Паркер К.. Натянутый лук (Фехтовальщик - 2)

   Несколько секунд Горгас не двигался и вдруг осознал, что ждет, что случится дальше. Плохая идея. Он также понял, что эта ужасная дуэль напугала его до смерти. Сделай что-нибудь, быстро! Сделать что? Огни приближались. Со стороны леса? Он полностью потерял ориентацию. Скорее всего Авид Соеф и оставшиеся солдаты торопятся закончить работу. В таком случае самое разумное - броситься бежать, надеясь, что никто не убьет его. Лишь в одном Горгас не сомневался - эти огни не могли обозначать ничего хорошего. Лучше бежать сейчас, пока у него целы руки, ноги и глаза. Как обычно, Ньесса оказалась права. Бороться здесь бессмысленно. Раздались звуки труб.
   Разве мы подаем сигналы трубами? Не помню, значит, не подаем. Получается, это Авид Соеф.
   Вокруг него все двигались. Но не беспорядочно. Люди покидали лагерь, направляясь к свету и шуму. Авид Соеф сзывал своих людей.
   - Приготовились, - услышал Горгас свой собственный крик.
   Хотя вряд ли его сейчас кто-нибудь послушается.
   Почему Авид Соеф отступает сейчас, выигрывая сражение, выигрывая войну? Может, он об этом не знает? Может, он думает, что его людей убивают, и эти огни, звуки труб - всего лишь попытки спасти их? Мысль показалась Горгасу такой забавной, что он рассмеялся в голос.
   - Стройтесь и формируйте центр лагеря!
   По крайней мере попытаться стоило. Он не знал, сколько людей у него осталось, двести или двадцать. И не важно. Наибольшей проблемой было отсутствие света. Темнота превратила лучников из полубогов в бестолковое стадо.
   К счастью, кто-то зажег костер в центре лагеря. Горгас приказал сержанту произвести перекличку. Тридцати человек недосчитались, еще шестнадцать были ранены. Огни на расстоянии по-прежнему горели: Авид Соеф что-то делал. Горгас слышал звук труб и приказы, но не мог разобрать слов. Огни двигались вокруг лагеря, пока Горгас сидел на земле с алебардой в руках, дожидаясь рассвета.
   Ночь была длинной. При первых скудных лучах света Горгас послал людей собирать луки, стрелы, оружие, шлемы. Сержанты занимались организационной работой. У него была теория о том, чем Соеф занимался в темноте: готовил окружение. Горгас приказал сформировать каре. Вскоре кто-то принес его лук. Горгас узнал его издалека и заулыбался: лук сиял под лучами солнца. Облегчение, испытанное им при виде лука, не поддавалось логическому объяснению. Как будто брат, отец или сын оказались с ним рядом, широко улыбнулись и сказали: "Теперь все в порядке, я с тобой". Он с тревогой заметил, что лук валялся без присмотра всю ночь и теперь был покрыт росой. Горгас осторожно осмотрел его. Кажется, все в порядке.
   Авид Соеф начал атаку через полчаса после рассвета. Его солдаты подходили быстро, словно люди, спешащие на работу после сна и завтрака. А армия Горгаса все еще не могла прийти в себя после ночного кошмара.
   С тактической точки зрения позиция была не очень хорошей. По какой-то причине армия Соефа приближалась равномерно только с трех сторон, поэтому восточная сторона каре стояла без дела. Горгас быстро подсчитал: чтобы разбить двухтысячную армию, каждому лучнику надо попасть приблизительно по семь раз, прежде чем противник настигнет их. Чтобы остановить атаку и заставить развернуться, нужно четыре попадания или даже скорее пять. На расстоянии от ста до пятидесяти ярдов против приближающейся мишени допустимая пропорция для лучников - три попадания из пяти. Горгас нахмурился, пытаясь подсчитать. Скажем, восемь-девять залпов. Теоретически время на это есть. Если, конечно, враг будет покорно шагать вперед под ураганом стрел.
   Некогда думать, натягивай тетиву. У тебя бы не было лука, если бы ты не должен был победить.
   Горгас услышал, как лук заскрипел; ничего странного: сухожилия и материал на животе привыкали к напряжению. Стрелы были слишком длинными. Он отыскал глазами мишень в армии Соефа - солдата в последнем ряду. Горгас не видел, куда попал, но в ряду алебард образовался зазор. Из последних сил, не обращая внимания на боль в пальце, он натянул тетиву, и произошло удивительное: с расстояния в восемьдесят ярдов он попал именно туда, куда целился. Горгас увидел, как мужчина рухнул. Идущий за ним безуспешно пытался его перепрыгнуть и растянулся рядом. Горгас снова натянул тетиву на все двадцать пять дюймов и прицелился в коричневое пятно в середине колонны. Он даже не заметил, как тетива соскочила с его пальца, посылая стрелу. Только после четвертого выстрела удалось улучить момент, чтобы оглядеть вражескую армию. Она все еще приближалась, однако очень медленно, пробираясь через мертвых и упавших подобно людям, вынужденным останавливаться в лесу, чтобы отряхнуть одежду от колючего кустарника. Теперь им стоило начать бежать, но это было бы то же самое, что бежать по густой грязи. Победа ждала их впереди, однако их мертвые липли к их сапогам, как куски грязи, не давая продвигаться вперед и высасывая все силы.
   Один лук, семь выстрелов, шесть уверенных попаданий, одно возможное.
   В этот момент Горгас увидел Авида Соефа.
   Этот человек, - подумал он, - этот человек похож на Горгаса Лордана.
   В семье Соефов существовала легенда о неком Мегане Соефе, который одержал важную победу для Фонда в критический момент войны, своими собственными руками убив вражеского генерала. До того момента, гласила семейная история, армией Фонда руководили бездарности из оппозиционной фракции, поэтому все шло к тому, что они проиграют войну. Если верить легенде, так первого Соефа назначили деканом факультета военной геометрии.
   Конечно, забавно: если бы кто-нибудь из его солдат попытался сделать что-нибудь подобное, ему пришлось бы отвечать перед военным трибуналом.
   Как бы мне хотелось понимать, что мы делаем, - сказал себе Авид Соеф, перешагивая через убитого. - Осталось всего несколько ярдов, а мы едва движемся. Такое ощущение, будто мы ждем, что случится дальше.
   Стрела попала ему в правую часть груди чуть выше соска. Соеф знал, что все будет нормально - нагрудник остановит стрелу, не даст ей проникнуть в тело. Он отпустил древко алебарды и попытался вытянуть стрелу, но она не выходила. К тому же он неожиданно почувствовал резкую боль. Нога застряла в чем-то мягком, а трава стала стремительно приближаться. Он больно ударился лбом о землю. Кто-то наступил ему на спину, выжимая воздух из груди. Раздался свист, и Соеф понял, что стрела проткнула легкое. Скоро легкое наполнится кровью (военная медицина, курс второй), и настанет конец. Другой сапог прошелся по его голове, затем по спине. Перед глазами мелькали ноги, потом сгустилась тьма, как будто солнце вдруг начало садиться. Подождите, подумал он.
   Убит, констатировал Горгас и выбрал новую мишень. У него осталось шесть стрел, но выстрелить удастся от силы два раза. Он чувствовал себя как мальчик на экзамене, который оставил легкий вопрос на потом и вдруг заметил, что нет времени написать ответ. Четыре неистраченные стрелы, четыре упущенные возможности. Горгас не следил за полетом стрелы: на расстоянии тридцати ярдов в этом не было смысла. Он сосредоточился на натягивании тетивы. Измученные мышцы и кости молили о пощаде.
   Он потянулся к колчану. Тот был пуст.
   Горгас медленно опустил лук и расслабился.
   Враг не выдержал и бросился бежать, когда находился в пятнадцати ярдах от лучников. Между пятнадцатью и семнадцатью ярдами было убито двести семьдесят четыре человека. Всего за три секунды.
   - Я думаю, мы победили, - сказал сержант. - Опять. - Горгас открыл глаза.
   - Хорошо.
   Никто не двигался, наблюдая за тем, как удаляется линия солдат.
   - Черт меня дери, - сказал кто-то. - Нас осталось больше, чем их.
   - Это приятно. Теперь нам можно идти домой? - Кто-то рассмеялся:
   - Размечтался! Сначала Горгас заставит нас похоронить ублюдков.
   - Черт с ними. Пусть кто-нибудь другой этим займется. Мне уже надоело хоронить проклятых алебардщиков.
   Не считая этого диалога, стояла тишина. От горы тел не доносилось почти ни звука: отдельные стоны, рыдания, но намного меньше, чем можно было ожидать.
   - Жаль, что нельзя их как-то использовать, - заметил кривоногий лучник. - Если бы кто-нибудь придумал, что делать из мертвых, мы бы разбогатели.
   Его сосед нервно рассмеялся.
   - Знаешь, у меня почему-то нет чувства, что мы выиграли бой. Хочу сказать, это нельзя назвать настоящим сражением.
   Горгас заметил, что стоит на коленях, и с трудом поднялся. Спина превратилась в комок напряженных измученных мышц, едва хватало сил дышать.
   Боль означала, что он еще жив. Боль - самое надежное доказательство жизни.
   - Разбивайте лагерь и начинайте хоронить мертвых, - сказал он. - Как только приберетесь, можете отправляться домой.
   Он думал о содеянном.
   Он совершил преступление против членов своей собственной семьи: он ранил и убил.
   Он пролил собственную кровь, чтобы спасти свою жизнь. Чтобы решить проблему. Когда-то он любил свою семью. Через любовь он перешел к злу. Он использовал свою плоть и кровь для зла. Он не хотел причинять зло.
   Будучи солдатом, он убил... сколько? Сотни? Будучи командиром, он послал на смерть тысячи. Он стал причиной войны, которая обрушила ненасытного врага на его народ. Большей частью он делал то, что считал верным. Он считал себя хорошим человеком. Благородным человеком. Он предал не только семью, но и свой народ, который должен был защищать.
   В конце концов все его усилия пошли насмарку. Он пытался быть хорошим человеком, однако почему-то через добро перешел к злу. Всегда в итоге получалось зло или что-то ведущее к злу. Похоже на сгибание лука. Под воздействием силы лук, пытаясь приспособиться, растягивается снаружи и сжимается изнутри. Старая пословица говорит, что полностью натянутый лук на девять десятых сломан. Лук развивает наибольшую силу как раз перед тем, как сломаться.
   Он верил в свою семью. Он покинул свой дом и ушел в другую семью. Принял на себя ответственность за целый народ. Он поверил в этот народ и через веру пришел к злу. Поэтому он не сожалел о содеянном. Большей частью он делал то, что считал правильным. Он был животом лука.
   День выдался долгий, и у Горгаса болело все тело. Он хотел пойти домой, увидеть жену и детей, племянницу, но сначала надо было сделать одну вещь: сказать "спасибо".
   Он не видел Бардаса с той ночи в избушке и теперь нервничал, словно юноша, пытающийся постучать в дверь возлюбленной. Но Бардас сделал ему лук, что предполагало если не прощение, то по крайней мере желание установить дипломатические отношения. Он встретится с братом, поблагодарит, перекинется еще парой слов, а потом уйдет. Скажет Бардасу, что Ньесса сбежала и теперь он волен идти куда хочет. Что он может просить всего, чего угодно, Горгас готов сделать все на свете, не требуя ничего взамен. А потом пойдет домой.
   - Заходи, - сказал Бардас.
   В комнате стоял тошнотворный запах. Бардас, заметив непроизвольную реакцию Горгаса, усмехнулся и произнес:
   - Это клей. Изготовление луков - довольно неприятное занятие. Ко всему привыкаешь.
   - Слушай, я просто хотел поблагодарить тебя. Я...
   - Все нормально.
   Горгас не знал, что сказать.
   - Садись, устраивайся поудобнее, - продолжал Бардас. - Никуда не бежишь?
   - Нет, - ответил Горгас. - Я победил в битве. А может быть, и в войне.
   - Это хорошо, - сказал Бардас. - Я однажды победил в войне. Против кочевников. Я так хорошо победил, что они вернулись и сожгли город дотла. Не без посторонней помощи, конечно.
   Горгас ждал, что он скажет что-нибудь еще, но его брат молчал.
   - Замечательный лук, - нарушил тишину Горгас. - Из чего он сделан?
   - Расскажу позже. Рад, что он тебе пригодился. Я беспокоился, что он будет туговат.
   Горгас печально улыбнулся.
   - Мягко сказано. Тому свидетели мои спина и руки. Хотя тогда меня это не беспокоило.
   Бардас кивнул.
   - Мощный лук? - спросил он.
   - Нет никаких сомнений. Стрелы проходили сквозь доспехи, как будто их и не было.
   - Хорошо, - сказал Бардас. - Это всего лишь мой скромный вклад в войну. Стрелял-то ты. Ты всегда хорошо стрелял из луков, которые я для тебя делал.
   - Именно!
   Бардас пожал плечами.
   - А у меня лучше получалось делать луки, чем стрелять из них. Забавно, правда? Взять, к примеру, лук, из которого ты застрелил отца.
   Горгас напрягся, однако Бардас продолжал как ни в чем не бывало:
   - Сначала я сделал его для себя. Но не сумел попасть даже в дверь хлева.
   - Это талант, - тихо ответил Горгас.
   - Забавно, правда? Черт побери! Мы же оба были молоды, мы не превратились в тех, кто мы сейчас. Ведь я мог бы сделать то, что сделал ты. Только, - улыбнулся он, - я бы промахнулся.
   Горгас молчал несколько минут.
   - Зато, - промолвил он, - у тебя лучше получается обращаться с мечом.
   - Ты очень добр, - серьезно ответил Бардас. - Могу я задать тебе вопрос?
   Тон брата не понравился Горгасу.
   - Спрашивай.
   Бардас кивнул и немного расслабился.
   - Скажи мне честно, зачем ты открыл ворота Перимадеи? Исъют говорит, что тебе приказала Ньесса, но я сомневаюсь.
   - Я был там потому, что меня послала Ньесса. К тому же мне это тоже было выгодно.
   Бардас кивнул.
   - Держу пари, я знаю настоящую причину. Точнее, две причины. Во-первых, ты всегда ненавидел Перимадею за то, что оттуда пришли Хедин и его друг. Сыновья хозяев с деньгами и положением, которые были лучше нас. В этом отношении Перимадея разрушила твою жизнь.
   - В твоих словах есть доля истины, Бардас.
   - Я тоже так подумал. Другая причина - более личного характера. Ньесса отдала тебе приказание. Значит, несмотря на то что это сделал ты, ответственность лежала на ней. Но я думаю, что ты спланировал падение Перимадеи потому, что там жил я. А ты хотел, чтобы я снова вышел в большой мир, где ты мог бы заботиться обо мне. Ты принес мне Гюэлэн, предупредил обо всем, подготовил для меня корабль. И все лишь потому, что я твой брат. Знаешь, в каком-то смысле это даже мило.
   Горгас посмотрел на Бардаса, однако по лицу того ничего нельзя было понять.
   - В каком-то смысле, - продолжал Бардас, - это можно назвать настоящей братской любовью. Я не знаю никого столь одержимо любящего. Так что лук лишь малая толика того, что я мог сделать. Но, видишь ли, я должен рассказать тебе еще кое о чем. Если бы дело было только в том, что ты сделал с отцом и с нами несколько лет назад, я бы никогда, никогда не смастерил бы для тебя лук. Но, узнав о Городе, я задумался. Любопытно, все твои действия заставляли действовать меня. В каком-то смысле ты сделал меня так же, как я сделал лук. Единственная разница в том, что я сделал лук из мертвой ткани, а ты создавал меня, пока я был жив.
   Горгас поднял голову.
   - Что ты имеешь в виду?
   Бардас встал и подошел к двери, отделявшей комнату от спальни.
   - Ты спрашивал меня, из чего сделан лук.
   - Это может подождать. Бардас, что ты имел в виду, говоря, что каждый мой поступок вызывал твой?
   Бардас облокотился о косяк.
   - Недавно я встретился с твоим сыном. Как его звали, Луха? Милый мальчик, подумал я тогда. Я упомянул, что собираюсь делать лук, а он сказал, что с удовольствием поможет. И он действительно сильно мне помог. Ты давно не был дома?
   Горгас вскочил на ноги.
   - Бардас, что все это значит?
   Бардас отошел от двери и жестом предложил Горгасу войти.
   - Ты спрашивал, из чего сделан лук? Иди и посмотри.
   В спальне стояла низкая деревянная кровать, на которой лежали остатки тела. Большая половина кожи содрана, ребра торчат наружу, вся передняя часть аккуратно срезана. На шее, груди, боках, руках и ногах длинные, аккуратные разрезы. Половина волос на голове сбрита. Крови почти не осталось, кроме нескольких капель на дне медной тарелки на полу.
   - Удивительно, - сказал Бардас. - Все, что необходимо для превосходного лука, находится здесь. Я слышал о луках из ребер много лет назад. Даже как-то попытался сделать один такой, но ничего не вышло: я использовал ребра быка. Видимо, они не способны гнуться так хорошо, как человеческая кость. И человеческие сухожилия намного лучше оленьих и бычьих. Плюс кожа и кровь для клея, кишки для тетивы, жир, сделавший лук водонепроницаемым, мягкие волосы. Я где-то читал, что из них получается хорошая тетива, но решил, что лучше использовать проверенные кишки.
   Бардас потрепал брата по плечу.
   - Держу пари, ты и не догадывался, что Луха может принести столько пользы. Смотри, как он помог тебе с войной.
   Горгас застыл на несколько минут.
   - Хорошая тактика, - сказал Бардас, когда тот так и не произнес ни слова. - Твоя жена думает, что он живет со мной, у дяди Бардаса. Но в каком-то смысле он еще и побывал с тобой на войне. Замечательно, правда? С тобой он научился воевать, а со мной - делать луки. Здорово, верно?
   - Все нормально, - ответил Горгас.
   - Что ты сказал?! - Бардас вскочил и схватил его за ворот. - Что, черт подери, ты имеешь в виду, говоря "все нормально"? Я убил твоего сына и сделал из него лук, а ты говоришь мне, что все нормально? Что с тобой?
   Горгас закрыл глаза.
   - Что сделано, то сделано, - твердо сказал он. - Луха умер, его не вернуть. Я потерял сына, однако всегда могу завести еще одного. Я могу делать сыновей, но не могу делать братьев. Если я... Если что-нибудь случится с тобой, ты уйдешь навсегда.
   Бардас отпустил его и медленно сполз по стене.
   - Не могу поверить. Ты прощаешь меня, Горгас. Я всегда знал, что ты злой, но никогда не думал, что настолько.
   Горгас отрицательно покачал головой.
   - Не злой. Неудачливый. Нет такой вещи, как зло, Бардас, это миф. Есть только неудача, которая заставляет нас совершать определенные поступки, даже если мы стараемся поступать как можно лучше. Нельзя избавиться от неудачи, ее можно лишь принять, как я сделал, когда...
   - ... когда убил нашего отца. - Горгас кивнул.
   - Это была неудача. Я знал, что совершил ошибку, но и знал, что смогу ее исправить, если как следует постараюсь. Именно потому не важно, кто из нас что сделал, я все еще твой брат.
   Бардас вернулся в большую комнату и сел.
   - Что же мне сделать, чтобы ты перестал любить меня, Горгас? Должно же ведь быть что-то. Я не могу убить тебя. Это означало бы, что ты победил, что тебе удалось бежать... А я почему-то решил, что ты меня убьешь, как только увидишь труп в комнате.
   - Похоже, ты меня не слишком хорошо знаешь.
   - Видимо. Я решил, что ты отреагируешь как нормальное человеческое существо, а не как Лордан.
   Горгас ухмыльнулся.
   - Мы - дьявольская семейка. Может, и хорошо, что нас не становится больше?
   Глава двадцать вторая
   Анаут Могре стоял перед армией, глядя на южные ворота города и жалея, что не держал язык за зубами. Самое ужасное то, что три тысячи человек, стоящие за ним, - все, что осталось. Если они последуют за армиями Стена Могре, Авида Соефа и кого-то третьего, чье имя он уже не мог вспомнить, у Фонда останется больше офицеров, чем алебардщиков. Но в отличие от своих предшественников Могре предлагал устроить осаду, а не встречаться с врагом в открытом поле. Для человека, в течение последних двух лет ни разу не покидавшего Цитадель, это было смелым решением.
   - Разведчики вернулись, - доложил подошедший сержант. - Никаких признаков деятельности. Ворота закрыты. Количество часовых не удвоено. Создается впечатление, что им все равно.
   Могре промолчал. До настоящего момента, если то, что ему сказали, было правдой, на войне погибло двадцать шесть членов семьи Могре. Жуика и Имерека вытащили из каменной пещеры в горах после того, как они умерли от голода. Это сделали не специально, просто о них забыли. От армии кузена Стена осталось всего двенадцать человек.
   А он пока не встретил никакого сопротивления.
   Могре послал подразделения на места трех битв и разузнал все, что мог, о том, что в действительности произошло, но так и не встретил ни одного лучника. Он чувствовал себя как человек, проделавший большой путь, чтобы нанести визит, и обнаруживший, что пришел в неудачный день и час, поскольку никого нет дома.
   - Итак, - сказал он, - перед нами столица Сконы. Если у кого-нибудь есть предложения, что делать дальше, я с удовольствием выслушаю.
   Повисла тишина, которую прервал голос одного из сержантов:
   - Почему бы не попробовать поговорить с ними? - Анаут Могре обдумал эту мысль.
   - Оригинальный подход, - резюмировал он. - И как вы предлагаете это сделать?
   Спустя полчаса он стоял перед воротами невооруженный, с небольшим эскортом. Несколько минут назад Могре выяснил, что никто не знает, как на Сконе выглядит флаг парламентеров. Поэтому он решил использовать шастелский флаг. Путь от лагеря к воротам дался ему нелегко, однако смертоносного шторма стрел не последовало.
   Не было вообще никаких признаков, что их приближение заметили.
   - Смешно, - сказал он, глядя на городскую стену. - И что нам теперь сделать, позвонить в звонок?
   - Там нет звонка, - справедливо заметил кто-то. Анаут Могре отошел назад на шаг и вытянул шею. Он хотел поднять камешек и кинуть его.
   - Посмотрите, - воскликнул кто-то. - Признаки жизни. Над стеной появилась голова мужчины. Лицо показалось Могре смутно знакомым, по крайней мере оно было похоже на лица, которые Могре видел раньше.
   - Эй! - крикнула голова.
   - Привет, - неуверенно произнес Могре.
   - Извините, что заставил вас ждать. Вы командир армии Шастела?
   - Да. Меня зовут Анаут Могре.
   - Бардас Лордан, - представилась голова. - Вы пришли потребовать сдачи города?
   - Да.
   - Он у вас в руках.
   Что-то просвистело в воздухе и приземлилось в пыли рядом с Могре. Большой металлический ключ. Могре снова посмотрел вверх.
   - Кто вы? - Голова улыбнулась.
   - Думаю, директор Банка Сконы. Вам удобно так разговаривать, или вы предпочитаете войти?
   Могре заколебался.
   - Объясните ваши слова, тогда мы войдем.
   - Вполне справедливое требование, - признала голова. - Ньесса Лордан бежала. Так же, как и Горгас Лордан. Между собой они разделили все деньги и ценности и смылись. Будучи их братом, я унаследовал Банк. Хотя правильнее было бы сказать, что я нашел этот ключ в офисе Ньессы. Насколько я понял, вы воюете с Банком, а не со Сконой?
   Прежде чем ответить, Могре крепко задумался.
   - Верно.
   - Я так и подумал.
   - Вместо того чтобы продолжать воевать и убивать, не проще ли отдать вам Банк или по крайней мере то, что от него осталось? Сами посудите, вы же не можете воевать с тем, чем владеете.
   Сержант поднял ключ и передал его Могре. Тот взял его, не глядя.
   - А как насчет вашей армии?
   - Хороший вопрос. И, по правде говоря, ответа на него у меня нет. Подозреваю, что армия самораспустилась после побега Ньессы и Горгаса. Вряд ли люди хотели иметь отношение к правительственным войскам к моменту вашего появления.
   - Хотите сказать, они разбежались?
   - Вроде того, хотя не так энергично. Солдат я не видел. Думаю, они просто бросили оружие и снаряжение на улице и пошли домой. Так как насчет моего предложения?
   Могре потер шею в том месте, где она больше всего болела.
   - Я принимаю это как вашу безоговорочную капитуляцию.
   - Как угодно. Если боитесь заходить, соберите свою армию. Все, что я могу сделать, чтобы доказать, что это не ловушка, - это дать вам слово.
   - Вы можете открыть ворота.
   - Не могу, ключ у вас. - Могре почесал затылок.
   - А почему вы думаете, что мы не ворвемся и не начнем убивать всех вокруг?
   - Выбор за вами, - сказал Бардас. - Судя по тому, что я о вас знаю, вы не из тех, кто станет крушить свою собственность и убивать своих подданных.
   - Буду откровенен: понятия не имею, как поступить. Даже если вы говорите правду, мне трудно представить, что ваша армия, положившая тысячи наших людей, не станет активно защищать стены города.
   - Как я вам уже сказал, я никого из солдат не видел. Но Горгас, их главнокомандующий, вскочил на корабль и уплыл. За кого им, по-вашему, теперь воевать?
   - Значит, после трех побед вы собираетесь позволить нам просто так войти и захватить город? Не понимаю.
   - Так или иначе, - Бардас Лордан пожал своими широкими плечами, - ключ у вас. А теперь, если позволите, мне надо идти паковать вещи.
   - Подождите!
   Бардас остановился и оглянулся.
   - Ну?
   - Я предлагаю сделку. Если не будет сопротивления, мы никому не причиним вреда. Однако при малейших признаках отпора сожжем город дотла.
   - Выбор за вами. Здесь все ваше, делайте что хотите.
   - И куда же вы собираетесь?
   - Еще не решил, - ответил Бардас. - В любом случае мне надо торопиться в гавань, пока там еще есть свободные корабли.
   Оказалось, беспокоиться ему не стоило. На "Белке" Венарта Аузейла было зарезервировано для него место. Что подтолкнуло Венарта вернуться на Скону именно в тот момент, когда война была в полном разгаре, он не знал. Но как только появились новости о том, что Скона эвакуируется, в залив стали подплывать корабли, которые за деньги переправляли желающих в любое место. К полудню гавань была заполнена кораблями, направляющимися в открытое море.
   Большая часть покинувших Скону ушла пешком. Люди шагали почти налегке, взяв с собой лишь то, что могли без труда унести в руках или на спине. У некоторых были семьи в деревнях. Но количество беглецов оказалось сравнительно небольшим: меньше пятисот человек из десяти тысяч. Некоторые были готовы приветствовать алебардщиков как освободителей, в основном работники фабрик Горгаса. Хотя большая часть тихо разошлась по домам.