Аж взмок от напряжения. Неплохая речь, правда? Сима была бы мной довольна. А что толпа? Отлично! Бабы, девки рыдают, мужики хмурятся, кажется, даже Селистена поверила (вот уж не ожидал), князь Бодун напрягся (только попробуй отказать в последнем желании). Антип вот только, похоже, меня раскусил. Прискорбно, но не смертельно, думаю, против толпы не пойдет. А вот псина боярская мне совсем не поверила, ишь как грива на холке встала. Чует, что не друг я его рыжей хозяйке. Ну так ты, блохастый, сначала говорить научись, а уж потом честных людей во всяком непотребстве подозревай. Итак, князек наш, похоже, принял решение. Нуте-с, чем, князюшка, обрадуешь?
   Князь встал с резного дубового кресла (до трона Серогора ему так же далеко, как ночному горшку до табуретки) и солидным басом молвил:
   – Будь по-твоему, чужеземец, проси чего хочешь, кроме жизни.
   Ха-ха-ха, вот так бы и сразу. Молодец, Бодунчик, хвалю!
   – Развяжите мне руки перед смертью, негоже мне, княжескому сыну, как барану на бойню идти, дозвольте смерть встретить как свободному человеку.
   Толпа одобрительно загудела (а зря я, что ли, красноречием блистал?). Князь облегченно вздохнул и махнул рукой стражникам. Идите, голубчики, выпускайте колдуна нерадивого на свободу, так уж и быть, я вас за это даже не клюну.
   Ой-ой, Антип занервничал, ратникам своим что-то шепчет. Шепчи, Антипушка, ратники твои летать не умеют. А вот я через минуту соколом к небесам взовьюсь и всю вашу семейку с высоты птичьего полета на весь Кипеж-град опозорю своим несварением желудка… Дело сделано, руки свободны, ну что ж, загостился я тут у вас… Говорю заклинание, теперь пасс рукой…
   – А-а-а! Пес меня побери! Больно же!
   Что-то довольно сильно грохнуло, и отчетливо потянуло дымком и жженой шерстью. Явно все пошло как-то не так, но об этом я смогу подумать позднее, сидя где-нибудь на елочке и наслаждаясь свободой. Я привычно взмахнул крыльями и немного подпрыгнул. Но интересно, а почему это мои крылья все в шерсти, где это я успел так вывозиться? Ерунда, потом отмоюсь, а сейчас в полет!
   Так я еще не летал никогда, вместо знакомого шелеста крыльев и приятного встречного ветра я вдруг внезапно обнаружил резко приближающуюся и довольно грязную землю. О боги, я что, вместо сокола в курицу превратился? Нет, не может быть, ведь курица не летает, да и перспектива попасть кому-нибудь в суп была ненамного лучше только что отмененной казни. Ладно, главное убежать отсюда, после разберемся. Бегом! Видимо, я еще не отошел от превращения и немного не сориентировался, так что приближающаяся с катастрофической скоростью бревенчатая стена была воспринята мною с некоторым удивлением. Последняя мысль в моем угасающем сознании была: «Курица – не птица, Даромир – не человек».
* * *
   Голова болит ужасно, неужели я опять медовухи налакался? Да нет вроде, да и голосов вокруг слишком много, столько народу в кабак к Едрене-Матрене не поместится. Вспомнил! Казнь, пламенная речь, восторженные слушатели, цветы, овации, колдовство и боль. Точно, меня этот блохастый вислоухий кобель в самый ответственный момент цапнул за… Ну как бы это помягче сказать – за верхнюю заднюю часть ноги. Вот из-за этого крокодила лохматого я, наверное, и превратился не в сокола, а в какую-то другую птицу. Судя по тому, что взлететь я не смог, скорее всего, в курицу (вряд ли в пингвина, Серогор рассказывал, что они живут далеко на севере). О боги, а откуда этот противный голос, так напоминающий блеяние этой ненормальной Селистены?
   – Вставай, маленький, вставай, мой хороший.
   Точно, это ее голос, я до конца жизни его не забуду. А кстати, кого это она зовет, кто, интересно, тот «счастливчик», что заслужил такие ласковые слова от этой рыжей гадюки? Придется открывать глаза, а то умру от любопытства.
   А-А-А! Так это она мне!! Какой кошмар!!!
   Вскочить у меня получилось неожиданно быстро (вы не забыли, я же в лесу вырос), и, оттолкнув склонившуюся ко мне Селистену, я рванул прочь. Впрочем, далеко я не пробежал, резкий рывок за шею отбросил меня назад. Это еще что за новость? Что за ерунда? О нет, только не эта полоумная, она опять что-то от меня хочет. Уйди от меня! Странноватые звуки у меня получаются, похоже на… О Симочка моя родная, да я же лаю! Быстро бросил взгляд вниз, на свои ноги. Точно, вместо моих стройных, красивых ног или в крайнем случае соколиных когтей, огромные волосатые лапы. Так вот оно что, я в боярскую псину превратился. Стоп! Без паники. По-любому казнить собаку эти борцы за права свободного боярства не будут. Значит, по-любому передышка получилась, свалю подальше отсюда, а там выберу момент и верну свое любимое человеческое обличье.
   Опять эта чокнутая! Вокруг столько собак, ну почему я вселился именно в ее псину? И вообще, с какой это стати судьба меня постоянно сталкивает с этой рыжей бестией.
   – Шарик, маленький, ударился, да? Ну дай я тебя поцелую, и все пройдет.
   Шарик?! Так я еще и ШАРИК?! Кошмар! Боги, ну за что на мою нежную, ранимую психику такие испытания?! Почему я, воспитанник великих колдунов (ладно уж, пусть будут великими) и самой прекрасной ведьмы на земле (Симочка, забери меня отсюда!), должен терпеть эти издевательства? Впрочем, чего я мог ждать от этой зануды, на большее ее фантазии, конечно, не хватило. Девушка, милая, рыжая, вредная, не надо меня целовать, у меня наверняка блохи есть!
   Чмок-чмок. Тьфу, ну до чего ж противно. Надо срочно выздоравливать, а то этих нежностей я не переживу. Что ж, поднимаемся на лапы и выражаем полную любовь, покорность и преданность. Только бы вспомнить, как эти вислоухие это делают. Вспомнил, хвостом виляют… Интересно, а хвост у меня есть? Пришлось изогнуться и заглянуть себе за спину (кстати, это оказалось не так уж и сложно), порядок, хвост имеется в наличии и даже вполне симпатичный. Ладно, поехали: преданный взгляд в глаза хозяйке (ох и вцепился я бы тебе в мягкое место, чтобы потом неделю сесть не смогла), язык наружу и хвост влево-вправо, влево-вправо. Ну как, получается?
   – Шарик, миленький, узнал свою любимую хозяюшку! Ах ты мурзик лохматенький!
   Все, меня сейчас стошнит. Эта дура собаку мурзиком называет! О силы небесные, помогите мне выдержать этот ужас. Пожалуй, я горячился, когда говорил, что обожаю всех женщин на свете. Уже сейчас я могу сказать, что существует одно рыжее исключение и зовут его Селистена (надо было ее какой-нибудь Усипусечкой назвать или просто и емко – Мегера Горгоновна).
   Ладно, недолго мне этого монстра в кокошнике терпеть. Придет ночь, я хлоп – и на свободу с чистой совестью (странно, выражение неплохое, а как будто из другой жизни). Судя по неприятной тяжести в желудке, перстенек заветный я, похоже, проглотил, когда по площади бегал. Но это не страшно, чай, не в чужой псине важная вещь хранится, не до брезгливости. Хорошо еще не выплюнул сгоряча.
   Чтобы избежать повторения процесса целования, я сел сбоку от Селистены, как садился истинный хозяин черного холодного носа и слюнявой огромной пасти с рядом белоснежных шикарных клыков. Именно от этих клыков и пострадала моя филейная часть. Интересно, выходит, я сам себя укусил, да еще так сильно? Каких же парадоксов полна жизнь человеческая!
   Значит, уселся я рядом, преданно прижался к тощей ноге (сидя, я оказался почти вровень с этой пигалицей в сарафане) и первый раз с момента моего спасения осмотрелся (кошмарные видения в образе моей нынешней хозяйки я не считаю). А все-таки лихо я погулял, не зря народ собрался. Ратники бегают, суетятся, меня ищут. Князь Бодунец руками машет, гневается видать. Антип вон словно лягушку проглотил: белый и недовольный. Ну и чудненько, из лап палача вырвался, казнь откладывается. А то, что несколько часов в лохматой шкуре провести придется, так это не страшно: мне раньше даже в волчьей шкуре ходить приходилось, вытерплю.
   – Шарик, лапочка, пойдем домой, ты не виноват, что сбежал этот грубиян.
   Это она обо мне?! Это я-то грубиян? Да я вежливее всех местных собак, вместе взятых! Ох, как бы ты, селедка сушеная, удивилась, если бы узнала, кто рядом идет и кого ты целовала недавно. И чтобы закрепить свою победу над неразумным боярским дитятком, я лизнул ее в руку. Пусть знает!
   Ну что ж, посмотрим, как боярышни живут, все равно, пока стражники не угомонятся, к прежнему обличью опасно возвращаться. Благодаря моему искрометному красноречию, меня теперь здесь каждая собака знает. Тьфу, масло масляное получилось. Ладно, типа гав, гав! Вперед, я этой Селистене напоследок покажу, где блохи зимуют!
* * *
   Начали мы протискиваться в толпе, и скоро мне стало ясно, что если не возьму инициативу в свои руки, точнее в лапы, то мы рискуем быть затоптанными бегающим в разные стороны народом. Видимо, ратникам всерьез попало за мой побег, и они стали, как обычно, проваленное дело заменять активностью. А вот это на здоровье, ищите меня, сколько вам влезет, но по моим изящным лапам я не позволю сапожищами расхаживать. Не казенные!
   Да и пигалица рыжая, смотрю, совсем стушевалась, задергалась (а не надо было с гордым видом от Фрола в провожатые отказываться!). Ладно уж, выручу барыньку, хотя и не стоит она моих забот.
   – А ну разойдись, народ! Не видишь, мы идем!
   Я, конечно, не громко это крикнул (еще не хватало добавить паники видом говорящей собаки), а тихо про себя проговорил. Громко я гавкнул.
   Эффект превзошел все мои ожидания. Голосок у Шарика, а теперь и у меня, как временно его замещающего, оказался впечатляющим. Люди от нас шарахнулись, как куры от бешеной лисицы. Отлично! Я рыкнул еще пару раз и даже хватанул за ногу какого-то зазевавшегося вертухая. Этот тип сдуру замахнулся на меня, но я просто улыбнулся ему рядом огромных белоснежных клыков (хорошо, наверное, псина по утрам зубы чистила), и он почему-то передумал.
   Не скрою, расчищать своим авторитетом дорогу мне понравилось. И голосок у меня попался для этого подходящий, и зубки, и габариты. Пасуют пока у нас на Руси перед силой, не скоро еще времена демократии настанут.
   Вот так, с шутками, с прибаутками и небольшим клыкастым стимулированием мы и выбрались с площади. Тут эта оглашенная опять у меня на шее повисла.
   – Маленький мой (на себя посмотри!), Шаричек (комментарии излишни), спасибо тебе огромное! Выручил, мое сокровище (ты даже не представляешь, насколько ты права)! Хорошо, молодец, ну какой же ты умненький, славненький, миленький!
   Все, хватит, если я хочу с ней остаться в здравом уме, надо срочно что-то делать. Моя психика не железная, такого обращения с собой долго не перенесет.
   Кстати, я давно заметил, что, говоря с животными вообще и с собаками в частности, у людей даже интонации меняются. Они становятся сюсюкающими. Ну как же, царь природы снизошел до своих слуг. Не знаю, как вам, но мне как представителю животного, пернатого и грызунчатого (не знаю, как правильно сказать) мира стало обидно. Слышь, ты, рыжий царь природы? Ты в зеркало-то давно смотрелась? Да тебя саму хочется молочком напоить, баиньки уложить и сказочку на ночь промурлыкать.
   Высказывать это моей спутнице я, конечно, не стал, а демонстративно вырвался из худосочных объятий и с гордо поднятой мордой отправился домой. Своего дома у меня пока нет, так что пришлось идти домой к Антипу – ну не в трактир же эту фифочку вести.
   Озадаченная таким моим поведением, Селистена замерла в нерешительности посреди улицы и потом, словно опомнившись, бросилась меня догонять. То-то, мы, конечно, не бояре, но гордость имеется. И раз уж нам суждено некоторое время пробыть вместе, то тебе, моя милая, придется со мной считаться.
   Судя по тому, как боярышня смешно сморщила свой остренький носик в попытках осознать произошедшие в ее собаке изменения, зацепил я ее основательно. Небось не оценит блохастый, когда в свою шкуру вернется, как я хозяйку выдрессировал. Ну и ладно, я борюсь за права собак не ради славы, а ради справедливости.
   Селистена догнала меня и долго шла рядом молча, потом попыталась помириться и осторожно положила руку мне на холку. Не на того напала, одним движением плеча я сбросил руку и гордо продолжил свой путь.
   – Шарик, милый (исправляется!), ну почему ты обиделся, я же просто поблагодарить хотела, – дрожащим голосом, шмыгая носиком, пролепетала моя хозяйка.
   Вот только слез мне тут не хватало! Ладно, я не злопамятный. Чуть замедлил шаг, и, когда мелкая со мной поравнялась, я просто, по-мужски лизнул ее в руку. Вот так поступают настоящие мужчины, и никаких слез и сюсюканий. Все ясно и понятно – мир! Учитесь, женщины.
   Она даже взвизгнула от радости и опять бросилась ко мне с поцелуями, но наткнулась на мой суровый взгляд и вовремя остановилась. Просто погладила меня по голове и гордо отправилась дальше. Ну что ж, процесс, как говорится, пошел. Молодец я, умница песик! Хвалить меня можно и даже нужно, но сдержанно, по-мужски, без бабских причитаний и телячьих нежностей. Теперь мы на равных, ну почта на равных, я все-таки ниже ее ростом.
   Так, минуя несколько улиц, мы добрались до боярского терема. Знатная у меня конура, все собаки от зависти бы лопнули. Но, как видно, мой предшественник тут в авторитете был, и все встречные шавки бежали прочь со всех ног, только меня почуяв. Что ж, меня это очень устраивает, и созданный имидж не подпорчу, не сомневайтесь. Поднявшись на крыльцо, я вдруг вспомнил о моем недавнем знакомом. И как я мог о нем забыть? Где-то ты тут бродишь, усатенький, лохматенький, мурлыкаюший? Ничего, я ведь не сразу отсюда исчезну, так что мы с тобой еще встретимся, киска моя. Буду ждать с нетерпением.
   Ладно, чтобы не проколоться, надо вести себя поосторожнее, а в случае чего буду все валить на частичную амнезию, вы, надеюсь, не забыли, что я башкой о стену ударился. Так что могу себя вести странно по медицинским показаниям. Жалко, что эти дикари в медицине не сильны.
   Селистена сразу прошла к себе в светелку. Что ж, эта комнатка мне знакома, а ее еще и прибрали. Но это, конечно, поправимо. Не знаю, где обычно лежал мой предшественник, но на правах ударенного я выбрал место на коврике у хозяйской кровати. Конечно, это место не для великого колдуна, да чего уж там, я не гордый. Растянулся я на своем ложе, смачно зевнул и заснул. И было мне наплевать и на колдунов, и на стражников, и на князей, и на бояр. Даже на женщин было наплевать, я просто устал. Устал, и все! Вы только подумайте, сколько событий произошло за последние дни, так что мне простительно.
* * *
   Ох и крепок богатырский собачий сон! Умаялся я, набегался. Спал я целый день без задних лап и без передних, кстати, тоже. Как ни странно, выспался я прекрасно. Проснулся, не спеша встал, потянулся так, что аж кости захрустели. Хорошо! Но для полного счастья мне, конечно, не хватало парочки жареных курочек, горки вареного картофеля со свиными шкварками, ломтя копченой грудинки, крынки молока с краюхой хлеба и, может быть, вареников с вишней на десерт штук двадцать. Зачем переедать? Нужно есть ровно столько, сколько необходимо для поддержания тела и головы в рабочем состоянии. Перечисленного мною вполне хватит.
   В окно светило солнышко, чирикали воробушки, благодать просто! Хозяйка моя умница, меня будить не стала, куда-то уже умчалась. Ну и ладно, уж что-что, а кухню я со своим чудесным нюхом как-нибудь найду. Потянулся я еще разочек напоследок и пустился было в путь, но остановился, проходя мимо зеркала. Я, конечно, не красна девица, чтобы перед зеркалом носик пудрить, но на свое временное обличье посмотреть было интересно.
   Не поскупился Антип для дочки, зеркало купил большое, в красивой резной раме. Так что рассмотреть себя я мог со всех сторон. Покрутился я, повертелся и остался доволен своей внешностью. Росту, как уже говорил, был я большого (в собачьем измерении, естественно), густая, почти черная, с серебряным отливом шерсть, чистая и ухоженная (молодцы, заботитесь о братьях меньших). Лапы толстые и сильные, глаза голубые (как и у меня натурального), морда… Не знаю, как сказать, но в общем очень даже симпатичная. Хвост я свой еще раньше рассмотрел и остался вполне им доволен. В целом большой, сильный, красивый пес. Я, кстати, таких раньше не встречал, опять папаша дочурку неразумную балует и кобелину, видно, издалека привезли. Однако все правильно, я и сам уникальный и собачья оболочка у меня должна быть тоже уникальной. Хотел было продолжить заманчивые поиски завтрака, но решил напоследок посмотреть, как выглядит со стороны моя улыбка.
   Супер! Из зеркала на меня уставилась огромная черная пасть с шикарными белыми клыками. У меня самого непроизвольно от такого зрелища мурашки по спине поползли. Лично я бы с такой зверюгой ни за что не стал связываться. Убрал зубы, повилял хвостом – на меня уставился милый, лохматый пуфик. Поднял шерсть на загривке, ощерил пасть – брр, ну и ужас! Для завершения нужного образа требовался еще один мазок. Вспомнил, люди почему-то очень боятся, когда с оскаленных клыков еще и слюни (пардон) капают. Интересно, а у меня этот фокус удастся? Попробуем.
   – Р-р-р!
   Попробую еще разок.
   – Р-Р-Р-Р!
   Уже лучше, но пока еще плохо. Ничего, ради такого дела я и завтрак немного отложить могу.
   Буквально через двадцать минут я добился своего. По моему желанию милый, добродушный Шарик превращался в жуткого, страшного монстра Даромира. Портрет был закончен: шерсть дыбом, чуть опущенные уши, оскал и опять-таки, пардон, слюни, стекающие с клыков, были выше всех похвал. Встретишь такого песика в темном переулке, навеки отучишься в темноте гулять. Я еще несколько минут потренировал взгляд и наконец-то добился того сильного и уверенного выражения, которым одарил меня Шарик на базаре. И время потратил, и завтрак отодвинул, но дело того стоило. Хоть я и ненадолго в собачьей шкуре, но использовать свое положение я собираюсь с полной отдачей.
   Кухню я нашел быстро – так даже неинтересно. Нюх у пса оказался действительно великолепным, да и мой собственный слух, похоже, стал еще более чутким и уловил шум от шкварчащего на сковородке сала практически одновременно с тем, как мой холодный нос почувствовал запах жареного лука. Так, проверим, чем тут бояре питаются, лично я готов съесть… Ах да, я ведь уже перечислил. Но так как я застрял перед зеркалом (вынужденная необходимость), то к этому списку я бы добавил еще тушеных овощей и холодную телятину с горчицей.
   Кухонька оказалась на первом этаже и, в общем, мне понравилась. Кулинарили у Антипа двое. Мой острый взгляд моментально отметил, что главный на кухне —мужчина. И дело тут было не в белой рубахе и странном белом колпаке на голове, просто мужчина был добрым. Я всегда считал, что настоящий повар должен быть обязательно добрым. Сами посудите, ну как человек, целый день проводящий вместе с едой, может быть злым? А уж если он злой, то, значит, повар никудышный, и главным девизом в его жизни является фраза: «Горячо – сыро не бывает» Лично я таких людей презираю и готов покусать.
   При виде меня добряк расплылся в улыбке и приветливо махнул рукой.
   – Ну что, дурень усатый, поди, проголодался?
   И сказал он эти слова таким голосом, что я даже обижаться на «дурня» не стал. Тем более что свои слова повар подкрепил огромной миской (мой размерчик), полной гречневой каши, которую он обильно полил подливкой с мясом из большой пыхтящей кастрюли. Что ж, это, конечно, не совсем то, на что я рассчитывал, но запах был настолько аппетитным, что, как только миска коснулась пола, я приступил к трапезе.
   Некоторые брюзжащие зануды могут заметить, что мне, заслуженному колдуну, не пристало есть на кухонном полу прямо из миски, без помощи ложек, вилок и ножей. Но, во-первых, я хоть и заслуженный, но довольно простой в общении, а во-вторых, где вы видели собаку, поглощающую свою еду сидя за столом, да еще столовыми приборами? То-то! И поэтому я не стал нарушать выбранный ранее имидж и с огромным удовольствием слизнул еду с миски. Не испортила мне аппетита даже помощница повара. Этакая коряга с поварешкой. Ответьте мне: ну как человек, занимающийся кулинарным искусством, может довести себя до такого состояния? Ну и ладно, главное, что шеф-повар меня любит, а кухарку я могу просто игнорировать.
   Немного перекусив, я осторожно взял чистенькую миску зубами (лапами нести было бы неудобно) и, виляя хвостом, отнес к обожаемому производителю столь простых, но замечательных блюд. Судя по тому, что он совсем не удивился, мой предшественник тоже отличался завидным аппетитом. Ну что ж, кто хорошо ест, тот хорошо спит, и вообще еда – это жизнь, а жить я собираюсь долго.
   На второе я получил миску густых, наваристых шей с большим куском мяса на мозговой косточке. Согласен, странный порядок блюд, я привык питаться по-другому, но это не страшно, главное, чтобы десертом не обделили. А вот без сметаны щи я есть не привык – смак не тот. Как бы этому непонятливому объяснить, чтобы сметанки пару ложечек бросил.
   Окинул я своим взором кухоньку и нашел требуемый компонент. На дальнем столе стояло несколько крынок, и, судя по всему, часть из них была как раз со сметаной. Я просто подошел к повару и заскулил. Оказывается, если надо, я и такие звуки могу издавать.
   – Совсем обнаглел, псина лохматая! – заворчала кухарка.
   «Сейчас цапну», – подумал я.
   – Да ладно тебе, дай Шарику сметанки.
   Умница, недаром он мне сразу понравился.
   – Еще не хватало сметаной собак кормить, ты его и так избаловал дальше некуда! Вон как обнаглел, уже не просит еды, а требует!
   – Небось не обеднеем, давай, говорю.
   Свою законную пайку я, конечно, получил, но соответствующие выводы сделал. Я же не злопамятный, я просто злой, и память у меня хорошая. Особенно что касается еды. К тому же от меня не ускользнуло, что вредная кухарка, после того как бросила мне несчастную ложечку сметаны, наполнила ею же огромную миску и поставила на пол в уголок. Не иначе моему знакомому котику (и как он при таких порциях не лопнул до сих пор! Ничего, я поспособствую его диете).
   Щи я прикончил с такой же скоростью, что и кашу, чуть больше времени заняла кость. Мне раньше всегда нравилось высасывать из мозговой косточки сердцевинку, но даже не представлял, насколько этот процесс может быть быстрым и эффективным с моими нынешними зубками. Хрум, хрум – и готово! Красота!
   Ну, теперь настало время десерта, интересно, что там мне положено? Судя по удивленным глазам повара – ничего. Ну нет, я без десерта не согласен, у меня вчера был тяжелый день. Придется опять выпрашивать. Что там у нас, творожок? Годится, и еще медком его полить. Видите, как все просто. Думаете, собака не человек?
   Я быстро освободил миску от лишнего груза и с благодарностью отнес ее моему благодетелю.
   – Вот оголодал, бродяга, ну ничего, как еще проголодаешься, приходи, поможем решить эту проблему, – довольным голосом сказал повар и потрепал меня за ухом.
   Я обожаю этого человека! Вот бывают же такие прекрасные люди на свете.
   Хороший день: сладко выспался, прекрасно поел, на кухне закрепил свой авторитет, программа-минимум выполнена, надо что-нибудь для души придумать. Решение пришло мне на ум, как только мой взгляд упал на кислую физиономию стряпухи. Просто выходя из кухни, я как бы невзначай нагнулся к кошачьей сметане и пару раз крутанул в ней языком. Этого было достаточно, чтобы лишить наглую кошатину завтрака. Уникальные возможности у собачьего языка! Никто даже ничего и не заметил. Ладно, пойду поищу Селистену. Надо же чем-то целый день занять, так хоть ее подрессирую. Помогу законному обладателю моей лохматой шкуры. Пусть немного ему будет полегче, когда вернется.
   Вышел я из кухни и буквально уперся в чьи-то ноги.
   – Интересно, ты всю жизнь намерен на кухне провести? Ишь чаво выдумал, хозяйка одна в город пошла, а он, вишь ли, трапезничать изволит. Не надо было дрыхнуть до обеда, что ты за сторож, если спишь, как медведь в ноябре!
   Не поверите, от такого резкого наезда я растерялся. И, пожалуй, впервые в жизни не хотелось пререкаться, а, наоборот, захотелось стать маленьким и незаметным. Этот голос говорил так, как будто он имеет на это право, и это право незыблемо, как незыблемы гора или дуб. Я захлопнул пасть, втянул голову, прижал уши и только тогда позволил себе посмотреть, в чьи жуткие лапы попал. Каково же было мое удивление, когда обладателем строгого голоса оказалась старая карга, виденная мною на базаре вместе с Селистеной и Антипом, видимо, нянька или ключница.
   – И что ты уставился на меня своими бесстыжими глазами?! Будто не знаешь, что нашу кровиночку одну ни на секунду оставить нельзя, она в момент заблудится, пропадет, утонет, ножку подвернет!
   Все, сдаюсь, виноват во всех смертных грехах, только не надо со мной таким тоном говорить, пожалуйста! Я еще сильнее прижал уши, изогнул шею и посмотрел снизу вверх с таким жалобным видом, что, наверное, камень бы растаял.
   Камень, может, и растаял бы, а сердце ключницы нет.
   – Можешь что-нибудь сказать в свое оправдание?
   Если бы я не боялся за здоровье и рассудок пожилого человека, то я мог рассказать о своем нелегком детстве, о подзатыльниках Серафимы, о суровых колдунах, что тиранили меня учебой… В общем, на полдня меня бы хватило. И, между прочим, я даже пасть раскрыл, чтобы хоть гавкнуть в свое оправдание, но меня остановила следующая фраза домоправительницы:
   – Постой, а с каких это пор у тебя глаза голубыми стали?! Они же у тебя всегда карими были! А ну отвечай, что с тобой приключилось!
   Интересно, и как она себе это представляет? Вот сядем мы рядышком, и я расскажу ей про то, как перстенек решил свистнуть, как казни чудом избежал, как в собаку временно вселился и, видите ли, в этот момент цвет собачьих глаз поменял. Ой, бабушка, поверь мне, что кроме цвета глаз у меня в последнее время столько проблем, что лучше и не вспоминать. И принесло старую на мою голову! И ведь не проведешь ее, вранье за версту чует… А, чепуха, прорвусь, я же псина бессловесная, и допрос с пристрастием мне вроде не грозит, буду решать проблему собачьими методами.