Страница:
Иван лег плашмя на холодную глинистую землю. Заглянул в колодец… И его передернуло судорогой от мизинцев ног до затылка. Эдакого зрелища Иван не ожидал увидать! В багряном густом полумракегполузареве открывалась внизу огромная пещера с мрамерно-белыми поблескивающими матовым блеском полами и иссиня-черными, явно отшлифованными или механизмами или человеческой рукой стенами. Но это все было третьестепенным, даже вообще не заслуживающим внимания. Главное же леденило кровь. Посреди пещеры, на мраморном полу, вольготно раскинув двенадцать мясистых могучих лап, выставив живой горой гребнистую спину, лежало трехглазое рогатое чудовище, каких Иван отродясь не видывал, хотя он мог кой о чем порассказать. Чудовище это было болотно-зеленого цвета, мохнатое и с чрезвычайно большой головой, каких обычно не бывает у глупых и диких тварей. Все три глаза, беспрестанно высовываясь из огромных глазниц, озирали пещеру — и таилось в нихюто-то неведомое, угнетающее, давящее. Ивану поначалу показалось, что это светится в глазищах чудовища недобрый, настороженный разум. Но он тут же смекнулвсе сложнее. Мысли эти рождались без его воли, он просто автоматически отмечал детали. А воля была просто подавлена, сознание оцепенело, ибо видимая картина порождала ужас.
Гигантские челюсти чудовища ни на секунду не останавливались. Именно из них исходили и чавканье, и хруст, и прочие отвратительные звуки. В первый миг Иван просто не поверил глазам: из жуткой пасти, в зеленой пенистой слюне, запекшейся и свежей крови торчали ноги, руки, изуродованные тела… все это принадлежало людям, обычным людям. Землянам! В передних лапах чудовище держало двух обнаженных женщин, которые вырывались, били руками, ногами, изгибались… но не издавали ни единого звука. Это было воистину страшно и нелепо.
Первым порывом Иван ухватился за лучемет. Но напрасно! Из такого положения не только не выстрелишь в гадину-людоеда, но еще и сам сгоришь в голубом пламени. Он стиснул в бессилии зубы, застонал, вдавливая пальцы в глинистый грунт.
А тем временем чудовище на миг остановило работу челюстей, надулось, всосало в себя недожеванное с губ, облизнулось неторопливо и со вкусом плоским фиолетовым языком, судорожно сглотнула И почти сразу поднесло к пасти очередную жертву, следом другую… откушенная голова с длинными черными прядями выпала из пасти, покатилась по мраморному полу, оставляя кровавый след., Иван не смог этого перенести. Он вскочил на ноги. Вскинул лучемет и дал залп из четырех боковых стволов и из всесокрушающего основного прямо в колодец. Что-то затрещало, запахло обугленной почвой, дыра чуть расширилась. На этом все и закончилось.
— Ну, нечисть поганая! — взъярился Иван. — Держись!
Он бросился бегом вдоль стены, надеясь, что где-нибудь непременно должна быть лазейка, дыра побольше или спуск. Через полчаса пустых метаний, дерготни и напрасных трат сил он вернулся назад. Припал к отверстию.
Ничего не изменилось в мраморной пещере. Лишь лужи крови под чудовищем стали больше, чернее. И все тот же хруст, чавканье, сопение! На этот раз в лапах было зажато сразу по три женских извивающихся тела. Иван на мгновение представил себя на месте этих несчастных. Нет! Он не будет жертвой! Он обязан их спасти! Это и есть заложники… заложницы. Он обязан спасти их или погибнуть! Иного пути нет!
Иван побежал в другую сторону. Но все закончилось столь же безрезультатно, как и в первый раз. От ощущения собственного бессилия, невозможности помочь обреченным Иван готов был биться головой о каменную стену. Он уже и собирался это делать, для начала ударил в шершавый камень кулаком — тот чуть подался. Иван замер. Вот тебе и несокрушимая стена, старая мощная кладка! Он навалился на дрогнувший блок плечом — тот медленно пошел вперед. Иван поднажал. И глыбина вывалилась в темноту. Надо лезть туда! Другого хода нет. И Иван полез. Он неудачно наступил на вывалившийся блок, тот качнулся и неожиданно полетел куда-то вниз, страшно грохоча, сотрясая землю. Эти звуки могли выдать Ивана. Но он уже ничего не боялся, он бы и с голыми руками сейчас кинулся на чудовище-людоеда. Вот только в мраморную ли пещеру ведет эта дорожка? Иван шагнул вниз и почувствовал под ногой ступеньку, потом другую, третью… Судя по все еще грохочущему далеко внизу камню ступеньки были почти бесконечными.
— А, была — не была!
Иван дал вниз самый малый из лучемета — пространство высветилось: узенькая кривоватая лестница бессистемно петляла меж двух поросших мхом стен, местами круто обрываясь провалами в несколько метров, трещинами, сколами. Иван начал торопливо спускаться.
В голове гудело. Перед глазами стояли изуродованные женские тела.
Временами он оскальзывался и летел вниз на спине; Меч лязгал и громыхал. Но таиться было поздно — если его засекли, то засекли уже давно, и нечего себя обманывать. Иногда Иван совсем тихо бил из лучемета- но конца лестнице не было видно. По всем соображениям, он спустился уже на полкилометра ниже мраморного зала. Но не опять же наверх! Раздражение душило Ивана. Он закусывал губи и бежал вниз, пока путь его не преградила ржавая толстенная решетка. Иван даже ударился о нее коленом.
И замер.
Из-за решетки, с расстояния метров в пятнадцать на него отрешенно смотрели чьи-то глаза. Он не мог разглядеть деталей в темноте. Но зато мог отдать голову на отсечение- это глаза человека. И белевшее лицо было именно человечьим. Такого не могло быть ни у зургов, ни у леших, ни у демонов.
Иван послал мысленный образ: «Я пришел с добром. Не надо меня бояться.
Не надо делать ничего плохого. Я пришел с добром!» Через несколько секунд он повторил. Но ответа не дождался. Это существо с отрешенными глазами не воспринимало мыслеобразов, оно не было телепатом! Это поразило Ивана. Всех, кого он встречал здесь… да при чем тут они все! ведь это человечьи глаза! это человеческое лицо! это же человек!
— Не уходи! — мягко произнес Иван. — Я не трону тебя. Я помогу тебе!
Его слова вызвали странную реакцию. Молчаливое существо спряталось за выступ, осторожно высунуло оттуда голову с длинными, значительно ниже плеч волосами. Вот тогда Иван только и сообразил: женщина. Это была земная женщина!
В голове дутанно пронеслась вереница мыслей: не спугнуть! не дать убежать! а откуда она здесь, почему? и кто она? то, что не резидент-десантник, это точно! и почему в подземельях?! или обычный призрак?! Иван поймал себя на мысли, что призраки, наваждения и прочие страсти ему начали казаться обычными явлениями, заурядными и не особо примечательными. Это плохой признак. Разведчик не должен утрачивать бдительности.
А решетка не преграда! Он дал совсем слабенько из одного бокового ствола- черными блестящими каплями расплавленный металл стек на землю, образовался проход не менее полутора метров в высоту и метра в ширину.
— Стой! — выкрикнул Иван на общеземном. — Стой! Я спасу тебя, не убегай!
Белая фигурка мелькала меж выступами, валунами… Иван настиг женщину метров через триста, ухватил за длинные волосы. На секунду раньше он дал психоэнергетическую команду; «Все хорошо. Покой. Тишина. Благость». Ноги у бежавшей подогнулись, она мягко опустилась на плоский замшелый камень, повернула к Ивану голову и улыбнулась тихой, покойной, благостной, улыбкой.
Иван выругал себя мысленно и в очередной раз поклялся самой тяжкой клятвой, что ни за. что не станет больше подчинять себе подобных, какая лизость! какой грех! ощущаешь себя подонком, негодяем, подлецом! И только после, этого Иван полностью осозяал, что перед ним женщина. Причем женщина изумительной красоты и совершенно обнаженная. Когда он в последний раз видел женщину? Там, на Земле? Нет, там были только секретарши, проходящие мимо незнакомки, Таека на станции, медсестры… все это не то! Последний раз он был с женщиной далеко от Земли — в Системе, на полуреальном Хархане. Кто она была? где теперь она? Память снова отказывалась служить ему. Да и не до воспоминаний сейчас!
Иван осторожно опустил руку на хрупкое плечо землянки, чуть сдавил его, передавая заряд из своего тела, оживляя.
— Очнитесь, — мягко сказал он.
Женщина перестала улыбаться, резко отвернулась от него, напрягласьничего иного и ожидать яе следовало. Кто он для нее? Чужак! Она, наверное, столького насмотрелась здесь, чтояе поверит никому и ничему. Впрочем, не следует опережать события… Иван присел рядом, положил руки на колени ладонями вверх, будто говоря о своих добрых намерениях и даже некой беззащитности перед ней, женщиной. Он выжидал, надеялся, что она первой произнесет хотя бы словечко. Время шло. Незнакомка молчала. Она вновь впала в состояние безразличия, зачарованное(tm), какие бывают лишь от одного, Иван знал, от безмерной усталости. И он уже готов был проникнуть в ее мозг, считать хотя бы поверхностно: кто она, откуда, как здесь оказалась, чего ищет и на что надеется… но вовремя остановил себя — нельзя! этого делать нельзя! он не переступит за черту, которая отделяет Добро от Зла, Человека от нелюдя.
И он начал тихо-тихо говорить, чуть покачивая головой, не глядя на нее.
— Не знаю, понимаете ли вы меня, нет, но я столько молчал все дни пребывания на этой планете, что страшно стосковался по человеческому общению. Если не хотите, не отвечайте мве, дайте просто высказаться, выговориться… Да что эта я! Ведь и на Земле последние месяцы я в основном молчал. Знаете, как бывает — сначала много, много говоришь, а потом, когда убеждаешься, что тебя плохо понимают, что тебя и-не желают понимать, вдруг замолчишь сразу… и-надолго, иг в молчании этом, в тишине начинаешь вновь обретатьсебя, обретать нокой, Кажется, век бьг- промолчал, так это сладостйо, так хорошо. Но приходит время, и слова начинают рваться наружу, их не удержишь, хочется говорить е самим собою, но не про себя, а уже вслух, тебя прямо распирать начинает. Вот так и со мною. А мне есть что сказать людям. Вы верите мне? Ну кивните хотя бы? Вы, наверное, не понимаете меня?! Только не говорите, что вы создание этого мира, этого кошмарного Пристанища — ни за что не поверю! Вы ведь с Земли, я не ощибся?!
— Иван пристально взглянул в лицо незнакомки, прямо в ее настороженные и оттого еще более красивые серые глаза. Да, она была на удивление прекрасна: чистый лоб, тонкие черты лица, прямой, чуть вздернутый нос, живые, будто ожидающие чего-то губы, нежный подбородок, длинная шея, пряди русых шелковистых волос, спускающихся по плечам, ласкающих высокую полную грудь… что-то замерло внутри у Ивана, он проглотил застрявший в горле комочек, отвернулся. Необыкновенная красавица! Эти бедра, талия, ноги — во всем совершенство, изящество. Или это только казалось?! Может, она лишь в его воображении была неотразимой? Иван не пытался строить логические умозаключения. Да, он не видел земных женщин давненько, может, в этом весь фокус. Какая разница! И он продолжил, чуть взволнованно, еще приглушеннее:
— Мы не хотим любить по-настоящему нашу Землю, все куда-то убегаем от нее, лезем в этот чужой мир Вселенной. А как же там хорошо, вы ведь помните?
Сейчас в наших краях, наверное, вечер — тихо, ветерок шевелит листву, и моросит легонький дождик, грибной, капли стучат по лужам, воробышки попрятались, притихли, одинокий мокрый взъерошенный пес жмется к заборчику, а в домах горит свет, там тепло и тихо, уютно. Вы ведь любили Землю…
— Не помню, — неожиданно ответила женщина, — почти ничего не помню. Я так долго спала. Я спала вечность…
От удивления Иван позабыл про все на свете, в том чцсле про свое лирическое повествование. Женщина, эта странная и прекрасная женщина говорила на чистейшем и красивейшем русском языке. Она говорила лучше и чище, чем сам Иван. Притом это была именно речь — не передача мыслей, образов, не обмен кодами и установками, не интуитивное взаимомыслепроникновение — а нормальная, чисто человеческая, земная речь.
Голос незнакомки был столь же приятен, как и она сама.
— Я так долго спала… было холодно… Иван заглянул в серые глубокие глаза — в них не было больше отчужденности. В них стояла тоска.
— Как вы сюда попали? Что они с вами сделали?! — заторопился Иван. Отвечайте, я прошу вас. Отвечайте, ведь дорог каждый миг! — Он словно вышел внезапно из шокового состояния, он вспомнил давешний ужас, ис~ терзанные женские тела, хруст, чавканье, работу смертоносных окровавленных челюстей.
— Я не помню, — ответила женщина.
Иван смотрел на нее и не мог понять, сколько же ей лет — можно было дать одновременно и восемнадцать, и тридцать. Да, она была юна, и вместе с тем она была зрелой в своей женственной красоте. Он бросил это невольное занятие, при чем здесь возраст! Он запутался в том, сколько ему самому лет: то ли тридцать с гаком, то ли далеко за двести. Сейчас важно другое.
— Проведите меня туда, проведите!
— Куда? — переспросила женщина.
— В зал, — Иван почти кричал, — в мраморный, зал, где это поганое чудище пожирает…
— Не понимаю, я вас не понимаю. Они что-то говорили о воплощении, о новой жизни… я ничего не могу вспомнить.
— Кто они?!
— Зурги! Я вспомнила, их зовут зургами, — проговорила женщина, и глаза ее наполнились страхом, — почему они отпустили меня? И кто вы?! Что вы тут делаете?! — Она будто очнулась от сна, отстранилась, прикрыла лицо рукой.
— Не надо бояться. Мы с вами оба попали в жуткую переделку! Но мы выкарабкаемся, не сомневайтесь! Меня зовут Иван. Ваще имя, ну же, почему вы ие отвечаете? Да не бойтесь же меня!
— Я не помню.
— Не помните, как вас зовут?!
— Да, не помню?
Иван неожиданно громко, бесшабашно и весело рассмеялся. Остановившись, он хлопнул себя огромной ладонью но колену, покачал головой.
— Ну что же, мы оба ничего не помним — один диагноз! В одну психушку нам и дорога… Но все! Хватит! Дело очень серьезное. Попытайтесь коротко и ясно ответить на мои вопросы. Сейчас только от вас зависит и ваше будущее, и мое. Хорошо, договорились?
Она кивнула. И в глазах ее впервые за все время их знакомства вспыхнуло что-то более теплое, нежели отчуждение, тоска и страх. Этот маленький огонек еще нельзя было назвать доверием, признательностью, но это была уже надежда.
Иван сосредоточился и начал свой допрос- Первым делом надо было выяснить главное.
— Где находились все остальные? Где они?!
— Я не знаю.
— Вас было много?
— Да.
— Где они теперь? Вспомните все. Это надо вспомнить! Вы были со всеми вместе. Потом их повели.
— Нет, никто никого никуда не вел. Я спала… И все спали.
— Где вы спали?
— Не знаю. Не помню.
— Вы убежали от них?
— Да!
Губы у женщины начали дрожать. Видно, она вспоминала что-то. Но эти воспоминания не доставляли ей радости.
— Как вы убежали от них? Вспомните- где это было, какие там были приметы? Вы убежали из зала или раньше, оттуда, где вы спали?
— Не было зала. Нет. Я проснулась раньше. Ничего больше не помню.
Иван в растерянности развел руками. С ней было бесполезно разговаривать. Она ничегошеньки не помнила. И вообще, она стала ему обузой!
Ну куда он теперь пойдет, с кем побежит бороться, когоспасать? Ведь он же не сможет бросить ее здесь. Проклятье! Эта чудовищная тварь, небось, продолжает пожирать несчастных, как же быть! Ведь он был им всем одной надеждой. Он должен был их всех, несчастных заложников, заложниц, выручить, спасти! Он?! А почему это он, откуда такая самоуверенность?! Иван схватился руками за голову. Если он сюда заслан для этой цели, для спасения заложников, то почему же не сработала Программа? Черт ее подери, почему она не сработала?! С ума можно сойти! Или… или эта Программа заложена в него с совсем другой целью? Ивана бросило- в холодный пот. Он зомби — послушный чьей-то недоброй воле зомби. И она — зомби; Она вела себя как сомнамбула, как автомат! Нет, это все расшатанные нервы! Это все после Хархана. Ведь его же еле восстановили, ведь его же подобрали на земной орбите почти мертвяком. Все это и сказалось! Нет, яе надо винить других. Надо собраться, надо переключиться, — Когда вы отбыли с Земли? Вы ведь жили на Земле, в России?
— Земля. Россия. Я знаю.
— Вы не ответили, когда вы улетели оттуда.
Женщина удивленно поглядела на него, поправила длинную светлую прядку, упавшую на левую грудь и прикрывшую маленький коричневый сосок. Ивана поразило, что она совершенно не стеснялась своей наготы. Она за все это время не сделала ни малейшей попытки прикрыться, заслониться от него. Это было странно, это было как-то не по-земному, но мало ли что… У нее было русское лицо — ясное, чистое, одухотворенное, красивейшее на всей Земле среди всех ее племен и народов, русское женское лицо.
— Я не птица, чтобы летать. Я была на Земле. И была на полигоне. Потом я спала. Иван уцепился за слово.
— Какой еще полигон? — спросил он, затаив дыхание.
— Не помню. Помню, что полигон. Последние биоразработки. Запуск системы… и все. Потом сон, очень долгий, холодный сон. Вы мучаете меня, я ничего не знаю, я не знаю, кто я, со мной что-то случилось. Но я ничего не могу понять. Я ничего не помню.
— Вы человек?
— Да.
— Вы землянка?
— Да.
— Сколько времени вы в Пристанище?
— Пристанище — это другой мир.
— Сколько времени вы находитесь в этом другом мире? — Иван начал понимать: нужна мнемоскопия. Иначе ничего не выйдет. Но он не мнемоскопист!
— Знаю, что другой мир. Больше ничего. Еще знаю — зурги. Все!
— Кем вы былина Земле?
— Не понимаю вопроса. Как можно быть кем-то? Я просто человек, женщина…
— У вас есть какая-то профессия?
Робкая улыбка осветила бледное во мраке лицо. Женщина была явно в замешательстве.
— Я не все ваши слова понимаю. Что такое профессия?
— Что вы делали? Кем вы работали?!
Улыбка стада еще более трогательной, даже извиняющейся. Землянка постепенно приходила в себя, ни следа отрешенности не было на ее лице. И все же она не понимала простейших вещей.
— Что делала, — она склонила голову набок и провела указательным пальцем по мху, оставляя примятую темную полоску, — я делала то, чего мне хотелось… нет, не помню. Помню только, что полигон не всем нравился, не всех туда пускали.
— Что-то оборонное? Испытательный полигон новых вооружений, так? поинтересовался Иван. — Постарайтесь припомнить.
— Оружие? Нет. Воплощение несуществующего.
— Бред какой-то! — Иван начинал уставать от этого допроса. Он так и ни на шажочек не приблизился к истине. — Но вы можете хотя бы ответить почему вы так долго спали? Что это был за сон? Возможно, анабиоз?
Она опять улыбнулась. Поправила волосы, прищурилась. Она оживала все больше. Только уголки ее губ почти незаметно, но неостановимо стали опускаться вниз, делая выражение лица скорбным.
— Это не анабиоз. Это сон. Я ничего не знала про полигон. Не спрашивайте меня больше. Я устала!
Иван вытащил из клапана стимуляторы, концентраты. Протянул темные шарики красавице.
Но та покачала головой.
— Не надо. Сейчас ничего не надо.
— Совсем ничего? — засомневался Иван.
— Нет, не совсем — согласилась женщина, — одно мне все-таки просто необходимо — проснуться. Проснуться полностью! Я ведь и сейчас еще сплю… да, да, не смотрите на меня, как на ненормальную.
— Я не могу понять абсолютно ничего! — признался Иван.
— И не поймете, — подтвердила красавица, — вы мне до сих пор кажетесь частью моего сна. Но я уже знаю — вы правда, вы — реальность, явь. Они отключили мой мозг… а потом он включился, но пока не весь, понимаете?
— По правде сказать, не очень, — Иван насупился, отвернулся. Он все больше приходил к мысли, что сумасшествие принимает коллективный характер.
— Давайте называть друг друга на «ты», — неожиданно предложила женщина.
— Конечно, — с готовностью ответил Иван и почему-то галантно привстал, поклонился.
Красавица рассмеялась, уткнула лицо в ладони.
— Теперь я тебе верю, теперь я вижу, что ты не призрак, — проговорила она сквозь смех. И тут же осеклась: — я сплю, я все еще продолжаю спать!
Что они сделали со мной?!
— Кто?! — резко спросил Иван. И ухватил ее за руку чуть выше локтя.
После некоторого промедления она ответила тихо, дрожащим голосом:
— Не знаю.
— Ну и что теперь делать? — начал вслух размышлять Иван. — Вот мы с тобой оказались здесь, за сотни тысяч парсеков от дома. Кроме нас тут еще… много людей — десятки, сотни, может, тысячи. Я бьюсь уже… — Иван снова запнулся, он не мог определить точно — сколько времени он провел в этом аду, ни один хронометр не показывал ни черта, — не меньше месяца, плутаю по каким-то гирляндам, пуповинам, ярусам, леший их забери, прошел какие-то внешние круги и барьеры, провалился в эти бестолковые подземелья, которые один мой хороший друг, — Иван саркастически усмехнулся, — называл подземельями низринутых демонов, короче, пробрался чуть ли не в сердцевину Пристанища…
— Пристанище? — оживилась женщина. — Мне знакомо это слово.
— Что оно означает? — тут же посерьезнел Иван.
— Не помню.
Иван отвернулся. И продолжил свой монолог:
— …но приблизился ли я к цели? Нет! Ни на шажок не приблизился.
Наоборот, мне сейчас кажется, что я заплутал окончательно. Эх, если бы попался Д-ста-тор, я не стал бы раздумывать, с ходу махнул бы на Землю!
— Земля часть Пристанища, — сомнамбулически проговорила женщина, Пристанище это Вселенная вселенных и аура Системы.
— Что ты сказала?! Повтори!
Лицо у Ивана пошло красными пятнами, руки задрожали.
Женщина открыла глаза. Удивленно взглянула на него.
— Разве я что-то говорила? Нет, тебе послышалось.
— Ты сказала, что Земля — это часть Пристанища…
— Земля?
— Да!
— Не помню!
— Бред! Идиотизм какой-то! — не выдержал Иван. — Мы тут сидим, плетем какую-то ахинею, а там… — он махнул рукой вверх, — там каждую минуту, каждую секунду гибнут люди!
— Воплощение это не гибель.
— Что-о?! Что ты говоришь?! Я собственными глазами видел страшные, дичайшие вещи, этого нельзя описать. Оно пожирало их! Оно грызло и пережевывало несчастных, глотало! Причем тут воплощение?!
Взгляд у женщины вновь стал отрешенным. Голос потускнел, зазвучал хрипловато.
— Гибли только тела, только грубая плоть. Я теперь вижу это, я все вижу! Они воплотились, они перешли на высшую ступень. Им хорошо!
Иван насторожился. Он уже слыхал такие речи. На нее идет пси-врздействие, прямое пси-воздействие. Это в лучшем случае! В худшем это вообще не она, это оборотень, это носитель темной сущности. Проверим!
— Слушай меня внимательно! — проговорил он спокойно, глядя ей в глаза.
— Ты человек. Ты женщина Земли. Все воплощения и перевоплощения — это воздействие извне на твою психику…
Он повторил три раза кодовые ведические заклинания, установил барьер «хрустальный шлем».
И он не ошибся. Через несколько секунд глаза у женщины прояснились.
Она взглянула на Ивана в недоумении.
— Что это было? — спросила она.
— Ты просто спала, — мягко, успокаивающе ответил Иван.
— Я не хочу больше спать! — она неожиданно вскинула руки ему на шею, прильнула к груди. — Я не хочу больше спать, Иван!
Он немного отстранился. Близость женщины волновала, горячила кровь. Но не время, не теперь! Нельзя терять голову; — Я тоже думаю, что ты не совсем подходишь на роль спящей красавицы.
Нет, нет, ты необыкновенно красивая, ты подлинная красавица… но те времена ушли, — он огладил ее плечи, прикоснулся пальцами к. ШЕЛКОВИСТЫМ прядям, — они ушли безвозвратно. В найей жизни мало романтики, мало сказочности. В ней только жестокая реальность. И много мерзости, крови, подлости. Сейчас спящих красавиц не кладут в хрустальные грббы, их сказочный сон нынче не стерегут благородные и могучие богатыри, сейчас этих красавиц прямо из анабиоза бросают в пасть чудищ-людоедов, им отгрызают головы, их жуют, чавкая и сопя. Мне тяжело говорить об этом. И хватит уже болтать. Мы сделаем так: или вы останетесь, а я иду на поиски…
— Нет, мы пойдем вдвоем, я одна не останусь, я боюсь, Иван. И кстати, мы же перешли на «ты», забыл?
— Помню. — Он сделал попытку стащить с себя рубаху. — Ты не хочешь немного прикрыться, ведь тут зябко, можно и простудиться.
Она остановила его жестом.
— Ну, как знаешь!
К решетке она, наверняка, вышла откуда-то из глубины этого мрачного хода. Значит, и идти надо именно туда. Иван еще раз подумал, а стоит ли рисковать, тащить ее за собой. Но потом решил, что еще неизвестно, где риска больше.
— Если ты не помнишь, как тебя зовут, я сам придумаю тебе имя. Я не могу вот так, как к дереву, траве… — он сбился, не зная, правильно ли она поймет его, не обидится ли.
— Придумывай, — согласилась женщина, — если мне понравится, буду отзываться.
Легко сказать — придумаю имя, а попробуй придумай — с новорожденным, и то не так-то просто, а тут взрослый человек. Иван сдвинул брови к переносице, глубокие морщины прорезали его чело.
— А быть тебе, — промолвил он после короткого, но углубленного раздумья, — быть тебе Еленой Прекрасной! — Он положил ей обе руки на плечи, погрузился в серые бездонные глаза. — Ибо если не тебе так зваться, то кому же еще?! Но это для торжественных церемоний и подобающих случаев. А наедине я буду звать тебя Аленою, Аленкой, не возражаешь?
— Нет, — сказалаона, — мне нравится мое новое имя. Мне даже не хочется вспоминать старого, настолько мне оно нравится. А еще больше мне нравится, как ты произносишь его. — и она повторила тихо, ~ Алена, Аленка, Аленушка.
Гигантские челюсти чудовища ни на секунду не останавливались. Именно из них исходили и чавканье, и хруст, и прочие отвратительные звуки. В первый миг Иван просто не поверил глазам: из жуткой пасти, в зеленой пенистой слюне, запекшейся и свежей крови торчали ноги, руки, изуродованные тела… все это принадлежало людям, обычным людям. Землянам! В передних лапах чудовище держало двух обнаженных женщин, которые вырывались, били руками, ногами, изгибались… но не издавали ни единого звука. Это было воистину страшно и нелепо.
Первым порывом Иван ухватился за лучемет. Но напрасно! Из такого положения не только не выстрелишь в гадину-людоеда, но еще и сам сгоришь в голубом пламени. Он стиснул в бессилии зубы, застонал, вдавливая пальцы в глинистый грунт.
А тем временем чудовище на миг остановило работу челюстей, надулось, всосало в себя недожеванное с губ, облизнулось неторопливо и со вкусом плоским фиолетовым языком, судорожно сглотнула И почти сразу поднесло к пасти очередную жертву, следом другую… откушенная голова с длинными черными прядями выпала из пасти, покатилась по мраморному полу, оставляя кровавый след., Иван не смог этого перенести. Он вскочил на ноги. Вскинул лучемет и дал залп из четырех боковых стволов и из всесокрушающего основного прямо в колодец. Что-то затрещало, запахло обугленной почвой, дыра чуть расширилась. На этом все и закончилось.
— Ну, нечисть поганая! — взъярился Иван. — Держись!
Он бросился бегом вдоль стены, надеясь, что где-нибудь непременно должна быть лазейка, дыра побольше или спуск. Через полчаса пустых метаний, дерготни и напрасных трат сил он вернулся назад. Припал к отверстию.
Ничего не изменилось в мраморной пещере. Лишь лужи крови под чудовищем стали больше, чернее. И все тот же хруст, чавканье, сопение! На этот раз в лапах было зажато сразу по три женских извивающихся тела. Иван на мгновение представил себя на месте этих несчастных. Нет! Он не будет жертвой! Он обязан их спасти! Это и есть заложники… заложницы. Он обязан спасти их или погибнуть! Иного пути нет!
Иван побежал в другую сторону. Но все закончилось столь же безрезультатно, как и в первый раз. От ощущения собственного бессилия, невозможности помочь обреченным Иван готов был биться головой о каменную стену. Он уже и собирался это делать, для начала ударил в шершавый камень кулаком — тот чуть подался. Иван замер. Вот тебе и несокрушимая стена, старая мощная кладка! Он навалился на дрогнувший блок плечом — тот медленно пошел вперед. Иван поднажал. И глыбина вывалилась в темноту. Надо лезть туда! Другого хода нет. И Иван полез. Он неудачно наступил на вывалившийся блок, тот качнулся и неожиданно полетел куда-то вниз, страшно грохоча, сотрясая землю. Эти звуки могли выдать Ивана. Но он уже ничего не боялся, он бы и с голыми руками сейчас кинулся на чудовище-людоеда. Вот только в мраморную ли пещеру ведет эта дорожка? Иван шагнул вниз и почувствовал под ногой ступеньку, потом другую, третью… Судя по все еще грохочущему далеко внизу камню ступеньки были почти бесконечными.
— А, была — не была!
Иван дал вниз самый малый из лучемета — пространство высветилось: узенькая кривоватая лестница бессистемно петляла меж двух поросших мхом стен, местами круто обрываясь провалами в несколько метров, трещинами, сколами. Иван начал торопливо спускаться.
В голове гудело. Перед глазами стояли изуродованные женские тела.
Временами он оскальзывался и летел вниз на спине; Меч лязгал и громыхал. Но таиться было поздно — если его засекли, то засекли уже давно, и нечего себя обманывать. Иногда Иван совсем тихо бил из лучемета- но конца лестнице не было видно. По всем соображениям, он спустился уже на полкилометра ниже мраморного зала. Но не опять же наверх! Раздражение душило Ивана. Он закусывал губи и бежал вниз, пока путь его не преградила ржавая толстенная решетка. Иван даже ударился о нее коленом.
И замер.
Из-за решетки, с расстояния метров в пятнадцать на него отрешенно смотрели чьи-то глаза. Он не мог разглядеть деталей в темноте. Но зато мог отдать голову на отсечение- это глаза человека. И белевшее лицо было именно человечьим. Такого не могло быть ни у зургов, ни у леших, ни у демонов.
Иван послал мысленный образ: «Я пришел с добром. Не надо меня бояться.
Не надо делать ничего плохого. Я пришел с добром!» Через несколько секунд он повторил. Но ответа не дождался. Это существо с отрешенными глазами не воспринимало мыслеобразов, оно не было телепатом! Это поразило Ивана. Всех, кого он встречал здесь… да при чем тут они все! ведь это человечьи глаза! это человеческое лицо! это же человек!
— Не уходи! — мягко произнес Иван. — Я не трону тебя. Я помогу тебе!
Его слова вызвали странную реакцию. Молчаливое существо спряталось за выступ, осторожно высунуло оттуда голову с длинными, значительно ниже плеч волосами. Вот тогда Иван только и сообразил: женщина. Это была земная женщина!
В голове дутанно пронеслась вереница мыслей: не спугнуть! не дать убежать! а откуда она здесь, почему? и кто она? то, что не резидент-десантник, это точно! и почему в подземельях?! или обычный призрак?! Иван поймал себя на мысли, что призраки, наваждения и прочие страсти ему начали казаться обычными явлениями, заурядными и не особо примечательными. Это плохой признак. Разведчик не должен утрачивать бдительности.
А решетка не преграда! Он дал совсем слабенько из одного бокового ствола- черными блестящими каплями расплавленный металл стек на землю, образовался проход не менее полутора метров в высоту и метра в ширину.
— Стой! — выкрикнул Иван на общеземном. — Стой! Я спасу тебя, не убегай!
Белая фигурка мелькала меж выступами, валунами… Иван настиг женщину метров через триста, ухватил за длинные волосы. На секунду раньше он дал психоэнергетическую команду; «Все хорошо. Покой. Тишина. Благость». Ноги у бежавшей подогнулись, она мягко опустилась на плоский замшелый камень, повернула к Ивану голову и улыбнулась тихой, покойной, благостной, улыбкой.
Иван выругал себя мысленно и в очередной раз поклялся самой тяжкой клятвой, что ни за. что не станет больше подчинять себе подобных, какая лизость! какой грех! ощущаешь себя подонком, негодяем, подлецом! И только после, этого Иван полностью осозяал, что перед ним женщина. Причем женщина изумительной красоты и совершенно обнаженная. Когда он в последний раз видел женщину? Там, на Земле? Нет, там были только секретарши, проходящие мимо незнакомки, Таека на станции, медсестры… все это не то! Последний раз он был с женщиной далеко от Земли — в Системе, на полуреальном Хархане. Кто она была? где теперь она? Память снова отказывалась служить ему. Да и не до воспоминаний сейчас!
Иван осторожно опустил руку на хрупкое плечо землянки, чуть сдавил его, передавая заряд из своего тела, оживляя.
— Очнитесь, — мягко сказал он.
Женщина перестала улыбаться, резко отвернулась от него, напрягласьничего иного и ожидать яе следовало. Кто он для нее? Чужак! Она, наверное, столького насмотрелась здесь, чтояе поверит никому и ничему. Впрочем, не следует опережать события… Иван присел рядом, положил руки на колени ладонями вверх, будто говоря о своих добрых намерениях и даже некой беззащитности перед ней, женщиной. Он выжидал, надеялся, что она первой произнесет хотя бы словечко. Время шло. Незнакомка молчала. Она вновь впала в состояние безразличия, зачарованное(tm), какие бывают лишь от одного, Иван знал, от безмерной усталости. И он уже готов был проникнуть в ее мозг, считать хотя бы поверхностно: кто она, откуда, как здесь оказалась, чего ищет и на что надеется… но вовремя остановил себя — нельзя! этого делать нельзя! он не переступит за черту, которая отделяет Добро от Зла, Человека от нелюдя.
И он начал тихо-тихо говорить, чуть покачивая головой, не глядя на нее.
— Не знаю, понимаете ли вы меня, нет, но я столько молчал все дни пребывания на этой планете, что страшно стосковался по человеческому общению. Если не хотите, не отвечайте мве, дайте просто высказаться, выговориться… Да что эта я! Ведь и на Земле последние месяцы я в основном молчал. Знаете, как бывает — сначала много, много говоришь, а потом, когда убеждаешься, что тебя плохо понимают, что тебя и-не желают понимать, вдруг замолчишь сразу… и-надолго, иг в молчании этом, в тишине начинаешь вновь обретатьсебя, обретать нокой, Кажется, век бьг- промолчал, так это сладостйо, так хорошо. Но приходит время, и слова начинают рваться наружу, их не удержишь, хочется говорить е самим собою, но не про себя, а уже вслух, тебя прямо распирать начинает. Вот так и со мною. А мне есть что сказать людям. Вы верите мне? Ну кивните хотя бы? Вы, наверное, не понимаете меня?! Только не говорите, что вы создание этого мира, этого кошмарного Пристанища — ни за что не поверю! Вы ведь с Земли, я не ощибся?!
— Иван пристально взглянул в лицо незнакомки, прямо в ее настороженные и оттого еще более красивые серые глаза. Да, она была на удивление прекрасна: чистый лоб, тонкие черты лица, прямой, чуть вздернутый нос, живые, будто ожидающие чего-то губы, нежный подбородок, длинная шея, пряди русых шелковистых волос, спускающихся по плечам, ласкающих высокую полную грудь… что-то замерло внутри у Ивана, он проглотил застрявший в горле комочек, отвернулся. Необыкновенная красавица! Эти бедра, талия, ноги — во всем совершенство, изящество. Или это только казалось?! Может, она лишь в его воображении была неотразимой? Иван не пытался строить логические умозаключения. Да, он не видел земных женщин давненько, может, в этом весь фокус. Какая разница! И он продолжил, чуть взволнованно, еще приглушеннее:
— Мы не хотим любить по-настоящему нашу Землю, все куда-то убегаем от нее, лезем в этот чужой мир Вселенной. А как же там хорошо, вы ведь помните?
Сейчас в наших краях, наверное, вечер — тихо, ветерок шевелит листву, и моросит легонький дождик, грибной, капли стучат по лужам, воробышки попрятались, притихли, одинокий мокрый взъерошенный пес жмется к заборчику, а в домах горит свет, там тепло и тихо, уютно. Вы ведь любили Землю…
— Не помню, — неожиданно ответила женщина, — почти ничего не помню. Я так долго спала. Я спала вечность…
От удивления Иван позабыл про все на свете, в том чцсле про свое лирическое повествование. Женщина, эта странная и прекрасная женщина говорила на чистейшем и красивейшем русском языке. Она говорила лучше и чище, чем сам Иван. Притом это была именно речь — не передача мыслей, образов, не обмен кодами и установками, не интуитивное взаимомыслепроникновение — а нормальная, чисто человеческая, земная речь.
Голос незнакомки был столь же приятен, как и она сама.
— Я так долго спала… было холодно… Иван заглянул в серые глубокие глаза — в них не было больше отчужденности. В них стояла тоска.
— Как вы сюда попали? Что они с вами сделали?! — заторопился Иван. Отвечайте, я прошу вас. Отвечайте, ведь дорог каждый миг! — Он словно вышел внезапно из шокового состояния, он вспомнил давешний ужас, ис~ терзанные женские тела, хруст, чавканье, работу смертоносных окровавленных челюстей.
— Я не помню, — ответила женщина.
Иван смотрел на нее и не мог понять, сколько же ей лет — можно было дать одновременно и восемнадцать, и тридцать. Да, она была юна, и вместе с тем она была зрелой в своей женственной красоте. Он бросил это невольное занятие, при чем здесь возраст! Он запутался в том, сколько ему самому лет: то ли тридцать с гаком, то ли далеко за двести. Сейчас важно другое.
— Проведите меня туда, проведите!
— Куда? — переспросила женщина.
— В зал, — Иван почти кричал, — в мраморный, зал, где это поганое чудище пожирает…
— Не понимаю, я вас не понимаю. Они что-то говорили о воплощении, о новой жизни… я ничего не могу вспомнить.
— Кто они?!
— Зурги! Я вспомнила, их зовут зургами, — проговорила женщина, и глаза ее наполнились страхом, — почему они отпустили меня? И кто вы?! Что вы тут делаете?! — Она будто очнулась от сна, отстранилась, прикрыла лицо рукой.
— Не надо бояться. Мы с вами оба попали в жуткую переделку! Но мы выкарабкаемся, не сомневайтесь! Меня зовут Иван. Ваще имя, ну же, почему вы ие отвечаете? Да не бойтесь же меня!
— Я не помню.
— Не помните, как вас зовут?!
— Да, не помню?
Иван неожиданно громко, бесшабашно и весело рассмеялся. Остановившись, он хлопнул себя огромной ладонью но колену, покачал головой.
— Ну что же, мы оба ничего не помним — один диагноз! В одну психушку нам и дорога… Но все! Хватит! Дело очень серьезное. Попытайтесь коротко и ясно ответить на мои вопросы. Сейчас только от вас зависит и ваше будущее, и мое. Хорошо, договорились?
Она кивнула. И в глазах ее впервые за все время их знакомства вспыхнуло что-то более теплое, нежели отчуждение, тоска и страх. Этот маленький огонек еще нельзя было назвать доверием, признательностью, но это была уже надежда.
Иван сосредоточился и начал свой допрос- Первым делом надо было выяснить главное.
— Где находились все остальные? Где они?!
— Я не знаю.
— Вас было много?
— Да.
— Где они теперь? Вспомните все. Это надо вспомнить! Вы были со всеми вместе. Потом их повели.
— Нет, никто никого никуда не вел. Я спала… И все спали.
— Где вы спали?
— Не знаю. Не помню.
— Вы убежали от них?
— Да!
Губы у женщины начали дрожать. Видно, она вспоминала что-то. Но эти воспоминания не доставляли ей радости.
— Как вы убежали от них? Вспомните- где это было, какие там были приметы? Вы убежали из зала или раньше, оттуда, где вы спали?
— Не было зала. Нет. Я проснулась раньше. Ничего больше не помню.
Иван в растерянности развел руками. С ней было бесполезно разговаривать. Она ничегошеньки не помнила. И вообще, она стала ему обузой!
Ну куда он теперь пойдет, с кем побежит бороться, когоспасать? Ведь он же не сможет бросить ее здесь. Проклятье! Эта чудовищная тварь, небось, продолжает пожирать несчастных, как же быть! Ведь он был им всем одной надеждой. Он должен был их всех, несчастных заложников, заложниц, выручить, спасти! Он?! А почему это он, откуда такая самоуверенность?! Иван схватился руками за голову. Если он сюда заслан для этой цели, для спасения заложников, то почему же не сработала Программа? Черт ее подери, почему она не сработала?! С ума можно сойти! Или… или эта Программа заложена в него с совсем другой целью? Ивана бросило- в холодный пот. Он зомби — послушный чьей-то недоброй воле зомби. И она — зомби; Она вела себя как сомнамбула, как автомат! Нет, это все расшатанные нервы! Это все после Хархана. Ведь его же еле восстановили, ведь его же подобрали на земной орбите почти мертвяком. Все это и сказалось! Нет, яе надо винить других. Надо собраться, надо переключиться, — Когда вы отбыли с Земли? Вы ведь жили на Земле, в России?
— Земля. Россия. Я знаю.
— Вы не ответили, когда вы улетели оттуда.
Женщина удивленно поглядела на него, поправила длинную светлую прядку, упавшую на левую грудь и прикрывшую маленький коричневый сосок. Ивана поразило, что она совершенно не стеснялась своей наготы. Она за все это время не сделала ни малейшей попытки прикрыться, заслониться от него. Это было странно, это было как-то не по-земному, но мало ли что… У нее было русское лицо — ясное, чистое, одухотворенное, красивейшее на всей Земле среди всех ее племен и народов, русское женское лицо.
— Я не птица, чтобы летать. Я была на Земле. И была на полигоне. Потом я спала. Иван уцепился за слово.
— Какой еще полигон? — спросил он, затаив дыхание.
— Не помню. Помню, что полигон. Последние биоразработки. Запуск системы… и все. Потом сон, очень долгий, холодный сон. Вы мучаете меня, я ничего не знаю, я не знаю, кто я, со мной что-то случилось. Но я ничего не могу понять. Я ничего не помню.
— Вы человек?
— Да.
— Вы землянка?
— Да.
— Сколько времени вы в Пристанище?
— Пристанище — это другой мир.
— Сколько времени вы находитесь в этом другом мире? — Иван начал понимать: нужна мнемоскопия. Иначе ничего не выйдет. Но он не мнемоскопист!
— Знаю, что другой мир. Больше ничего. Еще знаю — зурги. Все!
— Кем вы былина Земле?
— Не понимаю вопроса. Как можно быть кем-то? Я просто человек, женщина…
— У вас есть какая-то профессия?
Робкая улыбка осветила бледное во мраке лицо. Женщина была явно в замешательстве.
— Я не все ваши слова понимаю. Что такое профессия?
— Что вы делали? Кем вы работали?!
Улыбка стада еще более трогательной, даже извиняющейся. Землянка постепенно приходила в себя, ни следа отрешенности не было на ее лице. И все же она не понимала простейших вещей.
— Что делала, — она склонила голову набок и провела указательным пальцем по мху, оставляя примятую темную полоску, — я делала то, чего мне хотелось… нет, не помню. Помню только, что полигон не всем нравился, не всех туда пускали.
— Что-то оборонное? Испытательный полигон новых вооружений, так? поинтересовался Иван. — Постарайтесь припомнить.
— Оружие? Нет. Воплощение несуществующего.
— Бред какой-то! — Иван начинал уставать от этого допроса. Он так и ни на шажочек не приблизился к истине. — Но вы можете хотя бы ответить почему вы так долго спали? Что это был за сон? Возможно, анабиоз?
Она опять улыбнулась. Поправила волосы, прищурилась. Она оживала все больше. Только уголки ее губ почти незаметно, но неостановимо стали опускаться вниз, делая выражение лица скорбным.
— Это не анабиоз. Это сон. Я ничего не знала про полигон. Не спрашивайте меня больше. Я устала!
Иван вытащил из клапана стимуляторы, концентраты. Протянул темные шарики красавице.
Но та покачала головой.
— Не надо. Сейчас ничего не надо.
— Совсем ничего? — засомневался Иван.
— Нет, не совсем — согласилась женщина, — одно мне все-таки просто необходимо — проснуться. Проснуться полностью! Я ведь и сейчас еще сплю… да, да, не смотрите на меня, как на ненормальную.
— Я не могу понять абсолютно ничего! — признался Иван.
— И не поймете, — подтвердила красавица, — вы мне до сих пор кажетесь частью моего сна. Но я уже знаю — вы правда, вы — реальность, явь. Они отключили мой мозг… а потом он включился, но пока не весь, понимаете?
— По правде сказать, не очень, — Иван насупился, отвернулся. Он все больше приходил к мысли, что сумасшествие принимает коллективный характер.
— Давайте называть друг друга на «ты», — неожиданно предложила женщина.
— Конечно, — с готовностью ответил Иван и почему-то галантно привстал, поклонился.
Красавица рассмеялась, уткнула лицо в ладони.
— Теперь я тебе верю, теперь я вижу, что ты не призрак, — проговорила она сквозь смех. И тут же осеклась: — я сплю, я все еще продолжаю спать!
Что они сделали со мной?!
— Кто?! — резко спросил Иван. И ухватил ее за руку чуть выше локтя.
После некоторого промедления она ответила тихо, дрожащим голосом:
— Не знаю.
— Ну и что теперь делать? — начал вслух размышлять Иван. — Вот мы с тобой оказались здесь, за сотни тысяч парсеков от дома. Кроме нас тут еще… много людей — десятки, сотни, может, тысячи. Я бьюсь уже… — Иван снова запнулся, он не мог определить точно — сколько времени он провел в этом аду, ни один хронометр не показывал ни черта, — не меньше месяца, плутаю по каким-то гирляндам, пуповинам, ярусам, леший их забери, прошел какие-то внешние круги и барьеры, провалился в эти бестолковые подземелья, которые один мой хороший друг, — Иван саркастически усмехнулся, — называл подземельями низринутых демонов, короче, пробрался чуть ли не в сердцевину Пристанища…
— Пристанище? — оживилась женщина. — Мне знакомо это слово.
— Что оно означает? — тут же посерьезнел Иван.
— Не помню.
Иван отвернулся. И продолжил свой монолог:
— …но приблизился ли я к цели? Нет! Ни на шажок не приблизился.
Наоборот, мне сейчас кажется, что я заплутал окончательно. Эх, если бы попался Д-ста-тор, я не стал бы раздумывать, с ходу махнул бы на Землю!
— Земля часть Пристанища, — сомнамбулически проговорила женщина, Пристанище это Вселенная вселенных и аура Системы.
— Что ты сказала?! Повтори!
Лицо у Ивана пошло красными пятнами, руки задрожали.
Женщина открыла глаза. Удивленно взглянула на него.
— Разве я что-то говорила? Нет, тебе послышалось.
— Ты сказала, что Земля — это часть Пристанища…
— Земля?
— Да!
— Не помню!
— Бред! Идиотизм какой-то! — не выдержал Иван. — Мы тут сидим, плетем какую-то ахинею, а там… — он махнул рукой вверх, — там каждую минуту, каждую секунду гибнут люди!
— Воплощение это не гибель.
— Что-о?! Что ты говоришь?! Я собственными глазами видел страшные, дичайшие вещи, этого нельзя описать. Оно пожирало их! Оно грызло и пережевывало несчастных, глотало! Причем тут воплощение?!
Взгляд у женщины вновь стал отрешенным. Голос потускнел, зазвучал хрипловато.
— Гибли только тела, только грубая плоть. Я теперь вижу это, я все вижу! Они воплотились, они перешли на высшую ступень. Им хорошо!
Иван насторожился. Он уже слыхал такие речи. На нее идет пси-врздействие, прямое пси-воздействие. Это в лучшем случае! В худшем это вообще не она, это оборотень, это носитель темной сущности. Проверим!
— Слушай меня внимательно! — проговорил он спокойно, глядя ей в глаза.
— Ты человек. Ты женщина Земли. Все воплощения и перевоплощения — это воздействие извне на твою психику…
Он повторил три раза кодовые ведические заклинания, установил барьер «хрустальный шлем».
И он не ошибся. Через несколько секунд глаза у женщины прояснились.
Она взглянула на Ивана в недоумении.
— Что это было? — спросила она.
— Ты просто спала, — мягко, успокаивающе ответил Иван.
— Я не хочу больше спать! — она неожиданно вскинула руки ему на шею, прильнула к груди. — Я не хочу больше спать, Иван!
Он немного отстранился. Близость женщины волновала, горячила кровь. Но не время, не теперь! Нельзя терять голову; — Я тоже думаю, что ты не совсем подходишь на роль спящей красавицы.
Нет, нет, ты необыкновенно красивая, ты подлинная красавица… но те времена ушли, — он огладил ее плечи, прикоснулся пальцами к. ШЕЛКОВИСТЫМ прядям, — они ушли безвозвратно. В найей жизни мало романтики, мало сказочности. В ней только жестокая реальность. И много мерзости, крови, подлости. Сейчас спящих красавиц не кладут в хрустальные грббы, их сказочный сон нынче не стерегут благородные и могучие богатыри, сейчас этих красавиц прямо из анабиоза бросают в пасть чудищ-людоедов, им отгрызают головы, их жуют, чавкая и сопя. Мне тяжело говорить об этом. И хватит уже болтать. Мы сделаем так: или вы останетесь, а я иду на поиски…
— Нет, мы пойдем вдвоем, я одна не останусь, я боюсь, Иван. И кстати, мы же перешли на «ты», забыл?
— Помню. — Он сделал попытку стащить с себя рубаху. — Ты не хочешь немного прикрыться, ведь тут зябко, можно и простудиться.
Она остановила его жестом.
— Ну, как знаешь!
К решетке она, наверняка, вышла откуда-то из глубины этого мрачного хода. Значит, и идти надо именно туда. Иван еще раз подумал, а стоит ли рисковать, тащить ее за собой. Но потом решил, что еще неизвестно, где риска больше.
— Если ты не помнишь, как тебя зовут, я сам придумаю тебе имя. Я не могу вот так, как к дереву, траве… — он сбился, не зная, правильно ли она поймет его, не обидится ли.
— Придумывай, — согласилась женщина, — если мне понравится, буду отзываться.
Легко сказать — придумаю имя, а попробуй придумай — с новорожденным, и то не так-то просто, а тут взрослый человек. Иван сдвинул брови к переносице, глубокие морщины прорезали его чело.
— А быть тебе, — промолвил он после короткого, но углубленного раздумья, — быть тебе Еленой Прекрасной! — Он положил ей обе руки на плечи, погрузился в серые бездонные глаза. — Ибо если не тебе так зваться, то кому же еще?! Но это для торжественных церемоний и подобающих случаев. А наедине я буду звать тебя Аленою, Аленкой, не возражаешь?
— Нет, — сказалаона, — мне нравится мое новое имя. Мне даже не хочется вспоминать старого, настолько мне оно нравится. А еще больше мне нравится, как ты произносишь его. — и она повторила тихо, ~ Алена, Аленка, Аленушка.