Страница:
Яков с Виктором занимались странным делом. Надевали на автомат горлышко шарика из тонкой резины, включали подачу воздуха, шарик надувался и лопался. Обрывки они складывали в кучу.
— Что это вы делаете? — спросила Наташа.
— Шарики лопаем, — объяснил Виктор. — Вот видишь кучу? Все надо перелопать.
Оля с Наташей переглянулись. На их взгляд, можно было поступить существенно проще: взять и засунуть их в измельчитель мусора.
— Да мы-то тоже это понимаем, — вздохнул Яков. — Ты это нашему руководителю практики объясни. По-моему, он просто придумал нам нудное занятие, чтоб была отмазка.
Потом они надули несколько шаров, завязали их и устроили бой шариками. У Виктора отыскалась колода настоящих бумажных карт, сели играть в дурака. Яков предложил играть на раздевание, но его не поняли. Потом Оля предложила погадать. Наташа сразу отказалась, Виктор тоже, а Якова карты выдали с головой: оказалось, он был неравнодушен к Оле. От чего, кстати, не стал отпираться.
Потом Виктор тоже занялся предсказательством. Делал он это странно. Брал за запястья, некоторое время тискал их, будто пульс искал. Все это время пристально смотрел в глаза. Потом отпускал руки, закуривал и рассказывал.
Якову он сказал, что тот помрет в тридцать лет по вине своей истеричной жены. Та будет настаивать, чтоб муж сам заделал дырку на крыше дачи, Яков полезет, сорвется и сломает себе шею.
Наташе сообщил, что она закончит Академию, замуж никогда не выйдет, но родит двоих детей от разных отцов.
Оле в глаза смотрел слишком долго и серьезно. Потом отвернулся. Сказал, что ей всю жизнь любить одного человека. Они уже знакомы, но судьба там сложная. Причем рассказывал, а сам показывал пальцем на Якова. Яков улыбался. Виктор прервался, презрительно посмотрел на него, сказал:
— Да не ты это! Нужен ты ей больно! — потом опять посмотрел на Олю. — Не пойму, у тебя вроде как две даты смерти. Первая связана с тем, кого ты любишь. У тебя вообще все беды в жизни из-за него будут. И все связаны с числом девять.
Тут Оле стало жутко, потому что она не забыла предсказание цыганки.
— Не могу понять, — честно признался Виктор. — Ты что, сама свою судьбу определять можешь?
— Не знаю, — улыбнулась Оля. — А что это такое?
— Если сама свою судьбу определяешь, то можешь изменить карму любому, кто окажется рядом. А у тебя самой в судьбе только этот парень и число девять. В общем, прибьет он тебя через девять чего-то — то ли месяцев, то ли лет. То ли дней. А может, часов. Задушит, — решил Виктор.
— Почему именно задушит?
— Потому что мне так больше нравится. Задушит, потом сядет за убийство, выйдет и повесится с горя.
— Понятно, — засмеялся Яков. — Виктор, как обычно, с задачей не справился. Да не обращайте внимания, он вечно бредит.
Яков забрал Олины часы и куда-то спрятал. Виктор в обмен предложил часы на цепочке.
— Если только подаришь, — сказала Оля.
Виктор возмутился:
— Да я вообще только один раз подарок делал! Торт подарил. Девчонке за ночь.
Яков засмеялся:
— Если бы я за каждую ночь что-нибудь дарил…
Олю передернуло.
В метро было необычно много народу, и Оля с Яковом стояли совсем близко друг к другу. Когда прощались, он долго не выпускал Олину руку. Наташа фыркнула.
На “Стадионе” было не столько холодно, сколько ветрено. Оле стало так противно после разговора с Яковом, что просто жизненно необходимо было отвлечься. Поэтому они с Наташей пропустили одну маршрутку, надеясь, что к моменту подачи второй Илья появится.
Он появился. Оля заметила его, случайно обернувшись на здание станции. Жутко покраснела, но краска со щек быстро исчезла. В маршрутке Илья рассказал, как его вызывали в военкомат — по поводу событий на Венере. Приписали к танковым войскам. А венерианский танк — нечто среднее между космическим кораблем и подводной лодкой, потому что приспособлен для передвижения как по топкой “суше”, так и по океану.
— Прихожу, смотрит на меня суровый такой дяденька, — жизнерадостно рассказывал Илья. — Говорит, идти мне служить на Венеру, танки гонять. Я обрадовался, запрыгал, в ладоши захлопал. Спрашиваю: дяденька, а можно я на танке домой приеду, мамочке покажусь? — Илья захихикал. — Он меня выгнал.
Потом пояснил, что его чуть не забрали в кутузку за такие шутки, тогда он показал удостоверение Службы, и от него отстали. Оказалось, тех, кто в Службе, в армию не призывали, потому что они и так в армии.
— Илья, а как наши ухитрились материк сделать? И почему про эту технологию никто не знает?
— А ее нет. Землю там создала “рутовая команда” — легендарная совершенно группа, говорят, что в ее состав двадцать восемь реал-тайм корректировщиков входит. Для сравнения — на Земле их всего пятеро, — тихо пояснил Илья. — Там вообще всё “руты” создавали — с самого начала. И атмосферу, и всё остальное. По секретному заданию Родины, — он скривился. — Сколько хороших людей на этих заданиях угробили… Вот тебе и все секреты.
Оля рассказала, что ей говорили по поводу ситуации на Венере Яков и Виктор. Илья отрицательно покачал головой:
— Я так не думаю. Там все слишком сильно зависит от “рутовой команды”, а у нее политика совсем другая.
Оле было хорошо. Они опять добрые друзья, опять понимали друг друга с полуслова, но уже как-то не так, как вначале. И ни о ком другом Оля больше даже думать не могла.
Селенград
История оказалась укороченной. Буквально через пятнадцать минут в аудиторию влетел Филька, выплюнул:
— Все — в актовый зал!
И вылетел. Все сорвались с мест. Около актового зала уже собралась толпа. Места занимали как придется. Оля увидела, что к ней пробивается Яков с привычно-сладким выражением лица. После вчерашней встречи с Ильей видеть его совсем не хотелось, но спрятаться не получилось. Девчонки скептически его разглядывали, ребята презрительно щурились. А ему — наплевать.
Филька поднялся на трибуну, выждал пару секунд:
— Войны не будет.
Зал выдохнул как один человек.
Оказалось, пока на Земле все пытались сообразить, на кого из двух губернаторов сделать ставку, Родион Стрельцов решил проблему собственными силами. Никто так и не понял, как он ухитрился пробраться сквозь кордоны в Юганский район, да еще и выманить на встречу Хохлова.
Новоявленный губернатор испугался. “Ты лжец и самозванец, и править ты не достоин, — сказал ему Стрельцов. — Но я законный правитель, а вот народ, который меня призвал”. Эту фразу перепечатали почти все земные издания. Многие были склонны толковать ее так, что юганцы, испуганные перспективой войны, сами вызвали Стрельцова и провели его сквозь кордоны, но никаких аргументов в пользу этой версии не было. Если только тот факт, что Стрельцову, который явился сам, не прячась за спинами солдат, люди явно обрадовались, а за Хохлова не вступился никто. Хохлова хотели арестовать, он бежал и угодил в топь. Спасти его не успели.
Но самое смешное началось дальше. Как выяснилось, американцы и европейцы все-таки тайно подогнали свой флот к берегам Ольговой Земли. Только лишь стало известно, что положение стабилизировалось, как они рванули вперед — мол, проследить за сохранением демократических ценностей, чтоб там Стрельцов себя диктатором не возомнил, ну и вообще напомнить о своем существовании. Как обычно. И тут Венера показала норов: устроила шторм. Европейцев разнесло к чертям, разметало по всему полушарию. Но никто не погиб. А американцам, которые и были инициаторами этого похода, досталось крепче: прямо через их расположение пронесся небольшой, но злобный отряд венколов, который поддерживал Хохлова. Венколы захватили небольшой остров на севере Ольговой Земли и закрепились там. Стрельцов пообещал вышибить их оттуда, как только руки дойдут.
По Филькиному лицу нельзя было понять, как он относится к новостям. Яков, пробравшийся-таки к Оле, кривил губы, изображая недоумение: и как это так? Не понимал он, почему венерианцы поддержали Стрельцова.
— Досрочные выборы в Ольговой Земле состоятся первого августа следующего года, — объявил Филька. — До тех пор исполняющим обязанности губернатора остается Родион Стрельцов.
Оля была страшно рада. Почему-то она, не знавшая ни одного, ни второго претендента, больше симпатизировала Стрельцову. И вспомнила, что и Илья, и Виктор намекали, что Стрельцов не так уж прост и беззащитен.
На выходе Якова оттерли. К Оле подошла Женька, оглянулась на Якова, довольно громко спросила:
— Оль, ты где подобрала это убожество? У него задница бабья и ноги кривые!
Оля нисколько не обиделась. Она и сама давно это заметила. И тут же подумала, что про Илью ей никто ничего не говорил. Кроме Риты. И то — Рита не заикалась про его внешность, хотя красавцем он не был. А у Якова лицо красивое, только все девчонки брезгливо морщатся.
— Многим нравится, — обронила Оля, чтоб ее не заподозрили в том, будто она подбирает вовсе уж негодящих. — Рассказывает, все к нему с первой встречи в постель прыгают.
Женька еще раз посмотрела скептическим взглядом:
— Охотно верю. Бен у него, чувствуется, разработанный. Ты поосторожней с ним.
Оля взяла пальто, Яков — ее сумку, и они отправились в метро. До “Айвазовской” с ними рядом ехали две шлюшки с парнем, и одна из них начала приставать к Якову. Они переговаривались через Олино плечо. Потом они покинули вагон, и эта милая девушка посмотрела в стекло и покрутила пальцем у виска.
— По ее убеждениям, я должен был предпочесть ее тебе. Но у меня несколько иные вкусы, — объяснил Яков.
Оля подумала, что у нее тоже — иные вкусы. Всю оставшуюся дорогу Яков трепался на интимные темы, вызывая у Оли краску не смущения, а отвращения. Но он этого не понял. Она тоже не могла понять, почему Яков не стесняется подобных разговоров, а даже хвастается. Разве это хорошо, когда парень к девятнадцати годам спал с тремя десятками женщин и всех их бросил?
Когда он свалил восвояси, Олю охватила щемящая тоска. Подсознательно она поставила их — Илью и Якова — рядом и поняла, в чем дело. У Якова не было даже самолюбия, не говоря о гордости. Поэтому он такой пошленький. И хотя он был старше Ильи на полгода — Яков родился в конце ноября, а Илья в конце июня — на самом деле он был инфантильным.
Илья при встречах говорил о работе, о делах семейных, о друзьях, но щекотливых тем не затрагивал, и Оле это очень нравилось. Зачем другу, тем более девчонке, знать подробности его интимной жизни? А Яков расценивал отношения с Олей совсем не как дружбу. И все его темы для разговора так или иначе сводились к обсуждению того, как и с кем он спал.
И тут же поймала себя на мысли, что если бы так, как Яков, в отношениях с ней вел себя Илья, она бы прыгала от радости до потолка.
Селенград
Вот и настал тот день, которого Оля давно ждала и в глубине души боялась его прихода, — день конференции МолОта. Она была уверена, что ее ни за что не выберут ответственной за факультет, просто потому не выберут, что ее никто не знает. И кто будет предлагать ее кандидатуру? Она плохо представляла себе, что такое выборы, но полагала, что должна проводиться какая-то агитация. А она даже не знала, кто ее соперники, ее нигде не приглашали выступать, как-то располагать людей к себе. Как люди узнают, что ее надо выбирать?
Все оказалось намного проще. Когда в актовый зал набилось уже достаточно студентов с факультета, на трибуну поднялся Филька. Рассказал, на какую именно должность они сейчас будут выбирать себе руководителя.
— Предлагаю кандидатуру Ольги Пацанчик из группы В-2011, — громко сказал он. — Если есть другие кандидаты, предлагайте, будем голосовать.
Других кандидатов почему-то никто не предложил. Поэтому выбрали Олю. Она пробиралась к трибуне, чувствуя себя идиотским цыпленком, втягивая голову в плечи в ожидании какого-нибудь возмущенного крика. Но ей вежливо похлопали, и никто ничего не сказал.
После конференции Филька повел ее в комитет — оформлять документы. Потребовал членский билет МолОта.
— У меня нет, — сказала Оля.
Филька посмотрел на часы:
— Езжай за ним домой.
— У меня его вообще нет.
— То есть?!
— Я не член МолОта.
Филька окаменел. Даже глазами не хлопал. Через пару минут вылетел из комитета, вернулся с Павлом, обвиняюще ткнул в Олю пальцем:
— Она не член МолОта!
— Ну да, она его мозг, — неуклюже попытался отшутиться Павел.
Филька только смерил его уничтожающим взглядом. Ситуация складывалась хреновенькая: выбрали ответственного за факультет — беспартийного. Правда, Филька быстро нашел выход из положения. В Уставе есть такой пункт: “считать членом МолОта с момента принятия соответствующего решения первичной ячейкой”. Первичной ячейкой считалась группа. Павел сел, тут же исправил протокол прошлого месяца, внеся в него строку: “Собрание рекомендует Ольгу Пацанчик к принятию в ряды МолОта”. Филька только отдувался.
— Ладно, — махнул рукой. — Пройдет. Ну а билет получишь потом, — сказал он Оле. — Устав подучи и в политической ситуации разберись, мы на комитете тебе пару вопросов зададим, чтоб в твоей политической сознательности убедиться.
Павел фыркнул. Раньше убеждаться надо было, а не после выборов.
— Готовиться приходи сюда, — решил Филька. — Если что, я тебе подскажу.
Оля подумала, что ей везет во всем быть первой: первая пятерка у физика, теперь вот первая беспартийная, избранная на серьезный пост в МолОте. Интересно, где еще она станет первооткрывателем?
28 октября 2083 года, четверг
Селенград
Оле было стыдно вспоминать все, что произошло за последние четыре дня. Даже собственное отражение в зеркале смотрело на нее с презрением. Хуже всего, что она не перестала любить Моравлина, и сама трактовала происходящее как предательство. Хотя предать можно только того, с кем есть какие-то отношения, а Олю с Ильей ничего не связывало. Кроме ее чувств.
Яков был ей противен. И она сама не поняла, как это получилось, что вдруг стала гулять с ним. Вышло так, что ее поставили перед фактом — а она это приняла. Наверное, как в свое время принял Павел, узнав, что он гуляет с Ритой. Прав был Моравлин: дружба в любовь не может перейти. А от себя Оле хотелось добавить, что если это случится, то ничего хорошего не получится.
Пожаловалась Наташе. Та совершенно не поняла ее:
— Это всегда так: гуляют не с теми, кто нравится.
Но Оля так не хотела! И в то же время, так было.
Началось все в понедельник. Оля решила, что пора обзавестись кожаными перчатками вместо вязаных варежек. Можно было купить на рынке, но она где-то вычитала, что настоящая леди всякое барахло не носит, и поехала по фирменным магазинам. Яков увязался за ней. Сначала побывали в центре, потом поехали на “Зоопарк”. Естественно, нигде не было именно таких перчаток, какие хотела Оля. И надо бы ей поскорей прощаться с Яковом и ехать домой, так нет, сели в сквере на скамейку и разговорились. Прямо он почти ничего не говорил, но дал понять, что Оля ему нравится, и он хотел бы с ней гулять. Оле показалось в тот момент, что из этого может получиться что-нибудь путное.
На следующий день, как всякая приличная парочка, они отправились в кино. За ними увязался Виктор, так что они порядочно пропетляли по станциям метро, пытаясь отделаться от него. Билеты взяли в “Алтай”, потому что он был ближе всего к Олиному дому. В зале поняли, что от Виктора отделаться не удалось, — он сидел двумя рядами выше и гнусненько хихикал. После фильма Оля с Яковом от него смылись.
До ее дома шли пешком. Оля нарочно выбирала самые темные углы, вела через новостройки на Архангельской и старательно стращала. Яков же пытался вывести Олю на светлую улицу, говоря, что ему вовсе не улыбается столкнуться с местным агрессивным молодняком. На светлую улицу Оле совсем не хотелось, потому что там был шанс наткнуться на Илью. По закону подлости.
Яков слегка трусил. Чтобы сгладить это впечатление, принялся рассказывать, как он разнимал двух подравшихся девчонок. Оля вообще ни разу в жизни не видела, чтоб девчонки дрались, даже в московской академии обходилось без таких крайностей. А Яков хвастливо заявил, что он проломил одной из дерущихся переносицу, якобы чтоб успокоить. Оля тут же вспомнила, как Илья рассказывал о единственном случае, когда ему пришлось применить какие-то силовые методы к девушке: вышиб из-под нее скамейку. Потому что девчонка меняла парней, как перчатки. А Яков ничего не знал про девушку, которой сломал переносицу. Оля очень не любила таких ребят, которые способны всерьез ударить девушку.
Ему не понравилось, что Оля быстро ходит. Обнял, заставил сбавить скорость. Тоже мне, нашелся командир, сердито думала Оля. Идти медленно и плавно, да еще и в обнимку, как ходят нормальные парочки, оказалось неудобно. Близость Якова лишала Олю свободы маневра, и она раза два ступила в лужу, образовавшуюся по случаю потепления.
Когда прощались, Яков хотел ее поцеловать, но Оля быстро сделала шаг назад.
В среду они ходили на концерт. Оле очень нравилась группа “Парфенон”, и только поэтому она приняла приглашение Якова. Кроме них, были еще два его друга, не из Академии. Яков оказался местным жителем, селенградцем. Друзья были одеты стильно, ярко, и Оля по идее должна была чувствовать себя провинциалкой в своем невзрачном сером джемпере и джинсах. Только ей было все равно. Она ни на секунду не забывала, что у Якова узкие плечи, бабья задница и кривые, коленками внутрь, ноги. Одежду можно сменить, а вот фигуру — нет. Так что пусть почтет за честь, что она на этом концерте с ним.
Концерт Оле страшно не понравился. Группу покинули те, кто сделал “лицо” “Парфенона”: солист с уникальным голосом, высоким, звонким и немного неестественным, будто у него голосовые связки находились в носоглотке, и аранжировщик. Без них группа звучала тускло, хоть и поражала роскошным шоу. Но Оля помнила концерт Джованни Бертоло, которому не требовались танцовщицы, он держал зал сам, одним своим талантом.
После концерта Яков взял такси, чтоб проводить Олю до дому. Оля сочла это расточительством, но ничего не сказала: он же не ее деньгами разбрасывается.
Сидели на заднем сиденьи. Яков притянул Олю к своему плечу, прижался щекой, потом губами. Она скрипела зубами, думая: “Пусть только в губы не целует”. Всю дорогу проговорили, а когда выезжали на Таежную, Олю на повороте по инерции завалило на Якова. И тут он совершенно неожиданно запрокинул ей голову назад, до хруста в шейных позвонках, и принялся целовать в губы.
Все произошло настолько быстро, что Оля не успела сообразить и даже не испугалась. Мысли были четкие и ясные. Первая: “Что он делает?!” Потом: “Глаза вообще-то закрыть надо, с открытыми не целуются”. “Противно. Что тут нравится девчонкам?” “А зубы не разожму, хоть ты тресни”.
Тут же в голове пронеслось воспоминание: Анька Хмельницкая, отчисленная с технологического за неуспеваемость и поступившая на него заново, сидит на асфальтовой полоске, обрамлявшей фундамент второго корпуса, — привалившись спиной к старой багровой облицовке, томно прикрыв бесстыжие пустые глаза, расставив колени. И со смехом рассказывает, как совратила невинного младенца — мальчика из своей новой группы. Мальчик понятия не имел, как целуются. Хмельницкая смаковала подробности: как он задрожал, едва она коснулась своим языком его. Оле было противно и страшно от этой животной похоти. Потом Анька добавила, что скоро бросит этого мальчика: в мужчинах интересна новизна, их надо менять, как перчатки, — раз в неделю. Наташа покосилась на нее с нескрываемым отвращением, но из вежливости ничего не сказала. Она вообще очень сдержанная, Наташа Володина.
На всякий случай, вспомнив этот рассказ, Оля тут же убрала язык подальше. Попыталась вырваться, но Яков держал ее голову обеими руками, и в ответ на сопротивление только перехватил поудобней. Олю выручил водитель — спросил, где поворачивать. Она удивительно спокойным тоном попросила остановить машину за домом, выскочила. По дороге быстро вытерла губы. “Обслюнявил всю. Тьфу! Навязался тут на мою голову”. Сзади послышался голос:
— Оль, подожди!
Она остановилась. Яков выбрался наружу, расплатившись, подбежал к ней, обнял и повел к подъезду. Около подъезда он опять притянул ее к себе, но тут Оля была начеку: сразу попыталась отвернуться, хотя он опять держал ей голову, и вырваться.
— Не надо! — крикнула она. — Я не хочу.
— Как хочешь, — сказал Яков, ничуть не обескураженный, и выпустил ее.
Дома Оля старательно, с мылом оттерла лицо. Подбородок и верхняя губа казались липкими от его слюны. И еще она не понимала, какой интерес целовать вырывающуюся девушку? Напоминало дурацкие любовные романы двадцатого века, когда опытные мужчины знают, что женщина всегда сначала вырывается, но куда ж она денется? И продолжают нагло действовать.
А на следующий день Оля его, к своей неописуемой радости, не видела. После уроков поехала на “Стадион”, но Моравлина не было. Уехала ни с чем.
29 октября 2083 года, пятница
Селенград
На большой перемене к Оле подошел Виктор и спросил, не знает ли она, где Яков. Оказалось, он должен был приехать в Академию, но его нет, а его все ищут. Трудно было передать Олину радость: не увидит сегодня.
Перед международным подошел Колька Земляков, приколол ей значок “Ольгова Земля”. После победы Стрельцова на Земле появилось много таких значков, но этот был особенный. Во-первых, его сделали на Венере. Во-вторых, сделали не сейчас, а тогда, когда там появился самый первый клочок твердой суши. В-третьих, Оле ужасно нравилось это совпадение ее имени и названия венерианского материка.
После третьей пары Оля с Наташей поднялись к Фильке в комитет — заниматься. Наташа тоже решила вступать в МолОт. Филя был вежлив, внимателен и очень понятно все рассказывал. Сначала он хотел поручить подготовку двух неофиток Цыганкову, но затем передумал и занимался с ними сам. А Цыганков куда-то умотал.
Потом Оля с Наташей помчались к метро. Приехали на “Стадион” без восемнадцати минут пять, а без пятнадцати появился Илья. Оля провожала взглядом отходившую маршрутку другого номера, и совершенно в какой-то момент выключилась. Наташа испуганно вскрикнула, Оля вздрогнула и обернулась — перед ней стоял Моравлин. Высокий, какой-то пронзительно светлый под низким свинцовым небом, а глаза — ледяные.
Спросил, почему Наташа так испугалась. Оля сбивчиво объясняла, что они его перепутали… В принципе, Наташа ведь действительно подумала, что это Виктор, который обожал вот так же подкрасться сзади и гаркнуть над ухом. Зачем-то Оля сказала, что по всей Академии бегает от одного парня. Яков на самом деле достал ее показным собственничеством так, что она старалась избегать встреч с ним. Илья сразу же, очень быстро и довольно грубо спросил:
— Он что, целоваться лезет?
Оля растерялась и понесла чушь. Следующие пять минут Илья говорил с ней сквозь зубы, а потом ушел на заднюю площадку салона, где принялся оживленно болтать с каким-то незнакомым Оле парнем. И до самого конца в Олину сторону даже не повернулся.
Оле стало ясно, что все кончено. На сердце уже не привычная тоска осталась — ледяной холод. Оле отчего-то понравилось это ощущение льда внутри. Было в нем что-то привлекательное, как в смерти. Ей вдруг захотелось, чтоб этот лед сохранился навсегда. Просто потому, что слишком сильно она любила Илью, а быть вместе им не суждено. Он будет с другой, она с другим. И невозможно было даже подумать, что этого другого придется любить. Что Илья уйдет не только из ее жизни, но даже из памяти. Его просто вытеснит кто-то. Такой вот, как Яков. Нет уж. Любить такого — пачкать все светлое, что связано для нее с именем Ильи. Лучше уж вообще не полюбить больше никого.
31 октября 2083 года, воскресенье
Селенград
— А без нас они никак справиться не могут? — возмутился Митрич.
Савельев пожал плечами. Илья впервые видел начальника настолько растерянным.
— И вообще, почему именно мы? В конце концов, если уж им нужен хороший блокатор, то…
— Им нужен не просто блокатор, — поправил Иосыч. — Если б так, поехал бы я. Им нужен блокатор с “постовой” ступенью.
Иосыч и принес эту сногсшибательную новость: венерианская Служба просит у земной блокатора взаймы. Причем официальный запрос пришел сразу сюда. Савельев уж сам потом звонил в Главное управление. Даббаров распорядился требуемого сотрудника откомандировать.
— А, ну это к Илюхе! — нехорошо обрадовался Митрич. — У остальных ступени нет.
— Котляков, — напомнил Лоханыч. — Половинная. Они ж не сказали, какая именно им ступень нужна.
— Да угомонитесь вы, — поморщился Илья. — Я поеду.
Все с надеждой посмотрели на него. Илья их понимал: на Венере, несмотря на бодрые заявления в прессе, война продолжалась. И Митричу, который собирался весной жениться, туда совсем не хотелось. Дим-Дим был существенно слабей. Котляков — неопытен. Савельев или Иосыч нужны здесь. Остается только Моравлин. Как всегда. Когда нужно говно разгребать, так про него вспоминают. А как медальки получать — он опять в стороне останется.
— Что это вы делаете? — спросила Наташа.
— Шарики лопаем, — объяснил Виктор. — Вот видишь кучу? Все надо перелопать.
Оля с Наташей переглянулись. На их взгляд, можно было поступить существенно проще: взять и засунуть их в измельчитель мусора.
— Да мы-то тоже это понимаем, — вздохнул Яков. — Ты это нашему руководителю практики объясни. По-моему, он просто придумал нам нудное занятие, чтоб была отмазка.
Потом они надули несколько шаров, завязали их и устроили бой шариками. У Виктора отыскалась колода настоящих бумажных карт, сели играть в дурака. Яков предложил играть на раздевание, но его не поняли. Потом Оля предложила погадать. Наташа сразу отказалась, Виктор тоже, а Якова карты выдали с головой: оказалось, он был неравнодушен к Оле. От чего, кстати, не стал отпираться.
Потом Виктор тоже занялся предсказательством. Делал он это странно. Брал за запястья, некоторое время тискал их, будто пульс искал. Все это время пристально смотрел в глаза. Потом отпускал руки, закуривал и рассказывал.
Якову он сказал, что тот помрет в тридцать лет по вине своей истеричной жены. Та будет настаивать, чтоб муж сам заделал дырку на крыше дачи, Яков полезет, сорвется и сломает себе шею.
Наташе сообщил, что она закончит Академию, замуж никогда не выйдет, но родит двоих детей от разных отцов.
Оле в глаза смотрел слишком долго и серьезно. Потом отвернулся. Сказал, что ей всю жизнь любить одного человека. Они уже знакомы, но судьба там сложная. Причем рассказывал, а сам показывал пальцем на Якова. Яков улыбался. Виктор прервался, презрительно посмотрел на него, сказал:
— Да не ты это! Нужен ты ей больно! — потом опять посмотрел на Олю. — Не пойму, у тебя вроде как две даты смерти. Первая связана с тем, кого ты любишь. У тебя вообще все беды в жизни из-за него будут. И все связаны с числом девять.
Тут Оле стало жутко, потому что она не забыла предсказание цыганки.
— Не могу понять, — честно признался Виктор. — Ты что, сама свою судьбу определять можешь?
— Не знаю, — улыбнулась Оля. — А что это такое?
— Если сама свою судьбу определяешь, то можешь изменить карму любому, кто окажется рядом. А у тебя самой в судьбе только этот парень и число девять. В общем, прибьет он тебя через девять чего-то — то ли месяцев, то ли лет. То ли дней. А может, часов. Задушит, — решил Виктор.
— Почему именно задушит?
— Потому что мне так больше нравится. Задушит, потом сядет за убийство, выйдет и повесится с горя.
— Понятно, — засмеялся Яков. — Виктор, как обычно, с задачей не справился. Да не обращайте внимания, он вечно бредит.
Яков забрал Олины часы и куда-то спрятал. Виктор в обмен предложил часы на цепочке.
— Если только подаришь, — сказала Оля.
Виктор возмутился:
— Да я вообще только один раз подарок делал! Торт подарил. Девчонке за ночь.
Яков засмеялся:
— Если бы я за каждую ночь что-нибудь дарил…
Олю передернуло.
В метро было необычно много народу, и Оля с Яковом стояли совсем близко друг к другу. Когда прощались, он долго не выпускал Олину руку. Наташа фыркнула.
На “Стадионе” было не столько холодно, сколько ветрено. Оле стало так противно после разговора с Яковом, что просто жизненно необходимо было отвлечься. Поэтому они с Наташей пропустили одну маршрутку, надеясь, что к моменту подачи второй Илья появится.
Он появился. Оля заметила его, случайно обернувшись на здание станции. Жутко покраснела, но краска со щек быстро исчезла. В маршрутке Илья рассказал, как его вызывали в военкомат — по поводу событий на Венере. Приписали к танковым войскам. А венерианский танк — нечто среднее между космическим кораблем и подводной лодкой, потому что приспособлен для передвижения как по топкой “суше”, так и по океану.
— Прихожу, смотрит на меня суровый такой дяденька, — жизнерадостно рассказывал Илья. — Говорит, идти мне служить на Венеру, танки гонять. Я обрадовался, запрыгал, в ладоши захлопал. Спрашиваю: дяденька, а можно я на танке домой приеду, мамочке покажусь? — Илья захихикал. — Он меня выгнал.
Потом пояснил, что его чуть не забрали в кутузку за такие шутки, тогда он показал удостоверение Службы, и от него отстали. Оказалось, тех, кто в Службе, в армию не призывали, потому что они и так в армии.
— Илья, а как наши ухитрились материк сделать? И почему про эту технологию никто не знает?
— А ее нет. Землю там создала “рутовая команда” — легендарная совершенно группа, говорят, что в ее состав двадцать восемь реал-тайм корректировщиков входит. Для сравнения — на Земле их всего пятеро, — тихо пояснил Илья. — Там вообще всё “руты” создавали — с самого начала. И атмосферу, и всё остальное. По секретному заданию Родины, — он скривился. — Сколько хороших людей на этих заданиях угробили… Вот тебе и все секреты.
Оля рассказала, что ей говорили по поводу ситуации на Венере Яков и Виктор. Илья отрицательно покачал головой:
— Я так не думаю. Там все слишком сильно зависит от “рутовой команды”, а у нее политика совсем другая.
Оле было хорошо. Они опять добрые друзья, опять понимали друг друга с полуслова, но уже как-то не так, как вначале. И ни о ком другом Оля больше даже думать не могла.
* * *
18 октября 2083 года, понедельникСеленград
История оказалась укороченной. Буквально через пятнадцать минут в аудиторию влетел Филька, выплюнул:
— Все — в актовый зал!
И вылетел. Все сорвались с мест. Около актового зала уже собралась толпа. Места занимали как придется. Оля увидела, что к ней пробивается Яков с привычно-сладким выражением лица. После вчерашней встречи с Ильей видеть его совсем не хотелось, но спрятаться не получилось. Девчонки скептически его разглядывали, ребята презрительно щурились. А ему — наплевать.
Филька поднялся на трибуну, выждал пару секунд:
— Войны не будет.
Зал выдохнул как один человек.
Оказалось, пока на Земле все пытались сообразить, на кого из двух губернаторов сделать ставку, Родион Стрельцов решил проблему собственными силами. Никто так и не понял, как он ухитрился пробраться сквозь кордоны в Юганский район, да еще и выманить на встречу Хохлова.
Новоявленный губернатор испугался. “Ты лжец и самозванец, и править ты не достоин, — сказал ему Стрельцов. — Но я законный правитель, а вот народ, который меня призвал”. Эту фразу перепечатали почти все земные издания. Многие были склонны толковать ее так, что юганцы, испуганные перспективой войны, сами вызвали Стрельцова и провели его сквозь кордоны, но никаких аргументов в пользу этой версии не было. Если только тот факт, что Стрельцову, который явился сам, не прячась за спинами солдат, люди явно обрадовались, а за Хохлова не вступился никто. Хохлова хотели арестовать, он бежал и угодил в топь. Спасти его не успели.
Но самое смешное началось дальше. Как выяснилось, американцы и европейцы все-таки тайно подогнали свой флот к берегам Ольговой Земли. Только лишь стало известно, что положение стабилизировалось, как они рванули вперед — мол, проследить за сохранением демократических ценностей, чтоб там Стрельцов себя диктатором не возомнил, ну и вообще напомнить о своем существовании. Как обычно. И тут Венера показала норов: устроила шторм. Европейцев разнесло к чертям, разметало по всему полушарию. Но никто не погиб. А американцам, которые и были инициаторами этого похода, досталось крепче: прямо через их расположение пронесся небольшой, но злобный отряд венколов, который поддерживал Хохлова. Венколы захватили небольшой остров на севере Ольговой Земли и закрепились там. Стрельцов пообещал вышибить их оттуда, как только руки дойдут.
По Филькиному лицу нельзя было понять, как он относится к новостям. Яков, пробравшийся-таки к Оле, кривил губы, изображая недоумение: и как это так? Не понимал он, почему венерианцы поддержали Стрельцова.
— Досрочные выборы в Ольговой Земле состоятся первого августа следующего года, — объявил Филька. — До тех пор исполняющим обязанности губернатора остается Родион Стрельцов.
Оля была страшно рада. Почему-то она, не знавшая ни одного, ни второго претендента, больше симпатизировала Стрельцову. И вспомнила, что и Илья, и Виктор намекали, что Стрельцов не так уж прост и беззащитен.
На выходе Якова оттерли. К Оле подошла Женька, оглянулась на Якова, довольно громко спросила:
— Оль, ты где подобрала это убожество? У него задница бабья и ноги кривые!
Оля нисколько не обиделась. Она и сама давно это заметила. И тут же подумала, что про Илью ей никто ничего не говорил. Кроме Риты. И то — Рита не заикалась про его внешность, хотя красавцем он не был. А у Якова лицо красивое, только все девчонки брезгливо морщатся.
— Многим нравится, — обронила Оля, чтоб ее не заподозрили в том, будто она подбирает вовсе уж негодящих. — Рассказывает, все к нему с первой встречи в постель прыгают.
Женька еще раз посмотрела скептическим взглядом:
— Охотно верю. Бен у него, чувствуется, разработанный. Ты поосторожней с ним.
Оля взяла пальто, Яков — ее сумку, и они отправились в метро. До “Айвазовской” с ними рядом ехали две шлюшки с парнем, и одна из них начала приставать к Якову. Они переговаривались через Олино плечо. Потом они покинули вагон, и эта милая девушка посмотрела в стекло и покрутила пальцем у виска.
— По ее убеждениям, я должен был предпочесть ее тебе. Но у меня несколько иные вкусы, — объяснил Яков.
Оля подумала, что у нее тоже — иные вкусы. Всю оставшуюся дорогу Яков трепался на интимные темы, вызывая у Оли краску не смущения, а отвращения. Но он этого не понял. Она тоже не могла понять, почему Яков не стесняется подобных разговоров, а даже хвастается. Разве это хорошо, когда парень к девятнадцати годам спал с тремя десятками женщин и всех их бросил?
Когда он свалил восвояси, Олю охватила щемящая тоска. Подсознательно она поставила их — Илью и Якова — рядом и поняла, в чем дело. У Якова не было даже самолюбия, не говоря о гордости. Поэтому он такой пошленький. И хотя он был старше Ильи на полгода — Яков родился в конце ноября, а Илья в конце июня — на самом деле он был инфантильным.
Илья при встречах говорил о работе, о делах семейных, о друзьях, но щекотливых тем не затрагивал, и Оле это очень нравилось. Зачем другу, тем более девчонке, знать подробности его интимной жизни? А Яков расценивал отношения с Олей совсем не как дружбу. И все его темы для разговора так или иначе сводились к обсуждению того, как и с кем он спал.
И тут же поймала себя на мысли, что если бы так, как Яков, в отношениях с ней вел себя Илья, она бы прыгала от радости до потолка.
* * *
20 октября 2083 года, средаСеленград
Вот и настал тот день, которого Оля давно ждала и в глубине души боялась его прихода, — день конференции МолОта. Она была уверена, что ее ни за что не выберут ответственной за факультет, просто потому не выберут, что ее никто не знает. И кто будет предлагать ее кандидатуру? Она плохо представляла себе, что такое выборы, но полагала, что должна проводиться какая-то агитация. А она даже не знала, кто ее соперники, ее нигде не приглашали выступать, как-то располагать людей к себе. Как люди узнают, что ее надо выбирать?
Все оказалось намного проще. Когда в актовый зал набилось уже достаточно студентов с факультета, на трибуну поднялся Филька. Рассказал, на какую именно должность они сейчас будут выбирать себе руководителя.
— Предлагаю кандидатуру Ольги Пацанчик из группы В-2011, — громко сказал он. — Если есть другие кандидаты, предлагайте, будем голосовать.
Других кандидатов почему-то никто не предложил. Поэтому выбрали Олю. Она пробиралась к трибуне, чувствуя себя идиотским цыпленком, втягивая голову в плечи в ожидании какого-нибудь возмущенного крика. Но ей вежливо похлопали, и никто ничего не сказал.
После конференции Филька повел ее в комитет — оформлять документы. Потребовал членский билет МолОта.
— У меня нет, — сказала Оля.
Филька посмотрел на часы:
— Езжай за ним домой.
— У меня его вообще нет.
— То есть?!
— Я не член МолОта.
Филька окаменел. Даже глазами не хлопал. Через пару минут вылетел из комитета, вернулся с Павлом, обвиняюще ткнул в Олю пальцем:
— Она не член МолОта!
— Ну да, она его мозг, — неуклюже попытался отшутиться Павел.
Филька только смерил его уничтожающим взглядом. Ситуация складывалась хреновенькая: выбрали ответственного за факультет — беспартийного. Правда, Филька быстро нашел выход из положения. В Уставе есть такой пункт: “считать членом МолОта с момента принятия соответствующего решения первичной ячейкой”. Первичной ячейкой считалась группа. Павел сел, тут же исправил протокол прошлого месяца, внеся в него строку: “Собрание рекомендует Ольгу Пацанчик к принятию в ряды МолОта”. Филька только отдувался.
— Ладно, — махнул рукой. — Пройдет. Ну а билет получишь потом, — сказал он Оле. — Устав подучи и в политической ситуации разберись, мы на комитете тебе пару вопросов зададим, чтоб в твоей политической сознательности убедиться.
Павел фыркнул. Раньше убеждаться надо было, а не после выборов.
— Готовиться приходи сюда, — решил Филька. — Если что, я тебе подскажу.
Оля подумала, что ей везет во всем быть первой: первая пятерка у физика, теперь вот первая беспартийная, избранная на серьезный пост в МолОте. Интересно, где еще она станет первооткрывателем?
* * *
28 октября 2083 года, четверг
Селенград
Оле было стыдно вспоминать все, что произошло за последние четыре дня. Даже собственное отражение в зеркале смотрело на нее с презрением. Хуже всего, что она не перестала любить Моравлина, и сама трактовала происходящее как предательство. Хотя предать можно только того, с кем есть какие-то отношения, а Олю с Ильей ничего не связывало. Кроме ее чувств.
Яков был ей противен. И она сама не поняла, как это получилось, что вдруг стала гулять с ним. Вышло так, что ее поставили перед фактом — а она это приняла. Наверное, как в свое время принял Павел, узнав, что он гуляет с Ритой. Прав был Моравлин: дружба в любовь не может перейти. А от себя Оле хотелось добавить, что если это случится, то ничего хорошего не получится.
Пожаловалась Наташе. Та совершенно не поняла ее:
— Это всегда так: гуляют не с теми, кто нравится.
Но Оля так не хотела! И в то же время, так было.
Началось все в понедельник. Оля решила, что пора обзавестись кожаными перчатками вместо вязаных варежек. Можно было купить на рынке, но она где-то вычитала, что настоящая леди всякое барахло не носит, и поехала по фирменным магазинам. Яков увязался за ней. Сначала побывали в центре, потом поехали на “Зоопарк”. Естественно, нигде не было именно таких перчаток, какие хотела Оля. И надо бы ей поскорей прощаться с Яковом и ехать домой, так нет, сели в сквере на скамейку и разговорились. Прямо он почти ничего не говорил, но дал понять, что Оля ему нравится, и он хотел бы с ней гулять. Оле показалось в тот момент, что из этого может получиться что-нибудь путное.
На следующий день, как всякая приличная парочка, они отправились в кино. За ними увязался Виктор, так что они порядочно пропетляли по станциям метро, пытаясь отделаться от него. Билеты взяли в “Алтай”, потому что он был ближе всего к Олиному дому. В зале поняли, что от Виктора отделаться не удалось, — он сидел двумя рядами выше и гнусненько хихикал. После фильма Оля с Яковом от него смылись.
До ее дома шли пешком. Оля нарочно выбирала самые темные углы, вела через новостройки на Архангельской и старательно стращала. Яков же пытался вывести Олю на светлую улицу, говоря, что ему вовсе не улыбается столкнуться с местным агрессивным молодняком. На светлую улицу Оле совсем не хотелось, потому что там был шанс наткнуться на Илью. По закону подлости.
Яков слегка трусил. Чтобы сгладить это впечатление, принялся рассказывать, как он разнимал двух подравшихся девчонок. Оля вообще ни разу в жизни не видела, чтоб девчонки дрались, даже в московской академии обходилось без таких крайностей. А Яков хвастливо заявил, что он проломил одной из дерущихся переносицу, якобы чтоб успокоить. Оля тут же вспомнила, как Илья рассказывал о единственном случае, когда ему пришлось применить какие-то силовые методы к девушке: вышиб из-под нее скамейку. Потому что девчонка меняла парней, как перчатки. А Яков ничего не знал про девушку, которой сломал переносицу. Оля очень не любила таких ребят, которые способны всерьез ударить девушку.
Ему не понравилось, что Оля быстро ходит. Обнял, заставил сбавить скорость. Тоже мне, нашелся командир, сердито думала Оля. Идти медленно и плавно, да еще и в обнимку, как ходят нормальные парочки, оказалось неудобно. Близость Якова лишала Олю свободы маневра, и она раза два ступила в лужу, образовавшуюся по случаю потепления.
Когда прощались, Яков хотел ее поцеловать, но Оля быстро сделала шаг назад.
В среду они ходили на концерт. Оле очень нравилась группа “Парфенон”, и только поэтому она приняла приглашение Якова. Кроме них, были еще два его друга, не из Академии. Яков оказался местным жителем, селенградцем. Друзья были одеты стильно, ярко, и Оля по идее должна была чувствовать себя провинциалкой в своем невзрачном сером джемпере и джинсах. Только ей было все равно. Она ни на секунду не забывала, что у Якова узкие плечи, бабья задница и кривые, коленками внутрь, ноги. Одежду можно сменить, а вот фигуру — нет. Так что пусть почтет за честь, что она на этом концерте с ним.
Концерт Оле страшно не понравился. Группу покинули те, кто сделал “лицо” “Парфенона”: солист с уникальным голосом, высоким, звонким и немного неестественным, будто у него голосовые связки находились в носоглотке, и аранжировщик. Без них группа звучала тускло, хоть и поражала роскошным шоу. Но Оля помнила концерт Джованни Бертоло, которому не требовались танцовщицы, он держал зал сам, одним своим талантом.
После концерта Яков взял такси, чтоб проводить Олю до дому. Оля сочла это расточительством, но ничего не сказала: он же не ее деньгами разбрасывается.
Сидели на заднем сиденьи. Яков притянул Олю к своему плечу, прижался щекой, потом губами. Она скрипела зубами, думая: “Пусть только в губы не целует”. Всю дорогу проговорили, а когда выезжали на Таежную, Олю на повороте по инерции завалило на Якова. И тут он совершенно неожиданно запрокинул ей голову назад, до хруста в шейных позвонках, и принялся целовать в губы.
Все произошло настолько быстро, что Оля не успела сообразить и даже не испугалась. Мысли были четкие и ясные. Первая: “Что он делает?!” Потом: “Глаза вообще-то закрыть надо, с открытыми не целуются”. “Противно. Что тут нравится девчонкам?” “А зубы не разожму, хоть ты тресни”.
Тут же в голове пронеслось воспоминание: Анька Хмельницкая, отчисленная с технологического за неуспеваемость и поступившая на него заново, сидит на асфальтовой полоске, обрамлявшей фундамент второго корпуса, — привалившись спиной к старой багровой облицовке, томно прикрыв бесстыжие пустые глаза, расставив колени. И со смехом рассказывает, как совратила невинного младенца — мальчика из своей новой группы. Мальчик понятия не имел, как целуются. Хмельницкая смаковала подробности: как он задрожал, едва она коснулась своим языком его. Оле было противно и страшно от этой животной похоти. Потом Анька добавила, что скоро бросит этого мальчика: в мужчинах интересна новизна, их надо менять, как перчатки, — раз в неделю. Наташа покосилась на нее с нескрываемым отвращением, но из вежливости ничего не сказала. Она вообще очень сдержанная, Наташа Володина.
На всякий случай, вспомнив этот рассказ, Оля тут же убрала язык подальше. Попыталась вырваться, но Яков держал ее голову обеими руками, и в ответ на сопротивление только перехватил поудобней. Олю выручил водитель — спросил, где поворачивать. Она удивительно спокойным тоном попросила остановить машину за домом, выскочила. По дороге быстро вытерла губы. “Обслюнявил всю. Тьфу! Навязался тут на мою голову”. Сзади послышался голос:
— Оль, подожди!
Она остановилась. Яков выбрался наружу, расплатившись, подбежал к ней, обнял и повел к подъезду. Около подъезда он опять притянул ее к себе, но тут Оля была начеку: сразу попыталась отвернуться, хотя он опять держал ей голову, и вырваться.
— Не надо! — крикнула она. — Я не хочу.
— Как хочешь, — сказал Яков, ничуть не обескураженный, и выпустил ее.
Дома Оля старательно, с мылом оттерла лицо. Подбородок и верхняя губа казались липкими от его слюны. И еще она не понимала, какой интерес целовать вырывающуюся девушку? Напоминало дурацкие любовные романы двадцатого века, когда опытные мужчины знают, что женщина всегда сначала вырывается, но куда ж она денется? И продолжают нагло действовать.
А на следующий день Оля его, к своей неописуемой радости, не видела. После уроков поехала на “Стадион”, но Моравлина не было. Уехала ни с чем.
* * *
29 октября 2083 года, пятница
Селенград
На большой перемене к Оле подошел Виктор и спросил, не знает ли она, где Яков. Оказалось, он должен был приехать в Академию, но его нет, а его все ищут. Трудно было передать Олину радость: не увидит сегодня.
Перед международным подошел Колька Земляков, приколол ей значок “Ольгова Земля”. После победы Стрельцова на Земле появилось много таких значков, но этот был особенный. Во-первых, его сделали на Венере. Во-вторых, сделали не сейчас, а тогда, когда там появился самый первый клочок твердой суши. В-третьих, Оле ужасно нравилось это совпадение ее имени и названия венерианского материка.
После третьей пары Оля с Наташей поднялись к Фильке в комитет — заниматься. Наташа тоже решила вступать в МолОт. Филя был вежлив, внимателен и очень понятно все рассказывал. Сначала он хотел поручить подготовку двух неофиток Цыганкову, но затем передумал и занимался с ними сам. А Цыганков куда-то умотал.
Потом Оля с Наташей помчались к метро. Приехали на “Стадион” без восемнадцати минут пять, а без пятнадцати появился Илья. Оля провожала взглядом отходившую маршрутку другого номера, и совершенно в какой-то момент выключилась. Наташа испуганно вскрикнула, Оля вздрогнула и обернулась — перед ней стоял Моравлин. Высокий, какой-то пронзительно светлый под низким свинцовым небом, а глаза — ледяные.
Спросил, почему Наташа так испугалась. Оля сбивчиво объясняла, что они его перепутали… В принципе, Наташа ведь действительно подумала, что это Виктор, который обожал вот так же подкрасться сзади и гаркнуть над ухом. Зачем-то Оля сказала, что по всей Академии бегает от одного парня. Яков на самом деле достал ее показным собственничеством так, что она старалась избегать встреч с ним. Илья сразу же, очень быстро и довольно грубо спросил:
— Он что, целоваться лезет?
Оля растерялась и понесла чушь. Следующие пять минут Илья говорил с ней сквозь зубы, а потом ушел на заднюю площадку салона, где принялся оживленно болтать с каким-то незнакомым Оле парнем. И до самого конца в Олину сторону даже не повернулся.
Оле стало ясно, что все кончено. На сердце уже не привычная тоска осталась — ледяной холод. Оле отчего-то понравилось это ощущение льда внутри. Было в нем что-то привлекательное, как в смерти. Ей вдруг захотелось, чтоб этот лед сохранился навсегда. Просто потому, что слишком сильно она любила Илью, а быть вместе им не суждено. Он будет с другой, она с другим. И невозможно было даже подумать, что этого другого придется любить. Что Илья уйдет не только из ее жизни, но даже из памяти. Его просто вытеснит кто-то. Такой вот, как Яков. Нет уж. Любить такого — пачкать все светлое, что связано для нее с именем Ильи. Лучше уж вообще не полюбить больше никого.
* * *
31 октября 2083 года, воскресенье
Селенград
— А без нас они никак справиться не могут? — возмутился Митрич.
Савельев пожал плечами. Илья впервые видел начальника настолько растерянным.
— И вообще, почему именно мы? В конце концов, если уж им нужен хороший блокатор, то…
— Им нужен не просто блокатор, — поправил Иосыч. — Если б так, поехал бы я. Им нужен блокатор с “постовой” ступенью.
Иосыч и принес эту сногсшибательную новость: венерианская Служба просит у земной блокатора взаймы. Причем официальный запрос пришел сразу сюда. Савельев уж сам потом звонил в Главное управление. Даббаров распорядился требуемого сотрудника откомандировать.
— А, ну это к Илюхе! — нехорошо обрадовался Митрич. — У остальных ступени нет.
— Котляков, — напомнил Лоханыч. — Половинная. Они ж не сказали, какая именно им ступень нужна.
— Да угомонитесь вы, — поморщился Илья. — Я поеду.
Все с надеждой посмотрели на него. Илья их понимал: на Венере, несмотря на бодрые заявления в прессе, война продолжалась. И Митричу, который собирался весной жениться, туда совсем не хотелось. Дим-Дим был существенно слабей. Котляков — неопытен. Савельев или Иосыч нужны здесь. Остается только Моравлин. Как всегда. Когда нужно говно разгребать, так про него вспоминают. А как медальки получать — он опять в стороне останется.