Плахотникова Елена. Жизнь как в сказке

   Облом мне топать к поалу, сгружать буримс, набирать воду, опять нагружать…
   — А вино не вкусное.
   Ну, в девять лет и мне вино не казалось особо вкусным. Но идти за водой все равно в облом. Блин, а Малек на что?
   — Малек!..
   Пацан появляется, вроде бы из воздуха.
   — Никунэ нужен глоток воды. Можешь найти?
   — Найду, хозяин.
   Исчезает, что называется, на счет «раз».
   Приятно быть лентяем! Жизнь хороша, если жить ее не спеша. Не зря же какой-то умник придумал поговорку: «Зачем делать сегодня то, что может сделать за тебя другой?»
   — А без воды это никунэ никак нельзя увидеть?
   — Смотри.
   Девчонка тычет пальцем на ближайшую груду камней. Рядом, в тени, имеется нечто настолько странное, что не сразу и поймешь, чтобы это значило. Больше всего оно похоже на скелет тараньки, закопанный в землю кверху хвостом.
   — А это… оно живое?
   Мне достались энергичный кивок, радостная улыбка, и поклон благодарности. Рука благодарящего при этом прижимается к груди, а голова три раза (не больше, но и не меньше!) склоняется в сторону дающего. Ну, а свободная рука в это время принимает даваемое.
   В руке у девчонки оказалась чаша. Почти пустая и незнакомая. В моем хозяйстве такой точно не было. До сегодняшнего дня.
   — А теперь смотри…
   Щеки у девчонки раздуваются от воды, пустая чаша ставится на ковер, а сама девчонка крадется к камням.
   Всю «рыбью косточку» облить не удалось. Ветер отнес брызги в сторону, и они стали быстро высыхать на макушке меньшего валуна. Но часть воды попала по назначению. Несколько «ребер» возле скелетного хвоста стали серо-зелеными. Такой же цвет у гибрида голубой елки и обычной. Да и сами «ребра» вроде немного потолстели.
   — Н-да… забавно…
   — Смотри. Смотри еще! шепнула малявка, и попятилась.
   И все-таки я упустил момент.
   Кажется, только на секунду отвлекся, и вот уже на каждом зеленом ребре по крохотному желтому цветку появилось. Точно этот самый никунэ глаза приоткрыл и смотрит, чего вокруг творится. Дальше ему можно спать или кормят и поят здесь уже по полной программе?..
   — М-да, милая зверушка. Вот только гладить его мне что-то не хочется.
   — И не надо! дергается девчонка.
   — Понятное дело, что не надо. Сломаю еще…
   — Никунэ трудно сломать. Он очень крепкий. И… колючий.
   — Да уж. На белого и пушистого он совсем не похож.
   — Никунэ пьет не только воду, — сообщает Малек, забирая чашу.
   — Вино тоже?
   — И кровь, — шепчет мне в ухо девчонка, и опасливо оглядывается.
   Цветущий кошмарик притворяется совершенно безобидным.
   — Никунэ кормится всем, что течет.
   Голос у Кранта глухой и какой-то скрипучий. Словно нортор три дня молчал и вдруг сподобился. А может, и молчал. Я с ним не разговаривал в эти дни. А на болтуна он не очень похож.
   — Откуда такие познания, Крант? Или это любимый цветочек норторов?
   — У норторов нет таких цветов. И мы не садим ничего на землях ипши.
   Оберегатель опять замолчал. Наверно, на очередные три дня. А девчонка придвинулась ко мне и зашептала в ухо:
   — Говорят, никуне вырастает там, где умер ипша. Никунэ называют еще «дыхание ипши».
   — Дух ипши, — поправил ее Малек.
   А я думал, пацан уже ушел. Думал, что он понес чашу туда, где взял. Умеет Малек быть незаметным.
   — Откуда ты знаешь про «дух»?
   Все-таки Кранту надо срочно промочить горло. Если уж мои уши «царапает» его голос, то…
   — Знаю. И всё.
   Похоже, Мальку он тоже чего-то где-то поцарапал.
   — Нутер!..
   — На. Пей.
   Протягиваю Кранту свою чашу.
   — А ты иди сюда.
   Смотрю на Малька, и хлопаю подстилку рядом с собой.
   — Садись и поговори с любимым господином. Ему тоже интересно, когда это ты гулял в этих местах, и зачем посадил такой дивный цветочек.
   — Я не был здесь. Никогда, — шипит Малек, глядя почему-то на нортора. И никунэ первый раз вижу.
   — Откуда тогда знаешь?
   Горло Крант промочил, но скрип остался.
   — А ты откуда про никунэ знаешь? отвечает Малек.
   — Знаю.
   — А я знаю, что кровь норторы любят больше, чем тифуру.
   — Любят, — согласился Крант. Он присел слева от меня, каким-то неповторимо-бескостным движением. Поставил возле моей руки пустую чашу, облизнулся. Нагло, напоказ. Я тоже люблю. Но и тифура сойдет, пока нет крови.
   Не знаю, чего Малек собирался ответить ему. Не успел он ответить. Я впечатал кулак в подстилку.
   — Хватит собачиться, мужики. Надоел мне этот базар.
   И сразу стало тихо. Я и не глядя знал, что спорщики в последний раз боднут друг друга взглядом, а потом вспомнят про дела. Важные и неотложные. Которые, прям, счаз надо выполнить. А на всё остальное положить и забыть.
   «Забыть» — это правильно. Ни один из них не начинал войну Мостов и Башен. И не заканчивал ее. Устроить ипшам Варфоломеевскую ночь тоже никто из них не приказывал. В этой жизни точно не приказывал. Да и в прошлой… еще как сказать.
   — В прошлой жизни я не был нортором.
   Сказал… нет подумал Крант. А я почему-то взял и услышал его. Малька рядом не было. Пошел, наверно, относить позаимствованную чашку. (Вот так и случаются чудеса: сначала переворачиваешь весь дом вверх тормашками, в поисках пропавшей вещи, что только-только была рядом, а потом находишь пропажу на самом видном месте. И со мной такое иногда случалось. Когда я про Малька еще ни сном, ни духом). Девчонка тоже ушла. Решила, наверно, что доброму дяде Леше с наидобрейшим дядей Крантом поговорить надо. Без свидетелей. Правильно, в общем-то, решила. От кого ж Крант тогда таится, от цветочка желтоглазого?
   «Это земли ипш, нутер. Тут и камни слышать умеют. А цветы видеть».
   «Неужто осталось кому рассказать про услышанное-увиденное?»
   Я только подумал, и тут же ответ получил.
   «Остались. Я давно перестал верить, что твой слуга последний из ипш».
   Крант осторожно тронул чашу, и она закачалась, как кукла-неваляшка.
   — Хочешь?
   Я болтнул неполный кувшин.
   — Хочу, — оберегатель остановил колыхание чаши. Вино помогает…
   «…говорить мыслями».
   Последние слова он не произнес, но я их услышал.
   «А мозги прочистить оно помогает?»
   «А зачем их… чистить?»
   Крант даже пить не стал. Глянул на меня одним глазом, и тут же на камни засмотрелся. Не решается он после ночи «рождения» в глаза мне смотреть.
   «Да вот, любопытно твоему нутеру, на фига вам ипш выбивать понадобилось. И почему только ипш? Ты уж постарайся, пошевели мозгами, может, и вспомнишь чего…»
   «Мне не надо вспоминать. Я и так знаю».
   «Ну?..»
   «Мозг ипши нельзя покорить».
   «И из-за этого устроили бойню?»
   «Да, нутер. Всех остальных можно покорить или усыпить. На время».
   «Ильтов тоже?»
   «Усыпить. Если их не больше трех».
   «Но даже такого размена вы не хотите…»
   «Нет, нутер. Мы не воюем с ильтами. А они не воюют с норторами».
   «Тогда с ипшами чего схлестнулись? Совсем из ума выжили? Вряд ли у вас размен один к трем тогда получился. Дороже, небось, заплатить пришлось. Или до сих пор платите?»
   «Платим».
   «Ну, и на фига было всё затевать? Можешь сказать?»
   Крант задумчиво посмотрел на чашу с вином, точно там мог плавать ответ. Потом посмотрел на костер. Свет и тень сделали лицо оберегателя похожим на кованую личину.
   «Ишпи первыми прошли Мост и встретили Хранителей. Здесь встретили. И начали у них учиться. Когда норторы прошли по своему Мосту, ипши уже были первыми учениками. И могли сами стать Хранителями, когда жизнь их наставников закончится».
   «А норторам не один хрен? Или ипши наезжали на них?»
   «Я… я не знаю такого. Знаю, что мозг ипши, ипши с Именем, мог убить мозг нортора».
   «И всё?»
   «Да, нутер».
   «М-да, не слабо. Ну, и часто большие и злые ипши потрошили мозги бедным и беззащитным норторам?»
   Крант дернулся, едва не расплескав вино. Кажется, он тоже сомневался, что норторы были такими уж бедными и беззащитными.
   «Ипши могли это. И делали!»
   «Ну, ясно, что „делали“, раз уж „могли“. Но… вот так сразу и „делали“, как только первого нортора увидели? Или уже потом? Когда вы их мочить начали со страшной силой».
   «Я… не знаю, нутер».
   Половина вина осторожно выпивается. Остальное колыхается в чаше, играет с солнечными зайчиками.
   «Вот и я думаю, что не сразу у вас всё это закрутилось. Не пойму только, куда Хранители смотрели. Как войну эту дурацкую допустили? Если уж такими крутыми были…»
   «Хранителей мало тогда осталось. Древних Хранителей. Они искали замену и покой…»
   «А тут вы подсуетились. Устроили им смену караула и отправили на покой. Досрочно. Так?»
   «Нутер, ипши не могли стать Хранителями! Хранители вышли из народа норторов и только норторы…»
   «Ага, понятно. Только настоящие норторы… А вода только для настоящих рыб. А все остальные могут засохнуть».
   «Нутер…»
   «Чего, „нутер“? Хранители тоже считали, что только норторы могут их заменить?»
   «Я… не знаю, нутер».
   «Ясненько. На фига этих маразматиков спрашивать? Чего умного они сказать могут? А новое поколение выбирает новое… Кто не согласен с вещами на выход! Так было дело?»
   «Я… не знаю…»
   «Ну и как, получились из норторов новые хранители Мостов?»
   «Мостов больше нет, нутер».
   «Ага. Сначала разрушим, а потом строить научимся. Может быть. А не получится строить, скажем, что мосты нам и на фиг не нужны!»
   «Нутер…»
   «Ну, чего, „нутер“, чего? Блин, и здесь такая же беспросветная дурость… Дай сюда!»
   Забрал неполную чашку, расплескав вино, налил, выпил, еще налил, еще выпил попустило немного. Гасить всех и вся уже не хотелось. И чего, спрашивается, я на Кранта наехал? На хрена мне их политика сдалась? Наворотили дел в дни минувшие, а проблемы и в сегодня еще лезут. А кто решать их будет? Дядя Леша? Не-е, не дождетесь!
   — Не надо, нутер!
   До меня не сразу дошло, что Крант опять заговорил. И что он сидит, уткнувшись лбом в колени, как иудей во время молитвы.
   — Крант?!
   Оберегатель дернулся, словно я не рукой его тронул, а электрошокером приласкал.
   — Крант, ты как?
   Руку пришлось убрать.
   «Прошу, нутер… не думай… так громко. Мне больно».
   М-да увлекся я малость мыслительным процессом.
   Извиняться не хотелось. Ни в слух, ни без звука. Да мало ли я делал того, чего не хотелось?..
   — Прости, Крант.
   «И ты меня… нутер. Я скоро… смогу… опять тебя оберегать…»
   «Сможешь. А пока лежи, отдыхай. Интересно, а кто Хранителей оберегал?»
   «Не знаю, нутер. В те времена еще не было оберегателей. Только норторы…»
   «А откуда оберегатели тогда взялись?»
   «Я… знаю песню… она такая же древняя, как песня об Исходе и… Мосте. У нас тоже есть песня о Мосте, нутер. Мы поним ее и… молчим».
   «Чтобы другие не помнили?» — проявил я догадливость.
   «…чтобы не помнили…» — эхом отозвался Крант.
   Он уже разогнулся и сидел, упираясь кулаками в подстилку.
   «А сами ее забыть не пробовали?»
   «Нутер, попробуй не дышать. Может, у тебя получится…»
   «Ладно, умник, вижу тебе уже совсем хорошо. Что там за песню ты собрался петь?»
   «Не петь. Эта песня тоже запретная».
   «Тогда чего ты о ней вспомнил?»
   «Ты спросил об оберегателях…»
   «Ну?..»
   «Там… в той песне… там умирает хранитель Моста и говорит… нет, я не стану говорить, что он сказал… Но его убийца стал потом оберегателем».
   «Та-ак… И этот убийца, я думаю, был нортором».
   «Да, нутер».
   «Ну, а теперь, как из обычных норторов получаются оберегатели?»
   «Не из обычных, нутер».
   «Подожди, дай угадаю. Только из тех, в чьем роду уже был убийца, так?»
   «Не так. Оберегатели получаются… ну и слово ты придумал, нутер… Дать жизнь новому оберегателю может оберегатель и жена нортора Сияющая, что уже дважды открывала сумку».
   «Или оберегательница, так?»
   «Да, нутер. Мне дала жизнь оберегающая. Нутер, а…»
   Крант мысленно закрылся. Но даже сквозь барьер я чувствовал смущение.
   «Ну, чего ты там хотел спросить? Спрашивай!»
   «Нутер, а среди… твоих… дающих жизнь не было… случайно ипши?»
   «С чего ты взял?!»
   «У тебя странный разум, нутер. Страшный…»
   Да уж. Еще Пал Нилыч говорил: «Алексей, с вашими мозгами вы далеко пойдете».
   Вот и дошел.
   «Что, у Малька такой же?..»
   «Нет, нутер, но становится таким».
   Блин, какая приятная новость. Над ней стоит подумать. Потом. А пока…
   «Вот что, Крант. Я хочу, чтобы ты не цапался с пацаном. Понятно?»
   «Да, нутер».
   «Вот и ладушки. Пойдем тогда отсюда. А то очень уж цветочек на нас умильно смотрит. Чуть ли не облизывается».
   «Нутер, ты тоже это чувствуешь?!»
   Похоже, я опять удивил Кранта. И напугал. А ведь только пошутить хотел…
   Но цветок, в натуре, пялился и выжидал.
   Не зря его назвали никунэ, не зря.

36.

   Первоидущий устроил внеплановый привал.
   Когда между нами и опасным местом осталось несколько холмов. На карте эти земли называются Злой равниной. И всё, чего имеется на Злой равнине холмы, каньоны, русло высохшей реки, карьер или бывшее озеро всё называется злым. Типа, Злые холмы или Злой лес. Именно через него мы только-только прошли. Точнее промчались, теряя шляпы и багаж.
   Когда-то на этих землях жили ипши. Когда эти земли еще не называли злыми. Может, и сейчас ипши здесь живут. В глубоком, так сказать, подполье. И не вмешиваются в дела всяких праздношатающихся. Те и сами найдут проблему на свою задницу. Один лес чего стоит! Это про него есть песенка: «…шумел бамбук, березы гнулись». Правда, березы в Злом лесу не растут. Кусты и трава тоже. Только бамбук без листьев. Или нечто похожее на бамбук. Если издалека смотреть.
   Особо впечатлительным в этот лес лучше не входить. Больше всего его деревья напоминают трубы. Ржавые трубы двухдюймовки, торчащие из пыльной щебенки.
   Признаться, такой пейзаж и у меня бурного восторга не вызвал.
   Расстояния между «трубами» хватало двум поалам разойтись. Но звери старались держаться посредине. А под гнутыми «трубами» и проходить не хотели. Только чем дальше в лес, так сказать, тем больше гнутых труб. Потом стали попадаться «трубы с муфтами». На каждой примерно трехметровой трубе муфта имелась. А из муфты еще одно труба торчит. Только тоньше и короче. Где-то в средине леса и трехмуфтовые трубы росли. Так они арки из себя изображали. И не поймешь, какой край трубы из земли выбрался, а какой потом к земле прирос. Места под аркой много, но поалам не хотелось туда идти. Пока можно было, обходили. Потом обходить стало некуда.
   Мы почти выбрались из-под арок, когда один из поалов упал. Да так неудачно, что всадника придавил. От вопля то ли всадника, то ли зверя, все остальные поалы замерли, как заледенели. Только уши слегка подрагивали.
   У Солнечного тоже.
   Я оглянулся и чуть не утонул в глазищах Кранта.
   «Лес проснулся! Он тоже никунэ!..»
   Вот тогда я и понял, почему зверей не кормили и не поили перед выходом. И почему мы так тихо шли через лес, чуть ли не шепотом.
   После еще одного вопля, двойного, караван помчался вперед и влево. Пару раз впереди хлопнула петарда (или что-то похожее на петарду) не иначе Асс развлекался. И пару раз мы проносились мимо чего-то рычащего в дыму. Еще имелся странный навязчивый треск. Будто идешь по лесу, где все деревья подпилены и вот-вот начнут валиться. Такое звуковое сопровождение конкретно действовало на нервы.
   Иногда кто-то вскрикивал, кто-то выскакивал из строя каравана и ломился в сторону. Мы добрались до одномуфтовых труб, когда в сторону ломанулся Меченый.
   — Стой! Куда?!
   Я не успел рвануть за ним. Крант перехватил Солнечного.
   — Нутер, у него поал ранет. Он умрет.
   — Да хрен с тем поалом! Меченый, назад!
   Раненый, точнее, оцарапанный поал остановился. Меченый завертел головой.
   — Ко мне! Бегом!
   Мужик соскочил со своего зверя и помчался наперерез Солнечному.
   — Не успеет, — выдохнул Крант.
   Я и сам понял, что не успеет. Щебенка возле стоящего поала шевелилась. Шевелились камни и перед Меченым.
   Появилась у меня идея, но слишком уж долго ее озвучивать. Рискнул вывернуть шею и это на полном скаку! заглянуть Кранту в глаза, и толкнуть идею к нему.
   Блин, словно приросший к полу, неподъемный шкаф толкнул. Аж в ушах зазвенело от напряга.
   Но Кран меня понял. Идею воплотил, так сказать.
   И откуда столько силищи в мужике?!
   Совсем даже не пустой буримс перелетел через Меченого, через упавшего на колени поала, и врезался в край «трубы». Буримс лопнул, расплескав содержимое, труба завибрировала.
   На миг стало очень тихо, потом треск и шорох усилились в несколько раз. Но весь шум происходил на месте внепланового дождя. Под и перед Меченым ничего не шевелилось!
   Мы вырвались из Злого леса, потеряв пять человек и шесть поалов.
   До окраины леса Меченый бежал рядом с Солнечным. Вцепился во что-то возле моей левой ноги, и бежал. Умеет мужик бегать талант. И держаться хорошо умеет. Пальцы потом не сразу разжал. Мне ему еще и помогать пришлось. И поала запасного дать.
   А вместо «спасибо» на меня глянули так, будто это я в лесу веселуху устроил, чтобы его, Меченого, дураком выставить.
   Потом Асс меня дураком выставил. К рабу своему позвал. Тот ногу сломал и сознание потерял. Пока я шину готовил, раба из седла вынули и на землю положили. Не очень бережно, но он так и не пришел в себя. Повезло мужику: ничего чувствовать не будет. И мне повезло. Со спокойным клиентом легче работать.
   Ну, перелом простой, сложил кость, как надо, зафиксировал, потом клиента в чувство приводить начал. А он не приводится! Трупом стал мой клиент. Обескровленным. Я бы на Кранта подумал долго ли умеючи умелому вампиру? но очень уж странная рана была у покойничка. Ссадина пониже колена. Будто наждаком кусок кожи счесало. И клок одежды. Маленький, ладонью прикрыл и не заметно.
   И через эту ранку мужик кровью истек? Досмерти??
   Не верю!
   Но больше никаких ран на теле не было. Внутреннего кровотечения тоже. Это и без вскрытия определить можно, а вот куда делась кровь, не понятно. Даже вокруг раны одежда мало испачкана.
   Ну, сообщил Ассу, что его слуга ласты откинул, а «безутешный» хозяин отвечает: знаю, мол. Так что ничего нового я этому засранцу не сказал. Он еще и приколоться решил: заплатил мне за работу. Ну, я тоже прикололся: плату взял и Мальку отдал. На сохранение. Вдруг Асс передумает, и вернуть захочет? Тогда ищи, Асс сам и возвращай, если сумеешь. Я и то пацана не всегда найти могу.
   До самого вечера палатка колдуна вздрагивала от звуковых и световых эффектов. Крутые, однако, поминки устроил он для своего любимого слуги. А может, и впрямь, для горячо любимого? Кто его знает, какая личная жизнь полагается колдунам.
   Перед первым закатом из палатки вышел тот, кого я за покойника посчитал.
   Ну, ни фига себе система реанимации в этом мире!
   Реанимированный даже не хромал. Получается, и кость срослась за пару часов?
   Оставить такое без проверки? Как же! Я ужин оставил недоеденный, и рванул к палатке Асса. Будто мне Злой лес приснился, и только возле нее, родимой, имелось спасение.
   Раб занимался костром и, похоже, медитировал. По крайней мере, на огонь, что облизывал его пальцы, внимания не обращал. И на горящий рукав своего халата.
   — Тебе жить надоело, дурик?!
   Сидящий у костра даже не глянул в мою сторону. Спорить с таким я не стал. Повалил его на бок и быстро затоптал начинающийся пожар. Благо, рукава у халата широкие.
   Подниматься мужик не спешил.
   Пришлось взять его за ворот, встряхнуть.
   Голова раба безвольно мотнулась.
   Я заглянул в его глаза и… забыл, чего хотел сказать рассеянному медитатору. И, прежде чем сообразил чего-то сделать, появился колдун. Рявкнул какую-то команду, мужик вывернулся из моих пальцев и юркнул в палатку.
   Потом мы поговорили. На повышенных тонах. Я и Асс. Но до мордобоя не дошло. Асс упирал на то, что это его раб, и он может сделать с ним то, чего захочет. Хоть бегом через Злой лес отправить. Вот если я чего-то сделать со своим слугой не смогу, то колдун мне с радостью поможет. За отдельную плату. И еще намекнул, что палатка колдуна это его крепость. И соваться в нее без приглашения очень вредно для здоровья.
   Короче, испортил Асс мне настроение.
   А я испортил настроение Марле. Она позвала меня отдохнуть и расслабиться, а я глаза ожившего раба забыть не могу. Прям, не глаза, а пустые могилы, из которых вынули труп на эксгумацию.
   Начал Лапушке рассказывать, а она слова Асса повторяет. Мол, тот своему рабу хозяин, и может делать с ним…
   Ну, я и не выдержал.
   — Да мертвый у него раб, понимаешь?! Трупом был, трупом и остался.
   — Мертвые рабы не ходят.
   — Мертвые у вас не ходят?! Да ты сама рассказывала, как с мертвецом сражалась. И он тебя чуть…
   — То был демон, а не раб!
   — Для хорошего колдуна, что демона замочить, что дохлого раба оживить…
   — Так раб живой или мертвый?
   — Да мертвый он! Труп! Что ж я живого от жмурика отличить не могу?..
   — Не можешь. Ты сам сказал…
   Короче, чуть до рукопашной не дошло. Не любит Лапушка, когда на нее кричат. Но и я не люблю, когда меня за дурака держат.
   Наш сексчас закончился через пять минут. Давно меня так активно не… использовали. И давно не выгоняли сразу же после сеанса.
   Ни «пока, Пушистый», ни «сегодня ты превзошел сам себя…» Спасибо, хоть голым на улицу не выкинула.
   Кажется, все бабы обидчивые стервы. А в каком мире они живут это по фигу.

37.

   Нежный и мелодичный скрип. В несколько голосов. Такой концерт устраивали сверчки в моем родном мире. В этом маленькие крылатые ящерицы. Осторожные звери, ночные. Здесь вся живность ночная. Катиса самое жаркое место на континенте. Хоть и не такое опасное, как Злые земли. Из них мы выбрались неделю назад.
   — Завтра будет батулма, — сказал Первоидущий.
   Значит, небо затянут тучи и в землю станут бить молнии. И грохот будет такой, что долго потом еще звенит в ушах. А ветер принесет песок. Много колючего песка. Караван остановится. Поалам спутают ноги и укроют головы попонами. Люди тоже спрячут лица и привяжутся к поалам. Ветер здесь бывает очень сильным. Может сбить с ног, утащить с тропы. Без колдуна искать потом пропавшего только зря время терять. Пустыня умеет прятать. И ловушек в ней хватает. Иногда пропавших находят слишком поздно. Ну, мертвых здесь тоже умеют оживлять, но они потом сильно отличаются от себя прежних.
   Мы потеряли и нашли двоих. И пережили три сухих грозы. А других тут не бывает. Вода приходит в Катису ночной росой и редкими дождями. Но тогда дует другой ветер. С моря. И здесь тогда все зеленеет и цветет, все пахнет и поет. Катиса значит «радующая сердце» Красивое место, говорят. Не знаю, не видел, Сейчас только камни, жара, песок и скрипучие ящерицы, что устраивают концерты перед грозой.
   Завтра будет гроза. В это время она бывает через день. Реже через два. Трудное время для путешествия. Мало кто хочет так рисковать. Предпочитают переждать сухой сезон в безопасном месте. Бандиты, кстати, тоже. А от них потом защитит охрана. Или объединяют два каравана. Можно, и три. Всё можно, если есть время.
   Но времени у нас нет. Асс спешил пройти Злые земли. В мокрый сезон в них лучше не соваться. А другой дороги к Храму нет. Вроде бы. Или ее нет только на карте Асса…
   Асс. Больше он никого не оживлял. Я ему не позволил. После того, чего он сделал со своим рабом.
   Есть народы, где идиотов убивают. Даже тех, кто может что-то делать, когда ему прикажут. Сначала я не принимал такого. Думал, жестоко. А когда увидел Ассового раба, понял и принял. Все правильно, так и надо.
   Когда из глаз человека смотрит пустота, а его руки не шевельнутся без приказа, даже если попадут в огонь… пожалуй, это уже не человек. И любому милосердию есть предел. И приказ может быть любой. И от любого. А его выполнят, не задумываясь. Это страшно.
   Мертвых я давно не боюсь. Но оживших мертвецов… Обойдусь без таких слуг. Ужин я и сам приготовить могу. И костер разжечь. А делать из зомби защитника… от него-то кто защищать станет? Его же не остановишь, пока ни изрубишь в куски. Да и те сжигать сразу надо, пока ни срослись.
   Не у всех же такой Нож, как у меня. Что и зомби может пылью сделать.
   Асс потом долго возмущался. Но я был в своем праве. Мой костер, мой шатер, и нечего чужим рабам возле них бродить. И меня пугать нечего. Я, когда пугаюсь, «мама» кричу, и за Кранта прячусь. И Ножом махать начинаю, когда Кранта обидеть хотят.
   Но говорить про Нож я не стал. Вдруг у Асса с чувством юмора плохо. Как у Марлы иногда.
   А с Марлой мы помирились. Рабов колдуна не обсуждаем, оживших мертвецов тоже. Находим, чем заняться. В Камасутре столько интересных поз! Чтобы повторить некоторые из них, цирковое училище надо закончить. Или быть тиу. Но то, чего нельзя повторить, можно рассказать. И нарисовать прутиком на песке.
   Увидев «Кормление императорского павлина», Марла смеялась так, что Крант не выдержал и заглянул к нам в палатку. Его мой рисунок тоже впечатлил. А после некоторых пояснений, у Кранта даже румянец появился. Бледно-розовый.
   А я-то думал, что групповуха избавила его от избытка впечатлительности. Похоже, ошибся. Палатку он покинул быстрее, чем при пожаре. Я «Черепаху на Гималаях» не успел дорисовать.
   Когда Марла ушла, я подсел к костру. «Помолчать» с оберегателем. Хорошо это у нас стало получаться.
   «Крант, я не хочу, чтобы ты туда шел».
   Разговор продолжился сам собой, будто и не прерывался приходом Марлы.
   «Нутер, я твой оберегатель…»
   Будто я этого не знаю.