Страница:
Постепенно Олю охватывало оцепенение. Глаза закрылись, веки отяжелели, но уснуть Оля не могла. Она застряла где-то между сном и явью. Мысли распирали черепную коробку, и сосредоточиться на чем-то одном не получалось. Она текла между обрывками видений, воспоминаний и несбывшихся фантазий.
На летном поле в Улан-Удэ Олю встретили глубокая ночь и ледяной ветер в лицо. Оля поежилась, подхватила сумку и поплелась к электробусу, подбиравшему пассажиров. Они все казались необщительными, как и Оля. Невольно она задумалась — а что они оставили там, в “Ступино”?
В здании стратопорта ее ослепил свет. Оля болезненно поморщилась: как режет глаз эта аляповатая раскраска витрин! Очень похоже на “Ступино”, только там все суетятся, и за счет этого даже глубокой ночью в стратопорту чувствуешь себя вроде как в гуще жизни. Здесь людей почти не было, и эта пронзительная пустота напоминала о пустоте ее будущего.
Где— то в глубине души Оля надеялась на чудо -а вдруг встречать ее должен Павел? В конце концов, после подстроенной им аварии ему тоже придется уносить ноги из Московья. Умом она понимала, что Павел никак не мог бы опередить ее, чтобы встретить, но все-таки… Конечно, его не было, в зале для встречающих вообще был только один человек, нервно меривший шагами узкое пространство за стеклянными дверями. Молодой парень со странной ломкой походкой, не особо красивый, но далеко не урод. Совершенно не в ее вкусе. Оля убито подумала, что сейчас окажется — это ее встречающий. Так и вышло. Увидев ее, он широко улыбнулся, быстро поковылял к ней. Протянул руку:
— Алексей Царев.
— Ольга Пацанчик, — пробормотала она.
— По-моему, вы страшно устали. Ничего, сейчас мы приедем в Селенград, тут совсем недалеко, я отвезу вас в общежитие, покажу вашу квартиру. А завтра заеду с утра, покажу Академию, помогу оформить документы. И провезу по городу. Надо ж вам познакомиться с нашими местами. Вы голодны?
Оля отрицательно покачала головой.
— Как хотите. В любом случае, Маша — это моя невеста — обещала сообразить что-нибудь приятное, вроде чая с пирожками. Вы сразу почувствуете себя как дома.
— Я тоже так надеюсь, — вежливо сказала Оля.
Снаружи их поджидала черная длинная машина с водителем. Царев помог Оле устроиться на заднем сиденьи, бросил ее сумку в багажник и сел рядом с водителем. Когда машина тронулась, перегнулся через спинку сиденья:
— Отсюда до Селенграда тридцать километров. У нас нет своего стратопорта, сами понимаете, нерентабельно строить, если есть стратопорт в Улан-Удэ. Так что летаем отсюда. Здесь есть монорельс, но только днем. А ночью к услугам пассажиров — такси. Или вот, как в нашем случае, служебная машина.
Пригороды Улан-Удэ, погруженные во тьму, Олю нисколько не интересовали. Вскоре она задремала, убаюканная мерным покачиванием машины, и очнулась, когда та остановилась перед мощным кирпичным зданием.
— Вот мы и на месте, — сообщил Царев. — Это ваш дом, один из пяти наших корпусов в Солнечном. Это название микрорайона, дано по улице, где мы сейчас находимся. Район новый, но красивый. Впрочем, у нас все тут новое и красивое.
Он повел ее на второй этаж, распахнул перед ней дверь. Совершенно обыкновенная дверь, у Оли такая же дома. За дверью была прихожая, и пахло оттуда теплом и домом, а вовсе не коммунальным аскетизмом общежития.
Разувшись, Оля поморщилась — ноги вспотели и наверняка плохо пахнут. Нет, то, что от носок воняет — это однозначно, а наверняка то, что Царев это почуял. Хорошо еще, подумала Оля, что он деликатный и ничего не сказал по этому поводу.
— Странно, я думала, у вас общежития коридорного типа, как у нас, — сказала Оля.
Царев засмеялся:
— Ну хоть что-то же у нас должно быть лучше, чем в московских частных вузах! Академия финансируется весьма прилично, вуз все-таки один из важнейших для нашего государства. Вообще-то коридорные общежития у нас тоже есть, это корпуса с первого по десятый, но они считаются престижными. Как-никак, в них вырос весь первый выпуск, там живая история. А новые корпуса — все такие. Квартирки маленькие, зато одноместные. Есть и семейные, попросторней. Вообще, у нас о студентах заботятся.
— Здорово, — кивнула Оля.
Ее квартирка была однокомнатной, но кухня по размеру вполне годилась и для столовой. На кухонном столе она увидела чашки, чайник, большую миску, накрытую полотенцем. И — ни души. Царев подошел к столу, взял лежавший подле миски текстовый планшет:
— Очень жаль, Маша не смогла нас дождаться. Но ничего страшного, квартиру вы уже видели, а детальное знакомство с обстановкой раньше завтрашнего дня все равно не имеет смысла начинать.
Оля устало опустилась на стул. Ей хотелось поскорей умыться и лечь спать. Царев это понял, поэтому не стал вести долгих разговоров. Оля безразлично попрощалась с ним, а потом, когда он уже открыл дверь, вдруг вспомнила:
— Алексей, простите, можно вопрос?
— Хоть двадцать.
— Видите ли, все произошло так быстро… В общем, я довольно смутно представляю, кто вы и где я буду учиться.
Царев растерянно улыбнулся:
— Я думал, Валерия предупредила… Я — сотрудник Академии Внеземелья, отвечаю за обустройство переводных студентов. Учиться вы будете именно в ней, факультет называется “Системы жизнеобеспечения в условиях Внеземелья”, отделение “классическое”, это наш местный жаргон, означает, что основное направление деятельности выпускаемых специалистов — монтаж и наладка этих систем. Есть еще наладочно-ремонтное отделение. Ну, что… Вообще-то этот факультет больше известен под жаргонным названием “военка”. Он только года три как переименован и переведен из разряда военных в военно-космические, а раньше так и назывался — Военный факультет. Один из самых престижных факультетов в общесоюзном рейтинге. Впрочем, завтра, то есть уже сегодня я вам все покажу, расскажу. Вам у нас понравится.
— Да, конечно. Спасибо.
Он закрыл дверь, Оля устало плюхнулась в ванну. И внезапно оглушительно расхохоталась. Академия Внеземелья, м-мать! Так она от Ленки Соколовой и на Луну удерет.
Московье — Селенград
— Царев!
— Радость моя, ты меня избалуешь столь частыми звонками.
— Моя девчонка долетела?
— Все в лучшем виде. Разве я могу тебя подвести?
— Как она?
— Да хреново, если хочешь знать мое мнение. Даже мне видно — шок после сильной психической травмы. Может, ее показать нашему психиатру?
— Незачем. Она сильней, чем ты думаешь. Сама оклемается.
— Как знаешь…
— Царев, это еще не все…
— Я так и знал.
— Да, но я-то не знала! И не надо такого трагизма в голос подпускать. В общем, будет еще парень, на мой взгляд, вполне подходит в Службу.
— Я знал, я знал! Потому и договорился сразу насчет двоих москвичей.
— Ну, ты даешь, Царев! Кстати, а тебе не стоит ли пойти протестироваться на предмет пророческого дара?
— Это не я предсказал. У меня, когда ты первый раз позвонила, Илюха Моравлин сидел, помнишь его, да? Он и сказал. Прикололся, называется. У него, паразита, сегодня вообще какое-то ненормально хорошее настроение. А я, знаешь ли, в предсказания корректировщиков обычно свято верую, какой бы бред они ни несли. Нет, прикинь: сказал, что будет парень и девчонка, причем девчонку зовут Ольгой!
— А он, случаем, не…
— Не, то есть да, но не так. Инициация начинается с приступа хандры, а не с веселья. Но что-то с ним непонятное происходит, это факт.
— Ну ладно. Так парня встретишь?
— Да куда я денусь? А Моравлину башку сверну завтра, факт. Он последнее время мне только лишние хлопоты пророчит. Отцу подражает, понимаете ли.
— Ладно, ладно, не кипятись.
— Да, пока не забыл. А парень-то хоть будет знать, куда летит и зачем? Потому что твоя девчонка мне такое выдала…
— Да и фиг с ней. Ей на самом деле было все равно, куда лететь. Я ее на Венеру могла бы отправить, она б и не пикнула.
— Что с ней случилось?
— Ничего особенного. На ней пять лет паразитировала наша местная антикорректорша.
— Выносливая девица, однако…
— А парень вылетает послезавтра, правда, он еще об этом не знает… Нечего ржать! Тебе ж Моравлин ясно сказал: будут двое, значит — будут двое. В общем, я его отправлю шестнадцатого ночным рейсом, у вас он будет то ли в десять утра, то ли в одиннадцать. Высокий брюнет, зовут Павел Котляков.
— Понял. Будем ждать.
Селенград
Окинув скептическим взглядом столпотворение в раздевалке, Илья решительно направился через вахту.
— Куда в верхней одежде? — ударил в спину возглас недовольного дежурного.
Илья оглянулся: незнакомый парень какой-то. Знакомые все знали, что некоторым личностям позволено ходить по Академии в куртках.
— Я сотрудник, — бросил он.
Дежурный недовольно отвернулся, поверив маленькой лжи. Впрочем, не такая уж ложь, рассеянно думал Илья, поднимаясь по парадной лестнице. Последнее время граница между сотрудниками Академии и сотрудниками Службы стала размытой. Безопасники поголовно либо работали, либо учились в Академии. Те, кто учился, норовили оставить одежду в подсобках тех, кто работал, чтоб на большой перемене в очереди не стоять. Илья этим преимуществом раньше не пользовался, а тут решил: да чего это я? Есть же Царев. Который, кстати, утром кинул ему сообщение на автоответчик и просил зайти.
Илья поднял голову и увидел спешившего сверху… Царева. Тоже в верхней одежде, невыспавшегося, помятого.
— Лех! Ты куда летишь спозаранку?
Царев чуть не свернулся со ступеньки.
— А, Илюха, привет… Да тут, — он с отчаянием махнул рукой, — бардак полный… Сейчас к Савельеву, потом новую девочку из Московья на экскурсию поведу.
— А Машка знает? — провокационным тоном осведомился Илья.
Царев не обратил внимания на шпильку.
— Ты с предсказаниями-то подвязывай, — дружески-угрожающим тоном предупредил он.
— Что, и второй москвич объявился? — обрадовался Илья.
— Вот-вот. Мало того — девочку действительно зовут Ольгой.
Илья не сразу вспомнил, о чем толкует Царев. Потом рассмеялся:
— Лех, я ж просто пошутил!
— Я тебе пошучу! Еще раз так шутканешь, я тебе… Я тебе тоже пошучу. Так пошучу, что жизнь медом казаться перестанет! Я тебе так нашучу, что ты — ага, ты, а не я, — с этой девочкой возиться будешь!
— Любимое занятие — с девушками возиться. Желательно без одежды.
Царев окинул его уничтожающим взглядом:
— Она страшна, как смертный грех. Или очень хочет такой казаться, что еще хуже. Ладно, Илюх, не обращай внимания… Мне с утра уже головомойку из-за этих москвичей устроили. Я ж просто внаглую добавил их в базу. Утром секретарша обнаружила лишних студентов и скандал закатила. Меня Савельев, можно сказать, спас. Да и этих москвичей тоже. Да! Зайди к нему после занятий, он звонил утром.
— Надо — значит схожу.
Царев поскакал вниз, Илья опомнился, когда их уже разделял пролет. Перегнулся через перила, крикнул:
— Леха! А в лаборантской кто-нибудь есть?
— Бондарчук. Но он тоже скоро уходит, так что раздеваться иди к Лоханычу в тот корпус!
Царев расхохотался, довольный собственной косолапой шуткой. Илья мысленно выругался, вспомнив очереди в раздевалку и дежурного, которому он представился сотрудником. Вот и ври после этого… Цареву соврал — правдой оказалось, дежурному почти правду сказал — а на деле соврал.
Надо же, посмеивался он про себя, стоя в очереди к окошку гардероба. Это Царев еще не знает, откуда имечко-то взялось. А взялось оно из весенней галлюцинации про имена на подоконниках. Илья решил приспособить ее хоть куда-нибудь, и случайно попал в точку. Смешно, право слово.
Селенград
Оля проснулась на удивление рано и удивилась: ее переполняла энергия. В большой миске на кухне обнаружились пирожки, очевидно, приготовленные вчера невестой Царева. Оля слопала половину, облизывая пальцы. Невесту себе Царев выбрал знатную, о такой каждый мужчина мечтает. Готовит божественно! Оля и ей позавидовала, как накануне Валерии. Она ничуть не переживала по поводу своей завистливости, потому что зависть бывает белая и черная. Оля завидовала белой завистью, причем всем, кто что-то умел лучше нее. Таких, она подозревала, набралось бы полмира, вздумай она заняться статистикой. Ничего, это хорошо, что их так много, по крайней мере, ей есть с кого брать пример. И вообще, нет предела совершенству.
После завтрака она основательно покопалась в сумке. Валерия собрала ей абсолютно необходимые вещи, собрала умело, будто привыкла вести разъездную жизнь. Хотя почему “будто”? Почти на всех триграфиях в ее квартире Валерия представала то на фоне гор, то на берегу реки у костра. А больше всего Оле понравилось, что Валерия насыпала ей горсть разнообразных флакончиков с декоративной косметикой. Оля макияжем не злоупотребляла, то есть она не красилась вообще, потому что Ленка Соколова ее убедила, что Оле косметика не идет. Долой Соколову, решительно подумала Оля, сгребла косметику и зависла перед зеркалом на полтора часа. Результат ей очень даже понравился.
На дне сумке что-то блеснуло. Вытащила — оказалось, кредитка. А блестели буквы надписи. И такие буквы, что Оля, не имевшая дурной привычки разговаривать сама с собой, ахнула вслух.
На кредитке было написано: “Служба информационной безопасности Союза Независимых Государств”.
Оля села на кровать, держа кредитку в вытянутой руке. Ни-фи-га себе! Валерия, оказывается, контрразведчица! Ох, как жгуче пожалела Оля, что раньше сторонилась ее! Образ Валерии в ее фантазии моментально оброс всякими мистическими чертами. И тут Оля сообразила: Валерия ж наверняка по ошибке отдала ей служебную кредитку, и ей за это попадет.
Звонок в дверь заставил ее заметаться. В комнате бардак, а тут еще эта кредитка… Царев увидит, решит, что это Олина, и примет новенькую за контрразведчицу. В конце концов накрыла раскиданные вещи пледом, а кредитку сунула в карман платья.
Царев, увидев ее, удивился:
— Всего за одну ночь невозможно так похорошеть, — решительно объявил он. — Наверное, я вчера плохо тебя разглядел.
Оля отметила этот фамильярный переход на “ты”, но возражать не стала. В конце концов, Царев явно старше нее, имеет право.
— Кофе будешь? — спросила она.
— Конечно, моя прелесть. А то я сегодня позавтракать не успел.
Оля изобразила радушную хозяйку. Накрыла на стол, села напротив, демонстративно подперев щеку кулаком и наивно хлопая ресницами — так, как положено “прелести”. Царев подавился от смеха, одобрительно кивнул:
— Ты молодец. Обожаю женщин, у которых есть характер.
— А у твоей невесты он есть? — провокационно нежным тоном осведомилась Оля.
— И замечательный! — охотно кивнул Царев. — Она у меня — ангел, идеал и вообще чудо.
Взгляд у него был понимающе-снисходительный. Оля не смогла сдержать кривоватой, но искренней усмешки.
— Вот так-то лучше, радость моя, — назидательно заметил Царев.
Она не вовлекала его в вежливый этикетный разговор. Просто сидела и наблюдала, как он пьет кофе. В голове вертелась масса вопросов, но Оля не спешила их задавать. Еще три дня назад она не дала бы ему дух перевести, пока не вытянула бы все, но — это было три дня назад.
— Ну что, — вздохнул Царев, — ты готова? Тогда поехали, покажу тебе самое необходимое для жизни здесь.
Для экскурсии по городу Царев взял служебную машину. Оля в окно рассматривала странный город, в котором ей предстоит жить, и никак не могла решить, нравится он ей или нет. Селенград оказался совсем не таким, как она думала, и одно это уже было хорошо.
— Город совсем новый, — рассказывал Царев. — И появился на свет благодаря академику Алтуфьеву. Был такой, в начале века получил Нобелевку по физике. Вот, он наш местный отец-основатель. Сумел выбить у правительства разрешение и деньги на строительство крупнейшего в мире научного центра. Сначала хотели строить в Улан-Удэ, там вроде как уже место обжитое, но не получилось… В общем, заложились на постройку здесь. Никто не ожидал, что Селенградский центр из полигона превратится в город, да еще и перерастет Улан-Удэ. Наверное, Алтуфьев правильное место выбрал.
Селенград был таким же, как Московье рано утром: отлично выспавшимся, полным сил, но еще не включившимся в дневную суету, а оттого непривычно величавым. Наверное, подумала Оля, раньше и Московье таким было, когда еще разделялось на Москву и Подмосковье. А потом город и область объединили, образовав третий в мире — после Рима и Стамбула — гигаполис, и легендарное величие древнего города растворилось в безумном ритме жизни. Да, в Московье все приходилось делать очень быстро, иначе попросту никуда не успеешь: расстояния огромны.
— Говорят, в Московье уже работают пассажирские электробусные маршруты, — сказал Царев.
— Ага. Два года уже. В Старом Центре и лесопарках ходят.
— У нас пока электрические движки только на служебном транспорте. А общественный — монорельсовые маршрутки и метро. Частные машины на газу.
— В Московье газовые двигатели запретили в прошлом году.
— У нас такое не скоро произойдет, — вздохнул Царев.
Остановил машину на площади в южной части города. Оля растерянно оглядывалась: местность до боли напоминала Старый Центр Московья. Такие же тяжеловесные здания, относительно невысокие, образующие тихие дворики, в которых, Оля помнила по школе, так здорово посидеть после уроков.
— Вот здесь станция метро “Академическая”, и отсюда до Академии буквально две минуты пешком, — сообщил Царев. — Вон, посмотри — те два здания дальше по бульвару, огороженные общим забором.
— Это вся Академия?
— Нет, конечно. В Академии четырнадцать факультетов, каждый по четыре курса, на каждом курсе по двенадцать групп. В этих корпусах занимаются только студенты базовых факультетов — военки и роботехники. Ну, и есть аудитории технологического, топливнохимического и экономического факультетов. Но их мало. Все остальные занимаются в других корпусах.
Оля с восторгом рассматривала массивные, так называемого “сталинского” типа, здания. Здесь они не производили такого гнетущего впечатления, как аналогичные постройки в Московье. Двухметровый забор с верхней ажурной частью — если такое сравнение применимо к кирпичной кладке — привел ее в восхищение. За широкими воротами из кованых решеток взгляду открывалась длинная аллея, образованная старыми ясенями, которые свешивали ветви арками, создавая впечатление анфилады. А посреди этого парка возвышались два двадцатипятиэтажных корпуса, оба на мощном цоколе, с непривычно узкими окнами, первый — розовато-бежевого кирпича, второй — багрово-седого. Было в них нечто настолько основательное и надежное, что Оля прониклась уверенностью: это ее будущий дом.
— В Селенграде почти не осталось двадцатипятиэтажек, — с оттенком грусти заметил Царев. — Сейчас строят от тридцати этажей и выше. Видишь за парком башню?
Оля видела. Забавное строение, будто кто-то привязал к низкому небу нитку бус.
— Венерианская архитектура, — пояснил Царев. — Сейчас так начали строить и у нас.
— Я видела в Московье, — кивнула Оля.
— Это, кстати, наш новый коммунальный корпус, общежитие. Там даже строительные запахи еще не выветрились. Заселение с завтрашнего дня. Хочешь переехать туда?
Оля помотала головой.
— Как хочешь. Хотя тут до Академии ближе. Но на самом деле Солнечный лучше и в смысле инфраструктуры, и в смысле контингента жильцов. А знаешь, говорят, на Венере все здания такие, и еще все соединены между собой подвесными дорогами.
— Здорово.
Царев повел ее к розовому корпусу.
— Отсюда начиналась Академия, — без пафоса сказал он. — Эти два здания были построены еще при жизни Алтуфьева. Причем вот это, розовое, хоть и выглядит моложе, на самом деле старше. Алтуфьев планировал заложить здесь институт, готовящий исключительно специалистов по ядерной физике, но жизнь распорядилась иначе. Первое время здесь располагалась областная администрация. Потом она переехала в Улан-Удэ, а сюда поселили курсы переподготовки. Потом их переименовали сначала в институт внеатмосферной связи, а затем повысили статус до академии. Ну вот, собственно, так мы здесь и остались.
Оля осторожно ступила на парадное крыльцо из потемневшего гранита, бессовестно затертого множеством ног. Перед ней возвышалась тяжелая двустворчатая дверь, окованная чеканной латунью с латунными же мощными ручками. Справа и слева от входа были две памятные доски. Точней, мемориальной доской была только одна, левая — с профилем Алтуфьева. Из надписи на второй доске Оля узнала, что данное строение является частью Академии Внеземелья.
— Здесь у нас сидит почти вся наша администрация, — объяснил Царев, с некоторым усилием распахивая перед Олей тяжелую дверь.
Олю потряс холл — мраморный, почти квадратный, с четырьмя зеркальными колоннами квадратного же сечения. Слева и справа тянулись прилавки гардеробных — защищенные деревянными панелями, с распахнутыми ставнями окошек, в которые, как престарелые сказочницы древних фильмов, выглядывали уютные пожилые гардеробщицы в униформе Академии.
— Самое халявное место дежурства, — сообщил Царев, когда они сдали верхнюю одежду.
— Какого дежурства?
— Начиная со второго курса наши студенты дежурят по корпусам Академии. Выполняют функции официантов в кафе, вахтеров и гардеробщиков. Традиция. Когда Академия только закладывалась, сотрудников не хватало, поэтому часть работ выполняли сами студенты. Сейчас ситуация иная, но дежурства сохранились. Конечно, работа чисто номинальная, и к дежурствам допускаются не все студенты, поэтому участие в этом своеобразном ритуале можно считать формой поощрения за хорошую учебу.
Оля мысленно улыбнулась, отметив, что в Московье вузы никакими традициями не обрастали. Пустячок, а приятно присоседиться рядышком с чем-то устойчивым и незыблемым, что рисуется в воображении при слове “традиция”. Особенно если традиция складывается в такой нестабильной области, как освоение космического пространства.
Как же просто выглядело здание Академии экономики и планирования, подумала Оля. А ведь оно казалось ей таким впечатляющим! Но там не было ни такого парадного крыльца, ни такого холла. И еще там холл находился на одном уровне с первым этажом, а здесь собственно первый этаж располагался чуть выше холла, поэтому к нему вело внутреннее крыльцо. Разумеется, тоже мраморное. И тоже — затертое. Крыльцо заканчивалось нешироким проходом, образованным двумя огромными витражами. И на фоне этой слегка запылившейся — или поблекшей от времени? — роскоши современный пропускной турникет, перегораживавший вход, казался бестактным анахронизмом. Царев коснулся своим пропуском сканера, потом сказал что-то дежурному, тот отключил автоматику, чтобы пропустить Олю.
Она оказалась в полутемном коридоре метров пяти шириной. Загадочную многоцветную полутьму, конечно, обеспечивали витражи. В обе стороны уходили узкие коридоры, залитые белым светом распределенных светильников, виднелись двери из суперсовременного метапластика.
— А какие еще традиции у вас есть? — спросила Оля.
— Ну, самая известная — стажировка за границей. Двадцать четыре лучших студента с третьего курса отрабатывают производственную практику в Америке. Это, в принципе, не наша традиция — акция МолОта, так что точней будет сказать, что традицией в данном случае является давнее сотрудничество Академии и партийных организаций.
Прямо перед Олей помпезно поднималась парадная лестница — с вездесущим мрамором и красной ковровой дорожкой, прижатой латунными стержнями. На промежуточной площадке главный пролет разбивался на два потока и узкими лесенками взбирался вдоль стен до следующего этажа.
По ней Царев и повел Олю наверх.
— А лифта здесь нет? — удивилась она, вспомнив, что здание-то в двадцать пять этажей.
— Есть, разумеется. Первый этаж у нас — мемориал, там все под старину. Да и то — грузовые лифты есть и на первом, в конце крыла. А со второго этажа начиная работают пассажирские лифты, их там двенадцать штук. Но принято ими пользоваться, если нужен этаж выше пятого. А нам с тобой — на третий.
— Тут как в театре…
Царев посмеивался, как столичный щеголь над провинциалкой. Оле тоже стало смешно. Но что поделать, если внешний вид Академии понравился ей сразу и безоговорочно? Если она буквально влюбилась в это здание?
Олю ждали в кабинете с табличкой “Приемная комиссия” на двери. Внутри оказалось пусто, работал единственный компьютер, занятый средних лет полной женщиной. Женщина выглядела такой властной, что Оля почувствовала себя пятиклассницей, застигнутой в туалете при попытке впервые в жизни накрасить губы.
— Привет, Ирочка, — сказал ей Царев. — Вот тебе девушка, относительно которой был разговор у ректора. Утренний разговор, — подчеркнул он интонацией.
Женщина внимательно и неодобрительно рассматривала Олю. Оля стушевалась и с трудом сдерживала детское желание спрятаться за Царева.
— Так, красавица, вот это платьишко сними и больше никогда здесь не надевай, — внезапно сказала “Ирочка”.
— П-почему?! — испугалась Оля.
— Потому, девочка, что здесь не Московье, а Забайкалье, и синтетику здесь можно носить только в том случае, если жить надоело. Здесь, запомни, нужно одеваться тепло. Иначе без детей останешься. Брюки, рейтузы, носки — обязательно. Никаких мини-юбчонок зимой. Свитер с высоким горлом, шапка, варежки. Спроси у Алеши, где наш рынок, и сходи. Туда китайцы по выходным приезжают, цены у них низкие, и можно подобрать что-нибудь недорогое. И закажи унты. Они дорогие, но ничего лучше на зиму не придумаешь. И запомни: лучше выглядеть неброско одетой, но со здоровым румянцем, чем моднючей, но в больнице с пневмонией или воспалением придатков. Запомнила?
На летном поле в Улан-Удэ Олю встретили глубокая ночь и ледяной ветер в лицо. Оля поежилась, подхватила сумку и поплелась к электробусу, подбиравшему пассажиров. Они все казались необщительными, как и Оля. Невольно она задумалась — а что они оставили там, в “Ступино”?
В здании стратопорта ее ослепил свет. Оля болезненно поморщилась: как режет глаз эта аляповатая раскраска витрин! Очень похоже на “Ступино”, только там все суетятся, и за счет этого даже глубокой ночью в стратопорту чувствуешь себя вроде как в гуще жизни. Здесь людей почти не было, и эта пронзительная пустота напоминала о пустоте ее будущего.
Где— то в глубине души Оля надеялась на чудо -а вдруг встречать ее должен Павел? В конце концов, после подстроенной им аварии ему тоже придется уносить ноги из Московья. Умом она понимала, что Павел никак не мог бы опередить ее, чтобы встретить, но все-таки… Конечно, его не было, в зале для встречающих вообще был только один человек, нервно меривший шагами узкое пространство за стеклянными дверями. Молодой парень со странной ломкой походкой, не особо красивый, но далеко не урод. Совершенно не в ее вкусе. Оля убито подумала, что сейчас окажется — это ее встречающий. Так и вышло. Увидев ее, он широко улыбнулся, быстро поковылял к ней. Протянул руку:
— Алексей Царев.
— Ольга Пацанчик, — пробормотала она.
— По-моему, вы страшно устали. Ничего, сейчас мы приедем в Селенград, тут совсем недалеко, я отвезу вас в общежитие, покажу вашу квартиру. А завтра заеду с утра, покажу Академию, помогу оформить документы. И провезу по городу. Надо ж вам познакомиться с нашими местами. Вы голодны?
Оля отрицательно покачала головой.
— Как хотите. В любом случае, Маша — это моя невеста — обещала сообразить что-нибудь приятное, вроде чая с пирожками. Вы сразу почувствуете себя как дома.
— Я тоже так надеюсь, — вежливо сказала Оля.
Снаружи их поджидала черная длинная машина с водителем. Царев помог Оле устроиться на заднем сиденьи, бросил ее сумку в багажник и сел рядом с водителем. Когда машина тронулась, перегнулся через спинку сиденья:
— Отсюда до Селенграда тридцать километров. У нас нет своего стратопорта, сами понимаете, нерентабельно строить, если есть стратопорт в Улан-Удэ. Так что летаем отсюда. Здесь есть монорельс, но только днем. А ночью к услугам пассажиров — такси. Или вот, как в нашем случае, служебная машина.
Пригороды Улан-Удэ, погруженные во тьму, Олю нисколько не интересовали. Вскоре она задремала, убаюканная мерным покачиванием машины, и очнулась, когда та остановилась перед мощным кирпичным зданием.
— Вот мы и на месте, — сообщил Царев. — Это ваш дом, один из пяти наших корпусов в Солнечном. Это название микрорайона, дано по улице, где мы сейчас находимся. Район новый, но красивый. Впрочем, у нас все тут новое и красивое.
Он повел ее на второй этаж, распахнул перед ней дверь. Совершенно обыкновенная дверь, у Оли такая же дома. За дверью была прихожая, и пахло оттуда теплом и домом, а вовсе не коммунальным аскетизмом общежития.
Разувшись, Оля поморщилась — ноги вспотели и наверняка плохо пахнут. Нет, то, что от носок воняет — это однозначно, а наверняка то, что Царев это почуял. Хорошо еще, подумала Оля, что он деликатный и ничего не сказал по этому поводу.
— Странно, я думала, у вас общежития коридорного типа, как у нас, — сказала Оля.
Царев засмеялся:
— Ну хоть что-то же у нас должно быть лучше, чем в московских частных вузах! Академия финансируется весьма прилично, вуз все-таки один из важнейших для нашего государства. Вообще-то коридорные общежития у нас тоже есть, это корпуса с первого по десятый, но они считаются престижными. Как-никак, в них вырос весь первый выпуск, там живая история. А новые корпуса — все такие. Квартирки маленькие, зато одноместные. Есть и семейные, попросторней. Вообще, у нас о студентах заботятся.
— Здорово, — кивнула Оля.
Ее квартирка была однокомнатной, но кухня по размеру вполне годилась и для столовой. На кухонном столе она увидела чашки, чайник, большую миску, накрытую полотенцем. И — ни души. Царев подошел к столу, взял лежавший подле миски текстовый планшет:
— Очень жаль, Маша не смогла нас дождаться. Но ничего страшного, квартиру вы уже видели, а детальное знакомство с обстановкой раньше завтрашнего дня все равно не имеет смысла начинать.
Оля устало опустилась на стул. Ей хотелось поскорей умыться и лечь спать. Царев это понял, поэтому не стал вести долгих разговоров. Оля безразлично попрощалась с ним, а потом, когда он уже открыл дверь, вдруг вспомнила:
— Алексей, простите, можно вопрос?
— Хоть двадцать.
— Видите ли, все произошло так быстро… В общем, я довольно смутно представляю, кто вы и где я буду учиться.
Царев растерянно улыбнулся:
— Я думал, Валерия предупредила… Я — сотрудник Академии Внеземелья, отвечаю за обустройство переводных студентов. Учиться вы будете именно в ней, факультет называется “Системы жизнеобеспечения в условиях Внеземелья”, отделение “классическое”, это наш местный жаргон, означает, что основное направление деятельности выпускаемых специалистов — монтаж и наладка этих систем. Есть еще наладочно-ремонтное отделение. Ну, что… Вообще-то этот факультет больше известен под жаргонным названием “военка”. Он только года три как переименован и переведен из разряда военных в военно-космические, а раньше так и назывался — Военный факультет. Один из самых престижных факультетов в общесоюзном рейтинге. Впрочем, завтра, то есть уже сегодня я вам все покажу, расскажу. Вам у нас понравится.
— Да, конечно. Спасибо.
Он закрыл дверь, Оля устало плюхнулась в ванну. И внезапно оглушительно расхохоталась. Академия Внеземелья, м-мать! Так она от Ленки Соколовой и на Луну удерет.
* * *
14 октября 2082 года, средаМосковье — Селенград
— Царев!
— Радость моя, ты меня избалуешь столь частыми звонками.
— Моя девчонка долетела?
— Все в лучшем виде. Разве я могу тебя подвести?
— Как она?
— Да хреново, если хочешь знать мое мнение. Даже мне видно — шок после сильной психической травмы. Может, ее показать нашему психиатру?
— Незачем. Она сильней, чем ты думаешь. Сама оклемается.
— Как знаешь…
— Царев, это еще не все…
— Я так и знал.
— Да, но я-то не знала! И не надо такого трагизма в голос подпускать. В общем, будет еще парень, на мой взгляд, вполне подходит в Службу.
— Я знал, я знал! Потому и договорился сразу насчет двоих москвичей.
— Ну, ты даешь, Царев! Кстати, а тебе не стоит ли пойти протестироваться на предмет пророческого дара?
— Это не я предсказал. У меня, когда ты первый раз позвонила, Илюха Моравлин сидел, помнишь его, да? Он и сказал. Прикололся, называется. У него, паразита, сегодня вообще какое-то ненормально хорошее настроение. А я, знаешь ли, в предсказания корректировщиков обычно свято верую, какой бы бред они ни несли. Нет, прикинь: сказал, что будет парень и девчонка, причем девчонку зовут Ольгой!
— А он, случаем, не…
— Не, то есть да, но не так. Инициация начинается с приступа хандры, а не с веселья. Но что-то с ним непонятное происходит, это факт.
— Ну ладно. Так парня встретишь?
— Да куда я денусь? А Моравлину башку сверну завтра, факт. Он последнее время мне только лишние хлопоты пророчит. Отцу подражает, понимаете ли.
— Ладно, ладно, не кипятись.
— Да, пока не забыл. А парень-то хоть будет знать, куда летит и зачем? Потому что твоя девчонка мне такое выдала…
— Да и фиг с ней. Ей на самом деле было все равно, куда лететь. Я ее на Венеру могла бы отправить, она б и не пикнула.
— Что с ней случилось?
— Ничего особенного. На ней пять лет паразитировала наша местная антикорректорша.
— Выносливая девица, однако…
— А парень вылетает послезавтра, правда, он еще об этом не знает… Нечего ржать! Тебе ж Моравлин ясно сказал: будут двое, значит — будут двое. В общем, я его отправлю шестнадцатого ночным рейсом, у вас он будет то ли в десять утра, то ли в одиннадцать. Высокий брюнет, зовут Павел Котляков.
— Понял. Будем ждать.
* * *
14 октября 2082 года, средаСеленград
Окинув скептическим взглядом столпотворение в раздевалке, Илья решительно направился через вахту.
— Куда в верхней одежде? — ударил в спину возглас недовольного дежурного.
Илья оглянулся: незнакомый парень какой-то. Знакомые все знали, что некоторым личностям позволено ходить по Академии в куртках.
— Я сотрудник, — бросил он.
Дежурный недовольно отвернулся, поверив маленькой лжи. Впрочем, не такая уж ложь, рассеянно думал Илья, поднимаясь по парадной лестнице. Последнее время граница между сотрудниками Академии и сотрудниками Службы стала размытой. Безопасники поголовно либо работали, либо учились в Академии. Те, кто учился, норовили оставить одежду в подсобках тех, кто работал, чтоб на большой перемене в очереди не стоять. Илья этим преимуществом раньше не пользовался, а тут решил: да чего это я? Есть же Царев. Который, кстати, утром кинул ему сообщение на автоответчик и просил зайти.
Илья поднял голову и увидел спешившего сверху… Царева. Тоже в верхней одежде, невыспавшегося, помятого.
— Лех! Ты куда летишь спозаранку?
Царев чуть не свернулся со ступеньки.
— А, Илюха, привет… Да тут, — он с отчаянием махнул рукой, — бардак полный… Сейчас к Савельеву, потом новую девочку из Московья на экскурсию поведу.
— А Машка знает? — провокационным тоном осведомился Илья.
Царев не обратил внимания на шпильку.
— Ты с предсказаниями-то подвязывай, — дружески-угрожающим тоном предупредил он.
— Что, и второй москвич объявился? — обрадовался Илья.
— Вот-вот. Мало того — девочку действительно зовут Ольгой.
Илья не сразу вспомнил, о чем толкует Царев. Потом рассмеялся:
— Лех, я ж просто пошутил!
— Я тебе пошучу! Еще раз так шутканешь, я тебе… Я тебе тоже пошучу. Так пошучу, что жизнь медом казаться перестанет! Я тебе так нашучу, что ты — ага, ты, а не я, — с этой девочкой возиться будешь!
— Любимое занятие — с девушками возиться. Желательно без одежды.
Царев окинул его уничтожающим взглядом:
— Она страшна, как смертный грех. Или очень хочет такой казаться, что еще хуже. Ладно, Илюх, не обращай внимания… Мне с утра уже головомойку из-за этих москвичей устроили. Я ж просто внаглую добавил их в базу. Утром секретарша обнаружила лишних студентов и скандал закатила. Меня Савельев, можно сказать, спас. Да и этих москвичей тоже. Да! Зайди к нему после занятий, он звонил утром.
— Надо — значит схожу.
Царев поскакал вниз, Илья опомнился, когда их уже разделял пролет. Перегнулся через перила, крикнул:
— Леха! А в лаборантской кто-нибудь есть?
— Бондарчук. Но он тоже скоро уходит, так что раздеваться иди к Лоханычу в тот корпус!
Царев расхохотался, довольный собственной косолапой шуткой. Илья мысленно выругался, вспомнив очереди в раздевалку и дежурного, которому он представился сотрудником. Вот и ври после этого… Цареву соврал — правдой оказалось, дежурному почти правду сказал — а на деле соврал.
Надо же, посмеивался он про себя, стоя в очереди к окошку гардероба. Это Царев еще не знает, откуда имечко-то взялось. А взялось оно из весенней галлюцинации про имена на подоконниках. Илья решил приспособить ее хоть куда-нибудь, и случайно попал в точку. Смешно, право слово.
* * *
14 октября 2082 года, средаСеленград
Оля проснулась на удивление рано и удивилась: ее переполняла энергия. В большой миске на кухне обнаружились пирожки, очевидно, приготовленные вчера невестой Царева. Оля слопала половину, облизывая пальцы. Невесту себе Царев выбрал знатную, о такой каждый мужчина мечтает. Готовит божественно! Оля и ей позавидовала, как накануне Валерии. Она ничуть не переживала по поводу своей завистливости, потому что зависть бывает белая и черная. Оля завидовала белой завистью, причем всем, кто что-то умел лучше нее. Таких, она подозревала, набралось бы полмира, вздумай она заняться статистикой. Ничего, это хорошо, что их так много, по крайней мере, ей есть с кого брать пример. И вообще, нет предела совершенству.
После завтрака она основательно покопалась в сумке. Валерия собрала ей абсолютно необходимые вещи, собрала умело, будто привыкла вести разъездную жизнь. Хотя почему “будто”? Почти на всех триграфиях в ее квартире Валерия представала то на фоне гор, то на берегу реки у костра. А больше всего Оле понравилось, что Валерия насыпала ей горсть разнообразных флакончиков с декоративной косметикой. Оля макияжем не злоупотребляла, то есть она не красилась вообще, потому что Ленка Соколова ее убедила, что Оле косметика не идет. Долой Соколову, решительно подумала Оля, сгребла косметику и зависла перед зеркалом на полтора часа. Результат ей очень даже понравился.
На дне сумке что-то блеснуло. Вытащила — оказалось, кредитка. А блестели буквы надписи. И такие буквы, что Оля, не имевшая дурной привычки разговаривать сама с собой, ахнула вслух.
На кредитке было написано: “Служба информационной безопасности Союза Независимых Государств”.
Оля села на кровать, держа кредитку в вытянутой руке. Ни-фи-га себе! Валерия, оказывается, контрразведчица! Ох, как жгуче пожалела Оля, что раньше сторонилась ее! Образ Валерии в ее фантазии моментально оброс всякими мистическими чертами. И тут Оля сообразила: Валерия ж наверняка по ошибке отдала ей служебную кредитку, и ей за это попадет.
Звонок в дверь заставил ее заметаться. В комнате бардак, а тут еще эта кредитка… Царев увидит, решит, что это Олина, и примет новенькую за контрразведчицу. В конце концов накрыла раскиданные вещи пледом, а кредитку сунула в карман платья.
Царев, увидев ее, удивился:
— Всего за одну ночь невозможно так похорошеть, — решительно объявил он. — Наверное, я вчера плохо тебя разглядел.
Оля отметила этот фамильярный переход на “ты”, но возражать не стала. В конце концов, Царев явно старше нее, имеет право.
— Кофе будешь? — спросила она.
— Конечно, моя прелесть. А то я сегодня позавтракать не успел.
Оля изобразила радушную хозяйку. Накрыла на стол, села напротив, демонстративно подперев щеку кулаком и наивно хлопая ресницами — так, как положено “прелести”. Царев подавился от смеха, одобрительно кивнул:
— Ты молодец. Обожаю женщин, у которых есть характер.
— А у твоей невесты он есть? — провокационно нежным тоном осведомилась Оля.
— И замечательный! — охотно кивнул Царев. — Она у меня — ангел, идеал и вообще чудо.
Взгляд у него был понимающе-снисходительный. Оля не смогла сдержать кривоватой, но искренней усмешки.
— Вот так-то лучше, радость моя, — назидательно заметил Царев.
Она не вовлекала его в вежливый этикетный разговор. Просто сидела и наблюдала, как он пьет кофе. В голове вертелась масса вопросов, но Оля не спешила их задавать. Еще три дня назад она не дала бы ему дух перевести, пока не вытянула бы все, но — это было три дня назад.
— Ну что, — вздохнул Царев, — ты готова? Тогда поехали, покажу тебе самое необходимое для жизни здесь.
Для экскурсии по городу Царев взял служебную машину. Оля в окно рассматривала странный город, в котором ей предстоит жить, и никак не могла решить, нравится он ей или нет. Селенград оказался совсем не таким, как она думала, и одно это уже было хорошо.
— Город совсем новый, — рассказывал Царев. — И появился на свет благодаря академику Алтуфьеву. Был такой, в начале века получил Нобелевку по физике. Вот, он наш местный отец-основатель. Сумел выбить у правительства разрешение и деньги на строительство крупнейшего в мире научного центра. Сначала хотели строить в Улан-Удэ, там вроде как уже место обжитое, но не получилось… В общем, заложились на постройку здесь. Никто не ожидал, что Селенградский центр из полигона превратится в город, да еще и перерастет Улан-Удэ. Наверное, Алтуфьев правильное место выбрал.
Селенград был таким же, как Московье рано утром: отлично выспавшимся, полным сил, но еще не включившимся в дневную суету, а оттого непривычно величавым. Наверное, подумала Оля, раньше и Московье таким было, когда еще разделялось на Москву и Подмосковье. А потом город и область объединили, образовав третий в мире — после Рима и Стамбула — гигаполис, и легендарное величие древнего города растворилось в безумном ритме жизни. Да, в Московье все приходилось делать очень быстро, иначе попросту никуда не успеешь: расстояния огромны.
— Говорят, в Московье уже работают пассажирские электробусные маршруты, — сказал Царев.
— Ага. Два года уже. В Старом Центре и лесопарках ходят.
— У нас пока электрические движки только на служебном транспорте. А общественный — монорельсовые маршрутки и метро. Частные машины на газу.
— В Московье газовые двигатели запретили в прошлом году.
— У нас такое не скоро произойдет, — вздохнул Царев.
Остановил машину на площади в южной части города. Оля растерянно оглядывалась: местность до боли напоминала Старый Центр Московья. Такие же тяжеловесные здания, относительно невысокие, образующие тихие дворики, в которых, Оля помнила по школе, так здорово посидеть после уроков.
— Вот здесь станция метро “Академическая”, и отсюда до Академии буквально две минуты пешком, — сообщил Царев. — Вон, посмотри — те два здания дальше по бульвару, огороженные общим забором.
— Это вся Академия?
— Нет, конечно. В Академии четырнадцать факультетов, каждый по четыре курса, на каждом курсе по двенадцать групп. В этих корпусах занимаются только студенты базовых факультетов — военки и роботехники. Ну, и есть аудитории технологического, топливнохимического и экономического факультетов. Но их мало. Все остальные занимаются в других корпусах.
Оля с восторгом рассматривала массивные, так называемого “сталинского” типа, здания. Здесь они не производили такого гнетущего впечатления, как аналогичные постройки в Московье. Двухметровый забор с верхней ажурной частью — если такое сравнение применимо к кирпичной кладке — привел ее в восхищение. За широкими воротами из кованых решеток взгляду открывалась длинная аллея, образованная старыми ясенями, которые свешивали ветви арками, создавая впечатление анфилады. А посреди этого парка возвышались два двадцатипятиэтажных корпуса, оба на мощном цоколе, с непривычно узкими окнами, первый — розовато-бежевого кирпича, второй — багрово-седого. Было в них нечто настолько основательное и надежное, что Оля прониклась уверенностью: это ее будущий дом.
— В Селенграде почти не осталось двадцатипятиэтажек, — с оттенком грусти заметил Царев. — Сейчас строят от тридцати этажей и выше. Видишь за парком башню?
Оля видела. Забавное строение, будто кто-то привязал к низкому небу нитку бус.
— Венерианская архитектура, — пояснил Царев. — Сейчас так начали строить и у нас.
— Я видела в Московье, — кивнула Оля.
— Это, кстати, наш новый коммунальный корпус, общежитие. Там даже строительные запахи еще не выветрились. Заселение с завтрашнего дня. Хочешь переехать туда?
Оля помотала головой.
— Как хочешь. Хотя тут до Академии ближе. Но на самом деле Солнечный лучше и в смысле инфраструктуры, и в смысле контингента жильцов. А знаешь, говорят, на Венере все здания такие, и еще все соединены между собой подвесными дорогами.
— Здорово.
Царев повел ее к розовому корпусу.
— Отсюда начиналась Академия, — без пафоса сказал он. — Эти два здания были построены еще при жизни Алтуфьева. Причем вот это, розовое, хоть и выглядит моложе, на самом деле старше. Алтуфьев планировал заложить здесь институт, готовящий исключительно специалистов по ядерной физике, но жизнь распорядилась иначе. Первое время здесь располагалась областная администрация. Потом она переехала в Улан-Удэ, а сюда поселили курсы переподготовки. Потом их переименовали сначала в институт внеатмосферной связи, а затем повысили статус до академии. Ну вот, собственно, так мы здесь и остались.
Оля осторожно ступила на парадное крыльцо из потемневшего гранита, бессовестно затертого множеством ног. Перед ней возвышалась тяжелая двустворчатая дверь, окованная чеканной латунью с латунными же мощными ручками. Справа и слева от входа были две памятные доски. Точней, мемориальной доской была только одна, левая — с профилем Алтуфьева. Из надписи на второй доске Оля узнала, что данное строение является частью Академии Внеземелья.
— Здесь у нас сидит почти вся наша администрация, — объяснил Царев, с некоторым усилием распахивая перед Олей тяжелую дверь.
Олю потряс холл — мраморный, почти квадратный, с четырьмя зеркальными колоннами квадратного же сечения. Слева и справа тянулись прилавки гардеробных — защищенные деревянными панелями, с распахнутыми ставнями окошек, в которые, как престарелые сказочницы древних фильмов, выглядывали уютные пожилые гардеробщицы в униформе Академии.
— Самое халявное место дежурства, — сообщил Царев, когда они сдали верхнюю одежду.
— Какого дежурства?
— Начиная со второго курса наши студенты дежурят по корпусам Академии. Выполняют функции официантов в кафе, вахтеров и гардеробщиков. Традиция. Когда Академия только закладывалась, сотрудников не хватало, поэтому часть работ выполняли сами студенты. Сейчас ситуация иная, но дежурства сохранились. Конечно, работа чисто номинальная, и к дежурствам допускаются не все студенты, поэтому участие в этом своеобразном ритуале можно считать формой поощрения за хорошую учебу.
Оля мысленно улыбнулась, отметив, что в Московье вузы никакими традициями не обрастали. Пустячок, а приятно присоседиться рядышком с чем-то устойчивым и незыблемым, что рисуется в воображении при слове “традиция”. Особенно если традиция складывается в такой нестабильной области, как освоение космического пространства.
Как же просто выглядело здание Академии экономики и планирования, подумала Оля. А ведь оно казалось ей таким впечатляющим! Но там не было ни такого парадного крыльца, ни такого холла. И еще там холл находился на одном уровне с первым этажом, а здесь собственно первый этаж располагался чуть выше холла, поэтому к нему вело внутреннее крыльцо. Разумеется, тоже мраморное. И тоже — затертое. Крыльцо заканчивалось нешироким проходом, образованным двумя огромными витражами. И на фоне этой слегка запылившейся — или поблекшей от времени? — роскоши современный пропускной турникет, перегораживавший вход, казался бестактным анахронизмом. Царев коснулся своим пропуском сканера, потом сказал что-то дежурному, тот отключил автоматику, чтобы пропустить Олю.
Она оказалась в полутемном коридоре метров пяти шириной. Загадочную многоцветную полутьму, конечно, обеспечивали витражи. В обе стороны уходили узкие коридоры, залитые белым светом распределенных светильников, виднелись двери из суперсовременного метапластика.
— А какие еще традиции у вас есть? — спросила Оля.
— Ну, самая известная — стажировка за границей. Двадцать четыре лучших студента с третьего курса отрабатывают производственную практику в Америке. Это, в принципе, не наша традиция — акция МолОта, так что точней будет сказать, что традицией в данном случае является давнее сотрудничество Академии и партийных организаций.
Прямо перед Олей помпезно поднималась парадная лестница — с вездесущим мрамором и красной ковровой дорожкой, прижатой латунными стержнями. На промежуточной площадке главный пролет разбивался на два потока и узкими лесенками взбирался вдоль стен до следующего этажа.
По ней Царев и повел Олю наверх.
— А лифта здесь нет? — удивилась она, вспомнив, что здание-то в двадцать пять этажей.
— Есть, разумеется. Первый этаж у нас — мемориал, там все под старину. Да и то — грузовые лифты есть и на первом, в конце крыла. А со второго этажа начиная работают пассажирские лифты, их там двенадцать штук. Но принято ими пользоваться, если нужен этаж выше пятого. А нам с тобой — на третий.
— Тут как в театре…
Царев посмеивался, как столичный щеголь над провинциалкой. Оле тоже стало смешно. Но что поделать, если внешний вид Академии понравился ей сразу и безоговорочно? Если она буквально влюбилась в это здание?
Олю ждали в кабинете с табличкой “Приемная комиссия” на двери. Внутри оказалось пусто, работал единственный компьютер, занятый средних лет полной женщиной. Женщина выглядела такой властной, что Оля почувствовала себя пятиклассницей, застигнутой в туалете при попытке впервые в жизни накрасить губы.
— Привет, Ирочка, — сказал ей Царев. — Вот тебе девушка, относительно которой был разговор у ректора. Утренний разговор, — подчеркнул он интонацией.
Женщина внимательно и неодобрительно рассматривала Олю. Оля стушевалась и с трудом сдерживала детское желание спрятаться за Царева.
— Так, красавица, вот это платьишко сними и больше никогда здесь не надевай, — внезапно сказала “Ирочка”.
— П-почему?! — испугалась Оля.
— Потому, девочка, что здесь не Московье, а Забайкалье, и синтетику здесь можно носить только в том случае, если жить надоело. Здесь, запомни, нужно одеваться тепло. Иначе без детей останешься. Брюки, рейтузы, носки — обязательно. Никаких мини-юбчонок зимой. Свитер с высоким горлом, шапка, варежки. Спроси у Алеши, где наш рынок, и сходи. Туда китайцы по выходным приезжают, цены у них низкие, и можно подобрать что-нибудь недорогое. И закажи унты. Они дорогие, но ничего лучше на зиму не придумаешь. И запомни: лучше выглядеть неброско одетой, но со здоровым румянцем, чем моднючей, но в больнице с пневмонией или воспалением придатков. Запомнила?