Тяжело дыша, Майкл вышел на улицу. Стояла теплая ночь. «Она не для тебя, — мрачно напомнил он себе. — Она никогда не будет твоей».
 
   Майкл посмотрел на спину своей лошади.
   — Брэдли, ты упаковал мою шинель? Она была в задней прихожей.
   Денщик вспыхнул:
   — Нет, сэр. Пойду принесу ее.
   Майкл с трудом сдержал гнев. Парень явно не тянул на денщика, но старался изо всех сил.
   — Живее поворачивайся. Пора ехать.
   Только Брэдли вышел из конюшни, как появился Колин.
   — Вы с Чарльзом сейчас отправляетесь к себе в полк? — спросил Майкл.
   Колин кивнул, глаза его сияли.
   — Слышали? Бонн уже в Шарлеруа! Слава Богу! Зрелище, надеюсь, будет захватывающее!
   — Не сомневаюсь.
   Майкл уже собирался вывести лошадь из конюшни, когда заметил, что Мельбурн седлает не Цезаря, а какого-то другого коня.
   — Вы собираетесь вести Цезаря под уздцы, чтобы он не устал? — небрежно спросил Майкл.
   — Нет, оставляю его здесь. Поеду на этом, а того буду держать про запас.
   Мельбурн как-то неопределенно указал на гнедого мерина, а затем на коня, которого седлал.
   — Вы не берете в бой своего лучшего коня? — удивился Майкл.
   — Не хочу им рисковать, — ответил Мельбурн. — Прежде всего потому, что чертовски его люблю. К тому же компенсация в случае гибели коня не покрывает даже его стоимости.
   — Ради нескольких фунтов подвергать себя смертельной опасности! — воскликнул Майкл. — Конь в бою играет огромную роль. Иногда от него зависит, останешься ты в живых или же тебя, словно кролика, проткнут штыком.
   — Это для вас несколько фунтов ничего не значат, но не у всех такие финансовые возможности, — едко заметил Колин.
   Майкл мысленно выругался. Мельбурн ведет себя как идиот и должен получить по заслугам. Но ради Кэтрин Майкл решил как-то помешать ему совершить эту глупость.
   — Если дело в деньгах, возьмите Тора.
   Он погладил своего гнедого коня.
   — Тор на редкость вынослив, получил кавалерийскую подготовку и вполне оправдает себя.
   У Мельбурна отвисла челюсть.
   — Но конь нужен вам самому, как же я могу его взять? — Он любовно поглядел на Тора. — Если его убьют, я никогда не смогу возместить вам убытки.
   — В пехоте лошадь не так нужна, как в кавалерии. И я вполне обойдусь другой лошадью. Надеюсь, Тор вернется невредимым, если же нет, меня устроит сумма, которую вы получите в качестве компенсации.
   Майкл снял с Тора седло.
   — Вернете мне его в Париже. Если же меня убьют, он ваш.
   — Вы сделали невозможным мой отказ. — Мельбурн по-мальчишески улыбнулся. — Хороший вы парень, Кеньон.
   Майкл стал седлать своего второго коня, Брина, размышляя о том, как повел бы себя Колин, зная, что Майкл влюблен в Кэтрин. Впрочем, Мельбурна мало заботила верность жены.
   Майкл собрал своих слуг и выехал в ночь. Из соображений чести он сделал все, что в его силах, чтобы муж Кэтрин остался в живых. Остальное в руках Божьих.

Глава 10

   Пока Колин готовил лошадей, Кэтрин паковала его вещи. Вскоре Колин и Чарльз с женами были уже возле конюшни. Во дворе горели два фонаря, освещая десять оседланных лошадей, офицерских слуг, по двое на каждого офицера, и Эверетта, грума Кэтрин, который пришел помочь.
   Чарльз только что поцеловал на прощание своих детей и был явно расстроен. Энн прижалась к нему, он обнял ее, и так они молча стояли. Такой любви можно только позавидовать, думала Кэтрин, глядя на друзей и сожалея о том, что они расстаются.
   — Ты так и не попрощаешься с Эми?
   — Зачем ее беспокоить?
   Он думал только о предстоящем походе и, судя по виду, был доволен.
   — Скоро вы с Эми присоединитесь ко мне.
   Колин терпеть не мог, когда Кэтрин плакала, и, чтобы не сердить мужа, она быстро сморгнула набежавшие слезы. Невозможно прожить с человеком десяток лет и спокойно проводить его на войну. Разумеется, она могла оставить Колина, чтобы, не обремененный семьей, он в свое удовольствие охотился на лис, женщин и французов, а сама вышла бы замуж за Майкла. Но все это иллюзии, несбыточные мечты. В реальной жизни все иначе. Они с Колином обвенчаны и, хотя совсем не подходят друг другу, берегут честь семьи. Разумеется, каждый по-своему.
   — Будь осторожен, — прошептала Кэтрин. Он беспечно улыбнулся:
   — Не беспокойся. Я заколдован. Меня, как Веллингтона, ни одна пуля не возьмет.
   Он чмокнул жену в подбородок, словно она была ровесницей Эми, и влез на лошадь.
   — До встречи в Париже. Надеюсь, скорой, если все будет в порядке.
   Наконец они с Чарльзом и слугами с грохотом выехали на булыжную мостовую. Глядя вслед мужу, Кэтрин с грустью думала о том, что, люби ее Колин хоть чуть-чуть, она отвечала бы ему взаимностью и даже прощала все его любовные похождения. Нечего и говорить, что он был к ней сильно привязан, ценил свой уютный дом и был горд от сознания, что все мужчины ему завидуют. Но Кэтрин готова была поклясться, что к своему коню он испытывал куда более сильное чувство.
   Его конь. Только сейчас Кэтрин осознала, что произошло, и обратилась к груму:
   — Капитан взял лошадь полковника Кеньона?
   — Да, — ответил Эверетт. — Он не хотел рисковать Цезарем, и полковник предложил ему свою лошадь.
   О Боже, как это похоже на Колина! Надеяться на удачу в бою даже не с самым лучшим конем. И как типично для Майкла — позаботиться о другом.
   Ошеломленная Кэтрин повернулась к Энн, и обе женщины направились к дому. Там они прошли прямо в столовую, и Энн налила в рюмки бренди. Отпив половину, она сказала в сердцах:
   — Почему, черт побери, какой-нибудь фанатик не выстрелит в Бонапарта? Одной пули было бы достаточно, чтобы избавить человечество от неисчислимых страданий!
   Кэтрин мрачно улыбнулась:
   — Потому что это неблагородно. Так считают мужчины.
   — Глупцы.
   Энн потерла виски.
   — К разлуке невозможно привыкнуть.
   — С Кеннетом я так и не попрощалась. — Кэтрин вздохнула. — Я говорила тебе, что два дня назад попросила его нарисовать всех обитателей этого дома? Мне следовало сделать это раньше. Он согласился, но времени не хватило.
   Энн подняла голову:
   — Ты уверена? Еще раньше я заметила вон там, на столе, две папки, но мне было не до них, и я даже не взглянула.
   Они подошли к столу и в верхней папке нашли записку для Кэтрин. Кеннет просил прощения за то, что не смог лично вручить ей рисунки, и сообщал, что вторая папка предназначается Энн.
   Кэтрин стала просматривать рисунки. Они были превосходны, особенно портреты детей. На одном Эми, смеясь, качалась на ветке в саду позади дома. Кеннет великолепно передал в рисунке присущую девочке смелость. А вот Колин. Этакий лихой самоуверенный красавец. Цезарь обнюхивает его, а Колин хохочет.
   Наконец она увидела Майкла, и сердце ее сжалось. Несколькими штрихами Кеннет сумел передать его силу и острый юмор, благородство и ум — все, что произвело на Кэтрин неизгладимое впечатление.
   Самым неудачным получился автопортрет. И дело было вовсе не в сходстве. Портрет производил какое-то неприятное, тягостное впечатление, без какого бы то ни было намека на полет фантазии или грубоватый юмор, характерные для Кеннета. Видимо, нелегко рисовать самого себя.
   — Взгляни, — произнесла Энн дрожащим голосом и показала Кэтрин рисунок с изображением ее семьи в саду.
   Джеми сидел верхом на отце, будто на коне, а Молли, устроившись рядом с матерью, с видом превосходства смотрела на младшего брата, в то же время тайком подкармливая Клэнси пирожным. Кэтрин рассмеялась.
   — Спасибо Кеннету. Подумать только, во всей этой суматохе не забыл отобрать для нас рисунки!
   Чарльза Кеннет нарисовал в форме с кивером, украшенным плюмажем, и торжественным выражением лица человека, который прошел войну, но не ожесточился.
   — Через века потомки Моубри, глядя на этот портрет, получат полное представление о том, каким был их прапрадедушка.
   — И будут гордиться тем, что состоят с ним в родстве.
   — Я больше не буду плакать, — сказала Энн, прикрыв глаза рукой. — Не буду.
   Наступило молчание. Вдруг издалека донеслась барабанная дробь.
   — Все равно мы не сможем уснуть, — произнесла Кэтрин. — Давай отправимся в центр города, посмотрим, как идут войска.
   Энн согласилась, и они пошли в дом переодеваться. В это время из своей комнаты выглянула Эми.
   — Папа уехал? — спросила она.
   — Да. Он не хотел тебя беспокоить, — ответила Кэтрин, сожалея, что Колин не нашел времени попрощаться с дочерью.
   — Пусть бы лучше побеспокоил, — хмуро ответила Эми. — Вы с тетей Энн собираетесь в город?
   Кэтрин кивнула.
   — Пожалуйста, возьмите меня с собой! — взмолилась девочка. — Это ужасно — сидеть одной, когда не спится. Кэтрин это хорошо понимала.
   — Ладно. Только оденься потеплее.
   До летнего солнцестояния оставалась всего неделя, и небо на востоке уже начинало светлеть, когда они втроем вышли на рю де Намур. Теперь бой барабанов был слышен гораздо отчетливее. К нему присоединились резкие звуки труб, игравших сбор. Солдаты союзных войск были расквартированы по всему Брюсселю, и на улицах царило оживление. Военные выбегали из домов, спеша присоединиться к своим полкам, застегивая на ходу куртки и таща вещмешки.
   В сторону Намурских ворот, откуда доносилась будоражащая кровь барабанная дробь, промаршировал британский пехотный полк. Интересно, прошел ли уже полк Майкла, гадала Кэтрин, разглядывая солдат, но в темноте невозможно было рассмотреть полковые знаки отличия, а тем более найти самого Майкла среди остальных офицеров, ехавших рядом с марширующими солдатами. Да и зачем? Ведь они уже прощались, а прощаться еще раз на глазах Энн и Эми было бы мучительно.
   На площади Руаяль творилось что-то невообразимое. Солдаты десятка национальностей разыскивали свои роты, иногда за ними бежали плачущие женщины. Несколько ветеранов, положив под головы вещмешки, спали под грохот повозок и пушек, нисколько не заботясь о том, что их лошадей могут украсть.
   Эми коснулась руки Кэтрин:
   — Бонн не победит, правда?
   — Веллингтона — нет. Герцог не проиграл еще ни одного сражения, — ответила Кэтрин, стараясь придать голосу убедительность.
   С площади Руаяль они направились в ближайший парк. Было около четырех часов утра, но летнее солнце уже взошло над горизонтом. Его косые лучи заиграли на шпиле собора Святого Михаила. Кэтрин печально усмехнулась. Все вокруг напоминало о Майкле.
   В парке генерал Пиктон из Уэльса, грубый и тупой, собирал свою дивизию.
   — Стрелковая бригада, насколько я понимаю, находится в подчинении Пиктона, да? — спросила Энн. — Возможно, мы увидим Кеннета.
   — Смотрите! — закричала Эми. — Там капитан Уилдинг!
   Кеннет, который, сидя на коне, отдавал приказы младшим офицерам, быстро обернулся на голос Кэтрин. Она подошла к нему, протянула руку.
   — Как хорошо, что мы вас нашли, Кеннет! А то ведь даже не успели пожелать вам удачи.
   Он слабо улыбнулся, и его суровое лицо сразу стало привлекательным.
   — Вы очень любезны, Кэтрин.
   — Мы теперь одна семья. И если, не дай Бог, вас ранят, будет кому о вас позаботиться.
   На его лице отразилось волнение. Заметив это, Кэтрин сменила тему:
   — А рисунки у вас замечательные. Большое спасибо!
   — Я буду бережно их хранить до конца дней моих, — с чувством произнесла Энн.
   — А я волновался, что никогда не обрету бессмертия, — ответил Кеннет с легкой улыбкой. — И все это благодаря вам и вашей семье. Потому на картине главное — предмет изображения.
   — Возвращайтесь быстрее, — сказала Эми. — Мы с Молли еще не умеем рисовать с перспективой и надеемся, что вы нас научите.
   — Сделаю все, что в моих силах. А сейчас мне пора. Берегите себя.
   Он отдал честь на прощание и повернулся к своей роте.
   Кэтрин, Энн и Эми отошли в сторону и наблюдали, как постепенно восстанавливался порядок. Вскоре дивизия Пиктона двинулась с места, и, казалось, земля содрогнулась от топота тяжелых солдатских сапог.
   В состав дивизии входили шотландские полки. Это были те самые шотландцы, которые на балу герцогини Ричмондской отплясывали на потеху гостям. Шли они таким размеренным шагом, что плюмажи у них на киверах словно застыли. Волынки, воспринимавшиеся во время бала как нечто экзотическое, сейчас были весьма кстати, под их аккомпанемент отлично звучала старинная шотландская боевая песня.
   Вслед за дивизией Кэтрин, Эми и Энн двинулись по рю де ла Рейн, с трудом пробираясь среди гор оружия и тяжело груженных лошадей. Войска покидали город, а мирные жители возвращались к себе домой. Когда Кэтрин с Эми и Энн добрались до дому, Кэтрин едва держалась на ногах от усталости. Наконец-то можно будет отдохнуть, подумала она.
   Но заснуть Кэтрин так и не смогла и где-то около полудня поднялась с тяжелой головой. В Испании она обычно находилась в непосредственной близости от фронта и была в курсе событий. Сюда же не поступало никакой информации, и наступивший день показался ей самым длинным в ее жизни.
   Дети ощущали нервозность обстановки и без конца ссорились. Слуги шептались по углам, обсуждая новости. Одна из служанок-бельгиек попросила расчет, чтобы вернуться к семье, в деревню к северу от Брюсселя.
   Завтракали Кэтрин и Энн довольно поздно и только сели за стол, как издалека донесся зловещий гул. Палили из пушек. Началось сражение. Женщины переглянулись, не в силах произнести ни слова, и снова принялись за еду.
   Бездействие угнетало, и Кэтрин с Энн отправились к городскому крепостному валу, взяв с собой детей и хорошенькую молодую няню-шотландку, которая была в услужении у Энн. На стенах вала собрались сотни людей, все взоры были устремлены на юг. Слухи ходили самые разные, но достоверная информация не поступала.
   В десять вечера раздался громкий стук в дверь. Женщины бросились открывать. Энн распахнула дверь и увидела Уилла Ферриса, ординарца Чарльза, с головы до ног покрытого пылью. Она побелела.
   — Боже мой! Чарльз…
   — Нет, мадам, — быстро проговорил ординарец. — Все в порядке. Господин велел передать, что у них с мистером Мельбурном все хорошо.
   Кэтрин отвела Ферриса на кухню.
   — Был жестокий бой с маршалом Неем у Катр-Бра, — продолжал рассказывать Феррис, — но кавалерия подоспела только в последний момент, так что нас лишь слегка задело. Говорят, герцог чуть не попал в плен к французским уланам. Спасаясь, он перепрыгнул через окоп, набитый шотландскими горцами. — Феррис покачал головой. — Шотландцы были разбиты наголову, бедняги.
   Расставляя на столе закуски и пиво, Кэтрин с грустью думала о веселых молодых шотландцах, еще вчера плясавших на балу. Сколько их осталось в живых?
   — Чем кончилось сражение?
   Феррис пожал плечами:
   — Не знаю, кто победил, но мы не проиграли, это уж точно. Говорят, сам Наполеон преследовал прусскую армию. У Блюхера было численное превосходство, и если он и его ребята добились успеха, французы, видимо, бегут.
   — Хотелось бы верить, что это так, — взволнованно произнесла Энн. — А как дела в стрелковой бригаде? И в полку у Кеньона?
   — Стрелки были в самом пекле, но капитан Уилдинг жив-здоров.
   Уилл замолчал и отпил пива.
   — Не пострадал и сто пятый полк, он был в резерве.
   Скорее всего это из-за неподготовленности солдат. Кэтрин всем сердцем надеялась, что так будет и дальше, возможно, к разочарованию Майкла и его подопечных.
   Поев, ординарец извинился и сказал, что хотел бы повидаться с няней семьи Моубри — Элспет Мак-Леод, с которой крутил любовь. Он задержался у своей милочки не больше получаса, после чего вскочил в седло и пустился в обратный путь.
   С тяжелым чувством легла Кэтрин в постель. Очень хотелось верить, что французы разбиты, но в глубине души она знала, что самое худшее впереди.
   Наутро результаты вчерашней битвы были налицо.
   — Мамочка, на улице раненые солдаты! — крикнула Молли, выглянув в окно.
   Все обитатели дома бросились к окнам. Из окна верхнего этажа были видны Намурские ворота и входившие в них раненые, которые добирались сюда всю ночь.
   — Пойду за медицинской сумкой, — произнесла Кэтрин побелевшими губами.
   — Их наверняка мучит жажда. — Энн взглянула на детей, ухватившихся за ее юбку. — А ты молодец, Молли, первая заметила солдат. Можно, я возьму твою тележку, Джеми, и вывезу на улицу ведра с водой?
   Мальчик важно кивнул.
   — Мадам, я с вами, — сказала Элспет. — У меня шесть братьев, и я умею перевязывать раны.
   Остальные слуги тоже выразили желание помочь.
   Энн приказала детям оставаться в доме с поваром. Эми же, которая была старше и настойчивее, даже не стала спрашивать мать, а просто присоединилась к Энн, которая везла небольшую тележку с ведрами. Кэтрин хотела было отправить ее обратно домой, но потом раздумала. Девочка привыкла к виду страданий.
   К тому времени, когда они добрались до рю де Намур, улица превратилась в импровизированный госпиталь. Одни раненые шли пешком, других везли на повозках. Жители Брюсселя и приезжие высыпали на улицы и трудились рука об руку, чтобы как-то облегчить страдания людей. Одни провожали раненых на их квартиры, другие несли покрывала, тюфяки и зонтики, чтобы прикрыть раненых от жаркого солнца. Кэтрин заметила, как у одного из домов монахиня и весьма сомнительного вида девица приводят в чувства молоденького бельгийца, который потерял сознание. Аптеки бесплатно отпускали лекарства.
   Кэтрин пригодился ее опыт в Пиренейской кампании. Она обрабатывала и перевязывала не очень тяжелые раны и после целого дня напряженного ожидания и неизвестности радовалась возможности заняться хоть каким-то делом. Поскольку Эми отлично справлялась с раздачей воды раненым, Энн стала записывать последние слова умирающих, обращенные к их родным и близким.
   Кэтрин как раз извлекала из окровавленной, искалеченной руки кусочки ткани и золотой тесьмы, когда знакомый голос с шотландским акцентом произнес:
   — Я так и знал, детка, что вы здесь.
   Кэтрин подняла голову и увидела своего старого друга, врача Яна Кинлока, В его волосах появилась седина, рубашка была в крови.
   — Я знала, что вы не поленитесь приехать из Лондона, чтобы увидеть новую бойню, — ответила она дрогнувшим голосом. — Слава Богу, что вы здесь, Ян. С этим сержантом мне не справиться.
   Кинлок опустился рядом с ней на колени и стал осматривать рану.
   — Вам повезло, сержант. У вас две пули в руке, но кость не задета, так что в ампутации нет необходимости. Кэтрин, подержите его, пока я извлеку пули.
   Он достал из сумки инструменты.
   Кэтрин взяла раненого под руку. Тот судорожно вздохнул, лицо его покрылось потом, но он ни разу не дернулся, пока врач трудился над ним. Когда операция закончилась, Кэтрин протерла губкой его лицо, а Ян перевязал рану.
   — Я так благодарен вам, — проговорил сержант с сильным ирландским акцентом. Здоровой рукой он помог себе сесть. — Если вы все сделали, сэр, я пойду дальше.
   — Идите, сержант. Вы направляетесь в госпиталь, устроенный у ворот?
   Ирландец покачал головой:
   — Обо мне есть кому позаботиться. Не знаю, кто они, не понимаю их языка, но относятся там ко мне, словно к принцу.
   Не успел он сделать и нескольких шагов, как его подхватил под руку пожилой священник, помогая идти.
   Неожиданно потемнело, хотя вечер еще не наступил, и, подняв голову, Кэтрин увидела, что небо все в тучах. У горизонта сверкнула молния, поднялся ветер.
   Сейчас начнется гроза! Господи, только этого нам не хватало!
   — Пошли быстрее. Хорошо, что устроен палаточный госпиталь. — Ян собрал свои инструменты. — Этим беднягам хоть будет где укрыться.
   Улица быстро пустела. Первые раненые уже получили помощь или были отправлены в госпиталь. Через полчаса вернулась Энн, едва держась на ногах от усталости.
   Гром ударил совсем близко, молния ярко осветила улицу. На испачканную юбку Кэтрин упали первые крупные капли дождя.
   — Вы давно здесь? — спросил Ян.
   — Даже не знаю. Пожалуй, несколько часов.
   — Отправляйтесь домой, — приказал он, — отдохните, а потом можете прийти в госпиталь.
   — А вы останетесь?
   — Да. — Он усмехнулся. — И на ночь тоже.
   — Приходите лучше к нам, вон наш дом. — Кэтрин указала рукой. — Места у нас много, вам будет удобнее, чем в палатке.
   — С благодарностью принимаю ваше приглашение.
   Снова сверкнула молния, расколов небо, следом раздался оглушительный удар грома. Дождь грозил превратиться в ливень. Кэтрин подхватила свою медицинскую сумку и побежала за Эми.
   Девочка с восхищением смотрела на небо.
   — Погода Веллингтона, мама! — воскликнула Эми, стараясь перекричать гром. — Будет сражение!
   — Очень похоже на то. — Кэтрин взяла дочь за руку. — А теперь пошли домой, пока не промокли до нитки.
   Кэтрин отвела Эми в детскую, переоделась и спустилась в столовую выпить горячего чаю с бутербродами, которые заказала Энн. Они уже заканчивали завтрак, когда в дверь постучали и в комнату в сопровождении горничной вошел лорд Хэлдоран. С его шинели потоками лилась вода. Куда девались его элегантность и небрежно самоуверенный вид?
   — Миссис Мельбурн, миссис Моубри, вы слышали последние новости? — отвесив поклон, взволнованно спросил лорд.
   — Нет, не слышали, — ответила Энн. — Пожалуйста, сообщите нам.
   — Вчера пруссаки потерпели тяжелое поражение у Линьи и отошли почти на двадцать миль. Веллингтону тоже пришлось отступить, чтобы сохранить коммуникации. Теперь, насколько мне известно, его штаб-квартира будет находиться в деревеньке под названием Ватерлоо.
   — Боже правый, — побледнев, прошептала Энн. — Ведь это всего в десяти или двенадцати милях отсюда.
   — Наполеон у ворот Брюсселя, — резко заявил Хэлдоран. — И еще неизвестно, сможет ли Веллингтон со своим сбродом, именуемым армией, остановить его. Иностранцы один за другим покидают город при первой же возможности.
   Кэтрин осторожно поставила на стол свою чашку.
   — Новости, конечно, плохие, но, бьюсь об заклад, победа будет за герцогом, — сказала она.
   — Не хочу вас пугать, — произнес Хэлдоран уже более мягко, — но на прошлой неделе я предпринял меры предосторожности — нанял лодку, чтобы в случае необходимости переехать в Антверпен. Могу отвезти и вас с детьми и слугами, но вы должны это решить прямо сейчас.
   Кэтрин растерянно взглянула на лорда. Она, видимо, недооценивала его великодушие.
   — Я… я не могу оставить мужа. — Энн невольно схватилась за свой заметно увеличившийся живот. — А вдруг Чарльза ранят и привезут сюда?
   — Если все будет хорошо, через несколько дней вы сможете вернуться. — Хэлдоран переводил взгляд с Кэтрин на Энн. — Не думаю, чтобы ваши мужья возражали против вашего отъезда, зная, как здесь опасно.
   Кэтрин закусила губу. Как быть? Вправе ли она подвергать риску Эми?
   — Вот как мы сделаем, — произнесла наконец Кэтрин и, когда Энн и Хэлдоран вопросительно на нее посмотрели, сказала: — У меня больше опыта как у сестры милосердия, а у Энн больше детей. Поэтому я останусь помогать раненым и буду вести дом, а Энн с тремя детьми уедет в Антверпен.
   Энн облегченно вздохнула:
   — Что же, это прекрасно! Уезжать мне, конечно, не хочется, но неразумно отказаться от возможности увезти детей в безопасное место, когда французы так близко. Лорд Хэлдоран, нам нужно полчаса на сборы. Еще есть время?
   Кэтрин заметила в глазах Хэлдорана злой огонек и поняла, что свое предложение он сделал вовсе не из благородства, как ей показалось сначала. Ему нужна была она, Кэтрин. Возможно, он рассчитывал утешить ее в это трудное время, когда муж отправился на войну. Но как бы то ни было, женщины нуждались в его помощи, и он, как истинный джентльмен, не мог им отказать только потому, что Кэтрин остается.
   И Хэлдоран, взяв себя в руки, сказал:
   — Полчаса — это отлично. И все же, миссис Мельбурн, советую вам не рисковать и тоже поехать.
   Он поднялся.
   — Я оставлю вам адрес моих банкиров в Антверпене, чтобы в случае необходимости вы могли меня разыскать.
   — Спасибо. Весьма любезно с вашей стороны проделать такой долгий путь ради людей, с которыми вы едва знакомы, — вежливо, но без всяких эмоций сказала Кэтрин.
   — Было бы преступлением с моей стороны не защитить вас в то время, как ваши мужья рискуют жизнью во имя родины, — торжественно произнес он.
   Началась суматоха. Когда Эми сообщили, что она поедет в Антверпен, девочка взмолилась:
   — Мама, пожалуйста, позволь мне остаться. Ты же сама говорила, какая я хорошая помощница.
   — Это так, дорогая. Но я не могу не беспокоиться о тебе. — Кэтрин печально улыбнулась. — Ведь я мать. Будут у тебя свои дети, тогда поймешь.
   Наконец Эми согласилась с условием, что, как только минует опасность, ей разрешат вернуться.
   Няня Элспет Мак-Леод тоже попросила разрешения остаться. Зная, что девушка не хочет расставаться со своим возлюбленным, Энн вместо нее взяла с собой служанку Кэтрин, чтобы та присматривала за детьми.
   Ровно через полчаса все собрались в центральном холле. Кэтрин крепко обняла Эми, а когда повернулась к Энн, та сказала дрогнувшим голосом:
   — Если война разлучит нас, ты знаешь адрес матери Чарльза в Лондоне. А если… что-нибудь случится с тобой и Колином, я воспитаю Эми, как родную дочь.