Страница:
– Я тоже, – с достоинством сказал он, – друг миссис Николсон.
– А это ее дети? – спросила Ламун, а Джереми и Дженнифер, подняв головы, откровенно уставились на нее.
Ли Пи кивнул.
– Она доверила мне отвезти их на квартиру миссис Гарланд. – Улыбка исчезла с его лица, он опять стал озабоченным и старым. – Но квартиру миссис Гарланд разбомбили, поэтому нам пришлось перебраться сюда. Служащие тут меня знают. Я – Ли Пи.
Его имя совершенно ничего не говорило Ламун. Она, как и многие европейцы, думала, что он просто старик пенсионер. Посмотрев на него, она почтительно уточнила:
– А что миссис Гарланд? Жива-здорова?
При этих словах на глазах у Ли Пи показались слезы. Мысль о том, что замечательный талант Элизабет может быть уничтожен от разрыва какой-нибудь японской бомбы, была невыносимой и причиняла Ли Пи огромные душевные страдания.
– Я и сам толком не знаю, – признался он. – Парни из спасательной службы говорили, что вроде бы нашли под обломками се дома лишь одно тело. Женское. Но они уверяли, что то был труп китаянки.
Они посмотрели друг другу в глаза, понимая, что, когда из завала вытаскивают чье-то тело, возможны самые различные ошибки.
– Нужно лишь молиться, – сказал Ли Пи, понимая, как серьезен для Ламун вопрос о здоровье Элизабет. – Ничего другого нам не остается.
Четыре последующих дня Ламун молилась. Молилась за Тома, за Элен и Элизабет. А также за себя, за Ли Пи, за детишек. Когда японцы ворвались в отель, дети спрятались у нее за спиной.
– Нас от тебя не заберут? – прошептал Джереми. Дженнифер, держась за юбку Ламун, заплакала. Глазенки девочки расширились от страха, когда она увидела, как японцы в своей мешковатой военной форме ворвались в отель и принялись шарить по комнатам, крича при этом: «Да здравствует император!»
– Да нет же, – постаралась рассеять ее страхи Ламун, хотя у самой сердце отчаянно колотилось при одной мысли о том, что такое вполне может случиться.
– Американцы, англичане, голландцы – вместе! – крикнул японский офицер, руководивший операцией.
– Что с нами будет? – отважно спросила его молодая американка. – И где наши мужья?
Японец счел последний вопрос совершенно излишним и даже не потрудился хоть что-то ответить.
– Вы будете отправлены в концлагерь, – сказал он. – Все там будет хорошо: пища – обильной, условия – вполне приемлемыми. Полагаю, вы будете в состоянии оценить доброту японской императорской армии. Как вам известно, солдаты Ниппона всегда галантно обращаются с женщинами.
Никто из постояльцев ему не поверил. Когда всех европейцев собрали вместе, китайских беженцев, нашедших в отеле временное убежище, ударами прикладов выгнали на улицу.
– Мне нужно идти, – срывающимся голосом сказал Ли Пи, обратившись к Ламун. Он выпустил ручонки малышей из своих рук. – Может, из-за детей вам позволят остаться здесь. Мне же точно они этого не разрешат. Да я и не хочу нарываться на оскорбления. Тем более в присутствии ребятишек. До свидания.
– Нет! – крикнула она и схватила его за руку, но он уже отошел, и Ламун сделала несколько шагов за ним. Японец угрожающе наставил на нее штык.
– Всем китайцам выйти отсюда! – крикнул он, оттолкнув Ламун.
Дженнифер еще крепче ухватилась за подол девушки и заплакала. Джереми побледнел.
– Отпустите ее! – храбро сказал он, глядя в злобное лицо японца. – Не смейте делать ей больно!
Ламун перепугалась, что японец сейчас ударит мальчика, и попыталась отцепить ручонку Дженнифер. Молодая американка, которая раньше поинтересовалась, что с ними будет, выступила вперед.
– Эта молодая женщина не китаянка, – авторитетно заявила она, совершенно не зная, кто такая Ламун. – Она евразийка, это ее дети. Вы должны позволить ей остаться с детьми.
Японец был в некотором замешательстве.
– Верно, верно, – сказала медсестра, которая беспокоилась за детей, находившихся на попечении Ли Пи. – И если вы намерены нас интернировать, то уж позвольте и ей отправиться с нами, как и ее детям.
Японец еще немного поколебался, затем согласно кивнул.
– Ладно, иди с остальными, – сказал он Ламун. – Но ты должна кланяться японскому офицеру. И все вы должны кланяться, понятно?
Ламун поклонилась. Слезы брызнули у нее из глаз. Дети ухватились за ее юбку. Мгновение она и ребятишки оставались неподвижны. Да, пока их не разлучили. Но что будет с Ли Пи? Как-то он выдержит испытания, которые японцы уготовили всем китайцам?
Американка подошла к Ламун, не обращая внимания на приказ японца всем оставаться на местах.
– Пойдем, – сказала она. – Держись возле меня. Мы не хотим, чтобы тебя от нас отделили.
Ламун попыталась улыбнуться сквозь слезы. Наконец-то у нее появился друг. Она надеялась, что сумеет отыскать Элен. А в один прекрасный день, если Богу будет угодно, она встретит Тома и Ли Пи.
– Благодарю, – сказала она, привычно смущаясь. – Я буду очень признательна.
Вместе с ребятишками, цепко ухватившимися за ее подол, она подошла к группе европейских женщин, ожидавших дальнейших распоряжений.
Только мысль о детях, о том, что она обязана остаться в живых, чтобы вырастить их, – только это и придало сил Элен выдержать дни и ночи после того, как японцы ворвались в госпиталь. Когда она пришла в себя, то обнаружила, что лежит на груде мертвых тел, а солдаты один за другим насилуют ее. Стало известно, что ее отвезут в Гонконг, чтобы интернировать в лагере Стэнли, предназначенном для гражданских лиц, и Элен от радости даже заплакала.
Паром был забит молчаливыми, понурыми людьми. У женщин лихорадочно блестели глаза, напоминая о том, что им пришлось пережить в последние дни. Элен с трудом узнавала пролив. Вода стала зеленой и грязной, по ней в огромном количестве плавали обломки сампанов и джонок, попадались и трупы. Она отворачивалась и старалась смотреть на Пик, наслаждаясь его вечной красотой.
Потом их опять усадили на грузовики и повезли в Стэнли. Вокруг все было разрушено и уничтожено, и многие женщины, не выдержав, заплакали. На склонах холма все еще можно было увидеть немало валявшихся под открытым небом трупов; искореженные остатки джипов и грузовиков застыли как немые свидетели происшедшей здесь жестокой битвы. Но было и немало беженцев с чемоданами в руках или узлами, из которых торчали простые обиходные вещи, выглядевшие странно и даже нелепо на фоне разрушений.
– Откуда здесь столько людей? – спросила Элен, жадно ощупывая взглядом изможденные лица. Она надеялась найти Элизабет или хоть мельком увидеть Джереми и Дженнифер.
– А Бог его знает, – ответила ехавшая с ней вместе пожилая женщина. – Из Виктории, наверное. Или из «Репалс-Бей». Я слышала, что многие гражданские лица заперты в «Репалс-Бей».
Нет, нигде не было видно характерных бледно-золотистых, изумительных волос Элизабет. Но внезапно она заметила в толпе лицо необычайно красивой китаянки.
– Ламун! – крикнула она, перевешиваясь через борт грузовика, и принялась отчаянно махать рукой. – Ламун!
Ламун тотчас же повернулась на крик. Элен продолжала окликать ее и махать рукой. Ламун наконец поняла, кто ее зовет. Лицо китаянки осветилось внезапной радостью, она принялась протискиваться через окружавшую ее толпу, стараясь пробраться к остановившемуся грузовику.
– Ламун! – крикнула еще раз Элен и только тут увидела, что на руках девушка держит маленького ребенка и что другой ребенок бежит рядом, ухватившись за ее подол. По щекам Элен внезапно потекли радостные слезы.
– Господи! – выдохнула она, тяжело навалившись на борт кузова и простирая к детям руки. – Боже мой, благодарю, благодарю Тебя!
К ним уже во всю прыть бежал охранник. Но когда японец стал грубо отталкивать Ламун и Джереми от грузовика, девушка подняла маленькую Дженнифер вверх. Девочка совершенно не испугалась японского солдата. Джереми тоже оставался спокоен, он терпеливо ждал, когда вслед за сестрой мать обнимет и его.
– Пройдите внутрь, в лагерь! – не обращая внимания на солдата, крикнула из кузова Элен.
Тут ворота открылись, и грузовик тронулся. Успев прижаться щекой к щечке маленькой Дженнифер, Элен крикнула:
– Поедем с песней.
И своим чистым, красивым голосом она затянула:
– «Всегда пусть будет Англия...»
Люди, которых везли в других грузовиках, дружно подхватили:
– «Свободна и горда...»
Пели многие, с поднятой головой. Сердца людей были полны решимости выжить в лагере, как бы тяжело там ни было.
Глава 31
– А это ее дети? – спросила Ламун, а Джереми и Дженнифер, подняв головы, откровенно уставились на нее.
Ли Пи кивнул.
– Она доверила мне отвезти их на квартиру миссис Гарланд. – Улыбка исчезла с его лица, он опять стал озабоченным и старым. – Но квартиру миссис Гарланд разбомбили, поэтому нам пришлось перебраться сюда. Служащие тут меня знают. Я – Ли Пи.
Его имя совершенно ничего не говорило Ламун. Она, как и многие европейцы, думала, что он просто старик пенсионер. Посмотрев на него, она почтительно уточнила:
– А что миссис Гарланд? Жива-здорова?
При этих словах на глазах у Ли Пи показались слезы. Мысль о том, что замечательный талант Элизабет может быть уничтожен от разрыва какой-нибудь японской бомбы, была невыносимой и причиняла Ли Пи огромные душевные страдания.
– Я и сам толком не знаю, – признался он. – Парни из спасательной службы говорили, что вроде бы нашли под обломками се дома лишь одно тело. Женское. Но они уверяли, что то был труп китаянки.
Они посмотрели друг другу в глаза, понимая, что, когда из завала вытаскивают чье-то тело, возможны самые различные ошибки.
– Нужно лишь молиться, – сказал Ли Пи, понимая, как серьезен для Ламун вопрос о здоровье Элизабет. – Ничего другого нам не остается.
Четыре последующих дня Ламун молилась. Молилась за Тома, за Элен и Элизабет. А также за себя, за Ли Пи, за детишек. Когда японцы ворвались в отель, дети спрятались у нее за спиной.
– Нас от тебя не заберут? – прошептал Джереми. Дженнифер, держась за юбку Ламун, заплакала. Глазенки девочки расширились от страха, когда она увидела, как японцы в своей мешковатой военной форме ворвались в отель и принялись шарить по комнатам, крича при этом: «Да здравствует император!»
– Да нет же, – постаралась рассеять ее страхи Ламун, хотя у самой сердце отчаянно колотилось при одной мысли о том, что такое вполне может случиться.
– Американцы, англичане, голландцы – вместе! – крикнул японский офицер, руководивший операцией.
– Что с нами будет? – отважно спросила его молодая американка. – И где наши мужья?
Японец счел последний вопрос совершенно излишним и даже не потрудился хоть что-то ответить.
– Вы будете отправлены в концлагерь, – сказал он. – Все там будет хорошо: пища – обильной, условия – вполне приемлемыми. Полагаю, вы будете в состоянии оценить доброту японской императорской армии. Как вам известно, солдаты Ниппона всегда галантно обращаются с женщинами.
Никто из постояльцев ему не поверил. Когда всех европейцев собрали вместе, китайских беженцев, нашедших в отеле временное убежище, ударами прикладов выгнали на улицу.
– Мне нужно идти, – срывающимся голосом сказал Ли Пи, обратившись к Ламун. Он выпустил ручонки малышей из своих рук. – Может, из-за детей вам позволят остаться здесь. Мне же точно они этого не разрешат. Да я и не хочу нарываться на оскорбления. Тем более в присутствии ребятишек. До свидания.
– Нет! – крикнула она и схватила его за руку, но он уже отошел, и Ламун сделала несколько шагов за ним. Японец угрожающе наставил на нее штык.
– Всем китайцам выйти отсюда! – крикнул он, оттолкнув Ламун.
Дженнифер еще крепче ухватилась за подол девушки и заплакала. Джереми побледнел.
– Отпустите ее! – храбро сказал он, глядя в злобное лицо японца. – Не смейте делать ей больно!
Ламун перепугалась, что японец сейчас ударит мальчика, и попыталась отцепить ручонку Дженнифер. Молодая американка, которая раньше поинтересовалась, что с ними будет, выступила вперед.
– Эта молодая женщина не китаянка, – авторитетно заявила она, совершенно не зная, кто такая Ламун. – Она евразийка, это ее дети. Вы должны позволить ей остаться с детьми.
Японец был в некотором замешательстве.
– Верно, верно, – сказала медсестра, которая беспокоилась за детей, находившихся на попечении Ли Пи. – И если вы намерены нас интернировать, то уж позвольте и ей отправиться с нами, как и ее детям.
Японец еще немного поколебался, затем согласно кивнул.
– Ладно, иди с остальными, – сказал он Ламун. – Но ты должна кланяться японскому офицеру. И все вы должны кланяться, понятно?
Ламун поклонилась. Слезы брызнули у нее из глаз. Дети ухватились за ее юбку. Мгновение она и ребятишки оставались неподвижны. Да, пока их не разлучили. Но что будет с Ли Пи? Как-то он выдержит испытания, которые японцы уготовили всем китайцам?
Американка подошла к Ламун, не обращая внимания на приказ японца всем оставаться на местах.
– Пойдем, – сказала она. – Держись возле меня. Мы не хотим, чтобы тебя от нас отделили.
Ламун попыталась улыбнуться сквозь слезы. Наконец-то у нее появился друг. Она надеялась, что сумеет отыскать Элен. А в один прекрасный день, если Богу будет угодно, она встретит Тома и Ли Пи.
– Благодарю, – сказала она, привычно смущаясь. – Я буду очень признательна.
Вместе с ребятишками, цепко ухватившимися за ее подол, она подошла к группе европейских женщин, ожидавших дальнейших распоряжений.
Только мысль о детях, о том, что она обязана остаться в живых, чтобы вырастить их, – только это и придало сил Элен выдержать дни и ночи после того, как японцы ворвались в госпиталь. Когда она пришла в себя, то обнаружила, что лежит на груде мертвых тел, а солдаты один за другим насилуют ее. Стало известно, что ее отвезут в Гонконг, чтобы интернировать в лагере Стэнли, предназначенном для гражданских лиц, и Элен от радости даже заплакала.
Паром был забит молчаливыми, понурыми людьми. У женщин лихорадочно блестели глаза, напоминая о том, что им пришлось пережить в последние дни. Элен с трудом узнавала пролив. Вода стала зеленой и грязной, по ней в огромном количестве плавали обломки сампанов и джонок, попадались и трупы. Она отворачивалась и старалась смотреть на Пик, наслаждаясь его вечной красотой.
Потом их опять усадили на грузовики и повезли в Стэнли. Вокруг все было разрушено и уничтожено, и многие женщины, не выдержав, заплакали. На склонах холма все еще можно было увидеть немало валявшихся под открытым небом трупов; искореженные остатки джипов и грузовиков застыли как немые свидетели происшедшей здесь жестокой битвы. Но было и немало беженцев с чемоданами в руках или узлами, из которых торчали простые обиходные вещи, выглядевшие странно и даже нелепо на фоне разрушений.
– Откуда здесь столько людей? – спросила Элен, жадно ощупывая взглядом изможденные лица. Она надеялась найти Элизабет или хоть мельком увидеть Джереми и Дженнифер.
– А Бог его знает, – ответила ехавшая с ней вместе пожилая женщина. – Из Виктории, наверное. Или из «Репалс-Бей». Я слышала, что многие гражданские лица заперты в «Репалс-Бей».
Нет, нигде не было видно характерных бледно-золотистых, изумительных волос Элизабет. Но внезапно она заметила в толпе лицо необычайно красивой китаянки.
– Ламун! – крикнула она, перевешиваясь через борт грузовика, и принялась отчаянно махать рукой. – Ламун!
Ламун тотчас же повернулась на крик. Элен продолжала окликать ее и махать рукой. Ламун наконец поняла, кто ее зовет. Лицо китаянки осветилось внезапной радостью, она принялась протискиваться через окружавшую ее толпу, стараясь пробраться к остановившемуся грузовику.
– Ламун! – крикнула еще раз Элен и только тут увидела, что на руках девушка держит маленького ребенка и что другой ребенок бежит рядом, ухватившись за ее подол. По щекам Элен внезапно потекли радостные слезы.
– Господи! – выдохнула она, тяжело навалившись на борт кузова и простирая к детям руки. – Боже мой, благодарю, благодарю Тебя!
К ним уже во всю прыть бежал охранник. Но когда японец стал грубо отталкивать Ламун и Джереми от грузовика, девушка подняла маленькую Дженнифер вверх. Девочка совершенно не испугалась японского солдата. Джереми тоже оставался спокоен, он терпеливо ждал, когда вслед за сестрой мать обнимет и его.
– Пройдите внутрь, в лагерь! – не обращая внимания на солдата, крикнула из кузова Элен.
Тут ворота открылись, и грузовик тронулся. Успев прижаться щекой к щечке маленькой Дженнифер, Элен крикнула:
– Поедем с песней.
И своим чистым, красивым голосом она затянула:
– «Всегда пусть будет Англия...»
Люди, которых везли в других грузовиках, дружно подхватили:
– «Свободна и горда...»
Пели многие, с поднятой головой. Сердца людей были полны решимости выжить в лагере, как бы тяжело там ни было.
Глава 31
В часы, последовавшие за капитуляцией, в форте Стэнли все находились в состоянии недоумения и растерянности. Невероятное известие о сдаче было для сражавшихся как удар обухом по голове. Элизабет продолжала заниматься ранеными: ей придавало силы чувство вины, потому что в глубине души она отлично понимала: скоро ей придется покинуть этих людей. Риф отправил последний рапорт бригадному генералу Уоллису, в котором сообщал о полученных ранее инструкциях. Адам спешно готовился к длительному переходу.
– Бригадный генерал хочет, чтобы мы взяли с собой двоих, – сказал Риф, когда все собрались в ранний вечерний час. – Капитана Генри Бассета и Лоуренса Фишера. Бассет знает кантонский диалект как свой родной, а Фишер – врач. Особенно пригодится Бассет, если придется со временем разбиться на две группы или если что-нибудь со мной случится. – Элизабет тихо ойкнула, но он не обратил на нее внимания и продолжал, обращаясь к Адаму: – Ты уверен, что хочешь отправиться с нами? Путешествие может обернуться нешуточной прогулкой.
Адам понимал, что Риф прежде всего имел в виду его больную ногу.
– Я решил идти, – упорно повторил он. – С этой хромотой я живу уже столько лет, что даже перестал замечать ее. Она и сейчас не будет помехой, даже после того, как японцы еще подпортили ее шрапнелью.
Риф не стал спорить. Будь на месте Адама кто-нибудь другой, он не раздумывая отказал бы. Но они вместе сражались, рисковали жизнью, чтобы спасти друг друга. Поэтому у Рифа язык не повернулся бы сказать, чтобы Адам оставался. Тем более что с Рифом пойдет Элизабет.
– Что ж, ладно, – сказал он, понимая, что, если дело дойдет до чего-нибудь серьезного, Адам не раздумывая отдаст за Элизабет жизнь. – Как у нас дела с едой?
У них имелось несколько банок говяжьей тушенки, сардин, сгущенного молока и несколько коробок круп и хлопьев.
– Это все, чем мне удалось разжиться, – будто оправдываясь, сказал Адам.
Понимая, что многие уже давно в глаза не видели приличной еды, Риф промолчал.
– Когда уходим? – спокойно поинтересовалась Элизабет.
– Через час. Как только стемнеет. Бассет и Фишер встретят нас на берегу.
– И куда мы отправимся? – спросил у Рифа Адам, расстилая на земле карту местности.
– Возьмем моторную лодку, на которой китайцы переправляли провиант через залив. Она старая и немного протекает, так что плыть в ней рискованно, но, если удастся достигнуть острова Ламма, торпедный катер будет ждать нас у его западного побережья.
Адам давно уже подозревал, что Риф связан с военной разведкой. И раз он говорит, что их будет поджидать торпедный катер, стало быть, нет причин ему не верить.
– Если повезет, – продолжал Риф, – катер высадит нас на северо-востоке Новой территории, где немало вполне боеспособных и активно действующих отрядов китайских повстанцев. Они окажут нам необходимую помощь.
– А оттуда мы на своих двоих? – спросил Адам, проводя указательным пальцем по отмеченной на карте береговой линии.
Риф кивнул:
– Да, шестьдесят миль пешком. Когда окажемся на территории, контролируемой китайцами, то до Чунгкина доедем по железной дороге.
– А что ты будешь делать потом? – спросил Адам, усаживаясь на корточки и с интересом глядя на Рифа.
– Мне приказано остаться в Чунгкине и помогать китайцам формировать войсковые части.
Некоторое время Адам сидел задумавшись. В Чунгкине находилось британское посольство, и можно было не сомневаться, что он тоже не останется без дела. Но он совершенно не знал Китая и не говорил по-китайски. И потому, разумеется, ему бы никто не поручил такое дело, как Рифу. Вероятнее всего, его пошлют в Индию или в Бирму, где до конца войны ему придется выполнять какую-нибудь канцелярскую работу. Ему пришло в голову, что как бы там ни было, но он будет вместе с Элизабет: ведь в конце концов формально они все еще муж и жена. Как к этому относился Риф, было трудно сказать, на его лице нельзя было прочитать ровным счетом ничего.
Гладкая темная челка упала на лоб усталого Рифа.
– Пора, – сказал он Адаму.
Сейчас только тот обратил внимание, что Риф поднялся очень тяжело, без обычной звериной легкости. Хотя Риф и выбросил перевязь вскоре после того, как они покинули «Репалс-Бей», было очевидно, что рана в плече и забинтованная рука его серьезно беспокоят. Адам от души ему сочувствовал. Ведь что ни говори, а впереди целых 1200 миль до Чунгкина, тем более что без Рифа шансов добраться туда у них не было никаких. Вскинув вещмешки на плечи, они двинулись к берегу. Адам успокаивал себя мыслью о том, что, не будь Риф так уверен в успехе, он едва ли отправился бы в такой опасный путь. Он мог сколько угодно рисковать собственной жизнью, но был явно не из тех, кто рискует жизнью других, особенно жизнью любимой женщины.
С подернутого вечерней дымкой пляжа они видели мерцающие огни вдоль береговой линии.
– Должно быть, это япошки жгут рыбацкие хибарки, – предположил капитан Бассет.
Элизабет почувствовала, как мурашки пробежали у нее по спине: она была теперь совершенно уверена, что тот дом, в котором им было так хорошо с Рифом, ей больше никогда уже не увидеть.
Капитан Бассет был невысоким плотным молодым человеком с прямыми светлыми волосами и постоянной улыбкой на лице. Присутствие в группе Элизабет явилось для него полнейшей неожиданностью. Но он даже и виду не подал, насколько поражен тем, что эта женщина намерена идти с ними до конца маршрута, почти через весь Китай. Они двинулись вдоль берега и вскоре нашли катер. Бассет успел сказать Элизабет, что говорит не только по-китайски, но знает еще французский, итальянский, урду и пушту. Он поинтересовался, не из Скандинавии ли она, – в надежде, что, будь она из Скандинавии, он мог бы выучить новый язык за время путешествия, – и был огорчен, услышав ответ Элизабет.
Капитан Фишер был молчалив и сдержан. Он отвел Рифа в сторонку и сказал, что категорически возражает против присутствия женщины в таком трудном и длительном путешествии, но его возражения Риф сразу же отмел. Фишеру было заявлено, что миссис Гарланд пойдет с ними. Пока шли по берегу, Фишер с любопытством поглядывал на Адама Гарланда. Тот не производил впечатление влиятельной фигуры. Поэтому Фишеру оставалось лишь ломать голову над тем, что именно сделал или сказал Гарланд, уговорив такого жесткого человека, как Риф Эллиот, взять Элизабет с собой.
Китайцы, которые подвозили провиант войскам, оказавшимся отрезанными на полуострове, несмотря на плотный вражеский огонь и серьезный риск, продолжали свое опасное дело.
– Нужно торопиться, – взволнованно сказали они, как только Риф помог Элизабет взобраться на борт одного из суденышек. – Береговые батареи японцев пока молчат. Нужно поспешить, пока не начался обстрел.
Когда все расселись в мокрой протекающей лодке, от которой исходил неприятный запах, Элизабет разглядела на носу детскую фигурку. Она улыбнулась, но маленькое бледное личико не озарилось ответной улыбкой.
– Ваш малыш? – шепотом спросила она у перевозчика, как только мотор заработал и лодка принялась набирать скорость.
Китаец покачал головой и что-то ответил на своем языке.
– Это не мальчик, а девочка. И он говорит, что не знает, кто она такая, – перевел его слова Риф, неотрывно наблюдающий за береговой линией, чтобы вовремя заметить возможные приготовления на прибрежных батареях. – Он говорит, их деревня была разбомблена, а девочку он нашел в лодке, она лежала там, свернувшись калачиком. С тех пор она всюду с ним. Ест, что он ей дает. Ее родители погибли.
Девочка продолжала смотреть на Элизабет, ее черные глаза были широко раскрыты.
– У нее такой вид, будто она голодная, – в ужасе произнесла Элизабет.
Риф взглянул на девочку. Недоуменное и вместе с тем покорное принятие собственной судьбы, которое легко читалось во взгляде ребенка, он нередко видел в последние недели на многих лицах.
Элизабет принялась рыться в своем рюкзаке, и Риф не остановил ее, несмотря на то что Фишер сказал ледяным тоном:
– У нас не так уж много провизии, чтобы раздавать ее направо и налево.
Элизабет никак не отреагировала на его слова, вытащила коробку сардин и вложила ее в руку ребенка. Девочка выглядела такой худенькой, изможденной и забитой, что определить ее возраст было невозможно. Должно быть, ей было лет семь-восемь, но глаза у нее были недетскими.
Металлическую коробку сардин она схватила с жадностью и прижала подарок к груди, словно кто-то пытался выхватить у нее неожиданно обретенную драгоценность.
– Все нормально, – сказал Адам, желая успокоить девочку. – Это твое, не бойся.
Внезапно на берегу полыхнуло пламя, и вокруг лодки стали рваться снаряды.
Элизабет легла ничком на вонючее днище лодки, прижимая к себе девочку. Адам расслышал, как Риф яростно, хотя и сдержанно, прорычал ругательство в ответ на открытую по лодке стрельбу из винтовок и пулеметов. И когда Адам решил, что у них не осталось уже никакой надежды, неожиданно на востоке появилась более солидная, чем их моторная лодчонка, цель.
Адам подполз к Рифу.
– Что такое? Ты ранен? – спросил он.
– Нет! – резко ответил ему Риф. Он сидел, пригнув голову, на корме, вглядываясь в темноту и стараясь понять, какое судно привлекло внимание стрелявших.
Адам вновь сел на банку, понимая, что нет смысла повторять вопрос. Он протянул Элизабет руку, помог ей подняться и сесть с ним рядом. Девочка прижалась к Элизабет, напуганная еще и тем, что берег постепенно удалялся.
Обстрел понемногу стих. Ночной ветер оказался очень свежим, и Элизабет все сильнее прижимала к себе плохо одетого ребенка, стараясь согреть его своим теплом.
– Ну не ирония ли: когда пересядем на торпедный катер, придется какое-то время двигаться в обратную сторону, – сказал капитан Фишер, когда в темноте показался остров Ламма, похожий на черный покатый бугорок на горизонте.
– Тут уж ничего не попишешь, – резко ответил Риф. – Катер не может подойти к самому берегу, чтобы забрать нас. Он сейчас на западном побережье, чтобы япошки не достали его своим огнем. Как только мы окажемся на его борту, катер будет держаться на безопасном расстоянии от береговой линии Новой территории. Сидевший на руле китаец выключил движок, и лодка мягко ткнулась в песчаный берег.
– Сколько отсюда до восточного побережья? – спросил Фишер, когда они сошли на берег.
– Миля, может, чуть меньше. Тут очень узкая полоска суши, – отрывисто сказал Риф и одернул китель.
Элизабет, чуть ускорив шаги, просунула свою руку Рифу под локоть. Она хотела прикоснуться к нему и как-то отблагодарить за то, что до сих пор все шло нормально и никто из отряда не ранен. Риф ответил ей пожатием руки, затем подошел к перевозчикам-китайцам, чтобы убедиться, что они будут ждать условленные четыре часа.
Капитан Бассет посмотрел ему вслед, затем перевел взгляд на Элизабет. Он ничего не понимал. Ему дали понять, что эта женщина – жена Гарланда. Но если она к тому же и любовница Эллиота, тогда предстоящее путешествие будет изобиловать опасностями, исходящими не только с вражеской стороны.
Риф повел группу по широкой утоптанной тропинке, которая петляла между источавшими сладковатый запах соснами. Они прошли ярдов двадцать, когда Фишер вдруг резко остановился.
– За нами кто-то идет! – прошептал он. – Тише! Все разом застыли и прислушались. Нет, ничего, кроме ветра да шелеста деревьев, не было слышно.
– Ошибся, старина, – сказал капитан Бассет, поправляя свой рюкзак. – Пошли, торпедный катер не станет нас ждать до бесконечности.
Они вновь двинулись в путь, стараясь идти цепочкой. Элизабет шагала позади Рифа, за ней Адам, а капитан Фишер и капитан Бассет замыкали шествие, прикрывая тыл.
Тропинка полого поднималась в гору, затем начался резкий спуск к морю.
– Я, кажется, вижу катер! – прошептал Адам Рифу, показав рукой на одинокое судно, покачивающееся на волнах. – А вот как привлечь внимание экипажа, не создавая шума и не беспокоя япошек, которых тут наверняка пруд пруди?
– Ну, это едва ли нам удастся, – в своей обычной резкой манере сказал Риф. – Как бы то ни было, придется рискнуть.
Они торопливо спустились к берегу. Капитан Бассет сорвал с себя рубашку и принялся отчаянно махать ею, а остальные хором закричали. Через несколько минут от катера отвалил ялик. Элизабет прислонилась к Рифу, ослабев от облегчения.
– Все должно быть нормально, – сказала она, когда он здоровой рукой обнял ее за талию. – Как только окажемся на борту, сможем считать себя в относительной безопасности.
За спиной раздался шум, причем все отчетливо услышали его.
– Что за черт?! – в сердцах воскликнул капитан Бассет, резко обернулся и вытащил пистолет.
Маленькая худенькая фигурка бежала к ним по песку.
– Это же ребенок! – не веря своим глазам, воскликнул Адам. – Девочка всю дорогу шла за нами следом.
– Пусть уходит! – резко сказал Фишер. – Мало того, что нужно отвечать за женщину, так еще и ребенок объявился.
Девочка, поняв, что она оказалась нежелательной среди этих взрослых людей, чуть подалась назад. Элизабет просительно взглянула на Рифа.
– Мы не можем оставить ее здесь. Она умрет от голода. Хотя бы в Мирс-Бей ее обязательно нужно доставить. Там деревня, люди. Может, кто-нибудь согласится взять ее.
– Господи, что за чушь! – с нескрываемым презрением сказал Фишер.
– Прошу тебя, дорогой, – сказала Элизабет. – Несколько часов – и девочка будет в полной безопасности.
Риф посмотрел на жалкую фигурку. Платье девочки было, скорее, откровенными лохмотьями, оно не защищало от холода и непогоды. Из-под него виднелись босые ноги.
– Ладно, – коротко сказал он. – Но на твою ответственность, Лиззи. Никто другой ею заниматься не будет, учти.
Ялик причалил к берегу, и темная фигура пригласила на борт Бассета и Фишера. Элизабет бросилась к девочке.
– Пойдем, – сказала она, взяв малышку за руку. – Всегда держись рядом со мной, понятно?
Когда они уже плыли в ялике к катеру, Адам удивленно взглянул на Рифа. Казалось, лицо у того заострилось, а скрытая под кителем раненая рука выглядела еще более беспомощной.
Капитан катера сразу же уединился с Рифом, и поэтому у Адама не было возможности спросить Эллиота, как тот себя чувствует.
Вскоре они выбрались в Китайское море и развили скорость около двадцати узлов в час. В полной темноте они плыли на восток. Командир старался держаться на почтительном расстоянии от береговой линии. Затем, повернув на север, катер обогнул Новую территорию и направился к Мирс-Бей.
– Где бы вы хотели высадиться на берег, сэр? – спросил у Рифа капитан катера, как только первые лучи солнца осветили небо на горизонте.
– Там есть небольшая бухточка, – сказал Риф. В душе он радовался тому, что в темноте им удалось пройти незамеченными. – Вот там нас и высадите.
Капитан подошел как можно ближе к берегу. Вновь спустили ялик, и все перешли в него. Было свежо, особенно на воде.
– А теперь? – спросил Адам, когда они поплыли к берегу, освещаемые лучами утреннего солнца. – Тут место пустынное, вокруг ни души. Интересно, сколько отсюда до деревни?
Риф был серым от усталости.
– Не очень далеко, – сказал он. – Около полумили.
– А разве нельзя немного передохнуть? – спросил Бассет и, увидев сдержанное одобрение на лице Фишера, добавил: – Кстати, я подумал о миссис Гарланд. Она, должно быть, чертовски устала.
Да, Элизабет очень устала, но она покачала головой, давая знак Рифу, что вполне может идти. Она понимала, что тот хочет пройти оставшееся расстояние поскорее.
– Нет-нет, – сказала она, по-прежнему держа маленькую китаянку за руку. – Ради Бога, не беспокойтесь обо мне, капитан Бассет. Я в полном порядке.
Она улыбнулась ему, и капитан Бассет сразу почувствовал легкое возбуждение. Даже вчера вечером, когда было плохо видно в наступившей темноте, он понял, что Элизабет – на редкость красивая женщина. Теперь же, в лучах восходящего солнца, он впервые смог убедиться в том, как она красива. Ее светлые, с серебристым отливом волосы были собраны в узел на затылке с помощью коралловых шпилек. Золотисто-зеленые глаза были прикрыты густыми ресницами. Он заметил, что под армейским кителем, надетым для тепла, на ней была грязная, заляпанная кровью форма добровольца. Он еще подумал о гражданской профессии Элизабет, если, конечно, у таких женщин вообще бывают гражданские профессии. Как-никак ее муж, Адам Гарланд, без ума от своей супруги, каждый его взгляд откровенно говорит об этом. Впрочем, от нее без ума и капитан Эллиот.
Бассет задумался о том, знает ли Адам Гарланд о связи жены с капитаном. Эта троица отличалась необыкновенным дружеским единением, так что Гарланд вполне мог ничего и не знать. Раздумывая о том, что за странные отношения их связывают, Бассет немного отстал. Остальные мерно вышагивали к деревне между обработанных полей.
– Бригадный генерал хочет, чтобы мы взяли с собой двоих, – сказал Риф, когда все собрались в ранний вечерний час. – Капитана Генри Бассета и Лоуренса Фишера. Бассет знает кантонский диалект как свой родной, а Фишер – врач. Особенно пригодится Бассет, если придется со временем разбиться на две группы или если что-нибудь со мной случится. – Элизабет тихо ойкнула, но он не обратил на нее внимания и продолжал, обращаясь к Адаму: – Ты уверен, что хочешь отправиться с нами? Путешествие может обернуться нешуточной прогулкой.
Адам понимал, что Риф прежде всего имел в виду его больную ногу.
– Я решил идти, – упорно повторил он. – С этой хромотой я живу уже столько лет, что даже перестал замечать ее. Она и сейчас не будет помехой, даже после того, как японцы еще подпортили ее шрапнелью.
Риф не стал спорить. Будь на месте Адама кто-нибудь другой, он не раздумывая отказал бы. Но они вместе сражались, рисковали жизнью, чтобы спасти друг друга. Поэтому у Рифа язык не повернулся бы сказать, чтобы Адам оставался. Тем более что с Рифом пойдет Элизабет.
– Что ж, ладно, – сказал он, понимая, что, если дело дойдет до чего-нибудь серьезного, Адам не раздумывая отдаст за Элизабет жизнь. – Как у нас дела с едой?
У них имелось несколько банок говяжьей тушенки, сардин, сгущенного молока и несколько коробок круп и хлопьев.
– Это все, чем мне удалось разжиться, – будто оправдываясь, сказал Адам.
Понимая, что многие уже давно в глаза не видели приличной еды, Риф промолчал.
– Когда уходим? – спокойно поинтересовалась Элизабет.
– Через час. Как только стемнеет. Бассет и Фишер встретят нас на берегу.
– И куда мы отправимся? – спросил у Рифа Адам, расстилая на земле карту местности.
– Возьмем моторную лодку, на которой китайцы переправляли провиант через залив. Она старая и немного протекает, так что плыть в ней рискованно, но, если удастся достигнуть острова Ламма, торпедный катер будет ждать нас у его западного побережья.
Адам давно уже подозревал, что Риф связан с военной разведкой. И раз он говорит, что их будет поджидать торпедный катер, стало быть, нет причин ему не верить.
– Если повезет, – продолжал Риф, – катер высадит нас на северо-востоке Новой территории, где немало вполне боеспособных и активно действующих отрядов китайских повстанцев. Они окажут нам необходимую помощь.
– А оттуда мы на своих двоих? – спросил Адам, проводя указательным пальцем по отмеченной на карте береговой линии.
Риф кивнул:
– Да, шестьдесят миль пешком. Когда окажемся на территории, контролируемой китайцами, то до Чунгкина доедем по железной дороге.
– А что ты будешь делать потом? – спросил Адам, усаживаясь на корточки и с интересом глядя на Рифа.
– Мне приказано остаться в Чунгкине и помогать китайцам формировать войсковые части.
Некоторое время Адам сидел задумавшись. В Чунгкине находилось британское посольство, и можно было не сомневаться, что он тоже не останется без дела. Но он совершенно не знал Китая и не говорил по-китайски. И потому, разумеется, ему бы никто не поручил такое дело, как Рифу. Вероятнее всего, его пошлют в Индию или в Бирму, где до конца войны ему придется выполнять какую-нибудь канцелярскую работу. Ему пришло в голову, что как бы там ни было, но он будет вместе с Элизабет: ведь в конце концов формально они все еще муж и жена. Как к этому относился Риф, было трудно сказать, на его лице нельзя было прочитать ровным счетом ничего.
Гладкая темная челка упала на лоб усталого Рифа.
– Пора, – сказал он Адаму.
Сейчас только тот обратил внимание, что Риф поднялся очень тяжело, без обычной звериной легкости. Хотя Риф и выбросил перевязь вскоре после того, как они покинули «Репалс-Бей», было очевидно, что рана в плече и забинтованная рука его серьезно беспокоят. Адам от души ему сочувствовал. Ведь что ни говори, а впереди целых 1200 миль до Чунгкина, тем более что без Рифа шансов добраться туда у них не было никаких. Вскинув вещмешки на плечи, они двинулись к берегу. Адам успокаивал себя мыслью о том, что, не будь Риф так уверен в успехе, он едва ли отправился бы в такой опасный путь. Он мог сколько угодно рисковать собственной жизнью, но был явно не из тех, кто рискует жизнью других, особенно жизнью любимой женщины.
С подернутого вечерней дымкой пляжа они видели мерцающие огни вдоль береговой линии.
– Должно быть, это япошки жгут рыбацкие хибарки, – предположил капитан Бассет.
Элизабет почувствовала, как мурашки пробежали у нее по спине: она была теперь совершенно уверена, что тот дом, в котором им было так хорошо с Рифом, ей больше никогда уже не увидеть.
Капитан Бассет был невысоким плотным молодым человеком с прямыми светлыми волосами и постоянной улыбкой на лице. Присутствие в группе Элизабет явилось для него полнейшей неожиданностью. Но он даже и виду не подал, насколько поражен тем, что эта женщина намерена идти с ними до конца маршрута, почти через весь Китай. Они двинулись вдоль берега и вскоре нашли катер. Бассет успел сказать Элизабет, что говорит не только по-китайски, но знает еще французский, итальянский, урду и пушту. Он поинтересовался, не из Скандинавии ли она, – в надежде, что, будь она из Скандинавии, он мог бы выучить новый язык за время путешествия, – и был огорчен, услышав ответ Элизабет.
Капитан Фишер был молчалив и сдержан. Он отвел Рифа в сторонку и сказал, что категорически возражает против присутствия женщины в таком трудном и длительном путешествии, но его возражения Риф сразу же отмел. Фишеру было заявлено, что миссис Гарланд пойдет с ними. Пока шли по берегу, Фишер с любопытством поглядывал на Адама Гарланда. Тот не производил впечатление влиятельной фигуры. Поэтому Фишеру оставалось лишь ломать голову над тем, что именно сделал или сказал Гарланд, уговорив такого жесткого человека, как Риф Эллиот, взять Элизабет с собой.
Китайцы, которые подвозили провиант войскам, оказавшимся отрезанными на полуострове, несмотря на плотный вражеский огонь и серьезный риск, продолжали свое опасное дело.
– Нужно торопиться, – взволнованно сказали они, как только Риф помог Элизабет взобраться на борт одного из суденышек. – Береговые батареи японцев пока молчат. Нужно поспешить, пока не начался обстрел.
Когда все расселись в мокрой протекающей лодке, от которой исходил неприятный запах, Элизабет разглядела на носу детскую фигурку. Она улыбнулась, но маленькое бледное личико не озарилось ответной улыбкой.
– Ваш малыш? – шепотом спросила она у перевозчика, как только мотор заработал и лодка принялась набирать скорость.
Китаец покачал головой и что-то ответил на своем языке.
– Это не мальчик, а девочка. И он говорит, что не знает, кто она такая, – перевел его слова Риф, неотрывно наблюдающий за береговой линией, чтобы вовремя заметить возможные приготовления на прибрежных батареях. – Он говорит, их деревня была разбомблена, а девочку он нашел в лодке, она лежала там, свернувшись калачиком. С тех пор она всюду с ним. Ест, что он ей дает. Ее родители погибли.
Девочка продолжала смотреть на Элизабет, ее черные глаза были широко раскрыты.
– У нее такой вид, будто она голодная, – в ужасе произнесла Элизабет.
Риф взглянул на девочку. Недоуменное и вместе с тем покорное принятие собственной судьбы, которое легко читалось во взгляде ребенка, он нередко видел в последние недели на многих лицах.
Элизабет принялась рыться в своем рюкзаке, и Риф не остановил ее, несмотря на то что Фишер сказал ледяным тоном:
– У нас не так уж много провизии, чтобы раздавать ее направо и налево.
Элизабет никак не отреагировала на его слова, вытащила коробку сардин и вложила ее в руку ребенка. Девочка выглядела такой худенькой, изможденной и забитой, что определить ее возраст было невозможно. Должно быть, ей было лет семь-восемь, но глаза у нее были недетскими.
Металлическую коробку сардин она схватила с жадностью и прижала подарок к груди, словно кто-то пытался выхватить у нее неожиданно обретенную драгоценность.
– Все нормально, – сказал Адам, желая успокоить девочку. – Это твое, не бойся.
Внезапно на берегу полыхнуло пламя, и вокруг лодки стали рваться снаряды.
Элизабет легла ничком на вонючее днище лодки, прижимая к себе девочку. Адам расслышал, как Риф яростно, хотя и сдержанно, прорычал ругательство в ответ на открытую по лодке стрельбу из винтовок и пулеметов. И когда Адам решил, что у них не осталось уже никакой надежды, неожиданно на востоке появилась более солидная, чем их моторная лодчонка, цель.
Адам подполз к Рифу.
– Что такое? Ты ранен? – спросил он.
– Нет! – резко ответил ему Риф. Он сидел, пригнув голову, на корме, вглядываясь в темноту и стараясь понять, какое судно привлекло внимание стрелявших.
Адам вновь сел на банку, понимая, что нет смысла повторять вопрос. Он протянул Элизабет руку, помог ей подняться и сесть с ним рядом. Девочка прижалась к Элизабет, напуганная еще и тем, что берег постепенно удалялся.
Обстрел понемногу стих. Ночной ветер оказался очень свежим, и Элизабет все сильнее прижимала к себе плохо одетого ребенка, стараясь согреть его своим теплом.
– Ну не ирония ли: когда пересядем на торпедный катер, придется какое-то время двигаться в обратную сторону, – сказал капитан Фишер, когда в темноте показался остров Ламма, похожий на черный покатый бугорок на горизонте.
– Тут уж ничего не попишешь, – резко ответил Риф. – Катер не может подойти к самому берегу, чтобы забрать нас. Он сейчас на западном побережье, чтобы япошки не достали его своим огнем. Как только мы окажемся на его борту, катер будет держаться на безопасном расстоянии от береговой линии Новой территории. Сидевший на руле китаец выключил движок, и лодка мягко ткнулась в песчаный берег.
– Сколько отсюда до восточного побережья? – спросил Фишер, когда они сошли на берег.
– Миля, может, чуть меньше. Тут очень узкая полоска суши, – отрывисто сказал Риф и одернул китель.
Элизабет, чуть ускорив шаги, просунула свою руку Рифу под локоть. Она хотела прикоснуться к нему и как-то отблагодарить за то, что до сих пор все шло нормально и никто из отряда не ранен. Риф ответил ей пожатием руки, затем подошел к перевозчикам-китайцам, чтобы убедиться, что они будут ждать условленные четыре часа.
Капитан Бассет посмотрел ему вслед, затем перевел взгляд на Элизабет. Он ничего не понимал. Ему дали понять, что эта женщина – жена Гарланда. Но если она к тому же и любовница Эллиота, тогда предстоящее путешествие будет изобиловать опасностями, исходящими не только с вражеской стороны.
Риф повел группу по широкой утоптанной тропинке, которая петляла между источавшими сладковатый запах соснами. Они прошли ярдов двадцать, когда Фишер вдруг резко остановился.
– За нами кто-то идет! – прошептал он. – Тише! Все разом застыли и прислушались. Нет, ничего, кроме ветра да шелеста деревьев, не было слышно.
– Ошибся, старина, – сказал капитан Бассет, поправляя свой рюкзак. – Пошли, торпедный катер не станет нас ждать до бесконечности.
Они вновь двинулись в путь, стараясь идти цепочкой. Элизабет шагала позади Рифа, за ней Адам, а капитан Фишер и капитан Бассет замыкали шествие, прикрывая тыл.
Тропинка полого поднималась в гору, затем начался резкий спуск к морю.
– Я, кажется, вижу катер! – прошептал Адам Рифу, показав рукой на одинокое судно, покачивающееся на волнах. – А вот как привлечь внимание экипажа, не создавая шума и не беспокоя япошек, которых тут наверняка пруд пруди?
– Ну, это едва ли нам удастся, – в своей обычной резкой манере сказал Риф. – Как бы то ни было, придется рискнуть.
Они торопливо спустились к берегу. Капитан Бассет сорвал с себя рубашку и принялся отчаянно махать ею, а остальные хором закричали. Через несколько минут от катера отвалил ялик. Элизабет прислонилась к Рифу, ослабев от облегчения.
– Все должно быть нормально, – сказала она, когда он здоровой рукой обнял ее за талию. – Как только окажемся на борту, сможем считать себя в относительной безопасности.
За спиной раздался шум, причем все отчетливо услышали его.
– Что за черт?! – в сердцах воскликнул капитан Бассет, резко обернулся и вытащил пистолет.
Маленькая худенькая фигурка бежала к ним по песку.
– Это же ребенок! – не веря своим глазам, воскликнул Адам. – Девочка всю дорогу шла за нами следом.
– Пусть уходит! – резко сказал Фишер. – Мало того, что нужно отвечать за женщину, так еще и ребенок объявился.
Девочка, поняв, что она оказалась нежелательной среди этих взрослых людей, чуть подалась назад. Элизабет просительно взглянула на Рифа.
– Мы не можем оставить ее здесь. Она умрет от голода. Хотя бы в Мирс-Бей ее обязательно нужно доставить. Там деревня, люди. Может, кто-нибудь согласится взять ее.
– Господи, что за чушь! – с нескрываемым презрением сказал Фишер.
– Прошу тебя, дорогой, – сказала Элизабет. – Несколько часов – и девочка будет в полной безопасности.
Риф посмотрел на жалкую фигурку. Платье девочки было, скорее, откровенными лохмотьями, оно не защищало от холода и непогоды. Из-под него виднелись босые ноги.
– Ладно, – коротко сказал он. – Но на твою ответственность, Лиззи. Никто другой ею заниматься не будет, учти.
Ялик причалил к берегу, и темная фигура пригласила на борт Бассета и Фишера. Элизабет бросилась к девочке.
– Пойдем, – сказала она, взяв малышку за руку. – Всегда держись рядом со мной, понятно?
Когда они уже плыли в ялике к катеру, Адам удивленно взглянул на Рифа. Казалось, лицо у того заострилось, а скрытая под кителем раненая рука выглядела еще более беспомощной.
Капитан катера сразу же уединился с Рифом, и поэтому у Адама не было возможности спросить Эллиота, как тот себя чувствует.
Вскоре они выбрались в Китайское море и развили скорость около двадцати узлов в час. В полной темноте они плыли на восток. Командир старался держаться на почтительном расстоянии от береговой линии. Затем, повернув на север, катер обогнул Новую территорию и направился к Мирс-Бей.
– Где бы вы хотели высадиться на берег, сэр? – спросил у Рифа капитан катера, как только первые лучи солнца осветили небо на горизонте.
– Там есть небольшая бухточка, – сказал Риф. В душе он радовался тому, что в темноте им удалось пройти незамеченными. – Вот там нас и высадите.
Капитан подошел как можно ближе к берегу. Вновь спустили ялик, и все перешли в него. Было свежо, особенно на воде.
– А теперь? – спросил Адам, когда они поплыли к берегу, освещаемые лучами утреннего солнца. – Тут место пустынное, вокруг ни души. Интересно, сколько отсюда до деревни?
Риф был серым от усталости.
– Не очень далеко, – сказал он. – Около полумили.
– А разве нельзя немного передохнуть? – спросил Бассет и, увидев сдержанное одобрение на лице Фишера, добавил: – Кстати, я подумал о миссис Гарланд. Она, должно быть, чертовски устала.
Да, Элизабет очень устала, но она покачала головой, давая знак Рифу, что вполне может идти. Она понимала, что тот хочет пройти оставшееся расстояние поскорее.
– Нет-нет, – сказала она, по-прежнему держа маленькую китаянку за руку. – Ради Бога, не беспокойтесь обо мне, капитан Бассет. Я в полном порядке.
Она улыбнулась ему, и капитан Бассет сразу почувствовал легкое возбуждение. Даже вчера вечером, когда было плохо видно в наступившей темноте, он понял, что Элизабет – на редкость красивая женщина. Теперь же, в лучах восходящего солнца, он впервые смог убедиться в том, как она красива. Ее светлые, с серебристым отливом волосы были собраны в узел на затылке с помощью коралловых шпилек. Золотисто-зеленые глаза были прикрыты густыми ресницами. Он заметил, что под армейским кителем, надетым для тепла, на ней была грязная, заляпанная кровью форма добровольца. Он еще подумал о гражданской профессии Элизабет, если, конечно, у таких женщин вообще бывают гражданские профессии. Как-никак ее муж, Адам Гарланд, без ума от своей супруги, каждый его взгляд откровенно говорит об этом. Впрочем, от нее без ума и капитан Эллиот.
Бассет задумался о том, знает ли Адам Гарланд о связи жены с капитаном. Эта троица отличалась необыкновенным дружеским единением, так что Гарланд вполне мог ничего и не знать. Раздумывая о том, что за странные отношения их связывают, Бассет немного отстал. Остальные мерно вышагивали к деревне между обработанных полей.