Страница:
И это несложно понять: во времена его деда, Джавахарлала Неру, Китай напал на Индию, и Джавахарлал был разъярен, полагая, что его армии должны быть в состоянии отбросить врага, по крайней мере, с нашей земли. Но нет, тысячи миль прекрасных Гималаев все еще во власти Китая. И это было принято безропотно. Теперь никто не говорит о том, что они потерпели поражение, однако если Китай захочет, то может прийти и забрать даже больше, всю Гималайскую цепь.
Вот уже сорок лет беспрерывно индийские войска находятся в состоянии готовности в Кашмире: сразу после получения независимости Пакистан напал на Кашмир и отобрал большую часть — одну из самых уникальных в мире. Как и на Кавказе, в той части Кашмира люди очень долго живут: сто пятьдесят лет — самое обычное явление; стовосьмидесятилетних, двухсотлетних вы тоже найдете кое-где. И те люди в возрасте ста восьмидесяти лет все еще работают в полях, они все еще молоды.
Вы приняли поражение от Пакистана безо всякого стыда, а Пакистан меньшая страна, чем ваша. Это так глупо — держать большую армию в Кашмире.
Политики хотят, чтобы люди никогда не оставались в мире. Вот почему я сказал, что за десять лет смогу уничтожить все проблемы, ведь я не политик. Кашмир дело простое: девяносто процентов Кашмира мусульмане, и они хотят отойти к Пакистану. Страх не из-за Пакистана, страх из-за девяноста процентов мусульман, живущих в Кашмире. Так что вы, на самом деле, держите Кашмир в заключении уже сорок лет. Несложным делом было бы голосование с нейтральными наблюдателями из ООН — где Кашмир захочет жить. Если кашмирцы захотят жить в Индии, пусть они живут там. Не нужно создавать стену из армий. Однако вы боитесь, что голосование пройдет в пользу Пакистана.
Но если кашмирцы хотят жить в Пакистане, — то кто вы, чтобы препятствовать им? Пусть они отходят к Пакистану, здесь не нужно никакой борьбы. Повсюду в Индии продолжаются беспорядки. Сегодня это Ахмедабад, завтра где-то еще. В Пенджабе это продолжается... даже службам новостей запрещены публикации о том, что происходит в Пенджабе. Мы не знаем точно, чем занимается индийская армия в Пенджабе.
И этот человек даже не стыдится констатации таких фактов. Индия непрерывно расширяет свою гонку вооружений, а он высказывается так, будто весь мир, кроме нас, занимается этими вещами. Политики — самые отвратительные люди в мире.
А Махатма Ганди, который ответствен за отдачу Индии семье Раджива Ганди... Просто несколько фактов, и вам станет ясно, почему я говорю, что он был самым ловким политиком, когда-либо известным миру. Один американский писатель, который работал над биографией Махатмы Ганди, спросил его: «Вы против оружия, армии. Если страна станет независимой, — что вы сделаете со всеми армиями и всем оружием, которое у вас есть?»
И он ответил, не моргнув глазом: «Армии исчезнут. Они должны пойти работать в поля, производить продукцию на фабриках. А оружие будет выброшено в океан. Мы ненасильственные люди».
А потом независимость пришла, Пакистан атаковал Кашмир, и Махатма Ганди был первым — потому что его считали отцом нации, — кто благословил три аэроплана, летящих над его домом. Это нельзя назвать «домом», это дворец. Богатейший человек Индии того времени, Джугал Кишор Бирла, жил в этом дворце; это был его дворец, и Махатма Ганди остановился здесь. Он вышел в сад благословить аэропланы, потому что они двигались вперед, сопровождаемые другими аэропланами, чтобы атаковать Пакистан.
Ганди позабыл все о ненасилии. Он никогда больше не упоминал ни единым словом о выбрасывании оружия в океан, исчезновении армий, отпускании этих людей на работу на поля... и эта непродуктивная куча армий, что они создали, пожирает семьдесят пять процентов дохода от земли. Они просто паразиты.
И Раджив Ганди говорит, что человек должен стремиться к мудрости!
А когда я заметил в одном из своих заявлений, что в индийском парламенте есть недоразвитые члены, — мне немедленно прислали предупреждение: «Вы нанесли оскорбление величайшему институту страны». Я никогда не слышал такого; с самого детства я слышал, что это народные слуги и парламент существует для людей, а не люди для парламента.
Я провел в ожидании почти два месяца, потому что в ответе я сказал: «Я готов прийти в парламент и повторить все то, что говорил раньше, с еще большей силой. И это не оскорбление парламента. Если вы думаете, что это оскорбление, я могу привести моих терапевтов, психологов — или вы приведите своих терапевтов и психологов, — и пусть все, и каждый член парламента будет проверен, чтобы убедиться, отсталый он или нет. Без такого осмотра вы не можете сказать, что я оскорбил вас». Называть лопату лопатой — не оскорбление для лопаты.
Но эти политики одинаковы во всем мире. Я хочу, чтобы вы поняли одну вещь: я не намерен оставлять Америку, так или иначе. Они должны более чем триста миллионов долларов моим саньясинам. И если у них есть хоть какое-то чувство достоинства, деньги должны быть возвращены людям, которые вложили их сюда, людям, которые проработали непрерывно пять лет. Еще совсем немного времени... потому что Итальянская радикальная партия заявила, что они будут очень счастливы, если я приму президентство в их партии, а я ответил, что полностью готов. Когда я стану президентом Итальянской радикальной партии, тогда я посмотрю, кто помешает мне приехать в Италию. А потом я намерен подать иск в международный суд на Америку, ограбившую нас на триста миллионов долларов; деньги должны быть возвращены незамедлительно.
Как вам известно, они разрушили коммуну, а теперь они заявили, что прежде всего собирались уничтожить коммуну. Но зачем? Коммуна не делала им никакого вреда. Коммуна находилась в двадцати милях от любого американского города, и никто даже не собирался ходить в те города. Мы были на самообеспечении, мы производили свою пищу, мы производили собственные молочные продукты, мы производили все, в чем нуждались. И мы не использовали денег в обиходе. Если кто-то в чем-то нуждался, коммуна обеспечивала это. Деньги вы могли дарить, но вы не могли ничего покупать. Деньги были нужны, когда коммуна хотела купить что-либо за своими пределами. Это была уникальная коммуна, единственная в своем роде.
Все были равны, просто потому что нельзя было пользоваться своими деньгами. У вас мог быть миллион долларов, а кто-то мог быть без единого доллара, но оба вы были равны во всем, что касалось существования внутри коммуны. Это была высшая форма коммунизма, которая когда-либо существовала в мире, и это был не просто коммунизм. Это было к тому же невероятное чудо — это была анархия. Никто не управлял.
Вы можете увидеть это здесь: никто не принуждает вас чем-нибудь заниматься. Это ваше желание — если хотите делать что-нибудь, делайте это. Выбирайте все, чем вы хотите заняться. Это было великим синтезом из двух противоположных философий, коммунизма и анархии.
И чем больших успехов достигала коммуна, тем более угрожающей становилась Америка. Президент Рональд Рейган — христианский фундаменталист; это еще одно наименование для фанатика-христианина. Так вот, все фанатичные христиане вместе с Рональдом Рейганом уничтожили коммуну. Кто же создает терроризм?
Из-за того, что я не был гражданином Америки, я промолчал. Но я гражданин Индии; я не стану молчать здесь. Я покажу вам новую борьбу за свободу всей нации. Я не заинтересован в политике, но если я замечу, что они продолжают мешать мне в моей работе, тогда неизбежно одно: Раджив
Ганди не сможет стать премьер-министром снова. Я буду следовать за ним в его избирательной компании повсюду — не как кандидат против него, поскольку я не собираюсь становиться премьер-министром Индии, — но чтобы разоблачить его и заставить людей осознать, что это снова будет рабство. Единственная семья продолжает вот уже в продолжение сорока лет править страной — и не делает ничего.
Возможно, нам нужна еще одна революция в стране. Революция, за которую мы сражались, и свобода, которая пришла, оказались фальшивыми, поддельными.
В Америке — пример глупости — они воздвигли мраморный монумент в округе Дэллз, на месте, где существовала наша коммуна; мемориал гласит: «Мы достигли цели, вышвырнув врагов; мы достигли цели, разрушив коммуну, которая была опасностью для нации». Я попросил кого-нибудь прислать мне точные слова и фотографию, потому что мы тоже собираемся установить здесь монумент — Америке, задолжавшей нам триста миллионов долларов: «В священную память о Раджнишпураме»; так что история помнит. Я не собираюсь оставлять Рональда Рейгана так легко. Он должен заплатить все деньги, и он должен также принести извинения. Потому что его собственный прокурор заявляет: «Прежде всего, мы должны были уничтожить коммуну».
Но почему? Сам же он признает, что я не совершал никакого преступления и не было улик. И все же я был оштрафован на четыреста тысяч долларов — что-то около шестидесяти лакхов рупий. А у меня нет ни единой рупии.
Но как я уже повторял вам много раз, я доверяю сущему. Я люблю людей. За десять минут они ухитрились собрать четыреста тысяч долларов — шестьдесят лакхов рупий. Даже магистрат был удивлен, поскольку они полагали, что мы не сможем предъявить таких денег, и мне не удастся выйти из тюрьмы.
Эти деньги к тому же были возвращены, когда ваш прокурор публично признал, что против меня нет доказательств. Тогда почему я наказан? Наказание также состоит в том, что в течение пяти лет я не имею права въезда в Америку. Но если я не совершил никакого преступления, тогда этот судья должен быть наказан. Ваш судебный процесс продажен, как и всякий другой.
И не только пятилетний запрет на въезд в Америку, но еще и отсроченный пятнадцатилетний тюремный приговор. Это означает, что в случае моего вступления в Америку не будет нужды ни в каком судебном разбирательстве — меня просто бросят в тюрьму на пятнадцать лет.
И этим занимается такой человек, как генеральный прокурор Америки... Он близкий, закадычный друг Рональда Рейгана. Они вместе учились, они вместе были ковбоями в третьеклассных голливудских фильмах. И как только Рональд Рейган стал президентом, тотчас же этого человека назначили высшим авторитетом закона, генеральным прокурором Америки. Но если, как утверждает должностное лицо — высший авторитет закона Америки, — у них нет никакого доказательства, что мною совершено какое-либо преступление, тогда почему я наказан?
Но я немного подожду. Когда я стану президентом Радикальной партии Италии, я буду преследовать судебным порядком Рональда Рейгана, судью и просить ООН вмешаться по существу. А в Италии лучшие и самые разумные люди — в Радикальной партии.
У меня много итальянских саньясинов — бывших террористов. Я убедил их бросить это занятие. Стоит только подать сигнал — по всей Индии, по всему миру, — и индийскому правительству придется повернуться ко мне лицом. Пусть не думают, что я одинок. У меня тоже есть друзья, у меня тоже есть возлюбленные, у меня тоже есть симпатизирующие — миллионы.
- Хорошо, Вимал?
- Да, Мастер.
13. СКАЖИ НАМ О ТРУДЕ
Вот уже сорок лет беспрерывно индийские войска находятся в состоянии готовности в Кашмире: сразу после получения независимости Пакистан напал на Кашмир и отобрал большую часть — одну из самых уникальных в мире. Как и на Кавказе, в той части Кашмира люди очень долго живут: сто пятьдесят лет — самое обычное явление; стовосьмидесятилетних, двухсотлетних вы тоже найдете кое-где. И те люди в возрасте ста восьмидесяти лет все еще работают в полях, они все еще молоды.
Вы приняли поражение от Пакистана безо всякого стыда, а Пакистан меньшая страна, чем ваша. Это так глупо — держать большую армию в Кашмире.
Политики хотят, чтобы люди никогда не оставались в мире. Вот почему я сказал, что за десять лет смогу уничтожить все проблемы, ведь я не политик. Кашмир дело простое: девяносто процентов Кашмира мусульмане, и они хотят отойти к Пакистану. Страх не из-за Пакистана, страх из-за девяноста процентов мусульман, живущих в Кашмире. Так что вы, на самом деле, держите Кашмир в заключении уже сорок лет. Несложным делом было бы голосование с нейтральными наблюдателями из ООН — где Кашмир захочет жить. Если кашмирцы захотят жить в Индии, пусть они живут там. Не нужно создавать стену из армий. Однако вы боитесь, что голосование пройдет в пользу Пакистана.
Но если кашмирцы хотят жить в Пакистане, — то кто вы, чтобы препятствовать им? Пусть они отходят к Пакистану, здесь не нужно никакой борьбы. Повсюду в Индии продолжаются беспорядки. Сегодня это Ахмедабад, завтра где-то еще. В Пенджабе это продолжается... даже службам новостей запрещены публикации о том, что происходит в Пенджабе. Мы не знаем точно, чем занимается индийская армия в Пенджабе.
И этот человек даже не стыдится констатации таких фактов. Индия непрерывно расширяет свою гонку вооружений, а он высказывается так, будто весь мир, кроме нас, занимается этими вещами. Политики — самые отвратительные люди в мире.
А Махатма Ганди, который ответствен за отдачу Индии семье Раджива Ганди... Просто несколько фактов, и вам станет ясно, почему я говорю, что он был самым ловким политиком, когда-либо известным миру. Один американский писатель, который работал над биографией Махатмы Ганди, спросил его: «Вы против оружия, армии. Если страна станет независимой, — что вы сделаете со всеми армиями и всем оружием, которое у вас есть?»
И он ответил, не моргнув глазом: «Армии исчезнут. Они должны пойти работать в поля, производить продукцию на фабриках. А оружие будет выброшено в океан. Мы ненасильственные люди».
А потом независимость пришла, Пакистан атаковал Кашмир, и Махатма Ганди был первым — потому что его считали отцом нации, — кто благословил три аэроплана, летящих над его домом. Это нельзя назвать «домом», это дворец. Богатейший человек Индии того времени, Джугал Кишор Бирла, жил в этом дворце; это был его дворец, и Махатма Ганди остановился здесь. Он вышел в сад благословить аэропланы, потому что они двигались вперед, сопровождаемые другими аэропланами, чтобы атаковать Пакистан.
Ганди позабыл все о ненасилии. Он никогда больше не упоминал ни единым словом о выбрасывании оружия в океан, исчезновении армий, отпускании этих людей на работу на поля... и эта непродуктивная куча армий, что они создали, пожирает семьдесят пять процентов дохода от земли. Они просто паразиты.
И Раджив Ганди говорит, что человек должен стремиться к мудрости!
А когда я заметил в одном из своих заявлений, что в индийском парламенте есть недоразвитые члены, — мне немедленно прислали предупреждение: «Вы нанесли оскорбление величайшему институту страны». Я никогда не слышал такого; с самого детства я слышал, что это народные слуги и парламент существует для людей, а не люди для парламента.
Я провел в ожидании почти два месяца, потому что в ответе я сказал: «Я готов прийти в парламент и повторить все то, что говорил раньше, с еще большей силой. И это не оскорбление парламента. Если вы думаете, что это оскорбление, я могу привести моих терапевтов, психологов — или вы приведите своих терапевтов и психологов, — и пусть все, и каждый член парламента будет проверен, чтобы убедиться, отсталый он или нет. Без такого осмотра вы не можете сказать, что я оскорбил вас». Называть лопату лопатой — не оскорбление для лопаты.
Но эти политики одинаковы во всем мире. Я хочу, чтобы вы поняли одну вещь: я не намерен оставлять Америку, так или иначе. Они должны более чем триста миллионов долларов моим саньясинам. И если у них есть хоть какое-то чувство достоинства, деньги должны быть возвращены людям, которые вложили их сюда, людям, которые проработали непрерывно пять лет. Еще совсем немного времени... потому что Итальянская радикальная партия заявила, что они будут очень счастливы, если я приму президентство в их партии, а я ответил, что полностью готов. Когда я стану президентом Итальянской радикальной партии, тогда я посмотрю, кто помешает мне приехать в Италию. А потом я намерен подать иск в международный суд на Америку, ограбившую нас на триста миллионов долларов; деньги должны быть возвращены незамедлительно.
Как вам известно, они разрушили коммуну, а теперь они заявили, что прежде всего собирались уничтожить коммуну. Но зачем? Коммуна не делала им никакого вреда. Коммуна находилась в двадцати милях от любого американского города, и никто даже не собирался ходить в те города. Мы были на самообеспечении, мы производили свою пищу, мы производили собственные молочные продукты, мы производили все, в чем нуждались. И мы не использовали денег в обиходе. Если кто-то в чем-то нуждался, коммуна обеспечивала это. Деньги вы могли дарить, но вы не могли ничего покупать. Деньги были нужны, когда коммуна хотела купить что-либо за своими пределами. Это была уникальная коммуна, единственная в своем роде.
Все были равны, просто потому что нельзя было пользоваться своими деньгами. У вас мог быть миллион долларов, а кто-то мог быть без единого доллара, но оба вы были равны во всем, что касалось существования внутри коммуны. Это была высшая форма коммунизма, которая когда-либо существовала в мире, и это был не просто коммунизм. Это было к тому же невероятное чудо — это была анархия. Никто не управлял.
Вы можете увидеть это здесь: никто не принуждает вас чем-нибудь заниматься. Это ваше желание — если хотите делать что-нибудь, делайте это. Выбирайте все, чем вы хотите заняться. Это было великим синтезом из двух противоположных философий, коммунизма и анархии.
И чем больших успехов достигала коммуна, тем более угрожающей становилась Америка. Президент Рональд Рейган — христианский фундаменталист; это еще одно наименование для фанатика-христианина. Так вот, все фанатичные христиане вместе с Рональдом Рейганом уничтожили коммуну. Кто же создает терроризм?
Из-за того, что я не был гражданином Америки, я промолчал. Но я гражданин Индии; я не стану молчать здесь. Я покажу вам новую борьбу за свободу всей нации. Я не заинтересован в политике, но если я замечу, что они продолжают мешать мне в моей работе, тогда неизбежно одно: Раджив
Ганди не сможет стать премьер-министром снова. Я буду следовать за ним в его избирательной компании повсюду — не как кандидат против него, поскольку я не собираюсь становиться премьер-министром Индии, — но чтобы разоблачить его и заставить людей осознать, что это снова будет рабство. Единственная семья продолжает вот уже в продолжение сорока лет править страной — и не делает ничего.
Возможно, нам нужна еще одна революция в стране. Революция, за которую мы сражались, и свобода, которая пришла, оказались фальшивыми, поддельными.
В Америке — пример глупости — они воздвигли мраморный монумент в округе Дэллз, на месте, где существовала наша коммуна; мемориал гласит: «Мы достигли цели, вышвырнув врагов; мы достигли цели, разрушив коммуну, которая была опасностью для нации». Я попросил кого-нибудь прислать мне точные слова и фотографию, потому что мы тоже собираемся установить здесь монумент — Америке, задолжавшей нам триста миллионов долларов: «В священную память о Раджнишпураме»; так что история помнит. Я не собираюсь оставлять Рональда Рейгана так легко. Он должен заплатить все деньги, и он должен также принести извинения. Потому что его собственный прокурор заявляет: «Прежде всего, мы должны были уничтожить коммуну».
Но почему? Сам же он признает, что я не совершал никакого преступления и не было улик. И все же я был оштрафован на четыреста тысяч долларов — что-то около шестидесяти лакхов рупий. А у меня нет ни единой рупии.
Но как я уже повторял вам много раз, я доверяю сущему. Я люблю людей. За десять минут они ухитрились собрать четыреста тысяч долларов — шестьдесят лакхов рупий. Даже магистрат был удивлен, поскольку они полагали, что мы не сможем предъявить таких денег, и мне не удастся выйти из тюрьмы.
Эти деньги к тому же были возвращены, когда ваш прокурор публично признал, что против меня нет доказательств. Тогда почему я наказан? Наказание также состоит в том, что в течение пяти лет я не имею права въезда в Америку. Но если я не совершил никакого преступления, тогда этот судья должен быть наказан. Ваш судебный процесс продажен, как и всякий другой.
И не только пятилетний запрет на въезд в Америку, но еще и отсроченный пятнадцатилетний тюремный приговор. Это означает, что в случае моего вступления в Америку не будет нужды ни в каком судебном разбирательстве — меня просто бросят в тюрьму на пятнадцать лет.
И этим занимается такой человек, как генеральный прокурор Америки... Он близкий, закадычный друг Рональда Рейгана. Они вместе учились, они вместе были ковбоями в третьеклассных голливудских фильмах. И как только Рональд Рейган стал президентом, тотчас же этого человека назначили высшим авторитетом закона, генеральным прокурором Америки. Но если, как утверждает должностное лицо — высший авторитет закона Америки, — у них нет никакого доказательства, что мною совершено какое-либо преступление, тогда почему я наказан?
Но я немного подожду. Когда я стану президентом Радикальной партии Италии, я буду преследовать судебным порядком Рональда Рейгана, судью и просить ООН вмешаться по существу. А в Италии лучшие и самые разумные люди — в Радикальной партии.
У меня много итальянских саньясинов — бывших террористов. Я убедил их бросить это занятие. Стоит только подать сигнал — по всей Индии, по всему миру, — и индийскому правительству придется повернуться ко мне лицом. Пусть не думают, что я одинок. У меня тоже есть друзья, у меня тоже есть возлюбленные, у меня тоже есть симпатизирующие — миллионы.
- Хорошо, Вимал?
- Да, Мастер.
13. СКАЖИ НАМ О ТРУДЕ
14 января 1987.
Возлюбленный Мастер,
Потом просил пахарь: «Скажи нам о Труде».
И сказал он в ответ:
«Вы трудитесь, чтобы не отрываться от земли и души ее.
Ибо быть бездельником — значит стать чужим для времен года и выйти из шествия жизни, движущегося к бесконечности в величии и в гордом смирении.
Когда вы трудитесь, вы— флейта, в сердце которой шепот минут превращается в музыку.
Кто из вас хотел бы стать тростинкой, немой и безмолвной, когда все вокруг поет в унисон?
Всегда говорили вам, что труд — проклятье, и работа — тягость.
А я говорю вам: когда вы трудитесь, вы исполняете часть самой ранней мечты земли, уготованную вам в те времена, когда эта мечта родилась,
и, работая, вы истинно любите жизнь.
А возлюбить жизнь через работу — значит приблизиться к глубочайшей тайне жизни.
Но если вы в своем страдании называете рожденье горем и заботу о плоти — проклятьем, начертанным на вашем челе, то я отвечу: ничто, кроме пота на вашем челе, не сотрет начертанного.
Говорили вам также, что жизнь есть тьма, и вы в усталости своей вторите тому, что было сказано уставшими.
А я говорю: жизнь на самом деле есть тьма, но только когда нет стремления.
Всякое стремление слепо, когда нет знания, Всякое знание тщетно, когда нет труда, Всякий труд бесполезен, когда нет любви.
И когда вы трудитесь с любовью, вы связываете себя с самим собой, с другими и с Богом».
Этими словами Альмустафа передает глубочайший опыт созидания. Жизнь принадлежит тем, кто созидателен, ибо жизнь — не что иное, как долгая, вечная процессия созидания большей красоты, большей истины... созидания более высоких состояний сознания и, в конечном итоге, созидания бога в своем собственном существе.
Есть люди, которые думают, что не будучи творческими, они смогут быть счастливыми. Это невозможно, ведь творчество — единственная возможность соединиться с экстазом существования.
Поэтому прислушивайтесь к его словам не своим умом, но своим сердцем — ибо они исходят от сердца и могут быть поняты, только если вы воспринимаете их сердцем. Это не словесная связь одного ума с другим умом. Это — сопричастие,глубочайшее взывание к вашим глубинам, которые вы совершенно позабыли.
Потом просил пахарь:
«Скажи нам о труде».
И сказал он в ответ:
«Вы трудитесь, чтобы не отрываться от земли и души ее».
Вы замечали? — повсюду вокруг вас все существование непрерывно созидает. Библейская история, что Бог создал все за шесть дней, а потом на седьмой день отдыхал, — абсурд. И с того времени о нем ничего не было слышно; он все еще отдыхает. Что это за отдых? Он, очевидно, умер! Сама идея, что Бог создал существование и все его содержимое за шесть дней, — сущая ерунда.
Раньше я путешествовал по всей стране, почти двадцать лет непрерывно. У меня был старый портной, который готовил для меня одежду. Я сказал ему: «У меня есть срочный заказ — на этот раз, пожалуйста, не поступай как портной! Мне нужна готовая одежда через шесть дней, потому что на седьмой день я уезжаю из города».
Тот старый портной посмотрел на меня и сказал: «Я не возражаю. Она будет готова. Но погляди на мир: Бог создал его за шесть дней, и что за беспорядок в нем! То же самое будет с твоей одеждой, но говорить будет поздно».
За шесть дней, все это существование?
Я говорю вам, что созидание — это непрерывность, седьмой день никогда не приходит. Вы видели выходной у деревьев, выходной у рек? В воскресенье, которое является днем Солнца, оно не должно восходить; это выходной. Даже Бог отдыхал, почему же бедное Солнце должно все восходить и восходить?
Сущее — это непрерывное созидание. Оно не было создано никем, оно само по себебожественно. Поэтому я бы хотел, чтоб вы заметили в своих умах и в своих сердцах следующее: слово «бог» не означает создатель, оно означает созидание. И мой опыт состоит в том, что самые счастливые люди в мире те, которые могут что-нибудь создавать. А самые несчастные те, которые неспособны творить, потому что чем менее созидателен человек, тем дальше он от природы — от земли, от неба, от звезд, — чей танец не ведает ни начала, ни конца.
Альмустафа совершенно прав:
Вы трудитесь, чтобы не отрываться от земли и души ее.Если же ваш труд просто в тягость вам — кое-как отбыть, — то вы не шагаете вровень со всем сущим. Вы отстаете. Быть в ладу с сущим — единственное блаженство, не существует другого, а оторваться от земли и неба — единственное страдание.
Человек несчастен и будет оставаться несчастным из-за того, что он утратил контакт с созидающими силами, которые дали ему рождение, которые сохраняют его в живых. Он стал пустым. Кажется, он получит удовольствие скорее от отдыха в могиле, чем от труда, творчества и танца со всем сущим.
Ибо быть бездельником— значит стать чужим для времен года...
Мы получили столь прекрасное существование с такими восхитительными временами года. Осенью, когда с деревьев начинают опадать листья, вы слыхали пение? Когда ветер проходит сквозь мертвые листья, покрывающие землю... даже мертвые листья не настолько мертвы, насколько мертвым стал человек; они все еще могут петь. Они не жалуются, что дерево сбросило их. Они следуют природе, куда бы она ни повела. И это путь подлинно религиозного сердца: ни жалобы, ни недовольства — просто блаженное бытие во всем, что сущее дало вам — чего вы не просили, чего не заработали.
Вы танцевали под дождем? Нет, вы придумали зонтики. И не только от дождя... вы создали много зонтиков, чтобы оградить себя от постоянного созидания сущего.
Когда я был студентом в университете, всякий раз, когда надвигался дождь, у меня была полная уверенность, что я должен оставить класс, и даже моим профессорам стало ясно, что «во время дождя его не остановить. Он уйдет».
Я отыскал самую уединенную улицу с высокими деревьями, достигавшими и касавшимися облаков. На этой тихой и пустынной дороге было лишь несколько бунгало, принадлежавших профессорам, деканам и проректору. Это было тихое место и уличный тупик.
Последнее бунгало принадлежало заведующему кафедрой физики. Его семья уже привыкла к тому, что если я здесь, дождь обязательно пойдет, а если идет дождь — обязательно появлюсь я. Для семьи мы стали нераздельными.
Вся семья обычно смотрела: «Что это за странный мальчик?» Намокший под проливным дождем, пляшущим ветром... а поскольку это был тупик, я обычно оставался под деревом столько, сколько продолжался дождь. Семье, конечно, было любопытно. Они хотели узнать, «что это за мальчик». Но заведующий кафедрой физики заинтересовался мною по другим причинам. Он был любителем книг и всегда находил меня в библиотеке. Случались дни, когда только мы вдвоем и были в библиотеке.
Постепенно мы подружились, и однажды он обратился ко мне: «Вы немного странный; вы должны быть в своем классе, а я чаще вижу вас в библиотеке».
Я ответил: «В классе профессор почти всегда отстает от времени. Он рассказывает вещи, которые прочел тридцать лет назад, когда учился в университете. За эти тридцать лет все переменилось. Я не хочу отставать от растущей мудрости, познаний, науки. Фактически в библиотеке я более современен, когда соприкасаюсь с самыми последними открытиями. Поэтому я хожу в класс время от времени, когда чувствую желание поспорить. Мои преподаватели счастливы, когда я остаюсь в библиотеке, потому что всякий раз, когда я посещаю их классы, возникают хлопоты. У них пробел в тридцать лет, а у меня вся самая последняя информация».
Тогда он сказал: «Мне хотелось бы как-нибудь привести вас к себе домой. Я хочу познакомить вас с моими детьми, моей женой, показать им, что здесь есть студент, который пришел в университет не за учеными степенями, а учиться; не за сертификатом и золотыми медалями, а соответствовать взрыву познаний во всех направлениях и измерениях. Иногда, даже несмотря на то, что я заведующий кафедрой физики, а вы не имеете с физикой ничего общего, вы знаете больше, чем известно мне. Теперь уже слишком поздно закрывать пробел в тридцать лет; я потерял контакт».
И однажды он пригласил меня. Он чувствовал, что его семья будет безмерно счастлива встретиться со мной, поговорить со мной, послушать, что скажу я. Но он был очень сильно шокирован — как только мы вошли к нему в дом, все рассмеялись и убежали вглубь дома!
Он сказал: «Это очень странно. Они никогда не поступали так прежде. Моя жена аспирант, все мои дети получили воспитание. Так себя повести...»
Я ответил: «Вам не известно, что я знаювашу семью, мы прекрасно знакомы. Хоть мы и не разговаривали между собой, мы знаем друг друга уже два года».
Он заметил: «Это странно. Я даже не знал об этом».
Я сказал: «Не беспокойтесь, и не нужно досадовать, сожалеть и обижаться из-за поведения вашей семьи. Они поступили совершенно естественно».
Мы вошли, семья собралась, и он спросил их: «В чем причина, что вы все начали смеяться, и почему вы все убежали? Разве так приветствуют гостя? Я ведь сообщал вам, что веду гостя, который всем понравится».
Они ответили: «Но мы уже почти влюблены в гостя. Это самый безумный парень в твоем университете. Он не только тратит попусту свое время, когда идет дождь, он тратит и наше время тоже, ведь мы не можем уйти до тех пор, пока не уходит он. Он интересный парень».
Тогда я рассказал ему, что люблю пробегать мили против ветра — чувствуешь такую жизнь! — и совершать долгие прогулки безо всякого зонтика, особенно под дождем. Даже когда день жаркий, и солнце мечет огонь, в этом есть своя прелесть — вспотев, с разбега прыгнуть в озеро. Вода кажется такой прохладной — просто по контрасту.
Тому, кто понимает жизнь, отставание не грозит.
Фактически, то, о чем говорит Альмустафа, очень умеренно — не отставатьот жизни. Я учу моих саньясинов танцевать впередижизни. Зачем ожидать движения жизни? Пусть жизнь постарается не отстать от вас —это принесет вам огромную радость и блаженство, которые миллионам людей на земле совершенно недоступны.
...и выйти из шествия жизни, движущегося к бесконечности в величии и гордом смирении.
Жизнь непрерывно движется к вечному, бесконечному, окончательному. Если вы утратили контакт, вы будете чувствовать себя словно живой труп. У вас не будет смеха, у вас не будет слез радости. Вы умерли прежде смерти; вы можете прожить еще пятьдесят лет, но это будет посмертное существование. Вы больше не часть прекрасного каравана жизни, всегда движущегося в неведомое.
Это приключение, постоянный — от мгновения к мгновению — вызов.
Когда вы трудитесь, вы — флейта, в сердце которой шепот минут превращается в музыку.
Дело не в какой-нибудь особой работе — пусть будет любаяработа, которую вы любите. Вам не нужно быть президентом страны, чтобы быть счастливым. Возможно, просто делая туфли — но делая их с такой интенсивностью и полнотой, что вы совершенно теряетесь в действии, — вы гораздо более благословенны, чем любой президент.
В тот миг, когда вы потерялись в работе, вы становитесь почти как флейта на устах самого сущего. Каждый ваш жест грациозен, и каждый ваш миг приносит небесную музыку земле. Вы становитесь проводником.
Кто из вас хотел бы стать тростинкой, немой и безмолвной, когда все вокруг поет в унисон?
Почти немыслимо огромна вселенная. И самые последние открытия физики говорят, что эта вселенная не статична, у нее нет границы. Она постоянно расширяется, становится все больше и больше. Со скоростью света все звезды разбегаются от центра. Вселенная сегодня гораздо больше, чем была вчера. Завтра вы будете жить в еще большей вселенной. Похоже, нет пределов сущему и его расширению. Но находятся люди, которые не в ладу с этой огромной вселенской гармонией.
Даже здесь я вижу двух или трех человек каждый день: когда вы все поете, радуетесь, они сидят как мертвые, которых только что привели из их могил. Если они не могут быть частью танца и музыки, они не должны находиться здесь. Даже когда я оказываю почтение им своими сложенными руками, они сидят мертвые и жесткие.
Вы должны наблюдать: всякий раз, когда вы видите какого-нибудь мертвого человека здесь, — не позволяйте ему находиться в этом храме живых. Я не трачу свое время на мертвых, ведь есть много кладбищ, куда я мог бы пойти и безо всяких хлопот, без чьих-либо помех, без любых споров поговорить с мертвыми к своему полному удовлетворению.
Это живой храм бога. Если вы не можете пребывать в общении с моими людьми, пожалуйста, не входите сюда. Здесь не место для вас. Возможно, это агенты мертвого полицейского комиссара! Так или иначе, я оказываю почтение их достоинству, сложив руки, а они даже не в силах проявить такой же вежливости. И когда вы все поете и радуетесь, я смотрю на них — они выглядят так безобразно, так неуместно.
Так что каждый из вас должен быть бдительным. Если вы обнаружите какого-то мертвого человека, сидящего рядом с вами, убедите его никогда больше не переступать порог этого храма. И что весьма странно — те мертвецы всегда сидят на стульях! Я знаю, нужно уважать мертвых, но и у мертвых тоже должно быть какое-то уважение по отношению к живым.
Так что запомните: с завтрашнего дня, если я замечу кого-нибудь несозвучного с вами, мне придется пройти к вам, взять этого человека и вышвырнуть его. Довольно — значит довольно; я ожидал достаточно — этих людей нужно тщательно обыскивать; может быть, они носят с собой оружие. И если кого-нибудь обнаружите с оружием, сообщите о нем в полицию. Даже
если он говорит, что он полицейский в штатской одежде; даже если он показывает свое удостоверение личности, — все может оказаться фальшивым. Если надпись можно отпечатать, то почему вы думаете, что удостоверение личности не может быть отпечатано?
Оружия не должно быть в этом храме. Это святотатство. Это против разума, против любви, против молитвы. Они могут приходить, даже если они агенты полиции, если они приходят как ученики. У каждого есть какая-нибудь профессия... сюда даже ворам и убийцам добро пожаловать.
Возлюбленный Мастер,
Потом просил пахарь: «Скажи нам о Труде».
И сказал он в ответ:
«Вы трудитесь, чтобы не отрываться от земли и души ее.
Ибо быть бездельником — значит стать чужим для времен года и выйти из шествия жизни, движущегося к бесконечности в величии и в гордом смирении.
Когда вы трудитесь, вы— флейта, в сердце которой шепот минут превращается в музыку.
Кто из вас хотел бы стать тростинкой, немой и безмолвной, когда все вокруг поет в унисон?
Всегда говорили вам, что труд — проклятье, и работа — тягость.
А я говорю вам: когда вы трудитесь, вы исполняете часть самой ранней мечты земли, уготованную вам в те времена, когда эта мечта родилась,
и, работая, вы истинно любите жизнь.
А возлюбить жизнь через работу — значит приблизиться к глубочайшей тайне жизни.
Но если вы в своем страдании называете рожденье горем и заботу о плоти — проклятьем, начертанным на вашем челе, то я отвечу: ничто, кроме пота на вашем челе, не сотрет начертанного.
Говорили вам также, что жизнь есть тьма, и вы в усталости своей вторите тому, что было сказано уставшими.
А я говорю: жизнь на самом деле есть тьма, но только когда нет стремления.
Всякое стремление слепо, когда нет знания, Всякое знание тщетно, когда нет труда, Всякий труд бесполезен, когда нет любви.
И когда вы трудитесь с любовью, вы связываете себя с самим собой, с другими и с Богом».
Этими словами Альмустафа передает глубочайший опыт созидания. Жизнь принадлежит тем, кто созидателен, ибо жизнь — не что иное, как долгая, вечная процессия созидания большей красоты, большей истины... созидания более высоких состояний сознания и, в конечном итоге, созидания бога в своем собственном существе.
Есть люди, которые думают, что не будучи творческими, они смогут быть счастливыми. Это невозможно, ведь творчество — единственная возможность соединиться с экстазом существования.
Поэтому прислушивайтесь к его словам не своим умом, но своим сердцем — ибо они исходят от сердца и могут быть поняты, только если вы воспринимаете их сердцем. Это не словесная связь одного ума с другим умом. Это — сопричастие,глубочайшее взывание к вашим глубинам, которые вы совершенно позабыли.
Потом просил пахарь:
«Скажи нам о труде».
И сказал он в ответ:
«Вы трудитесь, чтобы не отрываться от земли и души ее».
Вы замечали? — повсюду вокруг вас все существование непрерывно созидает. Библейская история, что Бог создал все за шесть дней, а потом на седьмой день отдыхал, — абсурд. И с того времени о нем ничего не было слышно; он все еще отдыхает. Что это за отдых? Он, очевидно, умер! Сама идея, что Бог создал существование и все его содержимое за шесть дней, — сущая ерунда.
Раньше я путешествовал по всей стране, почти двадцать лет непрерывно. У меня был старый портной, который готовил для меня одежду. Я сказал ему: «У меня есть срочный заказ — на этот раз, пожалуйста, не поступай как портной! Мне нужна готовая одежда через шесть дней, потому что на седьмой день я уезжаю из города».
Тот старый портной посмотрел на меня и сказал: «Я не возражаю. Она будет готова. Но погляди на мир: Бог создал его за шесть дней, и что за беспорядок в нем! То же самое будет с твоей одеждой, но говорить будет поздно».
За шесть дней, все это существование?
Я говорю вам, что созидание — это непрерывность, седьмой день никогда не приходит. Вы видели выходной у деревьев, выходной у рек? В воскресенье, которое является днем Солнца, оно не должно восходить; это выходной. Даже Бог отдыхал, почему же бедное Солнце должно все восходить и восходить?
Сущее — это непрерывное созидание. Оно не было создано никем, оно само по себебожественно. Поэтому я бы хотел, чтоб вы заметили в своих умах и в своих сердцах следующее: слово «бог» не означает создатель, оно означает созидание. И мой опыт состоит в том, что самые счастливые люди в мире те, которые могут что-нибудь создавать. А самые несчастные те, которые неспособны творить, потому что чем менее созидателен человек, тем дальше он от природы — от земли, от неба, от звезд, — чей танец не ведает ни начала, ни конца.
Альмустафа совершенно прав:
Вы трудитесь, чтобы не отрываться от земли и души ее.Если же ваш труд просто в тягость вам — кое-как отбыть, — то вы не шагаете вровень со всем сущим. Вы отстаете. Быть в ладу с сущим — единственное блаженство, не существует другого, а оторваться от земли и неба — единственное страдание.
Человек несчастен и будет оставаться несчастным из-за того, что он утратил контакт с созидающими силами, которые дали ему рождение, которые сохраняют его в живых. Он стал пустым. Кажется, он получит удовольствие скорее от отдыха в могиле, чем от труда, творчества и танца со всем сущим.
Ибо быть бездельником— значит стать чужим для времен года...
Мы получили столь прекрасное существование с такими восхитительными временами года. Осенью, когда с деревьев начинают опадать листья, вы слыхали пение? Когда ветер проходит сквозь мертвые листья, покрывающие землю... даже мертвые листья не настолько мертвы, насколько мертвым стал человек; они все еще могут петь. Они не жалуются, что дерево сбросило их. Они следуют природе, куда бы она ни повела. И это путь подлинно религиозного сердца: ни жалобы, ни недовольства — просто блаженное бытие во всем, что сущее дало вам — чего вы не просили, чего не заработали.
Вы танцевали под дождем? Нет, вы придумали зонтики. И не только от дождя... вы создали много зонтиков, чтобы оградить себя от постоянного созидания сущего.
Когда я был студентом в университете, всякий раз, когда надвигался дождь, у меня была полная уверенность, что я должен оставить класс, и даже моим профессорам стало ясно, что «во время дождя его не остановить. Он уйдет».
Я отыскал самую уединенную улицу с высокими деревьями, достигавшими и касавшимися облаков. На этой тихой и пустынной дороге было лишь несколько бунгало, принадлежавших профессорам, деканам и проректору. Это было тихое место и уличный тупик.
Последнее бунгало принадлежало заведующему кафедрой физики. Его семья уже привыкла к тому, что если я здесь, дождь обязательно пойдет, а если идет дождь — обязательно появлюсь я. Для семьи мы стали нераздельными.
Вся семья обычно смотрела: «Что это за странный мальчик?» Намокший под проливным дождем, пляшущим ветром... а поскольку это был тупик, я обычно оставался под деревом столько, сколько продолжался дождь. Семье, конечно, было любопытно. Они хотели узнать, «что это за мальчик». Но заведующий кафедрой физики заинтересовался мною по другим причинам. Он был любителем книг и всегда находил меня в библиотеке. Случались дни, когда только мы вдвоем и были в библиотеке.
Постепенно мы подружились, и однажды он обратился ко мне: «Вы немного странный; вы должны быть в своем классе, а я чаще вижу вас в библиотеке».
Я ответил: «В классе профессор почти всегда отстает от времени. Он рассказывает вещи, которые прочел тридцать лет назад, когда учился в университете. За эти тридцать лет все переменилось. Я не хочу отставать от растущей мудрости, познаний, науки. Фактически в библиотеке я более современен, когда соприкасаюсь с самыми последними открытиями. Поэтому я хожу в класс время от времени, когда чувствую желание поспорить. Мои преподаватели счастливы, когда я остаюсь в библиотеке, потому что всякий раз, когда я посещаю их классы, возникают хлопоты. У них пробел в тридцать лет, а у меня вся самая последняя информация».
Тогда он сказал: «Мне хотелось бы как-нибудь привести вас к себе домой. Я хочу познакомить вас с моими детьми, моей женой, показать им, что здесь есть студент, который пришел в университет не за учеными степенями, а учиться; не за сертификатом и золотыми медалями, а соответствовать взрыву познаний во всех направлениях и измерениях. Иногда, даже несмотря на то, что я заведующий кафедрой физики, а вы не имеете с физикой ничего общего, вы знаете больше, чем известно мне. Теперь уже слишком поздно закрывать пробел в тридцать лет; я потерял контакт».
И однажды он пригласил меня. Он чувствовал, что его семья будет безмерно счастлива встретиться со мной, поговорить со мной, послушать, что скажу я. Но он был очень сильно шокирован — как только мы вошли к нему в дом, все рассмеялись и убежали вглубь дома!
Он сказал: «Это очень странно. Они никогда не поступали так прежде. Моя жена аспирант, все мои дети получили воспитание. Так себя повести...»
Я ответил: «Вам не известно, что я знаювашу семью, мы прекрасно знакомы. Хоть мы и не разговаривали между собой, мы знаем друг друга уже два года».
Он заметил: «Это странно. Я даже не знал об этом».
Я сказал: «Не беспокойтесь, и не нужно досадовать, сожалеть и обижаться из-за поведения вашей семьи. Они поступили совершенно естественно».
Мы вошли, семья собралась, и он спросил их: «В чем причина, что вы все начали смеяться, и почему вы все убежали? Разве так приветствуют гостя? Я ведь сообщал вам, что веду гостя, который всем понравится».
Они ответили: «Но мы уже почти влюблены в гостя. Это самый безумный парень в твоем университете. Он не только тратит попусту свое время, когда идет дождь, он тратит и наше время тоже, ведь мы не можем уйти до тех пор, пока не уходит он. Он интересный парень».
Тогда я рассказал ему, что люблю пробегать мили против ветра — чувствуешь такую жизнь! — и совершать долгие прогулки безо всякого зонтика, особенно под дождем. Даже когда день жаркий, и солнце мечет огонь, в этом есть своя прелесть — вспотев, с разбега прыгнуть в озеро. Вода кажется такой прохладной — просто по контрасту.
Тому, кто понимает жизнь, отставание не грозит.
Фактически, то, о чем говорит Альмустафа, очень умеренно — не отставатьот жизни. Я учу моих саньясинов танцевать впередижизни. Зачем ожидать движения жизни? Пусть жизнь постарается не отстать от вас —это принесет вам огромную радость и блаженство, которые миллионам людей на земле совершенно недоступны.
...и выйти из шествия жизни, движущегося к бесконечности в величии и гордом смирении.
Жизнь непрерывно движется к вечному, бесконечному, окончательному. Если вы утратили контакт, вы будете чувствовать себя словно живой труп. У вас не будет смеха, у вас не будет слез радости. Вы умерли прежде смерти; вы можете прожить еще пятьдесят лет, но это будет посмертное существование. Вы больше не часть прекрасного каравана жизни, всегда движущегося в неведомое.
Это приключение, постоянный — от мгновения к мгновению — вызов.
Когда вы трудитесь, вы — флейта, в сердце которой шепот минут превращается в музыку.
Дело не в какой-нибудь особой работе — пусть будет любаяработа, которую вы любите. Вам не нужно быть президентом страны, чтобы быть счастливым. Возможно, просто делая туфли — но делая их с такой интенсивностью и полнотой, что вы совершенно теряетесь в действии, — вы гораздо более благословенны, чем любой президент.
В тот миг, когда вы потерялись в работе, вы становитесь почти как флейта на устах самого сущего. Каждый ваш жест грациозен, и каждый ваш миг приносит небесную музыку земле. Вы становитесь проводником.
Кто из вас хотел бы стать тростинкой, немой и безмолвной, когда все вокруг поет в унисон?
Почти немыслимо огромна вселенная. И самые последние открытия физики говорят, что эта вселенная не статична, у нее нет границы. Она постоянно расширяется, становится все больше и больше. Со скоростью света все звезды разбегаются от центра. Вселенная сегодня гораздо больше, чем была вчера. Завтра вы будете жить в еще большей вселенной. Похоже, нет пределов сущему и его расширению. Но находятся люди, которые не в ладу с этой огромной вселенской гармонией.
Даже здесь я вижу двух или трех человек каждый день: когда вы все поете, радуетесь, они сидят как мертвые, которых только что привели из их могил. Если они не могут быть частью танца и музыки, они не должны находиться здесь. Даже когда я оказываю почтение им своими сложенными руками, они сидят мертвые и жесткие.
Вы должны наблюдать: всякий раз, когда вы видите какого-нибудь мертвого человека здесь, — не позволяйте ему находиться в этом храме живых. Я не трачу свое время на мертвых, ведь есть много кладбищ, куда я мог бы пойти и безо всяких хлопот, без чьих-либо помех, без любых споров поговорить с мертвыми к своему полному удовлетворению.
Это живой храм бога. Если вы не можете пребывать в общении с моими людьми, пожалуйста, не входите сюда. Здесь не место для вас. Возможно, это агенты мертвого полицейского комиссара! Так или иначе, я оказываю почтение их достоинству, сложив руки, а они даже не в силах проявить такой же вежливости. И когда вы все поете и радуетесь, я смотрю на них — они выглядят так безобразно, так неуместно.
Так что каждый из вас должен быть бдительным. Если вы обнаружите какого-то мертвого человека, сидящего рядом с вами, убедите его никогда больше не переступать порог этого храма. И что весьма странно — те мертвецы всегда сидят на стульях! Я знаю, нужно уважать мертвых, но и у мертвых тоже должно быть какое-то уважение по отношению к живым.
Так что запомните: с завтрашнего дня, если я замечу кого-нибудь несозвучного с вами, мне придется пройти к вам, взять этого человека и вышвырнуть его. Довольно — значит довольно; я ожидал достаточно — этих людей нужно тщательно обыскивать; может быть, они носят с собой оружие. И если кого-нибудь обнаружите с оружием, сообщите о нем в полицию. Даже
если он говорит, что он полицейский в штатской одежде; даже если он показывает свое удостоверение личности, — все может оказаться фальшивым. Если надпись можно отпечатать, то почему вы думаете, что удостоверение личности не может быть отпечатано?
Оружия не должно быть в этом храме. Это святотатство. Это против разума, против любви, против молитвы. Они могут приходить, даже если они агенты полиции, если они приходят как ученики. У каждого есть какая-нибудь профессия... сюда даже ворам и убийцам добро пожаловать.