— Сгинь, исчадие ада!
   Иван во второй и в третий раз перекрестил тень. Он не верил своим глазам, но разрушенная стена, на которой чернело страшное пятно, развалилась, рассыпалась на мелкие камушки, обратилась чуть ли не в пыль, раздалось омерзи-тельнейшее карканье, хрип, храп, запахло серой, гарью… выпорхнуло нечто черное расплывчатое — и низринулось вниз, растаяло в мраке, окутавшем подножие башни.
   Иван опустился на колени. В ушах у него, не переставая, мерно стучало: «Иди — и да будь благословен! Иди — и да будь благословен! Иди — …»
   Теперь он и сам видел — башня росла. Она тянулась к небу, бездонному серому небу.
   Иван бросился к краю площадки, лег на живот, заглянул в пропасть и закричал в отчаянии:
   — Алена-а-а-ааа!!!
   Даже эхо не ответило ему.
   Прорыв был подобен ослепительной вспышке. Серая пелена не растворилась и не растаяла, как ей подобало бы по всем природным законам, она разлетелась в ничто, разорвалась будто пронзенная трехмерная пленка, закрывавшая вход в пространство четырехмерное.
   Иван вскочил на ноги. Выставил вперед сжатые кулаки. Он был готов к бою. Но никто на него не нападал. Лишь ослепительно горели тысячи солнц и ничего не было видно в их безумном свете. Это был тот световой предел, когда свет равносилен тьме, когда он не освещает предметы, а скрывает их, когда он царствует сам, затмевая все вокруг и превращаясь во Тьму, ибо есть во Вселенной Черная Тьма и есть в Ней Тьма Белая.
   Иван молчал. Смотрел под ноги — только там оставался еще крохотный кусочек, на который можно было смотреть, И уже не площадка башни была под ним. Камешки, обломки стены и пола осыпались, сползали вниз, обнажая нечто сырое, скользкое, подрагивающее, покрытое бугорками и впадинками, выбивающееся из-под плит, сокрушающее их. Эта живая омерзительнейшая масса шевелилась, дыбилась, вздымала его. Куда?! Иван ничего не мог понять. Это было выше его понимания! Чертоги?! Какие, к дьяволу, чертоги в этом мире демонов и привидений! Самое страшное — ослепнуть, оглохнуть, быть жалким и беспомощным. Лучше уж бой, сеча, смерть в битве!
   И снова, как было уже не раз, выплыла неожиданно из ослепительной белизны, словно из незримых вод, огромная клыкастая рыбина, заглянула в самую душу кроваво-рубиновыми глазищами… Иван вскинул руки, замахал ими.
   Он растерялся. На чем же она держится? Здесь нет воды! Это же воздух! А она плывет! Или это только мираж? Или это только в его воспаленном мозгу?!
   — Что тебе надо от меня!!! — заорал он, не щадя горла. Рыбина разинула пасть, облизнулась своим жутким мясистым языком. Она не ответила. Да и могла ли она ответить?!
   — Мне надоела эта игра! — снова сорвался Иван. — Убейте сразу! Нечего время тянуть! Или… — он сам не знал, что это за «или».
   А тем временем пупырчатая живая масса не только вздымала его к невидимым высотам, но медленно, неостановимо поглощала его, всасывала в себя. Иван увяз в шевелящемся, подрагивающем месиве по колени. Он пытался выдернуть ноги. Но не мог. Его засасывало сильнее. И это было вовсе не то болото, в котором можно было плыть. Еще один фильтр-пропускник? Непохоже.
   Иван запустил руку в месиво. Выдрал кусок, поднес к глазам. В его ладони шевелились, копошились, терлись друг о друга сотни тысяч волокон-червячков. Гадость! Мерзость! Иван отшвырнул шевелящийся кусок живой плоти. Его втянуло уже по пояс. И противиться он не мог. Тысячи солнц сияли все ослепительней — теперь не было видно да-же-на расстоянии ладони.
   Иван подносил руку к лицу, но лишь ее тень, слабая и призрачная, чуть мелькала перед глазами. Ослепляющая Тьма. Помрачающий Свет!
   Он не мог пошевелить плечами. Это конец. Это предел. Его засосало. На поверхности оставалась одна голова. Но рыбина? Страшная гиргейская рыбина?!
   Она вновь выплыла из убийственного света, вновь уставилась на Ивана. И он явственно видел ее прожигающие красные глазища. И они снова просвечивали его мозг, просвечивали насквозь.
   Иван был в отчаяний. Это смерть! Это конец всему! Они решили его уничтожить! Они решили обезвредить живую мину, ходячую бомбу! И они правы по-своему, их можно понять. Но от этого не легче. Где Алена?! Где заложники-земляне?! Что будете ними со всеми?! И снова уйдут от ответа эти сволочи! эти подонки, пославшие его и многих других на верную смерть! Грязь! Подлость! Низость! Везде и повсюду. Подлость и смерть царствуют-над миром. Они правят всем — в том числе и добром, светом, они определяют пределы их бытия. Ах, как подло устроен весь этот мир! Иван не хотел погибать. И вместе с тем он уже не мог и не хотел терпеть нечеловеческих мучений. Душа его раздваивалась, рвалась из тела наружу, рвалась… Но куда?! Нет! Это воплощение! Это они так делают! Они вытягивают его душу, прежде чем умертвить его тело! Нет!!!
   — Не-е-е-ет!!! — завопил он, чувствуя, как живая мерзкаямасса, достигшая его подбородка, затекает в рот, грозит удушьем, погибелью. Авваро-о-он!!! Авва-а-ар-р-р-о-оннШ Жижа залила его лицо, затмила безумный свет. И лишь пузыри вырвались из его рта. Убивающий взгляд рыбины исчез. Но почти сразу в мозгу прозвучало глухо и картаво: «Ты и вправду хочешь, чтобы я спас тебя?» Иван не думал долго, сейчас надо выкарабкаться, все остальное потом «Да! Да!! Да!!!» — мысленно подтвердил он. «И ты готов отдать мне то, что я просил?!» — последовал второй вопрос. «Да, готов! Я все отдам, что хочешь, я продам тебе душу!!!»
   — Иван задыхался, он уже терял сознание. А перед глазами в кровавом мареве стояло прекрасное лицо любимой. В мозгу кололо что-то глубокое, стародавнее: опомнись! что ты делаешь! ты, посланец светлых сил! нет той цены, нет тех благ во всем Мироздании, за которые можно было бы отдать свою душу! безумец! благословившие тебя, проклянут тебя!!! ты потеряешь все и ничего не получишь взамен! Крест Господень осиял тебя на последних шагах твоих, а ты отрекаешься от него?! вспомни, все вспомни! И две белые фигуры, корчившиеся в огне неземном, встали перед глазами. И далеким золотым сиянием полыхнуло…
   — Я отдам все!!! — закричал Иван.
   И мерзкая жижа потекла в его разинутый рот, в горло, убивая его, заполняя шевелящейся, копошащейся смертью. Во мрак погрузилось сознание его.
   Но прогремело в ушах напоследок:
   — От слов своих отречься ты не сможешь, Иван! И будешь рабом моим во веки веков! Готов ли ты к этому?
   — Да… — выдавил умирающий, — Так войди же в Чертоги Избранных!
   Разом отпустило сердце. В легкие хлынул воздух. Кровь заструилась по жилам. Иван ощутил, как медленно, еле-еле начинает брезжить где-то на самой околице сознания краешек зари. Он возвращался к жизни. Он начинал чувствовать свое уже утраченное было тело. А в ушах его гремел картавый гнусный голос:
   — Ты в сердцевине сердцевин, Иван! Ты там, куда рвался все эти последние годы…
   — Годы? — переспросил Иван ошалело.
   — Да, ты пребываешь в этом мире годы, скоро минет десятилетие, как ты вынырнул из внепространственных ходов возле Пристанища, ты потерял чувство времени. Но если ты взглянешь на себя со стороны… — Иван посреди кромешного мрака — вдруг увидал длинноволосого и долгоборо-дого человека с изможденным черным лицом и горящими глазами. Он был весь седой, он был почти старик… да что там почти, старик, седоволосый, седобородый старик.
   сорока шести, нет, двухсот семидесяти лет… нет, запутался, совсем запутался, он не мог уже определить, сколько ему лет. Видение исчезло.
   — Ты в начале начал, Иван! Чертоги приняли тебя!
   И вот тогда Иван обрел зрение. Он словно бы очнулся.
   Это было нелепо и жутко.
   Смолянистый, густой мрак поглощал все вокруг. Но во мраке было видно.
   Мозг отказывался понимать, но глаз воспринимал. Омрачающий Свет. И Тьма — видимая.
   Но не это было главным.
   Пристанище!
   Сердцевина!
   Начало начал!
   Иван стоял в страшном живом месиве. Миллионы, миллиарды скользких, холодных, извивающихся тел заполняли все вокруг. Это было месиво состоящее из неисчислимого множества змей, червей, каракатиц, слизней, копошащихся в густой маслянистой жиже, свивающихся друг с другом, переплетенных, скользящих друг по другу, уходящих в глубины, и выползающих на поверхность.
   Это было непостижимо гадостно.
   Иван брезгливо поднял руки над собой. С них свисали змеи и черви.
   Соскальзывали вниз, извивались, тянули свои острые морды к его лицу.
   — Теперь ты мой, Иван! — просипело в ушах.
   Иван промолчал. Он жив. Но где он? Что все это значит?!
   Он не успел додумать. Некая мощная сила подавила его сознание отрешила егоот видимого, от всего окружающего. И повлекла неведомо куда.
   Иван бред, раздвигая шевелящиеся тела, давя их, разбрасывая, рассекая будто это шел не человек, а ледокол во льдах.
   — Стой! — пронзало острой иглой затылок. Но он шел, не обращая внимания на боль, и ни одна морщинка не обозначалась на его застывшем лице.
   — Стой?! — прожигало мозг.
   Иван ни на йоту не замедлил шага. Это был робот. Автомат.
   Его мышцы не ощущали ни боли, ни усталости. Его вела она — всемогущая и неистребимая Программа. Программа, заключенная в его мозгу, в черных потаенных закоулках сверхсознания.
   — Стой!
   Ни одно живое или неживое существо Вселенной не могло остановить его.
   Можно было убить, разорвать, растерзать. Но остановить робота-зомби было невозможно.
   Живое копошащееся и смердящее болото было бесконечным. Только на седьмой версте пути оно стало пожиже- скользкие гады выползали на изрытые оспинами и шрамами шероховатые стены, замирали на яих, словно греясь в лучах черного света. Их спины и бока сыро поблескивали прозеленью, просинью, отвратительной крапчатой желтизной. Тучи жирных жужжащих насекомых облепляли эти тела, падали вниз, в жижу, скреблись, скрежетали, зудели.
   Иван ничего не замечал. Он расшвыривал, распихивал всю эту мерзость голыми руками, раздвигал грудью… и шел вперед, только вперед! На девятой версте начало пробуждаться сознание. Медленно, будто просыпаясь после тягостного похмельного сна. Где он? Что это?! Чертоги?! Сердцевина Пристанища?! Мысли копошились в голове словно черви в гнусном болоте.
   Противиться Программе не было ни сил, ни желания. ГдеАвварон?! Где этот подлый негодяй, воспользовавшийся его слабостью, его отчаянным положением?; Где он?! Выходит, этот гнусный коидун-крысе-ныш бессилен против Программы, выходит, он не может ей противопоставить нечто более мощное, сильное? Или он просто боится разрушить мозг Ивана и тем самым стереть заключенную в ней информацию?! Авварон, где ты?! Отзовись, ведь ты способен улавливать мысли на любых расстояниях! Предатель! Подлец! Нет, он не предатель. Кого он предал? Он всегда был врагом. А предать может только друг. Ах, Программа, Программа! Иван задыхался от горечи. Уж лучше идти, не ощущая ничего, идти полутрупом-зомби! И зачем к нему вернулось сознание?!
   Чтобы продлить муки его?! Но это еще не самое худшее… память подсказывала: самое худшее впереди. Но что?! Ивана передернуло — а если это вступила в действие не Программа, а Сверхпрограмма, если адский механизм пришел в движение, что тогда?! Он идет к собственной гибели, к лютой, жуткой смерти! И никто, ничто не остановит его, никто и ничто не пересилит Сверхпрограммы! Стоило ли выкарабкиваться из живой трясины, продавать душу этому дьяволу Авварону Зурр бан-Тургу в Шестом Воплощении Ога Се-мирожденного?! Алена? Разве он спас этим Алену?! Все пропало! Всему пришел конец! Пристанище червей, ужей, гадюк, муррен, слизней и скорпионов!
   Начало начал! Но кого он должен уничтожить? И почему ему не дали прямого задания, не растолковали по-честному, по-доброму, по-хорошему, мол, надо убрать такого-то, надо очистить Мироздание от его черного дыхания, надо убить Зло! Нет, его обманули, его не посчитали за личность, за человека, способного сознательно идти на смерть. Его — десантника-смертника! А может, они много раз пробовали, и люди гибли, гибли при любых обстоятельствах?
   Черт возьми этих экспериментаторов. Что ж это за цели такие, ради которых можно людей одного за другим бросать в ад на погибель?! Нет, прав был батюшка, прав — Космос не для-людей! Космос убийца всего живого! человечество свершило неискупимые грехи! за них оно и расплачивается яупвими-свои-ми сынами — самыми честными, добрыми, умными, смелыми! а мразь приспосабливается! Да, она приспосабливается и живет, и жирует, как живут и жируют во мраке эти черви и змеи. О, Господи! Ивана передернуло. После того, как он продал свой мозг, свою душу посланцу Тьмы, он не имеет права упоминать Господа. Он изгой, предатель, он сам стал носителем Зла! Конец!
   Всему конец! Иди, и да будь благословен! Все, благословение истаяло. Он не сумел его пронести в душе до цели, до победы. Чернота впереди. Тьма и мрак!
   Иван неожиданно оступился, упал лицом в жижу, в живое месиво. Его тут же вывернуло наизнанку желудок изверг лишь соки и желчь, в нем давно не было ничего более весомого.
   — Это я, Иван! — прогнусавило в уши. — Я перекрыл Программу. Понял?!
   — Ни хрена я не понял! — огрызнулся Иван.
   — Ты мой раб! — прогнусавило сильней. — Или ты забыл?!
   Словно плетьми Ивана ожгло изнутри. Авварон возымел над ним огромную власть. Он заменил Программу собой. Из огня да в полымя!
   — Нет! Программа еще в тебе, — пояснил Авварон, свободно читавший мысли Ивана, — я не могу ее убрать полностью. Можно повредить нужный нам участок!
   — Нам? — переспросил Иван.
   — Хе-хе, конечно, нам. Я думаю, если ты будешь мне сознательно помогать, Ванюша, мы быстрее достигнем цели. И я тебя отпущу! Ты мой раб. Я смог бы тебя сразу убить после разблокировки… Но я тебя отпущу на волю.
   Не спрашивай почему. Просто мне так хочется.
   Иван горько усмехнулся.
   — Я могу выбраться из этой дряни или нет, — спросил он ни к селу, ни к городу.
   — Ты по уши в дерьме, Иван! Ты сам забрался в него. Это лишь отражение сущностей, понял? Пристанище сложный мир, он для каждого свой…
   — Не ври, погань!
   Судорогой передернуло Ивана, перекосило, волосы дыбом встали.
   — А ты не забывайся, — мягко, вкрадчиво напомнил Авварон.
   — Ладно, — Иван скрестил руки на груди, — что я должен делать, говори!
   Довольный утробный смех прокатился под маслянистыми сырыми сводами.
   Туча крылатых скорпионов вспорхнула, пронеслась над головою и исчезла в видимом мраке.
   — Я откровенен с тобой, Иван! Я много раз спасал тебя. Я шел одной дорогой с тобой. И я привел тебя…
   — Я пришел сам! — не вытерпел Иван. — Ты лишь сбивал меня с пути, кружил, крутил. Ты — бес! Это бесы в ночи и непогоде кружат путника и сбивают его с пути. Ты самый настоящий бес!
   — Пусть будет так, — согласился Авварон с ехидным причмокиванием, прихихикиванием, всхлипами и сопением. — Главное, мы у цели. И никто нам не помешает, ни Программа, ни твое дурацкое упрямство, Иван, ни все эти выродки, заполонившие Пристанище…
   — А рыбина?
   — Что еще за рыбина?
   — С кровавыми глазами. Рыбина с Гиргеи?! Авварон недовольно закряхтел.
   И выступил из мрака.
   Его немощная горбатая фигура в балахоне обрисовалась внезапно, будто во тьме включили свет.
   — Ты, Иван, слишком любопытный, — прогнусавил он прямо в лицо, — такие плохо кончают.
   — Не хочешь отвечать, — Есть вещи, которые не должны нас касаться, философически изрек Авварон.
   — Черт с тобой! — согласился Иван. — Но есть еще одна вещь… Короче, я сдохну, но не сдвинусь с места, пока не узнаю, что с Аленой!
   — Ну, а если я не знаю этого, тогда что? — вопросил Авварон самым наивным образом.
   — Врешь!
   — Обязательно тебе надо нагрубить, Иван. Ты, небось, забыл, что я твой полновластный хозяин?
   — Помню! Но не во всем, колдун! Ты забыл, что в любой мигя могу убить себя, уничтожить свой мозг. Ты не успеешь считать нужной тебе информации, понял?
   Авварон засопел, отвернулся. Он стоял на выступе и время от времени отпихивал от себя клюкою наползавших жирных червей и мокрых змей. Крылатые скорпионы, тарантулы и сороконожки пугливо облетали его.
   — Угрозы. Опять угрозы! Как с тобой непросто, Иван! Если бы ты побывал на моем месте! И далась тебе эта спящая красавица, эта живая нежить, Замолчи!
   — Ну, хорошо. Смотри!
   Вспыхнуло слабое зеленое свечение. Иван отбил от лица выскочившую из живого болота скользкую и отвратительно пахнущую мурену, сделал попытку вскарабкаться на уступ. Но оскользнулся. Упал.
   Свечение усилилось. Он почти явственно увидал каменную стену, решетки ржавые и изъеденные временем, тусклое свечение полупогасшего факела, отвратительно-жестокую застывшую рожу идола… и ее. Прекрасную Алену, прикованную к стене, в изодранном платье-тунике, несчастную, страдающую, плачущую.
   — Казнь состоится на закате Черного Солнца, Иван, — пояснил колдун, если ты будешь умным и проворным, ты успеешь взглянуть на нее в последний раз. Понимаешь?!
   Иван все понимал. Карлик-крысеныш мог врать. А мог и не врать. Сейчас он был в полной его власти. И иного выхода не предвиделось.
   — Говори, что надо делать-выкрикнул он, не отрывая глаз, от растворяющегося во мраке видения.
   — Вот так бы сразу! Ты молодец, Иван, мне будет тяжело с тобой расставаться. Мне будет так не хватать тебя! — Авварон притворно всхлипнул, шмыгнул носом.
   — Кончай болтать! Ты и так вволю поиздевался надо мною! — взбеленился Иван.
   Авварон вдруг исчез. Но тень его, непомерно большая и угловатая, осталась на черной стене.
   — Нам надо сделать последние шаги. Здесь важно не ошибиться, Иван! голос Авварона теперь звучал только в мозгу. — Тебе предстоит повидаться с одним… с одной тварью, и узнать кое-что. После этого инструктажа, по всей видимости, включится Сверхпрограмма…
   — Вот как?! — взъярился Иван.
   — Нам не обойти ее! Всякая программа должна исчерпать себя. Тогда произойдет полная разблокировка. Я уже сотни раз, пока ты спал или бодрствовал, бредил или теребил память, пытался проникнуть в черный сектор твоего мозга. Безуспешно, Иван! Ты и сам догадываешься, я не стал бы церемониться. Но здесь работали спецы. Они все отладили четко, и я могу только поклониться им, позавидовать их умению. И все же мы перехитрим их!
   Сверхпрограмма должна быть выполнена во что бы то ни стало, понял меня?! Но твой Мозг не должен при этом погибнуть или воплотиться в кого-то. Ты видишь меня?
   Иван узрел вдруг скользкого голого червя-паразита с прозрачной головой и крохотными красными глазами, который выскочил из жижи, из кошмарного Сплетения змеиных тел, вполз на выступ, прижался к тени… И на месте этой расплывчатой тени возник сам Авварон, не такой уж и маленький. Он был ростом почти с Ивана. Но при этом невероятно согнут, горбат. Капюшон открывал обвисшую слюнявую губу, бородавчатый подбородок и конец сизого вислого носа!
   — Повторяй за мной! Программа должна сработать…
   — Программа должна сработать.
   — Заложенная в ней мина должна взорваться…
   — должна взорваться! — машинально повторял Иван.
   — Но она не должна причинить вреда ни тому, для кого предназначена, Ни тебе!
   — …ни тому…ни мне, — слепо вторил Иван.
   — Мы обманем ее!
   — Обманем ее! Авварон рассмеялся.
   — Ну, а теперь вперед, Иван! Ты был законченным дураком. Но теперь ты совсем не глуп, совсем! Иди! Мне нельзя там показываться. Иди, но помни ты мой раб! Помни — что я твой благодетель и спаситель. Помни — ты без меня ничто! Но я для тебя — все. Ступай!
   У Ивана в мозгу будто эхом прозвучало двойственное: белое — «Иди, и да будь благословен!», и черное — «Иди, но помни — ты мой раб!» Он ощупал грудь — креста на ней не было. Он находился в полной власти сил Тьмы.
   Первые шаги давались ему огромным трудом. Тело отказывалось ледоколом рассекать змеиное болото Чертогов. И вообще, что же это за Чертоги?! Иван совсем не так представлял себе логово властелинов Пристанища, сердцевину многопространственного мира. Или прав Авварон — Чертоги даны каждому свои?
   Для праведников — они райски хороши, для грешников — страшны и мерзки?
   Глупости! Он просто не может постичь здешних законов, и все! Ничего больше!
   Нет никаких отражений, никаких сущноетных проявлений. Ничего этого нет!
   Просто в этом чудовищном мире избранные — это копошащиеся вокруг отвратительные змеи, голые слизистые черви и мокрицы. Это мир иных ценностей! И нечего приноравливать; себя к нему. Сейчас задача должна быть одна — как можно быстрее выполнить все, что заложено в него Программой, выполнить то, чего добивается этот колдун, выполнить все, чего не миновать, и к ней! к ней!! к Алене!!! Это самое важное! Он обязан ее спасти. Пусть погибнет весь этот мир. Пусть погибнет Земля. Но ее он спасет! На Ивана разом обрушилась память. Система. Хархан. Вторжение, которое готовится, которое уничтожит все. Звездные армады в Невидимом спектре. Несокрушимая, недоступная даже для восприятия землян сверхмощная звездная сила.
   Чудовищно! Огонь, пожирающий Землю. Миллиарды смертей! Крушение цивилизации! Уничтожение всех земных колонии по всему Мирозданию! Рабство!
   И все же он отмел страхи. — все потом, все после, все только после того, как он увидит ее!
   Вперед!
   Иван рванулся изЬ всех сил, отшвыривая гадин, разбрызгивая смолянистую жижу. Он рвался вперед. И теперешний каждый его шаг стоил многого.
   Белый холм открылся взору внезапно. Что это? Иван прищурил глаза.
   Черепа! Сотни, тысячи, десятки тысяч черепов, сваленных грудой. Целая гора человеческих черепов!
   Он почувствовал, как мелеет змеиное болото. Это опять были фокусы многопространственного мира. Ведь он уже почти не двигался, но его несло вперед, подымало, влекло. И наконец его просто выбросило на этот жуткий берег. Черепа хрустнули под его большим телом, два или три покатились в болото. Туда же сползли несколько червей и змей, зацепившихся было за одежду Ивана, сползли, оставляя на белых черепах черные сырые следы, капли поблескивающей жижи.
   В голове прозвучало голосом Авварона: «Ты должен ползти вверх. Не останавливайся; Это Узловая Точка. Там шлюз. Там… ты сам увидишь его. Ты должен говорить с ним. Говори дольше, больше. Не бойся, здесь времени нет, ты не опоздаешь. Но вот если ты не узнаешь всего, что нам нужно позарез, ты никогда не выберешься. Иди, он скажет это только тебе. Помни, Иван, ты на пороге Большой Тайны. Здесь нужны не кулаки, не мечи и лучеметы. Тут нужна голова, память, выдержка, спокойствие… Помни, я с тобой! Ну, давай — вперед!»
   Иван послушно пополз на гору. Черепа катились вниз, трещали, лопались, некоторые, наверное, особо старые осыпались трухой. Ползти по ним было неприятно. Иван не мог вот так запросто ползти по тем, кто когда-то был таким же как и он, по останкам людей. Но ползти было надо. Авварон знал нечто большее. Авварон мог заставить его идти не только по костям, но и по трупам, по тем, кого надо было убивать, убивать, сметать с пути…
   Авварон?! Иван окончательно запутался. Узловая Точка? Ну и что?!
   Он не увидел шлюза-переходника. Но он вдруг ощутил, что его переносит куда-то вместе со всей этой жуткой горой. Тихо. Очень тихо! Подступает тошнота. Резь в глазах, водоворот пространств, целые пласты пространств, свернутых чудовищно тугими переплетающимися спиралями. Все!
   Иван машинально прихлопнул крылатого скорпиона. Раздавил его о чей-то пожелтевший череп. Наверное, эту гадину он прихватил случайно с собой во время перехода. Плевать! Что здесь?
   Иван приподнял голову. Черепа. Черепа. Черепа. Груды! Россыпи!
   Развалы! Низкие своды. Грязь, сочащаяся сверху. Узловая Точка. Безвременье.
   — Что вы так смотрите, — прозвучало неожиданно из полумрака, — да, это черепа тех, кто работал на Полигоне. Они все здесь… И там — в Чертогах.
   Впрочем, это одно и то же, разница в два мегапарсека, но Узел один. Они давно бы обратились в пыль. Но здесь нет времени. Не тревожьте их зря!
   Иван привстал и, шатаясь, побрел на голос. Силуэт он различил почти сразу. Но детали смог рассмотреть, когда приблизился почти вплотную.
   — Полигон? — тупо переспросил он.
   — Вот именно. Полигон, — подтвердило странное существо и качнуло гребнистой головой с невероятно уродливым и невероятно морщинистым лбом.
   Существо сидело на черепах. И держало в руке череп. Было оно не менее четырех метров ростом, двуногое, двурукое, покрытое, высохшей морщинистой кожей. Было оно очень старо — это сразу бросалось в глаза, ему было не менее тысячелетия по земным меркам, ему было…
   — Больше, значительно больше, молодой человек! — просипело существо. Вам трудно даже представить себе эти числа, эти цифры. Да, вы видите перед собою одного из создателей Полигона. Эти… всякая мелочь, ползающая там, иногда называют нас Первозургами, может, слыхали? Нет, неважно, все это ерунда. Ведь вы человек, да? Я спрашиваю — вы человек?
   — Да, я наверное еще могу иногда называть себя человеком, — пробормотал Иван. Он вдруг сразу охладел ко всему. Он не верил, что этот дряхлый, наверняка находящийся в полумаразме монстр, похожий на огромную ящерицу с человечьей мордой, сможет чем-то помочь ему.
   Существо с невыразимой тоской глядело на череп, по дряблым желтым щекам катились мутные желтые слезинки. «Бедный Йорик!» — невольно пришло Ивану на ум. Все то же, только спустя тысячелетия.
   — Здесь покоятся останки не только первостроите-лей, созидателей Полигона, — проговорила существо, — почти треть груды — это черепа тех, кто приходил сюда подобно вам, молодой человек. Ни один из них не вернулся назад. Увы, Полигон — замкнутый мир. В него есть только вход!