Страница:
Собрав все свое мужество, Адриан откинулся назад, переводя дыхание и положив голову на мягкую грудь жены. Затем поднялся.
– Мериэль, посмотри на меня.
Девушка открыла затуманенные глаза и сосредоточила внимание на муже.
– Первая близость не всегда приятна, иногда девушке даже больно. Прости меня за это, я желал бы взять на себя боль, если бы мог.
Тень пробежала по лицу Мериэль.
– Что, если для меня это не впервые? Я ведь не помню, поэтому ничего не могу обещать. Для тебя это имеет большое значение?
Адриан понимал, что она может и не быть девственницей. Отсутствие стыдливости и ее страстный ответ говорили о том, что Мериэль – женщина, уже имеющая опыт в любовных утехах, и мысль о другом мужчине, наслаждавшимся ее телом, наполнила сердце болью. Но что бы ни совершила девушка, это уже принадлежит прошлому, о котором она ничего не помнит.
Уорфилд медленно произнес:
– Одна мудрая женщина сказала, что любая девушка – девственница, если впервые занимается любовью с человеком, которого любит. Для нас это очень важно – первая брачная ночь. То, что твое тело делало раньше, осталось в прошлом, и не имеет никакого значения. Единственно важно лишь то, что сейчас чувствует твое сердце.
– Сейчас в моем сердце поселилась любовь, – девушка поднесла его руку к губам и по очереди перецеловала все пальцы. – «Я принадлежу своему любимому, а он принадлежит мне».
– Тогда давай займемся любовью, – одной рукой Адриан обнимал ее, а другой ласкал бедра, ягодицы и влажную плоть, пока тело Мериэль не загорелось огнем ответного желания. Передвинувшись, мужчина вошел в нее и остановился, ожидая, пока девушка привыкнет к новому ощущению.
Уорфилд думал, что Мериэль с отвращением отвергнет его, но когда та открыла глаза, в них светилось лишь полное доверие. Улыбнувшись, девушка приподняла бедра ему навстречу. Адриан судорожно вздохнул от напряжения, охватившего все его тело и парализовавшего разум настолько, что в глазах померк свет. Заставив себя дышать размеренно, он постарался взять себя в руки, зная, как легко потерять контроль над собой и руководствоваться одной лишь страстью.
Невзирая на мужское самолюбие и чувство собственничества, Адриан все-таки надеялся, что его жена не впервые занимается любовью, потому что мысль о том, что он причинит ей боль, вызывала отвращение. Действуя чрезвычайно осторожно, Уорфилд продвигался вперед до тех пор, пока не был остановлен естественной преградой.
На мгновение радость наполнила его душу, но затем сменилась тревогой и озабоченностью.
– Спокойно, любовь моя, будет больно только несколько мгновений, – прошептал он, надеясь, что так и произойдет, потому как никогда не имел дела с девственницей, проявляя такое же невежество, как и она.
Адриан напрягся, глядя в ее широко раскрытые глаза, в которых не было страха. Затем, совершенно неожиданно для него, тонкая преграда поддалась, и он оказался внутри. Мериэль судорожно всхлипнула и содрогнулась от неожиданной боли.
Действуя инстинктивно, Адриан остановился.
– Прости, любовь моя, – прошептал он, сжав ее лицо в ладонях.
– Не за что, мне не так уж больно, – девушка улыбнулась, и при свете свечей он увидел, как блеснули слезы на ее ресницах. – Эта боль означает, что ты у меня первый? Я рада, что ты единственный, дорогой мой.
Адриан не нашел достойных слов, чтобы выразить глубину своих чувств, поэтому только поцеловал жену, и на мгновение их дыхания слились. Мужчина начал двигаться, сначала медленно, затем все быстрее. Мериэль отвечала на его страсть движениями всего тела и наслаждалась первым уроком любви. Боль быстро отступила, и родились новые, сладостные ощущения, нарастая с каждым мгновением. Девушка открыла для себя новый мир чувств и эмоций, наполняющих душу радостью и счастьем.
Молодые люди двигались в унисон, разделяя жар, глубину и прелесть любовного дуэта. Мериэль чувствовала, как где-то внутри зарождается и растет новое, неизведанное ощущение, в котором растворялись мысли, а тело живет своей собственной жизнью, не подчиняющейся разуму. Она сжала мужа в объятиях, трепеща от чудесного открытия.
Впервые Адриан коснулся той части ее тела, которая горела огнем желания, когда они начали изучать друг друга. Подчиняясь его опытной руке, Мериэль растворилась в мире радостных ощущений и вскрикнула, совершенно потеряв контроль над собой. В это же мгновение она почувствовала, как и Адриан уступает своему телу, прижимая ее к себе и шепча ее имя. Мир закружился, изменил очертания, сливая воедино двух любящих людей.
Испытав блаженство, Мериэль ощущала себя слабой и разбитой, не способной пройти по комнате и пары шагов, даже если бы это требовалось для спасения жизни. Она расслабилась и ждала, пока Адриан ляжет рядом. Он тяжело дышал и вытирал с лица бисеринки пота. Мериэль молча смотрела, как муж стянул салфетку со стола у кровати и осторожно вытер кровь с ее ног. Боль, испытанная при первых минутах близости, казалась далекой и нереальной.
Накинув на жену простыню, Адриан улегся рядом.
– Именно поэтому люди и женятся, – пробормотала Мериэль.
Он усмехнулся.
– Это одна из причин.
– Мне надо кое в чем признаться, – Адриан поощрительно кашлянул, и девушка продолжила: – Я сделала вольный перевод песни Соломона.
– Да, я тоже немного видоизменил ее.
Мериэль улыбнулась.
– Образование – удивительная вещь, – она задумчиво провела по выступающим ребрам мужа, ощущая тепло его тела. – Может, в эту ночь мы зачали ребенка.
Девушка почувствовала, что мужчина слегка отстранился.
– Возможно, – последовало долгое молчание, затем Адриан произнес: – Мне следовало сказать это раньше, но я говорю теперь. Я не вел жизнь монаха, у меня была женщина, но не было ребенка. Возможно, я не могу иметь детей.
Мериэль была настолько поглощена своей радостью, что ничто не могло ее смутить.
– Не думаю, что ты принадлежишь к числу мужчин, каждую ночь ложащихся в постель с новой женщиной. Скорее всего, ты не очень старался.
Уорфилд рассмеялся.
– Какая удивительная точка зрения! Я имел только одну любовницу, а не бросался за каждой встреченной юбкой.
Девушка почти спала, однако сумела прошептать:
– Все будет хорошо, вот увидишь.
Следующим утром Мериэль проснулась со странным чувством, будто что-то не так, и через мгновение поняла – рядом нет Адриана. Она села на постели и огляделась. Его нигде не было видно, но если бы муж ушел, она непременно услышала бы скрип двери. Внезапно в голову пришла мысль, она соскользнула в постели и натянула измятую сорочку.
Осторожно прошла через комнату к узкой двери в маленькую часовню. Там, перед алтарем на коленях стоял Адриан, босой и в одной рубашке.
Понимая его чувства, Мериэль опустилась рядом. Не поднимая головы, Адриан взял ее за руку, и молодожены вместе вознесли хвалы Богу за свою любовь и счастье. Мериэль могла прочесть молитвы, впрочем как и гимны, и цитаты из библии, но всегда предпочитала просто открыть свой разум и душу божественному свету и миру, окружавшему ее, и теперь поступила точно так же.
В отдалении слышались звуки колокола, созывающие людей к утренней мессе. Адриан осторожно высвободил пальцы и поднялся. Жена последовала его примеру и внимательно огляделась. Стены оказались побеленными, как в простой часовне, но убранство было превосходным – искусно вырезанные кресла и окно из цветного стекла.
– Как здесь хорошо, как легко чувствуешь себя.
Адриан задумчиво взглянул на жену.
– Это потому, что в моей душе воцарился мир. Так было не всегда. Когда мой дух находился в смятении, метался в поисках чего-то непонятного и странного, в поисках спокойствия и блаженства, даже великолепное распятие и освященные иконы не могли заставить меня молиться.
Мериэль встревоженно нахмурилась.
– Почему твой дух метался?
– Потому что я боролся с демонами внутри себя и проигрывал схватку. Годы, проведенные после ухода из Фонтевиля, я жил довольно неплохо, сражался, завоевывал новые земли, богател и удостаивался новых почестей от императрицы. Наверное, поэтому темные стороны моей души становились сильнее, – губы Адриана искривились в усмешке. – Что выигрывает человек, если он должен приобрести целый мир и потерять душу?
Мериэль решительно покачала головой:
– Я не могу поверить, что у тебя есть темная сторона.
– Зато все остальные верят в это, и, хочу сказать, демоны очень сильны, – Адриан, обняв жену, притянул ее к себе. – Отец моей матери, сэр Корси, считался одним из коварнейших людей во Франции, самым порочным из рыцарей, виновным во множестве тяжких преступлений против Бога и человека. Он грабил церкви, изменил своему суверену, пытал и мучил всех, кто мешал удовлетворению его желаний, и умер в одиночестве. В Корси, бывшем владении деда, крестьяне до сих пор крестятся при одном упоминании его имени. Или при виде меня. Это я обнаружил, когда навещал моего кузена, занявшего место деда.
– Почему? – поинтересовалась Мериэль. – Ты так на него похож?
– Очень, и не только внешне, – он поморщился, вспомнив встревоженные лица крестьян. – Моя мать была набожной, очень доброй и милой женщиной. Она опасалась, что я унаследовал худшие черты характера ее отца. С раннего детства мать предупреждала меня, что во мне живет дьявол, и боролась с ним. Именно она предложила мне вступить в лоно церкви. Мать решила очень мудро, выбрав Фонтевиль, ибо только там, среди монахов-аскетов, я смог бы справиться с собой. Однако после ухода из монастыря темные стороны моей души взяли верх.
Мериэль снова покачала головой.
– Я все еще не могу поверить, что ты так ужасен, как говоришь.
Уорфилд вздохнул, печаль снедала его сердце.
– Ты должна поверить, любимая, я плохо вел себя по отношению к тебе. И ты еще ни разу не видела меня в сражении, когда какое-то сумасшествие находит на меня, и я способен на многое. Это одна из причин, почему я сражаюсь только в случае крайней необходимости, чтобы не совершить что-либо непростительное.
Мериэль обняла мужа и положила голову ему на плечо.
– Разве нет достоинства и высшего блага в том, что ты постоянно борешься с дьяволом и побеждаешь в своем стремлении не совершить плохой поступок?
– Да, – признал Адриан. – Но мне не всегда удается победить.
– Ну, если бы ты был само совершенство, то не стоило приходить на землю, чтобы жить между грехом и добродетелью, – заметила девушка. – Даже сам Господь Бог совершил несколько ошибок, когда спустился на землю. Уверена, ты не настолько совершенен, как он, поэтому, несомненно, тебе удастся получить прощение.
Де Лэнси задумался над ее словами и улыбнулся.
– Я никогда не рассматривал эту проблему с такой точки зрения. Ты хорошо рассуждаешь, моя дорогая. Но более того, ты сама – антипод темноты, божественный свет, изливающийся на мою душу и раны. С тех пор, как ты полюбила меня, впервые в жизни я нашел умиротворение и душевное равновесие. До совершенства, конечно, далеко, но теперь я уже не чувствую себя на краю пропасти, отчаянно балансируя, чтобы не свалиться, находясь на волоске от свершения непоправимого поступка.
Мериэль прикусила губу.
– Не знаю, радоваться ли, что в моих силах помочь тебе, или же задуматься, могу ли я нести такую ответственность за твою душу? А если со мной что-нибудь случится?
– Лучше не думать об этом, – Адриан крепче прижал жену к себе. – Забудь обо всем, что я наговорил. Я сам должен отвечать за свою душу, а вовсе не ты. Просто с тобой мне легче держать себя в руках.
Адриан перевел взгляд на алтарь, и когда заговорил, тема его монолога оказалась весьма отдаленно связана с предыдущей.
– Церковь – огромная сила цивилизации. Без нее человек был бы ничем не лучше зверя, а может, даже хуже. Одно из лучших качеств христианства – то, что оно дает нам различные аспекты божественности, а мы приспосабливаем их к нашим нуждам. Есть Бог-отец, которого я опасаюсь больше всего, когда считаю, что поступил неверно.
Указав на изящное распятие, с которого смотрело лицо Христа, искаженное страданием, а глаза светились верой и счастьем, Адриан продолжал:
– Есть Бог-сын, он жил на земле и прекрасно знал о слабостях, злобе и искушениях человеческих, о страхах и сомнениях, мучивших нас.
И наконец указал на окно в виде белого голубя.
– И есть Святой Дух, чистые идеалы мудрости и доброты души.
Мериэль улыбнулась и кивнула на статуэтку Божьей Матери.
– Не забывай ее.
Адриан изумленно взглянул на жену.
– Мне кажется, это ересь, – хмыкнув, он продолжал: – Возможно, ты права. Мы в ней нуждаемся, потому что это всепрощающая любовь. Как и ты, – Уорфилд повел жену из часовни. – Думаю, у церкви есть только один недостаток – богословы, монахи и священники, живущие обособленно от нужд людей. Поэтому часто она порицает страсть, отрицает тело и осуждает женщин за соблазн мужчин, отвлечение их от высших целей, хотя, на самом деле, человеческая любовь – единственное, что возносит на небеса и приближает к Богу.
– А что насчет смертной женщины? – игриво поинтересовалась Мериэль, обняв Адриана и прижавшись к нему.
У мужчины перехватило дыхание, он поцеловал жену.
– Наверное, тебе следует поработать над развитием новой религиозной теории для смертной женщины, – пробормотал он, поднял жену на руки и понес на постель.
– Я начну думать над этим позже, – она стянула с него рубашку. – Намного позже…
ГЛАВА 15
Бенжамин Левески закрыл книгу и откинулся на спинку кресла, потирая усталые глаза. Он начинает стареть. Купец лелеял надежду, что умрет прежде, чем не сможет читать талмуд. Когда кто-то другой, пусть даже сын, делает это за него, теряется что-то неуловимо важное.
Открылась дверь, но Бенжамину не нужно было смотреть в том направлении. Левески прекрасно знал, что вошла Сара, его жена, и принесла два кубка вина.
Женщина молча поставила один перед ним и, присев, мелкими глотками отпивала из второго. То, что в теплую летнюю ночь перед ним стояло подогретое вино, было вторым признаком старости. Муж и жена сидели молча. Им не нужно было разговаривать, они понимали друг друга без слов. Покончив с напитком, Бенжамин нарушил молчание.
– Я пришел к выводу, что нам следует перебраться в Шрусбери. Из всех городов это наилучший. Думаю, мы не прогадаем.
Сара посмотрела на мужа. Этот вопрос они часто обсуждали в последнее время.
– Хорошо. Мне безразлично, куда мы отправимся, лишь бы подальше от Лондона. Этот город заставляет нервничать. В любом другом месте я буду чувствовать себя лучше – и безопаснее.
– Мир сам по себе довольно небезопасен, особенно для евреев, но в Шрусбери нам будет лучше, чем здесь, – согласился Бенжамин. – Стивен заботится о нас, но я не склонен доверять его сыну Юстасу. Король уже не молод и может умереть в любой момент. Что тогда будет с нами? Все правители выжимают из евреев деньги, но Юстас может потребовать большего. Жизнь в городе, контролируемом одним из людей императрицы, окажется лучше. Говорят, сын императрицы довольно практичный и разумный юноша, не способный убивать своих сторонников. Если нам повезет, он станет королем, – Бенжамин взглянул на свои морщинистые руки и вздохнул. – Если бы речь шла только о нас, я был бы спокоен, но Арон ведь еще очень молод.
– Да, и слишком нетерпелив и неопытен, чтобы понять, где нужно уступить, – Сара едва заметно улыбнулась при упоминании о сыне. Поздний ребенок всегда любим, а его родители уже отчаялись когда-либо иметь детей, поэтому рождение первенца являлось для них огромным, значительным событием, и они берегли свое дитя как зеницу ока. Вернувшись к теме разговора, Сара спросила:
– Так когда мы уезжаем?
– Ты можешь упаковать все вещи и организовать отъезд за три недели? – когда жена кивнула, Левески продолжил: – Сэр Венсан посоветовал нам ехать старой римской дорогой, так как это кратчайшее расстояние. И предложил охрану из рыцарей графа.
Зная, о чем думает муж, Сара склонила голову набок:
– Но ты предпочитаешь поехать другим путем?
– Чем больше людей будут знать, какой дорогой мы отправляемся в путь, тем больше шансов встретить грабителей. Я считаю, лучше нанять людей для охраны и заплатить им самому.
– Вот что значит мудрое решение, – согласилась Сара.
– Если мы поедем через Оксфорд и Уорчестер, то можем остановиться у друзей, которых давно не видели, – Бенжамин погладил свою черную бороду. – До Уорфилда мы сможем добраться южной дорогой. Жаль, что мне не удалось повидать Адриана де Лэнси, когда я был в Шрусбери. У него хорошая репутация, однако предпочтительнее личная встреча. Лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать.
И вновь Сара согласно кивнула. Ее муж сколотил состояние и стал таким удачливым дельцом неспроста, его трудно обвести вокруг пальца.
– И если он тебе не понравится, мы всегда можем вернуться или найти другое место, – однако в душе женщина надеялась, что все будет хорошо. Ей вовсе не хотелось возвращаться в Лондон.
Мериэль нравилась жизнь замужней женщины. Она не перегружала себя хозяйственными заботами, ибо постоянно руководить домочадцами и следить за выполнением приказов было не нужно. Девушка смутно помнила, как она делала это в замке брата. К сожалению, заботы на некоторое время отдалили от нее Адриана, но зато оставшуюся часть дня молодожены проводили вместе, ели из одного блюда и пили из одного бокала, разговаривали на общие темы и спали на одной подушке.
В их жизни не происходило никаких знаменательных событий, да те и не были им нужны. Молодые люди гуляли, охотились, беседовали и смеялись, а однажды Мериэль заметила, что Адриан приказал прорубить отверстие внизу двери, чтобы Кестрел могла в любое время зайти и выйти. Дыру прикрывал кусок кожи, который шуршал, когда кошка выходила на поиски приключений. Но гораздо чаще Кестрел оставалась в комнате и быстро поняла, когда можно приласкаться к хозяевам, а когда лучше полежать в сторонке.
Через солнечные дни и бурные ночи Мериэль пронесла тайное убеждение, которое пришло ей в голову еще в первую брачную ночь. Она немного подождет и, только убедившись, расскажет Адриану, чтобы наверняка не разочаровать его. Мериэль молила Бога, чтобы ее предположение подтвердилось. Ребенок – самый лучший подарок мужу за все, что тот дал ей.
Дважды Уорфилд выезжал из замка с рыцарями, облаченными в полное боевое снаряжение, а однажды уехал почти на неделю. Молодая графиня с ужасом думала о том, что вокруг замка царит совсем другой мир, действуют совсем другие законы, властвуют насилие и жестокость. Муж совершенно спокойно относился к сообщениям о стычках и небольших сражениях, вел себя абсолютно непринужденно, но Мериэль не могла не волноваться за его безопасность, особенно после того, как узнала о кровной вражде между ним и Ги Бургонем. Но Уорфилд всегда возвращался живым и невредимым, и она встречала его как самого дорогого человека, каким он и был для нее.
Каждый день она молилась, прося у Бога пощадить мужа, и все чаще думала, что такое безоблачное счастье не может длиться вечно. Однако Мериэль старалась подавить такие мысли, боясь накликать беду.
Но все же это не смогло удержать меч, занесенный над их головами.
День подходил к концу, когда Адриану сообщили, что Бенжамин Левески желает видеть графа Шропширского. Уорфилд с Мериэль гуляли по саду, строя планы на будущее.
Конечно, существовали определенные законы гостеприимства, но владельцу большого и богатого поместья не было нужды лично приветствовать гостя, к тому же, де Лэнси без особого энтузиазма воспринял известие о неожиданном визите. Адриан поинтересовался у слуги:
– Имя кажется знакомым, но никак не могу вспомнить. Кто такой Бенжамин Левески?
– Еврей, милорд. Он сказал, что вы знаете его.
Заинтригованный такой уверенностью посетителя, Адриан приказал:
– Раз так, приведите его сюда.
Когда слуга ушел, Мериэль поинтересовалась:
– Это ростовщик, у которого ты занимал деньги?
Муж покачал головой.
– Когда строил замок, я брал деньги у другого ростовщика, Жерве из Корнхилла, но долг давным-давно уплачен, а я больше ни с кем не имел дела. Не могу представить, почему Бенжамин Левески так уверен, что я жду его.
Через несколько минут слуга вернулся. За ним следовали темноволосый смуглый пожилой мужчина и юноша, несомненно, его сын.
– Я расстроился, когда не смог встретиться с вами в Шрусбери, лорд Адриан. Мне очень приятно, что вы согласились принять меня сегодня, чтобы я поблагодарил вас за ваше предложение.
Удивленный, де Лэнси ответил:
– Простите меня, уважаемый Бенжамин, но я что-то не помню, чтобы приглашал вас к себе. У вас какие-то дела к моему управляющему?
– Не думаю, что сэр Венсан – ваш управляющий.
Адриан нахмурился.
– Вы говорите о сэре Венсане де Лаоне?
– Конечно, – в свою очередь удивился Левески.
– Он не живет в моем замке и не принадлежит к числу моих друзей. Сэр Венсан – лейтенант стражи Ги Бургоня, графа Шропширского, назначенного королем Стивеном, – Уорфилд еще больше помрачнел. – Скажите, в чем дело?
Старик вкратце рассказал о посещении де Лаона, о предложенном гостеприимстве, описал дом в Шрусбери и сообщил, что повозки с его имуществом находятся во внешнем дворе замка.
Де Лэнси грубо выругался, но, видя, что встревожены не только посетители, но и Мериэль, постарался взять себя в руки.
– Уважаемый Бенжамин, вы стали жертвой заговора. Дом, о котором вы упомянули, по описанию похож на дом Бургоня. Несомненно, и приглашение исходило от него. Зная Бургоня, я могу заверить вас, что ничего хорошего он для вас не придумал, – мгновение помедлив, Уорфилд продолжил: – Сэр Венсан знает, какой дорогой вы сюда отправились?
Левески покачал головой.
– В такие смутные времена никому нельзя ни о чем рассказывать.
– Ваша осторожность выручила вас и, скорее всего, спасла жизнь, – видя, что старик совершенно потрясен, де Лэнси предложил: – Вам лучше присесть. Я слышал, Ги очень нуждается в деньгах и, возможно, решил, что проще украсть их, нежели занять под проценты. Вам следует побыстрее уехать из Шропшира, и другой дорогой.
Юноша беспокойно склонился над отцом, чье лицо стало серым. На соседней скамье стояли два кубка, и Мериэль один из них подала Бенжамину.
– Выпейте немного вина, вам станет легче.
Вино вернуло нормальный цвет лица, щеки купца порозовели, и через некоторое время Левески нерешительно произнес:
– Лорд Адриан, вы позволите нам остаться в Шрусбери? Хотя намерения Ги Бургоня не относились к разряду добрых, но мысль сэра Венсана имела под собой резонное обоснование. Ваш город находится в удобном месте и будет процветать с помощью моей торговли.
Просьба застала Уорфилда врасплох. Нахмурившись, он повернулся и зашагал по траве, сложив руки за спиной и обдумывая предложение. Действительно, Шрусбери только выиграет от расширения торговли, и теперь, вспоминая отзывы о Левески, он подумал о его связях с Англией, Нормандией и Францией.
Но его посетитель – еврей. Адриан не принадлежал к числу тех, кто возлагает бремя ответственности за распятие Христа на иудеев, хотя, как сказал аббат Вильям, кто-то должен отвечать за смерть Иисуса. Евреи не были католиками – единственная община неверующих в Спасителя в царстве христиан. Они отвергают обвинения, не понимая, какие муки грозят их душам. Из-за евреев опасности могут подвергаться души других людей. Никакое экономическое благополучие Шрусбери не стоит такого риска. Де Лэнси повернулся к гостям.
– Вы можете поселиться в Шрусбери только в том случае, если вы и ваши родные примут христианство.
Бенжамин вздохнул, и Мериэль показалось, будто он стареет на глазах.
– Вы думаете, я соглашусь на такое условие?
Адриан покачал головой.
– Нет, но надо же мне хотя бы предложить это. Евреи – упрямый народ, уважаемый Бенжамин.
– Если бы мы не были упрямыми, нас уже давно стерли бы с лица земли, – с помощью сына старик поднялся со скамьи.
Юноша вызывающе посмотрел на графа.
– Неужели христианская вера настолько слаба, что одна еврейская семья может угрожать целому городу?
– Арон! – старик сжал руку сына. В темных мудрых глазах появился страх. – Простите его, милорд. Он слишком молод и дерзок.
Адриан прищурился, но в его голосе не слышалось ни гнева, ни раздражения.
– Христианство вовсе не слабая и беззащитная вера, но среди слуг господних много языческих предрассудков. Я не желаю рисковать.
Старый еврей покорно склонил голову.
– Мы немедленно уезжаем из замка.
Мериэль, встав на цыпочки, что-то горячо шептала на ухо мужу. Уорфилд кивнул, затем повернулся к гостям
– Моя жена напомнила мне, что я нарушаю законы гостеприимства. Оставайтесь на ночлег вместе со своими домочадцами, а еще лучше, располагайте моим домом столько, сколько нужно. Может, придумаете другой выход. А когда соберетесь уезжать, позвольте дать вам эскорт, который будет охранять вас на обратном пути.
Юный Арон хотел что-то возразить, но суровый взгляд отца остановил его.
– Мериэль, посмотри на меня.
Девушка открыла затуманенные глаза и сосредоточила внимание на муже.
– Первая близость не всегда приятна, иногда девушке даже больно. Прости меня за это, я желал бы взять на себя боль, если бы мог.
Тень пробежала по лицу Мериэль.
– Что, если для меня это не впервые? Я ведь не помню, поэтому ничего не могу обещать. Для тебя это имеет большое значение?
Адриан понимал, что она может и не быть девственницей. Отсутствие стыдливости и ее страстный ответ говорили о том, что Мериэль – женщина, уже имеющая опыт в любовных утехах, и мысль о другом мужчине, наслаждавшимся ее телом, наполнила сердце болью. Но что бы ни совершила девушка, это уже принадлежит прошлому, о котором она ничего не помнит.
Уорфилд медленно произнес:
– Одна мудрая женщина сказала, что любая девушка – девственница, если впервые занимается любовью с человеком, которого любит. Для нас это очень важно – первая брачная ночь. То, что твое тело делало раньше, осталось в прошлом, и не имеет никакого значения. Единственно важно лишь то, что сейчас чувствует твое сердце.
– Сейчас в моем сердце поселилась любовь, – девушка поднесла его руку к губам и по очереди перецеловала все пальцы. – «Я принадлежу своему любимому, а он принадлежит мне».
– Тогда давай займемся любовью, – одной рукой Адриан обнимал ее, а другой ласкал бедра, ягодицы и влажную плоть, пока тело Мериэль не загорелось огнем ответного желания. Передвинувшись, мужчина вошел в нее и остановился, ожидая, пока девушка привыкнет к новому ощущению.
Уорфилд думал, что Мериэль с отвращением отвергнет его, но когда та открыла глаза, в них светилось лишь полное доверие. Улыбнувшись, девушка приподняла бедра ему навстречу. Адриан судорожно вздохнул от напряжения, охватившего все его тело и парализовавшего разум настолько, что в глазах померк свет. Заставив себя дышать размеренно, он постарался взять себя в руки, зная, как легко потерять контроль над собой и руководствоваться одной лишь страстью.
Невзирая на мужское самолюбие и чувство собственничества, Адриан все-таки надеялся, что его жена не впервые занимается любовью, потому что мысль о том, что он причинит ей боль, вызывала отвращение. Действуя чрезвычайно осторожно, Уорфилд продвигался вперед до тех пор, пока не был остановлен естественной преградой.
На мгновение радость наполнила его душу, но затем сменилась тревогой и озабоченностью.
– Спокойно, любовь моя, будет больно только несколько мгновений, – прошептал он, надеясь, что так и произойдет, потому как никогда не имел дела с девственницей, проявляя такое же невежество, как и она.
Адриан напрягся, глядя в ее широко раскрытые глаза, в которых не было страха. Затем, совершенно неожиданно для него, тонкая преграда поддалась, и он оказался внутри. Мериэль судорожно всхлипнула и содрогнулась от неожиданной боли.
Действуя инстинктивно, Адриан остановился.
– Прости, любовь моя, – прошептал он, сжав ее лицо в ладонях.
– Не за что, мне не так уж больно, – девушка улыбнулась, и при свете свечей он увидел, как блеснули слезы на ее ресницах. – Эта боль означает, что ты у меня первый? Я рада, что ты единственный, дорогой мой.
Адриан не нашел достойных слов, чтобы выразить глубину своих чувств, поэтому только поцеловал жену, и на мгновение их дыхания слились. Мужчина начал двигаться, сначала медленно, затем все быстрее. Мериэль отвечала на его страсть движениями всего тела и наслаждалась первым уроком любви. Боль быстро отступила, и родились новые, сладостные ощущения, нарастая с каждым мгновением. Девушка открыла для себя новый мир чувств и эмоций, наполняющих душу радостью и счастьем.
Молодые люди двигались в унисон, разделяя жар, глубину и прелесть любовного дуэта. Мериэль чувствовала, как где-то внутри зарождается и растет новое, неизведанное ощущение, в котором растворялись мысли, а тело живет своей собственной жизнью, не подчиняющейся разуму. Она сжала мужа в объятиях, трепеща от чудесного открытия.
Впервые Адриан коснулся той части ее тела, которая горела огнем желания, когда они начали изучать друг друга. Подчиняясь его опытной руке, Мериэль растворилась в мире радостных ощущений и вскрикнула, совершенно потеряв контроль над собой. В это же мгновение она почувствовала, как и Адриан уступает своему телу, прижимая ее к себе и шепча ее имя. Мир закружился, изменил очертания, сливая воедино двух любящих людей.
Испытав блаженство, Мериэль ощущала себя слабой и разбитой, не способной пройти по комнате и пары шагов, даже если бы это требовалось для спасения жизни. Она расслабилась и ждала, пока Адриан ляжет рядом. Он тяжело дышал и вытирал с лица бисеринки пота. Мериэль молча смотрела, как муж стянул салфетку со стола у кровати и осторожно вытер кровь с ее ног. Боль, испытанная при первых минутах близости, казалась далекой и нереальной.
Накинув на жену простыню, Адриан улегся рядом.
– Именно поэтому люди и женятся, – пробормотала Мериэль.
Он усмехнулся.
– Это одна из причин.
– Мне надо кое в чем признаться, – Адриан поощрительно кашлянул, и девушка продолжила: – Я сделала вольный перевод песни Соломона.
– Да, я тоже немного видоизменил ее.
Мериэль улыбнулась.
– Образование – удивительная вещь, – она задумчиво провела по выступающим ребрам мужа, ощущая тепло его тела. – Может, в эту ночь мы зачали ребенка.
Девушка почувствовала, что мужчина слегка отстранился.
– Возможно, – последовало долгое молчание, затем Адриан произнес: – Мне следовало сказать это раньше, но я говорю теперь. Я не вел жизнь монаха, у меня была женщина, но не было ребенка. Возможно, я не могу иметь детей.
Мериэль была настолько поглощена своей радостью, что ничто не могло ее смутить.
– Не думаю, что ты принадлежишь к числу мужчин, каждую ночь ложащихся в постель с новой женщиной. Скорее всего, ты не очень старался.
Уорфилд рассмеялся.
– Какая удивительная точка зрения! Я имел только одну любовницу, а не бросался за каждой встреченной юбкой.
Девушка почти спала, однако сумела прошептать:
– Все будет хорошо, вот увидишь.
Следующим утром Мериэль проснулась со странным чувством, будто что-то не так, и через мгновение поняла – рядом нет Адриана. Она села на постели и огляделась. Его нигде не было видно, но если бы муж ушел, она непременно услышала бы скрип двери. Внезапно в голову пришла мысль, она соскользнула в постели и натянула измятую сорочку.
Осторожно прошла через комнату к узкой двери в маленькую часовню. Там, перед алтарем на коленях стоял Адриан, босой и в одной рубашке.
Понимая его чувства, Мериэль опустилась рядом. Не поднимая головы, Адриан взял ее за руку, и молодожены вместе вознесли хвалы Богу за свою любовь и счастье. Мериэль могла прочесть молитвы, впрочем как и гимны, и цитаты из библии, но всегда предпочитала просто открыть свой разум и душу божественному свету и миру, окружавшему ее, и теперь поступила точно так же.
В отдалении слышались звуки колокола, созывающие людей к утренней мессе. Адриан осторожно высвободил пальцы и поднялся. Жена последовала его примеру и внимательно огляделась. Стены оказались побеленными, как в простой часовне, но убранство было превосходным – искусно вырезанные кресла и окно из цветного стекла.
– Как здесь хорошо, как легко чувствуешь себя.
Адриан задумчиво взглянул на жену.
– Это потому, что в моей душе воцарился мир. Так было не всегда. Когда мой дух находился в смятении, метался в поисках чего-то непонятного и странного, в поисках спокойствия и блаженства, даже великолепное распятие и освященные иконы не могли заставить меня молиться.
Мериэль встревоженно нахмурилась.
– Почему твой дух метался?
– Потому что я боролся с демонами внутри себя и проигрывал схватку. Годы, проведенные после ухода из Фонтевиля, я жил довольно неплохо, сражался, завоевывал новые земли, богател и удостаивался новых почестей от императрицы. Наверное, поэтому темные стороны моей души становились сильнее, – губы Адриана искривились в усмешке. – Что выигрывает человек, если он должен приобрести целый мир и потерять душу?
Мериэль решительно покачала головой:
– Я не могу поверить, что у тебя есть темная сторона.
– Зато все остальные верят в это, и, хочу сказать, демоны очень сильны, – Адриан, обняв жену, притянул ее к себе. – Отец моей матери, сэр Корси, считался одним из коварнейших людей во Франции, самым порочным из рыцарей, виновным во множестве тяжких преступлений против Бога и человека. Он грабил церкви, изменил своему суверену, пытал и мучил всех, кто мешал удовлетворению его желаний, и умер в одиночестве. В Корси, бывшем владении деда, крестьяне до сих пор крестятся при одном упоминании его имени. Или при виде меня. Это я обнаружил, когда навещал моего кузена, занявшего место деда.
– Почему? – поинтересовалась Мериэль. – Ты так на него похож?
– Очень, и не только внешне, – он поморщился, вспомнив встревоженные лица крестьян. – Моя мать была набожной, очень доброй и милой женщиной. Она опасалась, что я унаследовал худшие черты характера ее отца. С раннего детства мать предупреждала меня, что во мне живет дьявол, и боролась с ним. Именно она предложила мне вступить в лоно церкви. Мать решила очень мудро, выбрав Фонтевиль, ибо только там, среди монахов-аскетов, я смог бы справиться с собой. Однако после ухода из монастыря темные стороны моей души взяли верх.
Мериэль снова покачала головой.
– Я все еще не могу поверить, что ты так ужасен, как говоришь.
Уорфилд вздохнул, печаль снедала его сердце.
– Ты должна поверить, любимая, я плохо вел себя по отношению к тебе. И ты еще ни разу не видела меня в сражении, когда какое-то сумасшествие находит на меня, и я способен на многое. Это одна из причин, почему я сражаюсь только в случае крайней необходимости, чтобы не совершить что-либо непростительное.
Мериэль обняла мужа и положила голову ему на плечо.
– Разве нет достоинства и высшего блага в том, что ты постоянно борешься с дьяволом и побеждаешь в своем стремлении не совершить плохой поступок?
– Да, – признал Адриан. – Но мне не всегда удается победить.
– Ну, если бы ты был само совершенство, то не стоило приходить на землю, чтобы жить между грехом и добродетелью, – заметила девушка. – Даже сам Господь Бог совершил несколько ошибок, когда спустился на землю. Уверена, ты не настолько совершенен, как он, поэтому, несомненно, тебе удастся получить прощение.
Де Лэнси задумался над ее словами и улыбнулся.
– Я никогда не рассматривал эту проблему с такой точки зрения. Ты хорошо рассуждаешь, моя дорогая. Но более того, ты сама – антипод темноты, божественный свет, изливающийся на мою душу и раны. С тех пор, как ты полюбила меня, впервые в жизни я нашел умиротворение и душевное равновесие. До совершенства, конечно, далеко, но теперь я уже не чувствую себя на краю пропасти, отчаянно балансируя, чтобы не свалиться, находясь на волоске от свершения непоправимого поступка.
Мериэль прикусила губу.
– Не знаю, радоваться ли, что в моих силах помочь тебе, или же задуматься, могу ли я нести такую ответственность за твою душу? А если со мной что-нибудь случится?
– Лучше не думать об этом, – Адриан крепче прижал жену к себе. – Забудь обо всем, что я наговорил. Я сам должен отвечать за свою душу, а вовсе не ты. Просто с тобой мне легче держать себя в руках.
Адриан перевел взгляд на алтарь, и когда заговорил, тема его монолога оказалась весьма отдаленно связана с предыдущей.
– Церковь – огромная сила цивилизации. Без нее человек был бы ничем не лучше зверя, а может, даже хуже. Одно из лучших качеств христианства – то, что оно дает нам различные аспекты божественности, а мы приспосабливаем их к нашим нуждам. Есть Бог-отец, которого я опасаюсь больше всего, когда считаю, что поступил неверно.
Указав на изящное распятие, с которого смотрело лицо Христа, искаженное страданием, а глаза светились верой и счастьем, Адриан продолжал:
– Есть Бог-сын, он жил на земле и прекрасно знал о слабостях, злобе и искушениях человеческих, о страхах и сомнениях, мучивших нас.
И наконец указал на окно в виде белого голубя.
– И есть Святой Дух, чистые идеалы мудрости и доброты души.
Мериэль улыбнулась и кивнула на статуэтку Божьей Матери.
– Не забывай ее.
Адриан изумленно взглянул на жену.
– Мне кажется, это ересь, – хмыкнув, он продолжал: – Возможно, ты права. Мы в ней нуждаемся, потому что это всепрощающая любовь. Как и ты, – Уорфилд повел жену из часовни. – Думаю, у церкви есть только один недостаток – богословы, монахи и священники, живущие обособленно от нужд людей. Поэтому часто она порицает страсть, отрицает тело и осуждает женщин за соблазн мужчин, отвлечение их от высших целей, хотя, на самом деле, человеческая любовь – единственное, что возносит на небеса и приближает к Богу.
– А что насчет смертной женщины? – игриво поинтересовалась Мериэль, обняв Адриана и прижавшись к нему.
У мужчины перехватило дыхание, он поцеловал жену.
– Наверное, тебе следует поработать над развитием новой религиозной теории для смертной женщины, – пробормотал он, поднял жену на руки и понес на постель.
– Я начну думать над этим позже, – она стянула с него рубашку. – Намного позже…
ГЛАВА 15
Бенжамин Левески закрыл книгу и откинулся на спинку кресла, потирая усталые глаза. Он начинает стареть. Купец лелеял надежду, что умрет прежде, чем не сможет читать талмуд. Когда кто-то другой, пусть даже сын, делает это за него, теряется что-то неуловимо важное.
Открылась дверь, но Бенжамину не нужно было смотреть в том направлении. Левески прекрасно знал, что вошла Сара, его жена, и принесла два кубка вина.
Женщина молча поставила один перед ним и, присев, мелкими глотками отпивала из второго. То, что в теплую летнюю ночь перед ним стояло подогретое вино, было вторым признаком старости. Муж и жена сидели молча. Им не нужно было разговаривать, они понимали друг друга без слов. Покончив с напитком, Бенжамин нарушил молчание.
– Я пришел к выводу, что нам следует перебраться в Шрусбери. Из всех городов это наилучший. Думаю, мы не прогадаем.
Сара посмотрела на мужа. Этот вопрос они часто обсуждали в последнее время.
– Хорошо. Мне безразлично, куда мы отправимся, лишь бы подальше от Лондона. Этот город заставляет нервничать. В любом другом месте я буду чувствовать себя лучше – и безопаснее.
– Мир сам по себе довольно небезопасен, особенно для евреев, но в Шрусбери нам будет лучше, чем здесь, – согласился Бенжамин. – Стивен заботится о нас, но я не склонен доверять его сыну Юстасу. Король уже не молод и может умереть в любой момент. Что тогда будет с нами? Все правители выжимают из евреев деньги, но Юстас может потребовать большего. Жизнь в городе, контролируемом одним из людей императрицы, окажется лучше. Говорят, сын императрицы довольно практичный и разумный юноша, не способный убивать своих сторонников. Если нам повезет, он станет королем, – Бенжамин взглянул на свои морщинистые руки и вздохнул. – Если бы речь шла только о нас, я был бы спокоен, но Арон ведь еще очень молод.
– Да, и слишком нетерпелив и неопытен, чтобы понять, где нужно уступить, – Сара едва заметно улыбнулась при упоминании о сыне. Поздний ребенок всегда любим, а его родители уже отчаялись когда-либо иметь детей, поэтому рождение первенца являлось для них огромным, значительным событием, и они берегли свое дитя как зеницу ока. Вернувшись к теме разговора, Сара спросила:
– Так когда мы уезжаем?
– Ты можешь упаковать все вещи и организовать отъезд за три недели? – когда жена кивнула, Левески продолжил: – Сэр Венсан посоветовал нам ехать старой римской дорогой, так как это кратчайшее расстояние. И предложил охрану из рыцарей графа.
Зная, о чем думает муж, Сара склонила голову набок:
– Но ты предпочитаешь поехать другим путем?
– Чем больше людей будут знать, какой дорогой мы отправляемся в путь, тем больше шансов встретить грабителей. Я считаю, лучше нанять людей для охраны и заплатить им самому.
– Вот что значит мудрое решение, – согласилась Сара.
– Если мы поедем через Оксфорд и Уорчестер, то можем остановиться у друзей, которых давно не видели, – Бенжамин погладил свою черную бороду. – До Уорфилда мы сможем добраться южной дорогой. Жаль, что мне не удалось повидать Адриана де Лэнси, когда я был в Шрусбери. У него хорошая репутация, однако предпочтительнее личная встреча. Лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать.
И вновь Сара согласно кивнула. Ее муж сколотил состояние и стал таким удачливым дельцом неспроста, его трудно обвести вокруг пальца.
– И если он тебе не понравится, мы всегда можем вернуться или найти другое место, – однако в душе женщина надеялась, что все будет хорошо. Ей вовсе не хотелось возвращаться в Лондон.
Мериэль нравилась жизнь замужней женщины. Она не перегружала себя хозяйственными заботами, ибо постоянно руководить домочадцами и следить за выполнением приказов было не нужно. Девушка смутно помнила, как она делала это в замке брата. К сожалению, заботы на некоторое время отдалили от нее Адриана, но зато оставшуюся часть дня молодожены проводили вместе, ели из одного блюда и пили из одного бокала, разговаривали на общие темы и спали на одной подушке.
В их жизни не происходило никаких знаменательных событий, да те и не были им нужны. Молодые люди гуляли, охотились, беседовали и смеялись, а однажды Мериэль заметила, что Адриан приказал прорубить отверстие внизу двери, чтобы Кестрел могла в любое время зайти и выйти. Дыру прикрывал кусок кожи, который шуршал, когда кошка выходила на поиски приключений. Но гораздо чаще Кестрел оставалась в комнате и быстро поняла, когда можно приласкаться к хозяевам, а когда лучше полежать в сторонке.
Через солнечные дни и бурные ночи Мериэль пронесла тайное убеждение, которое пришло ей в голову еще в первую брачную ночь. Она немного подождет и, только убедившись, расскажет Адриану, чтобы наверняка не разочаровать его. Мериэль молила Бога, чтобы ее предположение подтвердилось. Ребенок – самый лучший подарок мужу за все, что тот дал ей.
Дважды Уорфилд выезжал из замка с рыцарями, облаченными в полное боевое снаряжение, а однажды уехал почти на неделю. Молодая графиня с ужасом думала о том, что вокруг замка царит совсем другой мир, действуют совсем другие законы, властвуют насилие и жестокость. Муж совершенно спокойно относился к сообщениям о стычках и небольших сражениях, вел себя абсолютно непринужденно, но Мериэль не могла не волноваться за его безопасность, особенно после того, как узнала о кровной вражде между ним и Ги Бургонем. Но Уорфилд всегда возвращался живым и невредимым, и она встречала его как самого дорогого человека, каким он и был для нее.
Каждый день она молилась, прося у Бога пощадить мужа, и все чаще думала, что такое безоблачное счастье не может длиться вечно. Однако Мериэль старалась подавить такие мысли, боясь накликать беду.
Но все же это не смогло удержать меч, занесенный над их головами.
День подходил к концу, когда Адриану сообщили, что Бенжамин Левески желает видеть графа Шропширского. Уорфилд с Мериэль гуляли по саду, строя планы на будущее.
Конечно, существовали определенные законы гостеприимства, но владельцу большого и богатого поместья не было нужды лично приветствовать гостя, к тому же, де Лэнси без особого энтузиазма воспринял известие о неожиданном визите. Адриан поинтересовался у слуги:
– Имя кажется знакомым, но никак не могу вспомнить. Кто такой Бенжамин Левески?
– Еврей, милорд. Он сказал, что вы знаете его.
Заинтригованный такой уверенностью посетителя, Адриан приказал:
– Раз так, приведите его сюда.
Когда слуга ушел, Мериэль поинтересовалась:
– Это ростовщик, у которого ты занимал деньги?
Муж покачал головой.
– Когда строил замок, я брал деньги у другого ростовщика, Жерве из Корнхилла, но долг давным-давно уплачен, а я больше ни с кем не имел дела. Не могу представить, почему Бенжамин Левески так уверен, что я жду его.
Через несколько минут слуга вернулся. За ним следовали темноволосый смуглый пожилой мужчина и юноша, несомненно, его сын.
– Я расстроился, когда не смог встретиться с вами в Шрусбери, лорд Адриан. Мне очень приятно, что вы согласились принять меня сегодня, чтобы я поблагодарил вас за ваше предложение.
Удивленный, де Лэнси ответил:
– Простите меня, уважаемый Бенжамин, но я что-то не помню, чтобы приглашал вас к себе. У вас какие-то дела к моему управляющему?
– Не думаю, что сэр Венсан – ваш управляющий.
Адриан нахмурился.
– Вы говорите о сэре Венсане де Лаоне?
– Конечно, – в свою очередь удивился Левески.
– Он не живет в моем замке и не принадлежит к числу моих друзей. Сэр Венсан – лейтенант стражи Ги Бургоня, графа Шропширского, назначенного королем Стивеном, – Уорфилд еще больше помрачнел. – Скажите, в чем дело?
Старик вкратце рассказал о посещении де Лаона, о предложенном гостеприимстве, описал дом в Шрусбери и сообщил, что повозки с его имуществом находятся во внешнем дворе замка.
Де Лэнси грубо выругался, но, видя, что встревожены не только посетители, но и Мериэль, постарался взять себя в руки.
– Уважаемый Бенжамин, вы стали жертвой заговора. Дом, о котором вы упомянули, по описанию похож на дом Бургоня. Несомненно, и приглашение исходило от него. Зная Бургоня, я могу заверить вас, что ничего хорошего он для вас не придумал, – мгновение помедлив, Уорфилд продолжил: – Сэр Венсан знает, какой дорогой вы сюда отправились?
Левески покачал головой.
– В такие смутные времена никому нельзя ни о чем рассказывать.
– Ваша осторожность выручила вас и, скорее всего, спасла жизнь, – видя, что старик совершенно потрясен, де Лэнси предложил: – Вам лучше присесть. Я слышал, Ги очень нуждается в деньгах и, возможно, решил, что проще украсть их, нежели занять под проценты. Вам следует побыстрее уехать из Шропшира, и другой дорогой.
Юноша беспокойно склонился над отцом, чье лицо стало серым. На соседней скамье стояли два кубка, и Мериэль один из них подала Бенжамину.
– Выпейте немного вина, вам станет легче.
Вино вернуло нормальный цвет лица, щеки купца порозовели, и через некоторое время Левески нерешительно произнес:
– Лорд Адриан, вы позволите нам остаться в Шрусбери? Хотя намерения Ги Бургоня не относились к разряду добрых, но мысль сэра Венсана имела под собой резонное обоснование. Ваш город находится в удобном месте и будет процветать с помощью моей торговли.
Просьба застала Уорфилда врасплох. Нахмурившись, он повернулся и зашагал по траве, сложив руки за спиной и обдумывая предложение. Действительно, Шрусбери только выиграет от расширения торговли, и теперь, вспоминая отзывы о Левески, он подумал о его связях с Англией, Нормандией и Францией.
Но его посетитель – еврей. Адриан не принадлежал к числу тех, кто возлагает бремя ответственности за распятие Христа на иудеев, хотя, как сказал аббат Вильям, кто-то должен отвечать за смерть Иисуса. Евреи не были католиками – единственная община неверующих в Спасителя в царстве христиан. Они отвергают обвинения, не понимая, какие муки грозят их душам. Из-за евреев опасности могут подвергаться души других людей. Никакое экономическое благополучие Шрусбери не стоит такого риска. Де Лэнси повернулся к гостям.
– Вы можете поселиться в Шрусбери только в том случае, если вы и ваши родные примут христианство.
Бенжамин вздохнул, и Мериэль показалось, будто он стареет на глазах.
– Вы думаете, я соглашусь на такое условие?
Адриан покачал головой.
– Нет, но надо же мне хотя бы предложить это. Евреи – упрямый народ, уважаемый Бенжамин.
– Если бы мы не были упрямыми, нас уже давно стерли бы с лица земли, – с помощью сына старик поднялся со скамьи.
Юноша вызывающе посмотрел на графа.
– Неужели христианская вера настолько слаба, что одна еврейская семья может угрожать целому городу?
– Арон! – старик сжал руку сына. В темных мудрых глазах появился страх. – Простите его, милорд. Он слишком молод и дерзок.
Адриан прищурился, но в его голосе не слышалось ни гнева, ни раздражения.
– Христианство вовсе не слабая и беззащитная вера, но среди слуг господних много языческих предрассудков. Я не желаю рисковать.
Старый еврей покорно склонил голову.
– Мы немедленно уезжаем из замка.
Мериэль, встав на цыпочки, что-то горячо шептала на ухо мужу. Уорфилд кивнул, затем повернулся к гостям
– Моя жена напомнила мне, что я нарушаю законы гостеприимства. Оставайтесь на ночлег вместе со своими домочадцами, а еще лучше, располагайте моим домом столько, сколько нужно. Может, придумаете другой выход. А когда соберетесь уезжать, позвольте дать вам эскорт, который будет охранять вас на обратном пути.
Юный Арон хотел что-то возразить, но суровый взгляд отца остановил его.