Страница:
Иван чувствовал, что нет никакой мочи ждать, что надо выходить немедленно! срочно! во что бы то ни стало! Он был в упадке, на грани… и все же он пробивался к Свету. Периферийными рецепторами он ощущал, как Сверхпрограмма въедается в Черноту, как она разгрызает мозг демона-колдуна.
Глаза открывали ему извне картину: усыхает, съеживается гигантское тело, пропадает в складках непомерного балахона-сутаны. Уже не видно лица, рук, птичьих лап…
Иван вырвался в Свет. Вернулся в свое тело. И упал — никто его не поддерживал. Охранников не было — то ли они разбежались при виде смерти своего хозяина, то ли их вообще уже не было, ведь они могли составлять с демоном Аввароном одна целое, быть его внешними ипостасями. Иван рухнулу понимая, что он победил Авварона. Впервые победил этого духа зла и подлости, коварства и ненависти, за все годы, что он провел в Пристанище, что был с ним в одних мирах.
Он лежал, уткнувшись головой в нижнюю ступеньку — и прямо перед его почти незрячими глазами лежала его же седая, уже с желтизной, большая прядь, она выпала от старости, от невероятной дряхлости. А еще рядом лежала его же рука — но это была рука скелета, рука мумии. Он выжал из себя все!
Он отдал все! Теперь он мог умереть., Складки тяжеленного балахона-сутаны сползли вниз. И из-под них выпало что-то маленькое, похожее одновременно на черную куклу и трупик крохотной обезьянки. Иван пригляделся — это был сморщенный, совершенно голый и мертвый Авварон Зурр бан-Тург в Шестом Воплощении Ога Семирожденного. Это было все, что осталось от посланца потустороннего мира в Пристанище. Нет…
с другого конца ступенек, из-под балахона вдруг выскользнул голый розовый червь с прозрачной головой и горящими красными глазками. Червь был еле живой, он изворачивался, свивался в кольца, но двигался еле-еле, Иван хотел встать, чтобы раздавить червя. Но не смог. И тот скрылся в молочной белизне, у далеких и в то же время близких стен с черными нишами.
Он не ощущал себя победителем. Он умирал. Опять над его запрокинутым лицом плыло бездонное небо, опять дул ветер и шумел в вышине листвою, опять батюшка, старик-священник вел с ним долгую, бесконечную беседу, а облака сплетались в фигуры и с неба звучало попеременно: «…будь благословен… прокляну его… будь благословен… прокляну!» Сердце билось с перебоями, надолго замирая, умолкая. Да, он прожил отмеренное ему, он выжал себя до капельки, и нет больше сил даже встать на колени, перевернуться, поднять руку. А батюшка упрямо твердил: «Иван, идущий в Космос, отдает свою душу в лапы сил неведомых и страшных, он выходит из-под покровительства Церкви, он выходит из-под крыла Господня, и судьба его пропитана горечью полыни, нет ему отдохновения, нет спокойствия и опоры, он сам вырывает Землю из-под себя, так с кем же его сравнить можно? Идти в неведомое дозволительно, лишь испросив благословения Божьего…» И перекрывал голос батюшки благовест, разлетался окоемным звоном в неведомые дали, и звучало торжественно и тихо: «Иди! И да будь благословен!» Иван вспомнил все. Его благословил на подвиг Первосвященник Земли Русской, Патриарх Всея Руси. Как давно это было. Разве он не утратил еще того благословения?! Или он уже отвергнут, проклят? Он провел высохшей легкой ладонью по груди — крест теплился на ней. Это маленькое чудо! Это сейчас главное! Бго не отвергли и не прокляли несмотря на всю кровь, которую он пролил, несмотря на все предательства, которые он совершил, несмотря на слабость его и гордыню, тщету и бездушие, уныние и безумную ярость. Он еще жив. Это хорошо… Иван снова бросил взгляд на трупик Авварона. Тот стал совсем черным, будто обугленным, и маленьким, скрюченным, жалким. Сверхпрограмма уничтожила демона-колдуна. Так может быть, это и входило в задачи «серьезных» людей? Может, они спасали человечество?! Пусть его, Ивановой жизнью, но все же человечество, все сорок восемь миллиардов?! Тогда их трудно обвинить в чем-то. Если это так… можно умереть! И все же сомнение мешало Ивану смежить глаза. Нет!
Что-то здесь нечисто!
— Будьте вы прокляты! — выдавил он, внезапно осознав, что все не так, что все значительно страшнее, хуже, подлее. — Ничего не выйдет у вас!
Из последних сил он взобрался на ступень, потом на другую… Здесь!
Должно быть здесь! Он долго рылся в складках тяжелой сутаны. Изнемогал.
Падал в нее лицом, задыхался, терял сознание… Но он нашел то, что искал.
Кристалл! Надо его уничтожить! Но как?! Иван сунул желтый кристалл за, пазуху. Он не должед-яикому достаться! Никогда! Ни при каких обстоятельствах! Сознание покинуло его.
«…Иван! …Иван! …очнись!» — стучал тихий голос в виске. Невозможно было понять, что это за голос. Сон? Наваждение?
Иван застонал.
«Потерпи! Сейчас будет легче!».
Иван открыл глаза. Шевельнул рукой. Нет, он не умер, рука слушается его. Он приподнялся на локтях, сел, огляделся — пустынный зал, черная кукла под ступенями, серый тяжелый балахон. Да, это все не сон. Это было!
Он встал да ноги.
«Иван! Я с тобой! Я в тебе! — в голове звучал голос Пер-возурга. Иван! У нас слишком мало времени! Надо спешить!»
— Куда? — вслух спросил Иван. «НаЗемлр)!»
— Из Пристанища нет выхода! — изрек Иван мрачно. И прижал руку к рубахе, под которой лежал кристалл. «Ты забыл, о чем мы толковали с тобою?!»
— Нет! Я все помню, — признался Иван, — вы тогда были вежливее, хотя мне и не нравилось это ваше обращение — молодой человек!
«Я в тебе, Иван! Это я даю тебе силы, ты понимаешь?! Я говорил, что мне нет выхода из Пристанища, что с Полигона мне не уйти. Это так. Но я могу его покинуть в чужом мозгу. В твоем мозгу, Иван! Неужели ты не понял тогда намека! Это твой и мой шанс! Но нам надо убираться немедленно, иначе, смерть. Они нас не выпустят. Ты. слишком долго был в забытьи, целых три минуты. Теперь у нас осталось не больше пяти. Я знаю все ходы и выходы. Я буду вести тебя. Ну же, Иван, вперед!».
— Мне надо к Алене! — твердо сказал. Иван.
«Твое тело безжизненно! Я вливаю в него силы. Этого надолго не хватит. Надо спешить. Звездолет, Иван! Он спасет нас! Скорее в звездолет! Справа — четвертая ниша. Бегом к ней».
Иван неторопливо пошел к нише. Он знал, что Первозург не обманывает.
Но у него было свое мнение.
— Звездолет останется здесь! — сказал он. — Пока жива Алена, он будет ее убежищем и крепостью.
«Это глупо, Иван! Она будет в целости и невредимости, ячейка сохранит ее! Ты что, забыл, что без меня не сможешь сделать и шага? Вперед!» Иван остановился.
— Хорошо, я умру здесь, — сказал он.
«Нет! Только не это! — Первозург был явно встревожен. Да и кому, как не ему, было знать обстановку. — Будь по-твоему. Иди в нищу!»
Иван шагнул во тьму. И его понесло куда-то. Это был переходной шлюз, а может, и кое-что похлеще. «Они уже хватились тебя! Они идут следом!
Если они прознают, что я в тебе, Иван, они сделают невозможное, но уничтожат тебя. Понимаешь? Теперь только ты, только ты… Стой! Три шага вперед. Видишь зеркальную дверь? Открывай. Бери, бери, это твой лучемет! Он может пригодиться! Вправо! Еще шесть шагов. Все, Иван, я перестаю говорить, я беру управление твоим телом в свои руки… иначе смерть!!!»
Иван ощутил, как его повлекло за другую дверь, прозрачную и полую, он бегом пронесся по пусАнному залу, заставленному непонятными, во впечатляющими машинами, приборами. И уткнулся в еще одну Черную нишу.
Здесь! Именно здесь! Он уже знал! Сейф. Три оборота. Движение вверх. Два назад. Влево, «вниз. Один. Семь. „Червон- ная луна. Три отпора!“ Из тьмы шкафчика на негоуставился голубой глазок.
— Опять подвох? — спросил вслух Иван, вспоминая „ячейку“, которую ему дал Авварон.
Первозург не ответил. Иван сунул шарик в карман. Три шага влево.
Здесь. — Он представил пропасть. Пустоту. И перед ним мгновенно возник кусок „хрустального льда“. Вниз! Иван на ходу дал залп из лучемета что-то огромное и страшное навалилось на дыру сверху, распласталось, потекло вниз жижей. Опоздали! Он прикончил этого монстра! Он успел раньше! „Молодец, Иван! — прогремело в голове. — Не оплошай!“
Его швырнуло обо что-то. В глазах потемйело. Нет, это темень вокруг.
Это Спящий Мир! Вот он — огромный шар. Иван бросился бегом к звездолету. По его пятам уже гнались черные тени. Рисковать нельзя. Иван не жалел зарядов.
Лучемет извергал снопы лучистой энергии. Он уничтожал все движущееся, дышащее, шевелящееся, быстрей! Еще быстрей! Свет! Снежинки! Иван дал залп — и по глинистой земле растеклась черная туша с шестью длиннющими лапами, когти взрыли глубокие борозды; Монстры! Проклятые вурдалаки. Бессмертные, вечно воплощающиеся и перевоплощающиеся упыри! Снежинки. Свет. Его втянуло в звездолет.
— Алена!
— Иван!!!
Она ждала его. Она стояла и тянула руки к нему. В белом лице не было ни кровинки. И все же он успел!
— Я люблю тебя, Аленка! Безумно люблю! Иван бросился к ней, обнял ее, чуть не задушил.
— И я люблю тебя, Иван, — шептала она. — Но что с тобой? Почему ты так постарел? Где ты был?! Что с тобой делали?! Что?! Отвечай?!
Иван не знал, что и ответить. Не время. Ох, не время!
— Я приду, Алена! Ничего не бойся! Я обязательно приду! И будет откат!
Знаешь, что это такое?
— Нет!
— Я буду молодым… или умру! — Иван путался, сбивался. — Нет! Это глупость! Я выживу и вернусь за тобой. Вот!
— Биоячейка?
— Да, свернутая ячейка! Ты поняла меня?
— Прямо сейчас?! — в глазах у Алены застыли страх, отчаяние.
Иван поцеловал-ее» крепко, сильно.
— Именно сейчас. Иначе гибель!
«Остались секунды!!! — прогремело в мозгу. — Они со всех сторон! Даже моего умения не хватит! Иван! Мы вышли из Чертогов! Здесь я не всесилен, понимаешь! Быстрей!»
— Хорошо! Я все поняла, Иван! Ты придешь за мной. Я буду ждать!
Поцелуй меня еще раз!
Иван надолго приник к ней — прекрасной Алене, безумно совершенной, лучшей из всех женщин тридцать первого века, да и предыдущих тоже. Ну почему он не может остаться с ней?! Почему?!
— Я приду за вами!
Она улыбнулась ему. Эта улыбка окрылила Ивана. Она не прощалась с ним.
Нет! Они встретятся! Обязательно встретятся!
Алена приложила голубой шарик ко лбу. Застыла.
— Уходи, Иван. И помни — я… нет, мы ждем тебя! По всему ее безмерно прекрасному телу разлилось голубое свечение. Полупрозрачная дымка скрыла Алену. И стала медленно поднимать вверх.
Так надо! Так надо! — твердил себе Иван.
«Бежим! Скорей!» — бил в мозгу голос Первозурга.
— Сейчас. Погоди!
Иван дождался, пока голубое объемное ложе, принявшее в себя его любимую, не застыло на высоте четырех-пяти метров. Да, она будет лежать в этом вековечном прозрачном гробу. Будет ждать его. А он… А ему, чтобы вернуться, надо уйти!
— До свидания, Аленка! — прошептал он.
И круто развернулся.
Теперь Первозург снова вел его тело. Бегом. Бегом! Край зала. Шар.
Ивана бросило на шар. Он распластался на нем. И тут же оказался внутри.
«Капсула! — голос проник в глубь сознания. — Представляй капсулу. Я знаю, где она, но надо выйти точно, без промашки!» Это Д-статор! Но Первозург все перепутал. В капсулу они не попадут. Она заблокирована. Нет! Нужен бот, десантный бот! Иван знал, что делал, когда не подчинился Программе в первый раз, именно ради вот этой минуты он вытерпел тогда адские боли. Бот. Бот!
Бот!!!
Его бросило в какие-то колючие заросли так, что рука, сжимавшая лучемет, чуть не хрустнула. Черт побери! Иван вскочил на ноги. Прямо! Надо бежать прямо! Он продирался сквозь живые, шевелящиеся лианы, рвался вперед… и ощущал, как цепенеет его мозг. Да они не гонятся за ним, вовсе нет! Они прощупывают гипнолокаторами те места, _где он должен быть, они давят его волю, его сознание. Это хуже, в сто крат хуже. «Мы погибли! снова взвыл внутри мозга Первозург. — Это конец!»
— Нет! Это не конец!
Иван вскинул лучемет — три залпа подряд прожгли насквозь переплетающиеся кроны чудовищных деревьев. Вниз рухнул шестикрылый дракон — рухнул, ломая все на своем пути, сокрушая деревья, сбивая сучья, разрывая живые лианы.
— Вот он!
Из-за мохнатой трубчатой поверхности высветил-ся серебристый, местами матово-черныйбокдесантногобота-последнегопристанища десантников-смертников.
— Прощай, проклятая планета Навей! — заорал Иван словно безумный. Проща-а-а-ай!!!
Первозург, один из главных создателей чудовищного заколдованного мира, один из Первотворцов Пристанища, провел его той дорогой, на которую сам Иван мог потратить бы и всю жизнь-и тысячу тысячей жизней…
— Проща-а-а-а-айШ, Иван вспрыгнул на рефлектор-приемник бота. Оглянулся. Отшвырнул от себя лучемет.
Он не заметил, как что-то маленькое, плотное выскользнуло из-под его разодранной обветшалой маскировочной рубахи и исчезло в густой живой траве.
Эпилог
Глаза открывали ему извне картину: усыхает, съеживается гигантское тело, пропадает в складках непомерного балахона-сутаны. Уже не видно лица, рук, птичьих лап…
Иван вырвался в Свет. Вернулся в свое тело. И упал — никто его не поддерживал. Охранников не было — то ли они разбежались при виде смерти своего хозяина, то ли их вообще уже не было, ведь они могли составлять с демоном Аввароном одна целое, быть его внешними ипостасями. Иван рухнулу понимая, что он победил Авварона. Впервые победил этого духа зла и подлости, коварства и ненависти, за все годы, что он провел в Пристанище, что был с ним в одних мирах.
Он лежал, уткнувшись головой в нижнюю ступеньку — и прямо перед его почти незрячими глазами лежала его же седая, уже с желтизной, большая прядь, она выпала от старости, от невероятной дряхлости. А еще рядом лежала его же рука — но это была рука скелета, рука мумии. Он выжал из себя все!
Он отдал все! Теперь он мог умереть., Складки тяжеленного балахона-сутаны сползли вниз. И из-под них выпало что-то маленькое, похожее одновременно на черную куклу и трупик крохотной обезьянки. Иван пригляделся — это был сморщенный, совершенно голый и мертвый Авварон Зурр бан-Тург в Шестом Воплощении Ога Семирожденного. Это было все, что осталось от посланца потустороннего мира в Пристанище. Нет…
с другого конца ступенек, из-под балахона вдруг выскользнул голый розовый червь с прозрачной головой и горящими красными глазками. Червь был еле живой, он изворачивался, свивался в кольца, но двигался еле-еле, Иван хотел встать, чтобы раздавить червя. Но не смог. И тот скрылся в молочной белизне, у далеких и в то же время близких стен с черными нишами.
Он не ощущал себя победителем. Он умирал. Опять над его запрокинутым лицом плыло бездонное небо, опять дул ветер и шумел в вышине листвою, опять батюшка, старик-священник вел с ним долгую, бесконечную беседу, а облака сплетались в фигуры и с неба звучало попеременно: «…будь благословен… прокляну его… будь благословен… прокляну!» Сердце билось с перебоями, надолго замирая, умолкая. Да, он прожил отмеренное ему, он выжал себя до капельки, и нет больше сил даже встать на колени, перевернуться, поднять руку. А батюшка упрямо твердил: «Иван, идущий в Космос, отдает свою душу в лапы сил неведомых и страшных, он выходит из-под покровительства Церкви, он выходит из-под крыла Господня, и судьба его пропитана горечью полыни, нет ему отдохновения, нет спокойствия и опоры, он сам вырывает Землю из-под себя, так с кем же его сравнить можно? Идти в неведомое дозволительно, лишь испросив благословения Божьего…» И перекрывал голос батюшки благовест, разлетался окоемным звоном в неведомые дали, и звучало торжественно и тихо: «Иди! И да будь благословен!» Иван вспомнил все. Его благословил на подвиг Первосвященник Земли Русской, Патриарх Всея Руси. Как давно это было. Разве он не утратил еще того благословения?! Или он уже отвергнут, проклят? Он провел высохшей легкой ладонью по груди — крест теплился на ней. Это маленькое чудо! Это сейчас главное! Бго не отвергли и не прокляли несмотря на всю кровь, которую он пролил, несмотря на все предательства, которые он совершил, несмотря на слабость его и гордыню, тщету и бездушие, уныние и безумную ярость. Он еще жив. Это хорошо… Иван снова бросил взгляд на трупик Авварона. Тот стал совсем черным, будто обугленным, и маленьким, скрюченным, жалким. Сверхпрограмма уничтожила демона-колдуна. Так может быть, это и входило в задачи «серьезных» людей? Может, они спасали человечество?! Пусть его, Ивановой жизнью, но все же человечество, все сорок восемь миллиардов?! Тогда их трудно обвинить в чем-то. Если это так… можно умереть! И все же сомнение мешало Ивану смежить глаза. Нет!
Что-то здесь нечисто!
— Будьте вы прокляты! — выдавил он, внезапно осознав, что все не так, что все значительно страшнее, хуже, подлее. — Ничего не выйдет у вас!
Из последних сил он взобрался на ступень, потом на другую… Здесь!
Должно быть здесь! Он долго рылся в складках тяжелой сутаны. Изнемогал.
Падал в нее лицом, задыхался, терял сознание… Но он нашел то, что искал.
Кристалл! Надо его уничтожить! Но как?! Иван сунул желтый кристалл за, пазуху. Он не должед-яикому достаться! Никогда! Ни при каких обстоятельствах! Сознание покинуло его.
«…Иван! …Иван! …очнись!» — стучал тихий голос в виске. Невозможно было понять, что это за голос. Сон? Наваждение?
Иван застонал.
«Потерпи! Сейчас будет легче!».
Иван открыл глаза. Шевельнул рукой. Нет, он не умер, рука слушается его. Он приподнялся на локтях, сел, огляделся — пустынный зал, черная кукла под ступенями, серый тяжелый балахон. Да, это все не сон. Это было!
Он встал да ноги.
«Иван! Я с тобой! Я в тебе! — в голове звучал голос Пер-возурга. Иван! У нас слишком мало времени! Надо спешить!»
— Куда? — вслух спросил Иван. «НаЗемлр)!»
— Из Пристанища нет выхода! — изрек Иван мрачно. И прижал руку к рубахе, под которой лежал кристалл. «Ты забыл, о чем мы толковали с тобою?!»
— Нет! Я все помню, — признался Иван, — вы тогда были вежливее, хотя мне и не нравилось это ваше обращение — молодой человек!
«Я в тебе, Иван! Это я даю тебе силы, ты понимаешь?! Я говорил, что мне нет выхода из Пристанища, что с Полигона мне не уйти. Это так. Но я могу его покинуть в чужом мозгу. В твоем мозгу, Иван! Неужели ты не понял тогда намека! Это твой и мой шанс! Но нам надо убираться немедленно, иначе, смерть. Они нас не выпустят. Ты. слишком долго был в забытьи, целых три минуты. Теперь у нас осталось не больше пяти. Я знаю все ходы и выходы. Я буду вести тебя. Ну же, Иван, вперед!».
— Мне надо к Алене! — твердо сказал. Иван.
«Твое тело безжизненно! Я вливаю в него силы. Этого надолго не хватит. Надо спешить. Звездолет, Иван! Он спасет нас! Скорее в звездолет! Справа — четвертая ниша. Бегом к ней».
Иван неторопливо пошел к нише. Он знал, что Первозург не обманывает.
Но у него было свое мнение.
— Звездолет останется здесь! — сказал он. — Пока жива Алена, он будет ее убежищем и крепостью.
«Это глупо, Иван! Она будет в целости и невредимости, ячейка сохранит ее! Ты что, забыл, что без меня не сможешь сделать и шага? Вперед!» Иван остановился.
— Хорошо, я умру здесь, — сказал он.
«Нет! Только не это! — Первозург был явно встревожен. Да и кому, как не ему, было знать обстановку. — Будь по-твоему. Иди в нищу!»
Иван шагнул во тьму. И его понесло куда-то. Это был переходной шлюз, а может, и кое-что похлеще. «Они уже хватились тебя! Они идут следом!
Если они прознают, что я в тебе, Иван, они сделают невозможное, но уничтожат тебя. Понимаешь? Теперь только ты, только ты… Стой! Три шага вперед. Видишь зеркальную дверь? Открывай. Бери, бери, это твой лучемет! Он может пригодиться! Вправо! Еще шесть шагов. Все, Иван, я перестаю говорить, я беру управление твоим телом в свои руки… иначе смерть!!!»
Иван ощутил, как его повлекло за другую дверь, прозрачную и полую, он бегом пронесся по пусАнному залу, заставленному непонятными, во впечатляющими машинами, приборами. И уткнулся в еще одну Черную нишу.
Здесь! Именно здесь! Он уже знал! Сейф. Три оборота. Движение вверх. Два назад. Влево, «вниз. Один. Семь. „Червон- ная луна. Три отпора!“ Из тьмы шкафчика на негоуставился голубой глазок.
— Опять подвох? — спросил вслух Иван, вспоминая „ячейку“, которую ему дал Авварон.
Первозург не ответил. Иван сунул шарик в карман. Три шага влево.
Здесь. — Он представил пропасть. Пустоту. И перед ним мгновенно возник кусок „хрустального льда“. Вниз! Иван на ходу дал залп из лучемета что-то огромное и страшное навалилось на дыру сверху, распласталось, потекло вниз жижей. Опоздали! Он прикончил этого монстра! Он успел раньше! „Молодец, Иван! — прогремело в голове. — Не оплошай!“
Его швырнуло обо что-то. В глазах потемйело. Нет, это темень вокруг.
Это Спящий Мир! Вот он — огромный шар. Иван бросился бегом к звездолету. По его пятам уже гнались черные тени. Рисковать нельзя. Иван не жалел зарядов.
Лучемет извергал снопы лучистой энергии. Он уничтожал все движущееся, дышащее, шевелящееся, быстрей! Еще быстрей! Свет! Снежинки! Иван дал залп — и по глинистой земле растеклась черная туша с шестью длиннющими лапами, когти взрыли глубокие борозды; Монстры! Проклятые вурдалаки. Бессмертные, вечно воплощающиеся и перевоплощающиеся упыри! Снежинки. Свет. Его втянуло в звездолет.
— Алена!
— Иван!!!
Она ждала его. Она стояла и тянула руки к нему. В белом лице не было ни кровинки. И все же он успел!
— Я люблю тебя, Аленка! Безумно люблю! Иван бросился к ней, обнял ее, чуть не задушил.
— И я люблю тебя, Иван, — шептала она. — Но что с тобой? Почему ты так постарел? Где ты был?! Что с тобой делали?! Что?! Отвечай?!
Иван не знал, что и ответить. Не время. Ох, не время!
— Я приду, Алена! Ничего не бойся! Я обязательно приду! И будет откат!
Знаешь, что это такое?
— Нет!
— Я буду молодым… или умру! — Иван путался, сбивался. — Нет! Это глупость! Я выживу и вернусь за тобой. Вот!
— Биоячейка?
— Да, свернутая ячейка! Ты поняла меня?
— Прямо сейчас?! — в глазах у Алены застыли страх, отчаяние.
Иван поцеловал-ее» крепко, сильно.
— Именно сейчас. Иначе гибель!
«Остались секунды!!! — прогремело в мозгу. — Они со всех сторон! Даже моего умения не хватит! Иван! Мы вышли из Чертогов! Здесь я не всесилен, понимаешь! Быстрей!»
— Хорошо! Я все поняла, Иван! Ты придешь за мной. Я буду ждать!
Поцелуй меня еще раз!
Иван надолго приник к ней — прекрасной Алене, безумно совершенной, лучшей из всех женщин тридцать первого века, да и предыдущих тоже. Ну почему он не может остаться с ней?! Почему?!
— Я приду за вами!
Она улыбнулась ему. Эта улыбка окрылила Ивана. Она не прощалась с ним.
Нет! Они встретятся! Обязательно встретятся!
Алена приложила голубой шарик ко лбу. Застыла.
— Уходи, Иван. И помни — я… нет, мы ждем тебя! По всему ее безмерно прекрасному телу разлилось голубое свечение. Полупрозрачная дымка скрыла Алену. И стала медленно поднимать вверх.
Так надо! Так надо! — твердил себе Иван.
«Бежим! Скорей!» — бил в мозгу голос Первозурга.
— Сейчас. Погоди!
Иван дождался, пока голубое объемное ложе, принявшее в себя его любимую, не застыло на высоте четырех-пяти метров. Да, она будет лежать в этом вековечном прозрачном гробу. Будет ждать его. А он… А ему, чтобы вернуться, надо уйти!
— До свидания, Аленка! — прошептал он.
И круто развернулся.
Теперь Первозург снова вел его тело. Бегом. Бегом! Край зала. Шар.
Ивана бросило на шар. Он распластался на нем. И тут же оказался внутри.
«Капсула! — голос проник в глубь сознания. — Представляй капсулу. Я знаю, где она, но надо выйти точно, без промашки!» Это Д-статор! Но Первозург все перепутал. В капсулу они не попадут. Она заблокирована. Нет! Нужен бот, десантный бот! Иван знал, что делал, когда не подчинился Программе в первый раз, именно ради вот этой минуты он вытерпел тогда адские боли. Бот. Бот!
Бот!!!
Его бросило в какие-то колючие заросли так, что рука, сжимавшая лучемет, чуть не хрустнула. Черт побери! Иван вскочил на ноги. Прямо! Надо бежать прямо! Он продирался сквозь живые, шевелящиеся лианы, рвался вперед… и ощущал, как цепенеет его мозг. Да они не гонятся за ним, вовсе нет! Они прощупывают гипнолокаторами те места, _где он должен быть, они давят его волю, его сознание. Это хуже, в сто крат хуже. «Мы погибли! снова взвыл внутри мозга Первозург. — Это конец!»
— Нет! Это не конец!
Иван вскинул лучемет — три залпа подряд прожгли насквозь переплетающиеся кроны чудовищных деревьев. Вниз рухнул шестикрылый дракон — рухнул, ломая все на своем пути, сокрушая деревья, сбивая сучья, разрывая живые лианы.
— Вот он!
Из-за мохнатой трубчатой поверхности высветил-ся серебристый, местами матово-черныйбокдесантногобота-последнегопристанища десантников-смертников.
— Прощай, проклятая планета Навей! — заорал Иван словно безумный. Проща-а-а-ай!!!
Первозург, один из главных создателей чудовищного заколдованного мира, один из Первотворцов Пристанища, провел его той дорогой, на которую сам Иван мог потратить бы и всю жизнь-и тысячу тысячей жизней…
— Проща-а-а-а-айШ, Иван вспрыгнул на рефлектор-приемник бота. Оглянулся. Отшвырнул от себя лучемет.
Он не заметил, как что-то маленькое, плотное выскользнуло из-под его разодранной обветшалой маскировочной рубахи и исчезло в густой живой траве.
Эпилог
ЧЕРНОЕ ЗАКЛЯТЬЕ
Чудовища порождают чудовищ. Лишь в романтических сказках в телах монстров живут прекрасные и добрые души. Но жизнь не сказка, в жизни все проще, страшнее и чернее, ибо огонек свечи на малые крохи раздвигает безграничную тьму, и то, еле заметное, пространство света несопоставимо с океаном мрака.
Мрак порождает чудовищ, во мраке они живут своей непостижимой для человека жизнью, во мраке они пожирают друг друга, во мраке уходят в небытие. Из мрака они выползают на свет, вселяя смертный ужас в сердца тех, кто рожден при свечах, в их непостоянном и таком недолгом свете.
Черная бесконечная Пропасть, Вселенский Океан Тьмы, жуткое, непредставимое сплетение миллиардов черных миров и антимиров, пространств и антипространств, Вечное Падение в пасть Смерти. — И крохотный огонек, еле теплящийся в незримой ладони Того, кого человек в своих неуклюжих попытках постичь мир нарек Творцом. Тьма и Свет. Триллионы триллионов в триллионной степени мегатонн свинцовой беспощадной Тьмы — безмерная, всесокрушающая тяжесть Черной Пустоты… И слабенький, нежный, еле пробивающийся из неосязаемой почвы росток. Так почему же он выдерживает адское запредельное давление, которое невозможно даже выразить цифрами и числами?! Почему почти бесплотный язычок пламени раздвигает свинцовую Тьму? Непостижимая загадка! Кто породил Черную Пропасть? Кто породил Свет? Неужели у них один Создатель?! Не дано человеческому уму объять необъятное, постичь непостижимое. И только приходит как сомнение, терзающее, не дающее покоя, приходит догадка — разные силы создали Тьму и Свет. И что было раньше? Кто сможет твердо сказать: сначала была Тьма… Никто! Ибо можно сказать и так: сначала был Свет! но порожденная в нем Тьма, малый очаг Зла, Пустоты, Разрушения, безумия начал разгораться, разрастаться, пожирая Свет, убивая Его, поглощая — и разлилась Тьма по всему Мирозданию. Чудовища, порожденные во Тьме, пожрали Свет. И изрекли: для того и был Свет, чтобы его погасить! для того и родилось в мире Черное Благо, чтобы упрочить власть Тьмы… Горе безумцам, ползущим по грани меж Светом и Тьмою! Нет им спасения ни там, ни здесь. Есть лишь вечные муки, и есть предел, за которым все та же Тьма.
Тьма, властвующая в Потустороннем Мироздании — Тьма, которая в миллионы крат страшнее и чернее Вселенской Тьмы, чудовищнее Черной Пустоты, Черной Пропасти. Тьма, которая владычествует над самою Смертью… Что знает слабый человек, порожденный при сумеречном свете свечей, о запредельном адском Мраке Преисподней, о Черных Силах, обитающих в ней? Ничего! Что может знать его призрачный тленный ум о Глубинах, которые лежат за всеми пространствами и подпространствами, за всеми измерениями и уровнями всех вселенных Мироздания?! Ничего! Но знает рожденный при свете, что есть Тьма, более страшная, чем Тьма Вселенская. И знание это порождает в нем слабость. Да, слаб от рождения человек, всецело зависящий от недолгого тления свечи, слаб сам но себе. И слаб своим знанием… но ползет он в Океан Тьмы, преодолевая Страх и Ужас. Ползет, раздвигая границы Света. И оттого ненавистен он обитателям Черного Океана. Он — слабый, немощный, не ведающий Мироздания — ползет встречь полчищам чудовищ, порожденных чудовищами. Ползет, не зная, что Незримые Глубины Преисподней, Черного Подмирного Мира, Внепространствен-ной Вселенной Ужаса готовы поглотить все: и крохотный огонек Света, и Черную бездонную Пропасть со всеми ее чудовищами, со всеми мирами, падающими в нее, со всеми Вселенными и Антивселенными, с ним самим, ползущим по неведомой дороге в неведомом направлении неведомо куда.
Не постичь человеку во веки веков, кто создал Свет и Мрак, кто сотворил все видимое и невидимое во всех мирах и пространствах. Но в высших сферах своего сверхсознания пусть не все, пусть один из миллиардов, имеющих разум, смутно видят Черту, проведенную Создателем. Черту, ограждающую все миры, существующие и несуществующие, от Черного Мира, защищающую от вторжения из него Сил Ужаса. Хранит та Святая Черта слабый огонек Света, ограждает его. Но не в дальних мирах пролегает она, не в иных измерениях и глубинных пространствах, не в запредельных вселенных. Проходит Черта по душам человеческим — бессмертным, но слабым, мятущимся, ищущим, готовящимся к вечности. И не выдерживают Испытания одни — срываются под нее, во Мрак. И воспаряют к Свету иные. Но живущие несут Ее. И только в них Она — Охранительница Мира Света и Добра. Только в них!
Иван долго смотрел прямо перед собой, не мигая и не щуря подслеповатых глаз. Наконец сказал:
— Мы предали их!
«Кого?» — поинтересовался Первозург, затаившийся в мозгу старика.
— Заложников, Тех, кого эта ублюдочная сволочь называла биомассой, сырьем, консервантами. Мы подло предали их!
Первозург не стал спорить.
«Ты разберешься во всем, когда вернешься сюда, Иван», — еле слышно прошептал он.
Иван включил полную прозрачность. И завис над непостижимым колдовским миром. Двести шестьдесят — лун просвечивали сквозь восемнадцать пересекающихся, наплывающих друг на друга исполинских колец, охватывающих уродливую планету под всеми углами. Из незримых жерл били вверх и окутывали желтым паром все системное пространство ядовитые испарения. Он был внутри.
И снаружи. Чудовищное чрево планеты Навей угрожающе лилового цвета, переходящего в мрачную зелень, тяяулось к десантному боту, к самому Ивану живыми мохнатыми щупальцами. Было их много, ужасающе много. Они вырывались из дыры-кратера и одновременно плыли меж беснующимися планетарными кольцами. Они ускользали из лап жестокой планеты, которая заключала в себе Дичайшее переплетение свернутых пространств и миров.
Шевелящиеся полипы черными влажными шарами-зрачками следили за беглецами.
Слепленная из живой пульсирующей плоти колоссальная труба-аорта сопротивлялась их движению, она пыталась заглотнуть бот, переварить его, загнать обратно в мохнатое лиловое чрево… Но ничто во Вселенной не могло остановить эту машину. Они вырывались из проклятого мира, они пробивали зримые и незримые барьеры Пристанища. Но там, внизу и внутри, оставались люди. Там оставалась Алена. И их нерожденный пока сын — он тоже оставался там.
Иван горько усмехнулся — доживет ли он до рождения своего сына?
Доживет ли он… до встречи с капсулой? Без нее, без возвраТкиков не будет отката. — А значит, ничего больше не будет.
«Я вновь увижу Землю! — неожиданно сказал Первозург. — Не верится!
Сорок миллионов лёг, о-о, как это много!» — Иван смотрел в край обшивки, который по его мыслеп-риказу превратился в зеркальную поверхность, и сам себе казался миллйонолетним стариком: изможденный, высохший, не человек, а мумия, мутные старческие глаза, дряблая кожа в рыжих пятнах, истрепанная и полувыпавшая, седая как лунь борода, клочью оставшихся длинных волос. Пристанище погубило его. Он прожил в Пристанище всю свою жизнь. И теперь он бежит из него!
Капсула! Где же ты, капсула! Руки планеты Навей, эти разреженные беснующиеся протуберанцы тянулись за ними, хватали их, царапали своими когтями обшивку бота, соскальзывали… нет, взбесившиеся вурдалаки не могли теперь ничегошёньки с ними поделать! Онине имели выхода с Полигона, ставшего Черной Язвой Вселенной. Они были заключены в непостижимой планете Навей как джин в бутылке. И все Чёрное Зло преисподней не могло им дать сил, ибо законы пространственных связей были сильнее и не открылся еще Сквозной Канал из мира мертвых в мир живых. Бот стремительно ускользал из смертных Объятий Пристанища.
— Что ты станешь делать, когда мы придем на Землю? — спросил Иван у Первозурга. — Я готов тебе помогать, как ты помогал мне. И все же…
«И все же тебе не хотелось бы, чтоб я задерживался в твоем мозгу слишком долго?»
— Да! — прям? ответил Иван.
Первозург промолчал. Чувствовалось, что ему нелегко в этой новой своей роли. Кто он теперь? Придаток? Ничто в чужой плоти? Вот так запросто превратиться, из властелина половины Пристанища в приживалу. Да, это непросто перенести.
«Я воплощусь в первое же существо, которое мы встретим, Иван», — сказал он после молчания.
— А захочет ли оно этого?
«Мы не будем его спрашивать, Иван!»
— Нет! На Земле другие законы. Ты слищком долго жил в Пристанище.
Ивана клонило в сон. Он был слаб, слишком слаб. Если бы не Первозург, он бы давно умер, еще там в зале, на ступенях. Старец отдавал ему свои бесконечные силы. Старец умел жить. Он в Основном и занимался этим все сорок миллионов лет странствия Пристанища в иных мирах. Он научился выживать в любых обстоятельствах воплощаться, перевоплощаться, выскальзывать из умирающего или уже умершего тела и. впиваться в новое, въедаться в него, захватывать его — и жить! жить!! жить!!
«Хорошо, молодой человек! Я и впрямь темного забылся, не надо учить меня человечности. Я вселюсь в первое же тело, которое нельзя будет воскресить. Я вселюсь в труп И оживлю его своим присутствием. Я уйду из тебя. Но мы ведь будем помогать друг другу?»
— Если нам вообще придется помогать хоть кому-то, — скептически заметил Иван. Он думал о другом, он думал о «серьезных» людях. Все зло, вся ненависть к ним перегорели. Доведись ему вот сейчас столкнуться с ними, он прошел бы мимо, даже не повернул бы в их сторону головы. Плевать, на все плевать! Почему он должен восстанавливать справедливость в этом несправедливом мире?! Почему ов должен спасать человечество? Он устал. И щгаего уже не хочет. Дряблые старые руки дрожали. Ноги подгибались, он еле вставал из кресла. Есть сильные, молодые, здоровые, не измученные в жутких передрягах… вот и пурть они спасают когохотят!
«Иван! Гляди!»
Он разлепил сморщенные веки, всмотрелся в густую тьму Космоса. Мрак.
Пустота. Черная пропасть. Ледяная безысходность и расстояния, не оставляющие надежды.
«Гляди!!!»
Иван всмотрелся в черноту. Совсем рядом с системной звездою — Черным Карликом, имевшим до классификатору отвратительно-слащавое название Альфы Циклопа, высвечивалась округлым боком и серебристо-тусклыми ажурными фермами-лапами красавица капсула с почти черным алмазно-тонким, бритвенным отражателем. Да, это была она — десантно-боевая всепространственная капсула экстра-класса. Вот теперь они спасены! Иван откинулся на спинку кресла.
Сбавил ход.
Десантный бот подплывал к кораблю-матке. И ему не были нужны никакие команды — он возвращался в родное лоно.
Они были уже совсем рядом, когда лиловая вспышка озарила Пространство, пронзила своим мертвенным светом полупрозрачный бот.
— Нечисть!!! — процедил Иван зло.
Изо всех бортовых орудий, не разбираясь, кто, что, откуда, он дал объемный двухсотимпульсный залп-очередь. Электронный мозг капсулы, отзываясь на его решение, ударил во все стороны залпами в тысячи крат мощнее. Бушующее пламя объяло Вселенную, пламя, выжигающее все и вся. Лишь два островка безопасных и тихих оставалось в этом пламени — бот и капсула.
Иван не собирался рисковать. Он был готов отбить любую атаку. И он отбивал ее. Боевые установки бота и капсулы работали на полную мощность, изливая смерть в пустоту.
Но атаки не было.
Океан пламени.
Океан бушующего, адского пламени.
Мрак порождает чудовищ, во мраке они живут своей непостижимой для человека жизнью, во мраке они пожирают друг друга, во мраке уходят в небытие. Из мрака они выползают на свет, вселяя смертный ужас в сердца тех, кто рожден при свечах, в их непостоянном и таком недолгом свете.
Черная бесконечная Пропасть, Вселенский Океан Тьмы, жуткое, непредставимое сплетение миллиардов черных миров и антимиров, пространств и антипространств, Вечное Падение в пасть Смерти. — И крохотный огонек, еле теплящийся в незримой ладони Того, кого человек в своих неуклюжих попытках постичь мир нарек Творцом. Тьма и Свет. Триллионы триллионов в триллионной степени мегатонн свинцовой беспощадной Тьмы — безмерная, всесокрушающая тяжесть Черной Пустоты… И слабенький, нежный, еле пробивающийся из неосязаемой почвы росток. Так почему же он выдерживает адское запредельное давление, которое невозможно даже выразить цифрами и числами?! Почему почти бесплотный язычок пламени раздвигает свинцовую Тьму? Непостижимая загадка! Кто породил Черную Пропасть? Кто породил Свет? Неужели у них один Создатель?! Не дано человеческому уму объять необъятное, постичь непостижимое. И только приходит как сомнение, терзающее, не дающее покоя, приходит догадка — разные силы создали Тьму и Свет. И что было раньше? Кто сможет твердо сказать: сначала была Тьма… Никто! Ибо можно сказать и так: сначала был Свет! но порожденная в нем Тьма, малый очаг Зла, Пустоты, Разрушения, безумия начал разгораться, разрастаться, пожирая Свет, убивая Его, поглощая — и разлилась Тьма по всему Мирозданию. Чудовища, порожденные во Тьме, пожрали Свет. И изрекли: для того и был Свет, чтобы его погасить! для того и родилось в мире Черное Благо, чтобы упрочить власть Тьмы… Горе безумцам, ползущим по грани меж Светом и Тьмою! Нет им спасения ни там, ни здесь. Есть лишь вечные муки, и есть предел, за которым все та же Тьма.
Тьма, властвующая в Потустороннем Мироздании — Тьма, которая в миллионы крат страшнее и чернее Вселенской Тьмы, чудовищнее Черной Пустоты, Черной Пропасти. Тьма, которая владычествует над самою Смертью… Что знает слабый человек, порожденный при сумеречном свете свечей, о запредельном адском Мраке Преисподней, о Черных Силах, обитающих в ней? Ничего! Что может знать его призрачный тленный ум о Глубинах, которые лежат за всеми пространствами и подпространствами, за всеми измерениями и уровнями всех вселенных Мироздания?! Ничего! Но знает рожденный при свете, что есть Тьма, более страшная, чем Тьма Вселенская. И знание это порождает в нем слабость. Да, слаб от рождения человек, всецело зависящий от недолгого тления свечи, слаб сам но себе. И слаб своим знанием… но ползет он в Океан Тьмы, преодолевая Страх и Ужас. Ползет, раздвигая границы Света. И оттого ненавистен он обитателям Черного Океана. Он — слабый, немощный, не ведающий Мироздания — ползет встречь полчищам чудовищ, порожденных чудовищами. Ползет, не зная, что Незримые Глубины Преисподней, Черного Подмирного Мира, Внепространствен-ной Вселенной Ужаса готовы поглотить все: и крохотный огонек Света, и Черную бездонную Пропасть со всеми ее чудовищами, со всеми мирами, падающими в нее, со всеми Вселенными и Антивселенными, с ним самим, ползущим по неведомой дороге в неведомом направлении неведомо куда.
Не постичь человеку во веки веков, кто создал Свет и Мрак, кто сотворил все видимое и невидимое во всех мирах и пространствах. Но в высших сферах своего сверхсознания пусть не все, пусть один из миллиардов, имеющих разум, смутно видят Черту, проведенную Создателем. Черту, ограждающую все миры, существующие и несуществующие, от Черного Мира, защищающую от вторжения из него Сил Ужаса. Хранит та Святая Черта слабый огонек Света, ограждает его. Но не в дальних мирах пролегает она, не в иных измерениях и глубинных пространствах, не в запредельных вселенных. Проходит Черта по душам человеческим — бессмертным, но слабым, мятущимся, ищущим, готовящимся к вечности. И не выдерживают Испытания одни — срываются под нее, во Мрак. И воспаряют к Свету иные. Но живущие несут Ее. И только в них Она — Охранительница Мира Света и Добра. Только в них!
Иван долго смотрел прямо перед собой, не мигая и не щуря подслеповатых глаз. Наконец сказал:
— Мы предали их!
«Кого?» — поинтересовался Первозург, затаившийся в мозгу старика.
— Заложников, Тех, кого эта ублюдочная сволочь называла биомассой, сырьем, консервантами. Мы подло предали их!
Первозург не стал спорить.
«Ты разберешься во всем, когда вернешься сюда, Иван», — еле слышно прошептал он.
Иван включил полную прозрачность. И завис над непостижимым колдовским миром. Двести шестьдесят — лун просвечивали сквозь восемнадцать пересекающихся, наплывающих друг на друга исполинских колец, охватывающих уродливую планету под всеми углами. Из незримых жерл били вверх и окутывали желтым паром все системное пространство ядовитые испарения. Он был внутри.
И снаружи. Чудовищное чрево планеты Навей угрожающе лилового цвета, переходящего в мрачную зелень, тяяулось к десантному боту, к самому Ивану живыми мохнатыми щупальцами. Было их много, ужасающе много. Они вырывались из дыры-кратера и одновременно плыли меж беснующимися планетарными кольцами. Они ускользали из лап жестокой планеты, которая заключала в себе Дичайшее переплетение свернутых пространств и миров.
Шевелящиеся полипы черными влажными шарами-зрачками следили за беглецами.
Слепленная из живой пульсирующей плоти колоссальная труба-аорта сопротивлялась их движению, она пыталась заглотнуть бот, переварить его, загнать обратно в мохнатое лиловое чрево… Но ничто во Вселенной не могло остановить эту машину. Они вырывались из проклятого мира, они пробивали зримые и незримые барьеры Пристанища. Но там, внизу и внутри, оставались люди. Там оставалась Алена. И их нерожденный пока сын — он тоже оставался там.
Иван горько усмехнулся — доживет ли он до рождения своего сына?
Доживет ли он… до встречи с капсулой? Без нее, без возвраТкиков не будет отката. — А значит, ничего больше не будет.
«Я вновь увижу Землю! — неожиданно сказал Первозург. — Не верится!
Сорок миллионов лёг, о-о, как это много!» — Иван смотрел в край обшивки, который по его мыслеп-риказу превратился в зеркальную поверхность, и сам себе казался миллйонолетним стариком: изможденный, высохший, не человек, а мумия, мутные старческие глаза, дряблая кожа в рыжих пятнах, истрепанная и полувыпавшая, седая как лунь борода, клочью оставшихся длинных волос. Пристанище погубило его. Он прожил в Пристанище всю свою жизнь. И теперь он бежит из него!
Капсула! Где же ты, капсула! Руки планеты Навей, эти разреженные беснующиеся протуберанцы тянулись за ними, хватали их, царапали своими когтями обшивку бота, соскальзывали… нет, взбесившиеся вурдалаки не могли теперь ничегошёньки с ними поделать! Онине имели выхода с Полигона, ставшего Черной Язвой Вселенной. Они были заключены в непостижимой планете Навей как джин в бутылке. И все Чёрное Зло преисподней не могло им дать сил, ибо законы пространственных связей были сильнее и не открылся еще Сквозной Канал из мира мертвых в мир живых. Бот стремительно ускользал из смертных Объятий Пристанища.
— Что ты станешь делать, когда мы придем на Землю? — спросил Иван у Первозурга. — Я готов тебе помогать, как ты помогал мне. И все же…
«И все же тебе не хотелось бы, чтоб я задерживался в твоем мозгу слишком долго?»
— Да! — прям? ответил Иван.
Первозург промолчал. Чувствовалось, что ему нелегко в этой новой своей роли. Кто он теперь? Придаток? Ничто в чужой плоти? Вот так запросто превратиться, из властелина половины Пристанища в приживалу. Да, это непросто перенести.
«Я воплощусь в первое же существо, которое мы встретим, Иван», — сказал он после молчания.
— А захочет ли оно этого?
«Мы не будем его спрашивать, Иван!»
— Нет! На Земле другие законы. Ты слищком долго жил в Пристанище.
Ивана клонило в сон. Он был слаб, слишком слаб. Если бы не Первозург, он бы давно умер, еще там в зале, на ступенях. Старец отдавал ему свои бесконечные силы. Старец умел жить. Он в Основном и занимался этим все сорок миллионов лет странствия Пристанища в иных мирах. Он научился выживать в любых обстоятельствах воплощаться, перевоплощаться, выскальзывать из умирающего или уже умершего тела и. впиваться в новое, въедаться в него, захватывать его — и жить! жить!! жить!!
«Хорошо, молодой человек! Я и впрямь темного забылся, не надо учить меня человечности. Я вселюсь в первое же тело, которое нельзя будет воскресить. Я вселюсь в труп И оживлю его своим присутствием. Я уйду из тебя. Но мы ведь будем помогать друг другу?»
— Если нам вообще придется помогать хоть кому-то, — скептически заметил Иван. Он думал о другом, он думал о «серьезных» людях. Все зло, вся ненависть к ним перегорели. Доведись ему вот сейчас столкнуться с ними, он прошел бы мимо, даже не повернул бы в их сторону головы. Плевать, на все плевать! Почему он должен восстанавливать справедливость в этом несправедливом мире?! Почему ов должен спасать человечество? Он устал. И щгаего уже не хочет. Дряблые старые руки дрожали. Ноги подгибались, он еле вставал из кресла. Есть сильные, молодые, здоровые, не измученные в жутких передрягах… вот и пурть они спасают когохотят!
«Иван! Гляди!»
Он разлепил сморщенные веки, всмотрелся в густую тьму Космоса. Мрак.
Пустота. Черная пропасть. Ледяная безысходность и расстояния, не оставляющие надежды.
«Гляди!!!»
Иван всмотрелся в черноту. Совсем рядом с системной звездою — Черным Карликом, имевшим до классификатору отвратительно-слащавое название Альфы Циклопа, высвечивалась округлым боком и серебристо-тусклыми ажурными фермами-лапами красавица капсула с почти черным алмазно-тонким, бритвенным отражателем. Да, это была она — десантно-боевая всепространственная капсула экстра-класса. Вот теперь они спасены! Иван откинулся на спинку кресла.
Сбавил ход.
Десантный бот подплывал к кораблю-матке. И ему не были нужны никакие команды — он возвращался в родное лоно.
Они были уже совсем рядом, когда лиловая вспышка озарила Пространство, пронзила своим мертвенным светом полупрозрачный бот.
— Нечисть!!! — процедил Иван зло.
Изо всех бортовых орудий, не разбираясь, кто, что, откуда, он дал объемный двухсотимпульсный залп-очередь. Электронный мозг капсулы, отзываясь на его решение, ударил во все стороны залпами в тысячи крат мощнее. Бушующее пламя объяло Вселенную, пламя, выжигающее все и вся. Лишь два островка безопасных и тихих оставалось в этом пламени — бот и капсула.
Иван не собирался рисковать. Он был готов отбить любую атаку. И он отбивал ее. Боевые установки бота и капсулы работали на полную мощность, изливая смерть в пустоту.
Но атаки не было.
Океан пламени.
Океан бушующего, адского пламени.