Страница:
«А кто меня обережет от тебя?»
Крант дергается от неожиданного вопроса. Или от обиды.
«Нутер, я дал тебе клятву верности!»
«А если ты забудешь о ней?»
«Тогда я умру».
«После того, как убьешь меня? Думаешь, я воскресну после твоей смерти?»
Крант повернулся к огню. Сейчас его глаза меньше всего похожи на человеческие.
«Нутер, что ты знаешь о Храме?»
Кажется, пришла очередь нортора задавать неожиданные вопросы. Совсем не в тему.
«Что знаю?.. Только то, чего нарассказали колдун и шаман. А ты?»
«Я знаю немного больше, чем они тебе говорили».
«Тогда рассказывай».
И Крант начинает «рассказывать». Тихим, глуховатым голосом. Таким в кино призраков озвучивают. Не знаю, каким он слышит мой мысленный голос, но говорит, что со своими мыслями не путает.
«Чтобы остановить страшную войну, один могучий колдун позвал на помощь Зверя. Тот спал на могиле своего хозяина. Очень долго спал. Пыль времени сделала его похожим на камень. На огромную скалу, что затерялась среди скал и леса. Этот лес вырос после того, как Зверь уснул. Колдун приказал человеку, которого звали Волк, разбудить Зверя. Волк разбудил спящего. И горы содрогнулись от шагов Зверя. Огромная армия исчезла в его пасти. Горы содрогнулись еще раз, когда лопнула Ткань Мира. Это колдун разорвал ее, чтобы выпустить Зверя. Холодная темнота заглянула в разрыв, и камни закричали от страха. Колдун быстро зарастил Ткань Мира, но те, кто слышал крик камня, помнили его до самой смерти. Они прокляли колдуна и потомков его. А Зверь ушел в Пустоту, и никто не знает, кем он там стал и что делает. Но когда Зверь уходил, он забыл свой голос в Храме. И все, кто приходит к Храму, слышат Зов Зверя».
Крант замолчал, а я придвинулся к огню. Зазнобило меня вдруг. С чего бы это? Неужто от какой-то там сказочки для детей ползунковой группы? С ума спрыгнуть, какие мы стали впечатлительные!..
Помолчали, допили вино, еще помолчали. Костер начал прогорать, когда я спросил:
«Давно это случилось?»
Крант сразу понял какое «это» меня интересует, и ответил так, будто мы и не устраивали паузу в полчаса.
«Это не случилось, нутер. Это случится».
«Так ты мне тут будущее обрисовал? То, чего не было и неизвестно еще… Помню-помню, шаман тоже чего-то такого наболтал. Но, знаешь… все эти гадания на тыщу лет вперед… слабо верю я в них. Как бы это помягче сказать?.. Думаю, фигня всё это».
— Ты видишь тикса возле расколотого камня? Спросил вдруг Крант. Почему-то вслух.
Я дернулся, завертел головой. Темень, хоть глаз выколи. Так всегда темнеет перед восходом луны.
— Крант, я ни хрена не вижу. Ни камня твоего, ни тикса. Забыл, что я погано вижу в темноте?
— Не забыл, нутер. Но я в темноте вижу. А есть те, кто видят в прошлом. Или в будущем. Ты и сам из таких.
— Ага, как же, — кривлю губы в усмешке, но они не хотят подчиняться. Хреновый из меня предсказатель, Крант. Недалеко я вижу и совсем немного.
Ответ нортора настолько тихий, что больше похож на мысль. Его мысль в моей голове.
«А я этого не могу, нутер. Он тоже не может».
Крант никогда не называет колдуна по имени. И редко говорит с ним. Вообще-то, нортор не слишком компанейский мужик, но сказать «да» или «нет» может. Если захочет, понятное дело. Но колдун для него что-то вроде опасного груза, к которому лучше не соваться.
«Скажи, нутер, что ты видишь?»
— Где?! вырвалось у меня, и только потом я посмотрел на Кранта. Тот ответил, не открывая рта:
«В огне, в воде. Про меня и Храм».
Блин, ну, спросил…
«Про тебя я вижу сны. И про себя. Мы с тобой в Храме и… колдун еще. Плохие это сны, Крант. Я не хочу говорить о них».
«Нутер, покажи мне этот сон».
Мои губы легко складываются в усмешку. Просьба из серии: «бабушка, достань звездочку с неба…» И придумает же «покажи»…Типа я Великий и Могучий, чтобы приглашать в свои сны. Слышал я про одного пацана, что проделывал такие штуки. Мне до его талантов, как до луны. Пешком.
«Как я тебе покажу? И как ты себе это представляешь? Крант, сделай одолжение, сообщи в мелких подробностях. Чтоб даже я понял».
«Всё очень просто, нутер, — насмешку он в упор не замечает. Тебе нужно вспомнить сон и захотеть, чтобы я его увидел. Только очень сильно захотеть! Секундная пауза. И посмотреть мне в глаза».
А я сделал вид, что эта пауза мне показалась.
«Захотеть и посмотреть? Ладно, попробуем».
Вспомнил один из первых «храмовых» снов. Тот, где еще не ясно, кто кого убьет. Потом заглянул в глаза нортора и чуть не свихнулся: я будто проваливаться куда-то начал. В нашем мире всякое болтают о взгляде вампира. Похоже, болтают не зря.
Ну, это всё пустое. Главное, у меня получилось! С показыванием сна. Но делать это так же трудно, как и объяснить тому, кто ни разу не делал. Больше всего это похоже на разговор через дорогу. Широкую. В шесть полос. А по дороге то машины шуршат, то трамваи звенят. Вот и приходится надрывать глотку, чтоб на другой стороне тебя услышали. Вот и орешь так, что в глазах темнеет.
Ну, если это действо и есть телепатия, то я лучше по старинке. Вслух.
«Нутер, мне не надо идти в Храм. Ты прав. Прикажи, и я буду ждать тебя перед Храмом».
«А приказывать обязательно?»
Блин, похоже, любопытство родилось раньше меня.
«Храм будет звать, нутер. Рабов и слуг слабо. Их хозяев сильнее. Прикажи мне остаться, и я выполню твой приказ».
А в голосе столько мрачной торжественности!.. Типа, ты только прикажи, а уж я до конца жизни ждать тебя стану. Хоть и знаю, что ты черта с два оттуда вернешься.
«Ладно, Крант, уболтал. Приказываю ждать меня перед Храмом!» — торжественно выражаю свою волю.
«Слышу и слушаюсь, нутер».
Отвечает так, будто не замечает насмешки в моем голосе.
«Нутер, и тебе ходить в Храм не надо бы…»
Без особой уверенности советует Крант. Догадывается, наверно, чего я сделаю с его советом.
«Думаешь, я смогу начхать на Зов?»
«Если сильно захочешь, то сможешь».
«Угу. Значится, смогу… А этот пусть идет сам?»
«Да».
Ни тени сомнения. Ни заботы о будущем Мира. Ничего глобального и выспенного Крант и в мыслях не держит. Ну, а мне что, больше всех надо? Не знаю, но…
«Не верю я ему, Крант. Он там такого наколдует, что мало никому не покажется. Присмотреть бы за ним…»
«Он колдун, нутер. Это…»
Крант не успевает закрыться. Я ловлю его последнюю мысль.
«Думаешь, это будет опасно?»
«Да, нутер».
«Крант, я ведь тоже могу быть опасным. Под настроение».
«Я знаю. Ты страшный враг, нутер. Хорошо, что ты не мой враг».
Поговорили, называется. Не каждый вечер услышишь такой комплимент. И от кого?! Все здесь боятся вампиров, точнее, норторов. А оберегателей боятся сами норторы. И вдруг один из них заявляет такое…
Это что ж получается?.. «Чтобы убить маньяка, нужен другой маньяк», так что ли? Ну, слышал я этот прикол. Давно и в другом мире. Но, похоже, здесь он тоже срабатывает.
«Ладно, Крант. Когда дойдем, тогда и решать буду».
«Мы скоро дойдем», — предупреждает Крант.
«Знаю».
Точнее, помню. Чего-то такого обещал Первоидущий. Типа, дня через три, если удача не… Или через четыре.
Так что какое-то время еще есть. Хотя, чего там думать?! Всё уже решено. Зайду и посмотрю! Не для того я столько шел, чтобы посидеть у порога и повернуть обратно. Я и Пал Нилыча не пустил бы в Храм одного.
— У нас скоро гости будут, — доходит вдруг до меня.
— Ты видишь их, нутер?
Крант лениво потянулся, умудрившись вроде бы случайно глянуть, чего там такого сзади творится. Если б я не знал, что мужик собирается оглянуться, купился бы на его гимнастику для особо ленивых.
— Крант, я Сим-Сима вижу. А это самая верная примета. Видишь, как он моется? Не меньше двух «намоет».
Котенок старательно трет мордочку лапами. Иногда и за ушами достает.
— Дальние, похоже, гости придут. Дорогие. Может, хватит мыться, Сим-Сим? Мне всех не прокормить.
Сим-Сим сверкнул на меня глазищами, но умываться перестал.
— Спасибо, красноглазый.
— За что, нутер?
Глаза Кранта тоже отсвечивают красным.
— Это я не тебе. Блин, вот везуха! Сидят возле меня двое красноглазых, а мне хоть пугайся, хоть себе такие же отращивай.
И почему-то вспомнился вдруг конкурс, который я вычитал как-то в И-нете. Одну прикольную фразочку из него я потом, наверно, всем знакомым повторил. Типа, присылайте нам свои страшные рассказы, и победитель попадет в самый настоящий кошмар. Иногда мне кажется, что я и есть тот самый победитель, а всё остальное призовая игра.
Справа от меня шевельнулся воздух. И я тут же услышал:
— Хозяин, я пришел.
«Это не гость, нутер», — подумал Крант и… улыбнулся. Мысленно. Улыбка его ощущалась, как легкая щекотка внутри головы.
«Крант, не надо меня ловить. Гости прячутся за Мальком. И ты их видишь лучше меня».
«Вижу, нутер. Прости…»
«На шутки телохранителей не обижаются».
— Хозяин, я не один.
За спиной Малька нашлись дед с внучкой. А вместо Жучки большая белая ворона. Когда птычка не дрыхла в клетке, она сидела на плече у хозяина или хозяйки. Ни разу не видел, чтобы эта носатая летала. Или это ниже их бледного достоинства?
Ворона потопталась на плече старика и вдруг громко зашипела. Куда там Сим-Симу до нее!
Котенок тут же запустил когти в мою ногу, а когда я глянул на него, открыл пасть и издал нечто, похожее на полузадушенное карканье.
— Ну, ни фига себе добрый вечер!..
Быстро отцепил Сим-Сима от ноги и отправил в «сексуальное путешествие» — поближе к гостям. Котенок шлепнулся на все четыре и сразу же сел вылизываться, нагло поглядывая на меня красным глазом.
— Мышей жрать заставлю! предупредил я его.
Видел я, как такой же любитель рыбы харчил мышу. Ни азарта, ни удовольствия. Будто одолжение делал кому-то.
Сим-Сим фыркнул и ушел в темноту. Где моментально исчез.
Как найти светлую кошку в темной комнате, если это не кошка, а хрен знает что? Лучше завести нормальную кошку и повесить на нее колокольчик.
— Прости, Многодобрый. Наверно, ты подумал плохо о Ситане и она…
— Кто?
Старик погладил взъерошенную ворону.
Ситана, значится?.. Это чего ж получается, она тоже мысли читать может? Во влип! Как тот поручик Ржевский. Ему говорят: «Думайте, что говорите, поручик, когда видите дам». А он: «А я думать не могу, когда дам вижу!» слышал я и другой вариант этого анекдота, но он, вроде как, не при детях. Там поручик отвечает: "…"
Ворона опять зашипела. Громче прежнего.
— Слышь, Никунэ. Передай этому пучку перьев, пусть перестанет читать мои мысли. А то я все неприличные анекдоты вспомню. Специально для нее. А не вспомню так придумаю.
— Она слышала тебя, Многомудрый, — девчонка мельком глянула на ворону и опять повернулась ко мне. Прошу, не обижайся на нее. Она очень давно с моим Наставником.
— Да, Ситана старше меня, — подтвердил дед. Она помнит еще моего Наставника.
— А он где взял это чудо в перьях? любопытствую я.
— От своего Наставника.
— Ну, ни фига себе! Может, она войну Мостов и Башен помнит?
— Может, и помнит. Я не спрашивал.
— Понятно теперь, почему она летать не может. Склероз у старушки. Забыла, как крыльями махать надо.
— А Ситана могла летать?!
В один голос спросили дед с внучкой. Заместительница Жучки только презрительно фыркнула.
— Когда я в последний раз видел такую птычку, она летала и каркала. Или голос ваша тоже подавать разучилась?
— Ситана ни разу не говорила. Я никогда не слышал…
— Значит, обленилась. Наверно, кормишь хорошо?
— Хорошо…
У эха был голос девчонки.
— Урезать паек надо. Всё равно никакой пользы от этой…
Ворона вспрыгнула на голову старика, зашипела. Глаза птицы вдруг тоже сделались красными. Как у Кранта. И взгляд стал затягивающим. Вампирским. Словно падаешь в пропасть, а дна нет. И темно. И воздух шипит, когда летишь сквозь него.
Дно у пропасти нашлось. И не пропасть это оказалась, а всего лишь шахта лифта. Вместо бетонного пола, слежавшийся песок. Было почти не больно, когда ладони толкнулись в него. Голову повело вниз, но до песка она не достала. Повезло.
Свалиться с шестнадцатого этажа и остаться живым-невредимым, вот это я понимаю чудо!
Знать бы еще, куда я так спешил, что лифт подождать не мог.
Оглядываюсь. Вместо стен решетка. Со всех четырех сторон. Над головой тоже решетка выгибается. Будто в церкви я стою, под куполом.
Ну, и чего я такого сделал, чтоб за решетку попасть? За странную такую решетку, ажурную и золотистую. И чем дольше я смотрел на нее, тем четче сценка из фильма вспоминалась. Того, что только для взрослых. Там заметно озабоченный мужик подходит к клетке, в которой сидит восточная красавица. На ней полпуда украшений и кило косметики. А из одежды паранджа всего. Настолько прозрачная, что и слепой сквозь нее всё разглядит.
Короче, оригинальная экранизация «Тысячи и одной ночи». Где кобылицы необъезженные, а жемчужины несверленные.
Ну, а кто меня считает своей новой игрушкой?
Одежду, по крайней мере, мне оставили.
Еще раз оглядываюсь.
Сначала вижу скатерть-самобранку. На ней блюда с фруктами, орехами и чем-то еще. И вдруг понимаю, что дико хочу жрать. Прям, в обморок грохнусь, если сейчас, немедленно ни пожую чего-нибудь.
А еще по скатерти разгуливала ворона. Большая, белая. И нагло так поглядывала в мою сторону. И клевала чего-то из тарелки. И шла к следующей, и опять косилась на меня. Типа, ты там с голоду подыхаешь, а тут жратвы, прям, завались.
Наглая птычка. Из таких наглых бульон хороший получается. Или ворона по-пекински.
Как только найду дверь у этой клетки, и с замком договорюсь, так сразу и перейду к прикладной кулинарии.
Дверца нашлась быстро. А замок обычной защелкой оказался. Тряхни дверь сильнее, и она откроется.
Неужто всё так просто? Или решетка под током? Вряд ли он меня убьет. Хотели бы прикончить в трансформаторную будку толкнули бы. Пьяным. Как моего соседа. И вроде бы сам виноват. Двери перепутал…
Но как же не хочется трогать решетку!
Да мало ли я делал того, чего не хотелось?..
Протянул к решетке кулак. Ну, не пальцами же ее щупать?! Кто разжимать их будет, в случае чего?..
Тронул.
И ни фига.
Ни тока. Ни решетки. Ни скатерти.
Только ворона прыгает по земле. Клюв раскрывает. Без звука.
А у меня перед глазами звездочки летают. Редкие. Как новогодний снег в детских мультиках.
Возле вороны оказалась девчонка. В пижаме. И в халате, с разрезами до тазобедренного сустава. На голове девчонки светлый шарф. Из-под него выглядывают тонкие косички и подвески на шнурках. Малявка смотрит мне в лицо. Шевелит губами.
А я стою почему-то на четырех и менять позу не спешу. Вдруг от одного неосторожного движения рассыплюсь мелкими огоньками?
Девчонка опять шевелит губами. И я вспоминаю ее. Никунэ. Потом слышу голос. Ее.
— …Многомудрый?
Кажется, она чего-то спрашивала.
— Убери от меня эту тварь. Пока я ее в суп ни засунул. Или в сказку.
Не знаю, зачем я брякнул это. Вырвалось как-то. Ну, про суп ладно. А вот «сказка» — это уже лишнее.
Никунэ схватила птычку и передала деду. Потом вернулась ко мне. Я уже умостил задницу на подстилку, но продолжаю держаться за землю. Двумя руками. Словно опять могу провалиться в шахту лифта. Или еще куда.
— Многомудрый, а что такое сказка?
Блин! Другого времени для вопроса не нашла!..
— У Марлы спроси. Она и объяснит, и сказку тебе расскажет.
— А ты?
Вот прям счаз всё брошу и…
Но сказать такое у меня язык не повернулся. И послать малявку тоже.
Она глазела на меня в ожидании, готовая услышать и запомнить всё, чего я наболтаю. Никунэ, что с нее взять.
— Сказка, значится…
Рассказывать про ворону и сыр нельзя. Там есть два неизвестных персонажа. А объяснять еще про «сыр» и «лису» нет ни малейшего желания. Значит, не будем умножать сущностей сверх необходимого.
— Короче, таких птиц, как Ситана, у нас называют воронами. Обычно, они черные. И вдруг в гнезде черных ворон вылупился уродливый белый вороненок.
— А почему уродливый?
— Потому, что не такой, как все. Не сбивай меня… пожалуйста.
С чего это я такой вежливый?
— Прости, Многомудрый.
Никунэ склонила голову и прижала ладони к глазам.
— Ладно. Так вот, все остальные вороны большие и маленькие дразнили и клевали птенца-урода. Тот прятался от них. Но белая ворона заметнее черных.
Справа донеслось шипение. Там сидел старик со своей любимой зверушкой. Похоже, зверушке не нравилось, чего я говорю.
— А будешь много выступать, я тебя под батулму летать отправлю. Наперегонки с молниями.
Ворона нахохлилась и замолчала. Старик погладил ее. Вид у обоих был слегка обиженный. Ну, не я первым начал. Но строить из себя неукротимого мстителя уже расхотелось.
— Короче, когда белая ворона научилась летать, она улетела от стаи. Потом ворона встретилась с белым вороном, который тоже улетел от своих. Вот от этих двоих и начался род белых ворон. Чтобы помогать провидцам и… Зрящим.
Вовремя вспомнилось подходящее словечко.
Никунэ заулыбалась.
— Спасибо, Многомудрый! А…
— Всё остальное спросишь у Марлы. Я спать хочу.
Девчонка поклонилась. Старик тоже.
— Тогда, мы оставим тебя, — сказал он. И придем завтра. Если позволишь.
— Зачем?!
Паранойя не моя вторая натура, но с такими гостями… программу завтрашней встречи желательно знать заранее.
— Мой Наставник хочет поговорить с тобой, Многомудрый, — сообщила Никунэ, будто у старика дар речи пропал.
— Птычка тоже хочет поговорить?
Я не всегда такая язва, только в особо «удачные» дни.
— Нет.
Девчонка замотала головой, и подвески тихонько зазвенели.
— Тогда приходите без нее.
— Придем, — кивнул дед.
Они ушли.
А я остался у костра. Забираться в палатку не хотелось. Прилег на подстилку. Стал смотреть на костер. Он догорал. Слабые, полупрозрачные язычки облизывали угли. Маленькие и красные. Как глаза Кранта. Или Сим-Сима. Будто целая стая Сим-Симов смотрит из темноты. Моргает. Двигается. Подбирается ближе. Еще ближе. Потом огоньков стало меньше. Мало. Я мог бы их посчитать. Если бы захотел. Но заниматься такой ерундой не хотелось. На меня навалился великий облом. Ни двигаться, ни говорить… Даже полностью закрыть глаза было в облом. Так и смотрел сквозь ресницы на гаснущий костер. А в голове ни мысли, ни желания…
Кажется, я заснул, когда от костра осталось всего два уголька.
ЧАСТЬ 2
90.
91.
Крант дергается от неожиданного вопроса. Или от обиды.
«Нутер, я дал тебе клятву верности!»
«А если ты забудешь о ней?»
«Тогда я умру».
«После того, как убьешь меня? Думаешь, я воскресну после твоей смерти?»
Крант повернулся к огню. Сейчас его глаза меньше всего похожи на человеческие.
«Нутер, что ты знаешь о Храме?»
Кажется, пришла очередь нортора задавать неожиданные вопросы. Совсем не в тему.
«Что знаю?.. Только то, чего нарассказали колдун и шаман. А ты?»
«Я знаю немного больше, чем они тебе говорили».
«Тогда рассказывай».
И Крант начинает «рассказывать». Тихим, глуховатым голосом. Таким в кино призраков озвучивают. Не знаю, каким он слышит мой мысленный голос, но говорит, что со своими мыслями не путает.
«Чтобы остановить страшную войну, один могучий колдун позвал на помощь Зверя. Тот спал на могиле своего хозяина. Очень долго спал. Пыль времени сделала его похожим на камень. На огромную скалу, что затерялась среди скал и леса. Этот лес вырос после того, как Зверь уснул. Колдун приказал человеку, которого звали Волк, разбудить Зверя. Волк разбудил спящего. И горы содрогнулись от шагов Зверя. Огромная армия исчезла в его пасти. Горы содрогнулись еще раз, когда лопнула Ткань Мира. Это колдун разорвал ее, чтобы выпустить Зверя. Холодная темнота заглянула в разрыв, и камни закричали от страха. Колдун быстро зарастил Ткань Мира, но те, кто слышал крик камня, помнили его до самой смерти. Они прокляли колдуна и потомков его. А Зверь ушел в Пустоту, и никто не знает, кем он там стал и что делает. Но когда Зверь уходил, он забыл свой голос в Храме. И все, кто приходит к Храму, слышат Зов Зверя».
Крант замолчал, а я придвинулся к огню. Зазнобило меня вдруг. С чего бы это? Неужто от какой-то там сказочки для детей ползунковой группы? С ума спрыгнуть, какие мы стали впечатлительные!..
Помолчали, допили вино, еще помолчали. Костер начал прогорать, когда я спросил:
«Давно это случилось?»
Крант сразу понял какое «это» меня интересует, и ответил так, будто мы и не устраивали паузу в полчаса.
«Это не случилось, нутер. Это случится».
«Так ты мне тут будущее обрисовал? То, чего не было и неизвестно еще… Помню-помню, шаман тоже чего-то такого наболтал. Но, знаешь… все эти гадания на тыщу лет вперед… слабо верю я в них. Как бы это помягче сказать?.. Думаю, фигня всё это».
— Ты видишь тикса возле расколотого камня? Спросил вдруг Крант. Почему-то вслух.
Я дернулся, завертел головой. Темень, хоть глаз выколи. Так всегда темнеет перед восходом луны.
— Крант, я ни хрена не вижу. Ни камня твоего, ни тикса. Забыл, что я погано вижу в темноте?
— Не забыл, нутер. Но я в темноте вижу. А есть те, кто видят в прошлом. Или в будущем. Ты и сам из таких.
— Ага, как же, — кривлю губы в усмешке, но они не хотят подчиняться. Хреновый из меня предсказатель, Крант. Недалеко я вижу и совсем немного.
Ответ нортора настолько тихий, что больше похож на мысль. Его мысль в моей голове.
«А я этого не могу, нутер. Он тоже не может».
Крант никогда не называет колдуна по имени. И редко говорит с ним. Вообще-то, нортор не слишком компанейский мужик, но сказать «да» или «нет» может. Если захочет, понятное дело. Но колдун для него что-то вроде опасного груза, к которому лучше не соваться.
«Скажи, нутер, что ты видишь?»
— Где?! вырвалось у меня, и только потом я посмотрел на Кранта. Тот ответил, не открывая рта:
«В огне, в воде. Про меня и Храм».
Блин, ну, спросил…
«Про тебя я вижу сны. И про себя. Мы с тобой в Храме и… колдун еще. Плохие это сны, Крант. Я не хочу говорить о них».
«Нутер, покажи мне этот сон».
Мои губы легко складываются в усмешку. Просьба из серии: «бабушка, достань звездочку с неба…» И придумает же «покажи»…Типа я Великий и Могучий, чтобы приглашать в свои сны. Слышал я про одного пацана, что проделывал такие штуки. Мне до его талантов, как до луны. Пешком.
«Как я тебе покажу? И как ты себе это представляешь? Крант, сделай одолжение, сообщи в мелких подробностях. Чтоб даже я понял».
«Всё очень просто, нутер, — насмешку он в упор не замечает. Тебе нужно вспомнить сон и захотеть, чтобы я его увидел. Только очень сильно захотеть! Секундная пауза. И посмотреть мне в глаза».
А я сделал вид, что эта пауза мне показалась.
«Захотеть и посмотреть? Ладно, попробуем».
Вспомнил один из первых «храмовых» снов. Тот, где еще не ясно, кто кого убьет. Потом заглянул в глаза нортора и чуть не свихнулся: я будто проваливаться куда-то начал. В нашем мире всякое болтают о взгляде вампира. Похоже, болтают не зря.
Ну, это всё пустое. Главное, у меня получилось! С показыванием сна. Но делать это так же трудно, как и объяснить тому, кто ни разу не делал. Больше всего это похоже на разговор через дорогу. Широкую. В шесть полос. А по дороге то машины шуршат, то трамваи звенят. Вот и приходится надрывать глотку, чтоб на другой стороне тебя услышали. Вот и орешь так, что в глазах темнеет.
Ну, если это действо и есть телепатия, то я лучше по старинке. Вслух.
«Нутер, мне не надо идти в Храм. Ты прав. Прикажи, и я буду ждать тебя перед Храмом».
«А приказывать обязательно?»
Блин, похоже, любопытство родилось раньше меня.
«Храм будет звать, нутер. Рабов и слуг слабо. Их хозяев сильнее. Прикажи мне остаться, и я выполню твой приказ».
А в голосе столько мрачной торжественности!.. Типа, ты только прикажи, а уж я до конца жизни ждать тебя стану. Хоть и знаю, что ты черта с два оттуда вернешься.
«Ладно, Крант, уболтал. Приказываю ждать меня перед Храмом!» — торжественно выражаю свою волю.
«Слышу и слушаюсь, нутер».
Отвечает так, будто не замечает насмешки в моем голосе.
«Нутер, и тебе ходить в Храм не надо бы…»
Без особой уверенности советует Крант. Догадывается, наверно, чего я сделаю с его советом.
«Думаешь, я смогу начхать на Зов?»
«Если сильно захочешь, то сможешь».
«Угу. Значится, смогу… А этот пусть идет сам?»
«Да».
Ни тени сомнения. Ни заботы о будущем Мира. Ничего глобального и выспенного Крант и в мыслях не держит. Ну, а мне что, больше всех надо? Не знаю, но…
«Не верю я ему, Крант. Он там такого наколдует, что мало никому не покажется. Присмотреть бы за ним…»
«Он колдун, нутер. Это…»
Крант не успевает закрыться. Я ловлю его последнюю мысль.
«Думаешь, это будет опасно?»
«Да, нутер».
«Крант, я ведь тоже могу быть опасным. Под настроение».
«Я знаю. Ты страшный враг, нутер. Хорошо, что ты не мой враг».
Поговорили, называется. Не каждый вечер услышишь такой комплимент. И от кого?! Все здесь боятся вампиров, точнее, норторов. А оберегателей боятся сами норторы. И вдруг один из них заявляет такое…
Это что ж получается?.. «Чтобы убить маньяка, нужен другой маньяк», так что ли? Ну, слышал я этот прикол. Давно и в другом мире. Но, похоже, здесь он тоже срабатывает.
«Ладно, Крант. Когда дойдем, тогда и решать буду».
«Мы скоро дойдем», — предупреждает Крант.
«Знаю».
Точнее, помню. Чего-то такого обещал Первоидущий. Типа, дня через три, если удача не… Или через четыре.
Так что какое-то время еще есть. Хотя, чего там думать?! Всё уже решено. Зайду и посмотрю! Не для того я столько шел, чтобы посидеть у порога и повернуть обратно. Я и Пал Нилыча не пустил бы в Храм одного.
— У нас скоро гости будут, — доходит вдруг до меня.
— Ты видишь их, нутер?
Крант лениво потянулся, умудрившись вроде бы случайно глянуть, чего там такого сзади творится. Если б я не знал, что мужик собирается оглянуться, купился бы на его гимнастику для особо ленивых.
— Крант, я Сим-Сима вижу. А это самая верная примета. Видишь, как он моется? Не меньше двух «намоет».
Котенок старательно трет мордочку лапами. Иногда и за ушами достает.
— Дальние, похоже, гости придут. Дорогие. Может, хватит мыться, Сим-Сим? Мне всех не прокормить.
Сим-Сим сверкнул на меня глазищами, но умываться перестал.
— Спасибо, красноглазый.
— За что, нутер?
Глаза Кранта тоже отсвечивают красным.
— Это я не тебе. Блин, вот везуха! Сидят возле меня двое красноглазых, а мне хоть пугайся, хоть себе такие же отращивай.
И почему-то вспомнился вдруг конкурс, который я вычитал как-то в И-нете. Одну прикольную фразочку из него я потом, наверно, всем знакомым повторил. Типа, присылайте нам свои страшные рассказы, и победитель попадет в самый настоящий кошмар. Иногда мне кажется, что я и есть тот самый победитель, а всё остальное призовая игра.
Справа от меня шевельнулся воздух. И я тут же услышал:
— Хозяин, я пришел.
«Это не гость, нутер», — подумал Крант и… улыбнулся. Мысленно. Улыбка его ощущалась, как легкая щекотка внутри головы.
«Крант, не надо меня ловить. Гости прячутся за Мальком. И ты их видишь лучше меня».
«Вижу, нутер. Прости…»
«На шутки телохранителей не обижаются».
— Хозяин, я не один.
За спиной Малька нашлись дед с внучкой. А вместо Жучки большая белая ворона. Когда птычка не дрыхла в клетке, она сидела на плече у хозяина или хозяйки. Ни разу не видел, чтобы эта носатая летала. Или это ниже их бледного достоинства?
Ворона потопталась на плече старика и вдруг громко зашипела. Куда там Сим-Симу до нее!
Котенок тут же запустил когти в мою ногу, а когда я глянул на него, открыл пасть и издал нечто, похожее на полузадушенное карканье.
— Ну, ни фига себе добрый вечер!..
Быстро отцепил Сим-Сима от ноги и отправил в «сексуальное путешествие» — поближе к гостям. Котенок шлепнулся на все четыре и сразу же сел вылизываться, нагло поглядывая на меня красным глазом.
— Мышей жрать заставлю! предупредил я его.
Видел я, как такой же любитель рыбы харчил мышу. Ни азарта, ни удовольствия. Будто одолжение делал кому-то.
Сим-Сим фыркнул и ушел в темноту. Где моментально исчез.
Как найти светлую кошку в темной комнате, если это не кошка, а хрен знает что? Лучше завести нормальную кошку и повесить на нее колокольчик.
— Прости, Многодобрый. Наверно, ты подумал плохо о Ситане и она…
— Кто?
Старик погладил взъерошенную ворону.
Ситана, значится?.. Это чего ж получается, она тоже мысли читать может? Во влип! Как тот поручик Ржевский. Ему говорят: «Думайте, что говорите, поручик, когда видите дам». А он: «А я думать не могу, когда дам вижу!» слышал я и другой вариант этого анекдота, но он, вроде как, не при детях. Там поручик отвечает: "…"
Ворона опять зашипела. Громче прежнего.
— Слышь, Никунэ. Передай этому пучку перьев, пусть перестанет читать мои мысли. А то я все неприличные анекдоты вспомню. Специально для нее. А не вспомню так придумаю.
— Она слышала тебя, Многомудрый, — девчонка мельком глянула на ворону и опять повернулась ко мне. Прошу, не обижайся на нее. Она очень давно с моим Наставником.
— Да, Ситана старше меня, — подтвердил дед. Она помнит еще моего Наставника.
— А он где взял это чудо в перьях? любопытствую я.
— От своего Наставника.
— Ну, ни фига себе! Может, она войну Мостов и Башен помнит?
— Может, и помнит. Я не спрашивал.
— Понятно теперь, почему она летать не может. Склероз у старушки. Забыла, как крыльями махать надо.
— А Ситана могла летать?!
В один голос спросили дед с внучкой. Заместительница Жучки только презрительно фыркнула.
— Когда я в последний раз видел такую птычку, она летала и каркала. Или голос ваша тоже подавать разучилась?
— Ситана ни разу не говорила. Я никогда не слышал…
— Значит, обленилась. Наверно, кормишь хорошо?
— Хорошо…
У эха был голос девчонки.
— Урезать паек надо. Всё равно никакой пользы от этой…
Ворона вспрыгнула на голову старика, зашипела. Глаза птицы вдруг тоже сделались красными. Как у Кранта. И взгляд стал затягивающим. Вампирским. Словно падаешь в пропасть, а дна нет. И темно. И воздух шипит, когда летишь сквозь него.
Дно у пропасти нашлось. И не пропасть это оказалась, а всего лишь шахта лифта. Вместо бетонного пола, слежавшийся песок. Было почти не больно, когда ладони толкнулись в него. Голову повело вниз, но до песка она не достала. Повезло.
Свалиться с шестнадцатого этажа и остаться живым-невредимым, вот это я понимаю чудо!
Знать бы еще, куда я так спешил, что лифт подождать не мог.
Оглядываюсь. Вместо стен решетка. Со всех четырех сторон. Над головой тоже решетка выгибается. Будто в церкви я стою, под куполом.
Ну, и чего я такого сделал, чтоб за решетку попасть? За странную такую решетку, ажурную и золотистую. И чем дольше я смотрел на нее, тем четче сценка из фильма вспоминалась. Того, что только для взрослых. Там заметно озабоченный мужик подходит к клетке, в которой сидит восточная красавица. На ней полпуда украшений и кило косметики. А из одежды паранджа всего. Настолько прозрачная, что и слепой сквозь нее всё разглядит.
Короче, оригинальная экранизация «Тысячи и одной ночи». Где кобылицы необъезженные, а жемчужины несверленные.
Ну, а кто меня считает своей новой игрушкой?
Одежду, по крайней мере, мне оставили.
Еще раз оглядываюсь.
Сначала вижу скатерть-самобранку. На ней блюда с фруктами, орехами и чем-то еще. И вдруг понимаю, что дико хочу жрать. Прям, в обморок грохнусь, если сейчас, немедленно ни пожую чего-нибудь.
А еще по скатерти разгуливала ворона. Большая, белая. И нагло так поглядывала в мою сторону. И клевала чего-то из тарелки. И шла к следующей, и опять косилась на меня. Типа, ты там с голоду подыхаешь, а тут жратвы, прям, завались.
Наглая птычка. Из таких наглых бульон хороший получается. Или ворона по-пекински.
Как только найду дверь у этой клетки, и с замком договорюсь, так сразу и перейду к прикладной кулинарии.
Дверца нашлась быстро. А замок обычной защелкой оказался. Тряхни дверь сильнее, и она откроется.
Неужто всё так просто? Или решетка под током? Вряд ли он меня убьет. Хотели бы прикончить в трансформаторную будку толкнули бы. Пьяным. Как моего соседа. И вроде бы сам виноват. Двери перепутал…
Но как же не хочется трогать решетку!
Да мало ли я делал того, чего не хотелось?..
Протянул к решетке кулак. Ну, не пальцами же ее щупать?! Кто разжимать их будет, в случае чего?..
Тронул.
И ни фига.
Ни тока. Ни решетки. Ни скатерти.
Только ворона прыгает по земле. Клюв раскрывает. Без звука.
А у меня перед глазами звездочки летают. Редкие. Как новогодний снег в детских мультиках.
Возле вороны оказалась девчонка. В пижаме. И в халате, с разрезами до тазобедренного сустава. На голове девчонки светлый шарф. Из-под него выглядывают тонкие косички и подвески на шнурках. Малявка смотрит мне в лицо. Шевелит губами.
А я стою почему-то на четырех и менять позу не спешу. Вдруг от одного неосторожного движения рассыплюсь мелкими огоньками?
Девчонка опять шевелит губами. И я вспоминаю ее. Никунэ. Потом слышу голос. Ее.
— …Многомудрый?
Кажется, она чего-то спрашивала.
— Убери от меня эту тварь. Пока я ее в суп ни засунул. Или в сказку.
Не знаю, зачем я брякнул это. Вырвалось как-то. Ну, про суп ладно. А вот «сказка» — это уже лишнее.
Никунэ схватила птычку и передала деду. Потом вернулась ко мне. Я уже умостил задницу на подстилку, но продолжаю держаться за землю. Двумя руками. Словно опять могу провалиться в шахту лифта. Или еще куда.
— Многомудрый, а что такое сказка?
Блин! Другого времени для вопроса не нашла!..
— У Марлы спроси. Она и объяснит, и сказку тебе расскажет.
— А ты?
Вот прям счаз всё брошу и…
Но сказать такое у меня язык не повернулся. И послать малявку тоже.
Она глазела на меня в ожидании, готовая услышать и запомнить всё, чего я наболтаю. Никунэ, что с нее взять.
— Сказка, значится…
Рассказывать про ворону и сыр нельзя. Там есть два неизвестных персонажа. А объяснять еще про «сыр» и «лису» нет ни малейшего желания. Значит, не будем умножать сущностей сверх необходимого.
— Короче, таких птиц, как Ситана, у нас называют воронами. Обычно, они черные. И вдруг в гнезде черных ворон вылупился уродливый белый вороненок.
— А почему уродливый?
— Потому, что не такой, как все. Не сбивай меня… пожалуйста.
С чего это я такой вежливый?
— Прости, Многомудрый.
Никунэ склонила голову и прижала ладони к глазам.
— Ладно. Так вот, все остальные вороны большие и маленькие дразнили и клевали птенца-урода. Тот прятался от них. Но белая ворона заметнее черных.
Справа донеслось шипение. Там сидел старик со своей любимой зверушкой. Похоже, зверушке не нравилось, чего я говорю.
— А будешь много выступать, я тебя под батулму летать отправлю. Наперегонки с молниями.
Ворона нахохлилась и замолчала. Старик погладил ее. Вид у обоих был слегка обиженный. Ну, не я первым начал. Но строить из себя неукротимого мстителя уже расхотелось.
— Короче, когда белая ворона научилась летать, она улетела от стаи. Потом ворона встретилась с белым вороном, который тоже улетел от своих. Вот от этих двоих и начался род белых ворон. Чтобы помогать провидцам и… Зрящим.
Вовремя вспомнилось подходящее словечко.
Никунэ заулыбалась.
— Спасибо, Многомудрый! А…
— Всё остальное спросишь у Марлы. Я спать хочу.
Девчонка поклонилась. Старик тоже.
— Тогда, мы оставим тебя, — сказал он. И придем завтра. Если позволишь.
— Зачем?!
Паранойя не моя вторая натура, но с такими гостями… программу завтрашней встречи желательно знать заранее.
— Мой Наставник хочет поговорить с тобой, Многомудрый, — сообщила Никунэ, будто у старика дар речи пропал.
— Птычка тоже хочет поговорить?
Я не всегда такая язва, только в особо «удачные» дни.
— Нет.
Девчонка замотала головой, и подвески тихонько зазвенели.
— Тогда приходите без нее.
— Придем, — кивнул дед.
Они ушли.
А я остался у костра. Забираться в палатку не хотелось. Прилег на подстилку. Стал смотреть на костер. Он догорал. Слабые, полупрозрачные язычки облизывали угли. Маленькие и красные. Как глаза Кранта. Или Сим-Сима. Будто целая стая Сим-Симов смотрит из темноты. Моргает. Двигается. Подбирается ближе. Еще ближе. Потом огоньков стало меньше. Мало. Я мог бы их посчитать. Если бы захотел. Но заниматься такой ерундой не хотелось. На меня навалился великий облом. Ни двигаться, ни говорить… Даже полностью закрыть глаза было в облом. Так и смотрел сквозь ресницы на гаснущий костер. А в голове ни мысли, ни желания…
Кажется, я заснул, когда от костра осталось всего два уголька.
ЧАСТЬ 2
90.
Трескается земля, рвет корни кустов и трав, ломает норы зверей, живущих в земле…
Средина сухого сезона. И средина дня.
Нормальный человек в это время сидит в тени и ждет первого заката. Если уж Зов Дороги на дал отсидеться дома. Если уж такой зуд в пятках завелся.
Не знаю, чего погнало меня зуд или Зов, но явно нечто сильное, если я топаю по самой жаре и без дороги. Нет, дорога здесь все-таки была. Когда-то. Задолго до моего рождения. И по ней прошли люди. Много людей. Но они все умерли. От старости. Давно. Тоже до моего рождения. И я первый человек, кому приспичило пройти Забытой дорогой. Хармат-Хасми Затеряной-в-песках.
Пески времени затирают следы прошлого и разрушают миражи будущего.
Миражей я не вижу. Только небо, цвета песка, и песок, цвета неба. А между ними я, как таракан в песочных часах. Как и ему, мне некуда спешить. Спускаюсь с одного бархана, чтобы подняться на другой. Знать бы еще, какой по счету. Но барханы я не считаю. Может, бросил, когда сбился, а может, и вообще не начинал этот счет.
Но одно я знаю точно: я не перво-, а второпроходец. Кто-то совсем недавно шел этими местами. И этот «кто-то» не человек. Иду за ним, хоть и не вижу следов. Они не нужны мне. Я, как пес, беру верхним чутьем. (Такого о себе я, понятно, никогда не скажу. Вслух. Но подумать-то можно?..)
Передо мной катится большой серый шар. Будто сделанный из тонкой проволоки. Когда-то этот шар был кустом. Живым, зеленым, цветущим. Когда-нибудь он снова станет кустом. Там, где найдет достаточно влаги. Чтобы напоить корни, разбудить листья и цветы. Этому никунэ лет триста. Ветер уносит его за бархан. И быстро затирает кружевной след. Мои следы ветер затереть не может. Я их не оставляю. Не знаю, как я дошел до жизни этой, и где обзавелся таким странным умением.
В моей памяти имеется провал. Не с Большой каньон величий, поскромнее, но сутки в этом провале запросто могут затеряться. Или двое суток. Похоже, в этом же провале осталось и второе зерно из тиамного браслета. А на чьих землях я мичуринствовал, кого «осчастливил» — не помню, и вряд ли вспомню.
Да и не тянет меня возвращаться назад.
Как не тянет пройтись по улице Счастливой. Позвонить в дом тридцать девять. Когда-то там жила Снежана. Может, и тепрь еще живет. Если не переехала. Слишком неудобный там подъем, чтобы легко было по нему ездить зимой. Но в другое время это самая красивая улица города. Так говорила Снежа. И я не спорил с ней. Спустишься, немного пройдешь и окажешься возле реки. Поднимешься и выйдешь к старому парку. Безлюдному, как пустыня в Сухой сезон. Весной и осенью Снежа рисовала парк. А вот восходы и закаты на берегу реки. Думаю, восходы этого мира ей бы тоже понравились.
Два сиреневых солнца среди желто-серых облаков. Такое я, признаться, тут видел впервые. И совсем недолго. Только моргнул, и солнц не стало. Но облака никуда не делись. До самого вечера висели надо мной. Луны, кстати, в эту ночь не было. Ни одной. Так же, как и в прошлую. Странно. Но такое иногда случается. А вот чтоб у меня никаких человеческих потребностей не было поесть там или наоборот такого еще не случалось.
«Всё иногда бывает в первый раз», — любила повторять Снежа. И как же она радовалась, когда я сложил свое первое корявое трехстрочье! Говорила, что хоку напилать проще, чем вскрыть фурункул. Я не спорил. Вскрыть просто,. Если умеешь. А если нет, то со вскрытием лучше не экспериментировать. Даже простого фурункула.
То, чего Снежа считала простым, я бы не сделал, даже если б вывернулся наизнанку. «Это же просто осенний ветер!» — смеялась она, когда я хотел поймать летящий лист, а рука наткнулась на стекло. Картина на стекле, вместо оконной шторы, — это тоже просто. Для кого-то. Кому дано. Кто умеет.
Так же просто, как ходить по песку, не оставляя следов.
Так же просто, как говорить с Берегущим Заком. Говорить, не открывая рта. Или скользить рядом с мокари. Не чувствуя усталости и жары. Радуясь бегу и ветву.
Все-таки этот мир мне нравится больше, чем тот, где я родился. Время здесь течет по-другому. Медленнее, как-то. Тут если и приходится бежать, то не потому, что проспал и опаздываешь. Просто вдруг кто-то решил, что из меня может получиться хороший обед. А у меня совсем другие планы на вечер. Или наоборот, мне надо кого-то поймать, а он не хочет быть пойманным. Хороший мир. Правда, в нем нет телефона, телевизора, И-нета и еще кучи полезных вещей, но… с этим можно смириться. Трудно, но можно. Особенно трудно первые пятьдесят лет. Потом станет все равно.
Интересно,. С чем пришлось смириться моим сопровождающим? Для ильтов этот мир тоже не совсем родной. Все-таки их предки пришли сюда. И Берегущий Память помнит другое небо и другие звезды. С ним я тоже могу говорить, не открывая рта.
Два Берегущих смотрят на меня и молчат. Они ни о чем больше не спрашивают.
Все вопросы после большого праздника. Который устраивается для великого героя. То есть, для меня. Воин, прошедший Хармат-Хасми, не может не быть героем. Целитель, в пробитом на животе улжаре, не может быть плохим целителем. Перед таки путником можно открыть лицо. Ибо великие герои равны Берегущим.
Говорить, что меня неправильно поняли и извиняться, кажется, уже поздно. К нам несут огромное блюдо, с лежащей на нем тушей. Аромат жареного мяса разбудил во мне зверский аппетит. И желудок громко потребовал свою пайку.
Оба Берегущих переглянулись и удовлетворенно заулыбались. Если гость так радуется угощению, то в дом пришла радость. Остальные мужнины и женщины, достойные видеть нашу трапезу, тоже, похоже, улыбаются. Их лица закрыты повязками, но глаза так и лучатся весельем. Странные глаза. Желтые. Или медовые. Только у одного зрителя глаза синие. Даже сине-сиреневые. Где-то я уже видел такие. Но точно не здесь.
Запах мяса сводит меня с ума, и я опять поворачиваюсь к столу. Передо мной, на большой тарелке, голова жареного зверя. В глазницах драгоценные камни. Уши и лоб украшены вроде бы кольчужной сеткой. Ну, очень похожей на золотую. Из пасти торчит какая-то драгоценная фиговина. Но сама голова и пасть… Даже размером с корову, мыша останется мышей. И ее не перепутаешь с коровой.
И временный склероз от меня отступил.
— Сим-Сим! выдохнулось с рычанием.
Синеглазый оказался возле меня. И он уже не улыбался.
— Ты что ж это делаешь, сукин кот?!
Сидящий рядом задрожал, словно я смотрел кадры, снятые пьяным любителем домашнего кино.
— Ты кем это здесь притворяешься?!
Человеческая фигура растворилась, как в тумане, а вместо нее появилось нечто хвостатое и четырехлапое.
— А ну, домой! Быстро!! И меня с собой возьми!
Хотелось мне прихватить блюдо с огромной башкой, да накормить ею Сим-Сима. Но котяра так резво рванул в сторону, что я едва успел поймать длинный черный хвост.
Возмущенное «мяу!»
Боль в руке.
Темнота.
Средина сухого сезона. И средина дня.
Нормальный человек в это время сидит в тени и ждет первого заката. Если уж Зов Дороги на дал отсидеться дома. Если уж такой зуд в пятках завелся.
Не знаю, чего погнало меня зуд или Зов, но явно нечто сильное, если я топаю по самой жаре и без дороги. Нет, дорога здесь все-таки была. Когда-то. Задолго до моего рождения. И по ней прошли люди. Много людей. Но они все умерли. От старости. Давно. Тоже до моего рождения. И я первый человек, кому приспичило пройти Забытой дорогой. Хармат-Хасми Затеряной-в-песках.
Пески времени затирают следы прошлого и разрушают миражи будущего.
Миражей я не вижу. Только небо, цвета песка, и песок, цвета неба. А между ними я, как таракан в песочных часах. Как и ему, мне некуда спешить. Спускаюсь с одного бархана, чтобы подняться на другой. Знать бы еще, какой по счету. Но барханы я не считаю. Может, бросил, когда сбился, а может, и вообще не начинал этот счет.
Но одно я знаю точно: я не перво-, а второпроходец. Кто-то совсем недавно шел этими местами. И этот «кто-то» не человек. Иду за ним, хоть и не вижу следов. Они не нужны мне. Я, как пес, беру верхним чутьем. (Такого о себе я, понятно, никогда не скажу. Вслух. Но подумать-то можно?..)
Передо мной катится большой серый шар. Будто сделанный из тонкой проволоки. Когда-то этот шар был кустом. Живым, зеленым, цветущим. Когда-нибудь он снова станет кустом. Там, где найдет достаточно влаги. Чтобы напоить корни, разбудить листья и цветы. Этому никунэ лет триста. Ветер уносит его за бархан. И быстро затирает кружевной след. Мои следы ветер затереть не может. Я их не оставляю. Не знаю, как я дошел до жизни этой, и где обзавелся таким странным умением.
В моей памяти имеется провал. Не с Большой каньон величий, поскромнее, но сутки в этом провале запросто могут затеряться. Или двое суток. Похоже, в этом же провале осталось и второе зерно из тиамного браслета. А на чьих землях я мичуринствовал, кого «осчастливил» — не помню, и вряд ли вспомню.
Да и не тянет меня возвращаться назад.
Как не тянет пройтись по улице Счастливой. Позвонить в дом тридцать девять. Когда-то там жила Снежана. Может, и тепрь еще живет. Если не переехала. Слишком неудобный там подъем, чтобы легко было по нему ездить зимой. Но в другое время это самая красивая улица города. Так говорила Снежа. И я не спорил с ней. Спустишься, немного пройдешь и окажешься возле реки. Поднимешься и выйдешь к старому парку. Безлюдному, как пустыня в Сухой сезон. Весной и осенью Снежа рисовала парк. А вот восходы и закаты на берегу реки. Думаю, восходы этого мира ей бы тоже понравились.
Два сиреневых солнца среди желто-серых облаков. Такое я, признаться, тут видел впервые. И совсем недолго. Только моргнул, и солнц не стало. Но облака никуда не делись. До самого вечера висели надо мной. Луны, кстати, в эту ночь не было. Ни одной. Так же, как и в прошлую. Странно. Но такое иногда случается. А вот чтоб у меня никаких человеческих потребностей не было поесть там или наоборот такого еще не случалось.
«Всё иногда бывает в первый раз», — любила повторять Снежа. И как же она радовалась, когда я сложил свое первое корявое трехстрочье! Говорила, что хоку напилать проще, чем вскрыть фурункул. Я не спорил. Вскрыть просто,. Если умеешь. А если нет, то со вскрытием лучше не экспериментировать. Даже простого фурункула.
То, чего Снежа считала простым, я бы не сделал, даже если б вывернулся наизнанку. «Это же просто осенний ветер!» — смеялась она, когда я хотел поймать летящий лист, а рука наткнулась на стекло. Картина на стекле, вместо оконной шторы, — это тоже просто. Для кого-то. Кому дано. Кто умеет.
Так же просто, как ходить по песку, не оставляя следов.
Так же просто, как говорить с Берегущим Заком. Говорить, не открывая рта. Или скользить рядом с мокари. Не чувствуя усталости и жары. Радуясь бегу и ветву.
Все-таки этот мир мне нравится больше, чем тот, где я родился. Время здесь течет по-другому. Медленнее, как-то. Тут если и приходится бежать, то не потому, что проспал и опаздываешь. Просто вдруг кто-то решил, что из меня может получиться хороший обед. А у меня совсем другие планы на вечер. Или наоборот, мне надо кого-то поймать, а он не хочет быть пойманным. Хороший мир. Правда, в нем нет телефона, телевизора, И-нета и еще кучи полезных вещей, но… с этим можно смириться. Трудно, но можно. Особенно трудно первые пятьдесят лет. Потом станет все равно.
Интересно,. С чем пришлось смириться моим сопровождающим? Для ильтов этот мир тоже не совсем родной. Все-таки их предки пришли сюда. И Берегущий Память помнит другое небо и другие звезды. С ним я тоже могу говорить, не открывая рта.
Два Берегущих смотрят на меня и молчат. Они ни о чем больше не спрашивают.
Все вопросы после большого праздника. Который устраивается для великого героя. То есть, для меня. Воин, прошедший Хармат-Хасми, не может не быть героем. Целитель, в пробитом на животе улжаре, не может быть плохим целителем. Перед таки путником можно открыть лицо. Ибо великие герои равны Берегущим.
Говорить, что меня неправильно поняли и извиняться, кажется, уже поздно. К нам несут огромное блюдо, с лежащей на нем тушей. Аромат жареного мяса разбудил во мне зверский аппетит. И желудок громко потребовал свою пайку.
Оба Берегущих переглянулись и удовлетворенно заулыбались. Если гость так радуется угощению, то в дом пришла радость. Остальные мужнины и женщины, достойные видеть нашу трапезу, тоже, похоже, улыбаются. Их лица закрыты повязками, но глаза так и лучатся весельем. Странные глаза. Желтые. Или медовые. Только у одного зрителя глаза синие. Даже сине-сиреневые. Где-то я уже видел такие. Но точно не здесь.
Запах мяса сводит меня с ума, и я опять поворачиваюсь к столу. Передо мной, на большой тарелке, голова жареного зверя. В глазницах драгоценные камни. Уши и лоб украшены вроде бы кольчужной сеткой. Ну, очень похожей на золотую. Из пасти торчит какая-то драгоценная фиговина. Но сама голова и пасть… Даже размером с корову, мыша останется мышей. И ее не перепутаешь с коровой.
И временный склероз от меня отступил.
— Сим-Сим! выдохнулось с рычанием.
Синеглазый оказался возле меня. И он уже не улыбался.
— Ты что ж это делаешь, сукин кот?!
Сидящий рядом задрожал, словно я смотрел кадры, снятые пьяным любителем домашнего кино.
— Ты кем это здесь притворяешься?!
Человеческая фигура растворилась, как в тумане, а вместо нее появилось нечто хвостатое и четырехлапое.
— А ну, домой! Быстро!! И меня с собой возьми!
Хотелось мне прихватить блюдо с огромной башкой, да накормить ею Сим-Сима. Но котяра так резво рванул в сторону, что я едва успел поймать длинный черный хвост.
Возмущенное «мяу!»
Боль в руке.
Темнота.
91.
Темнота пахла кровью.
Потом я понял, что у темноты не только запах, но и вкус крови.
Потом я понял, что у темноты не только запах, но и вкус крови.