне возможно, что два человека одинакового происхождения способны прийти к одному и тому же выводу, думая об одной и той же проблеме в одно и то же время. Может показаться, что между ними какая-то связь.
   - Я бы сказал, это очень вероятно, - произнес Бимон Файм с набитым ртом.
   - Я тоже так думаю, - согласился Геннадий. - Наверное, это просто похоже на встречу двух одинаково думающих умов. Но я знаю: Алексий считает, что все, только что рассказанное мной, - правда.
   Последовавшая тишина была очень неприятной.
   - Ладно, - проговорил Мигель Боверт, нахмурив кустистые брови. - Как ученые и философы будем считать, что вы доказали свою правоту в приемлемой форме. Очевидно, следующий вопрос: "Что нам делать дальше?"
   - Ради Бога, Мигель! - воскликнул Файм. - Ты же не предлагаешь строить государственную политику, опираясь на этот вздор!
   Тот покачал головой.
   - Выбор не за нами, а за Собранием каноников. Если вы спросите, должны ли мы им об этом сообщить, то да, должны.
   - Только меня, пожалуйста, не вмешивайте, - поспешно произнес кто-то. Представляю, как взовьются наши высокоуважаемые сепаратисты после того, как я сообщу, что им предстоит пересмотреть военную стратегию из-за того, что какой-то, простите, доктор, иностранный колдун слышал голоса.
   - Доверие к нам будет полностью разрушено, - рявкнул Бимон Файм. Никому из нас не видать руководящих постов на факультетах как своих ушей.
   Боверт улыбнулся.
   - Есть разные способы. Джуифрез, - продолжал он, развернувшись к молодому человеку, сидящему справа, - ты играешь в шахматы с сыном Анаута Могре?
   - Иногда.
   - Прекрасно! Иди туда прямо сейчас и начни жаловаться на то, что ужасно поссорился со своим дядей или со мной и горишь желанием нам отомстить. Скажи молодому Могре, что мы владеем жизненно важной информацией о войне, но держим ее в секрете по причине, связанной с политикой фракций. Ты, конечно, не знаешь, о чем именно идет речь, тебе лишь известно, что мы вот уже два часа сидим на секретном совещании. Если ты поспешишь, то уже часа через полтора созовут совещание, а у нас как раз хватит времени доесть обед и переварить его.
   Предсказание Боверта оказалось точным. Спустя два часа он сидел в набитом зале Собрания каноников.
   - В сущности, - начал он, - сказанное Анаутом минуту назад - правда. Я получил то, что можно назвать важными новостями о войне, однако никому ничего не рассказал. Почему? Я не верю ни слову из того, что услышал.
   Сидящий на лавке сепаратистов Анаут Могре даже и не подозревал, насколько был близок к тому, чтобы попасться в ловушку.
   - Предоставьте это решать ассамблее. Будьте добры, поделитесь своими новостями с нами.
   Мигель Боверт с удовольствием подчинился.
   - Так что вы сами видите, - заключил он, - я не хотел беспокоить достопочтенную ассамблею нелепой историей, основанной на магии и колдовстве, когда даже сам колдун не уверен, что информация достоверна.
   Выкупщики засмеялись. Над лавками сепаратистов повисла напряженная тишина. Сейчас им придется либо согласиться с выкупщиками, либо признать, что предсказание Геннадия было верным. Если кризис окажется ложной тревогой, их будут высмеивать до конца дней. Если же все правда, выкупщики присвоят все заслуги себе. Ведь именно они услышали жизненно важную информацию во время обеда. Думать надо было быстро.
   - Я ученый, - сказал Анаут Могре. - А одно из самых важных качеств ученого - умение признавать, что ты чего-то не знаешь. Я не знаю, верить в эту историю или нет. Скажу одно: история может оказаться как пустой болтовней, так и настоящим откровением. Лично я всегда предпочитал оставаться беспристрастным в спорах о прикладной философии. Однако задумайтесь о следующем. Если кризиса нет, а мы пошлем другую армию, что может произойти в худшем случае? Мы будем выглядеть идиотами. А теперь предположим: мы проигнорируем это сообщение, а на Сконе действительно произошла катастрофа. В худшем случае мы проиграем войну. Уважаемые коллеги, лучше стерпеть унижение, чем стать причиной поражения нашей армии. Я действительно хочу узнать, все ли в порядке с моим кузеном и его армией.
   В результате решили отправить на Скону еще три тысячи солдат под командованием Анаута Могре. Когда Боверт и его гости вернулись домой, все обращались с Геннадием намного вежливее и без конца подливали ему вина, приговаривая, что они не возражают против предсказателей, но лишь до тех пор, пока их предсказания не начинают сбываться.
   В жару баталии Горгас не мог перестать улыбаться. Когда сержант спрашивал, что такого забавного в том, что тебя атакуют с трех сторон, Горгас просто качал головой и говорил, что это личное.
   Им повезло наткнуться на Авида Соефа, когда тот выходил из болот. Люди были истощены и измучены, их одежда облеплена грязью, в сапогах хлюпала вода; в результате они встали и отказались атаковать.
   Положение сложилось серьезное. Даже с группой сержанта Байсса у Горгаса было не более четырех сотен человек против двух тысяч алебардщиков. С другой стороны, он не хотел стоять и ждать, не появится ли сзади другая армия, отрезав ему путь к отступлению. В голову приходила лишь одна мысль: попытаться загнать Соефа обратно в болото. Проблема заключалась в том, что в этом случае ему тоже пришлось бы туда идти. А в грязи лучники потеряют мобильность, которая давала им преимущество в бою. По крайней мере на равнине его люди могли обогнать алебардщиков. Поэтому Горгас решил спровоцировать атаку.
   Соефу было все равно. Как только он увидел приближающихся лучников, сразу же отдал приказ отступать обратно в болото. Если Горгас захочет открыть стрельбу, ему придется подойти на расстояние двадцати ярдов, а это слишком опасно.
   Раздраженный Горгас вернулся назад и приказал своим людям копать рвы. Все зависело от терпения. В конце концов, Соеф захватчик и должен искать возможности уничтожить армию противника. Рано или поздно атаковать ему придется, хочет он того или нет. К тому же рано или поздно у алебардщиков закончится еда. Это превратит противостояние в осаду без стен. Что касается другой армии, у Горгаса не было никаких оснований предполагать, что количество солдат противника бесконечно. Он сядет и будет ждать.
   Горгас не знал, недооценил или переоценил он врага, когда посреди ночи справа от него материализовались алебардщики. Имело значение лишь то, что они ворвались в лагерь. Для стрельбы было еще слишком темно. Горгас проснулся с болью в шее, понимая: что-то не так. Он сунул ноги в сапоги (либо его ноги выросли, либо сапоги уменьшились, но раньше у него никогда не было столько сложностей с такой простой вещью), схватил плащ, колчан, новый чудесный лук и выскочил из палатки.
   Он наткнулся на алебардщика. К счастью, тот его не заметил и не успел ударить. Огромным усилием противник оттолкнул Горгаса в сторону, дав ему шанс достать стрелу, которая через мгновение пронзила его грудь. Удивление, застывшее в глазах солдата, было красноречивее всяких слов.
   По лагерю проплывали маленькие островки света, больше ничего, кроме шума и невидимого движения. Горгас вынул еще одну стрелу, пытаясь придумать, что же делать. Вокруг люди толкали, пинали и кололи друг друга. Где-то в пяти ярдах от него пробежал человек. Горгас, не задумываясь, прицелился и выстрелил. Он не знал, попал ли и даже в кого он стрелял. Не успел он достать новую стрелу, как кто-то налетел на него сзади. Горгасу удалось не сломать лук при падении, он перевернулся и вскочил на ноги. Человек, кем бы он ни был, пришел в себя не так быстро. Горгасу показалось, что в темноте он разглядел очертания рук и колен, поэтому он пнул туда, где должна была находиться голова. Нога ударилась о тяжелую пластину, а лежащий мужчина схватил Горгаса за лодыжку и потянул вниз. Когда Горгас приземлился на левое плечо, его нога угодила во что-то податливое, похожее на человеческое лицо. Хватка противника ослабла. Горгас почувствовал под своей рукой что-то твердое, лук или древко алебарды. Темный силуэт начал подниматься, поэтому Горгас перевернулся на спину и со всей силы двинул по нему каблуками. Казалось, это произвело желаемый эффект, так как противник упал назад, дав ему время схватить алебарду (значит, это враг, какое облегчение!) и со всей силы толкнуть ее вперед. Впереди оказалась пустота.