— Глупая баба, — заглушая все, но вместе с тем вяло, прозвучало в мозгу. — Большие дозы анабиотиков сводят с ума, искажают психику до неузнаваемости. Иван, она тебя погубит!
   — Я спасу тебя, Иван!
   — Тихо! Тихо, вы! — Иван зажал уши. — Я ничего уже не понимаю!
   — Ты сможешь понять все. в один миг, — голос в мозгу утратил гугнивость, гнусавость, картавость, но это был голос Авварона, карлика-крысеныша с огромной черной тенью. — Да, Иван, в то же мгновение, когда я войду в твой разблокированный сектор памяти, ты узнаешь все!
   Абсолютно все! Тебе откроются не только тайну прошлого и будущего, но и ходы светил и планет, устройство Мироздания, Пристанище распахнет свои двери, и ты станешь одним из Его обитателей, одним из избранных расы…
   — Богочеловеков?! — спросил Иван.
   — То, что тыслышал там, пред алтарем ВельЧВаал-иеха-вы-Зорга, малая часть правды — это религия толпы. Но в Пристанище внутренних кругов и Пристанище-споре есть знания иного рода, для подлинно избранных.
   Приобщение- это часть истинного Воплощения. Ты можешь достигнуть непостижимых высот, Иван!
   — Не верь! — Алена вцепилась в руку Ивана клещами. — Не верь! Он пытается обворожить тебя, околдовать! Я тебе потом все объясню. Полигон это не просто полигон, это еще и канал в потусторонние миры! Я сама не верила. А теперь верю, Иван! Они есть, это правда, они есть!!! То, что мы отрицали тысячи лет, существует! Нам надо бежать! Полигон — это наша смерть!
   — Я обещал тебе, кое-что, Иван. Забыл? — вопросил Ав-варон зловещим шепотом.
   — Что? Что ты обещал?!
   — Я обещал вывести тебя отсюда. Вернуть на Землю! Но только тебя!
   Мертвых оживлять я не умею!
   Алена забилась в нервном горячечном припадке. Она уже не могла ни говорить, ни кричать, ни плакать. Ее неостановимо трясло. Но она была теплой, упругой, нежной, живой.
   — Слушай, Авварон Зурр бан-Тург в Шестом Воплощении Ога Семирожденного, мой лучший друг и брат! Если ты еще хоть раз скажешь про нее недоброе словечко, я доберусь до тебя, доберусь и прикончу! Ты сам станешь мертвецом! Ты никогда ничего не узнаешь!
   Скрежещущий смех наждаком прошелся по внутренностям Ивана.
   — Мертвецом, говоришь? Эх, Иван, Иван, простота — она ведь хуже воровства. Неужели ты так ничего и не понял? Не понял, где ты находишься, среди кого?!
   Иван похолоделот внезапной мысли.
   — Да-да, ты близок к истине, Иван, — обретая прежнюю отвратительную картавость, пропел голос колдуна, — я не скажу, что это мир мертвых, что это преисподняя, но это мир неживых, Ваня! Здесь нет жизни. Вашей, земной.
   Здесь жизнь иная! Смотри!
   Внезапно стало светло.
   Но Ивану не удалось ничего толком разглядеть, потому что прямо на него, по широкому каменному ходу-лабиринту несся шестирукий краснокожий монстр метра в три ростом, с приплюснутым лбом, узкими злющими глазами и редкими зубами в широченной пасти. Монстр словно мельница размахивал своими руками-лопастями-крыльями, в которых были зажаты ножи, молотя, цепи. Это был просто какой-то живой всесокрушающий таран.
   — Назад!
   Иван отпихнул Алену. И прыгнул вперед. Надо было перехватить инициативу. С размаху он пнул сапогом в нижнюю челюсть краснокожего голема.
   Вторым ударом выбил из руки молот; Еле успел увернуться; от ножей… И обрушил молот прямо на колено монстра. Он сам не ожидал, что так случится — но нога монстра отскочила, будто была из обожженной глины — с грохотом, треском, без крови. Монстр рухнул на руки и шестиножкой побежал по проходу прочь.
   Иван вздохнул. Отбросил ненужное орудие.
   — Ты думаешь, он испугался тебя? — ехидно прозвучало в мозгу.
   — Да, я так думаю, — ответил Иван.
   — И ошибаешься. Это ничто! Это — даже не мертвец! Это кусок глины, преображенный мною в бойца, понимаешь?
   — Нет!
   — Сейчас поймешь.
   Иван увидел, как глиняная шестиножка резко развернулась и, поднимая клубы пыли, побежала на него. Движения годема были кукольными, неживыми.
   — Сейчас он убьет тебя!
   — Так для этого ты меня выручал, Авварон?!
   — Иван, спаси меня!!!
   Пронзительный крик Алены заставил его обернуться. Иван глазам не поверил — карлик-колдун в своем черном балахоне, припадая на левую ногу, опираясь на кривую черную клюку, тащил Алену за руку по лабиринту, тащил безжалостно и властно.
   — Стой, нечисть!
   Иван в пять прыжков настиг обоих, споткнулся, упал. Когда он приподнял лицо, Авварона не было видно. Лишь Алена стояла, привалившись к стене, стирая со щеки слезинку.
   — Где он?! — спросил Иван.
   — Я ничего не понимаю! Он растворился в воздухе.
   — Он мог бы тебя поднять и перенести на любое расстояние, не прикасаясь к тебе и пальцем! Но почему…
   Шестиногий-шестярукий голем подполз к Ивану, к его ногам, и рассыпался в прах. От него осталась лишь куча глины.
   — Этот подлый колдун снова улизнул! Он просто сбежал! — заорал Иван.
   — Успокойся, — попросила Алена жалобным голосом. Она была бледной, напуганной.
   — Чтоже ты с кем попало за ручку прогуливаешься, милая моя? — попытался обратить все в шутку Иван.
   — Да у него не ручка, а клешня! Как ухватил, я подумала — оторвет. И вдобавок оцепенение какое-то нашло… странно. Я что-то кричала, да?!
   — Было дело.
   Иван присел на камень, пнул сапогом по иссохшейся куче глины. На големов и прочую нежить ему было плевать. А вот с подлецом Аввароном он бы посчитался, да где теперь искать колдуна-крысеньхша! Вот незадача! Но распутывать клубок надо, ничего не поделаешь.
   Он нежно притронулся к ее ноге ладонью, провел вниз, еле касаясь кончиками пальцев трепетно-жгучей кожи.
   — Присядь!
   Алена послушно опустилась рядом с ним. Вопросительно заглянула в глаза.
   — Давай все сначала, — Проговорил Иван. — Про сон, Полигон, фильтры, тридцатый век…
   — Тридцать первый, — поправила его Алена.
   — Пусть будет по-твоему, тридцать первый. Расскажи мне обо всем без спешки. Иначе нам никогда не разобраться в этой чертовой путанице. Соберись и расскажи все, что знаешь, я тебя очень прошу.
   Алена надолго прильнула к нему, сопела в ухо, вздрагивала. Ей было тяжело, очень тяжело, и Иван это чувствовал каждой клеточкой тела. И все же она пересилила слабость.
   — Туман, понимаешь, туман! Я все словно сквозь пыльное, мутное стекло вижу. И не все, это я вру, а то лишь, что всплывает в памяти. И потом, Иван, ты же не веришь мне, я все вижу! Ты веришь этой поганой твари, этому гадкому горбуну! А ведь он испугался меня. Ты заметил?!
   Иван кивнул.
   — Да, он себя как-то странно вел, хотя я слышал только его голос. Я его не видел… лишь в последний момент он открылся. И тут же исчез.
   — Нет! Он именно испугался меня. А почему?
   — Почему?
   — Потому что я в отличие от тебя кое-что знаю про неге. И не только про него. Он боится разоблачения, Иван. Это всегда было так. Вспомни земную историю — сколько всяких благодетелей и доброжелателей было, а? Скольким доверялись не то что люди отдельные, а целые народы. И всегда под масками гуманистов, поводырей народных, демократов, перестройщиков общества, Иван, таилась всякая сволочь, преследующая одну цель — уничтожение и разграбление. Сколькие строили свое счастье и благополучие на костях тысяч и миллионов! Чего они боялись больше всего? Разоблачения! Понять зло и обличить его — это уже половина победы, Иван.
   — Хорошо, хорошо, я с тобой согласен, — сказал Иван, — но сейчас нам надо о другом поговорить. Философствовать будем потом, когда вернемся.
   Алена горько улыбнулась.
   — Ничегошеньки ты не понял, Ваня. Ну ладно. Спрашивай. Так у тебя лучше получится.
   — Расскажи все про Полигон. С самого начала!
   — Полигон — это не площадка, не планета даже. Это был такой закрытый для всех участок Вселенной, где моделировались различные штуки… — она сбилась, потерла рукой лоб. — Все плывет, Иван. Это после сна со мной стало что-то неладно. Я ничего не могу понять. На Полигоне, Иван, воссоздавали то, чего в природе не существует. Если помнишь, один из мыслителей древности сказал, что со временем человечество создаст то, что прежде существовало лишь в его воображении и фантазиях. Так вот, Иван, в тридцать первом веке и пришло это времечко. Даже если память моя вернется полностью, я все равно не смогу рассказать всего, ведь я не специалист в этих делах, я туда попала совершенно случайно…
   — При каких обстоятельствах? — задал вопрос Иван.
   — Сейчас не припомню. Но случайно, это точно. Нам рассказывали, показывали. Знаешь, я не видела там ни големов, ни карликов, ни чудовищ, которые пожирают людей… но я видела странных существ. Онижили только в каких-то особых энергетических полях.
   Ничего не помню… Помню только, что они смотрели на меня такими глазами, что мороз пробирал. Это было как в зоопарке — ты знаешь, что звери в клетках, за барьерами и силовыми полями, но когда ловишь взгляд хищника, все равно становится не по себе. Здесь было в стократ хуже! Когда я попала туда, у меня все перевернулось внутри — ведь никто на Земле, да и во всей Федерации про Полигон и слыхом не слыхивал. Зачем это нужно было? Кому?!
   Иван неожиданно положил ей руку на плечо, перебил.
   — Извини. Ответь мне очень коротко — как выглядела Земля в твое время?
   — Как и обычно! — Алена явно не поняла вопроса. — Зеленая, чистая, красивая…
   — Городов, нет, дорог нет, мостов нет…
   — Памятники, это все памятники. Почему же их нет. Есть. И зубчатые стены, и рвы, и башни…
   Иван чувствовал, что он на правильном пути. Внезапная догадка могла объяснить очень многое. Нетерпение распирало его.
   — Нет, я не про памятники. Ты, не поняла меня. Я про города, в которых живут люди, про те города, в которых жила ты, другие, твои друзья, знакомые, родные. Вспомни хорошенько!
   — Нет, Иван. Никаких городов давным-давно нет. Зачем жить в городе?
   Жить можно везде. Жить, как тебе нравится… Ты извини, я временами совсем забываю, что ты из прошлого. Мы не живем в городах.
   — А где же? Под землей? Под водой? Где?!
   — Повсюду.
   — Белые нити — это что такое?
   — Не понимаю, какие нити?
   Иван поморщился. Он не знал, как объяснить.
   — По зелени идут белые нити — тоньше и толще. Они идут пучками, расходятся, пропадают, догом появляются снова… Нет, я плохо передаю. Так видно…
   — Так видно сверху, с большой высоты, да?
   — Да!
   — Вот теперь до меня дошло, Иван, — Алена неожиданно рассмеялась может, вспомнила что-то приятное, доброе земное, может, поразившись простоте, наивности Ивана. — Это же гиперструктуры. Они прозрачные. Только из космоса они видятся белыми.
   — Все точно! — Иван хлопнул себя по колену. — Я видел это. Там, в шаре! Отвечай, откуда здесь шар?
   — Какой еще шар? — Алена удивилась совершенно искренне.
   — В спящем мире висит… — Иван поправился, — висел шар. Огромный. В него можно войти, если встать под луч. прожектора. А прожектор этот светит из иллюминатора или какой-то дыры, я толком не разобрался. Нотк должна знать.
   — Что ты ощущал, когда попал в щар? — вопросом на вопрос ответила Алена.
   — Я шел, потом меня подняло, понесло, я парил в высоте, потом увидал точку, это была Земля, она приближалась. Я ее не сразу узнал.
   — О чем ты думал, когда шел и начинал подниматься? — Алена выспрашивала так, будто в ее вопросах была непонятная пока логическад цепочка. Но Иван не мог ухватиться за кончик этоидеуловимо-незримой ниточки.
   — Я думал… о Земле, — медленно выдавил он.
   — Ну, а если бы ты думал о Гиргее, скажем?
   — Я бы… увидел Гиргею?
   — Да, Иван. А если бы ты представил призрачный мир планеты У, ты бы увидал эту планету. Понимаешь? Ты был в секторе управления, по-вашему — в рубке звездолета. Ты просто не знал, что надо сделать дальше, а то…
   — Ато?:
   — Ты никогда бы не познакомился со мной!! Ты бы уже давно был на Земле или на этой чертовой Гиргее! Понимаешь? Модель устаревшая, это ясно. Но именно такие вот допотопные старцы работают безотказно. Механизмы вне-пространственного перехода ты знаешь!
   — Сейчас не до механизмов. Давай-ка вместе поразмыслим. Я ничего не могу понять — звездолет тридцать первого века на планете Навей, которая вынырнула в закрытой зоне несколько лет назад, в двадцать пятом веке-то есть, лет за пятьсот до того, как его сделали?!
   — Ты бредишь, Иван! Твой двадцать пятый век давно канул во тьму истории. Ты проспал в анабиозе. Ила тебя…
   — Что меня?
   Алена помрачнела и немного отодвинулась от своего спутника. Но она все же ответила, тихо, неуверенно:
   — Или тебя воссоздали. Воскресили. Ты понимаешь, на Полигоне могли делать почти все! Могли воссоздать, воскресить из мертвых… — она неожиданно побледнела, прижала руку к сердцу. — Иван, ты помнишь, этот карлик говорил, что я мертва? Ты помнишь? А если он не лжет, а если…
   Иван улыбнулся ей, глядя прямо в глаза, поцеловал в щеку, потом в губы.
   — Успокойся, — сказал он, — этому негодяю нельзя верить. Ладно, Аленка, со временем мы еще разберемся — кто к кому в гости попал. Могу сказать точно только насчет двух вещей: первое, ни в каком анабиозе я не лежал и никто меня не воскрешал, потому как не родился еще тот, кто меня прикончит, а второе, Алена, в том, что живее тебя никого на белом свете нету, уж это я прочувствовал, могу заверить и подкрепить любыми свидетельствами и печатями, ясно?!
   Она поглядела пристально в спокойные серые глаза Ивана. Опустила веки. И снова слезинка скатилась по щеке к подбородку.
   — На белом свете, может, и нету — еле слышно проговорила она, — только вот где мы обретаемся, на белом ли свете или еще где. Это Полигон, Иван! Здесь свои законы, своя жизнь. Те твари, которых я видела, неживые! Их сотворили из живой плоти, они ходят, говорят, — даже думают… но они неживые. Это непостижимо, но это так.
   — А звездолет?
   — Не только звездолеты! Тут может быть все, что угодно — любая техника. Здесь работали тысячи людей, исследователей. Приборы, механизмы, агрегаты, мощнейшие силовые установки… правда, все немного не такое, как у вас, в двадцать пятом. Но ты меня понимаешь, да? Что-то произошло, Иван!
   Я еще сплю, я забыла главное. А может, это главное происходило без меня, может меня отключили до начала… Все, хватит! Нам надо бежать отсюда!
   Срочно бежать! А мы сидим и философствуем! — Она вспыхнула внезапно, соломой на ветру. Но столь же быстро и погасла. — Как бежать! Отсюда нет выхода. Только вход! Иван, мы никогда не вырвемся из заточения, из этого жуткого мира.
   — Где есть вход, — глубокомысленно заметил Иван, — там обязательно должен быть и выход. Вырвемся, Аленка, обязательно вырвемся… но вот беда, есть одна заковыка.
   — Какая? — встрепенулась она.
   — Программа! Она не даст мне уйти с планеты Навей, пока я не выполню всего, что в ней заключено. Да я и сам… — Иван вздохнул, замолк.
   — Что-ты сам?!
   — Я не смогу уйти отсюда, пока не увижу собственными глазами заложников, пока не разузнаю всего, пока не помогу им.
   — Ты уже помог одному из них!
   — Кому это? — удивился Иван.
   — Мне.
   Иван обнял ее и поцеловал. Надо бежать отсюда. Она права. Но как?
   Куда?! Нет! Выход там, где ответ на все вопросы. Это многопространственный мир, в нем нет прямого хода. Надо пересилить себя! Надо идти в центр! В середку! В самое логово! В очаг!!! Вот тогда он выполнит Программу, тогда он разберется во всем, спасет несчастных… и сам вырвется отсюда. Но не один! А только с ней!
   — Ничего не бойся, — прошептал он Алене на ушко. — Ничего!:
   — Угу, — чуть слышно прошелестела она ему в ответ. И всхлипнула.
   В каменном подземном лабиринте было тихо и пыльно. Ничто не предвещало угрозы спокойствию и безопасности бесшабашных путников. И все же гнетущее чувство не оставляло Ивана. Авварон спас их. Тут нельзя душой кривить. Без его чар гнить бы им сейчас в утробах гнусных прожорливых чудищ. Гнить, так и не поняв, не разобравшись — в чем их вина, в какую жертву и кому их принесли, чего ради и вообще, будет ли от такой жертвы хоть кому-нибудь самая маленькая польза? Что это за жажда крови? Что за мстительность такая? Сорок миллионов лет водил по космическим и внекосмическим пустыням этот уродливый народец некий местный Моисей. Ну и что?! А причем здесь все прочие? Почему они-то виноваты? За что их всех надо в жертву… Тоже еще, богочеловеки нашлись! И предсущества! Где-то и когда-то все это было, лилась уже реками кровь, и гибли сотни миллионов по той лишь причине, что «богочеловеки» считали эти миллионы предсуществами, навозом в почве, на которой должны были расцвесть они сами, избранные. Бред! Бред умалишенных! Паталогия! Дегенерация! Да, это не что иное, как паталогический бред выродков-дегенератов, страдающих навязчивыми маниями превосходства и жаждой лютой мести за какие-то придуманные, рожденные в горячечных мозгах страдания. Садизм и мазохизм!
   Чтобы озлобиться на все окружающее до звериной яри, до ветхозаветной ненависти, они же сами растравляют, расковыривают свои раны, которые и наносят себе сами… Дьявольщина! Все было, много раз было! А теперь это здесь — и уже во вселенских масштабах! А Система? Система и Пристанище?!
   Их двойственность и взаимосвязь… У Ивана вновь страшно заболела голова.
   Опять он начал проникать в запретные области, выведывать, то, чего ему знать было не разрешено. Кем?! Кто может определять — дано, разрешено или нет?! Голова раскалывалась.
   — Тебе плохо? — спросила Алена. И приложила ладошку к его лбу.
   — Не беспокойся, все уже прошло, — ответил Иван, прогоняя ненужные сейчас мысли. Надо было сосредоточиться на чем-то одном, не растекаться по древу. Надо понять ту связь, что существуетмежду Пристанищем и Полигоном в этом суть, по крайней мере, сейчас, пока. И потому-Иван вновь принялся мучить свою прекрасную спутницу: — Давай рассказывай, Алена. Я тебя больше не буду перебивать. Все про Полигон! Итак, это не планета, не астероид, не комета… это сектор пространства, так?
   Она наморщила лоб, скривилась, будто ей эта тема была неприятна или просто-напросто сильно надоела. Но ответила.
   — Все сложнее. Но если коротко — да, сектор.
   — Координаты?
   — Я же не космонавигатор, Иван. Ты спрашиваешь так, словно… Дай Бог памяти, это где-то возле Черной Дыры. Точно!
   — Черных дыр в Космосе много, — пояснил Иван.
   — Нет, не так уж и много. Большая часть — иммитаци-онно-миражные псевдодыры, обычные коллапсары, понимаешь. А та была именно — Черная Дыра.
   — Вход в Иновселенную?! — внезапно, в голос выкрикнул Иван. У него мурашки поползли по телу. Он вспомнил все: малиновый барьер, Осевое, Коллапсар, Воронку, немыслимо-сказочные структуры, Вход в систему и Систему. — Этого не может быть!
   — Почему?
   — Это было раньше. Значительно раньше! Если верить тебе, я там был пять веков назад. Понимаешь, пять веков?!
   — Не спеши. Оъясни, где ты был?
   — В Системе! — Иван с силой сжал виски. — О-о, проклятущий колдун!!! его голову распирало изнутри, было ощущение, что она вот-вот разорвется, разлетится на части.
   — Что ты так волнуешься? Что с тобой?! — Алена не на шутку встревожилась. Она ничего не понимала. Но она боялась за него, своего любимого, дорогого ей человека. — Иван, успокойся, возьми себя в руки!
   — Хорошо! Но почему же эта чертова планета Навей сейчас болтается здесь, в секторе Смерти?! Почему?! Непостижимые расстояния. Совсем другое Пространство. Нет, это невозможно!
   Алена вдруг улыбнулась загадочно.
   — Но ведь ты сам, к примеру, и там побывал, — проговорила она тихо, — и вот сейчас здесь.
   — У меня работа такая, — отрезал Иван, — я десантник-смертник. А планеты должны висеть там, где они должны висеть, все они на учете, все зарегистрированы…
   — И что же, вы всегда контролировали эту, так сказать, планету?
   — Нет, — Иван побледнел, — не всегда она недавно вынырнула из подпространства, а может, из другого измерения или Осевого. Никто толком не знает.
   — А ты помнишь, как это восьмилапое чудище говорило, что они ушли и блуждали где-то сорок миллионов лет?
   — Но ты же была без сознания! — удивился Иван.
   — Мой мозг работал. И страху я натерпелась на сто лет вперед. Но не могла пошевелить не то что рукой, а даже губами…
   — На губах у тебя была блаженная улыбка.
   — Не отвлекайся! Я не знаю, где они блуждали и сколь-ко! Но я вошла на Полигон в свое время, в тридцать первом веке, а не сорок миллионов лет назад.
   — А ты знаешь, какой сейчас год? — спросил неожиданно Иван.
   — Нет, — ответила Алена.
   И они замолчали. Каждый пытался осмыслить случившееся. Но разрозненные, несхожие меж собою осколки не хотели складываться в единое целое, даже в часть целого.
   — Полигон со всей энергетикой, производством, звездолетами, людьми, воссоздаваемыми тварями и биосферами замкнулся. Верно? — спросил Иван.
   — Почему ты так думаешь?
   — Да иначе сюда постоянно проникали все новые и новые люди твоего времени, они бы работали здесь, как тогда. А мы никого не встречали. Кроме тех несчастных, конечно, но эти женщины не похожи…
   — Не торопись с выводами, — оборвала его Алена, — я начинаю понимать твою мысль. Произошла какая-то авария, верно? Полигон свернулся. Доступ извне прекратился полностью?!
   — Да, если не считать моего проникновения. И еще нескольких резидентов с Земли. Но это были все без исключения люди моего времени.
   — Ты мог и ошибиться.
   — Нет, — резко ответил Иван. — Алена, нам надо идти! Потом продолжим.
   Погляди!
   Он указал рукой на тот конец лабиринта, из которого на них бежал еще совсем недавно шестилапый голем-убийца. Иван точно помнил — там был один ход. А теперь высвечивались сразу три ответвления. Да еще наверху чернела дыра — то ли колодец, то ли лаз.
   — Здесь все меняется! Надо идти.
   Он помог ей подняться. И они быстро зашагали вперед. Ни меча! Ни лучемета! Иван ощущал себя голым, жалким, беспомощным. Но вида он не подавал.
   — Я хочу есть, — пожаловалась Алена на ходу, неожиданно, тихо. — И пить, у меня все в горле пересохло.
   Иван ощупал оставшиеся карманы-клапаны и накожные пояса-тайники.
   Стимуляторов нет. Концентратов тоже нет. Несколько шариков «твердой воды».
   И все. Нет! Есть еще что-то! Он с изумлением обнаружил у лодыжки что-то крохотное, твердое. Это был Кристалл! Усилитель съежился до неузнаваемости, поблек, утратил больше половины своих граней. И все же это был он.
   — Погляди! — Иван поднес крохотный светящийся многогранник к глазам Алены.
   — Откуда это у тебя? — удивилась она. — Очень похоже на дистанционный пси-генератор. Ну-ка, дай мне! Она взяла Кристалл в руку.
   — Нет, не такой. Но все равно надо попробовать. Грациозным движением она сунула Кристалл себе под мышку. Улыбнулась Ивану виновато.
   — У нас нет поблизости гиперструктур. Приходится обходиться без них.
   Здесь, — она похлопала себя по предплечью, указывая на то местечко, где скрылся еле светящийся усилитель, — при определенном навыке концентрируются слабые псиполя и поля тонких материй. Ты должен знать, этим знаниям не века, а тысячелетия, даже десятки тысячелетий… Ну, ладно, хватит об этом.
   Пускай полежит, если я не ошиблась, не спутала псиген с какой-то другой штуковиной, он малость подзарядится.
   — Пусть подзарядится, — согласился Иван. И тут же забыл про Кристалл.
   Они шли вперед, все время придерживаясь правой стены, чтобы не заплутать, не вернуться на прежнее место. Разветвлений становилось все больше. И кому могло прийти в голову проложить столь изощренные ходы в подземной толще?! Временами им встречались странные полупризрачные фигуры в расплывчато-туманных балахонах, с капюшонами на головах. Первый раз они одновременно вздрогнули, испугались, но потом Иван убедился, что фигуры эти не просто унылы, тоскливы и беспомощны, но и бесплотны. Это были призраки, фантомы, миражи. Но они встречались все чаще. Они провожали путников безнадежно отсутствующими взглядами из-под капюшонов, спешили слиться с сумерками переходов, ответвлений, лазов. Эти тени напомнили Ивану бесплотных существ у лестницы, тех самых существ, среди которых оказалась вдруг она, его Света. Вспомнились ее наполненные болью глаза… Воплощение неживого. Воссоздание несуществующего! Да возможно ли это?! А если возможно, то почему бы ей, погибшей при входе в Осевое Измерение, не оказаться здесь, среди теней, не живых и не мертвых. Как это нелепо и страшно! Иван даже думать не мог о подобной невыразимой словами участи.
   Лабиринты обреченных! Они все обречены! Неужели Алена права, неужели отсюда нет выхода.
   Она уловила его мысли.
   — Иван, — прошептала она совсем тихо, — а ведь мы станем такими же тенями. Я знаю! Мы будем вечно скитаться в лабиринтах обреченных. Не хочу!
   Я не хочу этого, спаси же меня! Иван, предчувствия давят, они душат меня. Я еще не проснулась. Я просто еще не проснулась до конца… А может, он все-таки прав? Может, меня давно нет? Может, только тень моя идет с тобой рядом, такая же как эти?! — Она вытянула руку. И та прошла сквозь призрачную фигуру в сером балахоне, прошла насквозь, не ощутив ни тепла, ни холода.
   — Пока я тебя люблю, — ответил Иван, — ты будешь самой живой. Запомни это хорошенько, и больше не приставай!
   Именно этот резкий, твердый и даже несколько грубоватый ответ успокоил ее. Она снова попросила пить. И снова Иван не дал ей шарика. «Твердую воду» надо было экономить.