Плеханов Андрей Вячеславович. Мятежник (Бессмертный - 2)

   Подумать только - целых полгода она никуда не вылезала из города! Теперь Лека наслаждалась всем: и зимним пейзажем, мелькающим за окнами, и бестолковой сутолокой людей, протаскивающих свои чемоданы по вагону на каждой остановке, и бесконечными тостами Яши. На Зильбера нашло вдохновение, очевидно навеянное присутствием красивой девушки, и он никак не мог остановиться. Он наливал стопку за стопкой (пили "Кристалл") и провозглашал все новые и новые тосты, заставляя ворочаться пассажиров, пытающихся заснуть в соседних плацкартах. Тосты свои Яша по большей части составлял из наскоро переделанных анекдотов, приделав к ним неожиданный иногда нравоучительный, а иногда и вовсе неприличный конец. Получалось смешно, хотя анекдоты были в основном весьма бородатыми.
   Поезд мчался на Москву. Все "челноки" давно спали, привычно отрубившись под бормотание Яши. Демид свернулся калачиком на верхней полке и, наверное, смотрел свой очередной китайский сон, обняв сумку с одеждой.
   - Слушай, Лека... - Глаза Яши слипались, но он мужественно боролся со сном. - Твой Демид, он вареный какой-то. Болеет, что ли?
   - Ага. Ты его не трогай, ладно? Он нормальный мужик. Просто травма у него была. Сотрясение мозга. Еще не очухался.
   - Ладно, Дему твоего не обижу, - покровительственно улыбнулся Яша. Со мной не пропадете. Деньжат решили заработать? Со мной у вас деньги будут. Видал-ла орлов? - Он сделал пьяный жест в сторону спящих своих сотоварищей. - Вон дрыхнут. Это я их вытащил... Из дерьмища такого... Все с высшим образованием. Ну, почти все. А у меня их - два. Высших. Первое музыкальное. - Яша начал загибать пальцы. - Из консерватории меня, правда, пнули. За полгода до выпуска. С-суки. Подумаешь, пил я... Я знаешь как играл! Я почище Докшицера играл! - Яша поднес ко рту свои ручки с короткими и толстыми волосатыми пальцами и затрубил какую-то мелодию. Лека треснула его по спине, и Яша закашлялся.
   - А второе образование?
   - А... - отмахнулся Зилъбер. - Университет. Физика. Получился из хорошего музыканта дерьмовый инженер. Сто десять рэ - и то за счастье было. Тоска... Что с такой жизни возьмешь? Только напиться да повеситься!
   - Что ты и делал...
   - Нет! - обиженно запротестовал Яша. - Пить, конечно, я пил! Но умеренно. А вот чтоб в петлю свою шею совать - хрен дождетесь! Яков Матвеевич еще всех вас переживет, и перепьет, и перетрахает, и пере...
   Яша навалился рукой на столик и захрапел. Лека перекинула его на нижнюю полку - мужик спал мертвецким пьяным сном. Она поднялась наверх и поцеловала Демида в щеку. А потом свернулась на свободном матрасе и заснула под мерный стук колес.
   * * *
   Турция оказалась совсем не такой, как представляла ее Лека. Вполне цивилизованная, почти европейская страна. Бесконечные вывески с английскими, коряво написанными названиями. Кварталы высоких панельных домов. Даже местные жители выглядели как-то не по-турецки: женщины были красивы и хорошо одеты, мужчины улыбчивы и разговорчивы. Но стоило свернуть в старые кварталы, и Восток обступал тебя со всех сторон. В этих узких улочках, мощенных серым камнем, лезущих в гору и петляющих как попало, с их домиками со вторыми этажами, выступающими над мостовой, с зазывалами, хватающими за руки, с дымным ароматом люля-кебаба и жареных бараньих лопаток, витал многовековой дух шумного базара. Торговали везде - где попало и чем попало. Стоило только остановить взгляд на лице какого-нибудь продавца из обжорного ряда, как ты оказывался в плену. "Русски мадам, дэвушк, бей-эфенди, ван миныт, свэжи лаваш! Кушыйт!" Ладный усатый молодец кидал на тарелку аппетитную лепешку, бросал сверху кучу зелени и поливал каким-то ароматным соусом. Расторопный парнишка с треугольным подносом и стаканчиками с чаем тут же выныривал из толпы. Стоило все это копейки, и бывалые "челноки" посмеивались над Лекой и Демой, набивающими свои желудки всякими вкусностями на каждом углу. Особенно старался Демид - отощав за недели вынужденного поста, он не знал никакой меры, норовя попробовать любое блюдо, которое попадалось ему на глаза.
   Сам Яша с коллегами был озабочен другим. Ежеминутно останавливались они рядом с очередным темпераментным брюнетом и перебрасывались фразами на невероятной смеси английского, турецкого и русского языков. Впрочем, кажется, дельцы понимали друг друга с полуслова. Разговор мог длиться минут двадцать - самым трудным делом было вырваться из рук продавца. Каждый из них считал, что если вы сказали ему хоть три слова, то сделали серьезную заявку на то, чтобы купить у него партию обуви, или французской косметики местного производства, или хотя бы связку эксклюзивных часов "Ролекс", слепленных на подпольной фабрике в Малайзии.
   - Алла, а почему Яков сам ищет? - Лека обратилась к одной из "челночниц" - пышнотелой даме средних лет, перекрашенной в блондинку. - Он же постоянно сюда катается. У него что, нет постоянных поставщиков?
   - Да были. Вчера звонили, так они такую цену заломили, козлы, что и связываться не стоит. Плевать! Им же хуже! Здесь таких, как они, море. Только свистни. Сама увидишь.
   Наконец Толик, приятель Яши, нашел то, что нужно. Около автостанции, носившей замечательное название "Отобюс дуракы", к нему подрулил потрепанный "шевроле" с двумя джигитами-седоками. "Кожа сумка, - выпалил один из них, - очен хорош, куртка, рьемен. Едым?" - "Хау мач? - Толик сделал характерное движение пальцами. - Почем шмотки-то?" - "Дешев, очен дешев! - Турок заговорщически улыбнулся, блеснув золотыми зубами. Фэктори!"
   - Толян, это то, что надо! - Яша толкнул локтем приятеля. - На фабрику зовет. Там со скидкой возьмем.
   Все впятером загрузились в огромный дребезжащий "шевроле". Алла при этом каким-то образом оказалась на переднем сиденье, между жизнерадостными хозяевами. Лека отметила, что полненькая, крашенная под блондинку Алла вызывала у местных мужчин просто пожар страсти в глазах, чем она весьма беззастенчиво пользовалась при торговле, сбавляя цену до бесстыдно низкой. Машина понеслась по улочкам, визжа сношенными тормозами на поворотах и сигналя всем знакомым, которые то и дело попадались на пути. Водитель лихо крутил баранку левой рукой. Правую же он как бы невзначай положил на спинку сиденья, сзади Аллы. Турки беспрестанно несли какую-то тарабарщину, обращаясь к Алле, она кокетливо хихикала, оборачиваясь назад.
   Наконец они свернули в глухой и невероятно узкий проулок. Машина пронеслась по нему, едва не задевая крыльями каменные стены, и остановилась около огромных ворот.
   - Ничего себе фабрика, - засомневалась Лека. - Тюрьма прямо какая-то.
   - Все нормально! - Толик улыбался. - Здесь все фабрики так выглядят. Восток...
   Внутри было темно, страшно воняло кожей. На втором этаже стало посветлее, имелась даже небольшая витрина, где под стеклом пылились разноцветные сумки. Турки стали тыкать в них пальцами и что-то объяснять Толе. Они, очевидно, посчитали его за главного.
   - Дерьмо! - Яша отстранил Толика рукой и грозно выпятил свой живот, побагровев, как помидор. - Иско-жа! Или давайте хороший товар, или я не знаю что! Вы что, хочете тут сказать, что за эту резину я вам бакшиш давать буду?
   Парни посмотрели на Яшу с уважением и исчезли. Через пять минут они появились, с ног до головы увешанные куртками, сумками, ремнями с желтыми бляшками. Вороха товара полетели на пол. Начался яростный торг. Яша брызгал слюной, Алла вторила ему визгливым голосом. Продавцы трясли куртками, растягивали их, едва не отрывая рукава, и орали не хуже своих привередливых покупателей. Голова Леки кругом пошла от такого содома. Она уже решила, что сейчас начнется драка и они все-таки попадут в ту самую "ихнюю" тюрягу. Но судя по всему, дела шли своим чередом. Куча отобранных вещей на полу росла, приносились новые охапки, и снова начиналась отчаянная перебранка. Наконец Яша заявил: "Хватит!" - и извлек из кармана калькулятор.
   Минут десять "челноки" обсчитывали товар, тихо переругиваясь. Очевидно, сумма показалась им слишком большой, Яков грозно выступил на шаг вперед, ткнул толстым пальцем в кучу кожи и заявил: "Бэд кволити! Третий сорт, и то с натяжкой!"
   Что тут началось! Хозяева били себя в грудь и клялись, что изделий лучше не найти во всей Турции. Алла разрывала своими могучими руками несчастную белую сумочку и верещала: "Нет, ты посмотри, это шов, по-твоему? Нитки - гнилье!!!" Цену сбили еще на четверть. При этом, как ни странно, остались страшно довольны все - и "челноки", и продавцы. Товар начали запихивать в огромные баулы, появились неизменные стаканчики с чаем и лаваш, а Толя извлек откуда-то бутылку "Русской". Сделка века свершилась.
   - Толь, - обалдевшая Лека пихнула парня локтем. - Это что, всегда такой бардак тут?
   - Почему "бардак"? - Толян пыхтел, утрамбовывая куртки. - Все путем, здесь так положено. Если ты отдашь деньги и заберешь товар безо всякой торговли, решат, что ты просто дурак! Это еще что! Видела бы ты, как Яша ходит дома на рынок покупать себе два кочана капусты. Вот это ураган! Все бабки от него прячутся! За бесценок выторгует, зверь, без штанов оставит! Профессионал!
   * * *
   Вечером в гостинице обмывали покупки. Яша, как всегда, напился и секретничал с Лекой:
   - Эх, люблю Турцию! Веселая страна, если привыкнуть - жить можно неплохо. И люди ничего, хоть и мусульмане. Ей-богу, бросил бы все и уехал сюда, если бы не национальность.
   - А что национальность?
   - Ну как что? Ладно, сейчас тут люди нормальные у власти, на религию не давят. А вдруг придут какие-нибудь "Серые волки", начнут вводить законы шариата? Тут, в Турции, такие фанатики есть, только держись! С ними расслабляться не следует. Враз меня к стенке поставят. - Яша прищурился и внимательно посмотрел на девушку. - Слушай, Лека, а ты, случаем, не еврейка?
   - Да нет вообще-то. - Лека засмеялась. - А что, похожа?
   - Подумаешь, не похожа! Я вот тоже не похож.
   - Ты так думаешь? - Лека осмотрела кругленького носатого Зильбера. Тогда я уж не знаю, кто похож. Может быть, Толик? - Она кивнула на белобрысого усатого Толяна, выяснявшего в углу отношения с Аллой.
   - Ладно смеяться-то! - обиделся Яша. - Все вы хороши. Побывай вот в моей шкуре! Можно подумать, я из принципиальных соображений евреем родился...
   Лека промолчала. Ее волновали совсем другие проблемы.
   * * *
   После Турции Лека и Демид продолжили свое путешествие, запутывая следы. Маршрут их был извилист и диктовался случайностью. После Румынии и Словакии они побывали в Венеции - мрачном влажном городе, где каналы меж древних дворцов пахли застоявшейся веками водой. Нигде не ощущалось присутствия Врага - кажется, он потерял их след. Демид рвался в Китай - во снах своих он жил другой жизнью, где-то в средневековой Поднебесной империи. Ему казалось, что сны эти могут привести его к разгадке теперешнего состояния, дать ключ к выходу. Но Лека решительно воспротивилась - ей надоело скитаться по свету, хотелось ощутить твердую почву под ногами. Россия все еще пугала их - где-то там беглецов ждал Табунщик, набирая силу. И они направились в Прибалтику.
   Глава 6
   - Демид, ты просто клоун! Ни капли серьезности в тебе нет! Ну что ты напялил - посмотри на себя!
   Демид и вправду выглядел несколько экстравагантно. На нем был длинный голубой халат, расшитый серебряными птицами и стянутый атласным кушаком шириной в две ладони. Каждую руку украшали по три перстня с неправдоподобно огромными камнями - сапфирами, топазами, хризобериллами. Голову же Демида увенчивал длинный остроконечный колпак - вероятно, бедный Дема скопировал его из клипа "Пет шоп бойз". В одной руке Демид держал длинный мундштук из красного дерева без папиросы, в другой - записную книжку с золотыми уголками, обтянутую тисненым сафьяном.
   - Это красивые вещи, моя милая, - наставительно произнес Демид. Люди, которые их изготовили, в полной мере обладали чувством изящного. Кропотливая работа и мастерство, отточенное десятилетиями, - вот о чем думаешь, когда глядишь на все это. Видите ли, девушка, нельзя спешить, когда собираешься создать произведение искусства - будь то картина, роман или просто портсигар с инкрустацией. Спешка - она убивает великое.
   - Ну и что ты этим хочешь сказать?
   - Не ругай меня, солнышко. Кто знает, может быть, дни жизни моей сочтены, и недолго мне еще осталось наслаждаться маленькими радостями земного существования? Так стоит ли подчинять себя вынужденному распорядку, давить ростки безумной тяги к роскоши? Если мне нравится этот халат - я буду носить его и наслаждаться нежной прохладой шелка из долины Цюйфу, что бы об этом ни думали прочие обитатели мира. - Он почесал мундштуком переносицу. - О чем это я? Да! Послушай, ангел мой, стихи, которые я написал этим чудным утром, наблюдая, как солнце распускает нежные лепестки рассвета над тихою синевою вод. Мне кажется, они потрясут мир...
   Он лизнул палец и зашелестел хрупкими страницами блокнота. Лека посмотрела на него с нежностью.
   "Милый Демид. Милый мой большой ребенок. Достаточно умный, чтобы позволить себе говорить глупости. Достаточно сильный, чтобы разрешить себе выглядеть слабым. Достаточно уверенный в себе, чтобы вдоволь посмеяться над самим собой. Актер, забывший свою роль, но делающий вид, что знает ее назубок. Ну чем ты поразишь меня сейчас?"
   - Ага. Вот! - Демид начал читать стихи нараспев, вкладывая в каждое слово столько мистической томности, что Леке захотелось тут же повалить его на кровать и укусить. Правой рукой декламатор описывал в воздухе сложные кривые, соответствующие тонким извивам его прихотливой души:
   Ты помнишь дворец великанов,
   В бассейне серебряных рыб,
   Аллеи высоких платанов
   И башни из каменных глыб.
   Как конь золотистый у башен,
   Играя, вставал на дыбы,
   И белый чепрак был украшен
   Узорами тонкой резьбы.
   Ты помнишь, у облачных впадин
   С тобою нашли мы карниз,
   Где звезды, как горсть виноградин,
   Стремительно падали вниз.
   Теперь, о, скажи, не бледнея,
   Теперь мы с тобою не те,
   Быть может, сильней и смелее,
   Но только чужие мечте.
   У нас как точеные руки,
   Красивы у нас имена,
   Но мертвой, томительной скуке
   Душа навсегда отдана.
   И мы до сих пор не забыли,
   Хоть нам и дано забывать.
   То время, когда мы любили,
   Когда мы умели летать.
   - Ну как? - Дик бросил на Леку взгляд непризнанного гения.
   - Великолепно. Просто изумительно. Жаль только, что это не твои стихи. Это ведь Гумилев?
   - Да... Тебя не обманешь, солнышко. - Демид сорвал с головы колпак, оторвал у него верхушку и протрубил, как в рупор: - Пурум-пум-пум! Шейк-твист-делла-рум-ба! Мадам, перед вами неудачник! Самый бесталанный балбес в Старом Свете! - Дема тряхнул головой, и светлые волосы его рассыпались по плечам. Обычно он завязывал их в хвост, чтобы скрыть большой рубец на затылке, оставшийся на память о выстреле Леки. Все это служило маскировкой - и отбеленные длинные волосы, и бородка, и неизменные темные очки. Хотя какой в том был прок? Враг чувствовал Демида за тысячи километров, в своем неуклонном преследовании он без труда распознал бы Защитника в любом обличье.
   - Демка, милый мой... Ну не расстраивайся. Что из того, что Гумилев успел написать эти стихи до тебя? Это не сделало их хуже. Ничуть.
   - А что мне еще остается делать? Душа моя тянется к прекрасному. Пустота внутри меня - она как космос, и нечем ее заполнить. Когда я вижу картины Рафаэля, скульптуры Родена, слушаю музыку Шопена и Чайковского, мне хочется плакать от зависти. Третий десяток лет моей жизни подходит к концу, а чего я достиг? Ремеслу никакому не обучился, предначертания своего не выполнил и вообще забыл, что, собственно говоря, я должен делать. Потерял память в самый неподходящий момент. Бегаю, как крысеныш, спасаю свою жизнь от какого-то Врага, которого и в лицо не знаю. Проматываю деньги - без вкуса, без умения, и не получаю от того никакого удовольствия. Знаешь, что я придумал? Я хочу основать альманах. Подумай сама, сколько непризнанных поэтов влачат жалкое существование, не имеют средств, чтобы мир познакомился с их гениальными стихами! А я, бесталанный транжира, выбрасываю деньги на ветер! Я хочу помочь им.
   - И подставлю себя всему свету. "Смотрите на меня! Любуйтесь! Вот он я - богатенький буржуй-меценат! Эй, Табунщик! Ты еще не забыл про меня? Подходи! Бери меня голыми руками!" Обойдешься без альманаха.
   - Лека, Лека... - С Демида слетел весь его эстетский лоск. - Как всегда, ушат холодной воды за шиворот. Слушаюсь, мой генерал! Так точно! Он устало вздохнул и плюхнулся в огромное кресло. - Ты, как всегда, знаешь, что и как делать, заглядываешь в будущее и ставишь Врагу хитроумные капканы. А у меня в памяти - сплошные провалы. Какие-то бездонные пропасти, в которые ухнула вся моя прежняя жизнь. Наверное, ты специально прострелила мне голову? Я ведь помню - ты всегда мечтала, чтобы я снова стал нормальным человеком. Вот и добилась своего. Мои ненормальные способности выпорхнули из меня, словно перепуганные пташки. И получился обычный, безобидный и ничем не выдающийся параноик. Слушай... Ты в самом деле рассказала мне все, что могла?
   - Правда. - Лека подошла к Демиду сзади, чтобы он не видел ее лгущих глаз. - Ты ведь и сам мне не слишком много объяснял. Чего же ты хочешь от меня? Все будет хорошо, Демик. - Она наклонилась через спинку кресла к Демиду и обняла его за шею. - Все будет отлично. Вон ты какой красивый, здоровый стал. Ты в отличной физической форме. Вспомни, как я тебя с ложечки поила. Ты лежал бледный и тощий, рукой не мог шевельнуть. Чудил как ненормальный. Я уж думала - все, так и придется провести у твоей постели всю жизнь, пичкать тебя лекарствами. А потом ты начал вдруг все вспоминать - безо всякой помощи. И поправляться. Слава Богу, ты уже начал самостоятельно ходить к тому времени, когда нам пришлось в первый раз убегать от Табунщика.
   - Что-то не так. - Руки Демида поползли вверх и забрались девушке под платье. - Это не обычная амнезия. Провалы в моей памяти очень избирательны - кто-то словно ножницами поработал. Вырезал аккуратненько все, что мне не следует знать. Я же помню, что я - Защитник! А кого и от кого защищать понятия не имею. Знаю, что есть Враг, который готов съесть нас с тапочками, но почему - тоже непонятно. Слушай, ты ведь все знаешь? Не скрывай! Ну?
   - Говорю тебе, не знаю я ничего про этого Табунщика, я просто чувствую, что где-то он бродит. У меня прямо мурашки по коже от этого. Ты сам виноват - не рассказывал мне ничего толком. Тренировал меня для какой-то миссии, пудрил мозги почем зря. Вот и результат...
   - Врешь! Я все равно тебя перехитрю и все расставлю по своим местам! Я подомну тебя! Я буду сверху!
   - Ой, Демка, перестань! - Платье, медленно поднимавшееся под действием хитрых рук Демида, пропутешествовало по ногам, обнажило восхитительные округлости попки, преодолело рубеж тонких, почти невесомых трусиков и вдруг стремительно пробежало по спине и набросилось Леке на голову. Девушка уперлась в спинку кресла коленями и вырвалась из коварных объятий, оставив в руках Демида сущую безделицу - свою одежду. Дик крутанулся вокруг собственной оси, прижал к лицу платье и жадно втянул ноздрями воздух. Затем отбросил черный шелк в сторону, медленно и хищно провел языком по изуродованным губам.
   - Дик, что ты опять облизываешься, как тигр?
   - Я собираюсь тебя раздеть.
   - А что же ты только что сделал?
   - Это еще не все. Я сниму с тебя трусики. Я буду делать это медленно, невыносимо медленно - целую вечность. Я буду распускать ниточку за ниточкой, освобождать шелковинки из плена ткани и отпускать на волю...
   - Дем, но ведь мы уже утром... Может быть, я не хочу!
   - Хочешь. Хочешь. Хочешь. Ты не обманешь меня. Ты не сможешь не захотеть. Я буду заниматься священнодействием раздевания, я буду занят только твоими трусиками и не буду обращать на тебя ни малейшего внимания. Я заставлю тебя извиваться от вожделения, но не дам прикоснуться к себе. Ты будешь тянуться ко мне, ты будешь требовать своего, ты покроешься благоуханной росой, но я не позволю тебе грубо прервать блаженство моего созидания. Ведь спешка убивает прекрасное. И когда я напою тебя, все моря мира покажутся тебе безводными пустынями...
   Девушка стояла у открытого окна. Терпкий ветерок внес в комнату запах хвои, смешанный с соленым дыханием моря. Сосны в светло-коричневых солнечных пятнах мерно качали зелеными руками, дирижируя шепотом прибоя. Балтика тихо встречала летнее утро - юное и умытое морем. Мимо окна прошли двое загорелых парней, вооруженных теннисными ракетками. Один из них. погладил себя по груди и показал Леке большой палец. Лека приветливо кивнула ему.
   Каждый день Лека выходила на пляж, чувствуя на себе взгляды нетерпеливых зрителей. Здесь царили вольные нравы, но все же большинство девушек предпочитало купаться в трусиках, скрывая под треугольничками ткани последнее прибежище женской тайны. Лека же первым делом снимала трусы, оставаясь в маечке, едва доходившей ей до пупка. Она не спеша расстилала на песке покрывало, наклоняясь и чувствуя всеобщее внимание и шевеление. Ей нечего было стесняться - она дарила свою красоту всем и всю без остатка. Потом она садилась, долго и тщательно смазывала свои длинные ноги кремом. Симпатичные ребята проходили мимо как бы невзначай, пытаясь тайком бросить взгляд. Лека улыбалась всем им своей белозубой улыбкой. Она знала, что сводит их с ума - девчонка в майке и без трусиков, что может быть соблазнительнее? Наконец она вставала на колени, стягивала через голову остатки одежды и сразу теряла половину своей таинственности. Обыкновенная голая девчонка, пусть даже красивая, на пляже, полном голых девчонок. Зрители отводили взгляды, насытившись ею сполна. И Лека шла купаться.
   Единственным негармоничным местом на ее теле был рубец - небольшое белесоватое пятно с рваными краями над левой грудью. Узловатая его поверхность едва приподнималась над кожей - не было в нем уродливости, но Лека чувствовала, что таинственная недосказанность этого зажившего шрама притягивает взгляды не хуже любого магнита.
   Проблемы, конечно, возникали. Пока Лека с визгом резалась в волейбол, Демид, поросенок этакий, предпочитал меланхолично сидеть в шезлонге под зонтом, нацепив темные очки, и читать очередную книжонку на китайском (Боже мой!!!) языке. Конечно, он был тоже хорош собой. Он загорел, восстановил прежние свои мускулы, его странная ленивая грация не раз заставляла местных девчонок оборачиваться ему вслед. Но здесь было много таких - красивых и худощавых, длинноволосых парней. К тому же он никак не походил на культуриста. А огромные, лоснящиеся грудами мышц поклонники бодибилдинга чувствовали себя на пляже истинными хозяевами. Большинство из них были местными ребятами, литовцами. Подобно Андрею Бринарскому, известному "Литовскому Дубу", завоевавшему Голливуд, они мечтали покорять мир. А если не мир, то хотя бы красивых девушек, съезжавшихся летом на побережье Паланги. Девушек привозили в Прибалтику новоявленные бизнесмены - любители сауны и голландского пива, обзаведшиеся кругленькими пузиками, стареющие киноартисты и поэты - все еще любители прекрасного пола и без пяти минут импотенты. Мужское тело, молодое и пряное - что могло быть лучшей приправой к чистой морской воде? Аромат страсти витал в воздухе, он кружил головы юным феям, уставшим от своих малопроизводительных папиков. Каждый взгляд здесь воспринимался как призыв, каждое действие выглядело таинственным, но вполне определенным символом. И уж конечно, местные донжуаны (большинство из которых, кстати, были вполне милыми и добродушными ребятами) были уверены в своем мужском превосходстве над "новыми русскими", потерявшими здоровье в питие и финансовых баталиях.
   Такую птичку, как Лека, просто нельзя было оставить без внимания. Если бы дело происходило где-нибудь на пляже юга, за ней бы уже таскался не один кривоногий кругленький красавчик, призывно сверкая золотыми зубами. Впрочем, Лека и не подумала бы вести себя так, окажись она на Кавказе. Не полная же она дура, в конце концов! Прибалты же отличались неизменной своей европейской тактичностью. Она просто вдруг начинала замечать, что один из парней улыбается ей особенно приветливо, другой чаще подает пасы в волейболе, а третий вежливо осведомляется: "Скажите, ваш муж, он не хочет составить нам компанию?" Лека потихоньку присматривалась к своим новым знакомым, но никто не нравился ей настолько, чтобы из-за него можно было заставить поревновать и помучиться Демида. А стоило бы это сделать.
   Демид подполз, как большой красивый кот. Он встал на колени перед Лекой и медленно провел языком по ее животу, оставляя влажную дорожку вниз от пупка. Затем совершил путешествие вверх, внимательно обследовав каждый уголок тела девушки и заставив ее негромко вскрикнуть. Лека потянулась к поясу Демида, но он отстранил ее руки...
   Вчера паршивец опять приплелся в четвертом часу ночи - как всегда, бодрый, веселый и пахнущий женскими духами. Лека вспомнила это, и у нее появилось желание придушить гуляку.
   - Демид, отвяжись. - Лека попыталась отодвинуться, но Дема крепко держал ее за плечи. - Ты где вчера ночью шлялся?
   - Я познакомился с одной очаровательной леди, и она пригласила меня к себе, чтобы я почитал ей свои стихи. Она большой ценитель поэзии.