Страница:
— Не дальше семидесятого, — вставила Прелесть.
— Ты про барьер? Его создали современники Иванова, чтобы остановить события и подверстать наше реальное настоящее под их несуществующее будущее. В котором они, однако, существуют. Уму непостижимо, но у меня нет оснований в этом сомневаться. Вот только… мы не можем проверить, действительно ли там, за барьером, нам что-то угрожает… действительно ли будущее Иванова — последний шанс человечества. Я недавно задумался: а может, его магистраль — это такой кукушонок, который выживает за счет остальных птенцов? Хотя… не все ли равно? В каждой магистрали — те же самые люди, наши потомки.
— Наверно, разницы нет… — сказала Ася.
— Если честно, я ждал от тебя других слов.
— Я не должна была в это поверить?
— Ну… в общем, да.
— Во-первых, я верю тебе, Шорох. А во-вторых… про эгоизм человечества мне не надо ничего доказывать. Я это на себе испытала. Твой Иван Иванович насчет катастрофы мог и не соврать. Для него любая редакция, кроме его собственной, — это и есть настоящая катастрофа… И он по-своему прав. И если бы здесь оказался миллион человек из миллиона разных магистралей, то они рвали бы друг другу глотки и тоже были бы правы. Каждый.
— Не хочу разочаровывать, но у меня мотивы совсем не те. Человечество?… Да срал я на него! Извини…
— Я ведь тоже часть человечества, — сказала она с укором.
— Это единственное, за что его стоит любить. Время, Земля, человечество… Я, опер Шорох, собираюсь все это спасать. Смешно… — Он погладил холодный подоконник и, случайно коснувшись своего пояса, торопливо вытащил из кармашка второй синхронизатор.
— Возьми, это твое.
— Брось куда-нибудь, — отмахнулась Прелесть.
— Возьми, говорю, и спрячь!
— Ты чего задергался-то?
— Расскажи мне, как это — жить без программы. Вот она у тебя кончилась, и… что ты теперь чувствуешь?
— А ты сам не знаешь?
— Откуда?! — вырвалось у Олега, и он мысленно отхлестал себя по губам. — Откуда я могу знать, что ты, Прелесть, чувствуешь?! Да… я не о том, наверно… — Он беспокойно огляделся, словно ему за воротник свалилась гусеница. — Мне скоро уходить, Ася.
— Мы можем больше не увидеться?
— Можем…
Олег представил, как сейчас, в этот самый момент, Иванов открывает сейф и ставит туда чемоданчик… или не сейчас, а через секунду… или через две… Он подумал, что если будет считать убегающие мгновения, то доберется до последнего еще быстрей. А Иван Иванович покинет бункер, и его безумная многоходовка тут же выйдет на следующий круг.
— Я буду тебя ждать, — сказала Прелесть.
— Да… Хорошо…
— Что “хорошо”?… Что ты мямлишь, осел?! Сколько тебе осталось?
— Не знаю. И я не знаю, как это будет… выглядеть со стороны. Не смотри на меня.
— Чего ты боишься, Шорох?
— Ты не должна этого видеть.
Он собрался уйти в комнату и уже шел к двери, но люстра на кухне вдруг погасла. Не была света коридоре. За стеной замолчал телевизор.
— Судьба… — обронила Прелесть.
Олег услышал, как вжикнула “молния”, только не сообразил, на чем. Кажется, Ася была в свитере — в том самом, который он купил ей вместо разорванной футболки. Она стояла рядом, совсем близко, но прежде чем Шорохов смог до нее дотянуться, он понял, что уже не успеет.
Иван Иванович положил программатор в сейф и вышел из бункера…
Олег поймал комара на лету и медленно скатал его в комок, — тот размазался между пальцев и перестал существовать.
“Прощай, насекомое… — умиротворенно прошептал Шорохов. — Согласись, в декабре тебе делать нечего”.
Ночь за окном была серой от снега, поэтому он без труда разглядел и байковую рубашку на стуле, и будильник на телевизоре.
Поднявшись, Олег оделся и вышел из комнаты. На кухне горел свет, в ванной лилась вода — все как положено. Как и было.
Взяв на подоконнике пачку “Кента”, Шорохов прикурил и заглянул в ванную. За клеенчатой занавеской кто-то принимал душ — определенно, женского пола, со знакомой фигурой и легко угадывающимися чертами знакомого же лица. Олег отодвинул шторку и, бесцеремонно полюбовавшись, стряхнул пепел в раковину.
— Не мерзнешь тут?…
— Холодно… — пожаловалась женщина. — Шорохов, закрой дверь!
— Как скажешь. — Он выполнил просьбу и, не сводя глаз с обнаженного тела, уселся на край ванны. — Может, представишься?
— Ха-ха!
“Правильно, — подумал Олег. — “Ха-ха”… точно так Ася тогда и ответила. Сколько раз я спросил, как ее зовут? Семь или восемь, не помню…”
— Я попробую угадать. Наверное, ты… — Он изогнул брови. — Ты Алена? Нет?…
— Ой, ладно, Шорохов, прекрати! Не смешно.
— Значит, Асель.
Ее челюсть медленно поехала вниз.
“Что ты на это скажешь, ласточка белокурая?”
Женщина покрутила краны, сделала еще пару необязательных движений и вновь начала поливать себя из душа. Вероятно, ей требовалась пауза, чтобы собраться с мыслями.
На выпускном тесте Ася изображала не то любовницу, не то жену. Полгода учебы Шорохову закрыли, и он, по идее, видел ее первый раз в жизни. Удивляться обязан был он — на это тест и рассчитан. До чего же, однако, забавное мероприятие…
Олег затушил окурок и погладил женщину по ноге. Та вздрогнула, но промолчала. На прошлом круге он несколько раз спросил ее имя, и реплики в программе были выстроены под этот диалог.
“В программах, — уточнил Шорохов. — И в моей, и в ее”.
Он давно уже разглядел, что татуировка на левой груди, как, впрочем, и на правой, у женщины отсутствует. Служба действительно заменила Асю клоном, это было проще, чем разыскивать по Москве сбежавший прототип. Тем более сбежавший с будущим Стариканом, начальником этой самой Службы.
— Давай спинку потру, — предложил Олег.
— Не надо! — отшатнулась она. — Ты мне мешаешь! “Браво, сестричка. Выходит, отойти от прописанного текста не так уж и трудно… Изменились внешние обстоятельства, я начал говорить другое — и ты в ответ тоже говоришь другое…”
— Слушай, соскучился я по тебе что-то… — Шорохов сделал вид, что собирается снять штаны.
— Уйди отсюда! — крикнула женщина. Для жены слишком экспрессивно, для любовницы — тем более.
— Ну, во-от!… — разочаровался он. И как-то бессознательно положил руки ей на талию.
Вода из душа лилась ему за шиворот, стекая по спине и брюкам прямо в тапочки, но Олегу даже нравилось: в этом было что-то бесшабашное, подростковое…
“А может… — мелькнула сладкая мысль, — может, ну его на хрен, этот тест?! И этого Лопатина… Камеры, интересно, тут не повесили? ”
Шорохов оглядел потолок и снова повернулся к женщине. Почти Ася: зеленоватые глаза — обычно такие насмешливые, но сейчас совершенно растерянные… мокрые волосы, свившиеся тонкими колечками… и белая кожа, вся в маленьких прозрачных росинках… Прелесть часто оказывалась рядом, но Олегу всегда чего-то не хватало, всегда — чуть-чуть. Сейчас она снова была близко, и его уже ничто не держало. Даже камеры наблюдения. Ведь она была… почти Ася, только без прошлого и будущего. Рожденная, как мотылек, на несколько дней. Почти Ася — но без морского конька на левой груди. Не Ася. Клон.
Оттолкнув его руки, женщина сдернула с крючка полотенце.
— Холодно… — зачем-то пояснила она.
Олегу вдруг стало неловко. Он мог бы поглумиться над кем угодно, это легко — когда заранее знаешь, чем все закончится. Однако перед ним был не человек, а копия, появившаяся на свет совсем недавно, за пару часов до него. Заурядный клон с заурядной программой — такой, каким был он сам и каким родился бы снова, если б не разнес череп тому программисту.
— Извини… — буркнул Олег и вернулся на кухню. Пачка “Кента” была пустой — он оставлял себе только одну сигарету. Что оставлял, то и получил. Угостившись Асиным “Салемом”, он вытащил из холодильника батон колбасы.
Спустя минуту вошла Копия — в розовом халате и в розовых тапочках. Остановившись посередине, она странно посмотрела на Олега.
Шорохов спохватился, что колбасу резал не он, а Прелесть. А он… Вроде бы сидел. Тупо пялился. Курил и не верил глазам.
Олег бросил нож и подвинул к себе стул. Копия торопливо заняла его место. Со стороны это выглядело немного неестественно, но так, по программе, ей было легче. Олег уже не потешался. Он искренне хотел ей помочь, но… о чем они тогда говорили, он помнил лишь в общих чертах. Детали он просто забыл, как может забыть их любой нормальный человек. Кажется, в тот раз он без конца спрашивал ее имя, и сейчас это могло бы пригодиться, но он из-за своей глупой бравады все испортил. Смутил девчонку…
— Гм, девчонку… — прошептал Олег.
— Что?… — Копия обернулась и на мгновение застыла. — Чай будешь?
— Наливай, — сказал он и понял, что опять промахнулся. Не так надо было, не так… Он же беспокоиться должен. Проснулся — а у него дома девушки посторонние. С морскими коньками. А на улице вместо июля декабрь…
Олег подошел к окну.
“Удивись, дубина! — приказал он себе. — Хоть по системе Станиславского, хоть еще по какой системе… Сделай большие глаза, неужели трудно? Не морочь девчонке голову, зачем ей все эти сомнения?…”
— Ну ни фига!… Во, снега навалило-то! — деревянно проговорил он.
Копия сразу оживилась.
— А что бы ты хотел в декабре? — спросила она не без сарказма. — Пальмы?…
— В декабре?… Ага, в декабре…
Копия налила чай — много сахара, мало заварки, — и, присев напротив, поиграла сигаретой.
— Я представляю, — сказала она. — Это самая забавная часть…
— Серьезно?…
— Неужели тебя и, правда, ничего не волнует?
— А что меня должно волновать? Нет, волнует, конечно… — неуверенно добавил он.
— Время… Земля…
— Человечество… — вырвалось у Олега.
— Прелесть что такое! — Копия встала и, выразительно помахав ножом, швырнула его в раковину. — Ты скотина, Шорохов! Тебя же не закрыли!
— Мне тоже так кажется, — раздалось из дверей. Появился Лопатин — в расстегнутом пальто, в шляпе и с погасшей трубкой в зубах.
— Молоде-ец, Шорохов… — сказал он, бросая шляпу на стол. — Такое впечатление, что не я тебя проверяю, а ты меня.
— Вас-то чего проверять, Василь Вениаминыч? Вы человек проверенный…
— Нет, ну ты посмотри на него! — возмутился Лопатин. — Издеваешься, да?! Молоде-ец… Что же сразу-то не сказал?
— Мало ли… Я решил, что так и надо. Начальству видней…
“Любопытно, Вениаминыч, как ты выкручиваться будешь… — подумал Олег, глядя ему в глаза. — Не можешь ты меня не взять, Вениаминыч. Не имеешь права. Я же не рядовой опер, я спецпроект. Даже если я тебе в морду плюну. Все равно буду в твоем отряде. Он ведь под меня и создан, твой фальшивый отряд”.
Лопатин потупился, словно все это услышал, и, достав мнемокорректор, убедился, что закрытых секторов у Олега нет.
— Превосходно, — процедил он. — Мои поздравления, Шорохов…
— Еще один пролетел! — объявила Копия. — Надо же, вся группа засыпалась, первый раз такое…
— Ты в отряде, Шорохов, — неожиданно сказал Лопатин. — И ты, Ася. Хватит тебе в школе киснуть… — Он спрятал трубку и взял со стола шляпу. — Чего заснули? Переодеваться! Бегом!
По лестнице спускались молча. Копия злилась на Олега за сорванный тест и на Василия Вениаминовича — за то, что берет в отряд кого ни попадя. Выпускной экзамен завалили все, но никто не был так бездарен, как Шорохов. Тем не менее им предстояло служить вместе: ей — окончившей школу уже полгода назад, и ему — хамоватому, неумному, даже и не хитрому курсанту. Но отказаться она не могла…
Лопатин проклинал начальство и служебные секреты. Ему, ветерану, доверили ровно столько информации, чтобы по незнанию не наломать дров. Олег Шорохов — клон, и все, что он будет делать, — хорошо и правильно. Остальное координатору отряда, как и рядовым операм, было недоступно. Единственное, что он мог себе позволить, — это выкинуть Шорохова на мороз, когда поступило распоряжение “отпустить и не трогать”. Лопатин команду выполнил, причем с удовольствием: велел отпустить клона в районе Печатников, во дворе потемней и потише… Выполнил недавно, всего час назад, когда Шорох явился в эту квартиру и увидел контейнер со своим еще не активированным телом…
Олег ни к кому претензий не имел, но тоже помалкивал: его заботила предстоящая операция. Лопатин намеревался отвезти их в бункер. Вообще, все его намерения были известны наперед, и Шорохову это нравилось. В бункере он рассчитывал получить синхронизатор и немедленно откланяться. Как это сделать, он еще не знал, но был уверен, что уйти он сумеет. Олега смущало лишь одно обстоятельство: все, что с ним произошло после сканирования, в памяти не отложилось, вернее, не попало в новую мнемопрограмму. Он помнил контактный обруч, помнил внезапную темноту… Дальше начиналось небытие.
“…иди за собой и жди Дактиля…”
Олег сел рядом с Копией и поймал себя на том, что ему трудно отвести от нее взгляд. Она так же, как Прелесть, держала свою тонкую сигаретку, так же косилась в окно, и пахло от нее точно так же. У них было только одно отличие, и сейчас оно пропало.
“Можно подумать, ты ту, настоящую, часто видел раздетой”, — напомнил себе Олег.
— Шорохов, имей совесть! Не смотри на меня такими глазами.
“Отличие не в татуировке И даже не в том, что та — прототип, а эта — клон. Эта через три дня погибнет, чтобы та осталась…”
— Шорохов, не надо на меня таращиться!
“А если тебе что-то не по душе в этом раскладе, ты в силах его изменить. Но одна из Прелестей все равно умрет. Выбирай, дружище… Рвался к свободе выбора? Дорвался. Пользуйся”.
— Да что с тобой, Шорохов?!
“К черту!… Клоны для того и нужны, чтобы заменять людей. Иногда за них жить, иногда — дохнуть. И ты такой же…” — сказал себе Олег.
— Оперативный позывной всегда и везде давал координатор, — проговорил Лопатин, включая радио. — Но я против этого правила. Вы ведь не животные, чтобы вам посторонние люди кличку выбирали. Предложения есть? Нужно, чтоб имя было коротким, из одного или двух слогов.
— Меня везде “Шорохом” звали, — сообщил Олег. — Если вы не против.
— “Шорох”? — переспросила Копия. — Прелесть какая…
— Не против, — откликнулся Василий Вениаминович и тоскливо посмотрел на них в зеркало. — А ты, Асенька?
— Я… еще не сообразила.
— Ну, соображай, соображай…
Олегу показалось, что позывные у Лопатина давно заготовлены.
Машина свернула на трамвайные пути, через двести метров снова свернула в переулок и остановилась возле бронированной створки с табличкой “АО Крыша Мира”.
— “Прелесть”, — ни с того ни с сего изрек Василий Вениаминович. — “Шорох” и “Прелесть”. Нормально, между прочим. Уж получше, чем какие-нибудь Рысь и Викинг.
Олег отметил необоснованность этой реплики, но говорить ничего не стал. Новоиспеченная Прелесть возразить не решилась.
Дверь на нижней площадке была лишь одна — в кабинет. Вторая, в производственный отдел, пропала. Служба снова функционировала, и о существовании теневой петли вряд ли кто догадывался.
Кабинет оказался в первозданном виде. Собачий холод и горы пыльной бумаги.
— Не хватает настольной лампы, — сказала Копия. — Сюда нужно лампу с зеленым абажуром. И бюстик.
“С морским коньком”, — мысленно добавил Шорохов.
Василий Вениаминович распаковал уничтожитель документов, и Олег занялся резкой бумаги. Взяв один лист наугад, он обнаружил знакомый текст:
“СУБЪЕКТ: М., 55, Россия, 2049.
ОБЪЕКТ: Ж., 22, Россия, 1997.
ВТОРЖЕНИЕ: передача лекарственных препаратов (эмбриоган, иммунактив-тетра, геморегулон)”.
Этот отчет запомнился Олегу еще и тем, что операцию выполнял Лис.
Внизу стояла подпись:
“Оператор Пастор”.
Шорохов просмотрел десяток бланков, но упоминаний о Лисе нигде не нашел.
Копия закурила, и Олег подвинул к ней пепельницу. Василий Вениаминович выдал служебный пояс и принялся что-то рассказывать. Шорохов слушал и кромсал посеревшие листы — пытался понять, почему он все еще здесь, и… не понимал.
“Иди за собой и жди Дактиля”.
В голове крутилось нечто неуловимое — такое, что можно почувствовать, но нельзя ухватить. Вроде комара в темной комнате…
Так прошло минут сорок, пока не прибыл двойник. Он финишировал в углу, и Олег, уловив чье-то внезапное появление, отшатнулся в сторону, хотя и ждал.
— Здрась, Василь Вениаминыч!… Привет, Аська!… Выглядел Шорох посредственно: небритый, осунувшийся, весь какой-то измочаленный.
— Василь Вениаминыч, я тут еще часа два проторчу. А бумажки и Прелесть порезать может.
Уломать Лопатина оказалось несложно. Координатор как будто тоже был к этому готов и сопротивлялся, скорее, для порядка.
— Главное, не дергайся, — напутствовал Шорох. — Операция простая, как в учебнике. Все у тебя получится.
— Я надеюсь, — ответил Олег и раскрыл синхронизатор.
“Иди за собой и жди Дактиля”.
Очутившись в темноте, он вытянул руку и нащупал выключатель. С треском вспыхнули плафоны, лишь центральный, так толком и не загоревшись, начал нервически подмигивать.
— Поговорим?… — вкрадчиво произнес Шорох. Он сидел на месте Василия Вениаминовича и выводил сигаретой в пепельнице бесконечную восьмерку. — У меня к тебе просьба. Скоро в моей группе… то есть в твоей… пройдут повторные тесты. Тебе достанется Рыжая. Из нее, между прочим, славный опер получился бы.
— В моей группе?… Не морочь голову. Рыжая не сдаст экзамен никогда. — Олег прислонился к столу и тоже закурил. — Спасибо, Шорох, ты свою задачу выполнил. Теперь отваливай, не до тебя мне.
Тот растерянно посмотрел на пачку “Кента”.
— Откуда сигареты?… Ты же их оставить должен… был… Там.
— Свободен, говорю!
— Я?… Свободен, да?… — с сарказмом спросил Шорох.
— О, не надо, не надо этого! Только не грузи!…
— Ты сам-то откуда, двойничок? — прищурился Олег.
— Все нормально, Шорох. Придет время — узнаешь. А сейчас будь добр!… Ты ведь на автовокзал собираешься? Служебный автобус искать? Вот иди, ищи. Успехов тебе громадных.
— Что-то я… не совсем… Ты кто такой, Шорох?
— Как и ты. Шорох. — Он снял с пояса станнер. — Мало времени, честное слово. До трех досчитаю, а там уж не обижайся…
Двойник медленно поднялся, и Олег отметил, что его ладонь немотивированно движется к ремню.
— Шорох, ты стрелять не будешь, А я — буду.
— Что ты, двойничок?… Ты выстрелишь? В меня?!
— И даже в тебя, — серьезно ответил Олег. — В любого, кто мне помешает. Такой уж оказался прайс. Непомерный высокий. Самому не верится…
— Время, Земля?… — Он запнулся. — Человечество?… Мы ведь с тобой на него… на них на всех…
— Я тоже так думал. Кстати, уже два с половиной.
— Что “два с половиной”?…
— Скоро “три”. Упадешь и будешь тут лежать. До-олго будешь…
Шорох, не отводя взгляда от станнера, вытащил синхронизатор.
— Я ухожу, — предупредил он.
— Быстрее.
— Ухожу… Но я только хотел…
— Быстрее!
Шорох, торопливо набрав дату, исчез. Олег перевел дыхание. Больших неприятностей от двойника он не ожидал, зато ожидал Дактиля. Он предчувствовал, что курьер скоро появится.
Олег даже не успел докурить.
Дактиль был одет, как на свидание, точнее — как на том свидании, когда Шорохов застал его мертвым. Сейчас крови не было, и курьер выглядел на все сто: костюм, галстук, хорошая рубашка. В руке он держал плоский чемоданчик.
Олег едва посмотрел ему в глаза и сразу все понял. Просто так программатор с собой не таскают.
— Привет… — бросил Дактиль. — Ну?…
— Ну?… — повторил Шорохов. — Я тебя слушаю.
— Ах, это ты меня?… — Курьер сел в кресло и положил чемодан себе на колени. — Дай закурить, что ли… Так это, значит, твоя копия? — Он хлопнул по пластмассовой крышке.
— Аккуратнее! Да, тут копия… моя копия. Кажется, до их разговора в бункере Дактиль еще не дожил. Вот и славно.
— Хорошо, что пришел, — сказал Шорохов. — Посоветоваться надо.
— Твоя Прелесть умеет уговаривать…
Олегу стало смертельно тоскливо. Зачем она это?…
Дактиль, увидев, как он побледнел, залез в карман и швырнул на стол полиэтиленовый пакет с чем-то влажным, похожим на тряпку, которой собирали лужу кетчупа. Потом подергал себя за галстук и, кивнув на комок в пакете, коротко пояснил:
— Это он.
Сделав пару неумелых затяжек, курьер добавил:
— Галстук стоил двести девяносто пять евро.
— Почти триста, — заметил Олег.
— Проблема не в этом. Галстук мой, и кровь на нем тоже моя.
— Действительно проблема… Такое впечатление, что тебя где-то обработали той штукой… не знаю, как называется… В общем, она кишки наружу выпускает.
— Во-во! — поддержал Дактиль. — Есть такое впечатление, есть! Только не где-то, а здесь, в нашем же бункере! Правда, неизвестно — когда…
— Но ведь это самое важное.
— Самое важное, Шорох, чтобы… — курьер закашлялся и продолжить смог не скоро. А когда все-таки продолжил, то дымом подавился уже Олег. -…Чтобы ты, гнида, сказал своей отмороженной Прелести, чтобы она…
— Полегче, Дактиль! — прошипел Олег.
— Чтобы она мне больше таких презентов не делала… И этот пусть компенсирует.
— Прелесть?!
— Принесла мне подарочек, представляешь?… Я ей время назначил… так, пригласил в гости… поболтать. А она финишировала и стоит, смеется. Говорит, надо к Шороху подскочить на минутку, И галстук, весь в кровище, протягивает. Самая, говорит, лучшая мотивация из тех, что я могу тебе дать. Я надеюсь, это шутка… хотя не слишком удачная… — Курьер глянул на Шорохова и осекся. — Так ты в курсе? Она меня почикала?…
— Жить будешь, — пообещал Олег.
Он не мог поверить, что это сделала Ася. Вспомнил, как Дактиль сидел в этом самом кресле, и содрогнулся. Нет, Ася, не смогла бы. Скорее, она просто воспользовалась моментом. Шорохов и сам тогда воспользовался, но он в качестве доказательства принес Дактилю оружие. А Прелесть — окровавленный галстук. Оригинально. И весьма эффективно, раз курьер прибыл не с пустыми руками.
— Откуда у тебя прибор? — спросил Олег.
— У кого же ему быть? Твоей копией занимается Лопатин, а его операции с клонами обслуживаю я. Вениаминыч всегда их на меня переваливает. Тебе-то оно зачем?…
— Надо, — сказал Шорохов. — Открывай. Дактиль без возражений переставил программатор на стол и откинул крышку.
— Это что? — спросил Олег, тыкая в каракули на голубом поле.
— Ты компьютеры видел когда-нибудь?
— Не умничай, — предупредил Олег. — Вот это: “Правка”, “Настройка”, “Отладка”…
— Я в программу не полезу! — замотал головой курьер. — На этом такие мозги сидят, а я — кто? Я исполнитель! Хард, софт… Вся любовь.
— Ну хоть что-нибудь… Давай посмотрим, на сколько лет она рассчитана.
— Тебе любопытно?
— Да, мне любопытно…
— Только посмотрим! — предупредил курьер.
Если это был тот прибор, что Иванов оставил в сейфе, — а другим он быть и не мог, — то в нем находилась последняя версия мнемопрограммы Шороха. Окончательный вариант его биографии.
— Ого! — Дактиль присвистнул. — Копия у тебя будет жить долго, аж до девяноста с гаком.
— Значит, я тоже столько проживу?
— Столько ты прожил бы в магистрали, а теперь ты в Службе Судьба у человека есть, но она нигде не записана, ни на каком носителе. Ее можно узнать, лишь заглянув в будущее. Этим мы с тобой и отличаемся от клонов. У них все тут, в программаторе, а у нас… У нас — на небе.
— И… какая у него будет жизнь? — выдавил Шорохов. — Счастливая?…
Курьер засмеялся.
— Что ты о нем печешься? Он теперь сам по себе. Ну, почти уже… Вот из ящика вытащим, софт загрузим — тогда да… Начнется у манекена жизненный путь. А пока он еще мясо в растворе. И вот, — Дактиль постучал пальцем по прибору.
Олег рассыпал сигареты.
— Погоди, погоди… — суетливо произнес он. — По моим часам, его уже загрузили. Сегодня.
— А на моих — вообще февраль две тысячи третьего. Ты как ребенок, Шорох! Эту железку еще не использовали.
— И в ней можно… что-нибудь… слегка…
— Э, нет! Мы же договорились'
Олег запихнул сигареты обратно в пачку, одну сунул в рот. Прикурил. И наконец решился посмотреть Дактилю в глаза.
— Жить охота? — спросил он. — Вот и мне тоже. Так охота, что сил нет.
— Ты о чем?…
— Об этом, — Шорохов подвинул на столе мокрый галстук. — Почти три сотни евро, такую вещь испоганили! Жалко… Ну, хоть на крови сэкономил. Кровь-то у тебя бесплатная…
Дактиль достал из пепельницы свой окурок и зачиркал зажигалкой.
— Шорох, что ты меня стращаешь? При чем тут моя жизнь?… И твоя?…
— Твоя зависит от моей. А моя… она вся тут, — Олег тоже постучал по крышке, но тише и осторожней.
— Как у Кощея?… — нервно хохотнул курьер.
— Эту шутку я уже шутил, — отозвался он. — Да и не смешная она…
— Ты… клон, Шорох?!
Олег вспомнил, как в прошлый раз доказывал это Дактилю и ничего в итоге не доказал.
— Я должен знать свою программу. В идеале — всю. В реале… хоть что-нибудь.
Курьер с неохотой развернул экран на себя и тюкнул по какой-то клавише.
— Ну-у… А что конкретно тебя интересует? Тут прошлое. Мнимое. Тут будущее. Между ними точка загрузки. День рождения клона, — пояснил он виновато. — Сколько ему… Двадцать семь лет…
— Будущее, — потребовал Олег.
— Ты про барьер? Его создали современники Иванова, чтобы остановить события и подверстать наше реальное настоящее под их несуществующее будущее. В котором они, однако, существуют. Уму непостижимо, но у меня нет оснований в этом сомневаться. Вот только… мы не можем проверить, действительно ли там, за барьером, нам что-то угрожает… действительно ли будущее Иванова — последний шанс человечества. Я недавно задумался: а может, его магистраль — это такой кукушонок, который выживает за счет остальных птенцов? Хотя… не все ли равно? В каждой магистрали — те же самые люди, наши потомки.
— Наверно, разницы нет… — сказала Ася.
— Если честно, я ждал от тебя других слов.
— Я не должна была в это поверить?
— Ну… в общем, да.
— Во-первых, я верю тебе, Шорох. А во-вторых… про эгоизм человечества мне не надо ничего доказывать. Я это на себе испытала. Твой Иван Иванович насчет катастрофы мог и не соврать. Для него любая редакция, кроме его собственной, — это и есть настоящая катастрофа… И он по-своему прав. И если бы здесь оказался миллион человек из миллиона разных магистралей, то они рвали бы друг другу глотки и тоже были бы правы. Каждый.
— Не хочу разочаровывать, но у меня мотивы совсем не те. Человечество?… Да срал я на него! Извини…
— Я ведь тоже часть человечества, — сказала она с укором.
— Это единственное, за что его стоит любить. Время, Земля, человечество… Я, опер Шорох, собираюсь все это спасать. Смешно… — Он погладил холодный подоконник и, случайно коснувшись своего пояса, торопливо вытащил из кармашка второй синхронизатор.
— Возьми, это твое.
— Брось куда-нибудь, — отмахнулась Прелесть.
— Возьми, говорю, и спрячь!
— Ты чего задергался-то?
— Расскажи мне, как это — жить без программы. Вот она у тебя кончилась, и… что ты теперь чувствуешь?
— А ты сам не знаешь?
— Откуда?! — вырвалось у Олега, и он мысленно отхлестал себя по губам. — Откуда я могу знать, что ты, Прелесть, чувствуешь?! Да… я не о том, наверно… — Он беспокойно огляделся, словно ему за воротник свалилась гусеница. — Мне скоро уходить, Ася.
— Мы можем больше не увидеться?
— Можем…
Олег представил, как сейчас, в этот самый момент, Иванов открывает сейф и ставит туда чемоданчик… или не сейчас, а через секунду… или через две… Он подумал, что если будет считать убегающие мгновения, то доберется до последнего еще быстрей. А Иван Иванович покинет бункер, и его безумная многоходовка тут же выйдет на следующий круг.
— Я буду тебя ждать, — сказала Прелесть.
— Да… Хорошо…
— Что “хорошо”?… Что ты мямлишь, осел?! Сколько тебе осталось?
— Не знаю. И я не знаю, как это будет… выглядеть со стороны. Не смотри на меня.
— Чего ты боишься, Шорох?
— Ты не должна этого видеть.
Он собрался уйти в комнату и уже шел к двери, но люстра на кухне вдруг погасла. Не была света коридоре. За стеной замолчал телевизор.
— Судьба… — обронила Прелесть.
Олег услышал, как вжикнула “молния”, только не сообразил, на чем. Кажется, Ася была в свитере — в том самом, который он купил ей вместо разорванной футболки. Она стояла рядом, совсем близко, но прежде чем Шорохов смог до нее дотянуться, он понял, что уже не успеет.
Иван Иванович положил программатор в сейф и вышел из бункера…
Олег поймал комара на лету и медленно скатал его в комок, — тот размазался между пальцев и перестал существовать.
“Прощай, насекомое… — умиротворенно прошептал Шорохов. — Согласись, в декабре тебе делать нечего”.
Ночь за окном была серой от снега, поэтому он без труда разглядел и байковую рубашку на стуле, и будильник на телевизоре.
Поднявшись, Олег оделся и вышел из комнаты. На кухне горел свет, в ванной лилась вода — все как положено. Как и было.
Взяв на подоконнике пачку “Кента”, Шорохов прикурил и заглянул в ванную. За клеенчатой занавеской кто-то принимал душ — определенно, женского пола, со знакомой фигурой и легко угадывающимися чертами знакомого же лица. Олег отодвинул шторку и, бесцеремонно полюбовавшись, стряхнул пепел в раковину.
— Не мерзнешь тут?…
— Холодно… — пожаловалась женщина. — Шорохов, закрой дверь!
— Как скажешь. — Он выполнил просьбу и, не сводя глаз с обнаженного тела, уселся на край ванны. — Может, представишься?
— Ха-ха!
“Правильно, — подумал Олег. — “Ха-ха”… точно так Ася тогда и ответила. Сколько раз я спросил, как ее зовут? Семь или восемь, не помню…”
— Я попробую угадать. Наверное, ты… — Он изогнул брови. — Ты Алена? Нет?…
— Ой, ладно, Шорохов, прекрати! Не смешно.
— Значит, Асель.
Ее челюсть медленно поехала вниз.
“Что ты на это скажешь, ласточка белокурая?”
Женщина покрутила краны, сделала еще пару необязательных движений и вновь начала поливать себя из душа. Вероятно, ей требовалась пауза, чтобы собраться с мыслями.
На выпускном тесте Ася изображала не то любовницу, не то жену. Полгода учебы Шорохову закрыли, и он, по идее, видел ее первый раз в жизни. Удивляться обязан был он — на это тест и рассчитан. До чего же, однако, забавное мероприятие…
Олег затушил окурок и погладил женщину по ноге. Та вздрогнула, но промолчала. На прошлом круге он несколько раз спросил ее имя, и реплики в программе были выстроены под этот диалог.
“В программах, — уточнил Шорохов. — И в моей, и в ее”.
Он давно уже разглядел, что татуировка на левой груди, как, впрочем, и на правой, у женщины отсутствует. Служба действительно заменила Асю клоном, это было проще, чем разыскивать по Москве сбежавший прототип. Тем более сбежавший с будущим Стариканом, начальником этой самой Службы.
— Давай спинку потру, — предложил Олег.
— Не надо! — отшатнулась она. — Ты мне мешаешь! “Браво, сестричка. Выходит, отойти от прописанного текста не так уж и трудно… Изменились внешние обстоятельства, я начал говорить другое — и ты в ответ тоже говоришь другое…”
— Слушай, соскучился я по тебе что-то… — Шорохов сделал вид, что собирается снять штаны.
— Уйди отсюда! — крикнула женщина. Для жены слишком экспрессивно, для любовницы — тем более.
— Ну, во-от!… — разочаровался он. И как-то бессознательно положил руки ей на талию.
Вода из душа лилась ему за шиворот, стекая по спине и брюкам прямо в тапочки, но Олегу даже нравилось: в этом было что-то бесшабашное, подростковое…
“А может… — мелькнула сладкая мысль, — может, ну его на хрен, этот тест?! И этого Лопатина… Камеры, интересно, тут не повесили? ”
Шорохов оглядел потолок и снова повернулся к женщине. Почти Ася: зеленоватые глаза — обычно такие насмешливые, но сейчас совершенно растерянные… мокрые волосы, свившиеся тонкими колечками… и белая кожа, вся в маленьких прозрачных росинках… Прелесть часто оказывалась рядом, но Олегу всегда чего-то не хватало, всегда — чуть-чуть. Сейчас она снова была близко, и его уже ничто не держало. Даже камеры наблюдения. Ведь она была… почти Ася, только без прошлого и будущего. Рожденная, как мотылек, на несколько дней. Почти Ася — но без морского конька на левой груди. Не Ася. Клон.
Оттолкнув его руки, женщина сдернула с крючка полотенце.
— Холодно… — зачем-то пояснила она.
Олегу вдруг стало неловко. Он мог бы поглумиться над кем угодно, это легко — когда заранее знаешь, чем все закончится. Однако перед ним был не человек, а копия, появившаяся на свет совсем недавно, за пару часов до него. Заурядный клон с заурядной программой — такой, каким был он сам и каким родился бы снова, если б не разнес череп тому программисту.
— Извини… — буркнул Олег и вернулся на кухню. Пачка “Кента” была пустой — он оставлял себе только одну сигарету. Что оставлял, то и получил. Угостившись Асиным “Салемом”, он вытащил из холодильника батон колбасы.
Спустя минуту вошла Копия — в розовом халате и в розовых тапочках. Остановившись посередине, она странно посмотрела на Олега.
Шорохов спохватился, что колбасу резал не он, а Прелесть. А он… Вроде бы сидел. Тупо пялился. Курил и не верил глазам.
Олег бросил нож и подвинул к себе стул. Копия торопливо заняла его место. Со стороны это выглядело немного неестественно, но так, по программе, ей было легче. Олег уже не потешался. Он искренне хотел ей помочь, но… о чем они тогда говорили, он помнил лишь в общих чертах. Детали он просто забыл, как может забыть их любой нормальный человек. Кажется, в тот раз он без конца спрашивал ее имя, и сейчас это могло бы пригодиться, но он из-за своей глупой бравады все испортил. Смутил девчонку…
— Гм, девчонку… — прошептал Олег.
— Что?… — Копия обернулась и на мгновение застыла. — Чай будешь?
— Наливай, — сказал он и понял, что опять промахнулся. Не так надо было, не так… Он же беспокоиться должен. Проснулся — а у него дома девушки посторонние. С морскими коньками. А на улице вместо июля декабрь…
Олег подошел к окну.
“Удивись, дубина! — приказал он себе. — Хоть по системе Станиславского, хоть еще по какой системе… Сделай большие глаза, неужели трудно? Не морочь девчонке голову, зачем ей все эти сомнения?…”
— Ну ни фига!… Во, снега навалило-то! — деревянно проговорил он.
Копия сразу оживилась.
— А что бы ты хотел в декабре? — спросила она не без сарказма. — Пальмы?…
— В декабре?… Ага, в декабре…
Копия налила чай — много сахара, мало заварки, — и, присев напротив, поиграла сигаретой.
— Я представляю, — сказала она. — Это самая забавная часть…
— Серьезно?…
— Неужели тебя и, правда, ничего не волнует?
— А что меня должно волновать? Нет, волнует, конечно… — неуверенно добавил он.
— Время… Земля…
— Человечество… — вырвалось у Олега.
— Прелесть что такое! — Копия встала и, выразительно помахав ножом, швырнула его в раковину. — Ты скотина, Шорохов! Тебя же не закрыли!
— Мне тоже так кажется, — раздалось из дверей. Появился Лопатин — в расстегнутом пальто, в шляпе и с погасшей трубкой в зубах.
— Молоде-ец, Шорохов… — сказал он, бросая шляпу на стол. — Такое впечатление, что не я тебя проверяю, а ты меня.
— Вас-то чего проверять, Василь Вениаминыч? Вы человек проверенный…
— Нет, ну ты посмотри на него! — возмутился Лопатин. — Издеваешься, да?! Молоде-ец… Что же сразу-то не сказал?
— Мало ли… Я решил, что так и надо. Начальству видней…
“Любопытно, Вениаминыч, как ты выкручиваться будешь… — подумал Олег, глядя ему в глаза. — Не можешь ты меня не взять, Вениаминыч. Не имеешь права. Я же не рядовой опер, я спецпроект. Даже если я тебе в морду плюну. Все равно буду в твоем отряде. Он ведь под меня и создан, твой фальшивый отряд”.
Лопатин потупился, словно все это услышал, и, достав мнемокорректор, убедился, что закрытых секторов у Олега нет.
— Превосходно, — процедил он. — Мои поздравления, Шорохов…
— Еще один пролетел! — объявила Копия. — Надо же, вся группа засыпалась, первый раз такое…
— Ты в отряде, Шорохов, — неожиданно сказал Лопатин. — И ты, Ася. Хватит тебе в школе киснуть… — Он спрятал трубку и взял со стола шляпу. — Чего заснули? Переодеваться! Бегом!
По лестнице спускались молча. Копия злилась на Олега за сорванный тест и на Василия Вениаминовича — за то, что берет в отряд кого ни попадя. Выпускной экзамен завалили все, но никто не был так бездарен, как Шорохов. Тем не менее им предстояло служить вместе: ей — окончившей школу уже полгода назад, и ему — хамоватому, неумному, даже и не хитрому курсанту. Но отказаться она не могла…
Лопатин проклинал начальство и служебные секреты. Ему, ветерану, доверили ровно столько информации, чтобы по незнанию не наломать дров. Олег Шорохов — клон, и все, что он будет делать, — хорошо и правильно. Остальное координатору отряда, как и рядовым операм, было недоступно. Единственное, что он мог себе позволить, — это выкинуть Шорохова на мороз, когда поступило распоряжение “отпустить и не трогать”. Лопатин команду выполнил, причем с удовольствием: велел отпустить клона в районе Печатников, во дворе потемней и потише… Выполнил недавно, всего час назад, когда Шорох явился в эту квартиру и увидел контейнер со своим еще не активированным телом…
Олег ни к кому претензий не имел, но тоже помалкивал: его заботила предстоящая операция. Лопатин намеревался отвезти их в бункер. Вообще, все его намерения были известны наперед, и Шорохову это нравилось. В бункере он рассчитывал получить синхронизатор и немедленно откланяться. Как это сделать, он еще не знал, но был уверен, что уйти он сумеет. Олега смущало лишь одно обстоятельство: все, что с ним произошло после сканирования, в памяти не отложилось, вернее, не попало в новую мнемопрограмму. Он помнил контактный обруч, помнил внезапную темноту… Дальше начиналось небытие.
“…иди за собой и жди Дактиля…”
Олег сел рядом с Копией и поймал себя на том, что ему трудно отвести от нее взгляд. Она так же, как Прелесть, держала свою тонкую сигаретку, так же косилась в окно, и пахло от нее точно так же. У них было только одно отличие, и сейчас оно пропало.
“Можно подумать, ты ту, настоящую, часто видел раздетой”, — напомнил себе Олег.
— Шорохов, имей совесть! Не смотри на меня такими глазами.
“Отличие не в татуировке И даже не в том, что та — прототип, а эта — клон. Эта через три дня погибнет, чтобы та осталась…”
— Шорохов, не надо на меня таращиться!
“А если тебе что-то не по душе в этом раскладе, ты в силах его изменить. Но одна из Прелестей все равно умрет. Выбирай, дружище… Рвался к свободе выбора? Дорвался. Пользуйся”.
— Да что с тобой, Шорохов?!
“К черту!… Клоны для того и нужны, чтобы заменять людей. Иногда за них жить, иногда — дохнуть. И ты такой же…” — сказал себе Олег.
— Оперативный позывной всегда и везде давал координатор, — проговорил Лопатин, включая радио. — Но я против этого правила. Вы ведь не животные, чтобы вам посторонние люди кличку выбирали. Предложения есть? Нужно, чтоб имя было коротким, из одного или двух слогов.
— Меня везде “Шорохом” звали, — сообщил Олег. — Если вы не против.
— “Шорох”? — переспросила Копия. — Прелесть какая…
— Не против, — откликнулся Василий Вениаминович и тоскливо посмотрел на них в зеркало. — А ты, Асенька?
— Я… еще не сообразила.
— Ну, соображай, соображай…
Олегу показалось, что позывные у Лопатина давно заготовлены.
Машина свернула на трамвайные пути, через двести метров снова свернула в переулок и остановилась возле бронированной створки с табличкой “АО Крыша Мира”.
— “Прелесть”, — ни с того ни с сего изрек Василий Вениаминович. — “Шорох” и “Прелесть”. Нормально, между прочим. Уж получше, чем какие-нибудь Рысь и Викинг.
Олег отметил необоснованность этой реплики, но говорить ничего не стал. Новоиспеченная Прелесть возразить не решилась.
Дверь на нижней площадке была лишь одна — в кабинет. Вторая, в производственный отдел, пропала. Служба снова функционировала, и о существовании теневой петли вряд ли кто догадывался.
Кабинет оказался в первозданном виде. Собачий холод и горы пыльной бумаги.
— Не хватает настольной лампы, — сказала Копия. — Сюда нужно лампу с зеленым абажуром. И бюстик.
“С морским коньком”, — мысленно добавил Шорохов.
Василий Вениаминович распаковал уничтожитель документов, и Олег занялся резкой бумаги. Взяв один лист наугад, он обнаружил знакомый текст:
“СУБЪЕКТ: М., 55, Россия, 2049.
ОБЪЕКТ: Ж., 22, Россия, 1997.
ВТОРЖЕНИЕ: передача лекарственных препаратов (эмбриоган, иммунактив-тетра, геморегулон)”.
Этот отчет запомнился Олегу еще и тем, что операцию выполнял Лис.
Внизу стояла подпись:
“Оператор Пастор”.
Шорохов просмотрел десяток бланков, но упоминаний о Лисе нигде не нашел.
Копия закурила, и Олег подвинул к ней пепельницу. Василий Вениаминович выдал служебный пояс и принялся что-то рассказывать. Шорохов слушал и кромсал посеревшие листы — пытался понять, почему он все еще здесь, и… не понимал.
“Иди за собой и жди Дактиля”.
В голове крутилось нечто неуловимое — такое, что можно почувствовать, но нельзя ухватить. Вроде комара в темной комнате…
Так прошло минут сорок, пока не прибыл двойник. Он финишировал в углу, и Олег, уловив чье-то внезапное появление, отшатнулся в сторону, хотя и ждал.
— Здрась, Василь Вениаминыч!… Привет, Аська!… Выглядел Шорох посредственно: небритый, осунувшийся, весь какой-то измочаленный.
— Василь Вениаминыч, я тут еще часа два проторчу. А бумажки и Прелесть порезать может.
Уломать Лопатина оказалось несложно. Координатор как будто тоже был к этому готов и сопротивлялся, скорее, для порядка.
— Главное, не дергайся, — напутствовал Шорох. — Операция простая, как в учебнике. Все у тебя получится.
— Я надеюсь, — ответил Олег и раскрыл синхронизатор.
“Иди за собой и жди Дактиля”.
Очутившись в темноте, он вытянул руку и нащупал выключатель. С треском вспыхнули плафоны, лишь центральный, так толком и не загоревшись, начал нервически подмигивать.
— Поговорим?… — вкрадчиво произнес Шорох. Он сидел на месте Василия Вениаминовича и выводил сигаретой в пепельнице бесконечную восьмерку. — У меня к тебе просьба. Скоро в моей группе… то есть в твоей… пройдут повторные тесты. Тебе достанется Рыжая. Из нее, между прочим, славный опер получился бы.
— В моей группе?… Не морочь голову. Рыжая не сдаст экзамен никогда. — Олег прислонился к столу и тоже закурил. — Спасибо, Шорох, ты свою задачу выполнил. Теперь отваливай, не до тебя мне.
Тот растерянно посмотрел на пачку “Кента”.
— Откуда сигареты?… Ты же их оставить должен… был… Там.
— Свободен, говорю!
— Я?… Свободен, да?… — с сарказмом спросил Шорох.
— О, не надо, не надо этого! Только не грузи!…
— Ты сам-то откуда, двойничок? — прищурился Олег.
— Все нормально, Шорох. Придет время — узнаешь. А сейчас будь добр!… Ты ведь на автовокзал собираешься? Служебный автобус искать? Вот иди, ищи. Успехов тебе громадных.
— Что-то я… не совсем… Ты кто такой, Шорох?
— Как и ты. Шорох. — Он снял с пояса станнер. — Мало времени, честное слово. До трех досчитаю, а там уж не обижайся…
Двойник медленно поднялся, и Олег отметил, что его ладонь немотивированно движется к ремню.
— Шорох, ты стрелять не будешь, А я — буду.
— Что ты, двойничок?… Ты выстрелишь? В меня?!
— И даже в тебя, — серьезно ответил Олег. — В любого, кто мне помешает. Такой уж оказался прайс. Непомерный высокий. Самому не верится…
— Время, Земля?… — Он запнулся. — Человечество?… Мы ведь с тобой на него… на них на всех…
— Я тоже так думал. Кстати, уже два с половиной.
— Что “два с половиной”?…
— Скоро “три”. Упадешь и будешь тут лежать. До-олго будешь…
Шорох, не отводя взгляда от станнера, вытащил синхронизатор.
— Я ухожу, — предупредил он.
— Быстрее.
— Ухожу… Но я только хотел…
— Быстрее!
Шорох, торопливо набрав дату, исчез. Олег перевел дыхание. Больших неприятностей от двойника он не ожидал, зато ожидал Дактиля. Он предчувствовал, что курьер скоро появится.
Олег даже не успел докурить.
Дактиль был одет, как на свидание, точнее — как на том свидании, когда Шорохов застал его мертвым. Сейчас крови не было, и курьер выглядел на все сто: костюм, галстук, хорошая рубашка. В руке он держал плоский чемоданчик.
Олег едва посмотрел ему в глаза и сразу все понял. Просто так программатор с собой не таскают.
— Привет… — бросил Дактиль. — Ну?…
— Ну?… — повторил Шорохов. — Я тебя слушаю.
— Ах, это ты меня?… — Курьер сел в кресло и положил чемодан себе на колени. — Дай закурить, что ли… Так это, значит, твоя копия? — Он хлопнул по пластмассовой крышке.
— Аккуратнее! Да, тут копия… моя копия. Кажется, до их разговора в бункере Дактиль еще не дожил. Вот и славно.
— Хорошо, что пришел, — сказал Шорохов. — Посоветоваться надо.
— Твоя Прелесть умеет уговаривать…
Олегу стало смертельно тоскливо. Зачем она это?…
Дактиль, увидев, как он побледнел, залез в карман и швырнул на стол полиэтиленовый пакет с чем-то влажным, похожим на тряпку, которой собирали лужу кетчупа. Потом подергал себя за галстук и, кивнув на комок в пакете, коротко пояснил:
— Это он.
Сделав пару неумелых затяжек, курьер добавил:
— Галстук стоил двести девяносто пять евро.
— Почти триста, — заметил Олег.
— Проблема не в этом. Галстук мой, и кровь на нем тоже моя.
— Действительно проблема… Такое впечатление, что тебя где-то обработали той штукой… не знаю, как называется… В общем, она кишки наружу выпускает.
— Во-во! — поддержал Дактиль. — Есть такое впечатление, есть! Только не где-то, а здесь, в нашем же бункере! Правда, неизвестно — когда…
— Но ведь это самое важное.
— Самое важное, Шорох, чтобы… — курьер закашлялся и продолжить смог не скоро. А когда все-таки продолжил, то дымом подавился уже Олег. -…Чтобы ты, гнида, сказал своей отмороженной Прелести, чтобы она…
— Полегче, Дактиль! — прошипел Олег.
— Чтобы она мне больше таких презентов не делала… И этот пусть компенсирует.
— Прелесть?!
— Принесла мне подарочек, представляешь?… Я ей время назначил… так, пригласил в гости… поболтать. А она финишировала и стоит, смеется. Говорит, надо к Шороху подскочить на минутку, И галстук, весь в кровище, протягивает. Самая, говорит, лучшая мотивация из тех, что я могу тебе дать. Я надеюсь, это шутка… хотя не слишком удачная… — Курьер глянул на Шорохова и осекся. — Так ты в курсе? Она меня почикала?…
— Жить будешь, — пообещал Олег.
Он не мог поверить, что это сделала Ася. Вспомнил, как Дактиль сидел в этом самом кресле, и содрогнулся. Нет, Ася, не смогла бы. Скорее, она просто воспользовалась моментом. Шорохов и сам тогда воспользовался, но он в качестве доказательства принес Дактилю оружие. А Прелесть — окровавленный галстук. Оригинально. И весьма эффективно, раз курьер прибыл не с пустыми руками.
— Откуда у тебя прибор? — спросил Олег.
— У кого же ему быть? Твоей копией занимается Лопатин, а его операции с клонами обслуживаю я. Вениаминыч всегда их на меня переваливает. Тебе-то оно зачем?…
— Надо, — сказал Шорохов. — Открывай. Дактиль без возражений переставил программатор на стол и откинул крышку.
— Это что? — спросил Олег, тыкая в каракули на голубом поле.
— Ты компьютеры видел когда-нибудь?
— Не умничай, — предупредил Олег. — Вот это: “Правка”, “Настройка”, “Отладка”…
— Я в программу не полезу! — замотал головой курьер. — На этом такие мозги сидят, а я — кто? Я исполнитель! Хард, софт… Вся любовь.
— Ну хоть что-нибудь… Давай посмотрим, на сколько лет она рассчитана.
— Тебе любопытно?
— Да, мне любопытно…
— Только посмотрим! — предупредил курьер.
Если это был тот прибор, что Иванов оставил в сейфе, — а другим он быть и не мог, — то в нем находилась последняя версия мнемопрограммы Шороха. Окончательный вариант его биографии.
— Ого! — Дактиль присвистнул. — Копия у тебя будет жить долго, аж до девяноста с гаком.
— Значит, я тоже столько проживу?
— Столько ты прожил бы в магистрали, а теперь ты в Службе Судьба у человека есть, но она нигде не записана, ни на каком носителе. Ее можно узнать, лишь заглянув в будущее. Этим мы с тобой и отличаемся от клонов. У них все тут, в программаторе, а у нас… У нас — на небе.
— И… какая у него будет жизнь? — выдавил Шорохов. — Счастливая?…
Курьер засмеялся.
— Что ты о нем печешься? Он теперь сам по себе. Ну, почти уже… Вот из ящика вытащим, софт загрузим — тогда да… Начнется у манекена жизненный путь. А пока он еще мясо в растворе. И вот, — Дактиль постучал пальцем по прибору.
Олег рассыпал сигареты.
— Погоди, погоди… — суетливо произнес он. — По моим часам, его уже загрузили. Сегодня.
— А на моих — вообще февраль две тысячи третьего. Ты как ребенок, Шорох! Эту железку еще не использовали.
— И в ней можно… что-нибудь… слегка…
— Э, нет! Мы же договорились'
Олег запихнул сигареты обратно в пачку, одну сунул в рот. Прикурил. И наконец решился посмотреть Дактилю в глаза.
— Жить охота? — спросил он. — Вот и мне тоже. Так охота, что сил нет.
— Ты о чем?…
— Об этом, — Шорохов подвинул на столе мокрый галстук. — Почти три сотни евро, такую вещь испоганили! Жалко… Ну, хоть на крови сэкономил. Кровь-то у тебя бесплатная…
Дактиль достал из пепельницы свой окурок и зачиркал зажигалкой.
— Шорох, что ты меня стращаешь? При чем тут моя жизнь?… И твоя?…
— Твоя зависит от моей. А моя… она вся тут, — Олег тоже постучал по крышке, но тише и осторожней.
— Как у Кощея?… — нервно хохотнул курьер.
— Эту шутку я уже шутил, — отозвался он. — Да и не смешная она…
— Ты… клон, Шорох?!
Олег вспомнил, как в прошлый раз доказывал это Дактилю и ничего в итоге не доказал.
— Я должен знать свою программу. В идеале — всю. В реале… хоть что-нибудь.
Курьер с неохотой развернул экран на себя и тюкнул по какой-то клавише.
— Ну-у… А что конкретно тебя интересует? Тут прошлое. Мнимое. Тут будущее. Между ними точка загрузки. День рождения клона, — пояснил он виновато. — Сколько ему… Двадцать семь лет…
— Будущее, — потребовал Олег.