Страница:
Боль принесла с собой ясность. Я вытерла кровь с пола, забрала с собой окровавленный бич и отправилась к бассейну, укрыв бедра мягкой тканью из тайла. В Главном Зале все еще сражались братья, я слышала их дыхание и звук рвущегося под быстрыми ударами воздуха. Прошлепав босыми ногами по галерее, я спустилась вниз и нырнула под лестницу, где скрывался бассейн, питающийся горячим ключом. Эта комната не так аскетична, как каморка, в которой осуществляется Искупление, но для всего свое время и место. Прямо от двери начинается спуск в воду, окруженную темно-зеленым каменным ограждением, выполненным в виде переплетенных ветвей каори. Я взяла тюбик с мазью и втерла в раны на спине, ногах, бедрах и руках, из которых сочилась кровь. Это должно было помочь. Кожу саднило — шипы вырвали ее, обнажив глубокие слои, зато мысли потекли свободно, их ход был прозрачен, словно течение воды.
Что бы ни оставил мне неведомый пришелец, о визите никто не должен знать, иначе любой будет думать, что ко мне можно проникнуть безнаказанно. Это повлечет за собой массу неприятностей — конечно, больше для тех, кто поверит в это, чем для меня, но мне не хотелось тратить силы на глупых юнцов, жаждущих славы. Кроме того, моя репутация не оставляла возможности для незнакомца выбраться из Алого Призрака живым, и она далась мне не просто так. Натерев волосы ароматным мылом, я думала о том, почему незнакомец взывал к Таготу и что значили неведомые строки. Это вполне могло оказаться заклинанием, скорописью магов, каким-то проклятьем, однако я не ощущала ничего, что сумело бы мне повредить. Я не могла прочитать загадочную запись, а раз не могла я, то из Детей Лезвий текст поддался бы только Сэтру и Наставнику. Может быть, кто-то желал выманить меня, рассчитывая на любопытство, подстеречь и убить, а может, кто-то хотел сообщить важную весть. Не знаю ни одного существа, у которого могла бы возникнуть подобная нужда. В любом случае, теперь я была гораздо более бдительна, чем обычно, — даже сдувая пену с волос, я внимательно слушала, что происходит вокруг. Вряд ли мошка смогла бы пролететь незамеченной. А может, это была шутка, за которую некто поплатится головой. Я уже придумала, как он умрет.
Смыв мыло, я подождала, пока вода высохнет, бросила бич в очаг и, слегка морщась от боли, поднялась за одеждой. Проникнуть в Алый Призрак можно только магическим способом, причем колдующий должен быть, по меньшей мере, не намного слабее меня, а это уже подразумевает приличный уровень. Я сразу чувствую нарушителя, словно инородное тело в организме, и караю. Никакие магические пассы и шепоточки людской магии не могут удержать меня, когда в душе кипит месть. Значит, это был маг… Насколько мне известно, совершить перемещение в Ущелье Раздора извне до сих пор было невозможно, а значит, маг где-то рядом, если еще не успел сбежать. Найти его нетрудно. Наверняка кто-то его уже поймал, и хорошо, если не прикончил.
Мой шкаф вряд ли можно назвать хранилищем сотен нарядов, потому что одежда меня интересует только с функциональной точки зрения. Набросив на плечи свободную рубашку из темной ткани, я направилась прямо в Главный Зал. Эйлос увидел неровные раны на ногах и отвел глаза. Среди даройя не было подобных нашей троице, и братья никогда не приходили к зэн. Кровью отвечала только я.
— Ра… — Тарен повернулся, подбирая с пола плащ, и черные крылья на спине пошевелились. — Адепт звал нас на Танец Лезвий. Ты просила напомнить.
Мое имя — Тизраэль, но обычно меня зовут Ра. Ра — боевая кличка, удобное сокращение, которым меня может называть каждый, а родовое (полное) имя произносить запрещается. Это приравнивается к оскорблению, а я особенно щепетильна в данном вопросе. Не стоит позволять трепать свое имя, будто тряпку на ветру.
— Да, я помню. Я позову вас, когда придет время.
Они кивнули, облачившись в плащи, и растворились в тени колонн. Раньше я пыталась разгадать их тайну, но сейчас меня больше интересовал странный поступок неведомого мага. Он должен был знать, что, оказавшись в Ущелье Раздора, обратно не выберется, но все-таки сделал это ради какого-то клочка бумаги. Взбив волосы, чтобы быстрее сохли, я отправилась наверх — сменить одежду на более подходящую случаю. Самое время поторопиться — меня ждал Адепт Детей Лезвия.
Кроме того день Танца Лезвий — это подведение итогов. Адепт видит, кто на что способен, а наиболее отличившихся удостаивает Ока Смерти. Он единственный, кто не может вызвать на бой никого из Детей Лезвия, ведь он и без того лучший, Сэтр только смотрит и ждет. Он никогда никого не обучает, его дела скрыты туманом — никто не знает, как он дальше идет по Пути. Оспорить его право на власть может любой, но никто этого не делает. Пока ни один из даройя не готов сразиться с Сэтром, каждый взмах оружия которого — воплощенная в движении музыка, каждая атака — выверена и совершается почти без участия разума. Он всегда успевает чуть раньше, и этого достаточно, чтобы труп дерзкого заливал пол кровью в ритуальной фигуре Алфавита.
Мы с братьями спускались вниз, на дно Ущелья Раздоров, погружаясь в густой туман, который постепенно оставался далеко вверху. Лошади осторожно перебирали ногами на крутой тропинке, Эйлос ехал впереди, Тарен — позади меня. Можно было воспользоваться Точками, но я не любила злоупотреблять магией, к тому же поездка тренирует мышцы и делает тело сильнее. Через пятнадцать минут езды начались буро-зеленые леса, покрывающие большую площадь Ущелья; узкие жесткие листья каори наполняли воздух горьковатым свежим ароматом. Каори растут только здесь, из их плодов делают куаву, сок с добавлением перца и пряностей. Куаву подогревают на жаровне, добавляя немного горького вайна, чуть перца, соли, и в итоге получается густой красно-коричневый напиток, острый, но питательный; он вполне способен заменить пищу и не затуманивает сознание. Изредка из стены каори, больше похожих на очень высокие кусты, чем на деревья, выглядывали кудрявые серебристые ивы.
Ножны с двух сторон бедер били по израненным ногам, и чем дальше мы ехали, тем мрачнее я становилась. Боевые серпы, как их называл Тагот, без которых я не выходила из Алого Призрака, — мое излюбленное оружие. Мне это кажется символичным: ведь Смерть — это жнец, а я — один из ее вестников. Сильнее всего боевой серп напоминает кривой кинжал, но он подлиннее, и клинок загнут немного иначе, более плавно. Серпы тонки, остры, но не погнутся и при прямом ударе. За секунду парой своих я могу легко выпотрошить незадачливого соперника, причем сделаю это в лучших традициях Детей Лезвия. Выхватить их не составляет никакого труда — всего одно движение.
Странно, но на нас никто не напал. Арбалеты братьев и мой лук так и остались без дела, уши не уловили ни одного подозрительного звука — пространство около дороги принадлежало только птицам да мелкому зверью, перебегавшему под кронами, а через час мы уже подъезжали к Цитадели Стали. Дорога, выходя из леса, расширяется (в нее, словно маленькие ручейки, вливаются другие тропинки) и широким полотном затекает в арку, предваряющую вход в большой зал. Цитадель Стали — это не замок, это высокий сводчатый покой, увенчанный вторым ярусом и окруженный многочисленными комнатками, пристройками для хозяйственных целей. Он сделан из светлого с серыми прожилками камня, а внутри тяжелый потолок поддерживается длинным рядом белых колонн. В отличие от замков даройя, Цитадель Стали не пугает и не удручает, это место, в котором собираются для Танца Лезвий, здесь никто не живет. На стенах изображены символы Алфавита, и каждый может посмотреть на то, как должно рисовать знаки смерти. Ритуальные символы отлиты из лучшего металла и врезаны в стены, поэтому чертог так и назван. Цитадель Стали — это арена и гостевой зал одновременно.
Оставив коней на попечение мальчишки, глаза которого расширились при виде нас, я поправила одежду и вошла внутрь, Эйлос и Тарен следовали за мной. Вход не охранялся, да и глупо было бы охранять место, в котором собираются лучшие из тех, кто когда-либо держал оружие в руках. Длинный светлый зал уже был заполнен пришедшими даройо, они расступались перед нами, слегка опуская голову в приветствии. Пестрые цвета одежд, вычурные украшения, руны, от кого-то даже пахло духами… Проклятье! В воздухе вились волшебные огоньки. Многое изменилось с тех пор, как я была здесь последний раз.
Этрина, разряженного, как наложник Чарующих, я заметила сразу. А вот Лайн — настоящая охотница. Молодежь бездумно копирует ее красивые наряды, но все это лишь утонченная стилизация — ни цепочка, обвивающая шею, ни длинное платье не помешают ей отразить внезапную атаку. В копне волос — стилет, кроме этого светловолосая замечательно стреляет, но ее могущество, в основном, магического характера. Я кивнула ей, как равной. Бородач Дульче что-то рассказывал, размахивая руками, но краем глаза наблюдал за мной — еще один из тех, кто под внешней безобидностью прячет серьезное мастерство. Тощий, очень высокий и вечно хмурый Триэр, прислонившись к колонне, недовольно разглядывал присутствующих. Длинные бледные пальцы стрелка разминали лист вайна, но делал он это машинально, не собираясь подносить труху к губам. Всего в зале было около двухсот даройя — не так уж много нас осталось. Мне не нравилось то, что я видела, — суровая стройность и строгость законов клана нарушалась. Когда взгляд упал на Элайо из Чарующих, я невольно схватилась за рукояти боевых серпов. Она стояла, держа на поводке пару рабов-людей, и улыбалась узкими красными губами, притягательная, хрупкая и отвратительная. Так вот откуда все эти усовершенствования…
— Я вижу, скромность — одна из твоих добродетелей, Ра.
Этрин появился передо мной, преграждая путь, и презрительно осмотрел мое одеяние. Я не стала расспрашивать и ждать, ведь оскорбление — всегда оскорбление, даже если оно прикрыто покрывалом вежливости. Молодой петушок в ярких одеждах чувствовал себя в центре всеобщего внимания после гибели замка Морэя, и я сразу поняла, как его следует убить. Братья, уловив желание, остановились, отступив в стороны, а мои серпы уже впились наглецу в глотку, спускаясь ниже и разрезая два одинаковые линии. Мгновенно вспоров роскошное одеяние, я соединила штрихи внизу, перекрещивая оружие, а потом развела руки в стороны и, пока он падал, всадила серпы под ребра с обеих сторон. Раз-два-три. Пнув его, я придала телу траекторию, которая требовалась для завершения фигуры. Этрин рухнул на спину, руки наглеца простерлись по обе стороны от тела, а из разрезов на боках потекли кровавые потоки, словно еще одни конечности, только нарисованные на белом полу. Кровь из горла впитывалась растерзанным воротником и не деформировала символ Алфавита.
— Мы есть рука и орудие, — Эйлос, казалось, улыбался, доставая меч.
— Те, кто судят, и те, кто казнят, — Тарен откинул капюшон черного плаща, расшитого внизу серебряной нитью.
— Крылья птицы, имя которой Смерть, — я с удовлетворением стряхнула кровь с серпов, завершая ритуал.
Эхо в Цитадели Стали громыхнуло, отражаясь от высокого потолка и стен. Он был убит в горло, исторгшее оскорбление, и теперь лежал в виде знака, означавшего в Алфавите справедливую месть. Гордость за содеянное переполняла меня, хотя из-за быстрых движений раны на спине открылись — рубашка слишком близко прилегала к телу. Раздались сдержанные хлопки, которыми даройо приветствуют чужую удачу; Лайн подарила мне восхищенный взгляд, Триэр удовлетворенно крякнул.
— Вы не изменили слова ритуала, — Адепт Детей Лезвия уже стоял рядом, и я чувствовала, что совершенное мной убийство ему по душе.
— Ничто не может заставить меня изменить семейную молитву, — я убрала серпы в ножны, вытерев их о красивый камзол Этрина.
— Даже слова Адепта? — скользнули по мне ярко-синие глаза Сэтра.
— Ничто, — повторила я, смело встречая взгляд и чувствуя, как настроение улучшается.
— Я вижу, что значат для тебя традиции, Ра, — он усмехнулся. — Уверен, что ты соблюдаешь все правила до одного, и также я вижу, что тебе не нравятся изменения, происходящие здесь.
Эйлос и Тарен неподвижно стояли позади, наблюдая за ходом разговора. На их лицах не отражалось ни одной эмоции — ни на широкоскулом, смуглом лице Тарена, ни на более аристократичном, мягком Эйлоса, только темные огоньки глаз сверкали из-под капюшонов. Если кто-то пожелает напасть на меня, они предупредят.
Я не ответила, уставившись на Элайо, которая решилась подойти. Изящная ладошка с длинными ногтями легла на плечо Адепту, а голос пропел:
— Это было красиво…
Думаю, мы представляли собой разительный контраст. Не будь рядом Адепта, гостем которого являлась томная Элайо, я бы убила ее, не задумываясь, но сейчас мне оставалось только молчать. Я замерла, сдерживая вполне естественное желание, — в тесной черной рубашке с поднятым острым воротником, обшитым серебром, в узких штанах и высоких сапогах со стальными полосками на каблуках. Лук и ножны из черной кожи, на которых были выжжены знаки Алфавита, завершали картину. Темные волосы, недлинные и непослушные, растрепал ветер. Элайо же была закутана в разноцветные шелка, роскошная грудь привлекала взгляд, словно картина, обрамленная красивой рамой. Ярко рыжие волосы искрились, каждое движение — соблазн, каждый шорох одежд — зов и обещание. Я отвела взгляд, чтобы не испытывать судьбу, — редко кто способен долго противиться Чарующим. Гибкая, с тяжелыми бедрами, нежной кожей и хитрыми похотливыми глазами, которые наблюдали за мной. Некоторые отказывают им в уме, но я знаю, что это заблуждение; по крайней мере, Элайо преследовала какие-то иные цели кроме постоянной гонки за наслаждениями, присущей их клану. Одна ее рука покоилась на плече Адепта, пальцы другой сжимали поводки двух людей-игрушек, цепных псов, готовых выполнить любое пожелание. Первый был очень похож на менестреля — с маленькой бороденкой, кудрявой головой и яркими губами, а другой выглядел намного старше, в нем ощущалась некая сила. На щеке мужчины была вытатуирована или нарисована черная молния, жесткие волосы топорщились, словно щетка. На мой взгляд, он не вполне был порабощен чарами Элайо и теперь присматривался ко мне, непочтительно подняв голову.
— Ты рассержена, Ра… — заметил Сэтр.
— Пути Адепта — темная тропа для остальных, — механически ответила я, пытаясь оставаться бесстрастной.
— Верно, — согласился Адепт. — Ты заслужила Око Смерти.
Он был одет так же строго, как и я. Сэтр выглядел очень молодо и, если бы я не видела его в деле, никогда не заподозрила бы в нем лучшего из Детей Лезвия; светловолосый и синеглазый, подтянутый, высокий и невыносимо нахальный, он всегда привлекал внимание. Думаю, ему бы больше подошел пост в Совете Беара, чем ответственность за наш клан, — там пригодились бы и лоск, и любовь к эффектным сценам, но случилось так, как случилось.
Сэтр выдержал паузу, проверяя мое терпение. Эйлос сменил позу, Элайо послала ему страстный взгляд, и я едва сдержалась. Кощунство, подобно козлу в храмах Светлого Бога Беара или распутнику в монастырях Бригитт. Ладони лежали на рукоятях серпов, и их прохлада успокаивала меня. Наконец, он заговорил.
— Сегодня в Ущелье поймали мага. Поймали его рядом с твоим замком, Ра. Не поверю, что ты ничего не заметила, поэтому хотел узнать, что он успел сделать, прежде чем попал в руки Элайо. Люди становятся все более навязчивыми и невыносимыми.
Ни один мускул не дрогнул на моем лице.
— Все было спокойно этой ночью. Только замок Морэя сгорел по вине Этрина. Ничего особенного.
— Тарен? — Сэтр устремил взгляд на брата, но тот только качнул головой.
— Эйлос?
Ответа опять не последовало. Братья всегда поддерживали меня.
— Что ж, — Адепт отвернулся, привлекая внимание остальных. — Тогда нет причин, по которой настырный человек не может доставить нам удовольствие. Пусть начнется Танец Лезвий.
Не думаю, что он мне поверил — Адепт слишком проницателен для этого. Элайо отпустила один поводок, и мужчину с молнией на щеке вытолкнули в середину зала. Так значит, это был тот маг, что проник в мой замок и оставил загадочные письмена… Теперь я никогда не узнаю, зачем он это сделал — после Танца Лезвий он разговаривать уже не будет. Одуревший от чар рыжеволосой ведьмы человек постепенно приходил в себя, но для него лучше было бы как можно дольше угождать своей повелительнице — скоро ему придется испытать боль, подобной которой человек никогда не знал прежде. Сэтр воздел руки, начиная ритуал, и даройя расступились, образуя круг подле незадачливого мага. Братья встали рядом со мной, скидывая капюшоны и обнажая оружие. Они всегда любили эту забаву, меня же терзали мысли, от которых предстоящее действо не казалось столь привлекательным. Почему маг не сказал, зачем пришел? Почему не выложил все о том, что оставил в Алом Призраке? Поведение людей предсказуемо, а здесь виднелась нелогичность. Сэтр умел спрашивать, но маг промолчал. Может, Адепт решил наказать меня за ложь чуть позже, заинтересовавшись ненужной скрытностью.
Заклятье круга завершилось, и теперь пленник может выйти отсюда лишь по одному пути — пути, ведущему к Смерти. Любопытство и беспокойство отступали по мере того, как Адепт повторял слова литании, я старалась не видеть жадный взгляд Элайо, для которой открывали тайну Танца Лезвий, погружаясь в монотонные слова. Рубашка прилипла к ранам и, стоило мне пошевелиться, отрывалась от тела с отвратительным тихим звуком. Все смотрели наверх, ожидая знака — в Танце участвовали лишь те, на кого указывала Смерть; спустя миг у меня в глазах помутилось, а потом я увидела руку Серой Леди, приближающуюся ко мне… Меня выбрали.
В такой момент глаза становятся черными, словно толченый уголь, и все остальные отходят от участников. Любой, кто попробует начать Танец Лезвий, не увидев знака, сам становится жертвой. В этот раз осталось десять даройя, среди которых был и Тарен, лица некоторых из них ни о чем мне не говорили, но Дульче и М'сада я знала. Последний выглядел, как седой старик, но был крепок, жив и опасен. Ему нравилось походить на старца.
Первый удар нанес Тарен, разрезав одежду на спине пленника, но не оставив следа на теле. Маг обернулся, и его тут же встретил мой серп, срезавший небольшой клочок волос с головы. М'сад распорол рукав мага, молоденькая девушка попыталась разрубить мечом пояс жертвы, но сделала это чересчур нежно, и оружие просто соскользнуло. Первая осечка. У следующего даройо получилось лучше, и штанина мага оказалась разрезанной надвое, как раз по шву. Он крутился, глядя вокруг, пытаясь защититься, но во взгляде уже появлялось понимание близкой участи. Сэтр громко читал слова литании, следя за игрой.
Смысл Танца Лезвий заключается не в конечной гибели жертвы, а в том, чтобы нанести максимальное количество виртуозных ударов, не убив ее. У мага не отобрали оружие, он мог оказывать сопротивление, мог сразиться с кем-то из нас, но задачей оставшихся в круге было не его уничтожение, а как раз как можно более долгое продление жизни человека. Тот, кто нанесет последний удар, проиграл. Одежды на маге уже не осталось. Он бросился на М'сада, но тот легко отразил атаку, поцарапав запястье человека. Совсем слабо, почти незаметно.
Каждый из нас атаковал в ритме литании, ни у одного не было времени больше, чем у другого. Человек уже пришел в себя, он пытался спровоцировать кого-нибудь из нас, чтобы прекратить мучения, и я удивилась его мужеству. Он не выл, не просил пощады — он принял правила и играл, как и мы, хотя страх сковывал движения. Тарен оставил царапину на спине мага, из нее потекла кровь. Теперь Танец пойдет быстрее. Откуда-то раздавался грохот барабанов, маг уворачивался, танцуя последний раз в этом мире. Мне хотелось спросить его, что значила записка, но мысли уничтожались звуками игры — тяжелым дыханием, легким звоном оружия, едва заметным треском распарываемой кожи, тихим, очень тихим… И голосом Сэтра, неумолимым и настойчивым.
Маг сделал выпад, я уклонилась, проскользнула под рукой и нанесла рану на бедре. Темп убыстрился, теперь Адепт выплевывал слова, они частили, словно капли ливня. Бам-бам-бам… Барабаны рокотали, вторя ритму литании, усиливая его, и даройя метались вокруг окровавленного человека, вычерчивая каждый свой рисунок. Маг пошатывался, он устал, но не переставал сопротивляться. Один раз ему даже удалось задеть опоздавшего юнца ножом, но это была единственная победа. Черная молния скрылась под сетью царапин.
Движения-штрихи, каждое из которых оставляет болезненный след. Кровь заливала магу глаза, но он все еще стоял, не бросая попытки защититься. Удары-укусы серебристых лезвий настигали его все чаще, становились больнее — игра подходила к своему завершению. Почувствовать, сколько осталось в нем жизни, — вот основная задача Танца Лезвий, и я поняла, осторожно поцарапав серпом его позвоночник, что жить магу осталось не так долго,. Кто-то срезал мочку уха, М'сад отрубил ладонь человека, и тот выронил оружие…
— Я не боюсь умереть, — внезапно сказал он, разрушая неожиданными словами ход литании, и посмотрел на меня.
Барабан громыхнул, а Сэтр повысил голос, проговаривая названия букв Алфавита. Моя очередь и момент приблизить пленника к смерти сразу на одну ступень. Его взгляд впился в меня звездой с острыми краями; не стоило заставлять человека ждать. Острия серпов погрузились в виски, но не настолько глубоко, чтобы он умер сразу. Я с силой выдернула оружие, и маг упал на колени, сжимая голову руками.
— Поторопилась, — М'сад неодобрительно нахмурился, почти ласково очертив лезвием дугу на теле незнакомца.
Круг окончился на девушке — маг умер. Сэтр прервал чтение, на зал опустилась тишина. Танец Лезвий завершился, и победителем был М'сад. Он не сказал ни слова, но недовольный взгляд значил больше, чем слова, — даройо отлично понял, что я хотела закончить игру быстрее. Тарен спрятал смертоносные длани и пошел за плащом. Судя по тому, как смотрели на нас остальные, зрелище оказалось достойным, оно многому научило их, а смелость жертвы придала ритуалу еще больше силы. Однако Сэтр тоже видел мою поспешность и теперь наблюдал.
— М'сад заслужил Око Смерти, — громко возвестил Адепт. — Танец окончен.
Это означало, что теперь каждый мог начать поединок или просто отдохнуть, вспоминая детали Танца и извлекая из происшедшего ответы на вопросы. Как правило, знак видели лучшие, а наблюдать за тем, как владеют оружием мастера — истинное удовольствие. Молодежь засуетилась с подносами, а я подошла к трупу, который накрывали красным ковром прислужники. Обычный человек, ничего особенного, да теперь слишком сложно понять, были ли какие-то отличительные черты в самом начале. Смех Элайо разносился по Цитадели звонкими колокольчиками, от него по позвоночнику бежали мурашки. Я окунула пальцы в кровь мага, и тут он дернулся. Проклятье!
— …пьяная волчица…
Оказывается, маг приберег для меня еще один сюрприз, но оскорбление меня не тронуло. Мертвец снова стал мертвецом, действие заклятья закончилось.
— Он не был мертв?
Я встретилась взглядом с Эйлосом, который с интересом рассматривал закрытый ковром труп.
— Был, — я поднялась, задумчиво осматриваясь, но больше никто ничего не заметил. — Это не голос выжившего человека, это голос духа. Его последнее заклятье.
— Странные слова, — брат убрал с моего лица растрепавшуюся прядь.
— Да… — согласилась я. — Заклятье именно для меня. Не понимаю, что происходит, брат.
— Поймешь.
Братья никогда не сомневались во мне. Тарен опять стоял рядом, невозмутимый и суровый, но он был доволен, это чувствовалось. Прислужник (молодой даройо, еще не закончивший Обучения) поднес мне чашу с куавой, и я отпила несколько глотков горячего варева. Приготовлено на славу — ну, хоть что-то тут делается в соответствии с традициями.
— Это был хороший Танец, — вдруг сказал Тарен. — К тому же, ты отомстила за осквернение Алого Призрака.
Мы помолчали некоторое время, глядя на поединок хмурого Триэра с Диру, девушкой-Звездой. Похожий на привидение, тощий и угрюмый лучник постоянно пытался ее превзойти, но то ли не очень хотел, получая удовольствие от самого процесса схватки, то ли просто не мог. Смертоносный ветер стрел с тяжелыми наконечниками разбивался о ее защиту — Диру играючи ловила их или отбивала маленьким щитом, успевая выпускать веер стальных звездочек, роем атакующих любителя вайна. Триэр уклонялся, перекатывался — и снова начинал атаку, срывая тетиву. Похоже, ему нравилось смотреть, как юная Диру, одетая в коричневую кожу, сдвигает брови, сосредоточиваясь на летящей угрозе. Остальные с интересом наблюдали за умениями воинов. Девушка-Звезда одна из немногих не обрезала волосы, заплетя их в две длинные каштановые косы, поэтому выглядела на удивление женственно и мягко; ее прозвали так из-за стальных зазубренных звезд, которые ей нравилось метать в противника, хотя излюбленное оружие воительницы — лук, как и у Триэра. У каждого из нас есть оружие, к которому он не равнодушен, однако это не мешает хорошо владеть любым. А уж ловить стрелы умеет каждый, только в лучшей или худшей степени.
Что бы ни оставил мне неведомый пришелец, о визите никто не должен знать, иначе любой будет думать, что ко мне можно проникнуть безнаказанно. Это повлечет за собой массу неприятностей — конечно, больше для тех, кто поверит в это, чем для меня, но мне не хотелось тратить силы на глупых юнцов, жаждущих славы. Кроме того, моя репутация не оставляла возможности для незнакомца выбраться из Алого Призрака живым, и она далась мне не просто так. Натерев волосы ароматным мылом, я думала о том, почему незнакомец взывал к Таготу и что значили неведомые строки. Это вполне могло оказаться заклинанием, скорописью магов, каким-то проклятьем, однако я не ощущала ничего, что сумело бы мне повредить. Я не могла прочитать загадочную запись, а раз не могла я, то из Детей Лезвий текст поддался бы только Сэтру и Наставнику. Может быть, кто-то желал выманить меня, рассчитывая на любопытство, подстеречь и убить, а может, кто-то хотел сообщить важную весть. Не знаю ни одного существа, у которого могла бы возникнуть подобная нужда. В любом случае, теперь я была гораздо более бдительна, чем обычно, — даже сдувая пену с волос, я внимательно слушала, что происходит вокруг. Вряд ли мошка смогла бы пролететь незамеченной. А может, это была шутка, за которую некто поплатится головой. Я уже придумала, как он умрет.
Смыв мыло, я подождала, пока вода высохнет, бросила бич в очаг и, слегка морщась от боли, поднялась за одеждой. Проникнуть в Алый Призрак можно только магическим способом, причем колдующий должен быть, по меньшей мере, не намного слабее меня, а это уже подразумевает приличный уровень. Я сразу чувствую нарушителя, словно инородное тело в организме, и караю. Никакие магические пассы и шепоточки людской магии не могут удержать меня, когда в душе кипит месть. Значит, это был маг… Насколько мне известно, совершить перемещение в Ущелье Раздора извне до сих пор было невозможно, а значит, маг где-то рядом, если еще не успел сбежать. Найти его нетрудно. Наверняка кто-то его уже поймал, и хорошо, если не прикончил.
Мой шкаф вряд ли можно назвать хранилищем сотен нарядов, потому что одежда меня интересует только с функциональной точки зрения. Набросив на плечи свободную рубашку из темной ткани, я направилась прямо в Главный Зал. Эйлос увидел неровные раны на ногах и отвел глаза. Среди даройя не было подобных нашей троице, и братья никогда не приходили к зэн. Кровью отвечала только я.
— Ра… — Тарен повернулся, подбирая с пола плащ, и черные крылья на спине пошевелились. — Адепт звал нас на Танец Лезвий. Ты просила напомнить.
Мое имя — Тизраэль, но обычно меня зовут Ра. Ра — боевая кличка, удобное сокращение, которым меня может называть каждый, а родовое (полное) имя произносить запрещается. Это приравнивается к оскорблению, а я особенно щепетильна в данном вопросе. Не стоит позволять трепать свое имя, будто тряпку на ветру.
— Да, я помню. Я позову вас, когда придет время.
Они кивнули, облачившись в плащи, и растворились в тени колонн. Раньше я пыталась разгадать их тайну, но сейчас меня больше интересовал странный поступок неведомого мага. Он должен был знать, что, оказавшись в Ущелье Раздора, обратно не выберется, но все-таки сделал это ради какого-то клочка бумаги. Взбив волосы, чтобы быстрее сохли, я отправилась наверх — сменить одежду на более подходящую случаю. Самое время поторопиться — меня ждал Адепт Детей Лезвия.
* * *
Танец Лезвий — это не бой, хотя во время встречи в Цитадели Стали поединки нередки и поощряются. Многих из даройя можно встретить только здесь, потому что у каждого свой путь, свои заказы, а дружба между членами клана редка. День Танца становится и днем вызовов, днем воплощения самых изощренных замыслов, песней смерти, сыгранной с помощью ударов. Молодые зачастую обнажают мечи против заслуженных мастеров, а кто-то пытается ударить в спину, проверяя реакцию противника и одновременно свою удачу. Однако сам Танец — это ритуал, показывающий, насколько ты чувствуешь оружие, насколько ювелирно ты способен владеть им, слушать биение жизни и предугадывать наступление смерти. Это игра. Демонстрация искусства.Кроме того день Танца Лезвий — это подведение итогов. Адепт видит, кто на что способен, а наиболее отличившихся удостаивает Ока Смерти. Он единственный, кто не может вызвать на бой никого из Детей Лезвия, ведь он и без того лучший, Сэтр только смотрит и ждет. Он никогда никого не обучает, его дела скрыты туманом — никто не знает, как он дальше идет по Пути. Оспорить его право на власть может любой, но никто этого не делает. Пока ни один из даройя не готов сразиться с Сэтром, каждый взмах оружия которого — воплощенная в движении музыка, каждая атака — выверена и совершается почти без участия разума. Он всегда успевает чуть раньше, и этого достаточно, чтобы труп дерзкого заливал пол кровью в ритуальной фигуре Алфавита.
Мы с братьями спускались вниз, на дно Ущелья Раздоров, погружаясь в густой туман, который постепенно оставался далеко вверху. Лошади осторожно перебирали ногами на крутой тропинке, Эйлос ехал впереди, Тарен — позади меня. Можно было воспользоваться Точками, но я не любила злоупотреблять магией, к тому же поездка тренирует мышцы и делает тело сильнее. Через пятнадцать минут езды начались буро-зеленые леса, покрывающие большую площадь Ущелья; узкие жесткие листья каори наполняли воздух горьковатым свежим ароматом. Каори растут только здесь, из их плодов делают куаву, сок с добавлением перца и пряностей. Куаву подогревают на жаровне, добавляя немного горького вайна, чуть перца, соли, и в итоге получается густой красно-коричневый напиток, острый, но питательный; он вполне способен заменить пищу и не затуманивает сознание. Изредка из стены каори, больше похожих на очень высокие кусты, чем на деревья, выглядывали кудрявые серебристые ивы.
Ножны с двух сторон бедер били по израненным ногам, и чем дальше мы ехали, тем мрачнее я становилась. Боевые серпы, как их называл Тагот, без которых я не выходила из Алого Призрака, — мое излюбленное оружие. Мне это кажется символичным: ведь Смерть — это жнец, а я — один из ее вестников. Сильнее всего боевой серп напоминает кривой кинжал, но он подлиннее, и клинок загнут немного иначе, более плавно. Серпы тонки, остры, но не погнутся и при прямом ударе. За секунду парой своих я могу легко выпотрошить незадачливого соперника, причем сделаю это в лучших традициях Детей Лезвия. Выхватить их не составляет никакого труда — всего одно движение.
Странно, но на нас никто не напал. Арбалеты братьев и мой лук так и остались без дела, уши не уловили ни одного подозрительного звука — пространство около дороги принадлежало только птицам да мелкому зверью, перебегавшему под кронами, а через час мы уже подъезжали к Цитадели Стали. Дорога, выходя из леса, расширяется (в нее, словно маленькие ручейки, вливаются другие тропинки) и широким полотном затекает в арку, предваряющую вход в большой зал. Цитадель Стали — это не замок, это высокий сводчатый покой, увенчанный вторым ярусом и окруженный многочисленными комнатками, пристройками для хозяйственных целей. Он сделан из светлого с серыми прожилками камня, а внутри тяжелый потолок поддерживается длинным рядом белых колонн. В отличие от замков даройя, Цитадель Стали не пугает и не удручает, это место, в котором собираются для Танца Лезвий, здесь никто не живет. На стенах изображены символы Алфавита, и каждый может посмотреть на то, как должно рисовать знаки смерти. Ритуальные символы отлиты из лучшего металла и врезаны в стены, поэтому чертог так и назван. Цитадель Стали — это арена и гостевой зал одновременно.
Оставив коней на попечение мальчишки, глаза которого расширились при виде нас, я поправила одежду и вошла внутрь, Эйлос и Тарен следовали за мной. Вход не охранялся, да и глупо было бы охранять место, в котором собираются лучшие из тех, кто когда-либо держал оружие в руках. Длинный светлый зал уже был заполнен пришедшими даройо, они расступались перед нами, слегка опуская голову в приветствии. Пестрые цвета одежд, вычурные украшения, руны, от кого-то даже пахло духами… Проклятье! В воздухе вились волшебные огоньки. Многое изменилось с тех пор, как я была здесь последний раз.
Этрина, разряженного, как наложник Чарующих, я заметила сразу. А вот Лайн — настоящая охотница. Молодежь бездумно копирует ее красивые наряды, но все это лишь утонченная стилизация — ни цепочка, обвивающая шею, ни длинное платье не помешают ей отразить внезапную атаку. В копне волос — стилет, кроме этого светловолосая замечательно стреляет, но ее могущество, в основном, магического характера. Я кивнула ей, как равной. Бородач Дульче что-то рассказывал, размахивая руками, но краем глаза наблюдал за мной — еще один из тех, кто под внешней безобидностью прячет серьезное мастерство. Тощий, очень высокий и вечно хмурый Триэр, прислонившись к колонне, недовольно разглядывал присутствующих. Длинные бледные пальцы стрелка разминали лист вайна, но делал он это машинально, не собираясь подносить труху к губам. Всего в зале было около двухсот даройя — не так уж много нас осталось. Мне не нравилось то, что я видела, — суровая стройность и строгость законов клана нарушалась. Когда взгляд упал на Элайо из Чарующих, я невольно схватилась за рукояти боевых серпов. Она стояла, держа на поводке пару рабов-людей, и улыбалась узкими красными губами, притягательная, хрупкая и отвратительная. Так вот откуда все эти усовершенствования…
— Я вижу, скромность — одна из твоих добродетелей, Ра.
Этрин появился передо мной, преграждая путь, и презрительно осмотрел мое одеяние. Я не стала расспрашивать и ждать, ведь оскорбление — всегда оскорбление, даже если оно прикрыто покрывалом вежливости. Молодой петушок в ярких одеждах чувствовал себя в центре всеобщего внимания после гибели замка Морэя, и я сразу поняла, как его следует убить. Братья, уловив желание, остановились, отступив в стороны, а мои серпы уже впились наглецу в глотку, спускаясь ниже и разрезая два одинаковые линии. Мгновенно вспоров роскошное одеяние, я соединила штрихи внизу, перекрещивая оружие, а потом развела руки в стороны и, пока он падал, всадила серпы под ребра с обеих сторон. Раз-два-три. Пнув его, я придала телу траекторию, которая требовалась для завершения фигуры. Этрин рухнул на спину, руки наглеца простерлись по обе стороны от тела, а из разрезов на боках потекли кровавые потоки, словно еще одни конечности, только нарисованные на белом полу. Кровь из горла впитывалась растерзанным воротником и не деформировала символ Алфавита.
— Мы есть рука и орудие, — Эйлос, казалось, улыбался, доставая меч.
— Те, кто судят, и те, кто казнят, — Тарен откинул капюшон черного плаща, расшитого внизу серебряной нитью.
— Крылья птицы, имя которой Смерть, — я с удовлетворением стряхнула кровь с серпов, завершая ритуал.
Эхо в Цитадели Стали громыхнуло, отражаясь от высокого потолка и стен. Он был убит в горло, исторгшее оскорбление, и теперь лежал в виде знака, означавшего в Алфавите справедливую месть. Гордость за содеянное переполняла меня, хотя из-за быстрых движений раны на спине открылись — рубашка слишком близко прилегала к телу. Раздались сдержанные хлопки, которыми даройо приветствуют чужую удачу; Лайн подарила мне восхищенный взгляд, Триэр удовлетворенно крякнул.
— Вы не изменили слова ритуала, — Адепт Детей Лезвия уже стоял рядом, и я чувствовала, что совершенное мной убийство ему по душе.
— Ничто не может заставить меня изменить семейную молитву, — я убрала серпы в ножны, вытерев их о красивый камзол Этрина.
— Даже слова Адепта? — скользнули по мне ярко-синие глаза Сэтра.
— Ничто, — повторила я, смело встречая взгляд и чувствуя, как настроение улучшается.
— Я вижу, что значат для тебя традиции, Ра, — он усмехнулся. — Уверен, что ты соблюдаешь все правила до одного, и также я вижу, что тебе не нравятся изменения, происходящие здесь.
Эйлос и Тарен неподвижно стояли позади, наблюдая за ходом разговора. На их лицах не отражалось ни одной эмоции — ни на широкоскулом, смуглом лице Тарена, ни на более аристократичном, мягком Эйлоса, только темные огоньки глаз сверкали из-под капюшонов. Если кто-то пожелает напасть на меня, они предупредят.
Я не ответила, уставившись на Элайо, которая решилась подойти. Изящная ладошка с длинными ногтями легла на плечо Адепту, а голос пропел:
— Это было красиво…
Думаю, мы представляли собой разительный контраст. Не будь рядом Адепта, гостем которого являлась томная Элайо, я бы убила ее, не задумываясь, но сейчас мне оставалось только молчать. Я замерла, сдерживая вполне естественное желание, — в тесной черной рубашке с поднятым острым воротником, обшитым серебром, в узких штанах и высоких сапогах со стальными полосками на каблуках. Лук и ножны из черной кожи, на которых были выжжены знаки Алфавита, завершали картину. Темные волосы, недлинные и непослушные, растрепал ветер. Элайо же была закутана в разноцветные шелка, роскошная грудь привлекала взгляд, словно картина, обрамленная красивой рамой. Ярко рыжие волосы искрились, каждое движение — соблазн, каждый шорох одежд — зов и обещание. Я отвела взгляд, чтобы не испытывать судьбу, — редко кто способен долго противиться Чарующим. Гибкая, с тяжелыми бедрами, нежной кожей и хитрыми похотливыми глазами, которые наблюдали за мной. Некоторые отказывают им в уме, но я знаю, что это заблуждение; по крайней мере, Элайо преследовала какие-то иные цели кроме постоянной гонки за наслаждениями, присущей их клану. Одна ее рука покоилась на плече Адепта, пальцы другой сжимали поводки двух людей-игрушек, цепных псов, готовых выполнить любое пожелание. Первый был очень похож на менестреля — с маленькой бороденкой, кудрявой головой и яркими губами, а другой выглядел намного старше, в нем ощущалась некая сила. На щеке мужчины была вытатуирована или нарисована черная молния, жесткие волосы топорщились, словно щетка. На мой взгляд, он не вполне был порабощен чарами Элайо и теперь присматривался ко мне, непочтительно подняв голову.
— Ты рассержена, Ра… — заметил Сэтр.
— Пути Адепта — темная тропа для остальных, — механически ответила я, пытаясь оставаться бесстрастной.
— Верно, — согласился Адепт. — Ты заслужила Око Смерти.
Он был одет так же строго, как и я. Сэтр выглядел очень молодо и, если бы я не видела его в деле, никогда не заподозрила бы в нем лучшего из Детей Лезвия; светловолосый и синеглазый, подтянутый, высокий и невыносимо нахальный, он всегда привлекал внимание. Думаю, ему бы больше подошел пост в Совете Беара, чем ответственность за наш клан, — там пригодились бы и лоск, и любовь к эффектным сценам, но случилось так, как случилось.
Сэтр выдержал паузу, проверяя мое терпение. Эйлос сменил позу, Элайо послала ему страстный взгляд, и я едва сдержалась. Кощунство, подобно козлу в храмах Светлого Бога Беара или распутнику в монастырях Бригитт. Ладони лежали на рукоятях серпов, и их прохлада успокаивала меня. Наконец, он заговорил.
— Сегодня в Ущелье поймали мага. Поймали его рядом с твоим замком, Ра. Не поверю, что ты ничего не заметила, поэтому хотел узнать, что он успел сделать, прежде чем попал в руки Элайо. Люди становятся все более навязчивыми и невыносимыми.
Ни один мускул не дрогнул на моем лице.
— Все было спокойно этой ночью. Только замок Морэя сгорел по вине Этрина. Ничего особенного.
— Тарен? — Сэтр устремил взгляд на брата, но тот только качнул головой.
— Эйлос?
Ответа опять не последовало. Братья всегда поддерживали меня.
— Что ж, — Адепт отвернулся, привлекая внимание остальных. — Тогда нет причин, по которой настырный человек не может доставить нам удовольствие. Пусть начнется Танец Лезвий.
Не думаю, что он мне поверил — Адепт слишком проницателен для этого. Элайо отпустила один поводок, и мужчину с молнией на щеке вытолкнули в середину зала. Так значит, это был тот маг, что проник в мой замок и оставил загадочные письмена… Теперь я никогда не узнаю, зачем он это сделал — после Танца Лезвий он разговаривать уже не будет. Одуревший от чар рыжеволосой ведьмы человек постепенно приходил в себя, но для него лучше было бы как можно дольше угождать своей повелительнице — скоро ему придется испытать боль, подобной которой человек никогда не знал прежде. Сэтр воздел руки, начиная ритуал, и даройя расступились, образуя круг подле незадачливого мага. Братья встали рядом со мной, скидывая капюшоны и обнажая оружие. Они всегда любили эту забаву, меня же терзали мысли, от которых предстоящее действо не казалось столь привлекательным. Почему маг не сказал, зачем пришел? Почему не выложил все о том, что оставил в Алом Призраке? Поведение людей предсказуемо, а здесь виднелась нелогичность. Сэтр умел спрашивать, но маг промолчал. Может, Адепт решил наказать меня за ложь чуть позже, заинтересовавшись ненужной скрытностью.
Заклятье круга завершилось, и теперь пленник может выйти отсюда лишь по одному пути — пути, ведущему к Смерти. Любопытство и беспокойство отступали по мере того, как Адепт повторял слова литании, я старалась не видеть жадный взгляд Элайо, для которой открывали тайну Танца Лезвий, погружаясь в монотонные слова. Рубашка прилипла к ранам и, стоило мне пошевелиться, отрывалась от тела с отвратительным тихим звуком. Все смотрели наверх, ожидая знака — в Танце участвовали лишь те, на кого указывала Смерть; спустя миг у меня в глазах помутилось, а потом я увидела руку Серой Леди, приближающуюся ко мне… Меня выбрали.
В такой момент глаза становятся черными, словно толченый уголь, и все остальные отходят от участников. Любой, кто попробует начать Танец Лезвий, не увидев знака, сам становится жертвой. В этот раз осталось десять даройя, среди которых был и Тарен, лица некоторых из них ни о чем мне не говорили, но Дульче и М'сада я знала. Последний выглядел, как седой старик, но был крепок, жив и опасен. Ему нравилось походить на старца.
Первый удар нанес Тарен, разрезав одежду на спине пленника, но не оставив следа на теле. Маг обернулся, и его тут же встретил мой серп, срезавший небольшой клочок волос с головы. М'сад распорол рукав мага, молоденькая девушка попыталась разрубить мечом пояс жертвы, но сделала это чересчур нежно, и оружие просто соскользнуло. Первая осечка. У следующего даройо получилось лучше, и штанина мага оказалась разрезанной надвое, как раз по шву. Он крутился, глядя вокруг, пытаясь защититься, но во взгляде уже появлялось понимание близкой участи. Сэтр громко читал слова литании, следя за игрой.
Смысл Танца Лезвий заключается не в конечной гибели жертвы, а в том, чтобы нанести максимальное количество виртуозных ударов, не убив ее. У мага не отобрали оружие, он мог оказывать сопротивление, мог сразиться с кем-то из нас, но задачей оставшихся в круге было не его уничтожение, а как раз как можно более долгое продление жизни человека. Тот, кто нанесет последний удар, проиграл. Одежды на маге уже не осталось. Он бросился на М'сада, но тот легко отразил атаку, поцарапав запястье человека. Совсем слабо, почти незаметно.
Каждый из нас атаковал в ритме литании, ни у одного не было времени больше, чем у другого. Человек уже пришел в себя, он пытался спровоцировать кого-нибудь из нас, чтобы прекратить мучения, и я удивилась его мужеству. Он не выл, не просил пощады — он принял правила и играл, как и мы, хотя страх сковывал движения. Тарен оставил царапину на спине мага, из нее потекла кровь. Теперь Танец пойдет быстрее. Откуда-то раздавался грохот барабанов, маг уворачивался, танцуя последний раз в этом мире. Мне хотелось спросить его, что значила записка, но мысли уничтожались звуками игры — тяжелым дыханием, легким звоном оружия, едва заметным треском распарываемой кожи, тихим, очень тихим… И голосом Сэтра, неумолимым и настойчивым.
Маг сделал выпад, я уклонилась, проскользнула под рукой и нанесла рану на бедре. Темп убыстрился, теперь Адепт выплевывал слова, они частили, словно капли ливня. Бам-бам-бам… Барабаны рокотали, вторя ритму литании, усиливая его, и даройя метались вокруг окровавленного человека, вычерчивая каждый свой рисунок. Маг пошатывался, он устал, но не переставал сопротивляться. Один раз ему даже удалось задеть опоздавшего юнца ножом, но это была единственная победа. Черная молния скрылась под сетью царапин.
Движения-штрихи, каждое из которых оставляет болезненный след. Кровь заливала магу глаза, но он все еще стоял, не бросая попытки защититься. Удары-укусы серебристых лезвий настигали его все чаще, становились больнее — игра подходила к своему завершению. Почувствовать, сколько осталось в нем жизни, — вот основная задача Танца Лезвий, и я поняла, осторожно поцарапав серпом его позвоночник, что жить магу осталось не так долго,. Кто-то срезал мочку уха, М'сад отрубил ладонь человека, и тот выронил оружие…
— Я не боюсь умереть, — внезапно сказал он, разрушая неожиданными словами ход литании, и посмотрел на меня.
Барабан громыхнул, а Сэтр повысил голос, проговаривая названия букв Алфавита. Моя очередь и момент приблизить пленника к смерти сразу на одну ступень. Его взгляд впился в меня звездой с острыми краями; не стоило заставлять человека ждать. Острия серпов погрузились в виски, но не настолько глубоко, чтобы он умер сразу. Я с силой выдернула оружие, и маг упал на колени, сжимая голову руками.
— Поторопилась, — М'сад неодобрительно нахмурился, почти ласково очертив лезвием дугу на теле незнакомца.
Круг окончился на девушке — маг умер. Сэтр прервал чтение, на зал опустилась тишина. Танец Лезвий завершился, и победителем был М'сад. Он не сказал ни слова, но недовольный взгляд значил больше, чем слова, — даройо отлично понял, что я хотела закончить игру быстрее. Тарен спрятал смертоносные длани и пошел за плащом. Судя по тому, как смотрели на нас остальные, зрелище оказалось достойным, оно многому научило их, а смелость жертвы придала ритуалу еще больше силы. Однако Сэтр тоже видел мою поспешность и теперь наблюдал.
— М'сад заслужил Око Смерти, — громко возвестил Адепт. — Танец окончен.
Это означало, что теперь каждый мог начать поединок или просто отдохнуть, вспоминая детали Танца и извлекая из происшедшего ответы на вопросы. Как правило, знак видели лучшие, а наблюдать за тем, как владеют оружием мастера — истинное удовольствие. Молодежь засуетилась с подносами, а я подошла к трупу, который накрывали красным ковром прислужники. Обычный человек, ничего особенного, да теперь слишком сложно понять, были ли какие-то отличительные черты в самом начале. Смех Элайо разносился по Цитадели звонкими колокольчиками, от него по позвоночнику бежали мурашки. Я окунула пальцы в кровь мага, и тут он дернулся. Проклятье!
— …пьяная волчица…
Оказывается, маг приберег для меня еще один сюрприз, но оскорбление меня не тронуло. Мертвец снова стал мертвецом, действие заклятья закончилось.
— Он не был мертв?
Я встретилась взглядом с Эйлосом, который с интересом рассматривал закрытый ковром труп.
— Был, — я поднялась, задумчиво осматриваясь, но больше никто ничего не заметил. — Это не голос выжившего человека, это голос духа. Его последнее заклятье.
— Странные слова, — брат убрал с моего лица растрепавшуюся прядь.
— Да… — согласилась я. — Заклятье именно для меня. Не понимаю, что происходит, брат.
— Поймешь.
Братья никогда не сомневались во мне. Тарен опять стоял рядом, невозмутимый и суровый, но он был доволен, это чувствовалось. Прислужник (молодой даройо, еще не закончивший Обучения) поднес мне чашу с куавой, и я отпила несколько глотков горячего варева. Приготовлено на славу — ну, хоть что-то тут делается в соответствии с традициями.
— Это был хороший Танец, — вдруг сказал Тарен. — К тому же, ты отомстила за осквернение Алого Призрака.
Мы помолчали некоторое время, глядя на поединок хмурого Триэра с Диру, девушкой-Звездой. Похожий на привидение, тощий и угрюмый лучник постоянно пытался ее превзойти, но то ли не очень хотел, получая удовольствие от самого процесса схватки, то ли просто не мог. Смертоносный ветер стрел с тяжелыми наконечниками разбивался о ее защиту — Диру играючи ловила их или отбивала маленьким щитом, успевая выпускать веер стальных звездочек, роем атакующих любителя вайна. Триэр уклонялся, перекатывался — и снова начинал атаку, срывая тетиву. Похоже, ему нравилось смотреть, как юная Диру, одетая в коричневую кожу, сдвигает брови, сосредоточиваясь на летящей угрозе. Остальные с интересом наблюдали за умениями воинов. Девушка-Звезда одна из немногих не обрезала волосы, заплетя их в две длинные каштановые косы, поэтому выглядела на удивление женственно и мягко; ее прозвали так из-за стальных зазубренных звезд, которые ей нравилось метать в противника, хотя излюбленное оружие воительницы — лук, как и у Триэра. У каждого из нас есть оружие, к которому он не равнодушен, однако это не мешает хорошо владеть любым. А уж ловить стрелы умеет каждый, только в лучшей или худшей степени.