— Я упаду без них, — машинально ответила я, увлекаясь изменениями его тела.
   — Нет, если я не захочу, — голос Атрирха рождался в глубине сумрака. — Тебе здесь не место. Ты нарушаешь спокойствие теней.
   — Мне нужны мои братья.
   — Сэтр освободил их, узы, которыми связал их с тобой Тагот, больше не действуют, — ответило существо, отрастив оленьи рога.
   Я впилась пальцами в колоду, разрезая подушечки об острые края.
   — Они Дети Лезвия. Узы — ничто, это лишь условность, главное — суть. Отдай их мне.
   Не только карты коверкали тени, но и мой зов. Атрирх почернел, становясь похожим на зверя, сотканного из остывающей лавы, но я не прекращала звать братьев. Вибрация ярости натягивала тени, словно струны. Еще чуть-чуть — и они начнут лопаться. Я открыла еще одну грань в искусстве разрушения.
   — Они достойные сыновья теней и заслужили покой, — почему-то в голосе Атрирха прозвучала печаль. — Тагот поработил их, заставив служить тебе. У Детей Лезвия выбора нет, но у твоих братьев он был.
   — Тот, в ком течет кровь даройо, не может жить в покое, — усмехнулась я. — Твои слова меня не убеждают. Я пришла за братьями и не уйду без них.
   Карты запружинили в ладони, разлетаясь вокруг. Тень разрывалась, разлеталась в разные стороны безжизненными обрывками перед натиском безжалостной мясорубки белых карт-лезвий. Ариох, наверное, сейчас очень доволен. Тени — это коридор, по которому можно в считанные секунды добраться туда, куда ты хочешь, если ты умеешь направлять их в правильную сторону, но я этого сделать не могла.
   — Тизраэль, лишь знак Ариоха оберегает тебя от смерти, — Атрирх навис надо мной огромной тенью.
   — Мне нужны мои братья, — упрямо наклонила голову я. — У меня осталось не так много времени.
   Атрирх обмяк, рассмеявшись собачьей мордой.
   — Ариох обманул тебя, Ра. Он исцелил тебя от льда Делла Мор еще до того, как ты вошла в его зал. Интриги и распознавание лжи не твоя сильная сторона.
   Он махнул синеватым жгутом, заменившим руку, и белые прямоугольники карт занялись пламенем. Редко когда я чувствовала перед собой превосходящую силу, но в этот раз так оно и было. Атрирх чувствовал себя, как рыба в воде, в мире, для которого я была чужой. Мне не оставалось ничего другого, как убрать карты.
   — Разумно, — кивнул Повелитель Тени. — Мы с Ариохом никогда не ладили, и он прислал тебя, чтобы мне досадить. Все, что он делает, имеет много сторон и много последствий.
   Я уселась на лепестке тени, который создал Атрирх, поджав ноги. Чувствовать свою беспомощность было неприятно. Я могла разорвать ткань тени, уничтожить связи, убить множество здешних существ, но победа все равно осталась бы не за мной. Нелепое геройство меня не прельщало. Карты меланхолично перелетали из руки в руку, поблескивая опасными краями.
   — Ты уверена, что братья верны тебе? — спросил Атрирх, отгоняя отростки, стремящиеся ко мне из тьмы.
   — Да.
   Вопрос меня позабавил. Я посмотрела на покрытые коркой из каменной крошки, пыли, грязи и засохшей крови руки. Бутафория, иллюзия жизни. Сейчас я тоже была всего лишь тенью, чьей-то выдумкой. Атрирх колыхался, становясь то одним, то другим, то сразу несколькими существами, только глаза, до краев полные облаками, оставались одними и теми же. В нем не чувствовалось гордости и любопытства Ариоха, он был более спокойным, он составлял одно целое с миром, в котором правил. Я слышала легенды о нем от братьев. Они редко и мало говорили, но порой показывали мне отрывки того, что видели.
   — И сколько стоит твоя вера? — поинтересовался Атрирх. — Ты требуешь от других прозрений, к которым они не готовы. Люди — враги для Эйлоса и Тарена, только твоя власть не давала им преступить черту.
   — Моя вера непоколебима.
   — Ты отдашь свою жизнь и свою свободу за эту веру? — Атрирх свернулся кольцами, превращаясь в теневую змею.
   Глаза его блестели.
   — Отдам.
   — Сыграем на твой замок? — продолжил спрашивать Повелитель Теней. — Неужели ты подаришь мне Алый Призрак за уверенность в их преданности?
   Я подумала о стене огня и высоких шпилях своего замка, но ответ пришел быстро.
   — Твои вопросы глупы.
   — А честь? Поставишь долг на карту? — продолжал он. — Так ли это важно для тебя, Ра?
   — Моя честь уже зависела от них и осталась нетронутой. Долг же не ставят на карту, — отрезала я. — Лишь ничтожество будет вмешивать долг в споры о привязанностях.
   Глаза Атрирха смотрели на меня с морды шакала. Он о чем-то сожалел, но мне не было дела до его мыслей, — мной владело желание вернуться и отомстить Сэтру. Разговор с Повелителем Теней лишь отдалял очередную ступень Пути.
   — Ты слишком сильно веришь в свои крылья, Ра, — сказал Атрирх. — Ты отдашь мне все, о чем мы говорили, за их верность?
   — Да. И, если нужно, немедленно.
   Повелитель Тени встал, потом повернулся ко мне спиной и зашагал прочь.
   — Постой! Верни мне моих братьев, Дэр тебя возьми! — рассердилась я.
   Он махнул рукой, открывая передо мной широкую дверь. Атрирх не хотел ничего брать, он потерял ко мне интерес, погрузившись в свою печаль, но я поняла, что проиграла, так и не услышав зова братьев, так и не ощутив связи с ними.
   — Уходи и не возвращайся, Тизраэль. Ты — боль для моего мира, — от него остался один лишь голос. — Я много слышал о тебе и твоей вере в Путь, но не думал, что рассказы правдивы. Саги о тебе уже слагаются во всех мирах, но вряд ли это принесет радость.
   — Проклятье! — я снова позвала братьев, но отброшенный Атрирхом зов отозвался ошеломляющей болью. — Тарен!
   — Мне не нужна ни твоя свобода, ни твой замок, ни твоя честь.
   Атрирх исчез, а я держалась за ручку парящей среди сумерек двери.
   — Домой, — приказала я, и ощутила дикую боль, а потом с потолка Цитадели Стали повалились белые карты с плачущим черным оком.
   Они танцевали, царапая лицо, падая прямо на холодные губы. Насмешка Ариоха, который ничего не сказал мне о братьях. Я была уверена, что он не сводит с меня суровых и одновременно бесстыжих глаз, прикидывая, как же я выпутаюсь из такого расклада.
   — Тарен… — пытались сказать губы, но я молчала, шевеля окровавленными ладонями, распятая, словно раздавленное насекомое.
   Пепел от сожженных замков залетал в проем и садился на меня. Вой изуродованной Цитадели затих, зато шепот братьев стал громче — один продолжал фразу, оборванную другим, свистящие слова древнего языка выстраивали сеть заклинания. Я слышала их, но не могла позвать. Это было невыносимо.
   — Тарен! — закричала я, и звук ударился о потолок Цитадели Стали.
   «Они выбрали не тебя».
   — Эйлос!
   — Тарен!
   — Тарен!
   Я снова видела их глазами, а они знали, что происходит со мной. Сумрачные силуэты возникли внезапно, выступив из арки, и подошли ближе. Я дернула рукой, почти слыша, как рвутся ткани, как некрасивыми полосами размазывается по полу кровь, но освободиться мне не удалось.
   — Ты лучшая из Детей Лезвия, Ра, — произнес Тарен, слегка кивнув. — Никто не смог бы вернуться оттуда, откуда вернулась ты.
   — Освободи меня, — приказала я.
   Тени плясали в их глазах. Удовольствие затмевало страдание, вбирало его в себя — так, что боль становилась частью удовольствия. Удушье превращалось в элемент игры, который вел к вершине, к экстазу. Я слышала потусторонние звуки теневой стороны мира, о которой они рассказывали шелестящими голосами, завораживая, как хоровод падающих листьев. Они стояли, не подходя близко, лица были скрыты капюшонами.
   — Мы хотим уйти, — ответил Эйлос и улыбнулся краешком рта. — Мы долго служили тебе, теперь настало другое время.
   — Мы отправимся в Тени, — продолжил Тарен. — Путь стал слишком смутен, чтобы его можно было понять.
   Они приблизились, бесшумно ступая по плитам Цитадели Стали.
   — Вы проклятые предатели, — процедила я, чувствуя жесткость карт у щеки.
   Эйлос кивнул брату, и они вытащили мечи из моих израненных ног. Движения были ласковы, но сейчас действовали сильнее, чем жестокий удар. Они извлекли обломки серпов из ладоней, стараясь не причинять боли. Я чувствовала дыхание Тарена — он шептал в ухо фразы на древнем языке; голос-бархат…
   Лицо Эйлоса начало светиться, а потом распалось на хлопья пепла, оставив полутемный призрак. Во впадинах обычно высокомерных и насмешливых очей бурлил сумрак, а высокие скулы смазывались, заставляя моргать. Мне хотелось утонуть в нем, поглотить, оставить в себе или самой остаться внутри брата, бежать по его венам, стать чужой кровью и слиться навсегда.
   — Вы должны вернуться ко мне, — прошептала я, стискивая карту Ариоха.
   На лице Тарена появилось выражение отрешенности. Они видели то, что мне было неведомо, они были далеко, хотя сидели рядом, — так, что их дыхание срывалось на мои губы. Я попыталась пошевелиться. Не было участка тела, который бы не болел. Грудь превратилась в месиво. Ноги не слушались. Повсюду валялись карты из колоды лорда Хаоса. Их края манили блеском наточенной стали.
   — Почему? — хрипло спросила я.
   Эйлос усмехнулся из-под капюшона, а Тарен прикоснулся к моей израненной щеке и медленно поднялся. Фамильный плащ тихо прошуршал, соскользнув с его рук на мои плечи. Я скребла пальцами по полу, выводя символы Алфавита. Они дотронулись губами, совершая одним им понятный ритуал, и Тарен осторожно укутал меня в плащ, на котором алела птица-Смерть.
   — Прощай, — сказал он, и братья пошли к выходу.
   Шаг в шаг, бесшумно и красиво. Я вспомнила вопросы Атрирха, на которые я так уверенно отвечала, и карты лорда Хаоса ожили, подползая к руке, скручиваясь в спираль, словно ими играл ветер. Эйлос почувствовал угрозу и обернулся первым, Тарен чуть помедлил и тряхнул смертоносной кистью.
   — Прощай… — повторила я, глядя в темные глаза Тарена.
   Карты Ариоха взвились в воздух и помчались к братьям, рассекая воздух, быстрее, чем клинок, чем самый проворный боевой сокол, чем стрела. Беспощадные белые лезвия лорда Хаоса несли смерть так же легко и изящно, как шулер играет с колодой.
* * *
   Некоторое время я сидела посреди Цитадели Стали, укутанная плащом Тарена, и дрожала. Карты Ариоха рассыпались вокруг трупов знаком «Верность». Обломки серпов, испачканные в моей крови, лежали рядом. Картина символизировала крушение и предательство, которое было наказано. Серая Леди ответила на слова, которые обычно произносили мы втроем, приняв очередную жертву. Вместо привычной близости моих теневых двойников меня окружала тишину. Тишина падала сверху, как колокольный звон. Я чувствовала, как остывают тела братьев, — их запах становился все слабее.
   — Мы — орудие и рука…
   Я попыталась встать, стиснула зубы от боли и села обратно. Руки действовали очень плохо, ноги были перебиты, грудь изорвана, все тело покрывали глубокие раны, и все же (надо отдать должное Серым Богам, накрепко связавшим Детей Лезвия с ритуалом) я уже начинала восстанавливаться. Тени тихо шуршали за спиной, я слышала их шепот, немного похожий на голос Тарена. Я лишилась моих крыльев. То, что они не приняли сторону Сэтра, не пытались напасть на меня, делало происшедшее еще более страшным. Я до конца исполняла Заповеди, а они легко попрощались с долгом, с дорогой Детей Лезвия, стоило проклятому Адепту разорвать какую-то связь. Эта легкость не давала мне покоя.
   Цитадель Стали была пуста. У меня не осталось оружия — серпы, которыми я так гордилась, были осквернены. На сторону Сэтра перешли все оставшиеся в живых даройо, а это значит, что мне придется сразиться с ними. Я не сомневалась в том, что сумею победить любого, если приду в форму, но необходимость планомерно уничтожать свой собственный клан увеличивала груз в душе.
   — Рик…
   Я дернулась, призывая подарок Ариоха. Белые бритвы сбежались на зов, собираясь в колоду, и через миг оказались в ладони. У меня появились свои планы на оружие лорда Хаоса. Черный глаз недобро смотрел с рубашки карт, как, наверное, наблюдал за мной бесстрастный взгляд Ариоха. Тела Рика не было среди тех, что лежали на полу и на ступенях Цитадели. Трудно было представить, что сделал с ним Сэтр, но я надеялась, что он все еще жив.
   — Дэр! — взвыла я, опять пытаясь встать.
   Медлить было нельзя. Встать мне так и не удалось, я только переполошила криком тени, поэтому поползла прочь. Главное, добраться до Точки, до неприступных стен Алого Призрака с его хранилищем оружия. Огибая лежащие тела и тревожа знаки, написанные чужой кровью, я добралась до выхода, около которого лежало то, что осталось от Эйлоса и Тарена. Карты не пощадили ни их властные неукротимые лица, ни гибкие тела. Узнать братьев было невозможно.
   — Ра.
   Сдержанный голос Черного Лучника заставил меня вскинуть голову и остановиться. Триэр сидел, прислонившись к арке. Он услышал меня, не оборачиваясь, черные рога его лука выступали из тумана Ущелья. Вокруг валялись тела побежденных даройо, пахло человеком. Я искала взглядом тело Рика, но увидела только висящие на решетке обрывки веревки.
   — Я опоздал, — даройо подошел и помог мне подняться, не изменившись в лице. — Когда я вернулся, Сэтр уже покинул Цитадель.
   — Где Рик?… — начала было я, и тут заметила лежащего в стороне человека.
   — Сэтр оставил его умирать, как и тебя. Он не думал, что его кто-нибудь найдет, к тому же действовало заклятье крови, которое ты наложила. Поэтому, хотя Ол и постарался, он выжил, — объяснил Триэр, и в глубине его глаз мелькнуло удовлетворение.
   Я села на ограду, возвращаясь к жизни.
   — Ты единственный из даройо, кто остался на правильном пути!
   Он промолчал, окинув взглядом поруганную Цитадель и дымящиеся скалы, бывшие раньше пристанищем Детей Лезвия. Рик не приходил в себя, но дышал, — постепенно ко мне начал возвращаться слух. Я ощущала пустоту, вошедшую в Ущелье Раздоров. Сильнее закутавшись в плащ, я посмотрела на израненные ладони — они почернели, распухли, морось оседала на изуродованных пальцах. Человек тихо застонал. Я подумала, что если Ол погибнет от инструментов Тейза, в этом будет настоящая гармония. Для начала я лишу его рук.
   Я опустилась на колено перед Триэром, соскользнув с ограды и прикусив губы, чтобы не завопить, как раненый зверь.
   — Ты спас Рика, выполняя за меня мой долг… — начала было я, но Черный Лучник поднял меня, заворачивая в плащ.
   — Я сделал это не для того, чтобы связать тебя еще одной клятвой. Я просто не хотел, чтобы он умер от рук Адепта. Нужно уходить.
   — Да, — кивнула я, сдерживая благодарность. — Только сначала у меня есть одно дело.
   Триэр довел меня до места, где лежала Кристия, и я некоторое время простояла над ней, сожалея, что не могу предать тело огню. Ее стоило бы сжечь под сенью ветвей Ки-рра-Дис, где падают алые листья леока.
   По моему приказу Черный Лучник поднял фамильные топоры Кристии и взвалил на плечи Рика, поддерживая меня одной рукой. Мы покинули Цитадель и двинулись к Точке. Я не собиралась отказываться от привычки к парному оружию и оказывала честь погибшей даройо, забирая топоры с собой. Они были небольшими, с расширяющимися лезвиями, наточенными так остро, что мгновенно разрезали упавший на острие волос. В отличие от топоров, которые делали кузнецы-люди и которые годились только для того, чтобы рубить, оружие Кристии позволяло наносить режущие удары, оставляя широкие поверхностные раны и, при необходимости, не причиняя смертельных повреждений. Сталь была сплошь покрыта письменами из «Песни Огня» и символами Алфавита, а рукояти ярко-алые, как кроны Ки-рра-Дис. Мне подходили такие цвета и такая сталь.
   Алый Призрак встретил меня черной строгостью ворот и взмывающими вверх, прокалывающими небо шпилями. Орнаменты вновь ожили, заточенное в камень пламя разгорелось, освещая черный монолит из глубины. Его непоколебимость вернула мне часть утерянной уверенности, но скалы, на которых раньше горделиво располагались замки других даройо, теперь пылали огромными факелами, заполняя все Ущелье отблесками, которые искажал вездесущий туман. Белесая пелена смешалась с дымом и сажей, летевшей отовсюду; ветер играл хлопьями пепла — то приносил их к подножию Алого Призрака, то мчал дальше. Мелкие драгоценности звезд мерцали сверху, как глаза упрямцев. Бурлили черные воды Траэрна. Чаша Ущелья теперь была наполнена одним лишь ядом.
   — У тебя хватит сил обуздать свой замок? — спросил Триэр, опуская Рика на землю.
   Алый Призрак почти рычал, чувствуя близость смертного, он ждал момента, чтобы пустить в ход тысячу и одну убийственную ловушку. Вверху кричали сэйферы, которым некому было передавать заказы. Изображения зловещих тварей возникали и пропадали на стенах, они источали жар, словно адское пекло, о котором так любят говорить люди.
   — Он должен мне повиноваться.
   Я отдала приказ — и мы вошли под арку. Барельефы извивались, следя каждым изгибом за продвижением человека. Плиты подрагивали под ногами, желая провалиться в преисподнюю и унести с собой смертного. Он ощутил окружающую его ненависть и открыл глаза, очнувшись, но потом снова провалился в забытье. Я чувствовала его боль, она звучала прерывистой мелодией, сливаясь со стуком сердца. Черный Лучник с интересом разглядывал замок, стараясь ни к чему не прикасаться. Мало кому доводилось побывать внутри — я не позволяла никому даже приблизиться к замку, делая исключения лишь для девиц братьев и жертв, на которых изучала разные грани искусства смерти. Замки даройо неприкосновенны подобно их чести, но сейчас был особый случай. Я доверяла Триэру — он не был полукровкой и вряд ли замыслил предательство, но даже если так, совершать убийство внутри Алого Призрака было бы очень недальновидно. Черный Лучник чтил Заповеди так же, как и я, и был слишком осторожен, чтобы совершать глупости.
   Каждый шаг давался с трудом, но не из-за боли, а оттого, что человек не должен был оказываться под сводами замка. Через пару секунд я отмела эти сомнения. Изрезанный Олом мужчина, врывающийся запахом человеческой крови и пота в нетронутые залы Алого Призрака, бросил вызов Сэтру вместе со мной, а это достойно уважения и награды. Да и, говоря по правде, мне очень хотелось увидеть, как он откроет глаза, в которых отражается все, о чем он думает.
   Триэр помог добраться до бассейна, и я погрузилась в воду, омывая истерзанное тело. Черный Лучник вышел, оставив меня одну, и сел в коридоре. Я слышала, как он осматривает острия стрел. Ничего похожего на стыдливость или соблюдение внешних приличий тут не было — просто он почувствовал, что я хочу остаться одна. Немногословность и чутье Триэра всегда мне импонировали. Рик опять застонал, и я облила его водой, убирая налет пепла. На его торсе, по рукам и спине тянулись глубокие раны, оставленные Олом. Кожа покрылась испариной, на лице тоже остались порезы.
   Люди пахнут совсем не так, как даройо. Их запах нестерпимо силен, он вызывает раздражение, и я отодвинулась. Сила Алого Призрака была в моем распоряжении, и я направила часть ее на человека. Ядовитая сажа Ущелья разъедала раны Рика. Его мучили кошмары, отзвуки которых разносились в мире теней. Через некоторое время я вылезла из воды, закруталась в плащ Тарена рядом с Риком и заснула.
   Дети Лезвия в совершенстве овладели искусством управлением сновидениями, но в этот раз я не отдыхала, а искала что-то в дрожащем и изменчивом мире снов. Я стояла на вершине пепельно-серого холма, раскинув руки, а со всех сторон на меня бросались грязновато-белые призраки, вонзались острыми головенками прямо в грудь, но не застревали в ней, а пролетали сквозь меня. Бесконечный хоровод безразличных теней, которым было все равно, стою ли я у них на пути. С вершины холма виднелся Белый Город, и из его ворот вытекали реки крови, впитываясь в песок; он засыхал под солнцем, покрывался твердой коркой. Стены, охватывающие Беар, стали хрупкой коробочкой, которая покачивалась на алых волнах перед тем, как расколоться и утонуть. «Поздно», — вдруг прилетело эхо, и оно ответило на незаданный вопрос…
   Поздно.
   Теперь у снов появились другие, ранее неизвестные оттенки. Мир теней, с которым я не свыклась, но который начала чувствовать после смерти братьев, врывался в сновидения, делая их гораздо более реальными и более опасными. Нужно было научиться управляться с ними, иначе сны грозили поглотить меня, словно пути лэра. Атрирх появился, покачав изменчивой головой, раздвоился, растроился, разрезанный картами лорда Хаоса, а потом исчез. Я слышала крики людей, с которыми играючи расправлялся Сэтр, и чувствовала, как сплетает ветер Лайн. Бой начался, и людям в нем было не выиграть. Демоны из их предсказаний не торопились, наступали и приносили с собой смерть. Ни одного достойного противника даройо на пути не встретили, каждым шагом позоря свой род, но льдистые глаза Сэтра были спокойны.
   Я видела Ариоха: он играл пешками, и у одной из них было мое лицо.
   Я видела Эйлоса и Тарена, сталкивающихся в битве около стены огня, а потом распадающихся кольцами мокрой плоти.
   Я видела стаю сэйферов, которые терзали мое мертвое тело.
   Я видела очи Кристии, будто наполненные толченым углем. В них, словно в раме, заключалось уверенное лицо Лорда Лжи.
   Я видела закалывающего себя Дэймора и спину Рика, превращающуюся в спину Эйлоса, на которой остались следы моих ногтей.
   Я видела обнаженную Риан в окружении очарованных менестрелей — они затаптывали друг друга, выпрыгивали из окна ради ее улыбки.
   Я снова и снова видела непроницаемого Сэтра, когда он вбивал мне в руки осколки серпов.
   Сон поймал в сеть, я билась в ней, словно пойманная бабочка. Было жарко, раны зудели, все тело подрагивало, и вспоминались кричащие люди, мечтающие сжечь всех даройо за то, что те делали с пойманными жертвами. Я перекатывалась по прохладному полу, но никак не могла проснуться. Напугать опасностью невозможно, Путь Серой Леди всегда дает однозначные ответы на то, как поступить — сразиться; но все сомнения, мысли о поражении, которое я потерпела, тяжесть чужого предательства, одиночество вдруг усилились и начали мучить стрелами опасений. Кажется, я кричала. И опять и опять посылала в лицо братьям оружие Ариоха, не встретившись в честном бою, бою-танце, гибельно красивой схватке с теми, кто всегда были вместе.
   — Я просто хотел освободить Детей Лезвия, Ра. Показать другой Путь, свой, отличный от того, что начертили нам люди. А уничтожила клан именно ты, воспротивившись воле Адепта. Моей воле, — голос Сэтра изводил, не умолкая, не слушая того, что я кричала.
   — Тихо…
   Я уткнулась в чье-то тело. Одуряющий запах человеческой крови бил в ноздри. Грязная кожа и мужской пот.
   — Тихо… — проговорил Рик и завернул меня в плащ, обхватив руками.
   Свернувшись в комочек, я чувствовала, как его некрасивые ладони осторожно гладят отмеченную черными крыльями спину, словно утешая человеческое дитя, и боялась пошевелиться. Кошмар развалился, лопнул, отпустил. Я лежала на холодном полу возле бассейна, завернувшись в плащ, и вжималась в его грудь, сворачивалась, становилась все меньше, держа разорванные ладони у живота.
   — Ра, здесь никого нет…
   Он коснулся моих волос и заснул; заклятья и камни Алого Призрака убирали все следы стали даройо. Я не знала, стоит мне встать и немедленно уйти прочь или остаться, не думая о том, что близость человека непристойна и гибельна. Усталость была так велика, что я просто закрыла глаза, прочертив по его телу ресницами, и погрузилась в сон, лишенный голосов и ловушек. Аромат трав, исходящий от воды бассейна, соединялся с сильным, неприятным для меня запахом мужчины, создавая странную влекущую смесь. Я бережно согнула руки, положила их между нами и отключилась на несколько часов.
   Даройо никогда не теряют себя в снах, словно люди. Серые Боги создали нас так, что даже закрыв глаза и распахивая дверь сновидений, мы все равно чувствуем, что происходит вокруг. Но в этот раз я настолько выбилась из сил, что просто наслаждалась теплом и отсутствием движения. Трудно сказать, сколько времени мы так провели, но я очнулась первой, высвободившись из расслабленных рук Рика. Вода тихо мерцала, отражая переменчивый свет Алого Призрака. Мужчина открыл глаза, зажмурился, потом приподнялся, опершись на руку и стряхивая сон.
   — Проклятье, — восхищенно сказал он. — На тебе не осталось совершенно никаких следов…
   Рик протянул руку к моей груди, но я отшатнулась, закутавшись в плащ, и поднялась. Он только хмыкнул и стал осматривать свое покрытое волосами тело, ощупывать лицо, обнаруживая, что находится в куда лучшем состоянии, чем было прежде. Раны затянулись, только давно не бритая щетина и не приведенная в порядок борода топорщилась в разные стороны. Штаны отвратительно воняли въевшейся кровью и гарью, я поморщилась. Теперь помощь мне не требовалась — тело снова было готово к бою, внутри свилась огненная змея, готовая напасть. Я скинула плащ и с разбега нырнула в прозрачную воду, приятно холодящую тело.
   — Хорошая мысль, — заметил Рик, прищурившись, и начал отдирать с ног прилипшие куски ткани.