Страница:
Мэри Джо Патни
Странные клятвы
ПРЕДИСЛОВИЕ
После смерти короля Генриха Первого в 1135 году наступили времена, именуемые анархией. Генрих являл собой пример безжалостного, жестокого, но способного и деятельного монарха. Он имел больше двадцати внебрачных детей, но единственной законной наследницей была дочь Матильда, в юном возрасте вышедшая замуж за германского императора. На родине мужа Матильду любили и почитали. В возрасте двадцати лет она овдовела и вернулась в Англию, где ее стали называть императрицей.
Затем Генрих выдал дочь замуж за Жоффрея, четырнадцатилетнего наследника герцогства Анжу. Этот союз вызвал бурю негодования среди политических группировок и всего нормандского дворянства. Нормандия и Анжу считались заклятыми врагами. Но король не изменил своего решения – у него было достаточно власти, могущества и денег, чтобы открыто бросить вызов своим баронам и заставить их присягнуть на верность Матильде, наследнице трона.
Но как только Генрих скончался, о своих правах на престол заявил его племянник, герцог Стивен из Блуа, первым, в свое время, присягнувший на верность своей кузине Матильде и даже бывший какое-то время ее возлюбленным. Дружелюбный, приветливый, прекрасный воин, он привлек на свою сторону церковь и знатных землевладельцев. Однако амбиции Стивена опережали его возможности, и через несколько лет церковь отвернулась от него, как и большинство других сторонников.
Роберт Глостер, старший внебрачный сын короля Генриха, был одним из наиболее крупных английских землевладельцев, сыскавшим всеобщую любовь и уважение за честность и справедливость. Весной 1138 года он выступил в поддержку своей сестры по отцу и, фактически, против притязаний Стивена на трон. Роберта поддержали запад и юг Англии, и в стране началась гражданская война.
Сражения велись в основном между западными сторонниками Матильды и восточными приверженцами Стивена. Многие землевладельцы приветствовали анархию, без зазрения совести принимая от обеих партий подарки, титулы и поместья. Имели место массовые убийства, леденившие кровь очевидцев даже в тот жестокий век. Роберт Глостер, однако, сделал очень много для поддержания порядка в своих землях.
Матильда была близка к победе, но получить желанную корону ей все же не удалось. Высокомерие, властность и предательство – черты, типичные для королей-мужчин, – не позволили Матильде достичь желаемого. Мужчины не терпели подобных качеств в женщине. С тех пор ситуация почти не изменилась.
После смерти Роберта Глостера в 1148 году Матильда вернулась в Нормандию. Она больше не посещала Англию, однако за дело взялся ее сын Генрих, правивший герцогством Анжу, доставшимся ему в наследство от отца.
Настоящий последователь Вильгельма-завоевателя, он в возрасте четырнадцати лет завоевал Англию. Не прибегая к силе, юноша даже уговорил короля Стивена выплатить жалованье его наемникам.
В романе «Странные клятвы» описываются события, происходившие в 1148 году. К этому времени страна разделилась на два противоборствующих лагеря, причем оба не могли добиться победы. Запад по-прежнему поддерживал Матильду, восток – Стивена, а на границах их владений вспыхивали кровавые стычки.
Затем Генрих выдал дочь замуж за Жоффрея, четырнадцатилетнего наследника герцогства Анжу. Этот союз вызвал бурю негодования среди политических группировок и всего нормандского дворянства. Нормандия и Анжу считались заклятыми врагами. Но король не изменил своего решения – у него было достаточно власти, могущества и денег, чтобы открыто бросить вызов своим баронам и заставить их присягнуть на верность Матильде, наследнице трона.
Но как только Генрих скончался, о своих правах на престол заявил его племянник, герцог Стивен из Блуа, первым, в свое время, присягнувший на верность своей кузине Матильде и даже бывший какое-то время ее возлюбленным. Дружелюбный, приветливый, прекрасный воин, он привлек на свою сторону церковь и знатных землевладельцев. Однако амбиции Стивена опережали его возможности, и через несколько лет церковь отвернулась от него, как и большинство других сторонников.
Роберт Глостер, старший внебрачный сын короля Генриха, был одним из наиболее крупных английских землевладельцев, сыскавшим всеобщую любовь и уважение за честность и справедливость. Весной 1138 года он выступил в поддержку своей сестры по отцу и, фактически, против притязаний Стивена на трон. Роберта поддержали запад и юг Англии, и в стране началась гражданская война.
Сражения велись в основном между западными сторонниками Матильды и восточными приверженцами Стивена. Многие землевладельцы приветствовали анархию, без зазрения совести принимая от обеих партий подарки, титулы и поместья. Имели место массовые убийства, леденившие кровь очевидцев даже в тот жестокий век. Роберт Глостер, однако, сделал очень много для поддержания порядка в своих землях.
Матильда была близка к победе, но получить желанную корону ей все же не удалось. Высокомерие, властность и предательство – черты, типичные для королей-мужчин, – не позволили Матильде достичь желаемого. Мужчины не терпели подобных качеств в женщине. С тех пор ситуация почти не изменилась.
После смерти Роберта Глостера в 1148 году Матильда вернулась в Нормандию. Она больше не посещала Англию, однако за дело взялся ее сын Генрих, правивший герцогством Анжу, доставшимся ему в наследство от отца.
Настоящий последователь Вильгельма-завоевателя, он в возрасте четырнадцати лет завоевал Англию. Не прибегая к силе, юноша даже уговорил короля Стивена выплатить жалованье его наемникам.
В романе «Странные клятвы» описываются события, происходившие в 1148 году. К этому времени страна разделилась на два противоборствующих лагеря, причем оба не могли добиться победы. Запад по-прежнему поддерживал Матильду, восток – Стивена, а на границах их владений вспыхивали кровавые стычки.
ПРОЛОГ
Аббатство Фонтевиль,
Шропшир,
25 декабря 1137 года.
Бледное рождественское солнце садилось, знаменуя окончание ужасного дня, когда два рыцаря, оседлав коней, отправились в далекий путь. На темном небе все еще виднелось зарево – кровавое, мрачное, торжественное. Рыцари мчались во весь опор, оставляя за собой мили родной английской земли, ехали молча, не произнося ни слова.
В полночь добрались до последнего на их пути холма. Не сговариваясь, юный рыцарь и его старший товарищ натянули поводья, останавливая взмыленных коней и вглядываясь в пустынную долину внизу, где лежало аббатство Фонтевиль, освещенное холодным серебряным светом луны.
– Хотел бы я, чтобы ты оказался законнорожденным, – с горечью проговорил старший. Уолтер Эвешем, капитан стражи де Лэнси, был почти членом их семьи, и теперь, когда разразилась катастрофа, желал умереть вместе с ними.
Уголки рта юного рыцаря опустились в горькой гримасе – он с ранних лет страдал от своего двусмысленного положения.
– Ты не можешь желать этого больше, чем я, но одного желания мало, оно не может изменить тот факт, что моя мать была не женой, а лишь служанкой отца.
Капитан перевел взгляд на спутника. Несмотря на худощавую фигуру, Ричард Фитц-Хью считался закаленным, опытным и храбрым бойцом. На прошлой неделе его посвятили в рыцари, и все были уверены, что юноша заслужил это право, а ведь ему исполнилось всего лишь восемнадцать лет.
– Ричард, ты лучший из сыновей лорда Хью, – мрачно проговорил Уолтер. – Для Уорфилда было бы гораздо лучше, если бы наследником являлся ты.
Юный рыцарь не обратил внимания на эти слова и махнул рукой в направлении аббатства.
– Ты недооцениваешь моего брата Адриана, а зря.
– Он болезненный, хрупкий, набожный мальчишка, – проворчал старый капитан. – Было бы лучше, если бы он остался в Фонтевиле и принял обет. Что он может сделать, чтобы держать в руках власть над землями, словно сошедшими с ума?
– Очень многое. Я знаю Адриана, он дьявольски умен и хорошо владеет мечом, – Ричард плотнее закутался в плащ, наброшенный поверх доспехов. На декабрьском ветру металл был холоден, как лед, но из-за катастрофы, разразившейся в поместье, они не решились ехать не вооруженными. – Думаю, несмотря на молодость, брат сумеет удержать власть над Уорфилдом и будет управлять не хуже отца.
– Я и забыл, что вас вдвоем направили на воспитание в Кортеней, – сэр Уолтер пришпорил коня и, нахмурившись, раздумывал над оптимизмом Ричарда.
– Да, мы жили в одной комнате и вместе тренировались все пять лет, пока Адриан не решил обратиться в лоно церкви, – Ричард последовал за спутником, вспоминая, как двое мальчиков, втайне друг от друга страдающих от тоски по дому, держались вместе, окруженные множеством незнакомых и, зачастую, враждебных лиц. Они по праву считали себя братьями, крепко сдружились и привязались друг к другу. Незаконнорожденный сын сэра Хью чувствовал себя хорошо с Адрианом, чего нельзя было сказать о других сыновьях лорда.
– Адриан хорошо владеет оружием? – в голосе капитана слышалось недоумение, потому что это никак не вязалось с образом, сложившимся в его представлении.
– Да, очень хорошо. К тому же, у него сильная воля. Мы проверяли свое мастерство друг на друге, ну, как делали все остальные ученики, – Ричард хитро улыбнулся. – Не будь я старше и опытнее, мне бы никогда не удалось победить его. Так что наши силы были практически равны.
– Он мог победить тебя? – сэр Уолтер изумленно взглянул на молодого человека – не шутит ли тот, но выражение лица юноши было серьезным.
– Адриан пришел в Фонтевиль потому, что любит Бога, а не потому, что боится человека, – Ричард понимал – он не в силах объяснить истинные причины, побудившие брата стать монахом. – Кроме того, ему, как младшему сыну, нечего было наследовать. Теперь все изменилось.
Сэр Уолтер, упорно не желавший изменить свою точку зрения, уже открыл рот, чтобы возразить, но, взглянув на луну, пробормотал:
– Пресвятая Матерь Божья, – капитан натянул поводья, останавливая коня.
Юный рыцарь поднял глаза к небу и задохнулся от ужаса, увидев, что напугало его спутника. На правильной формы серебряно-белый диск луны надвигалась тень. Затемненный участок тускло мерцал зловещим багряным светом – так, наверное, горит пламя в аду.
– Это ничего не значит, – торопливо проговорил сэр Уолтер, тщательно скрывая беспокойство и не отрывая глаз от страшного видения. – Я уже видел такое раньше, это пройдет, и ровным счетом ничего не значит, – однако капитан сам не верил своим словам. Затмение всегда трактовалось как предзнаменование великих и зловещих событий и, возможно, вполне подходило для такого трагического дня. Пришпорив усталого коня, мужчина размышлял, хорошее ли это предзнаменование для юноши, неожиданно для себя ставшего новым владельцем Уорфилда.
Сторож недоверчиво рассматривал двух рыцарей и долго расспрашивал о цели визита, прежде чем впустить их. В те времена даже служители Господа были осторожны, и это казалось вполне обоснованным. Двое усталых людей спешились и пошли через двор аббатства, направляясь к жилищу монахов. Ветер поднимал сухие листья, с тихим шорохом носившиеся по промерзлой земле. Тень закрыла уже половину луны, посылая на землю зловещий кровавый свет.
Из церкви доносилось стройное пение монахов. Согласованность и красота звуков напомнили о существовании высшего, лучшего мира и принесли успокоение измученной душе сэра Уолтера. Рука крепче сжала рукоять меча, бывшего свидетелем многих жестоких битв. Кто знает, может, Ричард и прав насчет Адриана.
Зала для посетителей отличалась простотой и скромностью убранства. Ее украшением служили лишь незатейливая мебель и распятие. Однако к услугам и вящей радости мирян там имелся очаг и вино, чтобы согреть промерзшие кости. Опустившись на скамью, сэр Уолтер попивал божественный, как ему сначала показалось, нектар, на самом деле являвшийся дрянным винишком, годным лишь для нищих бродяг. Фонтевиль принадлежал цистерцианскому монашескому ордену, славившемуся своим аскетизмом и равнодушием к мирским заботам, богатству и славе. Капитана удивило, что юноша питал нездоровую страсть к отсутствию удобств.
Ричард Фитц-Хью мерил шагами сумрачную залу, время от времени прикладываясь к вину – мрачные мысли не давали покоя его усталому телу. Эвешем восхищенно смотрел на юношу. Великолепное телосложение, золотистые волосы и красивое лицо рыцаря прекрасно дополнялись мужественным характером. Именно капитан настоял на том, чтобы этот молодой человек после окончания Кортенея вступил в ряды стражей Уорфилда. В глубине души сэр Уолтер думал о нем как о сыне, которого у него никогда не было. У лорда Хью имелось достаточно детей мужского пола, конечно, он мог пожертвовать наименее важным и дорогим из них. Эвешем вздохнул и отпил вина. Его хозяин уже на небесах, а Ричард Фитц-Хью никогда не сможет занять его место на земле. Некоторые вещи невозможно изменить. Незаконнорожденность – одна из таких проблем.
Когда заутреня и хвалебные гимны были закончены, аббат Вильям прошел в залу. Предупрежденный о посетителях, он мрачно хмурился. Аббаты обязаны заботиться о благополучии своего монастыря, но Вильям считал, что на первом месте должен стоять Господь.
Обменявшись приветствиями с гостями, аббат поинтересовался:
– Вы хотите видеть Адриана де Лэнси?
Коротко сэр Уолтер объяснил причину, добавив:
– Он ведь еще не принял обет?
– Нет, юноша сможет сделать это лишь через месяц, когда ему исполнится шестнадцать лет, – длинное лицо аббата сморщилось. – Я так понимаю, что теперь Адриан потерян для нас. Жаль, у него к этому настоящее призвание, – повернувшись, настоятель приказал монаху привести послушника, затем уселся и молча ждал, положив руки на стол и полуприкрыв глаза.
Через несколько минут юноша вошел в комнату. Горел один единственный факел, посетителей скрывала тень, поэтому у капитана имелась возможность внимательно рассмотреть Адриана, устремившего взгляд на аббата. В прошлом рыцарь обращал мало внимания на младшего сына лорда, а сейчас старался как можно быстрее понять его.
Адриан де Лэнси оказался не худеньким низкорослым юнцом, каким помнил его Уолтер. Приблизившись к возрасту возмужания, юноша подрос, достигнув среднего роста, и под грубой белой рясой цистерцианского ордена вырисовывалось здоровое, крепкое тело. Он прошел по комнате с изящной, тигриной грацией воина, а не смиренной походкой служителя Господа.
Юноша унаследовал золотые волосы отца и старших братьев, но у него они были намного светлее и казались почти серебряными. На правильных чертах лица лежала печать спокойствия и умиротворения, не отражая ни удивления, ни тревоги от того, что его вызвали в такой поздний час. То же выражение отчужденности и спокойствия было присуще Адриану с детства, наверное, поэтому под взглядом этих холодных глаз сэр Уолтер никогда не чувствовал себя спокойно.
Адриан поклонился аббату.
– Вы хотели поговорить со мной, отец? – его низкий голос был приятен и казался таким же холодным и спокойным, как и внешность.
– К тебе посетители, – отец Вильям указал на едва различимые силуэты.
Юноша обернулся. При виде брата его серые глаза потеплели.
– Ричард! – с уважением и явным удовольствием он пожал протянутую руку.
Брат радостно ответил на рукопожатие. Вглядевшись в полумрак, Адриан узнал сэра Уолтера, и с его лица исчезло выражение радости, сменившись выжиданием и тревогой – присутствие капитана стражи родового замка говорило о весьма необычной причине визита. Отпустив руку Ричарда, послушник проговорил:
– Сэр Уолтер, рад приветствовать вас. Вы привезли новости из Уорфилда?
Старый воин тяжело поднялся.
– Сэр Адриан, я привез плохие вести, – выйдя на свет, мужчина протянул юноше фамильный меч с гравированной рукоятью. Не было нужды объяснять, что оружие взято из окоченевших рук мертвого хозяина.
Угрюмое приветствие рыцаря красноречиво говорило о беде. Проходили бесконечные минуты, а юный послушник все еще не отрывал глаз от рукояти меча.
Молчание стало почти невыносимым, когда Адриан спросил ровным голосом:
– Что произошло?
– Две ночи назад на поместье Киркстол было совершено нападение, и мы с Ричардом отправились в погоню за разбойниками, взяв с собой почти всех рыцарей. По какому-то дьявольскому совпадению все три ваших брата приехали в Уорфилд на рождество, поэтому я сказал сэру Хью, что ему нет абсолютно никакой необходимости ехать вместе с нами, пусть наслаждается обществом сыновей и недавно появившегося внука, – голос капитана звучал глухо, в нем ясно чувствовались осуждающие нотки. – Теперь я уверен, что набег на Киркстол являлся чистой воды уловкой, чтобы выманить нас из Уорфилда. В наше отсутствие замок был атакован, прямо на рождество, на заре, когда все спали. Главное здание сожжено, все находившиеся в нем погибли. Несколько крестьян, разбуженных звуками битвы, видели происходящее из леса. Ваш отец и братья храбро сражались тем оружием, что сумели найти, но шансов на спасение не оставалось. Это была хорошо спланированная резня, – мужчина кивком головы указал на меч. – Мы нашли оружие вашего отца рядом с его телом. Это одна из немногих вещей, переживших пожар.
На лице Адриана появилось иное выражение. На нем не дрогнул ни единый мускул, однако скулы побелели и заострились. Теперь капитан видел перед собой не мальчика, а взрослого мужчину. Холодность и отчужденность исчезли, глаза излучали жар раскаленного металла.
– Кто? – голос прозвучал спокойно, однако в нем ясно слышались боль и невероятное напряжение.
– Ги Бургонь, – громко произнес сэр Уолтер, и имя обидчика прозвучало словно ругательство или проклятие. – Разбойник, стремящийся создать собственное королевство на севере, – забыв, где он находится, старый рыцарь сплюнул на пол. – Он один из сильнейших сторонников короля Стивена и знает, что тот не накажет его. Но кто бы мог предположить, что Бургонь заберется так далеко на юг и убьет крупного землевладельца в его собственном поместье?
Адриан повернулся и встал на колени перед аббатом Вильямом, который молча наблюдал за происходящим.
– Милорд, мне необходимо покинуть Фонтевиль, как бы это ни огорчало меня. Вы дадите свое благословение?
– Да, конечно, мой мальчик, – положив руку на светлые волосы юноши, аббат пробормотал несколько латинских фраз и вздохнул. – Сражайся за себя, сын мой. Ты и есть свой собственный злейший враг.
– Я знаю об этом, – Адриан встал с колен, взял меч из рук сэра Уолтера и резким движением извлек клинок из ножен. Осторожно проведя пальцами по острию, измазанному кровью, юноша поцеловал зазубренный металл.
Не отрывая глаз от нового владельца Уорфилда, капитан вздрогнул, потрясенный увиденным несомненным сходством – в бешеной, слепой ярости Адриан был копией своего деда, легендарного воина, прекрасного, как ангел, и порочного, как сам дьявол. Его дочь, леди Элинор, славившаяся кротостью и добротой, была женой владельца Уорфилда и матерью его сыновей. Сэр Уолтер не ожидал увидеть черты ее отца в детях. Старого вояку поразило такое сходство, надо сказать, не очень приятное.
Когда Адриан поднял голову, его глаза сверкали не меньше, чем клинок.
– Сэр Уолтер, посвятите меня в рыцари.
– Но… вам только пятнадцать лет. Вас еще не подготовили к этому, – капитан покачал головой. – Посвящение в рыцари – одно из величайших событий в жизни мужчины, это следует делать не торопясь.
– Я учился владеть оружием и преуспел, кроме того, два года молюсь и очищаю душу и мысли от грязных помыслов, – голос юноши звучал сухо. – Может быть, именно сейчас Бургонь отправляется в поход, чтобы захватить земли Уорфилда, поэтому у нас нет времени. Если я теперь владелец родового поместья, меня следует посвятить в рыцари. Вам придется исполнить обряд посвящения.
Капитан в нерешительности молчал – он слишком устал, чтобы принять такое быстрое и ответственное решение. Тишину нарушил голос Ричарда, прозвучавший из темноты:
– Адриан прав. Перед ним стоит трудная задача, и он должен разрешить ее как равный среди равных. – Старый рыцарь все еще колебался, поэтому Ричард продолжал: – Если ты не сделаешь этого, придется мне. Однако, я считаю, что ты более подходишь, чтобы удостоить его этой чести.
На это капитан не сумел возразить. Юноша, готовящийся стать владельцем поместья или накануне битвы, должен быть посвящен в рыцари. Тем более, что молодому человеку предстояло и то, и другое.
Обычай велел произнести несколько напутственных слов, и старый воин, откашлявшись, встретился взглядом с юношей, неподвижно стоящим перед ним, словно каменное изваяние.
– Быть рыцарем – очень большая привилегия и такая же ответственность. Рыцарь должен служить Богу и церкви, выказывать любовь и лояльность к своему суверену[1] и защищать слабых.
Он замолчал, а Ричард, шагнув вперед, закрепил пояс с мечом на талии брата. Сэр Уолтер продолжал:
– Пусть Господь даст тебе мудрость и силу, чтобы ты мог жить и умереть с честью. Так стань же рыцарем, сэр Адриан, – капитан хлопнул юношу по плечу, что являлось ритуальным знаком посвящения, и церемония на этом завершилась.
Должно быть, зрелище было нелепым и несуразным – монах в белом одеянии с мечом, однако присутствующим так не казалось. Ричард сделал шаг вперед и заключил брата в объятия, затем, взяв Евангелие аббата, присягнул на верность новому владельцу Уорфилда. Растерявшись на мгновение, сэр Уолтер опомнился и сделал то же самое.
Выслушав их клятвы с самым серьезным видом, Адриан повернулся к простому скромному распятию, висевшему на стене, и встал на колени. Вытащив меч из ножен, юноша протянул его вперед так, чтобы тень от меча совпадала с крестом.
– Клянусь перед Богом и человеком, что сделаю Уорфилд сильнее, чем прежде, – голос от напряжения звучал хрипло. – Клянусь, что моя семья и все, кто погиб вместе с нею, будут отомщены независимо от того, сколько это займет времени, даже если будет стоить мне жизни.
Из троих мужчин, присутствующих при этой сцене, лишь Ричард оценил значение того факта, что Адриан поклялся не только восстановить замок и отомстить врагам, но и твердо намеревался достичь цели любой ценой. Прекрасно зная брата, Фитц-Хью не сомневался, что клятва будет выполнена.
Вслед за монахом сэр Уолтер и Ричард вышли из залы и, пройдя через двор, попали в помещение для гостей, где можно было как следует отдохнуть. Адриану претила мысль улечься в постель и забыться сном, слишком противоречивые чувства овладели им. Взглянув на небо, он увидел, что луна практически исчезла, оставив вместо себя дьявольскую усмешку. По поверью, затмение предвещает большие перемены. В нынешней ситуации в этом не приходилось сомневаться: завтра его жизнь круто изменится.
Повернув направо, новоиспеченный рыцарь направился к церкви.
Просторное помещение освещалось лишь несколькими свечами, чье пламя колыхалось на сквозняке, а холод камней внутри навевал ужасную тоску не меньше, чем зимняя стужа снаружи. Часом раньше Адриан находился здесь вместе с другими послушниками и певчими, воздавая хвалы Богу. От тел окружающих исходило тепло, в пении звучала гармония, а вера в то, что вся его жизнь пройдет здесь, вызывала умиротворение. Теперь умиротворение и спокойствие исчезли, может быть, навсегда.
Адриан поставил несколько свечей за упокой души усопших и зажег первую из них в память о погибшем отце, лорде Хью, владельце Уорфилда. Лорд славился своей непреклонностью и жестокостью, вызывая к себе больше уважения и страха, нежели любви, однако верил в доблесть и честно исполнял свой долг.
Затем зажег еще три свечи за упокой души старшего брата Хью, его жены и младенца, погибшего вместе с родителями на Рождество. Хью-младший был точной копией отца, унаследовал его дерзость и отвагу. Должно быть, люди Бургоня дорого заплатили за его смерть.
Еще одна свеча зажжена в память Эмори де Лэнси, второго сына лорда Хью, на год моложе первенца. Отказываясь признавать свое второе место, безземелье и безденежье, он всеми силами старался ни в чем не уступать старшему брату. И действительно, Эмори был равен ему во всем.
Болдуин – младший из погибших братьев. Одногодок с Ричардом, он всегда с презрением относился к незаконнорожденному брату. По иронии судьбы бастард выжил потому, что на пронизывающем декабрьском ветру преследовал напавших на поместье, а законные сыновья наслаждались уютом и теплом волшебного праздника.
Адриан полной грудью вдохнул воздух, наполненный запахом горящих свечей. Он злился на себя, не понимая, горевать ли ему или радоваться, что единственным членом семьи, оставшимся в живых после ужасной бойни, был бастард, наиболее любимый из братьев.
Рот юноши искривился в горестной усмешке. Пусть он испорчен и его мысли греховны, нельзя же отрицать собственные чувства.
Затем, следуя заведенному ритуалу, юноша зажег свечу в память своей матери, хотя ее душа уже и не нуждалась в молитвах, поэтому он воззвал о всепрощении. Когда годом раньше Элинор ушла в мир иной, причем настолько быстро, что Адриан не успел к смертному одру, юный послушник чуть не сошел с ума от горя и тоски, упрекая Бога в несправедливости – зачем забирать к себе женщину столь добрую и сердечную? Наверное, надо было больше верить Господу, ведь именно благодаря его милосердию мать умерла быстро и спокойно, не мучаясь в судорогах от адского пламени, унесшего жизни жителей Уорфилда, вопящих от боли и корчившихся в страшных муках.
Наконец юный владелец поместья, единственный оставшийся в живых из законных наследников, зажег остальные свечи. Взметнувшееся пламя рассеяло мрак, наполняя воздух запахом воска и теплом. Таким образом Адриан почтил память кухарок и посудомоек, конюхов и горничных, принявших смерть от рук Бургоня и его людей. Он помнил их, с некоторыми играл и набирался жизненного опыта от других. Пусть Господь будет к ним милосерден. Они заслужили право искать защиты у своего господина, однако лорд Хью не сумел этого сделать. Так, дай Бог, чтобы его сын не повторил подобных ошибок.
Стуча грубыми башмаками, юноша направился в часовню Божьей Матери, где перед ее статуей горело множество свечей. Ему всегда нравилось это место. Спокойствие и бесконечная доброта святой напоминали ему собственную мать, которая была символом всего светлого и чистого в его жизни. В том, что люди искренне верили в церковь и милосердие Господне, заключалась правда жизни и смысл существования, потому как церковь и вера являлись движущей силой цивилизации и сострадания у всех народов, как и женщины, приносящие доброту и мягкость в земное существование.
Адриан встал на колени и положил меч перед статуей. По обычаю, посвящаемые в рыцари молятся над своим оружием ночью перед церемонией, прося у Всевышнего силы и смирение, но новый владелец Уорфилда был вынужден изменить порядок. Склонив голову, он закрыл лицо руками и судорожно вздохнул, не замечая могильного холода камня, на котором стоял.
Пытаясь молиться, юноша никак не мог сосредоточиться, его мысли путались, смешивая планы на будущее с мучившими его чувствами. Ему следует подать протест королю, доложив о недостойном поведении Бургоня. Стивен, конечно же, не накажет своего фаворита, но, возможно, его участие уменьшит боль и облегчит страдание юноши, унаследовавшего большое состояние такой жуткой ценой. Кроме того, суверен может уменьшить налог на наследство. Адриану крайне необходимы деньги, чтобы отстроить Уорфилд и сделать его из камня, навсегда исключив опасность пожара. У него и раньше возникали мысли об уязвимости замка, однако лорд Хью мало обращал внимания на слова бесправного сына.
Налоги, восстановление замка – мирские, вполне разрешимые проблемы. Ломать голову необходимо над тем, что теперь он вступил во владение огромным поместьем, в его распоряжении и полной власти оказались сотни людей. Жизнь монаха нелегка, но проста, и здесь, в Фонтевиле, можно обуздать свои страсти.
Шропшир,
25 декабря 1137 года.
Бледное рождественское солнце садилось, знаменуя окончание ужасного дня, когда два рыцаря, оседлав коней, отправились в далекий путь. На темном небе все еще виднелось зарево – кровавое, мрачное, торжественное. Рыцари мчались во весь опор, оставляя за собой мили родной английской земли, ехали молча, не произнося ни слова.
В полночь добрались до последнего на их пути холма. Не сговариваясь, юный рыцарь и его старший товарищ натянули поводья, останавливая взмыленных коней и вглядываясь в пустынную долину внизу, где лежало аббатство Фонтевиль, освещенное холодным серебряным светом луны.
– Хотел бы я, чтобы ты оказался законнорожденным, – с горечью проговорил старший. Уолтер Эвешем, капитан стражи де Лэнси, был почти членом их семьи, и теперь, когда разразилась катастрофа, желал умереть вместе с ними.
Уголки рта юного рыцаря опустились в горькой гримасе – он с ранних лет страдал от своего двусмысленного положения.
– Ты не можешь желать этого больше, чем я, но одного желания мало, оно не может изменить тот факт, что моя мать была не женой, а лишь служанкой отца.
Капитан перевел взгляд на спутника. Несмотря на худощавую фигуру, Ричард Фитц-Хью считался закаленным, опытным и храбрым бойцом. На прошлой неделе его посвятили в рыцари, и все были уверены, что юноша заслужил это право, а ведь ему исполнилось всего лишь восемнадцать лет.
– Ричард, ты лучший из сыновей лорда Хью, – мрачно проговорил Уолтер. – Для Уорфилда было бы гораздо лучше, если бы наследником являлся ты.
Юный рыцарь не обратил внимания на эти слова и махнул рукой в направлении аббатства.
– Ты недооцениваешь моего брата Адриана, а зря.
– Он болезненный, хрупкий, набожный мальчишка, – проворчал старый капитан. – Было бы лучше, если бы он остался в Фонтевиле и принял обет. Что он может сделать, чтобы держать в руках власть над землями, словно сошедшими с ума?
– Очень многое. Я знаю Адриана, он дьявольски умен и хорошо владеет мечом, – Ричард плотнее закутался в плащ, наброшенный поверх доспехов. На декабрьском ветру металл был холоден, как лед, но из-за катастрофы, разразившейся в поместье, они не решились ехать не вооруженными. – Думаю, несмотря на молодость, брат сумеет удержать власть над Уорфилдом и будет управлять не хуже отца.
– Я и забыл, что вас вдвоем направили на воспитание в Кортеней, – сэр Уолтер пришпорил коня и, нахмурившись, раздумывал над оптимизмом Ричарда.
– Да, мы жили в одной комнате и вместе тренировались все пять лет, пока Адриан не решил обратиться в лоно церкви, – Ричард последовал за спутником, вспоминая, как двое мальчиков, втайне друг от друга страдающих от тоски по дому, держались вместе, окруженные множеством незнакомых и, зачастую, враждебных лиц. Они по праву считали себя братьями, крепко сдружились и привязались друг к другу. Незаконнорожденный сын сэра Хью чувствовал себя хорошо с Адрианом, чего нельзя было сказать о других сыновьях лорда.
– Адриан хорошо владеет оружием? – в голосе капитана слышалось недоумение, потому что это никак не вязалось с образом, сложившимся в его представлении.
– Да, очень хорошо. К тому же, у него сильная воля. Мы проверяли свое мастерство друг на друге, ну, как делали все остальные ученики, – Ричард хитро улыбнулся. – Не будь я старше и опытнее, мне бы никогда не удалось победить его. Так что наши силы были практически равны.
– Он мог победить тебя? – сэр Уолтер изумленно взглянул на молодого человека – не шутит ли тот, но выражение лица юноши было серьезным.
– Адриан пришел в Фонтевиль потому, что любит Бога, а не потому, что боится человека, – Ричард понимал – он не в силах объяснить истинные причины, побудившие брата стать монахом. – Кроме того, ему, как младшему сыну, нечего было наследовать. Теперь все изменилось.
Сэр Уолтер, упорно не желавший изменить свою точку зрения, уже открыл рот, чтобы возразить, но, взглянув на луну, пробормотал:
– Пресвятая Матерь Божья, – капитан натянул поводья, останавливая коня.
Юный рыцарь поднял глаза к небу и задохнулся от ужаса, увидев, что напугало его спутника. На правильной формы серебряно-белый диск луны надвигалась тень. Затемненный участок тускло мерцал зловещим багряным светом – так, наверное, горит пламя в аду.
– Это ничего не значит, – торопливо проговорил сэр Уолтер, тщательно скрывая беспокойство и не отрывая глаз от страшного видения. – Я уже видел такое раньше, это пройдет, и ровным счетом ничего не значит, – однако капитан сам не верил своим словам. Затмение всегда трактовалось как предзнаменование великих и зловещих событий и, возможно, вполне подходило для такого трагического дня. Пришпорив усталого коня, мужчина размышлял, хорошее ли это предзнаменование для юноши, неожиданно для себя ставшего новым владельцем Уорфилда.
Сторож недоверчиво рассматривал двух рыцарей и долго расспрашивал о цели визита, прежде чем впустить их. В те времена даже служители Господа были осторожны, и это казалось вполне обоснованным. Двое усталых людей спешились и пошли через двор аббатства, направляясь к жилищу монахов. Ветер поднимал сухие листья, с тихим шорохом носившиеся по промерзлой земле. Тень закрыла уже половину луны, посылая на землю зловещий кровавый свет.
Из церкви доносилось стройное пение монахов. Согласованность и красота звуков напомнили о существовании высшего, лучшего мира и принесли успокоение измученной душе сэра Уолтера. Рука крепче сжала рукоять меча, бывшего свидетелем многих жестоких битв. Кто знает, может, Ричард и прав насчет Адриана.
Зала для посетителей отличалась простотой и скромностью убранства. Ее украшением служили лишь незатейливая мебель и распятие. Однако к услугам и вящей радости мирян там имелся очаг и вино, чтобы согреть промерзшие кости. Опустившись на скамью, сэр Уолтер попивал божественный, как ему сначала показалось, нектар, на самом деле являвшийся дрянным винишком, годным лишь для нищих бродяг. Фонтевиль принадлежал цистерцианскому монашескому ордену, славившемуся своим аскетизмом и равнодушием к мирским заботам, богатству и славе. Капитана удивило, что юноша питал нездоровую страсть к отсутствию удобств.
Ричард Фитц-Хью мерил шагами сумрачную залу, время от времени прикладываясь к вину – мрачные мысли не давали покоя его усталому телу. Эвешем восхищенно смотрел на юношу. Великолепное телосложение, золотистые волосы и красивое лицо рыцаря прекрасно дополнялись мужественным характером. Именно капитан настоял на том, чтобы этот молодой человек после окончания Кортенея вступил в ряды стражей Уорфилда. В глубине души сэр Уолтер думал о нем как о сыне, которого у него никогда не было. У лорда Хью имелось достаточно детей мужского пола, конечно, он мог пожертвовать наименее важным и дорогим из них. Эвешем вздохнул и отпил вина. Его хозяин уже на небесах, а Ричард Фитц-Хью никогда не сможет занять его место на земле. Некоторые вещи невозможно изменить. Незаконнорожденность – одна из таких проблем.
Когда заутреня и хвалебные гимны были закончены, аббат Вильям прошел в залу. Предупрежденный о посетителях, он мрачно хмурился. Аббаты обязаны заботиться о благополучии своего монастыря, но Вильям считал, что на первом месте должен стоять Господь.
Обменявшись приветствиями с гостями, аббат поинтересовался:
– Вы хотите видеть Адриана де Лэнси?
Коротко сэр Уолтер объяснил причину, добавив:
– Он ведь еще не принял обет?
– Нет, юноша сможет сделать это лишь через месяц, когда ему исполнится шестнадцать лет, – длинное лицо аббата сморщилось. – Я так понимаю, что теперь Адриан потерян для нас. Жаль, у него к этому настоящее призвание, – повернувшись, настоятель приказал монаху привести послушника, затем уселся и молча ждал, положив руки на стол и полуприкрыв глаза.
Через несколько минут юноша вошел в комнату. Горел один единственный факел, посетителей скрывала тень, поэтому у капитана имелась возможность внимательно рассмотреть Адриана, устремившего взгляд на аббата. В прошлом рыцарь обращал мало внимания на младшего сына лорда, а сейчас старался как можно быстрее понять его.
Адриан де Лэнси оказался не худеньким низкорослым юнцом, каким помнил его Уолтер. Приблизившись к возрасту возмужания, юноша подрос, достигнув среднего роста, и под грубой белой рясой цистерцианского ордена вырисовывалось здоровое, крепкое тело. Он прошел по комнате с изящной, тигриной грацией воина, а не смиренной походкой служителя Господа.
Юноша унаследовал золотые волосы отца и старших братьев, но у него они были намного светлее и казались почти серебряными. На правильных чертах лица лежала печать спокойствия и умиротворения, не отражая ни удивления, ни тревоги от того, что его вызвали в такой поздний час. То же выражение отчужденности и спокойствия было присуще Адриану с детства, наверное, поэтому под взглядом этих холодных глаз сэр Уолтер никогда не чувствовал себя спокойно.
Адриан поклонился аббату.
– Вы хотели поговорить со мной, отец? – его низкий голос был приятен и казался таким же холодным и спокойным, как и внешность.
– К тебе посетители, – отец Вильям указал на едва различимые силуэты.
Юноша обернулся. При виде брата его серые глаза потеплели.
– Ричард! – с уважением и явным удовольствием он пожал протянутую руку.
Брат радостно ответил на рукопожатие. Вглядевшись в полумрак, Адриан узнал сэра Уолтера, и с его лица исчезло выражение радости, сменившись выжиданием и тревогой – присутствие капитана стражи родового замка говорило о весьма необычной причине визита. Отпустив руку Ричарда, послушник проговорил:
– Сэр Уолтер, рад приветствовать вас. Вы привезли новости из Уорфилда?
Старый воин тяжело поднялся.
– Сэр Адриан, я привез плохие вести, – выйдя на свет, мужчина протянул юноше фамильный меч с гравированной рукоятью. Не было нужды объяснять, что оружие взято из окоченевших рук мертвого хозяина.
Угрюмое приветствие рыцаря красноречиво говорило о беде. Проходили бесконечные минуты, а юный послушник все еще не отрывал глаз от рукояти меча.
Молчание стало почти невыносимым, когда Адриан спросил ровным голосом:
– Что произошло?
– Две ночи назад на поместье Киркстол было совершено нападение, и мы с Ричардом отправились в погоню за разбойниками, взяв с собой почти всех рыцарей. По какому-то дьявольскому совпадению все три ваших брата приехали в Уорфилд на рождество, поэтому я сказал сэру Хью, что ему нет абсолютно никакой необходимости ехать вместе с нами, пусть наслаждается обществом сыновей и недавно появившегося внука, – голос капитана звучал глухо, в нем ясно чувствовались осуждающие нотки. – Теперь я уверен, что набег на Киркстол являлся чистой воды уловкой, чтобы выманить нас из Уорфилда. В наше отсутствие замок был атакован, прямо на рождество, на заре, когда все спали. Главное здание сожжено, все находившиеся в нем погибли. Несколько крестьян, разбуженных звуками битвы, видели происходящее из леса. Ваш отец и братья храбро сражались тем оружием, что сумели найти, но шансов на спасение не оставалось. Это была хорошо спланированная резня, – мужчина кивком головы указал на меч. – Мы нашли оружие вашего отца рядом с его телом. Это одна из немногих вещей, переживших пожар.
На лице Адриана появилось иное выражение. На нем не дрогнул ни единый мускул, однако скулы побелели и заострились. Теперь капитан видел перед собой не мальчика, а взрослого мужчину. Холодность и отчужденность исчезли, глаза излучали жар раскаленного металла.
– Кто? – голос прозвучал спокойно, однако в нем ясно слышались боль и невероятное напряжение.
– Ги Бургонь, – громко произнес сэр Уолтер, и имя обидчика прозвучало словно ругательство или проклятие. – Разбойник, стремящийся создать собственное королевство на севере, – забыв, где он находится, старый рыцарь сплюнул на пол. – Он один из сильнейших сторонников короля Стивена и знает, что тот не накажет его. Но кто бы мог предположить, что Бургонь заберется так далеко на юг и убьет крупного землевладельца в его собственном поместье?
Адриан повернулся и встал на колени перед аббатом Вильямом, который молча наблюдал за происходящим.
– Милорд, мне необходимо покинуть Фонтевиль, как бы это ни огорчало меня. Вы дадите свое благословение?
– Да, конечно, мой мальчик, – положив руку на светлые волосы юноши, аббат пробормотал несколько латинских фраз и вздохнул. – Сражайся за себя, сын мой. Ты и есть свой собственный злейший враг.
– Я знаю об этом, – Адриан встал с колен, взял меч из рук сэра Уолтера и резким движением извлек клинок из ножен. Осторожно проведя пальцами по острию, измазанному кровью, юноша поцеловал зазубренный металл.
Не отрывая глаз от нового владельца Уорфилда, капитан вздрогнул, потрясенный увиденным несомненным сходством – в бешеной, слепой ярости Адриан был копией своего деда, легендарного воина, прекрасного, как ангел, и порочного, как сам дьявол. Его дочь, леди Элинор, славившаяся кротостью и добротой, была женой владельца Уорфилда и матерью его сыновей. Сэр Уолтер не ожидал увидеть черты ее отца в детях. Старого вояку поразило такое сходство, надо сказать, не очень приятное.
Когда Адриан поднял голову, его глаза сверкали не меньше, чем клинок.
– Сэр Уолтер, посвятите меня в рыцари.
– Но… вам только пятнадцать лет. Вас еще не подготовили к этому, – капитан покачал головой. – Посвящение в рыцари – одно из величайших событий в жизни мужчины, это следует делать не торопясь.
– Я учился владеть оружием и преуспел, кроме того, два года молюсь и очищаю душу и мысли от грязных помыслов, – голос юноши звучал сухо. – Может быть, именно сейчас Бургонь отправляется в поход, чтобы захватить земли Уорфилда, поэтому у нас нет времени. Если я теперь владелец родового поместья, меня следует посвятить в рыцари. Вам придется исполнить обряд посвящения.
Капитан в нерешительности молчал – он слишком устал, чтобы принять такое быстрое и ответственное решение. Тишину нарушил голос Ричарда, прозвучавший из темноты:
– Адриан прав. Перед ним стоит трудная задача, и он должен разрешить ее как равный среди равных. – Старый рыцарь все еще колебался, поэтому Ричард продолжал: – Если ты не сделаешь этого, придется мне. Однако, я считаю, что ты более подходишь, чтобы удостоить его этой чести.
На это капитан не сумел возразить. Юноша, готовящийся стать владельцем поместья или накануне битвы, должен быть посвящен в рыцари. Тем более, что молодому человеку предстояло и то, и другое.
Обычай велел произнести несколько напутственных слов, и старый воин, откашлявшись, встретился взглядом с юношей, неподвижно стоящим перед ним, словно каменное изваяние.
– Быть рыцарем – очень большая привилегия и такая же ответственность. Рыцарь должен служить Богу и церкви, выказывать любовь и лояльность к своему суверену[1] и защищать слабых.
Он замолчал, а Ричард, шагнув вперед, закрепил пояс с мечом на талии брата. Сэр Уолтер продолжал:
– Пусть Господь даст тебе мудрость и силу, чтобы ты мог жить и умереть с честью. Так стань же рыцарем, сэр Адриан, – капитан хлопнул юношу по плечу, что являлось ритуальным знаком посвящения, и церемония на этом завершилась.
Должно быть, зрелище было нелепым и несуразным – монах в белом одеянии с мечом, однако присутствующим так не казалось. Ричард сделал шаг вперед и заключил брата в объятия, затем, взяв Евангелие аббата, присягнул на верность новому владельцу Уорфилда. Растерявшись на мгновение, сэр Уолтер опомнился и сделал то же самое.
Выслушав их клятвы с самым серьезным видом, Адриан повернулся к простому скромному распятию, висевшему на стене, и встал на колени. Вытащив меч из ножен, юноша протянул его вперед так, чтобы тень от меча совпадала с крестом.
– Клянусь перед Богом и человеком, что сделаю Уорфилд сильнее, чем прежде, – голос от напряжения звучал хрипло. – Клянусь, что моя семья и все, кто погиб вместе с нею, будут отомщены независимо от того, сколько это займет времени, даже если будет стоить мне жизни.
Из троих мужчин, присутствующих при этой сцене, лишь Ричард оценил значение того факта, что Адриан поклялся не только восстановить замок и отомстить врагам, но и твердо намеревался достичь цели любой ценой. Прекрасно зная брата, Фитц-Хью не сомневался, что клятва будет выполнена.
Вслед за монахом сэр Уолтер и Ричард вышли из залы и, пройдя через двор, попали в помещение для гостей, где можно было как следует отдохнуть. Адриану претила мысль улечься в постель и забыться сном, слишком противоречивые чувства овладели им. Взглянув на небо, он увидел, что луна практически исчезла, оставив вместо себя дьявольскую усмешку. По поверью, затмение предвещает большие перемены. В нынешней ситуации в этом не приходилось сомневаться: завтра его жизнь круто изменится.
Повернув направо, новоиспеченный рыцарь направился к церкви.
Просторное помещение освещалось лишь несколькими свечами, чье пламя колыхалось на сквозняке, а холод камней внутри навевал ужасную тоску не меньше, чем зимняя стужа снаружи. Часом раньше Адриан находился здесь вместе с другими послушниками и певчими, воздавая хвалы Богу. От тел окружающих исходило тепло, в пении звучала гармония, а вера в то, что вся его жизнь пройдет здесь, вызывала умиротворение. Теперь умиротворение и спокойствие исчезли, может быть, навсегда.
Адриан поставил несколько свечей за упокой души усопших и зажег первую из них в память о погибшем отце, лорде Хью, владельце Уорфилда. Лорд славился своей непреклонностью и жестокостью, вызывая к себе больше уважения и страха, нежели любви, однако верил в доблесть и честно исполнял свой долг.
Затем зажег еще три свечи за упокой души старшего брата Хью, его жены и младенца, погибшего вместе с родителями на Рождество. Хью-младший был точной копией отца, унаследовал его дерзость и отвагу. Должно быть, люди Бургоня дорого заплатили за его смерть.
Еще одна свеча зажжена в память Эмори де Лэнси, второго сына лорда Хью, на год моложе первенца. Отказываясь признавать свое второе место, безземелье и безденежье, он всеми силами старался ни в чем не уступать старшему брату. И действительно, Эмори был равен ему во всем.
Болдуин – младший из погибших братьев. Одногодок с Ричардом, он всегда с презрением относился к незаконнорожденному брату. По иронии судьбы бастард выжил потому, что на пронизывающем декабрьском ветру преследовал напавших на поместье, а законные сыновья наслаждались уютом и теплом волшебного праздника.
Адриан полной грудью вдохнул воздух, наполненный запахом горящих свечей. Он злился на себя, не понимая, горевать ли ему или радоваться, что единственным членом семьи, оставшимся в живых после ужасной бойни, был бастард, наиболее любимый из братьев.
Рот юноши искривился в горестной усмешке. Пусть он испорчен и его мысли греховны, нельзя же отрицать собственные чувства.
Затем, следуя заведенному ритуалу, юноша зажег свечу в память своей матери, хотя ее душа уже и не нуждалась в молитвах, поэтому он воззвал о всепрощении. Когда годом раньше Элинор ушла в мир иной, причем настолько быстро, что Адриан не успел к смертному одру, юный послушник чуть не сошел с ума от горя и тоски, упрекая Бога в несправедливости – зачем забирать к себе женщину столь добрую и сердечную? Наверное, надо было больше верить Господу, ведь именно благодаря его милосердию мать умерла быстро и спокойно, не мучаясь в судорогах от адского пламени, унесшего жизни жителей Уорфилда, вопящих от боли и корчившихся в страшных муках.
Наконец юный владелец поместья, единственный оставшийся в живых из законных наследников, зажег остальные свечи. Взметнувшееся пламя рассеяло мрак, наполняя воздух запахом воска и теплом. Таким образом Адриан почтил память кухарок и посудомоек, конюхов и горничных, принявших смерть от рук Бургоня и его людей. Он помнил их, с некоторыми играл и набирался жизненного опыта от других. Пусть Господь будет к ним милосерден. Они заслужили право искать защиты у своего господина, однако лорд Хью не сумел этого сделать. Так, дай Бог, чтобы его сын не повторил подобных ошибок.
Стуча грубыми башмаками, юноша направился в часовню Божьей Матери, где перед ее статуей горело множество свечей. Ему всегда нравилось это место. Спокойствие и бесконечная доброта святой напоминали ему собственную мать, которая была символом всего светлого и чистого в его жизни. В том, что люди искренне верили в церковь и милосердие Господне, заключалась правда жизни и смысл существования, потому как церковь и вера являлись движущей силой цивилизации и сострадания у всех народов, как и женщины, приносящие доброту и мягкость в земное существование.
Адриан встал на колени и положил меч перед статуей. По обычаю, посвящаемые в рыцари молятся над своим оружием ночью перед церемонией, прося у Всевышнего силы и смирение, но новый владелец Уорфилда был вынужден изменить порядок. Склонив голову, он закрыл лицо руками и судорожно вздохнул, не замечая могильного холода камня, на котором стоял.
Пытаясь молиться, юноша никак не мог сосредоточиться, его мысли путались, смешивая планы на будущее с мучившими его чувствами. Ему следует подать протест королю, доложив о недостойном поведении Бургоня. Стивен, конечно же, не накажет своего фаворита, но, возможно, его участие уменьшит боль и облегчит страдание юноши, унаследовавшего большое состояние такой жуткой ценой. Кроме того, суверен может уменьшить налог на наследство. Адриану крайне необходимы деньги, чтобы отстроить Уорфилд и сделать его из камня, навсегда исключив опасность пожара. У него и раньше возникали мысли об уязвимости замка, однако лорд Хью мало обращал внимания на слова бесправного сына.
Налоги, восстановление замка – мирские, вполне разрешимые проблемы. Ломать голову необходимо над тем, что теперь он вступил во владение огромным поместьем, в его распоряжении и полной власти оказались сотни людей. Жизнь монаха нелегка, но проста, и здесь, в Фонтевиле, можно обуздать свои страсти.