Полунин Николай. Цербер

   Нелепая, как у кота из сказки про Буратино, вещица предупреждала его уже трижды. Первый раз он не очень хорошо помнил, какие-то взвизгнувшие возле плеча шины, когда он наклонился над оброненными кем-то и чудом не раздавленными синими стеклышками. Второй - дурачась, купил на толкучке у нищенки, а вечером на него напали и ограбили после третьесортного ночного клуба с казино, куда его занесло зачем-то под самое утро.
   Третий раз он, можно сказать, устроил себе сам. Было очень похоже на то, как сейчас. Также увидел, сразу вспомнил все, что у него с этим предметом связано, но геройски плюнул на суеверия и пошел. За поворотом на ближайшем углу его поджидало дурацкое попадание в чужие разборки, он еле остался жив. Следом - отвратительные подробности официального разбирательства и нервотрепка, пока они с тезкой-Мишкой, который тогда у него был один, утрясали дело. Плюс ему пришлось пережить, хоть и в ускоренном темпе, все последствия страшнейшего сотрясения мозга.
   "На собственных ошибках учатся только дураки, умные люди предпочитают учиться на чужих, но на четвертый-то раз и до таких тупоголовых, как я, должно доходить".
   - Послушайте, - позвал он в квартиру, - я серьезно. Лучше уйдите оттуда.
   Андрей Львович появился в дверях:
   - Что за капризы?
   - Это не капризы. Боюсь, я не сумею объяснить. Уйдем.
   И без того холодные, глаза Андрея Львовича за стеклами очков сделались совсем льдистыми.
   - У вас предчувствие? Какая-то догадка? Не стесняйтесь, говорите прямо, мне приходилось выслушивать самые невероятные вещи.
   - Тогда вы - директор сумасшедшего дома.
   - В какой-то степени.
   Когда они спустились, Михаил отметил, что теперь с ними лишь один сопровождающий, молодой, с припухлыми азиатскими веками. На улицах зажглись фонари.
   - Собственно, почему бы нам не побеседовать прямо здесь, - сказал Андрей Львович. - Что вы хотите?
   - Лену. И как можно скорее. Она у вас, я знаю. Андрей Львович решил не делать вид, что удивлен.
   - Я могу догадываться о ваших причинах, по которым вы удерживаете ее, продолжал Михаил, - но они ни в коем случае не совпадают с моими. Мои причины - совершенно другие. Я не хочу открывать их вам. Пока не хочу. Вам придется поверить мне на слово, что они гораздо важнее ваших.
   - Только не говорите, что это - сугубо личные причины.
   - Отчего бы и нет? Вам их мало?
   - Мало. Вокруг вас происходит слишком много событий, Михаил. Почему вами заинтересовались криминальные структуры? Как вы вышли на Лену? Куда подевались из того тоннеля метро? Откуда у вас мой номер, наконец? Я поставил его специально для Лены три дня назад, и она никак не могла вам его передать.
   - Эк вас номер-то задел.
   - Не скрою. Я не привык, что предпринятые мною меры оказываются безрезультатными.
   - А что, если теперь придется привыкать? Они шли вдоль Яузы по Русаковской набережной, как бы прогуливаясь. Сквозь перекрещенные круги чугунной ограды мертво светилась серая вода. Сопровождающий держался чуть поодаль, по краю проезжей части короткими отрезками переползал "Порш".
   - Слушайте, Михаил, вы представляете себе, что я прямо сейчас могу отвезти вас в прокуратуру? Только того, что есть у меня на вас, хватит лет на двенадцать.
   Михаил вспомнил, как они с Павлом пугали Гошу, и рассмеялся:
   - Вот не думал, что вы опуститесь до таких дешевых приемов. Да так скоро.
   - Я хочу, чтоб вы поняли, что выхода у вас нет.
   - Это у вас нет выхода, потому и примчались как на пожар по первому требованию. Правильно сделали, кстати. Без меня вам Лены не видать как своих ушей, - сыграл он, - куда бы вы ее ни запрятали. Никакая охрана не поможет. Сами знаете.
   Андрей Львович понял его по-своему, но спросил о другом:
   - А вы? Куда вы запрятали своих людей? Я навел справки - у вас симпатичные знакомые. Скажем, командир ваш бывший, этот спецназовец. Вы знаете, что он в розыске? Хотите, скажу, за что?
   - Слушайте, Андрей. До вас, по-моему, никак не дойдет, что все это не имеет никакого отношения к тому, о чем мы говорим. Никакого отношения. Мне нужна Лена, она должна быть со мной. С нами - со мной и моими друзьями. Мы пробудем вместе неделю, может, две. Но никаких ограничений в передвижениях, никакого нажима. После этого я смогу рассказать вам кое-что, - опять сыграл Михаил. - Не все, но многое. Мне сдается, это должно входить в сферу вашего интереса. Соглашайтесь, время дорого.
   К Андрею Львовичу приблизился сопровождающий, неслышно шепнул. "Порш" подъехал совсем близко.
   - Минуту, - бросил Андрей Львович, отходя. Михаил заметил короткий жест, который он сделал сопровождающему.
   - Я не стану бросаться вплавь. Тут слишком грязно. В реке качались отраженные вечерние огни. Она напомнила ему другую, черную, с двумя лунными дорожками, скалистым и пологим берегами, где он ждал невесомую тень, куда приходил, чтобы только увидеть ее. Опять почудилась песня:
   ...За снегами, за зимами - луга, луга, луга...
   На мгновение встали игольчатые черные сосны и пропали.
   Когда Андрей Львович вернулся, у него было изменившееся лицо.
   - Неприятности?
   - Скорее наоборот. Михаил, случилось так, что я вам обязан жизнью. И он тоже, - показал на охранника.
   - Ага, - пробормотал Михаил. - Хоть кто-то.
   - Что вы говорите?
   - Я говорю, что повторяю свое требование, - сказал Михаил, - Лену в обмен на всех нас. Кое-кого вы даже не знаете. Выгода ваша.
   - Вы отдаете себе отчет, что потом я не смогу вас отпустить? Скорее всего вам придется сменить место жительства. Всем вам, я подразумеваю. Ваши товарищи согласятся?
   - Мы их спросим, - пообещал Михаил, чувствуя, как в нем спадает напряжение, которое началось с той оцепляемой площади у вокзала. - Что касается меня, то я не против.
   - Хорошо. Едем.
   Когда "Порш" тронулся, Михаил сказал:
   - Едем - это не годится, Андрей. Нужно - летим. Мне нужен вертолет, способный взять на борт пять человек нас и стольких, скольких вы отрядите за нами присматривать. Можете и сами отправиться, если угодно. Все время молчавший шофер вдруг сильно закряхтел.
   - Куда полетит вертолет?
   - Туда, куда потребуется.
   - Куда полетит вертолет? - повторил Андрей Львович, а водитель опять закряхтел и даже покрутил головой. - Вот молодежь пошла, да, Василич? На ходу подметки режет.
   - Тою молодэжь та рокив на дэсять кзаду, - сказал водитель, не оборачиваясь, - о це было б дило...
   - На десять мало. Тогда уж на полный четвертак, - сказал Михаил.
   - Ничего, ничего, - продолжал водитель по-малороссийски, - дэсять рик тэж не дуже погано. Побачив бы ты, хлопчик, свии вертолеты.
   - Я их, дядя, на войне вдоволь навидался, - резко ответил Михаил.
   - Поезжай к Новорязанке, Василь Василич. А ты, - сказал Андрей Львович второму, - соединись, пусть готовят машину.
   Тот сразу взялся за телефон.
   - Я выполняю все ваши просьбы, Михаил. Вы, между прочим, молодец, хорошо держитесь. Ведь это я намеревался предложить вам сделку на моих условиях, а вы заставили меня уступить. Скажите хоть, почему в квартиру не пошли. Может быть, это было что-то такое... сверхчувственное? Еще раз повторяю: не стесняйтесь, с вами я готов поверить самым сумасшедшим версиям.
   - А что там было? - спросил он, чтобы оттянуть время. Ему, в общем-то, было даже нелюбопытно.
   - Еще одна мина. Только особого рода. Неизвестно на кого поставленная - на вас? на меня? Вас уже однажды хотели взорвать, вы в курсе? Я предотвратил.
   - Зато потом прохлопали.
   - Да. Виноват. И все-таки, что вас насторожило? Может быть, напугало?
   - Я не испугался, - нехотя ответил он. - Просто увидел там некий предмет, с которым у меня связаны очень неприятные воспоминания. Прямо в центре стола. Не знаю, откуда он у вас взялся. Мне не захотелось входить туда, и я ушел. Ничего сверхчувственного.
   - М-да. - Андрей Львович потер переносицу. - В центре стола, говорите... Так какой все-таки вы наметили маршрут? Я должен дать указания пилоту.
   - Мы забираем Лену - надеюсь, она не слишком далеко - и летим за моими. Дальше я укажу на месте.
   - Михаил, - задумчиво сказал Андрей Львович, - ведь я могу через два часа узнать все, о чем вы молчите сейчас. Сами же и скажете, и даже то, что не скажете, и то узнаю. Вы понимаете это, отдаете себе отчет?
   Угроза прозвучала совершенно определенно, но Михаил заставил себя не поддаваться.
   - Пока я не хочу этого делать, - сказал Андрей Львович. - Теперь моя очередь пока не хотеть. Черт меня знает, зачем я поступаю так. Может, оттого, что вы мне чем-то симпатичны. Мне интересно с вами, чувствуется перспектива. А вам?
   Михаил, который ощущал нечто подобное, на всякий случай промолчал.
   - Там не было никаких предметов, Михаил. Я обежал глазами всю комнату. У меня, надо сказать, цепкий взгляд, в свое время специально тренировался. На столе вообще ничего не лежало - чистая скатерть... нет-нет, Бог с вами, пусть будет так, как вы говорите, пройдет и это объяснение. Но с вашим маршрутом я категорически не согласен. Сперва заберем, как вы говорите, ваших, а уж потом направимся к Елене Евгеньевне. И никак иначе.
   "Я бы на его месте поступил точно так же, - подумал Михаил. - Хитрец - "вы заставили уступить"!.. Значит, меня предупредили. Не так уж важно, в сущности, кто - ОНА или другие. Всем им я пока нужен живой. Верно - сам жив, вот и отслуживай. Вот я их и соберу. Сгоню мою отару. Это главное
   Да, так. А на меня наплевать".
   - Хорошо, - сказал он упавшим голосом. - Я подчиняюсь вам, Андрей. Когда нарушаются, ломаясь, границы между Мирами, живые сущности, выпавшие из своего круга, пытаются обрести себя в новом, ином, продолжиться там, а то и - как знать? - повторить путь, который уже прошли однажды.
   Происходит то, чему не должно происходить, события и явления теряют смысл.
   Уцелеть в столкновении Миров не может ни одна сущность, и уж тем более обитатели одного Мира не попадут в другой такими, какие они есть. Собственные законы Миров этого не допустят.
   Проникают - осколки.
   Осколок чужой сути может никак не проявиться на носителе своем в этом Мире, никак не изменить его и так и остаться ни для кого не заметным. А может сделать того, к кому попал, отличным от остальных. Самую чуточку - или очень значительно. Это может произойти даже до рождения обитателя Мира, которому суждено принять в себя чужой осколок, ибо Время - нечто гораздо более странное, чем мы думаем.
   Никто, кроме Стража, не почует их, но и Страж учится этому не сразу.
   Ему слишком многое надо забыть, а это нелегко.
   Глава 33
   Елена Евгеньевна не зажигала света, пока догорала долгая летняя заря. Стоя у окна выбранной ею спальни на втором этаже, она наблюдала, как заходит на посадку очередная слепящая двойная точка. Гул за сосновым лесом возник и оборвался.
   Над ночной тишиной Месяц лег золотой...
   Она уже ненавидела эту мелодию, что навязчиво крутилась в голове. Всему есть предел, и тоскливое одиночество рано или поздно перерастает в нечто иное.
   Елена Евгеньевна невозмутимо и отрешенно посмотрела на стоящую над кроватью абстрактную безделушку в виде сцепленных керамических шариков разного цвета и величины. Шарики покрылись сетью трещин и рассыпались один за другим с негромким звуком. Она не стала подбирать осколки.
   Персонала здесь действительно было две девушки, брюнетка Ната и шатенка Нюта. Обе выше Елены Евгеньевны на целую голову и с фигурами танцовщиц из эротического шоу. Елена-первая, очутившись между ними, тотчас сжалась и укуталась своими комплексами некрасивой толстой девочки-подростка, а Елена-вторая гордо вздернула точеный подбородок и распорядилась приготовить ей комнату с окнами на запад, потому что она так привыкла. Вот эту самую. И хотя бы душ, если нет ванны.
   Девочки забегали, а она королевской поступью отправилась освежиться. Обслуга здесь оказалась на высоте.
   Еще при даче - то есть при ее, Елены Евгеньевны, особе - имелся угрюмый мужчина, с которым она так и не познакомилась. Скорее всего просто охранник. Василича-младшего, кстати, не было. А также спортивный парень Артур, улыбчивый, с физиономией и очками под Джона Леннона, вызвавшийся показать территорию и вообще служить чичероне и собеседником. Они мило поболтали за легким ужином и после, прогуливаясь по дорожке вдоль ограды, усаженной флоксами и садовой гвоздикой.
   Цветы удушающе пахли в жаре, а у Артура оказались глаза с двойным дном, и это вовсе не из-за очков.
   - Вы вообще по образованию кто, Артур?
   - По первому образованию я вообще психолог.
   - Вот как? Такой молодой, и уже не одно образование?
   Елена-вторая отпустила вожжи у первой, и та показывала светскость. Насколько ей это удавалось, конечно, в этих обстоятельствах.
   - Уже не одно, хотя и молодой такой, вот так.
   - Вы всегда будете так отвечать?
   - Извините.
   - Если вы психолог, развлеките меня чем-нибудь этаким. Какой-нибудь ваш фокус или трюк. Угадайте про меня. Или вот что, задайте мне тест. Обожаю тесты. У меня всегда получается не то, что на самом деле. Абракадабра. Ну, Артур?
   - Нарисуйте любое животное. - Артур вытащил из кармана джинсов блокнот с карандашиком. - Пусть фантастическое, выдуманное. Но чтобы у него были...
   - Крылья, ноги и хвосты?
   - И глаза. Количество не ограничено. А потом я вам скажу, насколько вы коммуникабельны, какое мироощущение - пессимизм или оптимизм - исповедуете, всегда ли держите данное слово, счастливы ли в любви, которое полушарие мозга у вас более развито, ваш любимый цвет и что будете делать сегодня вечером.
   - Ой, как много. И все по крыльям-ногам-хвостам?
   - И все по крыльям-ногам-хвостам.
   - Ну и ну.
   Дорожка кончилась, они стояли у глухой калитки, низенькой и узкой. Естественно, запертой. Высокие стебли фиолетового дельфиниума покачивались по сторонам. Ниже развесистыми кустами росло "разбитое сердце" - разорванные пополам цветочки червонной масти с выглядывающей снизу темной стрелкой.
   - Здесь хороший садовник, - сказала Елена Евгеньевна, проводя рукой по тонкой согнутой веточке с цветками. - У нас на даче тоже были такие. Знаете, как называются?
   - Нет. В ботанике я не силен. Так не хотите? - Артур протягивал ей блокнот.
   Вдалеке ахнуло, вой двигателей унесся в небо.
   - Старт с катапульты из-под земли, - объяснил Артур. - По теперешним временам - явный атавизм. Не знаю, зачем они это делают.
   Что-то заставило Елену Евгеньевну возразить.
   - Что ж, - сказала она рассудительно, - наверное, надо. Тренировки, поддерживают боеготовность. У меня, например, муж в авиапромышленности занят, - вспомнила она, - строит какие-то новые самолеты или в этом роде. Военные.
   - Кому все это нужно, - Артур говорил с явным пренебрежением, - если существуете вы? Или такие, как вы? Да не беспокойтесь, не выведываю я никаких ваших тайн. Насколько мне положено, я посвящен. Видите ли, если удастся все, что задумал Андрей и иже с ним, все то, - махнул за забор, - окажется лишним. Оно и сейчас уже лишнее. Игра взрослых дядей в солдатики.
   Елена Евгеньевна сорвала веточку "разбитого сердца" и взяла у Артура блокнот. Подумав, поставила в центре листка крошечную точку и вернула, засунув плоский карандашик в петельку.
   - Это очень маленькое животное. Разглядеть его крылья, хвосты и прочее можно только в микроскоп. Но оно очень пугливое, и пока это еще никому не удавалось. Даже я не видела. Оно ласковое, любит, когда его кормят тертыми ананасами и поют на ночь песенку про желтый месяц и заливные луга.
   - Однако. - Артур одобрительно смотрел на точку и почесывал свой джонленноновский нос. - Пожалуй, мне будет трудно выполнить свое обещание.
   - Не стоит тужиться, - сказала Елена Евгеньевна сквозь поднимающуюся в ней новую волну раздражения. - Скажите лучше, коль уж вы посвящены, сколько меня собираются здесь держать. От нашего милейшего шефа Андрюши я вразумительного ответа так и не добилась.
   - Босс, - поправил Артур. - У нас принято называть его боссом. А вот относительно "сколько" - право, затрудняюсь. Не думаю, что очень уж долго. Просто, кажется, что-то такое назревает очередное, вот вас и решили убрать от греха. Помните, как это было в девяносто третьем? Тогда вы тоже прожили несколько недель вне дома. Вот и теперь есть такое ощущение, что здесь будет безопаснее.
   - У кого ощущение? - угрюмо спросила она. Такая мысль ей не приходила. А что, если и правда?
   - Скажем, у меня. - Артур сдвинул очки на кончик носа. - Еще у кого-то. Наши ощущения редко нас обманывают, и, например, даже такие люди, как Андрей Львович, вынуждены с ними считаться. А теперь, - он взял Елену Евгеньевну под руку и повел по дорожке в обратном направлении, - я скажу, что вы будете делать сегодня вечером. Вы будете стоять у окна, смотреть на взлетающие и садящиеся самолеты, и опять вам станет слышаться эта песня, и, может быть, вы сможете увидеть того, о ком непрерывно думаете и скучаете... Нет-нет, идемте, идемте. Один совет, милая Елена Евгеньевна. Когда станет совсем невмоготу, не держите, не насилуйте себя. Нет ничего страшного в том, чтобы сбросить излишек энергии куда-нибудь... в безопасную сторону. Только помните, прошу вас, что вокруг ни в чем не повинные люди, и будет очень нехорошо и горько, если кто-то пострадает. Договорились, Елена Евгеньевна? - сказал он у крыльца. - Я здесь ваш друг. Мы не одни, у нас есть еще друзья. Помимо Андрея Львовича, при всем моем к нему уважении. Не важно, что они далеко. Для таких, как мы, расстояния не играют особой роли. Доброй ночи, Елена Евгеньевна, я еще пройдусь, пожалуй. Знаете, итальянцы говорят вместо "доброй" - "счастливой ночи", да?
   ..."Или все-таки смести их куда-нибудь?" - подумала Елена Евгеньевна, собирая с подушки и покрывала цветные черепки.
   Для этого ей пришлось включить лампу у изголовья. Впрочем, подумав, она выдернула штепсель из розетки. Лампион оказался отрезан от сети, но свет продолжал гореть. Пусть совсем чуточку, но она изливала энергию в безопасную сторону. Край, за которым жили пиктограммы, отступал. Как приоткрыть форточку в душной комнате.
   Думать о том, что вот он, воплотившийся в явь сон, с которого все началось, она не могла. За этими мыслями неизбежно последовали бы другие, которые она просто не могла себе позволить.
   Не приближаясь больше к окну, она села на краешек кровати, подобрала ноги. Свет в комнате потух. Некоторое время слышались тихие всхлипывания, но потом прекратились и они.
   ..."Отчетливо неадекватные реакции, - заносил в очередную квитанцию добросовестный Артур. - Общее состояние - по нисходящей. Психика расстроена. Подавленность, стресс. Начались самопроизвольные переходы в режим "А", не контролирует себя. В ближайшие двенадцать - двадцать четыре часа произойдет полное переключение на "А" - режим как средство ухода от действительности. Необходимы самые радикальные меры".
   Загнав квитанцию, Артур приступил к составлению еще одного сообщения. Оно было гораздо короче и передано совершенно иным способом.
   Его получил Роман.
   Глава 34
   Когда-то с обширного поля взлетали и садились вертолеты. Рядом располагалось несколько военных частей и одно училище. Именовалось оно "Высшее командно-войсковое училище красных командиров". Винтокрылые машины ежедневно разгоняли воздух своим шумом и, пролетая вдалеке, вызывали оглашенный визг у детворы на окраинах подступающей Москвы.
   Потом город подошел вплотную, и полеты прекратились. Воинские части перевели, училище расформировали. Командиры утеряли свой цвет.
   Но поле окрестные жители продолжали по старинке называть вертолетным, хотя на нем, сжатом и урезанном, лишь догнивали последние скелеты тех изобретений Игоря Сикорского, которые не годились даже, чтобы продать их как цветной металлический лом. Впрочем, еще позже они все-таки пошли именно на это кусками. Куски отрывали ночные люди, жившие на ближайшей свалке, и несли скупщикам - в порядке частной, так сказать, инициативы.
   Затем у остатка поля завелся новый хозяин, и безобразия прекратились. Были проложены две взлетно-посадочные полосы в расчете на малые самолеты перпендикулярно друг другу, для разного ветра. Появились ангары и службы. Забор, выше и прочнее прежнего, - обязательно.
   Здесь учились летать те, кто этого хотел и мог себе позволить; имелась стоянка частных самолетов и вертолетов. Их становилось все больше.
   - Будем ждать рассвета, - сказал Михаил.
   - Вы спешили, - напомнил ему Андрей Львович. На асфальтовом квадрате стоял "Ми"-восьмой, транспортный вариант, с включенными огнями. Два прожектора от ангаров освещали его правый борт. Дверца над скобой-ступенькой распахнута. Забирайся внутрь и лети, только двигатель пока не запущен.
   Поодаль, на другом квадрате, который не был освещен, стояло несколько легковых автомобилей и виднелись очертания еще одного вертолета, гораздо меньших размеров. Михаил не мог его определить пока.
   - Какие возможности! - Михаил открыл дверцу "Порша". - Право, я начинаю вас побаиваться.
   - А на той площадке - "Алуэтт", Франция. Пару лет назад подарен полицейским управлением Парижа московской муниципальной милиции. Недолго он у них пробыл.
   - С ума сойти.
   Он вышел, сел на траву, и Андрей Львович последовал его примеру.
   - Причем все строго законно, хоть и конфиденциально, прошу заметить.
   - Еще бы. - Михаил процитировал: - "Это надо делать так, чтобы не было слышно. Это поаккуратнее надо делать".
   - Вот именно. Терпеть не могу лишнего шума и лишних людей. Они отвлекают.
   Земля еще помнила дневное солнце. Если смотреть между темно-синей тушей "восьмого" и силуэтом дальнего ангара, можно вообразить, что вокруг никого нет, и эта ночь - только для тебя, и день, который придет за ней, не принесет тебе обязательного отчаяния, горького долга, боли потерь. Что будут только теплое солнце, запах нагретых одуванчиков и звонкие жаворонки, которых не разглядеть в синеве.
   что в Мире твоем покой
   - Пусть потушат огни, взлетим через два часа. Андрей Львович без возражений встал, сунулся в дверцу "Порша", отдал неразборчивое приказание. Бортовые огни на "восьмом" погасли почти сразу. Из двух прожекторов на ангаре остался лишь один, слабейший.
   Цикады трещали совсем по-южному. Михаил закинул руки за голову, лег навзничь. Млечный Путь почти не был виден из-за подсветки гигантского города.
   - Андрей, из чистого любопытства: вы всерьез собираетесь всех нас... э, изолировать? Вот просто так, без суда и следствия? Где же цивилизованный подход? Гуманность? Права человека? Это вам не прежние времена, знаете ли!
   - Я ж говорю, вам можно позавидовать. Времена всегда одни и те же, а вот чувство юмора - вещь преходящая. Как вам удается не терять?
   - Рецепт древний: хочешь избавиться от страданий - избавляйся от привязанностей. Похоже, вам это тоже удается не без труда?
   - Мои привязанности иного рода. У меня нет любимой женщины, которую пытаются отнять, друзей, которыми приходится рисковать.
   - Но что-то же у вас есть? Что-то, во имя чего вы... и так далее. Во имя! Есть?
   - Черт его знает, наверное, есть. Коньяк будете? Елена как-то назвала его гадостью, но другого у меня нет.
   - Буду.
   Против своего желания Михаил начинал испытывать ответную симпатию к этому человеку. Тому, кто держит в руках тайные нити и нажимает на скрытые пружины. Думает, что это так.
   Просто человек, сидящий рядом на траве под теплым звездным небом.
   - Хотите пару занятных историй, Михаил?
   - Валяйте. Нет ничего приятнее, чем ночные байки под коньячок. Вполне приличный, между прочим, зря она... привереда какая. Обязательно скажу, как увидимся.
   - Скажите. Первая байка из полувекового прошлого. Сорок пятый год, война с Японией, оккупированный Китай, южные отроги Малого Хингана, городок Хайлунь. В медсанбат наступающего советского полка попадает тяжело раненный китаец. Очень тяжело раненный. Многочисленные осколочные повреждения и переломы костей, чуть не сердце с печенью задеты, да еще и сильно обожжен вдобавок. Китаец "важный", приказано поставить на ноги во что бы ни стало. Ну, или хотя бы чтоб смог говорить. В медсанбате быстренько латают этот почему-то еще дышащий труп, отправляют в тыл, в большой госпиталь в Бэйане. Даже номер того госпиталя сохранился - сто двадцать шестой. К изумлению всех, китаец переносит сто с лишним километров дороги и, кажется, даже не очень тяжело. Потом начинаются чудеса. Переломы срастаются за недели, рваные раны зарубцовываются за дни. Через десять дней бывший труп ходит, через две недели начинает помогать нянечкам и сестрам. Ли Сяо - так он назвался - товарищей по палате развлекает фокусами: доводит свой пульс до двухсот и снижает до сорока, повышает температуру тела до такой, что ртутный термометр отказывается фиксировать - до восьмидесяти градусов и выше. Кончики пальцев раскаляются настолько, что от них прикуривают папиросы. Ли Сяо демонстрирует врачам опыты с кровяным давлением, взвинчивая и снижая за минуту опять-таки в пределах, не имеющих права на существование. На все вопросы, как он это делает, отвечает одно: дед научил.
   - По-моему, это что-то вроде йогов? - незаинтересованным голосом осведомился Михаил.
   - Что-то вроде. Даже если это и был феномен, то не единичный. Подобные случаи известны. Просто Ли Сяо - пожалуй, один из первых авторегенераторов, сообщению о котором я могу стопроцентно верить. Вам понятен термин?
   Михаил промычал что-то в знак согласия.
   - Интересна дальнейшая судьба Ли Сяо. Он...
   - Похитили Пришельцы. Завербован сразу пятью военными разведками. Используется в секретных институтах. Кстати, нам ведь - туда?
   - Он просто умер. Неизвестная болезнь. Протекала бурно. Списали на заражение на полигонах генерала Исии. Ну, помните, "Отряд сто один", японская программа бактериологической войны. Ли Сяо о них и должен был рассказать и рассказал, но это к делу не относится.