Страница:
Интересно, что объединяющим, по второй версии Киселева, был не социал-демократизм, а возраст. По Киселеву, победа Тони Блэра в Великобритании (которого сторонники лейбористов называют "нашим Клинтоном") как бы подтверждала его вывод, что смена поколений в политике в партиях левой ориентации обеспечила им победу на выборах. Нужны новые имена. Это, по Киселеву, и только это может дать шанс эволюционизирующей в сторону социал-демократии КПРФ. 50-летний Зюганов устарел.
Киселев прав в одном, и это очевидно: Тони Блэр моложе Мейджора. В этом смысле и Ширак моложе Миттерана. А вот Коль старше своего оппонента лидера германской социал-демократической партии Шредера. Ну и что?
События в России, помимо двух террористических актов (взрыв на вокзале в Армавире, а затем опять на вокзале, но уже в Пятигорске), тоже имели свой обнаженный нерв. Прошедшая неделя довольно явственно обозначила не монолитность власти, а серьезный раскол в рядах властной элиты, взаимоисключающие позиции по целому ряду ключевых ситуаций как внутри, так и вне России.
О чем идет речь? И где и когда разговорились властвующие политики?
Очередное президентское обращение, прозвучавшее в апрельские дни, озадачило общественность. Ельцин призвал власти и премьера повернуться лицом к молодежи и начать интенсивное вовлечение ее во власть. Сама тема омоложения руководящих кадров - тема вечная, предполагающая смену поколений во властных коридорах. Если быть откровенным, такой острой необходимости в столь внезапном президентском окрике нет. Распад Союза, демократические потрясения на пространствах бывшего СССР, были естественно неравнозначны, но они случились. И все катаклизмы, происшедшие в России, привели к полному обновлению власти и ее крайнему омоложению. Это случилось в 90-91-м годах. По логике событий никак не следует, что ситуация повсеместного старения власти произошла в течение 5-6 лет, по сути мгновенно. Чего не может быть, того быть не может.
А потому никакой экстраординарной предпосылки заявлению Ельцина не было. Просто президент понуждает премьера к омоложению кабинета министров, полагая, что его собственное протежирование в состав правительства Бориса Немцова есть пример к непременному подражанию. Пока же Борис Немцов ничего, кроме президентской влюбленности в него, в правительство не привнес. Вряд ли, выбросив этот девиз, президент имел в виду себя. И хотя обращение было подчинено столь актуальной для любого общества проблеме, оно выглядело и спонтанным, и, мягко говоря, запоздавшим на 3-4 года. В прошлом мы не раз говорили с президентом на эту тему: и в 91-м, и в 92-м, и в 93-м. Ориентация на молодых - шаг для первого президента России вполне естественный. Разговоры уходили в песок, и ничего видимого и значимого во взаимоотношениях власти и молодого поколения не происходило. Это было тем более досадно, что демократически настроенная молодежь еще неосознанно, но уже была опорой Ельцина. Достаточно заметить, что 19-21 августа 91-го года Белый дом защищали процентов на семьдесят молодые люди. Тогда мы говорили с президентом о разработке комплексной программы выдвижения молодых кадров на производстве, в науке, бизнесе, обозначении четкой границы ее деятельности. Это было очень важно в тот момент. Распался Союз, практически была парализована деятельность КПСС, распался комсомол. Молодая демократия была не готова к взятию власти. Мы уже говорили, власть рухнула сама, упала к ногам реформаторов второй волны. Надо было управлять страной, ориентируясь на старый государственный аппарат, объективно находящийся в оппозиции к демократическим начинаниям новой власти. Своего аппарата управления истинные демократы и демократы ситуационные создать не успели, не смогли. В этих условиях правильно разыгранная молодежная карта могла дать дополнительный, деятельный ресурс новой власти. Но этот шанс был упущен. И как ответ бездействию власти началась повальная криминализация молодежной среды. Преступный мир сделал то, к чему оказалась неспособна власть. Он предложил молодым обширное поле деятельности, пользуясь разлаженностью между исполнительной и законодательной властью, растерянностью правоохранительных органов и борьбой новой власти за сохранение власти, как таковой. Тем не менее идеи реформаторства в России требовали новых сил. И, как естественный и осмысленный шаг президента, понимавшего, что горбачевский период с точки зрения реформаторства кончился ничем, призыв под свои знамена новой возрастной генерации. Так появилось сначала крайне помолодевшее правительство Силаева, где на ключевых постах оказались совсем молодые и сравнительно молодые люди: Григорий Явлинский, Борис Федоров, Николай Федоров, Андрей Козырев, Михаил Полторанин. А затем, в послепутчевый период, Ельцин решился на кардинальный шаг, создание правительства реформаторов. Исполнительная власть была отдана в руки 35-летним. Они были экономически образованны, но в прежних структурных построениях всех систем управления партией, государством, промышленностью, наукой, культурой, просвещением было безмерное преобладание людей великовозрастных. И появление пятидесятилетнего человека в составе Политбюро считалось едва ли не кадровой революцией. Эти самые 35-летние числились в далеком резерве и ко времени внезапных демократических преобразований на территории бывшего СССР и, прежде всего в России, каждый из них в должностном восхождении достиг незначительных высот: старшего научного сотрудника, заведующего лабораторией. И как высшее достижение заведующий отделом в научно-исследовательском институте. Егор Гайдар, Сергей Шахрай, Борис Федоров, Григорий Явлинский, Анатолий Чубайс, Петр Авен, Сергей Дубинин, Александр Шохин. А чуть позже: Альфред Кох, Алексей Кудрин. Все это люди примерно одной научной ориентации. Радикальное крыло экономической науки, прозападники, сторонники американской экономической модели. Второй эшелон возмутителей спокойствия горбачевской поры.
Л.Абалкина, А.Аганбегяна, О.Богомолова, Н.Петракова, С.Шаталина многие из них называли своими учителями и патриархами. К этой же генерации они относят и Евгения Ясина, который патронировал многих из них, и по сей день оставаясь для них достаточным авторитетом. Никто из них никогда до того не руководил производством, никогда не пребывал даже в самых малых территориальных структурах управления. Это был, по сути, неповторимый эксперимент. Они числились в управлении, но не управляли страной, они пытались создать контуры рыночных отношений.
Это было очень похоже на ситуацию, когда ветеринар, поставив диагноз больному животному, будь то ваша кошка или собака, прописывает диетический корм, который ваша собака, вопреки вашим всевозможным усилиям, не ест. На что врач, выслушав ваши жалобы, отвечает: "Будет подыхать с голоду съест".
Экономика страны разваливалась, лишившись интеграционных связей, погружалась в нереальный мир. А власть вне этой экономики, параллельно ей создавала совершенно иное экономическое поле импортной страны, предлагая самой стране повсеместно искать свой путь выживания. Незнание жизни, не замешанность на ее разнохарактерных конфликтах лишало эту команду чувства страха. Руководствуясь чисто теоретической моделью мирового экономического обновления, они начали реформы. При этом надо признать, что страна не двигалась к своему экономическому краху, а уже была в состоянии краха.
Очень быстро поняв, что ни о каком быстротечном подъеме экономики не может быть и речи, они бросили все имеющиеся силы на финансовую стабилизацию. Кризис был столь обширен и глубок, что ни на какую стратегию просто не хватало сил. Кстати, стратегией они занимались бы с большим удовольствием, так как это всегда некая теоретическая отдаленность, за претворение которой, вполне вероятно, придется отвечать другим. Но весь ужас в том, что им пришлось заниматься именно практикой, сразу с колес, не имея даже малой предваряющей стадии, чтобы оглядеться, изучить, понять. Власть в их руках оказалась внезапно и, несмотря на неумение быть властью, они обязаны были действовать по ее законам. И это было правдой. Программ, как таковых, не было, да и не могло быть. Сегодня избежать голода, а завтра - остановить инфляцию. Только это, и ничего больше. Казна пуста. Золотой запас страны на нулевой отметке.
Так или иначе, реформы начались в неблагополучной стране, в неблагополучных условиях. Первое можно было бы и не упоминать. Поводом для реформ всегда является неблагополучие, иначе реформы не имеют смысла. Масштаб неблагополучия может быть разный, но это уже другая тема. А вот неблагоприятные обстоятельства - это эксклюзивное изобретение России.
Бесспорно, то, что случилось в 1991 году, можно по праву назвать третьей русской революцией. И по масштабу потрясений, и по масштабу непредсказуемости. Революции всегда совершаются сверху. Однако предшествие надлому, по сути, одинаково и укладывается в небезызвестную формулу Ильича "Верхи не могут, низы не хотят". Революция Горбачева, если использовать терминологию английских кинематографистов, была "революцией слова", когда стало возможным говорить вслух: что страна находится в состоянии кризиса и социалистическая модель, которую избрала страна, и тем более ее осуществленный вариант несовершенны, они привели страну в состояние застоя и крайнего отставания от цивилизации, именуемой капиталистическим миром.
Чуть позже был второй словесный залп. Виновниками просчетов назывались руководители партии. Социалистический путь объявлялся ошибочным, а значит, социализм реанимации не подлежит. Сил так называемых шестидесятников хватило только на то, чтобы расшатать идеологический каркас, произнести, озвучить вышеназванные истины. Этот этап можно назвать революцией массового сознания. Лимит обещаний, данных Горбачевым, Рыжковым, Абалкиным, был исчерпан. У Ельцина не было выхода, он должен был начать реформы. Возрастное обновление власти, случившееся тогда, было, конечно же, шагом вынужденным, стихийным и рискованным.
Использовать актив Горбачева Ельцин, в силу природной подозрительности, не мог. Практически в каждом из этих людей если не он сам, то его окружение старалось распознать агентов Горбачева. Надо было найти новых людей бескомандному президенту. Сделать это было трудно, помогли межрегиональщики. Их проникновение в среду научной интеллигенции было постоянным и интенсивным. Бурбулис нашел Гайдара, Гайдар привел остальных. Так случился своеобразный кадровый прорыв, не просчитанный, не подготовленный.
Ельцин дал этой генерации управленцев шанс. Такое случается раз в жизни. Гайдар определял свое отношение к президенту и в момент своего премьерства и позже, когда покинул правительство и оказался в рядах сдержанной оппозиции Ельцину, так и в моменты достаточно острых расхождений с президентом по поводу чеченской войны, всегда повторял: "К этому человеку я не могу относиться плохо. Он дал нам шанс. Мы вошли в политику. Мы начали реформы. И, что бы ни случилось на пути этих реформ, наши политические личностные биографии состоялись. За это я благодарен Ельцину. И эта благодарность будет определять все мои поступки по отношению к президенту".
Что же, достойные слова. Они - свидетельство человеческой порядочности Егора Гайдара. Но они же и некая ловушка для Гайдара, как политика, претендующего на роль конструктивной оппозиции. На этом поле ему противостоит Григорий Явлинский, и пока сальдо в пользу Явлинского.
* * *
22 мая. Четверг.
Министерство обороны России. Заседание Совета обороны. Председательствует президент. Он в своем амплуа. Старается доказать всем, что выздоровел полностью. Голос обрел волевое звучание. Частота употребления местоимения "Я" утроилась. Образ "гневающегося царя" Ельцину близок, и он старается из него не выходить. Гнев верховный, как проявление близости к бедам народным. Глас гневный - глас справедливый. Жаль, что политики забывают - "В строгостях и гневностях места уму нет".
Ожидался жесткий разговор о реформах в армии. Предполагалось, что тон задаст президент. Но его вступительная речь спутала все карты. Было такое впечатление, что характер этой речи президент изменил в последний момент. Вряд ли планировалось прилюдное отстранение министра обороны от своей должности. Да и зачем? Объявив заседание открытым и кратко посвятив присутствующих в процедуру его проведения (когда министру обороны и начальнику Генерального штаба дается по 15 минут на доклады по поводу военной реформы, после чего должны начаться прения), президент сделал небольшую паузу и с места в карьер обрушился на министра обороны. Это мало назвать резкой и жесткой речью. Президент буквально устроил разнос генералу армии, министру обороны. Разнос публичный. Эта процедура снималась телевидением, и вступительная речь в полном объеме была показана на государственном канале.
Почему президент именно такое содержание вложил в свою речь? Это только один вопрос, и вопрос не главный. Почему президент так поступил с человеком, которого восемь месяцев назад аттестовал едва ли не восторженно, назначая на этот пост. Однажды Хасбулатов в момент очередной парламентской атаки на президента, атаки сумбурной, своим подловатым и скрипучим голосом урезонивал распалившихся депутатов. Депутатский гнев обрушился на указ президента, упраздняющий службу охраны, подчиненную непосредственно Верховному Совету. "Сколько раз я вас предупреждал, - раздражение спикера было неподдельным, - не дергайте тигра за хвост". Хасбулатов часто вплетал в свою речь свободное толкование восточных мудростей. Я полагаю, что в обстоятельствах публичной казни Родионова следует вспомнить именно эту восточную мудрость.
Ничего сверхзначимого не произошло - министры приходят и уходят. Министры обороны тоже. Сорок три года Игорь Родионов отдал армии. Он числился безупречным кадровым офицером. Увы, образцовый кадровый офицер не обязательно образцовый министр, но...
Высший генералитет, да и не только генералитет, но армейское офицерство не скрывали своего возмущения по поводу последнего Совета обороны, схожего по стилю разговора с заседанием бюро обкома партии. Интересна расшифровка этого недовольства. Дело не только в этических нормах, соблюдать которые наш президент не умеет. Что правда, то правда. Президент в моменты возмущения больше думает не о правомерности возмущения, а насколько значимым оно будет выглядеть на телеэкранах.
А вот дальше следует профессионально-психологическая деталь: "Верховный главнокомандующий не имеет права в условиях армейского единоначалия на публичный разнос высокопоставленных военных руководителей в присутствии штатских". Увы, наш президент не в первый раз попадает впросак, игнорируя особенности мироощущения либо дипломатов, либо деятелей культуры, либо военных.
Проспав встречу с премьером Ирландии, наш президент посчитал достаточным отругать денщика, который якобы не разбудил барина. Смысл этого самого "якобы" достаточно красноречив и не оставляет сомнений, что и разбуженный вовремя президент вряд ли смог бы оказаться в полном соответствии на этой встрече, так как был неадекватен реальности. И все-таки почему получилось так, как получилось?
Прежде всего потому, что, несмотря на все внушения имиджмейкеров, у Ельцина свое, внутреннее толкование собственной натуры. И в каком образе, и в каком состоянии он вызывает уважение у сограждан. Если крут! Если строг! Значит, в самом соку. Придумав образ президента экстремальных ситуаций, средства массовой информации сумели убедить в этом и самого Ельцина. Президенту эта роль понравилась, и он стал играть ее с завидной последовательностью. Пауза - взрыв; пауза - следующий взрыв. Подобный стиль поведения требовал не только просчета длительности пауз, но и мощи самих извержений: одно большое, а затем серия из менее громких, но частых. После такого вот, имеющего повторяемость ельцинского извержения поле непредсказуемости сужалось, хотя сама среда ельцинской неадекватности сохранялась. Приятно оставаться загадочным. В случае с Родионовым тактика угадывания настроения президента проявилась в полной мере.
Освобождение Родионова прямо на заседании Совета обороны было настроенческим экспромтом "Царя Бориса". Об этом совершенно очевидно говорили две бумаги, оставленные впопыхах вспотевшим аппаратом. Они касались начальника Генерального штаба генерала Самсонова. В одном варианте ему объявлялся выговор, в другом его отстраняли от должности. Это в зависимости от того, в какую сторону качнется каприз президента.
Такой фокус уже был показан на одном из заседаний правительства, когда президент решил продемонстрировать свою неудовлетворенность ходом экономических реформ. Это было в начале апреля. Президент сам вел заседание правительства. Ясин - министр экономики - был болен, и с докладом о состоянии дел в экономике выступал его заместитель Яков Уринсон. Черномырдин, "отстреливаясь" от наседающего президента, уже готов был "сдать" на заклание Е.Ясина. Несколько раз на предыдущих заседаниях правительства премьер выплескивал свое неудовольствие деятельностью Министерства экономики - "всех запутали, нет никакой программы". Критическая ситуация мобилизовала Уринсона, и в своих ответах он сумел переиграть подготовившегося к заседанию президента: и что касается бюджета, и что касается невыплат, и что касается расширения налогооблагаемой базы, и целевых программ. Это был звездный час Уринсона. Вместо гневной речи президент заметил: "Знаете положение дел. Я был настроен вас снять. Но сейчас понимаю, что этого делать не стоит. Вы знаете свое дело и хорошо подготовились к заседанию правительства".
Якову Уринсону ничего не оставалось, как в вечерней телепрограмме "Герой дня" рассыпаться в комплиментах в адрес президента. Уринсон, едва не захлебываясь, говорил о том, что был потрясен глубиной проникновения президента в суть экономических проблем. Именно в эти дни ссылки на нездоровье президента сделали модным тезис "Ельцин не владеет ситуацией в стране". Уринсон своим монологом о всевидящем и всезнающем президенте внес некоторый диссонанс в общепринятый хор о прогрессирующей немощи президента. Уринсон выиграл. В новом реформированном правительстве он не только спас свой пост, более того, усилиями Анатолия Чубайса был посажен в кресло вице-премьера. Реформаторы не дали в обиду и Ясина, которого считали в некотором роде патриархом экономических реформ. За Евгением Ясиным сохранили пост теневого министра - министра без портфеля. Эдакого экономического астролога.
Итак, Уринсону повезло, а Родионову - нет. У Уринсона был тыл команда Чубайса, у Родионова тыла не оказалось. В момент назначения десять месяцев назад тылом Родионова был Александр Лебедь. Но это, как говорится, было в ином времени, в иной эпохе. А теперь "иных уж нет, а те далече".
Я уже говорил, что есть все основания считать, что на заседании Совета обороны президент предполагал провести сеанс президентской терапии и этим ограничиться. То, что документ, забытый впопыхах на столе и подобранный после заседания Игорем Родионовым, касался только начальника Генерального штаба, есть подтверждение замысла - жертвой недовольства президента был обозначен генерал Самсонов.
Однако Родионов повел себя на Совете обороны нестандартно, а точнее говоря, достойно. Что еще больше взвинтило настроенного на жесткий разговор президента. Генерал заметил в ответ на вступительную разносную речь президента, что если Совет обороны пойдет в том же духе, который был задан внезапным разносом президента, то он не решит поставленных задач. Президент раздраженно заметил: "Вам на доклад отведено 15 минут. Вы израсходовали уже пять. Остается десять".
Родионов согласно достигнутой ранее договоренности должен был выступать в течение 30 минут. Такое же время отводилось и для доклада начальника Генерального штаба. Скорее всего, президент ознакомился с докладом Родионова заранее, отсюда и его недовольство. Президент наивно полагал, что реформы идут. Прежний министр Павел Грачев, не вдаваясь в суть, так и докладывал: "Работаем в этом направлении, Борис Николаевич!" Направление, в котором работали, оставалось непроясненным.
Но работать в направлении реформ и заниматься реформами - это, как говорят в Одессе, две большие разницы. Реформами в армии и при Грачеве и при Родионове никто толком не занимался. У Грачева на всякий пожарный случай была отговорка: "Чечня, не до реформ!" Еще можно было сослаться на скверное финансирование армии. Впрочем, здесь и таилась некая западня. Следовала незамедлительная реакция - затраты армии непомерны. Генералитет раздут. Необходимо решительное сокращение личного состава. Реорганизация структуры, перевод армии на профессиональную основу, по замыслу, должен дать более мобильную и менее затратную армию. Содержать махину, численностью в 2-2,5 миллиона государству не по карману.
У Родионова такой внушительной ссылки, как Чечня, не было. Как министр обороны он был более грамотен, чем Грачев. Академия Генерального штаба, которую Родионов возглавлял до своего министерского поста, хороша она или плоха - это уже не столь важно. Академия остается академией. Однако Грачев, сосредоточенный в последние 5-6 лет на практической армейской работе, был ближе к рядовому, младшему и среднему офицерскому составу. Грачева недолюбливал генералитет. И тогда президент расширил генералитет новыми назначенцами, но уже с подачи Грачева. Армия консервативна в ранговых привычках. И послужной список в пределах положенной уставом длительности в армии ценится. В армии не любят, когда майора, минуя лестницу чинов, делают генералом, и всякое скорое продвижение по должностной лестнице в армии воспринимается как незаслуженное. Грачеву подфартило. Помог август 91-го года. Судьба свела Грачева с Ельциным.
Родионова, напротив, везучим не назовешь. Он прошел все драматические военные конфликты: Афганистан, Азербайджан, Грузия. И никакой головокружительной взлетности у Родионова не было. В число заметных и даже ведущих военачальников Игорь Родионов попал при Горбачеве, но тут случились трагические события в Тбилиси в 1988 году. Войска Закавказского военного округа, которым он тогда командовал, жестоко расправились с демонстрантами на улицах столицы Грузии. Приказ на разгон демонстрации Родионов получил сверху, однако в процессе разразившегося политического скандала имени высшего лица не назвал и принял все общественное недовольство и титул "тбилисского палача" на себя. В любой другой цивилизованной стране подобные действия высокочинного военного (а Родионов был тогда генерал-полковником) кончились бы либо тюрьмой, либо разжалованием, или, в лучшем случае, отставкой.
Молчание генерала, его мужественное поведение, а он вынужден был объясняться перед депутатским съездом, было оценено властью. Родионов остался на военной службе и возглавил Академию Генерального штаба. Решение по разгону политической демонстрации мог принять только политик. И нам остается только догадываться, кто был этим политиком: Горбачев, Лигачев?
Так или иначе, назначение Родионова на пост министра обороны было принято в армии спокойно и скорее доброжелательно, нежели наоборот. Разумеется, полной лояльности к назначению помешала политическая окраска выдвижения. Впрочем, Родионов здесь ни при чем. Он был рекомендован на этот пост секретарем Совета безопасности Александром Лебедем. Лебедь тоже был нелюбим генералитетом и поэтому решил сыграть наверняка. Генералитет почитал Академию Генштаба. Протежирование со стороны Лебедя поставило Родионова в трудное положение. Особенно в его отношениях с командой молодых реформаторов.
Всем назначенцам Лебедя после его ухода со своей должности грозило скорое забвение. Немедленно был вычищен из недр Совета безопасности Сергей Глазьев, и спустя 10 месяцев такая же участь, но при более сложных обстоятельствах постигла генерала Родионова. Помимо всего прочего, подобное отношение не к "своим", независимо от степени их профессионализма, весьма отрицательно характеризует лидера этой новой генерации управленцев Анатолия Чубайса. Не вдаваясь в частности, характеризующие Родионова как высококлассного военного, Чубайс склонен верить тем, кто говорит о Родионове плохо: "Его порекомендовал Лебедь, а Лебедь - наш политический противник".
И можно не сомневаться, что с момента отставки Лебедя президенту на стол относительно Родионова, которому присущи человеческие слабости, ложились соответствующие бумаги. Родионов чувствовал это, старался исправиться, дистанцировался от ушедшей натуры, публично подверг критике стиль Лебедя как секретаря Совета безопасности, его упрямство и, как апофеоз разрыва, министр выступил с инициативой по сокращению и переподчинению десантных войск. Не помогло. Меченый. Его рекомендовал Лебедь, значит, "не наш". Таковы трудности Игоря Родионова, который, конечно же, был небезупречен и, как свидетельствовало его ближайшее окружение, не слишком вдавался в детали управления армией. Должность министра застала Игоря Родионова врасплох, когда он уже двигался с ярмарки. Мы можем недостатки Родионова подытожить одной фразой: злопамятность в политике обостряет память, но вредит зрению.
Киселев прав в одном, и это очевидно: Тони Блэр моложе Мейджора. В этом смысле и Ширак моложе Миттерана. А вот Коль старше своего оппонента лидера германской социал-демократической партии Шредера. Ну и что?
События в России, помимо двух террористических актов (взрыв на вокзале в Армавире, а затем опять на вокзале, но уже в Пятигорске), тоже имели свой обнаженный нерв. Прошедшая неделя довольно явственно обозначила не монолитность власти, а серьезный раскол в рядах властной элиты, взаимоисключающие позиции по целому ряду ключевых ситуаций как внутри, так и вне России.
О чем идет речь? И где и когда разговорились властвующие политики?
Очередное президентское обращение, прозвучавшее в апрельские дни, озадачило общественность. Ельцин призвал власти и премьера повернуться лицом к молодежи и начать интенсивное вовлечение ее во власть. Сама тема омоложения руководящих кадров - тема вечная, предполагающая смену поколений во властных коридорах. Если быть откровенным, такой острой необходимости в столь внезапном президентском окрике нет. Распад Союза, демократические потрясения на пространствах бывшего СССР, были естественно неравнозначны, но они случились. И все катаклизмы, происшедшие в России, привели к полному обновлению власти и ее крайнему омоложению. Это случилось в 90-91-м годах. По логике событий никак не следует, что ситуация повсеместного старения власти произошла в течение 5-6 лет, по сути мгновенно. Чего не может быть, того быть не может.
А потому никакой экстраординарной предпосылки заявлению Ельцина не было. Просто президент понуждает премьера к омоложению кабинета министров, полагая, что его собственное протежирование в состав правительства Бориса Немцова есть пример к непременному подражанию. Пока же Борис Немцов ничего, кроме президентской влюбленности в него, в правительство не привнес. Вряд ли, выбросив этот девиз, президент имел в виду себя. И хотя обращение было подчинено столь актуальной для любого общества проблеме, оно выглядело и спонтанным, и, мягко говоря, запоздавшим на 3-4 года. В прошлом мы не раз говорили с президентом на эту тему: и в 91-м, и в 92-м, и в 93-м. Ориентация на молодых - шаг для первого президента России вполне естественный. Разговоры уходили в песок, и ничего видимого и значимого во взаимоотношениях власти и молодого поколения не происходило. Это было тем более досадно, что демократически настроенная молодежь еще неосознанно, но уже была опорой Ельцина. Достаточно заметить, что 19-21 августа 91-го года Белый дом защищали процентов на семьдесят молодые люди. Тогда мы говорили с президентом о разработке комплексной программы выдвижения молодых кадров на производстве, в науке, бизнесе, обозначении четкой границы ее деятельности. Это было очень важно в тот момент. Распался Союз, практически была парализована деятельность КПСС, распался комсомол. Молодая демократия была не готова к взятию власти. Мы уже говорили, власть рухнула сама, упала к ногам реформаторов второй волны. Надо было управлять страной, ориентируясь на старый государственный аппарат, объективно находящийся в оппозиции к демократическим начинаниям новой власти. Своего аппарата управления истинные демократы и демократы ситуационные создать не успели, не смогли. В этих условиях правильно разыгранная молодежная карта могла дать дополнительный, деятельный ресурс новой власти. Но этот шанс был упущен. И как ответ бездействию власти началась повальная криминализация молодежной среды. Преступный мир сделал то, к чему оказалась неспособна власть. Он предложил молодым обширное поле деятельности, пользуясь разлаженностью между исполнительной и законодательной властью, растерянностью правоохранительных органов и борьбой новой власти за сохранение власти, как таковой. Тем не менее идеи реформаторства в России требовали новых сил. И, как естественный и осмысленный шаг президента, понимавшего, что горбачевский период с точки зрения реформаторства кончился ничем, призыв под свои знамена новой возрастной генерации. Так появилось сначала крайне помолодевшее правительство Силаева, где на ключевых постах оказались совсем молодые и сравнительно молодые люди: Григорий Явлинский, Борис Федоров, Николай Федоров, Андрей Козырев, Михаил Полторанин. А затем, в послепутчевый период, Ельцин решился на кардинальный шаг, создание правительства реформаторов. Исполнительная власть была отдана в руки 35-летним. Они были экономически образованны, но в прежних структурных построениях всех систем управления партией, государством, промышленностью, наукой, культурой, просвещением было безмерное преобладание людей великовозрастных. И появление пятидесятилетнего человека в составе Политбюро считалось едва ли не кадровой революцией. Эти самые 35-летние числились в далеком резерве и ко времени внезапных демократических преобразований на территории бывшего СССР и, прежде всего в России, каждый из них в должностном восхождении достиг незначительных высот: старшего научного сотрудника, заведующего лабораторией. И как высшее достижение заведующий отделом в научно-исследовательском институте. Егор Гайдар, Сергей Шахрай, Борис Федоров, Григорий Явлинский, Анатолий Чубайс, Петр Авен, Сергей Дубинин, Александр Шохин. А чуть позже: Альфред Кох, Алексей Кудрин. Все это люди примерно одной научной ориентации. Радикальное крыло экономической науки, прозападники, сторонники американской экономической модели. Второй эшелон возмутителей спокойствия горбачевской поры.
Л.Абалкина, А.Аганбегяна, О.Богомолова, Н.Петракова, С.Шаталина многие из них называли своими учителями и патриархами. К этой же генерации они относят и Евгения Ясина, который патронировал многих из них, и по сей день оставаясь для них достаточным авторитетом. Никто из них никогда до того не руководил производством, никогда не пребывал даже в самых малых территориальных структурах управления. Это был, по сути, неповторимый эксперимент. Они числились в управлении, но не управляли страной, они пытались создать контуры рыночных отношений.
Это было очень похоже на ситуацию, когда ветеринар, поставив диагноз больному животному, будь то ваша кошка или собака, прописывает диетический корм, который ваша собака, вопреки вашим всевозможным усилиям, не ест. На что врач, выслушав ваши жалобы, отвечает: "Будет подыхать с голоду съест".
Экономика страны разваливалась, лишившись интеграционных связей, погружалась в нереальный мир. А власть вне этой экономики, параллельно ей создавала совершенно иное экономическое поле импортной страны, предлагая самой стране повсеместно искать свой путь выживания. Незнание жизни, не замешанность на ее разнохарактерных конфликтах лишало эту команду чувства страха. Руководствуясь чисто теоретической моделью мирового экономического обновления, они начали реформы. При этом надо признать, что страна не двигалась к своему экономическому краху, а уже была в состоянии краха.
Очень быстро поняв, что ни о каком быстротечном подъеме экономики не может быть и речи, они бросили все имеющиеся силы на финансовую стабилизацию. Кризис был столь обширен и глубок, что ни на какую стратегию просто не хватало сил. Кстати, стратегией они занимались бы с большим удовольствием, так как это всегда некая теоретическая отдаленность, за претворение которой, вполне вероятно, придется отвечать другим. Но весь ужас в том, что им пришлось заниматься именно практикой, сразу с колес, не имея даже малой предваряющей стадии, чтобы оглядеться, изучить, понять. Власть в их руках оказалась внезапно и, несмотря на неумение быть властью, они обязаны были действовать по ее законам. И это было правдой. Программ, как таковых, не было, да и не могло быть. Сегодня избежать голода, а завтра - остановить инфляцию. Только это, и ничего больше. Казна пуста. Золотой запас страны на нулевой отметке.
Так или иначе, реформы начались в неблагополучной стране, в неблагополучных условиях. Первое можно было бы и не упоминать. Поводом для реформ всегда является неблагополучие, иначе реформы не имеют смысла. Масштаб неблагополучия может быть разный, но это уже другая тема. А вот неблагоприятные обстоятельства - это эксклюзивное изобретение России.
Бесспорно, то, что случилось в 1991 году, можно по праву назвать третьей русской революцией. И по масштабу потрясений, и по масштабу непредсказуемости. Революции всегда совершаются сверху. Однако предшествие надлому, по сути, одинаково и укладывается в небезызвестную формулу Ильича "Верхи не могут, низы не хотят". Революция Горбачева, если использовать терминологию английских кинематографистов, была "революцией слова", когда стало возможным говорить вслух: что страна находится в состоянии кризиса и социалистическая модель, которую избрала страна, и тем более ее осуществленный вариант несовершенны, они привели страну в состояние застоя и крайнего отставания от цивилизации, именуемой капиталистическим миром.
Чуть позже был второй словесный залп. Виновниками просчетов назывались руководители партии. Социалистический путь объявлялся ошибочным, а значит, социализм реанимации не подлежит. Сил так называемых шестидесятников хватило только на то, чтобы расшатать идеологический каркас, произнести, озвучить вышеназванные истины. Этот этап можно назвать революцией массового сознания. Лимит обещаний, данных Горбачевым, Рыжковым, Абалкиным, был исчерпан. У Ельцина не было выхода, он должен был начать реформы. Возрастное обновление власти, случившееся тогда, было, конечно же, шагом вынужденным, стихийным и рискованным.
Использовать актив Горбачева Ельцин, в силу природной подозрительности, не мог. Практически в каждом из этих людей если не он сам, то его окружение старалось распознать агентов Горбачева. Надо было найти новых людей бескомандному президенту. Сделать это было трудно, помогли межрегиональщики. Их проникновение в среду научной интеллигенции было постоянным и интенсивным. Бурбулис нашел Гайдара, Гайдар привел остальных. Так случился своеобразный кадровый прорыв, не просчитанный, не подготовленный.
Ельцин дал этой генерации управленцев шанс. Такое случается раз в жизни. Гайдар определял свое отношение к президенту и в момент своего премьерства и позже, когда покинул правительство и оказался в рядах сдержанной оппозиции Ельцину, так и в моменты достаточно острых расхождений с президентом по поводу чеченской войны, всегда повторял: "К этому человеку я не могу относиться плохо. Он дал нам шанс. Мы вошли в политику. Мы начали реформы. И, что бы ни случилось на пути этих реформ, наши политические личностные биографии состоялись. За это я благодарен Ельцину. И эта благодарность будет определять все мои поступки по отношению к президенту".
Что же, достойные слова. Они - свидетельство человеческой порядочности Егора Гайдара. Но они же и некая ловушка для Гайдара, как политика, претендующего на роль конструктивной оппозиции. На этом поле ему противостоит Григорий Явлинский, и пока сальдо в пользу Явлинского.
* * *
22 мая. Четверг.
Министерство обороны России. Заседание Совета обороны. Председательствует президент. Он в своем амплуа. Старается доказать всем, что выздоровел полностью. Голос обрел волевое звучание. Частота употребления местоимения "Я" утроилась. Образ "гневающегося царя" Ельцину близок, и он старается из него не выходить. Гнев верховный, как проявление близости к бедам народным. Глас гневный - глас справедливый. Жаль, что политики забывают - "В строгостях и гневностях места уму нет".
Ожидался жесткий разговор о реформах в армии. Предполагалось, что тон задаст президент. Но его вступительная речь спутала все карты. Было такое впечатление, что характер этой речи президент изменил в последний момент. Вряд ли планировалось прилюдное отстранение министра обороны от своей должности. Да и зачем? Объявив заседание открытым и кратко посвятив присутствующих в процедуру его проведения (когда министру обороны и начальнику Генерального штаба дается по 15 минут на доклады по поводу военной реформы, после чего должны начаться прения), президент сделал небольшую паузу и с места в карьер обрушился на министра обороны. Это мало назвать резкой и жесткой речью. Президент буквально устроил разнос генералу армии, министру обороны. Разнос публичный. Эта процедура снималась телевидением, и вступительная речь в полном объеме была показана на государственном канале.
Почему президент именно такое содержание вложил в свою речь? Это только один вопрос, и вопрос не главный. Почему президент так поступил с человеком, которого восемь месяцев назад аттестовал едва ли не восторженно, назначая на этот пост. Однажды Хасбулатов в момент очередной парламентской атаки на президента, атаки сумбурной, своим подловатым и скрипучим голосом урезонивал распалившихся депутатов. Депутатский гнев обрушился на указ президента, упраздняющий службу охраны, подчиненную непосредственно Верховному Совету. "Сколько раз я вас предупреждал, - раздражение спикера было неподдельным, - не дергайте тигра за хвост". Хасбулатов часто вплетал в свою речь свободное толкование восточных мудростей. Я полагаю, что в обстоятельствах публичной казни Родионова следует вспомнить именно эту восточную мудрость.
Ничего сверхзначимого не произошло - министры приходят и уходят. Министры обороны тоже. Сорок три года Игорь Родионов отдал армии. Он числился безупречным кадровым офицером. Увы, образцовый кадровый офицер не обязательно образцовый министр, но...
Высший генералитет, да и не только генералитет, но армейское офицерство не скрывали своего возмущения по поводу последнего Совета обороны, схожего по стилю разговора с заседанием бюро обкома партии. Интересна расшифровка этого недовольства. Дело не только в этических нормах, соблюдать которые наш президент не умеет. Что правда, то правда. Президент в моменты возмущения больше думает не о правомерности возмущения, а насколько значимым оно будет выглядеть на телеэкранах.
А вот дальше следует профессионально-психологическая деталь: "Верховный главнокомандующий не имеет права в условиях армейского единоначалия на публичный разнос высокопоставленных военных руководителей в присутствии штатских". Увы, наш президент не в первый раз попадает впросак, игнорируя особенности мироощущения либо дипломатов, либо деятелей культуры, либо военных.
Проспав встречу с премьером Ирландии, наш президент посчитал достаточным отругать денщика, который якобы не разбудил барина. Смысл этого самого "якобы" достаточно красноречив и не оставляет сомнений, что и разбуженный вовремя президент вряд ли смог бы оказаться в полном соответствии на этой встрече, так как был неадекватен реальности. И все-таки почему получилось так, как получилось?
Прежде всего потому, что, несмотря на все внушения имиджмейкеров, у Ельцина свое, внутреннее толкование собственной натуры. И в каком образе, и в каком состоянии он вызывает уважение у сограждан. Если крут! Если строг! Значит, в самом соку. Придумав образ президента экстремальных ситуаций, средства массовой информации сумели убедить в этом и самого Ельцина. Президенту эта роль понравилась, и он стал играть ее с завидной последовательностью. Пауза - взрыв; пауза - следующий взрыв. Подобный стиль поведения требовал не только просчета длительности пауз, но и мощи самих извержений: одно большое, а затем серия из менее громких, но частых. После такого вот, имеющего повторяемость ельцинского извержения поле непредсказуемости сужалось, хотя сама среда ельцинской неадекватности сохранялась. Приятно оставаться загадочным. В случае с Родионовым тактика угадывания настроения президента проявилась в полной мере.
Освобождение Родионова прямо на заседании Совета обороны было настроенческим экспромтом "Царя Бориса". Об этом совершенно очевидно говорили две бумаги, оставленные впопыхах вспотевшим аппаратом. Они касались начальника Генерального штаба генерала Самсонова. В одном варианте ему объявлялся выговор, в другом его отстраняли от должности. Это в зависимости от того, в какую сторону качнется каприз президента.
Такой фокус уже был показан на одном из заседаний правительства, когда президент решил продемонстрировать свою неудовлетворенность ходом экономических реформ. Это было в начале апреля. Президент сам вел заседание правительства. Ясин - министр экономики - был болен, и с докладом о состоянии дел в экономике выступал его заместитель Яков Уринсон. Черномырдин, "отстреливаясь" от наседающего президента, уже готов был "сдать" на заклание Е.Ясина. Несколько раз на предыдущих заседаниях правительства премьер выплескивал свое неудовольствие деятельностью Министерства экономики - "всех запутали, нет никакой программы". Критическая ситуация мобилизовала Уринсона, и в своих ответах он сумел переиграть подготовившегося к заседанию президента: и что касается бюджета, и что касается невыплат, и что касается расширения налогооблагаемой базы, и целевых программ. Это был звездный час Уринсона. Вместо гневной речи президент заметил: "Знаете положение дел. Я был настроен вас снять. Но сейчас понимаю, что этого делать не стоит. Вы знаете свое дело и хорошо подготовились к заседанию правительства".
Якову Уринсону ничего не оставалось, как в вечерней телепрограмме "Герой дня" рассыпаться в комплиментах в адрес президента. Уринсон, едва не захлебываясь, говорил о том, что был потрясен глубиной проникновения президента в суть экономических проблем. Именно в эти дни ссылки на нездоровье президента сделали модным тезис "Ельцин не владеет ситуацией в стране". Уринсон своим монологом о всевидящем и всезнающем президенте внес некоторый диссонанс в общепринятый хор о прогрессирующей немощи президента. Уринсон выиграл. В новом реформированном правительстве он не только спас свой пост, более того, усилиями Анатолия Чубайса был посажен в кресло вице-премьера. Реформаторы не дали в обиду и Ясина, которого считали в некотором роде патриархом экономических реформ. За Евгением Ясиным сохранили пост теневого министра - министра без портфеля. Эдакого экономического астролога.
Итак, Уринсону повезло, а Родионову - нет. У Уринсона был тыл команда Чубайса, у Родионова тыла не оказалось. В момент назначения десять месяцев назад тылом Родионова был Александр Лебедь. Но это, как говорится, было в ином времени, в иной эпохе. А теперь "иных уж нет, а те далече".
Я уже говорил, что есть все основания считать, что на заседании Совета обороны президент предполагал провести сеанс президентской терапии и этим ограничиться. То, что документ, забытый впопыхах на столе и подобранный после заседания Игорем Родионовым, касался только начальника Генерального штаба, есть подтверждение замысла - жертвой недовольства президента был обозначен генерал Самсонов.
Однако Родионов повел себя на Совете обороны нестандартно, а точнее говоря, достойно. Что еще больше взвинтило настроенного на жесткий разговор президента. Генерал заметил в ответ на вступительную разносную речь президента, что если Совет обороны пойдет в том же духе, который был задан внезапным разносом президента, то он не решит поставленных задач. Президент раздраженно заметил: "Вам на доклад отведено 15 минут. Вы израсходовали уже пять. Остается десять".
Родионов согласно достигнутой ранее договоренности должен был выступать в течение 30 минут. Такое же время отводилось и для доклада начальника Генерального штаба. Скорее всего, президент ознакомился с докладом Родионова заранее, отсюда и его недовольство. Президент наивно полагал, что реформы идут. Прежний министр Павел Грачев, не вдаваясь в суть, так и докладывал: "Работаем в этом направлении, Борис Николаевич!" Направление, в котором работали, оставалось непроясненным.
Но работать в направлении реформ и заниматься реформами - это, как говорят в Одессе, две большие разницы. Реформами в армии и при Грачеве и при Родионове никто толком не занимался. У Грачева на всякий пожарный случай была отговорка: "Чечня, не до реформ!" Еще можно было сослаться на скверное финансирование армии. Впрочем, здесь и таилась некая западня. Следовала незамедлительная реакция - затраты армии непомерны. Генералитет раздут. Необходимо решительное сокращение личного состава. Реорганизация структуры, перевод армии на профессиональную основу, по замыслу, должен дать более мобильную и менее затратную армию. Содержать махину, численностью в 2-2,5 миллиона государству не по карману.
У Родионова такой внушительной ссылки, как Чечня, не было. Как министр обороны он был более грамотен, чем Грачев. Академия Генерального штаба, которую Родионов возглавлял до своего министерского поста, хороша она или плоха - это уже не столь важно. Академия остается академией. Однако Грачев, сосредоточенный в последние 5-6 лет на практической армейской работе, был ближе к рядовому, младшему и среднему офицерскому составу. Грачева недолюбливал генералитет. И тогда президент расширил генералитет новыми назначенцами, но уже с подачи Грачева. Армия консервативна в ранговых привычках. И послужной список в пределах положенной уставом длительности в армии ценится. В армии не любят, когда майора, минуя лестницу чинов, делают генералом, и всякое скорое продвижение по должностной лестнице в армии воспринимается как незаслуженное. Грачеву подфартило. Помог август 91-го года. Судьба свела Грачева с Ельциным.
Родионова, напротив, везучим не назовешь. Он прошел все драматические военные конфликты: Афганистан, Азербайджан, Грузия. И никакой головокружительной взлетности у Родионова не было. В число заметных и даже ведущих военачальников Игорь Родионов попал при Горбачеве, но тут случились трагические события в Тбилиси в 1988 году. Войска Закавказского военного округа, которым он тогда командовал, жестоко расправились с демонстрантами на улицах столицы Грузии. Приказ на разгон демонстрации Родионов получил сверху, однако в процессе разразившегося политического скандала имени высшего лица не назвал и принял все общественное недовольство и титул "тбилисского палача" на себя. В любой другой цивилизованной стране подобные действия высокочинного военного (а Родионов был тогда генерал-полковником) кончились бы либо тюрьмой, либо разжалованием, или, в лучшем случае, отставкой.
Молчание генерала, его мужественное поведение, а он вынужден был объясняться перед депутатским съездом, было оценено властью. Родионов остался на военной службе и возглавил Академию Генерального штаба. Решение по разгону политической демонстрации мог принять только политик. И нам остается только догадываться, кто был этим политиком: Горбачев, Лигачев?
Так или иначе, назначение Родионова на пост министра обороны было принято в армии спокойно и скорее доброжелательно, нежели наоборот. Разумеется, полной лояльности к назначению помешала политическая окраска выдвижения. Впрочем, Родионов здесь ни при чем. Он был рекомендован на этот пост секретарем Совета безопасности Александром Лебедем. Лебедь тоже был нелюбим генералитетом и поэтому решил сыграть наверняка. Генералитет почитал Академию Генштаба. Протежирование со стороны Лебедя поставило Родионова в трудное положение. Особенно в его отношениях с командой молодых реформаторов.
Всем назначенцам Лебедя после его ухода со своей должности грозило скорое забвение. Немедленно был вычищен из недр Совета безопасности Сергей Глазьев, и спустя 10 месяцев такая же участь, но при более сложных обстоятельствах постигла генерала Родионова. Помимо всего прочего, подобное отношение не к "своим", независимо от степени их профессионализма, весьма отрицательно характеризует лидера этой новой генерации управленцев Анатолия Чубайса. Не вдаваясь в частности, характеризующие Родионова как высококлассного военного, Чубайс склонен верить тем, кто говорит о Родионове плохо: "Его порекомендовал Лебедь, а Лебедь - наш политический противник".
И можно не сомневаться, что с момента отставки Лебедя президенту на стол относительно Родионова, которому присущи человеческие слабости, ложились соответствующие бумаги. Родионов чувствовал это, старался исправиться, дистанцировался от ушедшей натуры, публично подверг критике стиль Лебедя как секретаря Совета безопасности, его упрямство и, как апофеоз разрыва, министр выступил с инициативой по сокращению и переподчинению десантных войск. Не помогло. Меченый. Его рекомендовал Лебедь, значит, "не наш". Таковы трудности Игоря Родионова, который, конечно же, был небезупречен и, как свидетельствовало его ближайшее окружение, не слишком вдавался в детали управления армией. Должность министра застала Игоря Родионова врасплох, когда он уже двигался с ярмарки. Мы можем недостатки Родионова подытожить одной фразой: злопамятность в политике обостряет память, но вредит зрению.