Страница:
Иногда Песнопевец бывал гуманнее своих учителей:
«И поразил Моавитян, и смерил их веревкою, положив их на землю: и отмерил две веревки на умерщвление, а одну веревку на оставление в живых. И сделались Моавитяне у Давида рабами, платящими дань» (2 Цар. 8:2).
Часто же он проявлял гораздо более изощренное изуверство, чем Моисей, Иисус Навин, Самуил и Саул:
«И собрал Давид весь народ, и пошел к Равве, и воевал против нее, и взял ее... и добычи из города вынес очень много. А народ, бывший в нем, он вывел, и положил их под пилы, под железные молотилки, под железные топоры, и бросил их в обжигательные печи. Так он поступил со всеми городами Аммонитскими» (2 Цар. 12:29—31).
Лучше всего свое кредо Псалмопевец выразил сам – в гимнах, которые он посвятил Адонаи и которые прославили его куда больше, чем грандиозные деяния:
«Дочь Вавилона, опустошительница! Блажен, кто воздаст тебе за то, что ты сделала нам! Блажен, кто возьмет и разобьет младенцев твоих о камень!» (Пс. 136:8—9).
Как не вспомнить любимое изречение церковников: «Помяни, Господи, царя Давида и всю кротость его»!
Не только людей и скот – чужие капища, храмы, памятники, жертвенники, идолов, книги – евреи уничтожали полностью.
Римляне никогда так не поступали. Помпеи, захвативший Иерусалим, пощадил жителей, несмотря на их сопротивление. Он осмелился зайти в Святая Святых – но не разрушил храма, не тронул Ковчега Завета и древних свитков.
Все равно иудеи возненавидели Помпея за осквернение святыни и были очень расположены к его победоносному сопернику Юлию Цезарю, который к тому же разрешил им справлять свои ритуалы в Риме. После смерти диктатора евреи долго оплакивали своего благодетеля во время погребального костра и еще много ночей собирались на пепелище – погоревать, порыдать.
Иуда всегда смеялся, когда кто-то говорил, что потомки Израиля способны любить и чужеземцев, если те хорошо относятся к народу избранному. Для иудеев лучшими римлянами являлись воины и полководцы, способные лучше других убивать своих соплеменников, а Цезарь в этом «святом деле» заслуженно считался непревзойденным мастером.
Римляне свирепы – но куда им до жителей покоренной Иудеи! Безжалостность – похвальное качество для почитателей Яхве, которого никто не упрекнет в мягкосердии!
Конечно, как все люди, евреи не любят, когда кто-то проявляет жестокость к ним самим.
Разрушение чужих святынь – богоугодное дело. Хотя бы малейший урон Иерусалимскому храму (да что там, любой синагоге!) – гнусное святотатство.
Истребление языческих племен до последнего младенца – выполнение заветов Адонаи. Убийство хоть одного еврейского мальчика – преступление против естественного порядка вещей, против Бога Единого.
Иудеи всегда алкали крови всех захватчиков, которые за тысячелетия до коммунистов успешно осуществляли лозунг «Грабь награбленное!». Ассирийцы, египтяне, вавилоняне, персы, македонцы, сирийцы основательно по-обчистили сундуки и тайники в жилищах потомков Иакова. Римляне тоже грабили подданных, но не обирали их до последней нитки, разумно предвидя, что и завтра надо собирать налоги, а с нищих взять нечего.
И все равно евреи ненавидели италиков больше, чем всех остальных завоевателей, и восставали против них куда чаще!
Самая главная причина этого поразительного феномена – психологическая несовместимость между обитателями Италийского полуострова и Палестины, пропасть между их системами мировоззрений, разительные отличия в обычаях и культуре.
Юлию Цезарю перед отправлением в должности квестора в Дальнюю Испанию приснилось, будто он насилует собственную мать[6]. Толкователи возбудили его честолюбивые надежды, заявив, что сон предвещает ему захват власти над всем миром, так как мать, которую он видел перед собой, есть не что иное, как земля, почитаемая родительницей всего живого. В «Соннике» Артемидора Далдианского[7] утверждается: «Совокупление с матерью... для демагога и политика – добрый знак, ибо мать означает отечество».
Современные политики, которые имеют (прошу прощения, но точнее сказать – трахают) своих родных матерей-отечества, никогда в этой гнусности не признаются. Суеверный властитель полумира гордился замечательным сновидением, знаком отличия от богов, и не упускал случая им похвастаться. Не стеснялся он и своего прозвища «муж всех жен и жена всех мужей».
Инцест с матерью даже во сне – святотатство, мерзость для иудеев. Мужеложство не менее кощунственно. А ведь речь идет о Цезаре, которого евреи почитали больше всех из римских владык!
Вот вам лучший из латинян! А что сказать о других?! Точнейшая характеристика римлян: люди, испокон веков порабощающие чужих и делающие время от времени передышки, дабы резать своих.
Храм трехликого бога Януса Квирина в Риме должен быть открыт в дни войны и закрыт во время мира. Как хвастали сами италики, за почти семь с половиной веков существования Вечного города храм закрывался на сорок три года при легендарном древнем правителе Нуме Помпилии и на несколько дней – три раза: один в промежутке между Пуническими войнами с Карфагеном и дважды – при Августе[8].
Латиняне воюют без остановки вот уже семьсот лет! И все ради власти и золота...
Рим заложен Ромулом, который убил своего брата Рема и лицемерно назвал город в честь погибшего.
Самого отца-основателя и первого царя Рима убили, когда он стал тираном.
Последнего римского царя Тарквиния Гордого тоже зарезали.
И все равно цари сели на престол в Вечном городе, хоть и величают себя императорами. Власти же у них куда больше, чем у басилевсов. К чему же все эти многовековые убийства? К чему это ханжество?
Да, иудеи тоже убивают чужаков, и куда более жестоким образом. Но истребляли они другие народы в первую очередь ради вящей славы Господней, для исполнения Завета о земле обетованной! А власть и золото – на втором месте!
Даже тем, что римляне бреют щеки и подбородки, они оскорбляют эстетические (по выражению греков) чувства иудеев. Борода – дар Божий, особо чтимый на Востоке. Властители Египта, Сеннаар, Ассирии, если природа обделяла их собственными волосами на лице, носили накладные. Гнусные же италики сами себя лишают небесной благодати, символа мужественности и зрелого возраста! Хуже их в этом смысле только жрецы Изиды, самооскопляющие себя в экстазе поклонения ложным святыням! А римляне, постоянно влезающие в религиозные дела иудеев (под предлогом, что-де у последних вера – не просто почитание Неба, а политика, более того – образ жизни!), спокойно разрешают культ Изиды в своих владениях, ни во что не вмешиваясь!
Разве можно терпеть над собой правление подобных чудовищ? Да и должен ли народ избранный вообще мириться с тем, что им повелевает необрезанный язычник?!
Только те, кто поклоняется Яхве, достойны возглавлять мир и нести истинную веру в соседние страны.
Были покорены Галилея, Идумея – и жертвы Шаддаю стали приноситься там, где раньше свершались всесожжения Ваалу, синагоги выросли на высотах, где когда-то красовались языческие храмы.
Такую же участь Элохим уготовил проклятому второму Вавилону! Порукою тому – воинская доблесть мужей израильских!
Тешащий самодовольство антисемитов на протяжении сотен лет образ типичного жида – пейсатого менялы, пархатого лавочника, в лучшем случае – гнилого интеллигента, трусливого до потери сознания, не способного защищать себя, как подобает мужчине, – был рассеян во второй половине XX века успешными войнами израильтян с многократно превосходящими их по численности арабами.
Новая победа Давида над Голиафом поразила всех, кроме историков-востоковедов и библиеведов, знавших, что и три с половиной, и две тысячи лет назад евреи славились своим мужеством на войне.
Создателем первого иудейского войска и первым его победоносным полководцем стал первый в мире еврей – Аврам. Случилось сие, когда Амрафел, царь Сеннаар-ский, Ариох, царь Елласарский, Кедорлаомер, царь Еламский, и Фидал, царь Гоимскии, пошли «войною против Беры, царя Содомского, против Бирши, царя Гоморрского, Шинава, царя Адмы, Шемевера, царя Севоимского, и против царя Белы, которая есть Сигор» (Быт. 14:1—2).
В долине Сиддим, ныне скрывающейся под Соленым морем, четыре пришлых царя одержали верх над пятью местными.
«Победители взяли все имущество Содома и Гоморры и весь запас их и ушли.
И взяли Лота, племянника Аврамова, жившего в Содоме, и имущество его, и ушли.
...Аврам, услышав, что сродственник его взят в плен, вооружил рабов своих, рожденных в доме его, триста восемнадцать, и преследовал неприятелей до Дана;
И, разделившись, напал на них, ночью, сам и рабы его, и поразил их, и преследовал их до Ховы, что по левую сторону Дамаска.
И возвратил все имущество и Лота, сродника своего, и имущество его возвратил, также и женщин и народ» (Быт. 14:11—16).
Уже при Моисее его соплеменники-пастухи, привыкшие сражаться со львами и скотокрадами, доказали, что способны противостоять регулярным войскам Египта и Ханаана. Посох, дубинка, копье, кинжал, праща, лук, если можно было его добыть – меч, все шло в ход! Мирного пастыря кротких овечек (как мы представляем его сегодня) в свирепого беспощадного бойца (каким он был на самом деле) превращал обычай: пастух обязан был предъявить хозяину убитого или похищенного ягненка ухо или две ноги хищника, напавшего на стадо (Ам. 3:12). Иначе ему приходилось возмещать ущерб из собственных средств.
И (в отличие от последующих тысячелетий) на заре своей истории евреи воевали очень (даже слишком!) много. Как у скифов, ассирийцев, эллинов, латинян тот, кого называли настоящим мужчиной, должен был носить оружие. В древности распознавали лишь два признака мужественности – пенис и меч!
Боговдохновленная Святая Книга полна примеров героических подвигов достойных представителей народа избранного. Как и свидетельств их незаурядных физических качеств.
На Востоке гонцы часто бежали перед лошадьми царских кортежей. Для иудеев бегуны и борцы – синонимы. «Как борцы бегут они...» (Иоиль 2:7).
«Асаил же был легок на ноги, как серна в поле» (2 Пар. 2:18).
«Саул и Ионафан... быстрее орлов, сильнее львов они были» (2 Цар. 1:23).
Это не пустая похвальба. Иудейки рожали своих детей так неожиданно легко и свободно, что младенцы выскакивали из чрева прежде, чем к ним приходили повивальные бабки (Исх. 1:19).
Самсон встретил на дороге у виноградников Фимнафских молодого льва[9]. «И сошел на него Дух Господень, и он растерзал льва, как козленка; а в руке у него ничего не было» (Суд. 14:6).
Впрочем, подвиги иудейского Геркулеса больше смахивают на миф, но немало и других достоверных случаев, касающихся известных исторических лиц. Юный Давид тоже поражал в схватке львов и медведей (1 Цар. 17:34– 36). Его военачальник Ванея, сын Иодая, «...сошел и убил льва во рве в снежное время» (2 Цар. 23:20). Ров сей предназначался для сбора дождевой воды, огромная желтая кошка пряталась там от снегопада.
Почему же столь замечательные воины в битвах и войнах побеждали сравнительно редко? Ответ на поверхности: им не хватало хороших полководцев. Моисей, Иисус Навин, Гедеон, Саул, Давид, Иоав, братья Маккавеи (трое из пяти), Иоханан Гиркан, Ирод Великий – вот, пожалуй, и весь список по-настоящему отличных военачальников за три с лишним тысячи лет, с XII века до н. э. до 1948 года, когда израильское ополчение было возглавлено новым поколением генералов, которые не посрамили славы своих далеких предков.
Есть и другая причина, не столь явная, зато куда более важная.
Религия и обычаи иудеев, которые сохраняли их как единый народ, одновременно разрушали их способность противостоять врагу на поле брани. Запрет сражаться в субботу, который принес столько поражений и горя потомкам Иакова в глубокой древности и не был полностью изжит даже в эпоху Христа, – еще не самое худшее. Имелись и другие святые традиции, мешавшие сформировать боеспособное войско.
Иуде на собственном печальном опыте пришлось убедиться в этом, когда он начал собирать ополчение для того, чтобы отбить Галилею у наследников почившего Ирода и его покровителей – римлян. Как и во всех поступках, которые совершал он в своей жизни, Сын Божий руководствовался исключительно Писанием. Расширяя небольшой отряд Ревностных до размеров малой армии, новоявленный полководец следовал четким указаниям последней книги Торы – «Второзакония» (20:1—91).
На войну не идут: тот, кто построил дом, но еще не вселился в него; кто посадил виноградник, но не собрал урожай; кто женился, но не привел супругу домой. Это не человеколюбие, не «гуманизм» в греко-латинском понимании, а результат глубокого проникновения в самую сущность веры отцов. Люди, которых выделяет Закон, находятся под воздействием божественных сил, контролирующих строительство, виноделие, брак. Провидение никогда не позволит оставить святые дела незавершенными! Человек, начавший их, не имеет права бросить эти занятия, пока не закончит. Ему нельзя становиться в воинский строй, он погибнет в первой же стычке с неприятелем и ослабит ополчение, вместо того чтобы укрепить его.
Еще одно важное указание: «кто боязлив и малодушен, тот пусть идет и возвратится в дом свой, дабы он не сделал робкими сердца братьев его, как его сердце» (Втор. 20:8).
Римляне, греки, да и все соседние народы, услышав такое, негодуют и ужасаются. Они и людишек с заячьей душонкой берут в армию и заставляют драться. Лекарство от боязливости известное и весьма радикальное. У греков – остракизм, изгнание из полиса, что приравнивается к смерти. У римлян, не знающих удержу в своей суровости, бегущих с поля боя ждет в лучшем случае наказание розгами, в худшем – децимация, обезглавливание каждого десятого в провинившемся подразделении – манипуле, когорте, легионе. Трус либо храбреет, либо гибнет!
Для иудея неприемлемо насильно заставлять члена общины идти воевать или запрещать ему бежать с поля брани. Это противоречит всему, во что верует приверженец Закона.
Элохим обещал народу избранному: «Пошлю перед тобой шершней, и они погонят от лица твоего Евеев, Хананеев и Хеттеев» (Исх. 23:28). Перевод неверный, это не шершни, а депрессия, страх, отчаяние, эллинский панический ркас Он способен охватить любую армию. Сначала его чувствует один солдат, затем десяток; паника мгновенно передается всему человеческому стаду без единого сказанного слова. Как зараза, ужас охватывает ряды, пока не завладевает всеми душами и не лишает целые полчища способности драться и сопротивляться. Стая алчущих легкой крови и драки волков в мгновение ока превращается в тук мечущихся, обезумевших от страха ягнят. Даже римские легионы не раз страдали от этой чумы – и погибали почти полностью...
Вот что Адонаи насылает врагам Израиля и его защитникам, если те слабодушны, неискренни в вере своей или занимались плотской любовью. Во время войны бойцу нельзя иметь сношение с женщиной, ибо такое святотатство может отрицательно сказаться на конечном исходе боевых действий.
Лабы избежать подобного наказания Господня, слабых сердцем не берут или изгоняют из иудейского ополчения, не препятствуют им уйти из строя до начала битвы, не наказывают, если они бросили товарищей в разгар схватки.
Умирая, первый царь иудейский Саул не сказал ни слова осуждения своим воинам, побежавшим от луков и мечей филистимлян на горе Гелвуе.
Никто не проклинает и даже не презирает трусов. Их изолируют от смелых и достойных, как больных отделяют от здоровых.
Трусость у римлян и греков – слово уничижительное, обладатель ее заслуживает упрека. Трусость у иудеев – обреченность судьбой на смерть или несчастье, наделенный этим качеством заслуживает жалости. Военачальник-язычник труса наказывает или убивает. Полководец-еврей труса выявляет до начала военных действий и изгоняет, как паршивую овцу, чтобы не портил стадо.
Вот почему армии Израиля и Иудеи часто бывали хорошими и никогда – большими.
Трусы бросили Иуду бар Маттафию по прозвищу Маккавей перед семикратно превосходившими силами сирийцев, что стало причиной гибели героя и отбросило освобождение Иудеи на много лет.
Трусы не пошли в ополчение Иуды бар Иезекии, в те дни получившего псевдонимы Галилеянин и Гавлонит (по названию Гавлоны – селения, откуда он призвал к восстанию). Не взял он в свое войско и тех, кого запрещала вербовать Тора. И тем самым обрек себя на поражение задолго до того, как его меч покинул ножны для первой схватки с врагом.
А сначала казалось, что дела восставших идут отлично...
В своих тайных мечтах военный предводитель Ревностных даже примерил на себя нечто большее, чем шлем великого тезки Иуды Маккавея, – скипетр Мешиаха! То ли Сатана-искуситель, то ли Глас Божий шептал в душе: наверняка ты – Мессия, пришедший, чтобы освободить из плена народ израильский! То же самое после первых побед стали возвещать все ополченцы, оказавшиеся под началом Иуды.
Доставшееся Гавлониту в наследство от отца Иезекии войско зелотов, так и не оправившееся после ударов Ирода, было немногочисленно и не слишком опытно. «Ганна'им» поднаторели в разбойничьих набегах, ограблении караванов, нападениях на вражеские посты. Противостоять регулярным царским войскам, не говоря уже о римских легионерах, они и мечтать не смели.
Скованный требованиями Закона, Иуда не смел объявить, как говорят латиняне, тотальную мобилизацию, поэтому набрал мало мужчин, достойных носить оружие. Когда же он поневоле стал менее разборчивым и принялся принимать всех добровольцев, то обнаружил, что под его начало охотнее всего идут разбойники, дебоширы, беглые рабы.
Всего через две недели после открытого призыва к мятежу против властей Гавлонит очутился во главе неорганизованной толпы плохо вооруженных, не признающих никакой дисциплины оборванцев, которые представляли собой армию исключительно по названию. Серьезные бойцы – бывшие солдаты и свободные наемники, которых немало толклось в галилейских селениях, – были готовы присоединиться к повстанцам только при условии, что им дадут оружие и деньги. В ответ на патриотические призывы вербовщиков, разосланных Галилеянином по всей округе, они неопределенно хмыкали, чесали в затылках и задавали множество вопросов, суть которых сводилась к одному: сколько мне заплатят и чем вооружат?
В «округе язычников» деньги и оружие в достатке имелись лишь в одном месте – Сепфорисе. Захватить этот город было необходимо и по стратегическим соображениям. Овладеть провинцией и расширять восстание за ее пределы удалось бы лишь при условии господства над дорогами – только по ним в горной местности можно провести более-менее солидную армию.
Столица Галилеи лежала на перекрестке двух важнейших торговых магистралей. Главная из них вела из порта Акра на Великом море к Тивериадскому озеру, подходила к Сепфорису с северо-запада, слегка уклонялась на север и шла на восток, затем раздваивалась. Нижняя ветвь пересекала Иордан, обходила южный конец озера и карабкалась вверх по горам до Гадары. Верхняя следовала до приозерного поселка, позднее разросшегося в город Тивериаду, поворачивала налево, огибая северную оконечность Геннисарета, и через Капернаум шла к Вифсайде – Юлии.
Оседлавший стык этих дорог военачальник мог в кратчайшие сроки перебросить своих солдат в основные населенные пункты провинции. Не будучи опытным стратегом, Иуда это прекрасно понимал. Знал он и то, что в Диокесарии, как называли эллины столицу Галилеи, помимо римских театров, школ, бань, ристалища, храмов и восемнадцати иудейских синагог, располагаются посты таможенников и сборщиков налогов, хранилища царской казны и продовольствия, оружейные склады. Золото и серебро, клинки и копья, съестные припасы и вино, контроль галилейских дорог – вот что сулит захват этого города.
Гарнизон Диокесарии насчитывал когорту царских наемников – германцев, что вожак повстанцев считал для себя особой милостью Господней. Благодаря своему учителю воинского ремесла – германцу Панд ере – он мог изъясняться по-германски, к месту вставлять в разговор отборные языческие ругательства, немало знал о гарнизонной службе, тактике боя, слабых и сильных сторонах вспомогательных войск Рима. Иуда даже несколько раз спасал себе жизнь, прикрываясь именем Панде-ры, когда приходилось скрываться от шпионов Ирода, рыскавших по земле обетованной в поисках зелотов. Тех, кто служил римлянам, тем паче иностранных вояк, сикофанты узурпатора ни в чем не подозревали.
Семена былых трудов дали бесценные всходы спустя много лет. Старая дружба с язычником, которой Иуда в глубине души стыдился, знания чужеземных обычаев и языков (он никогда не сомневался в их полезности) пригодились в суровый час.
В первых стычках с карателями, присланными новым царем Архелаем при получении известия о волнениях в Галилее, повстанцы набрали немало трофейного воинского обмундирования и оружия. Нарядив в доспехи воинов союзнических римских отрядов три десятка наиболее надежных и опытных в бранном деле «ганна'им», Иуда переодел сотню остальных солдат в рваные лохмотья, связал им руки (так, что они легко могли освободиться от пут, но постороннему взгляду это было незаметно) и ускоренным маршем повел свой необычный отряд к Сепфорису. Оружие для мнимых «пленников» (как бы взятое в бою) везли на нескольких повозках. Еще тысяча Ревностных следовали за ними на расстоянии часа пути, стараясь не отставать и не приближаться.
Воинская хитрость была единственной возможностью захватить вражеский город. Хотя германцев насчитывалось всего четыреста, на их стороне были выучка, опыт и невысокие, но крепкие стены Диокесарии.
Столицы провинции зелоты намеренно достигли как раз к тому моменту, когда верхушки крепостных башен еще краснели от последних лучей солнца, быстро проваливающегося за горизонт.
Гавлонит не хотел, чтобы караульщики подвергли инспекции его подозрительный отряд (многим Ревностным доспехи с чужого плеча шли, как волку хитон) при свете дня. Расчеты новоявленного полководца несли с собой определенную долю риска, ибо дежурные стражи могли попросту отказаться открыть ворота в темноте. Тогда пришлось бы ночевать под стенами до рассвета и уж потом прорываться в крепость либо отчаяться на безумный ночной штурм.
Иуда подошел к бревенчатым створкам огромных ворот и заколотил в них тупым концом копья.
– Кого это демоны ночи прислали к нам? – послышались сверху греческие слова. Их произнес гнусавый тягучий голос из бойницы привратной башни.
– Я, центурион Пандера, командир отряда фугитивариев, веду пойманных бунтовщиков. Имею с собой срочное письмо к вашему наместнику, – закричал Иуда тоже на койне. – Впустите нас именем великого принцепса Августа!
– Вы прибыли слишком поздно, ночью мы не открываем ворота никому. Нарушать устав я из-за вас не намерен. Придется подождать до рассвета. Письмо можете перебросить через стену, мы тотчас доставим его. – В речи караульного слышалась явная издевка.
Гарнизонные служаки завидовали представителям давно появившейся в Риме и успевшей прижиться в Иудее профессии фугитивариев – «ловцов беглых».
Настоящие мужи охраняют горожан, тянут повседневную солдатскую лямку за горстку монет, всего-то три с половиной тяжелых или пять легких римских асов в месяц. Всякие же привилегированные бездельники бродят туда-сюда на свежем воздухе, наслаждаются жизнью вдали от придирчивого начальства – а главное, всегда имеют возможность хорошо заработать, так как получают и награды от хозяев пойманных беглецов, и обычное жалованье.
– Послушай, ты! – Иуда заговорил по-германски, окрасив свой голос в злобные тона. – В нескольких стадиях за нами большой отряд мятежников. Если они настигнут нас под стенами, то перебьют, пока вы успеете вызвать подмогу. Послание не отдам, мне приказано вручить его лично секретарю наместника, да я надеюсь и получить награду за добрые вести, как это принято. Устав разрешает в подобных случаях открывать ворота и ночью, так что ты мне не ври! Если с моим отрядом или письмом что-либо случится, твой командир, благородный Думнориг из племени убиев, лишит тебя головы. И после этого не надейся попасть в Вальгаллу, в обитель мертвых героев Тивас[10] никогда не допустит глупца и труса! Если даже мы отобьемся от взбесившейся черни или иудеи вообще побоятся напасть на нас, словом, если даже все окончится благополучно, все равно я тебя не прощу за то, что ты, да откусит Мировой Волк твой увядший член по самый корень, лишишь своих братьев по оружию заслуженной пирушки в кабаке и ночлега в теплой казарме! А может, ты – тайный пособник этой вот еврейской нечисти, кою мы привели сюда в цепях?! Эй, стражники, узнайте новость! Ваш начальник не хочет, чтобы беглые рабы очутились в здешнем эргастуле[11]! Ну, послушай же меня! Ты такой же, как я, старый служака. Окажись я на твоем месте, я бы ради земляка оторвал свою задницу от насиженной скамьи в караульной. Отклей от деревяшки и ты свои ягодицы! А не то, клянусь Воданом-странником[12], твою прямую кишку, как затычка, закупорит сучок Мирового Древа-Ясеня! А забьет его туда сам Донар[13] громовым молотом!
«И поразил Моавитян, и смерил их веревкою, положив их на землю: и отмерил две веревки на умерщвление, а одну веревку на оставление в живых. И сделались Моавитяне у Давида рабами, платящими дань» (2 Цар. 8:2).
Часто же он проявлял гораздо более изощренное изуверство, чем Моисей, Иисус Навин, Самуил и Саул:
«И собрал Давид весь народ, и пошел к Равве, и воевал против нее, и взял ее... и добычи из города вынес очень много. А народ, бывший в нем, он вывел, и положил их под пилы, под железные молотилки, под железные топоры, и бросил их в обжигательные печи. Так он поступил со всеми городами Аммонитскими» (2 Цар. 12:29—31).
Лучше всего свое кредо Псалмопевец выразил сам – в гимнах, которые он посвятил Адонаи и которые прославили его куда больше, чем грандиозные деяния:
«Дочь Вавилона, опустошительница! Блажен, кто воздаст тебе за то, что ты сделала нам! Блажен, кто возьмет и разобьет младенцев твоих о камень!» (Пс. 136:8—9).
Как не вспомнить любимое изречение церковников: «Помяни, Господи, царя Давида и всю кротость его»!
Не только людей и скот – чужие капища, храмы, памятники, жертвенники, идолов, книги – евреи уничтожали полностью.
Римляне никогда так не поступали. Помпеи, захвативший Иерусалим, пощадил жителей, несмотря на их сопротивление. Он осмелился зайти в Святая Святых – но не разрушил храма, не тронул Ковчега Завета и древних свитков.
Все равно иудеи возненавидели Помпея за осквернение святыни и были очень расположены к его победоносному сопернику Юлию Цезарю, который к тому же разрешил им справлять свои ритуалы в Риме. После смерти диктатора евреи долго оплакивали своего благодетеля во время погребального костра и еще много ночей собирались на пепелище – погоревать, порыдать.
Иуда всегда смеялся, когда кто-то говорил, что потомки Израиля способны любить и чужеземцев, если те хорошо относятся к народу избранному. Для иудеев лучшими римлянами являлись воины и полководцы, способные лучше других убивать своих соплеменников, а Цезарь в этом «святом деле» заслуженно считался непревзойденным мастером.
Римляне свирепы – но куда им до жителей покоренной Иудеи! Безжалостность – похвальное качество для почитателей Яхве, которого никто не упрекнет в мягкосердии!
Конечно, как все люди, евреи не любят, когда кто-то проявляет жестокость к ним самим.
Разрушение чужих святынь – богоугодное дело. Хотя бы малейший урон Иерусалимскому храму (да что там, любой синагоге!) – гнусное святотатство.
Истребление языческих племен до последнего младенца – выполнение заветов Адонаи. Убийство хоть одного еврейского мальчика – преступление против естественного порядка вещей, против Бога Единого.
Иудеи всегда алкали крови всех захватчиков, которые за тысячелетия до коммунистов успешно осуществляли лозунг «Грабь награбленное!». Ассирийцы, египтяне, вавилоняне, персы, македонцы, сирийцы основательно по-обчистили сундуки и тайники в жилищах потомков Иакова. Римляне тоже грабили подданных, но не обирали их до последней нитки, разумно предвидя, что и завтра надо собирать налоги, а с нищих взять нечего.
И все равно евреи ненавидели италиков больше, чем всех остальных завоевателей, и восставали против них куда чаще!
Самая главная причина этого поразительного феномена – психологическая несовместимость между обитателями Италийского полуострова и Палестины, пропасть между их системами мировоззрений, разительные отличия в обычаях и культуре.
Юлию Цезарю перед отправлением в должности квестора в Дальнюю Испанию приснилось, будто он насилует собственную мать[6]. Толкователи возбудили его честолюбивые надежды, заявив, что сон предвещает ему захват власти над всем миром, так как мать, которую он видел перед собой, есть не что иное, как земля, почитаемая родительницей всего живого. В «Соннике» Артемидора Далдианского[7] утверждается: «Совокупление с матерью... для демагога и политика – добрый знак, ибо мать означает отечество».
Современные политики, которые имеют (прошу прощения, но точнее сказать – трахают) своих родных матерей-отечества, никогда в этой гнусности не признаются. Суеверный властитель полумира гордился замечательным сновидением, знаком отличия от богов, и не упускал случая им похвастаться. Не стеснялся он и своего прозвища «муж всех жен и жена всех мужей».
Инцест с матерью даже во сне – святотатство, мерзость для иудеев. Мужеложство не менее кощунственно. А ведь речь идет о Цезаре, которого евреи почитали больше всех из римских владык!
Вот вам лучший из латинян! А что сказать о других?! Точнейшая характеристика римлян: люди, испокон веков порабощающие чужих и делающие время от времени передышки, дабы резать своих.
Храм трехликого бога Януса Квирина в Риме должен быть открыт в дни войны и закрыт во время мира. Как хвастали сами италики, за почти семь с половиной веков существования Вечного города храм закрывался на сорок три года при легендарном древнем правителе Нуме Помпилии и на несколько дней – три раза: один в промежутке между Пуническими войнами с Карфагеном и дважды – при Августе[8].
Латиняне воюют без остановки вот уже семьсот лет! И все ради власти и золота...
Рим заложен Ромулом, который убил своего брата Рема и лицемерно назвал город в честь погибшего.
Самого отца-основателя и первого царя Рима убили, когда он стал тираном.
Последнего римского царя Тарквиния Гордого тоже зарезали.
И все равно цари сели на престол в Вечном городе, хоть и величают себя императорами. Власти же у них куда больше, чем у басилевсов. К чему же все эти многовековые убийства? К чему это ханжество?
Да, иудеи тоже убивают чужаков, и куда более жестоким образом. Но истребляли они другие народы в первую очередь ради вящей славы Господней, для исполнения Завета о земле обетованной! А власть и золото – на втором месте!
Даже тем, что римляне бреют щеки и подбородки, они оскорбляют эстетические (по выражению греков) чувства иудеев. Борода – дар Божий, особо чтимый на Востоке. Властители Египта, Сеннаар, Ассирии, если природа обделяла их собственными волосами на лице, носили накладные. Гнусные же италики сами себя лишают небесной благодати, символа мужественности и зрелого возраста! Хуже их в этом смысле только жрецы Изиды, самооскопляющие себя в экстазе поклонения ложным святыням! А римляне, постоянно влезающие в религиозные дела иудеев (под предлогом, что-де у последних вера – не просто почитание Неба, а политика, более того – образ жизни!), спокойно разрешают культ Изиды в своих владениях, ни во что не вмешиваясь!
Разве можно терпеть над собой правление подобных чудовищ? Да и должен ли народ избранный вообще мириться с тем, что им повелевает необрезанный язычник?!
Только те, кто поклоняется Яхве, достойны возглавлять мир и нести истинную веру в соседние страны.
Были покорены Галилея, Идумея – и жертвы Шаддаю стали приноситься там, где раньше свершались всесожжения Ваалу, синагоги выросли на высотах, где когда-то красовались языческие храмы.
Такую же участь Элохим уготовил проклятому второму Вавилону! Порукою тому – воинская доблесть мужей израильских!
Тешащий самодовольство антисемитов на протяжении сотен лет образ типичного жида – пейсатого менялы, пархатого лавочника, в лучшем случае – гнилого интеллигента, трусливого до потери сознания, не способного защищать себя, как подобает мужчине, – был рассеян во второй половине XX века успешными войнами израильтян с многократно превосходящими их по численности арабами.
Новая победа Давида над Голиафом поразила всех, кроме историков-востоковедов и библиеведов, знавших, что и три с половиной, и две тысячи лет назад евреи славились своим мужеством на войне.
Создателем первого иудейского войска и первым его победоносным полководцем стал первый в мире еврей – Аврам. Случилось сие, когда Амрафел, царь Сеннаар-ский, Ариох, царь Елласарский, Кедорлаомер, царь Еламский, и Фидал, царь Гоимскии, пошли «войною против Беры, царя Содомского, против Бирши, царя Гоморрского, Шинава, царя Адмы, Шемевера, царя Севоимского, и против царя Белы, которая есть Сигор» (Быт. 14:1—2).
В долине Сиддим, ныне скрывающейся под Соленым морем, четыре пришлых царя одержали верх над пятью местными.
«Победители взяли все имущество Содома и Гоморры и весь запас их и ушли.
И взяли Лота, племянника Аврамова, жившего в Содоме, и имущество его, и ушли.
...Аврам, услышав, что сродственник его взят в плен, вооружил рабов своих, рожденных в доме его, триста восемнадцать, и преследовал неприятелей до Дана;
И, разделившись, напал на них, ночью, сам и рабы его, и поразил их, и преследовал их до Ховы, что по левую сторону Дамаска.
И возвратил все имущество и Лота, сродника своего, и имущество его возвратил, также и женщин и народ» (Быт. 14:11—16).
Уже при Моисее его соплеменники-пастухи, привыкшие сражаться со львами и скотокрадами, доказали, что способны противостоять регулярным войскам Египта и Ханаана. Посох, дубинка, копье, кинжал, праща, лук, если можно было его добыть – меч, все шло в ход! Мирного пастыря кротких овечек (как мы представляем его сегодня) в свирепого беспощадного бойца (каким он был на самом деле) превращал обычай: пастух обязан был предъявить хозяину убитого или похищенного ягненка ухо или две ноги хищника, напавшего на стадо (Ам. 3:12). Иначе ему приходилось возмещать ущерб из собственных средств.
И (в отличие от последующих тысячелетий) на заре своей истории евреи воевали очень (даже слишком!) много. Как у скифов, ассирийцев, эллинов, латинян тот, кого называли настоящим мужчиной, должен был носить оружие. В древности распознавали лишь два признака мужественности – пенис и меч!
Боговдохновленная Святая Книга полна примеров героических подвигов достойных представителей народа избранного. Как и свидетельств их незаурядных физических качеств.
На Востоке гонцы часто бежали перед лошадьми царских кортежей. Для иудеев бегуны и борцы – синонимы. «Как борцы бегут они...» (Иоиль 2:7).
«Асаил же был легок на ноги, как серна в поле» (2 Пар. 2:18).
«Саул и Ионафан... быстрее орлов, сильнее львов они были» (2 Цар. 1:23).
Это не пустая похвальба. Иудейки рожали своих детей так неожиданно легко и свободно, что младенцы выскакивали из чрева прежде, чем к ним приходили повивальные бабки (Исх. 1:19).
Самсон встретил на дороге у виноградников Фимнафских молодого льва[9]. «И сошел на него Дух Господень, и он растерзал льва, как козленка; а в руке у него ничего не было» (Суд. 14:6).
Впрочем, подвиги иудейского Геркулеса больше смахивают на миф, но немало и других достоверных случаев, касающихся известных исторических лиц. Юный Давид тоже поражал в схватке львов и медведей (1 Цар. 17:34– 36). Его военачальник Ванея, сын Иодая, «...сошел и убил льва во рве в снежное время» (2 Цар. 23:20). Ров сей предназначался для сбора дождевой воды, огромная желтая кошка пряталась там от снегопада.
Почему же столь замечательные воины в битвах и войнах побеждали сравнительно редко? Ответ на поверхности: им не хватало хороших полководцев. Моисей, Иисус Навин, Гедеон, Саул, Давид, Иоав, братья Маккавеи (трое из пяти), Иоханан Гиркан, Ирод Великий – вот, пожалуй, и весь список по-настоящему отличных военачальников за три с лишним тысячи лет, с XII века до н. э. до 1948 года, когда израильское ополчение было возглавлено новым поколением генералов, которые не посрамили славы своих далеких предков.
Есть и другая причина, не столь явная, зато куда более важная.
Религия и обычаи иудеев, которые сохраняли их как единый народ, одновременно разрушали их способность противостоять врагу на поле брани. Запрет сражаться в субботу, который принес столько поражений и горя потомкам Иакова в глубокой древности и не был полностью изжит даже в эпоху Христа, – еще не самое худшее. Имелись и другие святые традиции, мешавшие сформировать боеспособное войско.
Иуде на собственном печальном опыте пришлось убедиться в этом, когда он начал собирать ополчение для того, чтобы отбить Галилею у наследников почившего Ирода и его покровителей – римлян. Как и во всех поступках, которые совершал он в своей жизни, Сын Божий руководствовался исключительно Писанием. Расширяя небольшой отряд Ревностных до размеров малой армии, новоявленный полководец следовал четким указаниям последней книги Торы – «Второзакония» (20:1—91).
На войну не идут: тот, кто построил дом, но еще не вселился в него; кто посадил виноградник, но не собрал урожай; кто женился, но не привел супругу домой. Это не человеколюбие, не «гуманизм» в греко-латинском понимании, а результат глубокого проникновения в самую сущность веры отцов. Люди, которых выделяет Закон, находятся под воздействием божественных сил, контролирующих строительство, виноделие, брак. Провидение никогда не позволит оставить святые дела незавершенными! Человек, начавший их, не имеет права бросить эти занятия, пока не закончит. Ему нельзя становиться в воинский строй, он погибнет в первой же стычке с неприятелем и ослабит ополчение, вместо того чтобы укрепить его.
Еще одно важное указание: «кто боязлив и малодушен, тот пусть идет и возвратится в дом свой, дабы он не сделал робкими сердца братьев его, как его сердце» (Втор. 20:8).
Римляне, греки, да и все соседние народы, услышав такое, негодуют и ужасаются. Они и людишек с заячьей душонкой берут в армию и заставляют драться. Лекарство от боязливости известное и весьма радикальное. У греков – остракизм, изгнание из полиса, что приравнивается к смерти. У римлян, не знающих удержу в своей суровости, бегущих с поля боя ждет в лучшем случае наказание розгами, в худшем – децимация, обезглавливание каждого десятого в провинившемся подразделении – манипуле, когорте, легионе. Трус либо храбреет, либо гибнет!
Для иудея неприемлемо насильно заставлять члена общины идти воевать или запрещать ему бежать с поля брани. Это противоречит всему, во что верует приверженец Закона.
Элохим обещал народу избранному: «Пошлю перед тобой шершней, и они погонят от лица твоего Евеев, Хананеев и Хеттеев» (Исх. 23:28). Перевод неверный, это не шершни, а депрессия, страх, отчаяние, эллинский панический ркас Он способен охватить любую армию. Сначала его чувствует один солдат, затем десяток; паника мгновенно передается всему человеческому стаду без единого сказанного слова. Как зараза, ужас охватывает ряды, пока не завладевает всеми душами и не лишает целые полчища способности драться и сопротивляться. Стая алчущих легкой крови и драки волков в мгновение ока превращается в тук мечущихся, обезумевших от страха ягнят. Даже римские легионы не раз страдали от этой чумы – и погибали почти полностью...
Вот что Адонаи насылает врагам Израиля и его защитникам, если те слабодушны, неискренни в вере своей или занимались плотской любовью. Во время войны бойцу нельзя иметь сношение с женщиной, ибо такое святотатство может отрицательно сказаться на конечном исходе боевых действий.
Лабы избежать подобного наказания Господня, слабых сердцем не берут или изгоняют из иудейского ополчения, не препятствуют им уйти из строя до начала битвы, не наказывают, если они бросили товарищей в разгар схватки.
Умирая, первый царь иудейский Саул не сказал ни слова осуждения своим воинам, побежавшим от луков и мечей филистимлян на горе Гелвуе.
Никто не проклинает и даже не презирает трусов. Их изолируют от смелых и достойных, как больных отделяют от здоровых.
Трусость у римлян и греков – слово уничижительное, обладатель ее заслуживает упрека. Трусость у иудеев – обреченность судьбой на смерть или несчастье, наделенный этим качеством заслуживает жалости. Военачальник-язычник труса наказывает или убивает. Полководец-еврей труса выявляет до начала военных действий и изгоняет, как паршивую овцу, чтобы не портил стадо.
Вот почему армии Израиля и Иудеи часто бывали хорошими и никогда – большими.
Трусы бросили Иуду бар Маттафию по прозвищу Маккавей перед семикратно превосходившими силами сирийцев, что стало причиной гибели героя и отбросило освобождение Иудеи на много лет.
Трусы не пошли в ополчение Иуды бар Иезекии, в те дни получившего псевдонимы Галилеянин и Гавлонит (по названию Гавлоны – селения, откуда он призвал к восстанию). Не взял он в свое войско и тех, кого запрещала вербовать Тора. И тем самым обрек себя на поражение задолго до того, как его меч покинул ножны для первой схватки с врагом.
А сначала казалось, что дела восставших идут отлично...
В своих тайных мечтах военный предводитель Ревностных даже примерил на себя нечто большее, чем шлем великого тезки Иуды Маккавея, – скипетр Мешиаха! То ли Сатана-искуситель, то ли Глас Божий шептал в душе: наверняка ты – Мессия, пришедший, чтобы освободить из плена народ израильский! То же самое после первых побед стали возвещать все ополченцы, оказавшиеся под началом Иуды.
Доставшееся Гавлониту в наследство от отца Иезекии войско зелотов, так и не оправившееся после ударов Ирода, было немногочисленно и не слишком опытно. «Ганна'им» поднаторели в разбойничьих набегах, ограблении караванов, нападениях на вражеские посты. Противостоять регулярным царским войскам, не говоря уже о римских легионерах, они и мечтать не смели.
Скованный требованиями Закона, Иуда не смел объявить, как говорят латиняне, тотальную мобилизацию, поэтому набрал мало мужчин, достойных носить оружие. Когда же он поневоле стал менее разборчивым и принялся принимать всех добровольцев, то обнаружил, что под его начало охотнее всего идут разбойники, дебоширы, беглые рабы.
Всего через две недели после открытого призыва к мятежу против властей Гавлонит очутился во главе неорганизованной толпы плохо вооруженных, не признающих никакой дисциплины оборванцев, которые представляли собой армию исключительно по названию. Серьезные бойцы – бывшие солдаты и свободные наемники, которых немало толклось в галилейских селениях, – были готовы присоединиться к повстанцам только при условии, что им дадут оружие и деньги. В ответ на патриотические призывы вербовщиков, разосланных Галилеянином по всей округе, они неопределенно хмыкали, чесали в затылках и задавали множество вопросов, суть которых сводилась к одному: сколько мне заплатят и чем вооружат?
В «округе язычников» деньги и оружие в достатке имелись лишь в одном месте – Сепфорисе. Захватить этот город было необходимо и по стратегическим соображениям. Овладеть провинцией и расширять восстание за ее пределы удалось бы лишь при условии господства над дорогами – только по ним в горной местности можно провести более-менее солидную армию.
Столица Галилеи лежала на перекрестке двух важнейших торговых магистралей. Главная из них вела из порта Акра на Великом море к Тивериадскому озеру, подходила к Сепфорису с северо-запада, слегка уклонялась на север и шла на восток, затем раздваивалась. Нижняя ветвь пересекала Иордан, обходила южный конец озера и карабкалась вверх по горам до Гадары. Верхняя следовала до приозерного поселка, позднее разросшегося в город Тивериаду, поворачивала налево, огибая северную оконечность Геннисарета, и через Капернаум шла к Вифсайде – Юлии.
Оседлавший стык этих дорог военачальник мог в кратчайшие сроки перебросить своих солдат в основные населенные пункты провинции. Не будучи опытным стратегом, Иуда это прекрасно понимал. Знал он и то, что в Диокесарии, как называли эллины столицу Галилеи, помимо римских театров, школ, бань, ристалища, храмов и восемнадцати иудейских синагог, располагаются посты таможенников и сборщиков налогов, хранилища царской казны и продовольствия, оружейные склады. Золото и серебро, клинки и копья, съестные припасы и вино, контроль галилейских дорог – вот что сулит захват этого города.
Гарнизон Диокесарии насчитывал когорту царских наемников – германцев, что вожак повстанцев считал для себя особой милостью Господней. Благодаря своему учителю воинского ремесла – германцу Панд ере – он мог изъясняться по-германски, к месту вставлять в разговор отборные языческие ругательства, немало знал о гарнизонной службе, тактике боя, слабых и сильных сторонах вспомогательных войск Рима. Иуда даже несколько раз спасал себе жизнь, прикрываясь именем Панде-ры, когда приходилось скрываться от шпионов Ирода, рыскавших по земле обетованной в поисках зелотов. Тех, кто служил римлянам, тем паче иностранных вояк, сикофанты узурпатора ни в чем не подозревали.
Семена былых трудов дали бесценные всходы спустя много лет. Старая дружба с язычником, которой Иуда в глубине души стыдился, знания чужеземных обычаев и языков (он никогда не сомневался в их полезности) пригодились в суровый час.
В первых стычках с карателями, присланными новым царем Архелаем при получении известия о волнениях в Галилее, повстанцы набрали немало трофейного воинского обмундирования и оружия. Нарядив в доспехи воинов союзнических римских отрядов три десятка наиболее надежных и опытных в бранном деле «ганна'им», Иуда переодел сотню остальных солдат в рваные лохмотья, связал им руки (так, что они легко могли освободиться от пут, но постороннему взгляду это было незаметно) и ускоренным маршем повел свой необычный отряд к Сепфорису. Оружие для мнимых «пленников» (как бы взятое в бою) везли на нескольких повозках. Еще тысяча Ревностных следовали за ними на расстоянии часа пути, стараясь не отставать и не приближаться.
Воинская хитрость была единственной возможностью захватить вражеский город. Хотя германцев насчитывалось всего четыреста, на их стороне были выучка, опыт и невысокие, но крепкие стены Диокесарии.
Столицы провинции зелоты намеренно достигли как раз к тому моменту, когда верхушки крепостных башен еще краснели от последних лучей солнца, быстро проваливающегося за горизонт.
Гавлонит не хотел, чтобы караульщики подвергли инспекции его подозрительный отряд (многим Ревностным доспехи с чужого плеча шли, как волку хитон) при свете дня. Расчеты новоявленного полководца несли с собой определенную долю риска, ибо дежурные стражи могли попросту отказаться открыть ворота в темноте. Тогда пришлось бы ночевать под стенами до рассвета и уж потом прорываться в крепость либо отчаяться на безумный ночной штурм.
Иуда подошел к бревенчатым створкам огромных ворот и заколотил в них тупым концом копья.
– Кого это демоны ночи прислали к нам? – послышались сверху греческие слова. Их произнес гнусавый тягучий голос из бойницы привратной башни.
– Я, центурион Пандера, командир отряда фугитивариев, веду пойманных бунтовщиков. Имею с собой срочное письмо к вашему наместнику, – закричал Иуда тоже на койне. – Впустите нас именем великого принцепса Августа!
– Вы прибыли слишком поздно, ночью мы не открываем ворота никому. Нарушать устав я из-за вас не намерен. Придется подождать до рассвета. Письмо можете перебросить через стену, мы тотчас доставим его. – В речи караульного слышалась явная издевка.
Гарнизонные служаки завидовали представителям давно появившейся в Риме и успевшей прижиться в Иудее профессии фугитивариев – «ловцов беглых».
Настоящие мужи охраняют горожан, тянут повседневную солдатскую лямку за горстку монет, всего-то три с половиной тяжелых или пять легких римских асов в месяц. Всякие же привилегированные бездельники бродят туда-сюда на свежем воздухе, наслаждаются жизнью вдали от придирчивого начальства – а главное, всегда имеют возможность хорошо заработать, так как получают и награды от хозяев пойманных беглецов, и обычное жалованье.
– Послушай, ты! – Иуда заговорил по-германски, окрасив свой голос в злобные тона. – В нескольких стадиях за нами большой отряд мятежников. Если они настигнут нас под стенами, то перебьют, пока вы успеете вызвать подмогу. Послание не отдам, мне приказано вручить его лично секретарю наместника, да я надеюсь и получить награду за добрые вести, как это принято. Устав разрешает в подобных случаях открывать ворота и ночью, так что ты мне не ври! Если с моим отрядом или письмом что-либо случится, твой командир, благородный Думнориг из племени убиев, лишит тебя головы. И после этого не надейся попасть в Вальгаллу, в обитель мертвых героев Тивас[10] никогда не допустит глупца и труса! Если даже мы отобьемся от взбесившейся черни или иудеи вообще побоятся напасть на нас, словом, если даже все окончится благополучно, все равно я тебя не прощу за то, что ты, да откусит Мировой Волк твой увядший член по самый корень, лишишь своих братьев по оружию заслуженной пирушки в кабаке и ночлега в теплой казарме! А может, ты – тайный пособник этой вот еврейской нечисти, кою мы привели сюда в цепях?! Эй, стражники, узнайте новость! Ваш начальник не хочет, чтобы беглые рабы очутились в здешнем эргастуле[11]! Ну, послушай же меня! Ты такой же, как я, старый служака. Окажись я на твоем месте, я бы ради земляка оторвал свою задницу от насиженной скамьи в караульной. Отклей от деревяшки и ты свои ягодицы! А не то, клянусь Воданом-странником[12], твою прямую кишку, как затычка, закупорит сучок Мирового Древа-Ясеня! А забьет его туда сам Донар[13] громовым молотом!