Страница:
Римская-Корсакова Мария Семеновна (1731-1796
В старину блюда выставлялись все на стол. Когда ей понравится какое-нибудь холодное блюдо, или один из соусов, или жаркое, она и скажет хозяйке: «Как это блюдо должно быть вкусно, позвольте мне его взять», и, обращаясь к своему лакею, стоявшему за её стулом, говорит: «возьми такое-то блюдо и отнеси его в нашу карету». Все знали, что она имеет эту странность, и так как она была почтенная и знатная старушка, то многие сами ей предлагали выбирать какое угодно блюдо. Так она собирает целую неделю, а в субботу зовет обедать к себе и потчует вас вашим же блюдом.
Но более она угощала гостей чаем. В старину чай пили только вечером. В гостиную приносили большую жаровню и медный чайник с горячей водой. Хозяйка сама заваривала чай. Ложечек чайных для всех не было, размешивали чай простой деревянной палочкой или корицей, пили более с медом и патокой, сахар нынешний был большая редкость, и первый сорт был цветом жёлтый, очень дурно очищенный; пили также и с изюмом.
В числе женщин, особенно известных своими причудами и оригинальностью, отличалась в Петербурге в первой четверти нынешнего столетия графиня Толстая, урожденная Протасова [221]. Эта барыня за много лет до учреждения Общества покровительства животным устроила у себя нечто в роде приюта для всех бродячих собак и бесприютных кошек. У ней в доме была целая богадельня для таких четвероногих, и когда уже не находилось более места, то она развозила их по городским будкам, уплачивая будочникам известную месячную плату на содержание и харч питомцев. Во время прогулок она объезжала свои колонии, приказывала вносить к себе в карету призреваемых, и когда казалось ей, что они не довольно чисто и сытно содержатся, делала будочникам строгий выговор и грозила, что переведет своих приемышей на другую застольную. Графиня Толстая, несмотря на свои странности, была женщина образованная и очень умная. Она говорила, что не желала бы умереть скоропостижною смертью: как-то неловко явиться перед Богом запыхавшись.
По словам её, как это рассказывает хорошо знавший её князь П.А. Вяземский, первой заботой её на том свете будет разведать тайну о Железной Маске и о разрыве свадьбы графа В. с графинею С., который всех удивил и долго был предметом догадок и разговоров петербургского общества.
Наводнение 1824 года в Петербурге произвело на нее такое сильное впечатление и так раздражило её против Петра I, что ещё задолго до славянофильства дала она себе удовольствие проехать мимо памятника Петра Великого и высунуть перед ним язык. Муж её тоже чуть-чуть не сошел с ума во время наводнения. Встав с постели довольно поздно, подходит он к окну (жил он на Большой Морской), смотрит и вдруг страшным голосом зовет к себе камердинера, велит смотреть на улицу и сказать, что он видит на ней. «Граф Милорадович изволит разъезжать на двенадцативёсельном катере», - отвечает слуга. «Как на катере?» - «Так, ваше сиятельство, в городе страшное наводнение». Тут Толстой перекрестился и сказал: «Ну, слава Богу, что так, а то я думал, что на меня дурь нашла!»
Когда была воздвигнута колонна в память императора Александра Благословенного, графиня Толстая крепко-накрепко запретила кучеру своему возить её по площади поблизости колонны: «Неровен час, - говорила она, - пожалуй, и свалится она с подножия своего».
Таких же кошколюбивых дам, как графиня Толстая, у нас найдется множество. В Москве в двадцатых годах проживала одна княгиня Долгорукая, дом которой уже за несколько шагов охватывал прохожего кошачьим духом. Во всех комнатах и на всей мебели у этой барыни лазили, сидели, спали и хозяйничали одни кошки. На окнах и на горшках с цветами у неё видны были доказательства, что кошки занимаются ботаникой больше, чем сама хозяйка.
Лет десять тому назад в Рязанской губернии, в Михайловском уезде ещё живы были две сестры, богатые помещицы, усадьба которых по замкнутости представляла нечто вроде крепости в военное время. В этой усадьбе, в богатом большом барском доме, обнесенном каменной стеной, жили помещицы со штатом из нескольких старушек, обязанности которых были ухаживать за целым стадом из нескольких сот штук всевозможной масти и возраста кошек, призреваемых этими барынями.
Каждая из этих четвероногих носила свое имя и кличку. Страсть к своим воспитанницам-кошкам помещицы питали самую нежную, и в случае нездоровья или потери аппетита одной из «Зизи» или «Фифи» они сами делались больны и ложились в постель.
В Петербурге, на одной из улиц, примыкающих к Владимирской, и в наши дни рано утром можно встретить старушку с большим ридикюлем в руках, в котором в небольших свертках разложены печенка, сырая говядина, рыба и другие лакомые блюда кошек. Старушка ежедневно обходит соседние дворы, где и кормит бесприютных кошек.
Любовь к этим четвероногим сердобольная кормилица получила по следующему случаю. Проживая долгие годы где-то в углу с любимцем своим котом «Полташей», она как-то додумалась на его счастье взять на последние свои деньги билет внутреннего займа, на который в скорейшем времени и выпал выигрыш в 75000 рублей, и вот с тех пор у старушки и явилась самая нежнейшая любовь к кошкам.
ПАМЯТИ М.И. ПЫЛЯЕВА
Третьего февраля 1899 года, в семь часов вечера, скончался Михаил Иванович Пыляев, автор книг «Старый Петербург», «Старая Москва», «Забытое прошлое окрестностей Петербурга», «Старое житье», «Драгоценные камни» и «Замечательные чудаки и оригиналы». Михаил Иванович принимал постоянное участие в «Новом Времени» А.С. Суворина и в «Историческом Вестнике». Все, что было им помещено в этих изданиях, вошло в перечисленные выше книги и хорошо известно читающей публике. В «Историческом Вестнике» напечатаны следующие статьи Пыляева: «Эпоха рыцарских каруселей и аллегорических маскарадов в России», «Полубарские затеи» (о помещичьих театрах в Екатерининское время), «Наш театр в эпоху отечественной войны», «Столетие собора Александро-Невской лавры», «Записки русских людей» (перечень мемуаров), «В.И. Суворов, генерал-аншеф, отец генералиссимуса» и др. В «Новом Времени», помимо фельетонов, посвященных русской старине, Михаил Иванович поместил множество театральных заметок, исторических справок, сведений о юбилеях выдающихся общественных деятелей, о заброшенных могилах, о драгоценных камнях и пр. До последних дней своей жизни Пыляев писал в «Новом Времени» статьи по вопросам спорта, отчеты о скачках и бегах и давал весьма ценные известия в хронику, касающиеся большею частью забытой старины.
К литературе и театру Михаил Иванович питал симпатии с юношеских лет, когда ему представилась возможность завести знакомства с братьями В.С. и Н.С. Курочкиными, затем с И.Ф. Горбуновым, И.Е. Чернышевым - автором «Уголков театрального мира», драмы «Отец семейства» и пр., Г.Н. Жулевым и с целым рядом выдающихся артистов драматической труппы Александринского театра. Пыляев постоянно посещал русский театр, проводил время с артистами, стараясь каждому из них чем-нибудь услужить, сделать что-нибудь приятное. Знакомствами этими Михаил Иванович обязан отчасти пребыванию в парфюмерной лавке отца своего, помещавшейся в Гостином дворе, ныне № 33. Сюда заходили и актёры, возвращаясь с репетиций из Александринского театра, и драматурги, и случайно за покупками многие литераторы. Впоследствии молодой Пыляев по свойственной ему доброте, посещая приятелей, сам приносил всем в подарок разные парфюмерные производства, принадлежности гримировки и духи. Да и не только с этими презентами являлся Михаил Иванович ко многим из новых друзей своих: он делился с беднейшими и нуждающимися из них чем мог, просиживал целые дни около больных, пользовал последних в качестве дилетанта медицины советами, снабжал лекарствами, утешал и развлекал. В редакции «Искры» Пыляев скоро сделался своим человеком и за последнее время ещё нередко вспоминал о Василии Степановиче Курочкине, которому с радостью передавал свои первые заметки и сообщал различные факты и наблюдения из столичной жизни, попадавшие в обработанном виде на страницы «Искры». Наилучшие отношения сохранил он и с братом Василия Степановича, Николаем Степановичем, посещая последнего и в городе, и на даче в Лесном.
– Николай Степанович, - вспоминал Пыляев, - постоянно жаловался на болезни, перестал выходить из дому и сидел на диване, поджавши ноги, подобно турецкому паше. Около него постоянно суетилась старуха, баба лет семидесяти, если не больше, руководившая домашним хозяйством. Николай Степанович постоянно жаловался, что его никто не хочет знать, что все его забыли.
Сближение с Курочкиными и с выдающимся кружком «Искры» настолько ободрило М.И. Пыляева, что он мало-помалу начал писать небольшие статейки, которые появлялись затем постепенно во многих изданиях, как, например, в «Иллюстрации» Баумана, редактированной Н.С. Курочкиным, «Сыне Отечества», «Петербургском Листке», в «Театральном Мирке», где он поместил ряд статей «Исторические дни и годы русского театра», в «Суфлере», в «Петербургской Газете», где в течение нескольких лет Пыляев давал отчеты о художественных выставках, помещал воспоминания о прошлом русской сцены, выкапывая редкие афиши, написал немало фельетонов из общественной столичной жизни, статей по разным отраслям спорта и т.д. Покинув лет десять назад «Петербургскую Газету», Михаил Иванович, оставаясь по-прежнему постоянным сотрудником «Нового времени», печатал статьи в «Правительственном Вестнике», «Родине», «Петербургском Листке», «Всемирной Иллюстрации», «Труде», «Севере», «Московском Листке» и др. Всего, что напечатано Пыляевым, он сам не в состоянии был бы собрать, потому что многого не подписывал. Любя литературу и журналистику, Михаил Иванович в некоторых начинающих изданиях работал даже безвозмездно, отказываясь от всякого гонорара, хотя последний не был лишним для него. В этом отношении он вообще проявлял замечательную деликатность, как будто не желая придавать ценность своим трудам.
М.И. Пыляев получил образование в реформатском училище, откуда вышел вместе с Н.А. Лейкиным. Родился он 1 января 1842 года в купеческой семье и до самой смерти был приписан к купечеству г. Гдова. Образование свое Михаил Иванович пополнил сам, слушая лекции в русских и, благодаря знанию немецкого языка, заграничных университетах, путешествуя, а главным образом читая массу книг, из которых черпал драгоценные для него сведения. Обладая феноменальной памятью, Пыляев не нуждался в энциклопедическом словаре для справок: он не только помнил факты, имена, но знал годы рождения и смерти и биографические подробности из жизни знаменитых государственных деятелей, известных ученых, литераторов, артистов и др. Запас его сведений по самым разнообразным предметам был так велик, что не раз профессора обращались к нему за справками. В самом деле, Михаил Иванович был минералог, библиофил, знаток живописи, спорта, нумизмат, специалист по части старинных струнных инструментов, знаток автографов, народной медицины, не говоря, конечно, о русской старине, которой он посвятил большинство литературных трудов.
Лет пятнадцать прошло с тех пор, как Михаил Иванович переехал на Фонтанку, в дом № 22, где в то время на одной с ним лестнице жил и я. Здесь мы сблизились ещё больше и целые дни проводили вместе. Пыляев жил один, без прислуги, занимая две комнатки, которые незаметно с каждым годом заваливал книгами, скупая их на рынках и у букинистов. В конце концов выросли горы книг, и Михаил Иванович, несмотря на свою память, затруднялся многое найти и предпочитал ходить за справками в Публичную библиотеку, где его отлично знали и допускали заниматься в отделениях наиболее редких изданий. Пыляева все знакомые упрекали, что он не ремонтирует своей квартиры, потолки которой и стены положительно почернели, но Михаил Иванович отлично сознавал, что теперь ещё он мог пользоваться своими книгами, а если их потревожат, станут перетаскивать, то все перепутают и собьют его с толку. Вот почему он отклонял советы ремонтировать с гигиеническою целью квартиру и был очень недоволен, когда новый домовладелец настоял однажды и выбелил потолки. В комнатке, заваленной книгами, помещался письменный стол Пыляева с грудой бумаг, обрывков, записочек, книжек, гравюр и пр., два кресла, диван и кровать. Вот и вся обстановка скромного приюта литературного труженика, где он работал по ночам часто до пяти, шести часов утра. Приют этот был гостеприимным для тех, кто допускался в него, а гостей Пыляев не любил. Его посещали двое, трое близких друзей, к которым он причислял и меня. Не раз я заставал Михаила Ивановича озабоченным, встревоженным и видимо недовольным.
– Что с вами, Михаил Иванович? - интересовался я.
– Генерал Икс два письма прислал, я не успел зайти к нему, сам приезжал, не застал и завтра опять приедет… где мне его принимать!
– Что ему нужно?
– Просит сообщить биографические сведения о его прадеде и указать, где он жил перед смертью.
– Да вы-то знаете это?
– Нашел-с кой-какие указания, да принимать-то у себя очень не люблю.
Михаил Иванович, чтобы избавиться от визита генерала, рано утром бросился к нему и, к своему удовольствию, застал его дома. «Боюсь, чтобы благодарить не приехал, запрусь на ключ!» - беспокоился он. Бывали, однако, случаи, что Михаил Иванович попадался врасплох и должен был принимать незнакомых лиц, не зная, как избавиться от них и куда их посадить. Он готов был служить от души, только бы к нему не ходили.
От времени до времени Михаил Иванович по утрам отправлялся на петербургские кладбища, разыскивал забытые могилы, а по вечерам, утомленный, принимался в своем архиве собирать справки об этих могилах и напоминал публике об них. Благодаря его указаниям, несколько исторических памятников были возобновлены.
В своих работах М.И. Пыляев был всегда точен, и ошибался тот, кто предполагал, что он утрировал, описывая какого-нибудь чудака или оригинала. Пыляев заимствовал данные из хороших источников и не любил иллюстрировать фактов собственной фантазией. Ошибки в таких работах, впрочем, неизбежны и случаются не по вине автора.
– Пренеприятное письмо я сегодня получил! - сообщил мне как-то Михаил Иванович.
– От кого?
– Описал одного оригинала, думал, что он умер, а он жив! Пишет, что ему девяносто два года, и что пить он, действительно, пил, но пьяницей никогда не был. О нем несколько раз упоминается в различных мемуарах, но он не читал, а мой фельетон попался ему в руки. Придется сослаться на источники.
Не проходило недели, чтобы Пыляев не получал писем с различными просьбами; столетие какого-нибудь здания, учреждения, полка - у Михаила Ивановича постоянно наводили справки, и никто, кроме него, не мог дать в таких случаях ценных указаний и ссылок на редчайшие документы. Он снабжал часто обращавшихся к нему и рисунками, и гравюрами, которые любил собирать. Мало того, он помнил, у кого какие имеются в Петербурге коллекции, где можно достать необходимые рисунки.
– Обратитесь к П.Я. Дашкову, у него вы все найдете, что вам нужно. Скажите, что я вас направил, - советовал, бывало, Михаил Иванович.
Роясь у всевозможных букинистов, Пыляев не забывал, где что видел, и направлял туда приходивших за всевозможными указаниями. Иногда, впрочем, он делал это неохотно.
– Надо поискать в другом месте, подождите, я поищу для вас. Этот букинист запрашивает огромные деньги, не стоит у него брать.
И обязательный Михаил Иванович бегал по лавчонкам букинистов, чтобы исполнить обещание. Делал он это с удивительной готовностью, как будто для самого себя хлопотал. Любезность этого милого человека не знала границ.
В жизни Михаила Ивановича Пыляева играла большую роль дружба его с покойным генералом В.И. Асташевым, богатейшим и просвещенным человеком, известным своей благотворительностью и отзывчивостью. Судьба столкнула и сблизила этих прекрасных людей, понявших и оценивших друг друга, совершенно случайно. Асташев был очень болен, и его собирались везти за границу, но Михаил Иванович упросил его отложить отъезд и помог ему своим советом. Генерал быстро встал на ноги, поправился и был бесконечно признателен Михаилу Ивановичу, которого не называл иначе, как «современным Парацельсием». Вениамин Иванович, помимо этого, полюбил Михаила Ивановича, как доброжелательного и благородного человека, которому были чужды практические интересы, деликатность натуры которого была прямо-таки привлекательной. В свою очередь и Пыляев был предан Асташеву, глубоко уважал его и восторженно отзывался об его простоте, человечности и добром сердце.
Находясь в таких искренних, близких отношениях с Асташевым, Михаил Иванович не раз указывал ему на бедных, нуждающихся людей, к которым генерал приходил на помощь, избегая при этом малейшей огласки. Как счастлив был Пыляев, когда сознавал, что, благодаря доброте Вениамина Ивановича, ему удавалось спасти кого-нибудь от горькой нужды, прийти на помощь к бедному в тяжелую минуту. Михаил Иванович рассказывал мне, что генерал Асташев, узнав от него о том, что две, три могилы знаменитых русских писателей пришли в такую ветхость, что скоро будут стерты с земли, просил его поехать и возобновить памятники. Делалось все это не ради искания популярности, а напротив, незаметно, и таким фактам не придавалось никакого значения. Вместе с Асташевым Пыляев совершил поездку по Сибири; они ездили на золотые прииски, и это путешествие не прошло бесследно для Михаила Ивановича: он собрал там много минералов, о которых не раз упоминал в печати и которые показывал известному минералогу, профессору П.В. Еремееву, своему хорошему знакомому. Тут будет кстати заметить, что незадолго до своей смерти Михаил Иванович шел за гробом Еремеева и говорил, что скоро с ним увидится. Однако Пыляев выглядел ещё вполне бодрым, и нельзя было ожидать столь быстрой развязки. По крайней мере, никаких особенных перемен не заметил в нем тогда Л.Б. Бертенсон, с которым они беседовали на похоронах Еремеева. В.И. Асташев, как сообщил мне Пыляев, передал ему однажды ненапечатанное стихотворение Н.А. Некрасова. Поэт прислал это стихотворение Асташеву в виде письма, в котором распространяется между прочим об охоте. Нашлось ли это стихотворение при разборе бумаг Михаила Ивановича - неизвестно.
Ввиду предстоящего двухсотлетнего юбилея С.-Петербурга с М.И. Пыляевым вел, правда, неофициально, переговоры один из членов с.-петербургской городской управы относительно составления истории города. Михаил Иванович с особенным удовольствием согласился взяться за этот труд, но переговоры прекратились. Очевидно, этот безусловно желательный проект не встретил сочувствия.
По своей натуре Пыляев был жизнерадостным человеком, обладавшим юмором и наблюдательностью, проявлявшимися у него постоянно в разговоре. Он многим давал меткие, типичные прозвища, подмечал людские слабости и был очень разборчив в знакомствах. Только за последние годы жизнерадостность Михаила Ивановича начинала как будто сменяться мрачными тучками, он жаловался, что покалывает тут, да побаливает здесь, и спокойно говорил:
– Не проживу долго, умру… вижу, что смерть приближается.
Пыляев был далек от всяких литературных историй и сплетен, и когда его незаслуженно обидел один журналист, он писал мне за границу: «Бог с ним, я на него не сержусь, он человек ранее всего легкомысленный. Жизнь наша не так долговечна, и жалки те люди, что носят в сердце месть и зло». Эти строки в достаточной степени характеризуют отношение Михаила Ивановича к своим малочисленным литературным врагам. Он оскорблялся, но не мстил, веруя, что возмездие наступит само собой.
Пыляев занемог 1 февраля. Возвратившись домой в восемь часов вечера, он почувствовал себя нехорошо, но к доктору обращаться не желал. Позднее ему стало хуже, и он позвал старшего дворника, который прислуживал ему, заменяя собой весь штат прислуги, и попросил послать за доктором, что и было исполнено. Только в 12 часов дня 2 февраля Михаил Иванович уведомил близких ему людей о своей болезни. Его застали в весьма тяжелом состоянии: он с трудом дышал, но был в полной памяти. Вскоре был приглашен Л.Б. Бертенсон, а вечером приезжали его ассистент доктор П.К. Березкин и затем доктор И.А. Диканский, знакомый Пыляева, объявившие положение больного очень серьезным. На другой день, т.е. 3 февраля, Пыляеву стало ещё хуже, и посетивший его профессор Е.В. Павлов застал больного в безнадежном состоянии, что подтвердил вскоре и Л.Б. Бертенсон. В семь часов вечера Михаила Ивановича не стало. Причиной смерти был паралич сердца.
Пыляев скончался, как солдат на своем посту, среди книг, оставив на столе половину написанной им новой рукописи «Анекдоты и случаи из жизни Пушкина», которую он намеревался выпустить отдельным изданием к предстоящим пушкинским торжествам.
Смерть, да ещё такая неожиданная, симпатичного, милого человека, глубоко опечалила всех знавших М.И. Пыляева и его обширную аудиторию читателей. 1 февраля, в 4 часа дня, его видели работавшим в Публичной библиотеке, а 3 февраля он навсегда закрыл глаза.
Кроткая, добродушная улыбка Михаила Ивановича, к которой мы привыкли, сохранилась такой же на челе покойного, несмотря на перенесенные им страдания. Оставляя в стороне общественные заслуги Пыляева как литератора, каждый, знавший его, искренно пожалел этого редкого человека, именно редкого по своей сердечности, доброте душевной, бескорыстию, скромности и обязательности. Проникнутый желанием всем сделать приятное, всех порадовать, поддержать в минуты невзгоды и несчастий, Михаил Иванович постоянно хлопотал для других, презирая собственные интересы. Заболеет кто-нибудь из пишущей братии, первым к нему является Пыляев, горе у кого-нибудь - утешает Пыляев. Все это он делал искренне, побуждаемый только душевным расположением к собратьям. Ласковое, приветливое, совсем родственное отношение Михаила Ивановича и его бесконечные услуги создали ему в литературных кружках почтенную репутацию, его все любили, и всегда, всюду он являлся приятнейшим гостем, своим человеком. Были, разумеется, у Пыляева, как у всякого из нас, свои заботы, свои огорчения, угнетавшие его, например, душевная болезнь единственной сестры, которую он часто навещал в больнице, но, переживая эти огорчения, он молчал о них и не искал сочувствия. Свое собственное горе он хоронил в душе, а на чужое откликался в силу свойственной ему отзывчивости.
Литературные труды Михаила Ивановича со смертью его не утратят живого интереса и всегда найдут многочисленных читателей, а светлый облик доброго, сердечного человека сохранится в памяти всех знавших его.
Александр Плещеев
К литературе и театру Михаил Иванович питал симпатии с юношеских лет, когда ему представилась возможность завести знакомства с братьями В.С. и Н.С. Курочкиными, затем с И.Ф. Горбуновым, И.Е. Чернышевым - автором «Уголков театрального мира», драмы «Отец семейства» и пр., Г.Н. Жулевым и с целым рядом выдающихся артистов драматической труппы Александринского театра. Пыляев постоянно посещал русский театр, проводил время с артистами, стараясь каждому из них чем-нибудь услужить, сделать что-нибудь приятное. Знакомствами этими Михаил Иванович обязан отчасти пребыванию в парфюмерной лавке отца своего, помещавшейся в Гостином дворе, ныне № 33. Сюда заходили и актёры, возвращаясь с репетиций из Александринского театра, и драматурги, и случайно за покупками многие литераторы. Впоследствии молодой Пыляев по свойственной ему доброте, посещая приятелей, сам приносил всем в подарок разные парфюмерные производства, принадлежности гримировки и духи. Да и не только с этими презентами являлся Михаил Иванович ко многим из новых друзей своих: он делился с беднейшими и нуждающимися из них чем мог, просиживал целые дни около больных, пользовал последних в качестве дилетанта медицины советами, снабжал лекарствами, утешал и развлекал. В редакции «Искры» Пыляев скоро сделался своим человеком и за последнее время ещё нередко вспоминал о Василии Степановиче Курочкине, которому с радостью передавал свои первые заметки и сообщал различные факты и наблюдения из столичной жизни, попадавшие в обработанном виде на страницы «Искры». Наилучшие отношения сохранил он и с братом Василия Степановича, Николаем Степановичем, посещая последнего и в городе, и на даче в Лесном.
– Николай Степанович, - вспоминал Пыляев, - постоянно жаловался на болезни, перестал выходить из дому и сидел на диване, поджавши ноги, подобно турецкому паше. Около него постоянно суетилась старуха, баба лет семидесяти, если не больше, руководившая домашним хозяйством. Николай Степанович постоянно жаловался, что его никто не хочет знать, что все его забыли.
Сближение с Курочкиными и с выдающимся кружком «Искры» настолько ободрило М.И. Пыляева, что он мало-помалу начал писать небольшие статейки, которые появлялись затем постепенно во многих изданиях, как, например, в «Иллюстрации» Баумана, редактированной Н.С. Курочкиным, «Сыне Отечества», «Петербургском Листке», в «Театральном Мирке», где он поместил ряд статей «Исторические дни и годы русского театра», в «Суфлере», в «Петербургской Газете», где в течение нескольких лет Пыляев давал отчеты о художественных выставках, помещал воспоминания о прошлом русской сцены, выкапывая редкие афиши, написал немало фельетонов из общественной столичной жизни, статей по разным отраслям спорта и т.д. Покинув лет десять назад «Петербургскую Газету», Михаил Иванович, оставаясь по-прежнему постоянным сотрудником «Нового времени», печатал статьи в «Правительственном Вестнике», «Родине», «Петербургском Листке», «Всемирной Иллюстрации», «Труде», «Севере», «Московском Листке» и др. Всего, что напечатано Пыляевым, он сам не в состоянии был бы собрать, потому что многого не подписывал. Любя литературу и журналистику, Михаил Иванович в некоторых начинающих изданиях работал даже безвозмездно, отказываясь от всякого гонорара, хотя последний не был лишним для него. В этом отношении он вообще проявлял замечательную деликатность, как будто не желая придавать ценность своим трудам.
М.И. Пыляев получил образование в реформатском училище, откуда вышел вместе с Н.А. Лейкиным. Родился он 1 января 1842 года в купеческой семье и до самой смерти был приписан к купечеству г. Гдова. Образование свое Михаил Иванович пополнил сам, слушая лекции в русских и, благодаря знанию немецкого языка, заграничных университетах, путешествуя, а главным образом читая массу книг, из которых черпал драгоценные для него сведения. Обладая феноменальной памятью, Пыляев не нуждался в энциклопедическом словаре для справок: он не только помнил факты, имена, но знал годы рождения и смерти и биографические подробности из жизни знаменитых государственных деятелей, известных ученых, литераторов, артистов и др. Запас его сведений по самым разнообразным предметам был так велик, что не раз профессора обращались к нему за справками. В самом деле, Михаил Иванович был минералог, библиофил, знаток живописи, спорта, нумизмат, специалист по части старинных струнных инструментов, знаток автографов, народной медицины, не говоря, конечно, о русской старине, которой он посвятил большинство литературных трудов.
Лет пятнадцать прошло с тех пор, как Михаил Иванович переехал на Фонтанку, в дом № 22, где в то время на одной с ним лестнице жил и я. Здесь мы сблизились ещё больше и целые дни проводили вместе. Пыляев жил один, без прислуги, занимая две комнатки, которые незаметно с каждым годом заваливал книгами, скупая их на рынках и у букинистов. В конце концов выросли горы книг, и Михаил Иванович, несмотря на свою память, затруднялся многое найти и предпочитал ходить за справками в Публичную библиотеку, где его отлично знали и допускали заниматься в отделениях наиболее редких изданий. Пыляева все знакомые упрекали, что он не ремонтирует своей квартиры, потолки которой и стены положительно почернели, но Михаил Иванович отлично сознавал, что теперь ещё он мог пользоваться своими книгами, а если их потревожат, станут перетаскивать, то все перепутают и собьют его с толку. Вот почему он отклонял советы ремонтировать с гигиеническою целью квартиру и был очень недоволен, когда новый домовладелец настоял однажды и выбелил потолки. В комнатке, заваленной книгами, помещался письменный стол Пыляева с грудой бумаг, обрывков, записочек, книжек, гравюр и пр., два кресла, диван и кровать. Вот и вся обстановка скромного приюта литературного труженика, где он работал по ночам часто до пяти, шести часов утра. Приют этот был гостеприимным для тех, кто допускался в него, а гостей Пыляев не любил. Его посещали двое, трое близких друзей, к которым он причислял и меня. Не раз я заставал Михаила Ивановича озабоченным, встревоженным и видимо недовольным.
– Что с вами, Михаил Иванович? - интересовался я.
– Генерал Икс два письма прислал, я не успел зайти к нему, сам приезжал, не застал и завтра опять приедет… где мне его принимать!
– Что ему нужно?
– Просит сообщить биографические сведения о его прадеде и указать, где он жил перед смертью.
– Да вы-то знаете это?
– Нашел-с кой-какие указания, да принимать-то у себя очень не люблю.
Михаил Иванович, чтобы избавиться от визита генерала, рано утром бросился к нему и, к своему удовольствию, застал его дома. «Боюсь, чтобы благодарить не приехал, запрусь на ключ!» - беспокоился он. Бывали, однако, случаи, что Михаил Иванович попадался врасплох и должен был принимать незнакомых лиц, не зная, как избавиться от них и куда их посадить. Он готов был служить от души, только бы к нему не ходили.
От времени до времени Михаил Иванович по утрам отправлялся на петербургские кладбища, разыскивал забытые могилы, а по вечерам, утомленный, принимался в своем архиве собирать справки об этих могилах и напоминал публике об них. Благодаря его указаниям, несколько исторических памятников были возобновлены.
В своих работах М.И. Пыляев был всегда точен, и ошибался тот, кто предполагал, что он утрировал, описывая какого-нибудь чудака или оригинала. Пыляев заимствовал данные из хороших источников и не любил иллюстрировать фактов собственной фантазией. Ошибки в таких работах, впрочем, неизбежны и случаются не по вине автора.
– Пренеприятное письмо я сегодня получил! - сообщил мне как-то Михаил Иванович.
– От кого?
– Описал одного оригинала, думал, что он умер, а он жив! Пишет, что ему девяносто два года, и что пить он, действительно, пил, но пьяницей никогда не был. О нем несколько раз упоминается в различных мемуарах, но он не читал, а мой фельетон попался ему в руки. Придется сослаться на источники.
Не проходило недели, чтобы Пыляев не получал писем с различными просьбами; столетие какого-нибудь здания, учреждения, полка - у Михаила Ивановича постоянно наводили справки, и никто, кроме него, не мог дать в таких случаях ценных указаний и ссылок на редчайшие документы. Он снабжал часто обращавшихся к нему и рисунками, и гравюрами, которые любил собирать. Мало того, он помнил, у кого какие имеются в Петербурге коллекции, где можно достать необходимые рисунки.
– Обратитесь к П.Я. Дашкову, у него вы все найдете, что вам нужно. Скажите, что я вас направил, - советовал, бывало, Михаил Иванович.
Роясь у всевозможных букинистов, Пыляев не забывал, где что видел, и направлял туда приходивших за всевозможными указаниями. Иногда, впрочем, он делал это неохотно.
– Надо поискать в другом месте, подождите, я поищу для вас. Этот букинист запрашивает огромные деньги, не стоит у него брать.
И обязательный Михаил Иванович бегал по лавчонкам букинистов, чтобы исполнить обещание. Делал он это с удивительной готовностью, как будто для самого себя хлопотал. Любезность этого милого человека не знала границ.
В жизни Михаила Ивановича Пыляева играла большую роль дружба его с покойным генералом В.И. Асташевым, богатейшим и просвещенным человеком, известным своей благотворительностью и отзывчивостью. Судьба столкнула и сблизила этих прекрасных людей, понявших и оценивших друг друга, совершенно случайно. Асташев был очень болен, и его собирались везти за границу, но Михаил Иванович упросил его отложить отъезд и помог ему своим советом. Генерал быстро встал на ноги, поправился и был бесконечно признателен Михаилу Ивановичу, которого не называл иначе, как «современным Парацельсием». Вениамин Иванович, помимо этого, полюбил Михаила Ивановича, как доброжелательного и благородного человека, которому были чужды практические интересы, деликатность натуры которого была прямо-таки привлекательной. В свою очередь и Пыляев был предан Асташеву, глубоко уважал его и восторженно отзывался об его простоте, человечности и добром сердце.
Находясь в таких искренних, близких отношениях с Асташевым, Михаил Иванович не раз указывал ему на бедных, нуждающихся людей, к которым генерал приходил на помощь, избегая при этом малейшей огласки. Как счастлив был Пыляев, когда сознавал, что, благодаря доброте Вениамина Ивановича, ему удавалось спасти кого-нибудь от горькой нужды, прийти на помощь к бедному в тяжелую минуту. Михаил Иванович рассказывал мне, что генерал Асташев, узнав от него о том, что две, три могилы знаменитых русских писателей пришли в такую ветхость, что скоро будут стерты с земли, просил его поехать и возобновить памятники. Делалось все это не ради искания популярности, а напротив, незаметно, и таким фактам не придавалось никакого значения. Вместе с Асташевым Пыляев совершил поездку по Сибири; они ездили на золотые прииски, и это путешествие не прошло бесследно для Михаила Ивановича: он собрал там много минералов, о которых не раз упоминал в печати и которые показывал известному минералогу, профессору П.В. Еремееву, своему хорошему знакомому. Тут будет кстати заметить, что незадолго до своей смерти Михаил Иванович шел за гробом Еремеева и говорил, что скоро с ним увидится. Однако Пыляев выглядел ещё вполне бодрым, и нельзя было ожидать столь быстрой развязки. По крайней мере, никаких особенных перемен не заметил в нем тогда Л.Б. Бертенсон, с которым они беседовали на похоронах Еремеева. В.И. Асташев, как сообщил мне Пыляев, передал ему однажды ненапечатанное стихотворение Н.А. Некрасова. Поэт прислал это стихотворение Асташеву в виде письма, в котором распространяется между прочим об охоте. Нашлось ли это стихотворение при разборе бумаг Михаила Ивановича - неизвестно.
Ввиду предстоящего двухсотлетнего юбилея С.-Петербурга с М.И. Пыляевым вел, правда, неофициально, переговоры один из членов с.-петербургской городской управы относительно составления истории города. Михаил Иванович с особенным удовольствием согласился взяться за этот труд, но переговоры прекратились. Очевидно, этот безусловно желательный проект не встретил сочувствия.
По своей натуре Пыляев был жизнерадостным человеком, обладавшим юмором и наблюдательностью, проявлявшимися у него постоянно в разговоре. Он многим давал меткие, типичные прозвища, подмечал людские слабости и был очень разборчив в знакомствах. Только за последние годы жизнерадостность Михаила Ивановича начинала как будто сменяться мрачными тучками, он жаловался, что покалывает тут, да побаливает здесь, и спокойно говорил:
– Не проживу долго, умру… вижу, что смерть приближается.
Пыляев был далек от всяких литературных историй и сплетен, и когда его незаслуженно обидел один журналист, он писал мне за границу: «Бог с ним, я на него не сержусь, он человек ранее всего легкомысленный. Жизнь наша не так долговечна, и жалки те люди, что носят в сердце месть и зло». Эти строки в достаточной степени характеризуют отношение Михаила Ивановича к своим малочисленным литературным врагам. Он оскорблялся, но не мстил, веруя, что возмездие наступит само собой.
Пыляев занемог 1 февраля. Возвратившись домой в восемь часов вечера, он почувствовал себя нехорошо, но к доктору обращаться не желал. Позднее ему стало хуже, и он позвал старшего дворника, который прислуживал ему, заменяя собой весь штат прислуги, и попросил послать за доктором, что и было исполнено. Только в 12 часов дня 2 февраля Михаил Иванович уведомил близких ему людей о своей болезни. Его застали в весьма тяжелом состоянии: он с трудом дышал, но был в полной памяти. Вскоре был приглашен Л.Б. Бертенсон, а вечером приезжали его ассистент доктор П.К. Березкин и затем доктор И.А. Диканский, знакомый Пыляева, объявившие положение больного очень серьезным. На другой день, т.е. 3 февраля, Пыляеву стало ещё хуже, и посетивший его профессор Е.В. Павлов застал больного в безнадежном состоянии, что подтвердил вскоре и Л.Б. Бертенсон. В семь часов вечера Михаила Ивановича не стало. Причиной смерти был паралич сердца.
Пыляев скончался, как солдат на своем посту, среди книг, оставив на столе половину написанной им новой рукописи «Анекдоты и случаи из жизни Пушкина», которую он намеревался выпустить отдельным изданием к предстоящим пушкинским торжествам.
Смерть, да ещё такая неожиданная, симпатичного, милого человека, глубоко опечалила всех знавших М.И. Пыляева и его обширную аудиторию читателей. 1 февраля, в 4 часа дня, его видели работавшим в Публичной библиотеке, а 3 февраля он навсегда закрыл глаза.
Кроткая, добродушная улыбка Михаила Ивановича, к которой мы привыкли, сохранилась такой же на челе покойного, несмотря на перенесенные им страдания. Оставляя в стороне общественные заслуги Пыляева как литератора, каждый, знавший его, искренно пожалел этого редкого человека, именно редкого по своей сердечности, доброте душевной, бескорыстию, скромности и обязательности. Проникнутый желанием всем сделать приятное, всех порадовать, поддержать в минуты невзгоды и несчастий, Михаил Иванович постоянно хлопотал для других, презирая собственные интересы. Заболеет кто-нибудь из пишущей братии, первым к нему является Пыляев, горе у кого-нибудь - утешает Пыляев. Все это он делал искренне, побуждаемый только душевным расположением к собратьям. Ласковое, приветливое, совсем родственное отношение Михаила Ивановича и его бесконечные услуги создали ему в литературных кружках почтенную репутацию, его все любили, и всегда, всюду он являлся приятнейшим гостем, своим человеком. Были, разумеется, у Пыляева, как у всякого из нас, свои заботы, свои огорчения, угнетавшие его, например, душевная болезнь единственной сестры, которую он часто навещал в больнице, но, переживая эти огорчения, он молчал о них и не искал сочувствия. Свое собственное горе он хоронил в душе, а на чужое откликался в силу свойственной ему отзывчивости.
Литературные труды Михаила Ивановича со смертью его не утратят живого интереса и всегда найдут многочисленных читателей, а светлый облик доброго, сердечного человека сохранится в памяти всех знавших его.
Александр Плещеев
УКАЗАТЕЛЬ ИМЁН
А
А., секунд-майор - 209
Авдотья Петровна, приживалка Н.К. Загряжской - 206
Адан Адольф (1803-1856), фр. композитор - 86
Адойе Анатолий Федорович, штабс-капитан, опекун Е.И. Пацевич - 11
Адойе Надежда Федоровна, вдова штабс-капитана А.Ф. Адойе - 12
А-ки, таганрогский богач - 47
Аксенов Семен Николаевич (1784 или 1790-1853), гитарист, композитор - 227
Александр I Павлович (1777-1825), император - 25, 27-28, 31, 33, 38, 43, 55, 59, 61-62, 91, 93, 97, 102, 105, 130, 142, 169, 174, 183, 190, 213, 248, 256,259-260, 271, 312
Александр II Николаевич (1818-1881), император - 282
Александр Македонский (356-323 до н.э.), царь - 192, 254
Александров Юрий Николаевич, писатель, краевед - 6-7, 10
Алексеев Илья Иванович, московский полицмейстер -108
Андрей Борисович, масон-филантроп - 64-66
Андреянова Елена Ивановна (1816-1857), танцовщица - 230-231
А-ни, полковник-рагузинец - 46
Апраксин Василий Иванович, «Васинька», (1788-1822), граф, полковник, флигель-адъютант Александра I, музыкант-любитель, карикатурист - 166, 169-170
Апфельбаум, бродячий фокусник - 284
Аракчеев Алексей Андреевич (1769-1834), граф, временщик при Павле I и Александре I - 25-29, 34, 69, 113, 144-145, 206-207, 245, 274
Арендт Николай Федорович (1786-1859), хирург - 285
Архаров Иван Петрович (1747-1815), сенатор - 306
Архарова Екатерина Александровна, урожд. Римская-Корсакова (1755-1836), жена московского генерал-губернатора И.П. Архарова - 301, 306-309
Асенкова Александра Егоровна (1796-1858), актриса - 17
Асташев Вениамин Иванович, генерал, благотворитель - 319-320
Атилла, актёр, побочный сын гр. Литта - 78
Б
Б., генерал-кладоискатель - 188, 191-192
Б., провинциальный секретарь - 206
Багратион Петр Иванович (1765-1812), генерал от инфантерии - 302
Байков Илья Иванович (1768-1838), лейб-кучер - 93-94
Бальзак Оноре де (1779-1850), фр. писатель - 85
Бараев, гребенщик - 240
Барклай де Толли Михаил Богданович (1761-1818), князь, генерал-фельдмаршал - 99
Бартенев Петр Иванович (1829-1912), историк, издатель - 130
Барушка, ключница А.П. Демидова - 224
Бауман, издатель - 316
Беггров Иван Петрович (Иоганн-Фридрих) (1793-1877), литограф - 78
Беггров Карл (Иоахим) Петрович (1799-1875), литограф - 78
Безбородко Илья Андреевич (1756-1815), граф, сенатор - 270
Безобразов Петр Романович (1797-1856), ротмистр - 257
Безупречный Иаким - 161
Бекетов Иван Платонович (?-1835), действ. статский советник - 173