Страница:
— Что ты так равнодушен? Ведь перед тобой человек! Поприветствуй! Поклонись! Я способен тебя убить, а ты своим носом не чуешь этого. Вставай! К царю зверей пришел сам венец природы! Вставай!
Иван Степанович протянул руку через решетку и погладил зверя по пушистому лбу. Тигр не обратил на это никакого внимания, продолжая увлеченно заниматься своим делом. Гусятников взял его за скулы, положил руку на шею, погладил лапы. Зверь не реагировал. Гусятников даже возмутился. Он стал ходить взад-вперед в нескольких сантиметрах от клетки, покрикивая на тигра.
— Ну что ты за слюнтяй! Покажи свой нрав, зарычи, в конце концов, на меня, ударь меня лапой, оставь след когтей на моем пиджаке! Поколоти меня, разбей морду, отбей печень, расквась селезенку! Делай что-нибудь! Я хочу чтобы мне было больно! Больно! Понял? Эй, зверь, ударь меня! Я хочу испытать боль, страшную боль, хочу, чтобы по телу текла теплая кровь, как антипожарная жидкость. Ударь же меня, черт полосатый! Что, трусишь?»
Тут Иван Степанович подумал: «Как же он меня через клетку сможет ударить?»
Нервы Гусятникова напряглись, в горле пересохло, рульс участился, на лбу появилась испарина. Он стал лихорадочно искать дверь в звериное жилище и яростно дергать прутья. Рука наткнулась на висячий замок. Он был вложен в кольца, но не закрыт. Иван Степанович поднатужился, сорвал замок и со злостью отбросил его в сторону. Дверь клетки открылась, но тигр не обращал на это никакого внимания, что еще больше возбуждало Гусятникова. В этот момент его страсть достигла высшей точки. В истерическом исступлении он вошел в клетку и пнул зверя ногой, причем с такой силой, какую никогда дотоле в себе не обнаруживал.
— Вставай окаянный! Что лежишь? К тебе вошел я, покажи, на что ты способен. Попробуй сделать мне больно, я жду боли, боли! Я хочу восторгаться ею!
Бросая вызов зверю, Гусятников был ослеплен идеей, что страдание, невыносимая, нескончаемая боль, врачует душу русского человека.
Наконец зверь поднялся и грозно зарычал.
— Что, способен только рычать? Ты не мужик, баба! Баба! — закричал Иван Степанович. — На что ты еще годен, плюгавый кот! Мышей ловить? Да покажи свою силу, бармалей!
Он попытался еще раз пнуть тигра, уже занес ногу — и в этот миг зверь перекусил ее. Гусятников упал.
— Какая потрясающая боль! Какой восторг! Какое невероятное ощущение! — Исчезновение ноги удивительным образом потрясло все его сознание. Он захотел ударить зверя по морде, дескать, спасибо, дружище, что помог мне открыть что-то потрясающее. Разъярившийся тигр схватил его руку и с чавканьем прожевал ее без видимого удовольствия. Но Гусятников был еще слишком эмоционален, слишком крепок, чтобы лишиться чувств.
— А-а-а-а-х, — в невообразимом восторге закричал он, — как приятно, как великолепно, замечательно! Страдание для русского — живительный наркотик. Без него у нас нет ни настоящего, ни будущего. Боль для Ивана Гусятникова явилась открытием человеческого восторга. Почему я раньше не познал в полной мере это безумное удовольствие?
В знак восхищения он захотел головой слегка коснуться морды зверя. Но кости Гусятниковского черепа захрустели, переломились, глаза выскочили из орбит и запрыгали по полу, словно мятые мячи пинг-понга. Нижняя скула с обломленными зубами осталась с телом, а голова с шумом исчезла в пасти тигра.
Успокаивая желудок, зверь лениво походил по клетке, потом безразлично помочился на выплюнутые кости господина Гусятникова. Пару минут спустя он уже удобно устроился перед самой решеткой, словно мечтал понежиться под звездным московским небом.
Глава 19
Иван Степанович протянул руку через решетку и погладил зверя по пушистому лбу. Тигр не обратил на это никакого внимания, продолжая увлеченно заниматься своим делом. Гусятников взял его за скулы, положил руку на шею, погладил лапы. Зверь не реагировал. Гусятников даже возмутился. Он стал ходить взад-вперед в нескольких сантиметрах от клетки, покрикивая на тигра.
— Ну что ты за слюнтяй! Покажи свой нрав, зарычи, в конце концов, на меня, ударь меня лапой, оставь след когтей на моем пиджаке! Поколоти меня, разбей морду, отбей печень, расквась селезенку! Делай что-нибудь! Я хочу чтобы мне было больно! Больно! Понял? Эй, зверь, ударь меня! Я хочу испытать боль, страшную боль, хочу, чтобы по телу текла теплая кровь, как антипожарная жидкость. Ударь же меня, черт полосатый! Что, трусишь?»
Тут Иван Степанович подумал: «Как же он меня через клетку сможет ударить?»
Нервы Гусятникова напряглись, в горле пересохло, рульс участился, на лбу появилась испарина. Он стал лихорадочно искать дверь в звериное жилище и яростно дергать прутья. Рука наткнулась на висячий замок. Он был вложен в кольца, но не закрыт. Иван Степанович поднатужился, сорвал замок и со злостью отбросил его в сторону. Дверь клетки открылась, но тигр не обращал на это никакого внимания, что еще больше возбуждало Гусятникова. В этот момент его страсть достигла высшей точки. В истерическом исступлении он вошел в клетку и пнул зверя ногой, причем с такой силой, какую никогда дотоле в себе не обнаруживал.
— Вставай окаянный! Что лежишь? К тебе вошел я, покажи, на что ты способен. Попробуй сделать мне больно, я жду боли, боли! Я хочу восторгаться ею!
Бросая вызов зверю, Гусятников был ослеплен идеей, что страдание, невыносимая, нескончаемая боль, врачует душу русского человека.
Наконец зверь поднялся и грозно зарычал.
— Что, способен только рычать? Ты не мужик, баба! Баба! — закричал Иван Степанович. — На что ты еще годен, плюгавый кот! Мышей ловить? Да покажи свою силу, бармалей!
Он попытался еще раз пнуть тигра, уже занес ногу — и в этот миг зверь перекусил ее. Гусятников упал.
— Какая потрясающая боль! Какой восторг! Какое невероятное ощущение! — Исчезновение ноги удивительным образом потрясло все его сознание. Он захотел ударить зверя по морде, дескать, спасибо, дружище, что помог мне открыть что-то потрясающее. Разъярившийся тигр схватил его руку и с чавканьем прожевал ее без видимого удовольствия. Но Гусятников был еще слишком эмоционален, слишком крепок, чтобы лишиться чувств.
— А-а-а-а-х, — в невообразимом восторге закричал он, — как приятно, как великолепно, замечательно! Страдание для русского — живительный наркотик. Без него у нас нет ни настоящего, ни будущего. Боль для Ивана Гусятникова явилась открытием человеческого восторга. Почему я раньше не познал в полной мере это безумное удовольствие?
В знак восхищения он захотел головой слегка коснуться морды зверя. Но кости Гусятниковского черепа захрустели, переломились, глаза выскочили из орбит и запрыгали по полу, словно мятые мячи пинг-понга. Нижняя скула с обломленными зубами осталась с телом, а голова с шумом исчезла в пасти тигра.
Успокаивая желудок, зверь лениво походил по клетке, потом безразлично помочился на выплюнутые кости господина Гусятникова. Пару минут спустя он уже удобно устроился перед самой решеткой, словно мечтал понежиться под звездным московским небом.
Глава 19
Оглядывая посетителей ресторана «Пушкин», Виктор Дыгало обратил внимание, что публика в основном скучала. Посетителей осталось уже немного, и казалось, их ничто не интересовало. Уж очень невыразительно выглядели физиономии. «Да сейчас и время-то мертвое, ни день, ни вечер, чуть больше шести часов, — подумал архитектор. — Ничего типичного пока не увидишь. Подождем, я ведь специально час выделил взглянуть на шикерию. Что это за новое сословие? Публика скоро начнет прибывать». Виктор Петрович заказал бокал вина и вернулся к своим размышлениям. Дыгало вспомнился научный эксперимент. В искусственный пруд внедрялась хищная рыбешка. Через некоторое время в водоеме отмечалось быстрое увеличение ассортимента зоопланктона. И, напротив, достаточно удалить из него, например, морских ежей, питающихся водорослями, как разнообразие питательного материала довольно быстро сокращается. Иными словами, для развития в любой среде многообразия «биологической инфраструктуры» необходим хищник. Дыгало вспомнил это, на первый взгляд, противоречащее здравому смыслу наблюдение ученых, для того чтобы еще и еще раз убедить себя в необходимости радикально выступить против всего человечества. Но обрушиться на него не отъявленным мизантропом, злодеем высшей гильдии, а идейным сторонником качественного изменения самого гомо сапиенс. «Более трех миллиардов лет землю и океаны монопольно заселяли одноклеточные бактерии и водоросли всего нескольких видов. Почему это происходило? По каким причинам эволюция находилась в застое? Никакого движения за такой колоссальный период? С ума сойдешь! Один ген и все! Три миллиарда лет — и всего лишь один ген! Одна клетка! Да потому, что не было „хищника“, своего Дыгало, который стал бы трясти эти примитивные существа, питаться ими, мстить им, громить их! И вдруг он появляется. Некто Кембрий! Скорее всего, как две капли воды похожий на Виктора Петровича! И начинается великая атака на все тогдашнее население. Кембрий в борьбе с монополистами использует все виды оружия: от обжорства Гаргантюа до ломки телесной архитектуры госпожи Ольги Слуцкер. И эволюция началась! Мутации закрутились, закружились, понеслись создавать земных тварей. И уже многообразие вновь появившихся видов исчисляется тысячами. Самые разные, экзотические и тривиальные, они наполняют все среды обитания. Если проследить происхождение „эротического“ тела Ксении Собчак, то оно восходит к предкам, жившим пять с половиной миллионов поколений назад, к мушке-дрозофиле кембрийского периода. А „прародитель“ бесподобно красивых глаз Оксаны Федоровой — светочувствительное пятно на головке плоского червя времен палеозоя. История соблазнительной груди Анфисы Чеховой обращена к началу виллафранкского яруса плиоцена, а именно к молочному брюшку пятнадцатисантиметрового стегоцефала. А если проследить истоки собственной ненависти к человечеству, то ее импульсы доведут исследователей к самому многоуважаемому Кембрию».
К столику подошел мужчина с бриллиантовым перстнем. Не говоря ни слова, он уселся на стул и жестом подозвал официанта: «Принеси-ка мне рюмку водки „Большой“. Положи несколько черных оливок. Потом обратился к Дыгало: — Хотите уничтожить человечество? За что? Или это шутка? Ведь такое совершенно невозможно представить! Вначале я подумал, что у вас некий бизнес-план, даже заинтересовался. Я депозитник…
— Что это?
— Я удобно размещаю свои капиталы по банкам и прекрасно живу за счет процентных начислений.
— По-моему есть другой термин… Депозитник? Впервые слышу.
— Готов, впрочем, вложить деньги в высокорентабельный, но скоростной проект.
— Скоростной? Опять что-то новое…
— Утром инвестиции, вечером возврат капитала плюс дивиденды. Все очень просто, — довольный собой, депозитник усмехнулся.
— Простите, я не по этой части. Я вам уже говорил, бизнес совершенно чуждая для меня материя.
— Молодой человек, чем же еще можно заниматься в этой жизни? Бизнес, секс, гульба… Что еще? Немного политики, футбол… Ведь по-настоящему больше ничего человеку не надо. Некоторые еще играют в карты, в рулетку. Но я не люблю проигрывать, поэтому в казино не ходок. Живу спокойно. А вы? Почему хотите уничтожить человечество? У вас неприятности? — он отпил из рюмки и вдруг спросил: — А деньгами нельзя утрясти это дело? Они любые двери, если надо, раскроют нараспашку и закроют на сорок замков. Что надо-то? Расскажи о своих бедах, может, я свой интерес найду, тогда помогу тебе, сниму с крючка…
— В прозектуре пятнадцатой горбольницы группа заинтересованных лиц ищет спонсора. Некоему врачу Леониду Андреевичу Раздуваеву требуется финансирование его научной программы. Он надеется избавить общество от суперанималов и суггетеров, чтобы лучшие люди — неоантропы — смогли совершенствоваться. Есть француз, мечтающий о переделке всего человечества в автотрофные существа. Можете вкладывать свои капиталы в эти проекты. О их доходности я ничего не знаю.
— Кто такие суперанималы? Или автотрофы?
— Почитайте Диденко, замечательный автор.
— А вспомнил… Да-да, Диденко, суперанималы. Молодой человек предпринимательская практика еще раз убеждала меня, что одна и та же мысль, один и тот же проект приходят одновременно в головы десяткам людей. Довольно часто такое происходит даже в сжатое время. В один и тот же день, в одну неделю, ну, максимум, в тот же месяц. Не помню когда, но пролистывал я вашего Диденко. Оригинал! В кругу моих знакомых лет пять-семь назад мы не редко вспоминали его взгляды. Лучше признаюсь вам в симпатиях и антипатиях к человеку. Или вам не стоит говорить о симпатиях?
«Пусть выскажется, — подумал Дыгало. — В ресторане пока пустовато, а он сам представляет шикерию. Интересно послушать соображения о человеке и человечестве».
— Слушаю вас, пожалуйста…
— Хочу напомнить свое имя, на случай, если вы забыли. Меня зовут Влад Зипута. А вас?
— Виктор Дыгало.
— Весьма приятно. Итак, Виктор, не только вы ополчились на человечество. У меня к нему тоже претензии. Но не такие агрессивные, как ваши. Больше всего меня поражает, что люди являются единственным видом, который постоянно, на протяжении всей своей истории, практикует умерщвление собратьев, часто испытывая при этом даже благоприятные чувства, а нередко и аппетит. Что за странные онитакие существа? Никакие законы не способны с этим явлением бороться. Первые примеры «биологической утилизации» мы находим еще у приматов. А последние — в красном терроре большевиков, у фашистов Гитлера, в этнических чистках грузин в Абхазии и разгуле национализма в бывшей Югославии. А Ирак, где ежедневно сунниты уничтожают шиитов и наоборот? Истоки этой адельфофагии ( сноска: поедание себе подобных) лежат в глубочайшей древности. Наши самовлюбленные далекие предки, развивались как вид, питающийся самим собой, и создали своеобразный биологический перпетуум мобиле. Жуть! Страх! Позор! У меня родилась своя, не очень научная, скорее интуитивная, гипотеза, как появился интеллект у человека. Хотите послушать?
— Любопытно.
Молодой человек подумал, что слова Влада подтверждают основной принцип развития — обязательное появления «хищника». «Поедание собратьев, — размышлял Дыгало, — укладывается в единую цепь эволюции вида. Ее скорости, многоступенчатой истории становления человека. Видовой феномен — в некий жур фикс съесть собрата служит залогом эволюционного долголетия людской породы. Лицемерному человеческому сознанию необходимо было какое-то чудо для объяснения своего не обремененного никакими нравственными нормами возникновения. Это культурное чудо было найдено в божественном „акте творения“. Таким образом, была воздвигнута глухая стена между прошлым и настоящим. И поэты стали писать оды человечеству, не желая вникнуть в реальную историю венца природы. В этом отражается ханжеская суть гомо сапиенса! Воистину человек исконно наделен самыми яркими чертами изощренного хищника и жесточайшего правителя. Поэтому он и развивался. Но пора с ним кончать!»
— На что охотился наш древний предок? — продолжал вальяжно вещать владелец перстня. — В эпохи когда жили животные гиганты? Да и можно ли назвать это охотой, если учесть, что кроме камня и дубины, наш пращур ничем не располагал. Так вот, они добывали кости! Да-да, кости! Но самое вкусное, что можно найти в черепе, в позвоночнике и в крупных костях — мозговая масса. Этого добра было обильно разбросано по всем уголкам тогдашнего мира. Вы спросите, ну и что из этого? Я не ученый, я занимаюсь бизнесом. И как деловому человеку мне известно, что если рыбу кормить веществом красного цвета, то ее внутренности станут красными. Если в корм свиньи добавлять голубой краситель, мясо животного станет голубым. Будем продолжать — и на сотом или тысячном поколениивнутренний цвет закрепится на генетическом уровне. То есть, чем бы вы в будущем ни кормили рыбу и свинью, их мясо будет красным и голубым! Теперь возьмем нашего предка. Он на протяжении сотни миллионов лет кормился мозгами самых разных животных, включая представителей собственной популяции. Мозг как биоматериал преобладал в его рационе. Согласен, материал был слаб — одно, скажем, два айкью. Но массы и времени было много! Отсюда мое твердое убеждение: именно благодаря этой пище онприросмозгами. Сегодня мне не хватает опытного материала, межотраслевых знаний и профессиональных терминов, чтобы моя гипотеза звучала более аргументировано. Но я дал себе слово: как только потеряю интерес к женщинам, следующим моим увлечением станет наука. Опыты по изучению происхождения человека. Лет через десять-пятнадцать доводы в пользу моей версии будут твердо обоснованы. Что еще меня раздражает в человечестве — это его трупояденье! — Тут лицо господина Зипуты побледнело, напряглось, на гладкой коже обозначились морщины. — Ну, кажется, уже накоплен интеллектуальный потенциал, чтобы не забивать кур, гусей, телят, овец и не тащить их фурами за тысячи и тысячи километров, доставляя потребителю. В нас еще так много от первобытного человека, а это трупояденье — самый безобразный след из прошлого. Поражаешься, как же мы даже не задумываемся над этим проклятьем, радостно провозглашая на всех языках и континентах свою биографию. Но я не просто рассуждаю. Ныне я нахожусь в поисках талантливых биологов, физиологов и генетиков. Хочу начать с открытия экспериментальной лаборатории, чтобы затем построить гигантские заводы по выращиванию белкового материала, который кардинально заменит все отрасли животноводства. А то человек выращивает свиней или телят, дает им имена, заглядывает им в глаза, прислушивается к работе сердца, каждый день разговаривает с ними, а потом посылает на живодерню! Чушь! Чушь! Новый белковый материал не должен быть похожим на животных и птиц. Это будут белковые обои, рулоны, ковры, называйте как хотите. Например, обои Зипуты. Зипутские белки. Но с трупояденьем пора закончить. Навсегда. Пусть англичане едят островную птицу, голландцы — откормленных свиней, американцы «ножки Буша», а русские поставят на животноводстве табу. Как только человек избавится от трупояденья, он нравственно изменится. Облагородится. Проект «Зипутские белковые обои» потянет за собой новую технологию в переработке кожи, жиров, белков. Сэкономит сотни миллиардов долларов. Знаете ли вы, сколько углеводов в день ест свинья? Полтора килограмма! Или два с половиной центнера пшеницы за срок выкармливания. А ведь только в одной Голландии около ста миллионов свиней. Могу предположить, что во всем мире их не меньше пяти миллиардов. Промышленной птицы — более трехсот миллиардов, бычков и баранов — более десяти миллиардов. Если суммарно посчитать зерно, необходимое для выращивания мирового животноводческого ресурса, то посевных площадей Франции не хватит. Истощается земля, но куда большая беда — в генетической программе человека остается зверь! Есть и другой негативный полюс. Если посчитать, что каждая единица живности потребляет всего лишь полкиловатта энергии, то, чтобы вырастить и обработать эту массу изделий из мяса и птицы, необходимы как минимум три атомные электростанции. Так что запрет на трупояденье, не только качественно изменит человека, но сохранит окружающую среду, сбережет колоссальные природные ресурсы, даст значительный экономический и моральный эффект. А сегодня гордые европейцы оставляют после переработки коровы лишь одно мычание, свиньи — похрюкивания, а овцы — беканье и объявляют себя прогрессивным обществом. Я не филолог, но считаю совершенно непозволительным использовать слова «мясо» и «рыба» в торгово-кулинарной терминологии. Чьим мясом торгуешь? Свинина свежая? Да! Только что освежевал! Забил барана! Бери, пальчики оближешь! От таких слов жутко становится. Разве не лучше ввести новую лексику: белки земледелия и морские белки. Или белок под осетра, белок а-ля бее, белок а-ля му-у, а-ля хрю? Или еще более отвлеченно: белок тундры (олени, медведи), лесной белок (дикий кабан, лось, зубр), горный белок (овца, козел, тур)? В искусственном производстве белков можно учесть специфические вкусы и ароматы «оригинала» и навсегда попрощаться с трупояденьем. На прилавках магазинов и рынков будут выставлены исключительно белковые обои Зипуты! Готовь карман Влад Зипута! Но и это еще не все! Наша сексуальность меня тоже пугает, хотя я сам втянут в нее, как богатый москвич, чрезмерно. Энергию и время просто некуда больше девать. Секс для меня, что для других наркотики, алкоголь, политика, религия, спорт! А в основе этого — гиперсексуальность гомо сапиенс. Это единственный вид, представители которого способны трахаться со всем животным миром. Таких обитателей на планете больше нет. Почти во всех странах есть в уголовном кодексе статья «скотоложство». В тюрьмах можно встретить «развратных сожителей» птицы, скотины, зверя, даже насекомых… В этом отношении у меня тоже есть оригинальная коммерческая задумка. Она способна не только принести приличные барыши, но сократить враждебную людскую гиперсексуальность.
— Враждебную? Что вы имеете в виду?
— Чрезмерная сексуальность губит, калечит огромное число людей. Истерия, половое неистовство, поддержание тела в соответствии со стандартами обольщения, необходимость качественного изменения эротических форм при старении — естественной непривлекательности, неудовлетворенность отсутствием оргазма, поиск нового партнера, изнасилование, половые преступления часто доводят людей до безумия. Поэтому я хочу начать еще одно дело. Отыскать у животных ген половой страсти, адаптировать его для гомо сапиенс, а потом за приличную плату имплантировать всем желающим. Этим самым я начну разрушать людскую гиперсексуальность, приобретающую уже невиданные размеры. Гон, или течка, у людей, как у животных, будет длиться всего две-три недели в году и никак не больше. Назовем этот период временем сексуального уединения.
— Вы думаете, желающие найдутся? Вы же сказали, что секс для вас основное времяпрепровождение. Что вы станете делать, высвободив себя?
— Это спиральный бизнес. Параллельно с ним начну искать дело, заполняющее свободное время. Что это может быть? Пока не знаю, но убежден, найду. На женщин я трачу в год несколько миллионов долларов. Альтернатива необходима прежде все мне самому. Дело не в деньгах, экономить на себе не собираюсь. Но после двух-трех тысяч женщин начинаешь уставать. Хочется уже снимать партнерш без слов. Подошел, взглянул, понравилась, взял, увел, трахнул, отблагодарил! Без базара! А приходится-то почти каждой рассказывать о нюркиных ботах… Чувствую, что одной хочется, чтобы я был выше, — приподнимаюсь. Другая мечтает, чтобы я был ниже, — опускаюсь. Третья видит меня толстым, четвертая спортивным, пятая пьяным — напиваюсь. Они думают, что мы лохи. А я не спорю, более того, желаю, чтобы меня таковым считали. До самой постели приходится играть, лишь потом становлюсь самим собой. И тогда они уже передо мной на задние лапки становятся. Я вас не заговорил?
— Спасибо, любопытно. Вы зарядили меня ненавистью в несколько сотен тонн в тротиловом эквиваленте. Впрочем, если перечислять все людские изъяны, нам одного вечера не хватит. Представляете ли вы себе ваших невероятно могущественных конкурентов? Это вся эротическая индустрия, включая высокую моду, аэробику, парфюмерию, кино, телевидение, шоу и турбизнес!
В этот момент к столу подошел мужчина лет пятидесяти. В элегантных одеждах итальянских домов мод он выглядел по-спортивному бодрым.
— Привет, Влад, — дружелюбно бросил он, — не помешаю, если присяду?
— Бери стул, рад тебе. Знакомься, Виктор…
— Павел Забелин, — впрочем, руку посетитель не протянул, а, слегка улыбнувшись, сел.
— Вспоминали Бориса Диденко, — пояснил Зипута.
— Мастера опускать человека в дерьмо, — усмехнулся Забелин. — В такой чудесный день надо не о женщинах думать, а денно и нощно помышлять о доходах. Зачем вам Диденко? Для усиления эрекции? Сегодня его могут заменить сотни таблеток… — Дыгало показалось, что новый собеседник пытается произвести на него впечатление.
— Молодой человек испытывает ненависть ко всему человечеству. Пришел в ресторан познакомиться с ментальностью состоятельных людей. Видимо, желает собрать какой-то материал, усиливающий его и без того обостренные чувства. Или я не прав? Неправильно вас понял? — издал приглушенный смешок Влад Зипута.
Виктор Петрович промолчал, но глаза не прятал и пристально рассматривал своих собеседников.
— С твоих слов выходит, что молодой человек возненавидел бедность, а к богатству хочет еще присмотреться? Может, симпатия возникнет, понравится наше сословие, пожелает к нему примкнуть, стать активным членом. Ну что, смотрите на нас, задавайте вопросы, высказывайтесь. Бедность я сам ненавижу, в этом смысле хорошо вас понимаю. Аминь, аминь! Но есть три вида бедности. Бедность кармана, бедность ума и тотальная бедность. Какую из них вы больше возненавидели? Готов помочь вам подсказкой. У женщин бедность ума мне очень даже нравится. В этом случае они все в эротике, сексе, половые извращения становятся для них единственной отдушиной, позволяющей чувствовать себя человеком. А интеллектуальные беседы с дамами не способствуют эротическим фантазиям. После умствований с представительницами женского пола я становлюсь вялым, отрешенным, забываю о своем либидо. Меня тянет к выпивке, открываю бутылку за бутылкой и валюсь один-одинешенек на бочок с храпом. Поэтому я всегда ищу дуру — среди блондинок они чаще всего встречаются. «Познакомьте с дурехой, друзья! Меня занимает самая древняя, самая плотская, самая биологическая потребность — позвольте потрахаться, да так яростно, чтобы кожа слезала, как после сочинского загара!» — Вот мой излюбленный пароль общения. Конечно, мне известно, что многие богатые дамы так же поступают с бойфрендами. Они считают, что чем гуще на мужчине волосяной покров, тем меньше ума, зато половой страсти — в избытке. Одна приятельница рассказывает: «В партнеры я всегда выбираю бедного мужика. Везу его к себе на виллу, пропускаю через санитарный контроль — душ, сауна, экспресс-анализ крови. Позволяю осмотреть мои богатства с коварной мыслью — трахаясь со мной, он будет представлять, что владеет не только моим телом, но и моим имуществом. А в этом сладостном умопомрачении силы эроса возникают у него исполинские. Что другое можно пожелать себе самой после рабочего дня в сволочном русском бизнесе? Когда же он свыкается с богатством — ведь оно каждый час рядом, не возбраняется его трогать, брать на зуб, прижать к щеке, прикоснуться сердцем, — ему начинает казаться, что можно провести ночь на барский манер в ленивых сновидениях, и не одну, но и вторую… На третью я вызываю охрану и гоню его в шею. С обязательным наказом: „Дайте ему по башке, чтобы забыл мое имя и адрес!“ Работник хорош делом!»
— Интересно описали вы манеры своего сословия. Спасибо! А сколько надо иметь денег, чтобы оказаться среди вашей шикерии? — спросил Дыгало.
— Ежедневный доход должен быть не меньше трехсот тысяч долларов, — самодовольно ухмыльнулся Павел Анатольевич. — Но чтобы суверенность бросалась в глаза и ни в каких слабостях себе не отказывать, лучше, конечно, иметь полмиллиона зеленых в день. Если их нет, то плевать нам на кандидата в приятели. Ему никогда не удастся настежь открыть двери нашего сословия. Вы, например, мечтаете ли попасть в нашу тусовку?
— Пока не задумывался. Я вас плохо знаю. Впрочем, вряд ли. Что должно меня к вам тянуть? Подскажите…
— Внимание к вам всего общества. Нами интересуются, о нас пишут, нам завидуют, о стиле жизни слагают легенды. На обложках мнигих известных журналов наши портреты. Мы можем позволить себе все земные радости, — заблестели глаза у Павла Забелина.
К столику подошел мужчина с бриллиантовым перстнем. Не говоря ни слова, он уселся на стул и жестом подозвал официанта: «Принеси-ка мне рюмку водки „Большой“. Положи несколько черных оливок. Потом обратился к Дыгало: — Хотите уничтожить человечество? За что? Или это шутка? Ведь такое совершенно невозможно представить! Вначале я подумал, что у вас некий бизнес-план, даже заинтересовался. Я депозитник…
— Что это?
— Я удобно размещаю свои капиталы по банкам и прекрасно живу за счет процентных начислений.
— По-моему есть другой термин… Депозитник? Впервые слышу.
— Готов, впрочем, вложить деньги в высокорентабельный, но скоростной проект.
— Скоростной? Опять что-то новое…
— Утром инвестиции, вечером возврат капитала плюс дивиденды. Все очень просто, — довольный собой, депозитник усмехнулся.
— Простите, я не по этой части. Я вам уже говорил, бизнес совершенно чуждая для меня материя.
— Молодой человек, чем же еще можно заниматься в этой жизни? Бизнес, секс, гульба… Что еще? Немного политики, футбол… Ведь по-настоящему больше ничего человеку не надо. Некоторые еще играют в карты, в рулетку. Но я не люблю проигрывать, поэтому в казино не ходок. Живу спокойно. А вы? Почему хотите уничтожить человечество? У вас неприятности? — он отпил из рюмки и вдруг спросил: — А деньгами нельзя утрясти это дело? Они любые двери, если надо, раскроют нараспашку и закроют на сорок замков. Что надо-то? Расскажи о своих бедах, может, я свой интерес найду, тогда помогу тебе, сниму с крючка…
— В прозектуре пятнадцатой горбольницы группа заинтересованных лиц ищет спонсора. Некоему врачу Леониду Андреевичу Раздуваеву требуется финансирование его научной программы. Он надеется избавить общество от суперанималов и суггетеров, чтобы лучшие люди — неоантропы — смогли совершенствоваться. Есть француз, мечтающий о переделке всего человечества в автотрофные существа. Можете вкладывать свои капиталы в эти проекты. О их доходности я ничего не знаю.
— Кто такие суперанималы? Или автотрофы?
— Почитайте Диденко, замечательный автор.
— А вспомнил… Да-да, Диденко, суперанималы. Молодой человек предпринимательская практика еще раз убеждала меня, что одна и та же мысль, один и тот же проект приходят одновременно в головы десяткам людей. Довольно часто такое происходит даже в сжатое время. В один и тот же день, в одну неделю, ну, максимум, в тот же месяц. Не помню когда, но пролистывал я вашего Диденко. Оригинал! В кругу моих знакомых лет пять-семь назад мы не редко вспоминали его взгляды. Лучше признаюсь вам в симпатиях и антипатиях к человеку. Или вам не стоит говорить о симпатиях?
«Пусть выскажется, — подумал Дыгало. — В ресторане пока пустовато, а он сам представляет шикерию. Интересно послушать соображения о человеке и человечестве».
— Слушаю вас, пожалуйста…
— Хочу напомнить свое имя, на случай, если вы забыли. Меня зовут Влад Зипута. А вас?
— Виктор Дыгало.
— Весьма приятно. Итак, Виктор, не только вы ополчились на человечество. У меня к нему тоже претензии. Но не такие агрессивные, как ваши. Больше всего меня поражает, что люди являются единственным видом, который постоянно, на протяжении всей своей истории, практикует умерщвление собратьев, часто испытывая при этом даже благоприятные чувства, а нередко и аппетит. Что за странные онитакие существа? Никакие законы не способны с этим явлением бороться. Первые примеры «биологической утилизации» мы находим еще у приматов. А последние — в красном терроре большевиков, у фашистов Гитлера, в этнических чистках грузин в Абхазии и разгуле национализма в бывшей Югославии. А Ирак, где ежедневно сунниты уничтожают шиитов и наоборот? Истоки этой адельфофагии ( сноска: поедание себе подобных) лежат в глубочайшей древности. Наши самовлюбленные далекие предки, развивались как вид, питающийся самим собой, и создали своеобразный биологический перпетуум мобиле. Жуть! Страх! Позор! У меня родилась своя, не очень научная, скорее интуитивная, гипотеза, как появился интеллект у человека. Хотите послушать?
— Любопытно.
Молодой человек подумал, что слова Влада подтверждают основной принцип развития — обязательное появления «хищника». «Поедание собратьев, — размышлял Дыгало, — укладывается в единую цепь эволюции вида. Ее скорости, многоступенчатой истории становления человека. Видовой феномен — в некий жур фикс съесть собрата служит залогом эволюционного долголетия людской породы. Лицемерному человеческому сознанию необходимо было какое-то чудо для объяснения своего не обремененного никакими нравственными нормами возникновения. Это культурное чудо было найдено в божественном „акте творения“. Таким образом, была воздвигнута глухая стена между прошлым и настоящим. И поэты стали писать оды человечеству, не желая вникнуть в реальную историю венца природы. В этом отражается ханжеская суть гомо сапиенса! Воистину человек исконно наделен самыми яркими чертами изощренного хищника и жесточайшего правителя. Поэтому он и развивался. Но пора с ним кончать!»
— На что охотился наш древний предок? — продолжал вальяжно вещать владелец перстня. — В эпохи когда жили животные гиганты? Да и можно ли назвать это охотой, если учесть, что кроме камня и дубины, наш пращур ничем не располагал. Так вот, они добывали кости! Да-да, кости! Но самое вкусное, что можно найти в черепе, в позвоночнике и в крупных костях — мозговая масса. Этого добра было обильно разбросано по всем уголкам тогдашнего мира. Вы спросите, ну и что из этого? Я не ученый, я занимаюсь бизнесом. И как деловому человеку мне известно, что если рыбу кормить веществом красного цвета, то ее внутренности станут красными. Если в корм свиньи добавлять голубой краситель, мясо животного станет голубым. Будем продолжать — и на сотом или тысячном поколениивнутренний цвет закрепится на генетическом уровне. То есть, чем бы вы в будущем ни кормили рыбу и свинью, их мясо будет красным и голубым! Теперь возьмем нашего предка. Он на протяжении сотни миллионов лет кормился мозгами самых разных животных, включая представителей собственной популяции. Мозг как биоматериал преобладал в его рационе. Согласен, материал был слаб — одно, скажем, два айкью. Но массы и времени было много! Отсюда мое твердое убеждение: именно благодаря этой пище онприросмозгами. Сегодня мне не хватает опытного материала, межотраслевых знаний и профессиональных терминов, чтобы моя гипотеза звучала более аргументировано. Но я дал себе слово: как только потеряю интерес к женщинам, следующим моим увлечением станет наука. Опыты по изучению происхождения человека. Лет через десять-пятнадцать доводы в пользу моей версии будут твердо обоснованы. Что еще меня раздражает в человечестве — это его трупояденье! — Тут лицо господина Зипуты побледнело, напряглось, на гладкой коже обозначились морщины. — Ну, кажется, уже накоплен интеллектуальный потенциал, чтобы не забивать кур, гусей, телят, овец и не тащить их фурами за тысячи и тысячи километров, доставляя потребителю. В нас еще так много от первобытного человека, а это трупояденье — самый безобразный след из прошлого. Поражаешься, как же мы даже не задумываемся над этим проклятьем, радостно провозглашая на всех языках и континентах свою биографию. Но я не просто рассуждаю. Ныне я нахожусь в поисках талантливых биологов, физиологов и генетиков. Хочу начать с открытия экспериментальной лаборатории, чтобы затем построить гигантские заводы по выращиванию белкового материала, который кардинально заменит все отрасли животноводства. А то человек выращивает свиней или телят, дает им имена, заглядывает им в глаза, прислушивается к работе сердца, каждый день разговаривает с ними, а потом посылает на живодерню! Чушь! Чушь! Новый белковый материал не должен быть похожим на животных и птиц. Это будут белковые обои, рулоны, ковры, называйте как хотите. Например, обои Зипуты. Зипутские белки. Но с трупояденьем пора закончить. Навсегда. Пусть англичане едят островную птицу, голландцы — откормленных свиней, американцы «ножки Буша», а русские поставят на животноводстве табу. Как только человек избавится от трупояденья, он нравственно изменится. Облагородится. Проект «Зипутские белковые обои» потянет за собой новую технологию в переработке кожи, жиров, белков. Сэкономит сотни миллиардов долларов. Знаете ли вы, сколько углеводов в день ест свинья? Полтора килограмма! Или два с половиной центнера пшеницы за срок выкармливания. А ведь только в одной Голландии около ста миллионов свиней. Могу предположить, что во всем мире их не меньше пяти миллиардов. Промышленной птицы — более трехсот миллиардов, бычков и баранов — более десяти миллиардов. Если суммарно посчитать зерно, необходимое для выращивания мирового животноводческого ресурса, то посевных площадей Франции не хватит. Истощается земля, но куда большая беда — в генетической программе человека остается зверь! Есть и другой негативный полюс. Если посчитать, что каждая единица живности потребляет всего лишь полкиловатта энергии, то, чтобы вырастить и обработать эту массу изделий из мяса и птицы, необходимы как минимум три атомные электростанции. Так что запрет на трупояденье, не только качественно изменит человека, но сохранит окружающую среду, сбережет колоссальные природные ресурсы, даст значительный экономический и моральный эффект. А сегодня гордые европейцы оставляют после переработки коровы лишь одно мычание, свиньи — похрюкивания, а овцы — беканье и объявляют себя прогрессивным обществом. Я не филолог, но считаю совершенно непозволительным использовать слова «мясо» и «рыба» в торгово-кулинарной терминологии. Чьим мясом торгуешь? Свинина свежая? Да! Только что освежевал! Забил барана! Бери, пальчики оближешь! От таких слов жутко становится. Разве не лучше ввести новую лексику: белки земледелия и морские белки. Или белок под осетра, белок а-ля бее, белок а-ля му-у, а-ля хрю? Или еще более отвлеченно: белок тундры (олени, медведи), лесной белок (дикий кабан, лось, зубр), горный белок (овца, козел, тур)? В искусственном производстве белков можно учесть специфические вкусы и ароматы «оригинала» и навсегда попрощаться с трупояденьем. На прилавках магазинов и рынков будут выставлены исключительно белковые обои Зипуты! Готовь карман Влад Зипута! Но и это еще не все! Наша сексуальность меня тоже пугает, хотя я сам втянут в нее, как богатый москвич, чрезмерно. Энергию и время просто некуда больше девать. Секс для меня, что для других наркотики, алкоголь, политика, религия, спорт! А в основе этого — гиперсексуальность гомо сапиенс. Это единственный вид, представители которого способны трахаться со всем животным миром. Таких обитателей на планете больше нет. Почти во всех странах есть в уголовном кодексе статья «скотоложство». В тюрьмах можно встретить «развратных сожителей» птицы, скотины, зверя, даже насекомых… В этом отношении у меня тоже есть оригинальная коммерческая задумка. Она способна не только принести приличные барыши, но сократить враждебную людскую гиперсексуальность.
— Враждебную? Что вы имеете в виду?
— Чрезмерная сексуальность губит, калечит огромное число людей. Истерия, половое неистовство, поддержание тела в соответствии со стандартами обольщения, необходимость качественного изменения эротических форм при старении — естественной непривлекательности, неудовлетворенность отсутствием оргазма, поиск нового партнера, изнасилование, половые преступления часто доводят людей до безумия. Поэтому я хочу начать еще одно дело. Отыскать у животных ген половой страсти, адаптировать его для гомо сапиенс, а потом за приличную плату имплантировать всем желающим. Этим самым я начну разрушать людскую гиперсексуальность, приобретающую уже невиданные размеры. Гон, или течка, у людей, как у животных, будет длиться всего две-три недели в году и никак не больше. Назовем этот период временем сексуального уединения.
— Вы думаете, желающие найдутся? Вы же сказали, что секс для вас основное времяпрепровождение. Что вы станете делать, высвободив себя?
— Это спиральный бизнес. Параллельно с ним начну искать дело, заполняющее свободное время. Что это может быть? Пока не знаю, но убежден, найду. На женщин я трачу в год несколько миллионов долларов. Альтернатива необходима прежде все мне самому. Дело не в деньгах, экономить на себе не собираюсь. Но после двух-трех тысяч женщин начинаешь уставать. Хочется уже снимать партнерш без слов. Подошел, взглянул, понравилась, взял, увел, трахнул, отблагодарил! Без базара! А приходится-то почти каждой рассказывать о нюркиных ботах… Чувствую, что одной хочется, чтобы я был выше, — приподнимаюсь. Другая мечтает, чтобы я был ниже, — опускаюсь. Третья видит меня толстым, четвертая спортивным, пятая пьяным — напиваюсь. Они думают, что мы лохи. А я не спорю, более того, желаю, чтобы меня таковым считали. До самой постели приходится играть, лишь потом становлюсь самим собой. И тогда они уже передо мной на задние лапки становятся. Я вас не заговорил?
— Спасибо, любопытно. Вы зарядили меня ненавистью в несколько сотен тонн в тротиловом эквиваленте. Впрочем, если перечислять все людские изъяны, нам одного вечера не хватит. Представляете ли вы себе ваших невероятно могущественных конкурентов? Это вся эротическая индустрия, включая высокую моду, аэробику, парфюмерию, кино, телевидение, шоу и турбизнес!
В этот момент к столу подошел мужчина лет пятидесяти. В элегантных одеждах итальянских домов мод он выглядел по-спортивному бодрым.
— Привет, Влад, — дружелюбно бросил он, — не помешаю, если присяду?
— Бери стул, рад тебе. Знакомься, Виктор…
— Павел Забелин, — впрочем, руку посетитель не протянул, а, слегка улыбнувшись, сел.
— Вспоминали Бориса Диденко, — пояснил Зипута.
— Мастера опускать человека в дерьмо, — усмехнулся Забелин. — В такой чудесный день надо не о женщинах думать, а денно и нощно помышлять о доходах. Зачем вам Диденко? Для усиления эрекции? Сегодня его могут заменить сотни таблеток… — Дыгало показалось, что новый собеседник пытается произвести на него впечатление.
— Молодой человек испытывает ненависть ко всему человечеству. Пришел в ресторан познакомиться с ментальностью состоятельных людей. Видимо, желает собрать какой-то материал, усиливающий его и без того обостренные чувства. Или я не прав? Неправильно вас понял? — издал приглушенный смешок Влад Зипута.
Виктор Петрович промолчал, но глаза не прятал и пристально рассматривал своих собеседников.
— С твоих слов выходит, что молодой человек возненавидел бедность, а к богатству хочет еще присмотреться? Может, симпатия возникнет, понравится наше сословие, пожелает к нему примкнуть, стать активным членом. Ну что, смотрите на нас, задавайте вопросы, высказывайтесь. Бедность я сам ненавижу, в этом смысле хорошо вас понимаю. Аминь, аминь! Но есть три вида бедности. Бедность кармана, бедность ума и тотальная бедность. Какую из них вы больше возненавидели? Готов помочь вам подсказкой. У женщин бедность ума мне очень даже нравится. В этом случае они все в эротике, сексе, половые извращения становятся для них единственной отдушиной, позволяющей чувствовать себя человеком. А интеллектуальные беседы с дамами не способствуют эротическим фантазиям. После умствований с представительницами женского пола я становлюсь вялым, отрешенным, забываю о своем либидо. Меня тянет к выпивке, открываю бутылку за бутылкой и валюсь один-одинешенек на бочок с храпом. Поэтому я всегда ищу дуру — среди блондинок они чаще всего встречаются. «Познакомьте с дурехой, друзья! Меня занимает самая древняя, самая плотская, самая биологическая потребность — позвольте потрахаться, да так яростно, чтобы кожа слезала, как после сочинского загара!» — Вот мой излюбленный пароль общения. Конечно, мне известно, что многие богатые дамы так же поступают с бойфрендами. Они считают, что чем гуще на мужчине волосяной покров, тем меньше ума, зато половой страсти — в избытке. Одна приятельница рассказывает: «В партнеры я всегда выбираю бедного мужика. Везу его к себе на виллу, пропускаю через санитарный контроль — душ, сауна, экспресс-анализ крови. Позволяю осмотреть мои богатства с коварной мыслью — трахаясь со мной, он будет представлять, что владеет не только моим телом, но и моим имуществом. А в этом сладостном умопомрачении силы эроса возникают у него исполинские. Что другое можно пожелать себе самой после рабочего дня в сволочном русском бизнесе? Когда же он свыкается с богатством — ведь оно каждый час рядом, не возбраняется его трогать, брать на зуб, прижать к щеке, прикоснуться сердцем, — ему начинает казаться, что можно провести ночь на барский манер в ленивых сновидениях, и не одну, но и вторую… На третью я вызываю охрану и гоню его в шею. С обязательным наказом: „Дайте ему по башке, чтобы забыл мое имя и адрес!“ Работник хорош делом!»
— Интересно описали вы манеры своего сословия. Спасибо! А сколько надо иметь денег, чтобы оказаться среди вашей шикерии? — спросил Дыгало.
— Ежедневный доход должен быть не меньше трехсот тысяч долларов, — самодовольно ухмыльнулся Павел Анатольевич. — Но чтобы суверенность бросалась в глаза и ни в каких слабостях себе не отказывать, лучше, конечно, иметь полмиллиона зеленых в день. Если их нет, то плевать нам на кандидата в приятели. Ему никогда не удастся настежь открыть двери нашего сословия. Вы, например, мечтаете ли попасть в нашу тусовку?
— Пока не задумывался. Я вас плохо знаю. Впрочем, вряд ли. Что должно меня к вам тянуть? Подскажите…
— Внимание к вам всего общества. Нами интересуются, о нас пишут, нам завидуют, о стиле жизни слагают легенды. На обложках мнигих известных журналов наши портреты. Мы можем позволить себе все земные радости, — заблестели глаза у Павла Забелина.