Страница:
Хэсситай еще раз оглянулся, шмыгнул в петушиный сарайчик и притворил за собой дверь. Байхин был в этом свято уверен. Погоня тоже не усомнилась. Топоча и обгоняя другу друга, ловцы ринулись в сарайчик.
А когда они оказались внутри все до единого, из-за сарая вышел Хэсситай и крепко запер за ними дверь.
Еще несколько мгновений - и он оказался возле Байхина.
- Вот теперь вперед, - уже не таясь, почти в полный голос произнес он.
- С ума сойти можно! - повертел головой Байхин. - Эк ты раздвоился! Это твое воинское мастерство или твоя магия?
- А тебе не все ли равно? - хмыкнул Хэсситай. - Ты не спрашивай, ты поторапливайся. И на сарайчик не оглядывайся. И без тебя господ стражников укукарекают. Поживей, пока в доме не услышали.
И Хэсситай с Байхином, покинув заросли пыльных лопухов, бодрым шагом подошли к двери с гордой вывеской "Бойцовый петух".
Если хозяина и насторожил заливистый собачий лай, совершенно заглушивший вопли ловцов и злобное кукареканье, то при виде путников он заметно поуспокоился: вот, значит, кого приветствовали своим лаем зубастые мохнатые сторожа.
- Комнату, господа хорошие? - уверенно поинтересовался он и уже было потянулся к связке ключей.
- Недосуг нам, - покачал головой Хэсситай. - И рады бы отдохнуть, да дело у нас спешное очень. Нам бы какой-нибудь еды с собой и две чашки вина на дорожку. Лучше подогретого, но если нет, сойдет и холодное. Торопимся мы.
- На ночь глядя? - запротестовал хозяин "Бойцового петуха" - а руки его тем временем уже заворачивали в тонкую лепешку несколько кусков сочного жареного мяса. Хэсситай не успел еще уложить еду в дорожную сумку, а перед ним и Байхином дымились уже на стойке две чашки горячего вина с пряностями.
- Спасибо, хозяин, - искренне поблагодарил Хэсситай, прихлебывая обжигающий напиток. - Не скажете ли, где тут самый короткий путь до столицы?
- После третьего перекрестка сойдите с дороги и ступайте по тропинке направо. Там она такая одна, не ошибетесь. По тропинке выйдете на большой торговый тракт, а там уже недалеко будет, - охотно ответил хозяин и поморщился, заслышав новый взрыв собачьего негодования. - Тьфу, дармоеды! Вот ведь разлаялись... никакого сладу нет. Брешут и брешут без дела, пустобрехи неуемные!
- Может, и не без дела, - заметил Хэсситай, выкладывая на стойку связку мелких монет. - Мы, когда шли, заприметили... что-то шумно у вас на заднем дворе... и вроде бы из сарая шум доносился...
Видать, бойцовые петухи и впрямь изрядных денег стоили. Хозяин охнул, побагровел, выхватил из-под стойки припрятанный там громадный дрын и опрометью бросился за дверь, даже не озаботившись прибрать плату за еду и вино, оставленную щедрыми торопливыми путниками.
- А теперь сматываемся, да поживей, - скомандовал Хэсситай, едва только захлопнулась дверь.
Байхин весело тряхнул головой.
- Ты нарочно у него дорогу спрашивал?
- Конечно, - беззаботно ответил Хэсситай. - Если только господ стражников еще на тряпочки не расклевали, теперь-то они от нас нипочем не отстанут. А чтобы невзначай с нами не разминулись по скудоумию, я им слел и оставил.
Глава 9
Время! Время Хэсситай рассчитал до малейшей доли мгновения. И не важно, взаправду ли он раздвоился силой своей магии или же Байхину померещилось. Главное, что Хэсситай успел-таки сдернуть покрывала с клеток и выпустить бойцовых петухов ровно за миг до того, как стражники во главе с наблюдателем припожаловали в сарай. И весть о вторжении в сей заповедный утолок он хозяину преподнес не рано и не поздно, а опять-таки в самую пору: живы остались даже наиболее поклеванные стражники. Хэсситай и в бытность свою Ночной Тенью бессмысленных убийств не жаловал, а став киэн, и вовсе начал брезговать любым убийством: зачем человеку нож в руках, если у него есть голова на плечах? Да и чего ради ему лишать жизни обезволенных болезнью пустоглазых? Все едино они назад не вернутся. Пока ополоумевший от ярости хозяин снял засов с сарайной двери, да пока выволок вопящих ловцов из сарая, да вытянул их своим дрыном разок-другой, да позагонял петухов обратно в клетки, да снова выволок обессиленную погоню из лопухов, куда бедняги повалились отлежаться, и не просто так выволок, а с целью отходить гнусных ворюг поперек хребта... опять же пока ловцам удалось втолковать хозяину, что никакие они не воры, а в некотором роде совсем даже наоборот, - не сразу ведь он дал себя урезонить настолько, чтобы вопли мнимых грабителей дошли до его сознания. Поутихнув немного, он все же был вынужден признать правоту незадачливых стражников: ведь со стороны сколько-нибудь разумных воров было бы странно запираться в одном сарае с разъяренными птицами - и уж вовсе немыслимо было бы запереться снаружи. А раз не сами они засов за собой задвинули, значит, им кто-то поспособствовал. Но покуда хозяин все это уразумел, времени прошло немало.
Передышку Хэсситай выиграл изрядную. Не только, впрочем, передышку. Если раньше и можно было опасаться, что королевский наблюдатель все же начнет размышлять, что Хэсситаю давеча понадобилось в городе, то теперь его подозрений можно было не страшиться. Если и выдастся у него досужая минута, то помышлять он станет не о том, чем Хэсситай занимался, а о том, как бы его изловить. Трое наиболее поклеванных и побитых стражников остались отлеживаться в "Бойцовом петухе" - но остальных теперь нипочем не заставишь бросить погоню.
Дорогу Хэсситай разузнавал, разумеется, только для вида. Он и сам прекрасно знал путь, ведущий к столице, и не стал мешкать, разыскивая в потемках тропу, уводящую в сторону тракта. Да и зачем ему тропа? Он повел Байхина прямиком по бездорожью. Байхин следовал за Хэсситаем, даже не пытаясь самостоятельно ориентироваться в темноте: он знал, что выйдет это у него не в пример хуже, чем у Ночной Тени, пусть и бывшей. Да и места кругом чужие, незнакомые. Проще довериться чутью Хэсситая. Байхин не сомневался, что мастер знает, куда идти, - ни тогда, когда высоченные лопухи фамильярно погладили его по лицу, ни когда под ногами неприятно зачавкало.
Темнота была недолгой. Вскоре из-за горизонта вывалилась большая луна, ярко-серебряная, с чуть заметной яблочной прозеленью. Байхин сложил губы трубочкой и шумно втянул влажный ночной воздух.
Поистине страшным могуществом обладает лунный свет. Что он творит, изменяя прихотливо черты привычной реальности! Словно новорожденный Бог, радуясь умению растопырить и сжать пальчики, сжимает тонкие пеленки своей еще неловкой ручкой. Точно так же - бессмысленно, радостно и властно лунный свет сминает и растягивает землю и травы, пересотворяя лицо мира на свой лад. Как гласит старая воинская пословица, "не доверяй чужому оружию, первому льду и лунному свету". Уж если ночная вылазка оказывалась неизбежной, Байхин предпочитал совершить ее в темноте, нежели полагаться на обманчивую ясность лунных ночей даже и в знакомых краях, что уж тут говорить о чужой местности! Все вокруг залито потоками чистого сияния... каждую травинку, каждую росинку видно отчетливее, чем днем... вот только верить своим глазам лунной ночью не стоит. Луг в блистающей росе можно принять за озеро, а озерную гладь - за торную дорогу. Листва утрачивает дневную прозрачность, и куст притворяется тенью, а тень - кустом. И любое расстояние заведомо не то, каким кажется, - вот только ни рассудок, ни глазомер не помогут определить, сколько шагов осталось до одинокого серого валуна... если только это и в самом деле валун. И не только зрение - прочие чувства тоже обманут. Ночью и звуки, и запахи совсем другие, не те, что днем. Дневные запахи прогретой солнцем земли и листьев вместе с солнцем и засыпают. Лунная ночь пахнет совсем другой землей, напоенной влажной прохладой. Ночью раскрываются совсем другие цветы, и знакомые птицы кричат незнакомыми голосами.
Байхин только головой мотал, пытаясь избавиться от насмешливо-властного очарования лунного света. Хэсситай спокойно скользил сквозь сияние, осыпая его с травы, и за ним тянулась по лугу темная дорожка. Потом он резко свернул наискось в какие-то заросли, и Байхин побрел за ним, продираясь через кусты. Отчетливо пахнуло откуда-то справа драконьими язычками... быть того не может... Драконьи язычки - цветок садовый, дичком не растут... или все-таки растут? Может, поблизости заглохший сад? Да, так и есть, вот и останки изгороди под ногами... а в бугорках, густо поросших травой, угадываются очертания грядок... не угодить бы ненароком в колодезь - наверняка ведь прячется где-то в лопухах... а вот, слава Богам, и тропинка... или нет? Нет, не тропинка - хорошая дорога, твердая, хоженая.
- Привал, - скомандовал Хэсситай, сходя с дороги в заросли кустов на обочине. - Это Большой Тракт. Можешь располагаться на отдых. Погоню мы опередили надолго. Они сюда хорошо если к рассвету доберутся.
Байхин последовал его совету и мигом растянулся на траве, предварительно стряхнув с нее остатки росы.
- Красиво-то как, - произнес он и неожиданно для себя зевнул.
- Можешь, конечно, полюбоваться, - язвительно произнес Хэсситай, - но я бы на твоем месте все-таки вздремнул. День у тебя выдался тяжелый, да и завтрашний тоже будет не из легких.
Байхин хотел было обиженно возразить, что он совсем-совсем не устал, что может пройти еще столько и еще полстолько, если понадобится, и нечего Хэсситаю равнять его с изнеженными воинами, которые и по канату-то пройти толком не умеют... Уже и рот раскрыл - но тут же снова зевнул и уснул раньше, чем успел закрыть рот.
Выспался Байхин преотлично и пробудился с первыми же лучами рассвета. Утро выдалось ясное, безоблачное. Зато при первом же взгляде на Хэсситая Байхину помстилось, что он знает, куда подевались облака и прочие всевозможные тучи: не иначе, Хэсситай всю ночь собирал их с небес, чтобы придать своей физиономии подобную мрачность.
- Что случилось? - спросил Байхин, тщетно пытаясь подавить неуместную зевоту.
- Дурака я свалял, - хмуро признался Хэсситай.
- Ты? - искренне удивился Байхин. - Нипочем не поверю.
- А зря, - поморщился Хэсситай. - Погоню мы, конечно, опередили, спору нет. Вот только теперь в ней добрых полсотни человек.
- Откуда? - снова изумился Байхин. - Тут что, через каждую сотню шагов содержится гарнизон, где можно пяток-другой стражников перехватить?
- Какой там гарнизон! - вздохнул Хэсситай. - В любой деревушке поднять людей среди ночи и в погоню отрядить - вот тебе и подкрепление. Хотя я и не понимаю, как им это удалось.
- А что тут непонятного? - поинтересовался Байхин.
- Ты хоть раз пробовал разбудить среди ночи крестьянина и заставить его что-то сделать? Да он пошлет тебя куда подальше и снова дрыхнуть завалится... если, конечно, ты его и вообще добудиться сумеешь.
- Так то обычный нормальный крестьянин, - возразил Байхин. - Много ты тут обычных нормальных людей видел? От силы одного на двадцать. А остальные без приказу не знают, что им с собой начать, - но уж по приказу все сделают. Хоть живьем сожрут, если велено.
- А уж если именем короля прикажут... - подхватил Хэсситай. - Да, ты прав. Я-то думал отдохнуть немного и прогуляться до столицы потихонечку - а выходит, нам придется поторапливаться.
Он с сожалением посмотрел на свой дорожный мешок.
- Хоть бы шарики покидать самую малость, - почти жалобно произнес он. - Потом-то времени точно не будет.
Байхин с трудом сдержал улыбку. Хэсситаю о собственной жизни в пору тревожиться, а он только о том и помышляет, что руки размять не успел. Одно слово - киэн с двадцатилетним опытом... А интересно, был ли за эти двадцать лет хоть один день, когда бы Хэсситай тренировкой пренебрег? Наверное, нет. Подумать страшно: двадцать лет изо дня в день... неужели когда-нибудь и для Байхина день, проведенный праздно, станет чем-то немыслимым? Одно дело урывать каждую минутку для занятий в жажде поскорей постигнуть ремесло... и совсем другое дело - когда проснуться и не приняться за шарики столь же невозможно, как проснуться со свиным рылом вместо носа. Как разучиться дышать. Неужели и Байхин станет таким же лет через двадцать?
Хэсситай еще раз посмотрел на свой мешок, словно ожидая, что шарики и кольца вот-вот сами выпрыгнут к нему прямо в руки, но все принадлежности его ремесла по-прежнему лежали в мешке смирнехонько и вылезать не собирались.
- Ладно, - вздохнул киэн, подымая мешок, - пойдем.
- Шумно или тихо? - полюбопытствовал Байхин. Хэсситай на мгновение задумался.
- А вот теперь, пожалуй что, тихо, - решил он. - Если заприметят значит так тому и быть, а если нет... лучше нам лишний раз на глаза никому не соваться. Иначе может дойти до кровопролития, а я, знаешь ли, убивать без нужды брезгую. А резня нам так и вовсе ни к чему.
Байхин сумрачно усмехнулся в душе: судя по голосу, свое отношение к бессмысленным убийствам Хэсситай выразил предельно точно. Не "боюсь", не "осуждаю", а вот именно что "брезгую". В его голосе звучала ледяная гадливость. Байхина от самого его тона словно сквозняком по спине протянуло.
- Думаешь, до этого дело дойдет? - тихо спросил он.
- Уверен, - без колебаний ответил Хэсситай. - Ты ведь сам говорил: пустоглазые сделают все, что им только ни прикажи. Достаточно им приказать схватить нас любой ценой - думаешь, достаточно будет пару-тройку стражников трупами положить, чтоб остальные со страху поразбежались? Как бы не так. Нам придется убить их всех. И мне что-то не кажется, что я управлюсь с такой толпой. Даже и с твоей помощью.
Прятаться от погони на широкой, всякому взгляду открытой дороге оказалось не так уж и трудно: знай примечай издалека подходящие кусты да прячься в них при первом же признаке опасности. Байхин и Хэсситай то опережали погоню, то намеренно приотставали, пропуская ее вперед. Они подолгу высиживали в укрытии и отдыхали, ожидая, покуда ловцы в очередной раз минуют их: те еле плелись, скорбно утирая пот пропыленными рукавами. Жиэн - народ поворотливый, легкий на ногу, а вот о городской страже этого не скажешь. Хоть и кажется, что стражник весь день на ходу, а всего-то пути у него - от рыночной площади до управы, от Стрельчатой Башни до городской тюрьмы. И повсюду найдется шустрый трактирщик или содержатель притона, который и зазвать к себе почтенного господина стражника всегда готов, и угостить, а то и напоить в надежде, что тот в ответ посмотрит сквозь пальцы кое на какие делишки, так что на деле выходит, что шествуют стражники от трактира до трактира, если только и вовсе не засядут отдыхать от трудов дневных до самого вечера... словом, не утруждают себя доблестные стражи порядка излишней ходьбой. А чтобы весь вечер да всю ночь по проселочным дорогам в потемках блукать - неслыханное дело! Ноги у стражников были сбиты до хромоты. А разбуженные среди ночи крестьяне зевали во весь рот и пошатывались на ходу. Когда они брели мимо затаившихся киэн, Байхин готов был поклясться, что расслышал даже тихое всхрапывание. Нормальные люди давно бы воспротивились этой бессмысленно безостановочной ходьбе и остановились на отдых - но пустоглазых гнал вперед полученный приказ. Однако если голова пуста, тело за ее дурость не в ответе, оно все равно свое возьмет. Даже пустоглазые не могут шагать, не сбавляя ходу, почти сутки напролет. Желая отстать от погони, Хэсситай с Байхином все дольше отсиживались по кустам и все быстрей нагоняли своих преследователей.
- Если этот поганец не велит им остановиться, - прошептал Байхин, они того и гляди свалятся.
- Ну, это не моя печаль, верно? - ухмыльнулся Хэсситай. - Хотя господин наблюдатель, и верно, дурак кромешный. Я бы на его месте дал людям роздыху.
Господин наблюдатель оказался повыносливей прочих - все ж таки из бывших киэн. Конечно, и он порядком устал - лицо осоловелое, взгляд томный, уголки рта опущены, словно завязки у кошелька. Однако ноги он переставлял так бойко, словно дорога обжигала ему пятки: неутоленная ненависть гнала его вперед. А покуда он сам не свалится посреди дороги, остальным нечего и мечтать об отдыхе. Насмерть загонит, мертвыми идти заставит, а от цели своей не отступится. Найти, настигнуть, схватить... хорошо бы еще в клочья разорвать... Впрочем, королевские палачи разделают пленников с большей фантазией... Ладно, так уж и быть - схватить и отдать на растерзание.
Мало-помалу придорожные кусты стали попадаться все реже, зато вдоль обочины то и дело замелькали домики - поначалу одинокие, потом по нескольку боязливо жмущихся друг к другу хибарок, за которыми так удобно прятаться от преследователей... Байхин не сразу и понял, что дорога давно уже тянется через предместья.
То, что Байхину довелось увидеть в этом предместье, ошеломило его до полного остолбенения и в памяти запечатлелось накрепко. И неудивительно: редкое зрелище могло потягаться со столичным предместьем. Даже и долгие годы спустя Байхину виделись изредка жуткие сны: узкие улочки, перегороженные бельевыми веревками... скрипучие деревянные настилы, причудливо разрисованные окаменевшим от времени птичьим пометом... горластые, пахнущие сыростью коты... и ветхие домики, теснящиеся самым неправдоподобным образом, налезающие друг на друга... домики, которые должны бы лепиться к городской стене... но городской стены нет, и они прижимаются к пустоте, готовые рухнуть от малейшего сотрясения, от первого же дождя, даже от жарких солнечных лучей, тяжелых и тусклых, словно свинец... домики, домишки, хибары, халупы, незримой линией отсеченные от других, точно таких же, и так же судорожно облапивших пустоту по другую сторону невидимой черты. Нет городской стены, словно и не было никогда. А ворота есть. Крепкие ворота с прочными засовами. И стражники при воротах имеются - а как же иначе? И хоть бы кому пришло в голову миновать ворота, перешагнуть через пустоту - нет, все, кому нужно попасть в город или выбраться из него, дружно шествуют с умным видом через ворота... а перед тем долго плетутся вдоль несуществующей городской стены, как если бы она красовалась на прежнем месте... и никто, никто ни взглядом, ни жестом не смеет выказать, что хотел бы сократить дорогу! С пустоглазых что и взять прикажи им видеть стену на прежнем месте, и они себе лоб об нее разобьют... но ведь и обычные, не затронутые болезнью люди попадались в толпе хоть изредка - однако и они пробирались вдоль пустого места к воротам и терпеливо ждали, покуда стражники соизволят впустить их или выпустить.
Только одним страшные сны, посещавшие Байхина, отличались от яви: во сне узкая черта пустоты рассекала землю надвое, уходя в невесть какие глубины, - а в действительности между столицей и ее предместьем в земле не зияла зловещая рана. Там, где еще недавно возвышалась опоясывающая город стена, тянулась вровень с землей полоса каменной кладки. Распотрошить фундамент потрудней, чем снести стену, - вот пока и не добрались неведомые Байхину разрушители до основания стены... пока не добрались. Кое-где ровный тесаный камень сменялся обломками, словно кто-то пытался вынуть камень из кладки - не целиком, так хоть расколов его на части.
- Здесь война была? - тихо спросил потрясенный Байхин.
- А что, разве похоже? - ощерился Хэсситай.
- Н-нет, не очень, - признал Байхин, - но... стену ведь кто-то разрушил... интересно, что король собирается теперь делать.
- Расковыривать фундамент, - ехидно и зло предположил Хэсситай. - Нет, я не шучу. Собственно, я чего-то в этом роде и ожидал. Я даже догадываюсь, зачем он это сделал.
- Он что, сумасшедший? - охнул Байхин.
- Да, - отрезал Хэсситай. - Я ведь говорил тебе. Корона и магия несовместимы. - Он помолчал немного и добавил: - Похоже, этот мерзавец рехнулся куда основательней, чем я предполагал. И намного раньше.
Он передернул плечами и решительно двинулся к воротам.
- Эй, ты куда? - поймал его за локоть Байхин.
- В город, куда же еще? - ответил Хэсситай. - Конечно, в воротах нас могут остановить, а тем временем и погоня подоспеет... но все-таки не стоит нам сигать через стену. Хоть и нет ее больше. Здесь это явно не принято. На нас могут обратить внимание.
- Кто? - Байхин улыбнулся странной нехорошей улыбкой, отдаленно похожей на широкий зевок, каким дикий кот выражает высокомерное презрение к недостойному противнику. - Сдается, ты до сих пор не понял, с кем мы имеем дело. Ты, может, и видел раньше тех, кто переболел смертной тоской, - но я-то болел ею сам. Пустоглазый - это ведь не совсем человек. Это ходячая вещь. Раз ему сказано, что стена на месте, - значит на месте. Раз велено не верить глазам своим - значит и не поверит. Да никто попросту не сможет нас увидеть. Люди не ходят через стену насквозь - значит и нет там никаких людей.
- Ты уверен? - приподнял бровь Хэсситай.
- Еще как, - хмуро ответил Байхин. - Я ведь очень хорошо помню это состояние. Так и тянет покориться, послушаться... сделать что велено только то, что велено, и ничего больше... так невыносимо проявлять свою волю... да нет, не проявлять даже - иметь свою волю. - Он помолчал немного, и его лицо вновь исказилось страшной зевающей улыбкой. - Ты правильно сделал, что согласился принять мою помощь. Иначе я бы взялся за дело самостоятельно. Я ведь на своей шкуре испытал, каково переболеть смертной тоской. Маг, напустивший эту мерзость на целую страну, не может ожидать от меня ничего хорошего. И не получит.
- Ладно, - вздохнул Хэсситай, - уговорил. Пойдем через стену. Тем более что на дороге погоня наша завиднелась, так что мешкать в воротах нам и впрямь не стоит.
И оба киэн пересекли каменную полосу.
Пустоглазые и в самом деле их не увидели. Тут Байхин оказался прав. Пустоглазых опасаться не следовало. Вот кого им следовало остерегаться, так это обычных людей, а их Байхин как раз и не принял в расчет. И совершенно зря. Трудно сказать, что руководило тем обычным, здоровым, нормальным человеком, который поднял крик. Ненависть? Зависть? Желание получить награду? Или просто страх? Да разве это важно? Хэсситай походя заставил его умолкнуть, треснув бедолагу ребром ладони по шее, но для двоих киэн было уже поздно. Во мгновение ока они из лазутчиков в стане врага превратились в беглецов.
Потом уже, обдумывая на досуге случившееся, Байхин решил, что заорал тот человек все-таки со страху. Пустоглазые, конечно, пустоглазыми - но и обычные люди в известной степени поддались наваждению. Нет, не магии... но всеобщее мнение иной раз и посильней магии будет - и попробуй ты не даться ему в обман! Попробуй не увидеть отсутствующую стену, раз все говорят, что она стоит на прежнем месте. Этот несчастный искренне убедил себя, что стена по-прежнему несокрушима, - и завопил от ужаса, узрев чудо. Двоих людей, преспокойно проходящих сквозь нее. Да, именно так... от ужаса и отчасти от восторга.
Но думал об этом Байхин уже потом - а тогда у него минутки лишней не было для размышления. Увернуться, поднырнуть, проскользнуть - и бежать, и снова подныривать, и снова бежать, стараясь не оторваться от Хэсситая, и вновь перепрыгивать, уворачиваться и бежать...
Вопящие рты, расквашенные носы, воздетые кулаки... внезапно посреди истошно завывающего месива бессмысленной плоти возникло лицо - такое бледное рядом с багровыми от злобы рожами. Губы его двигались беззвучно, но Байхин отчетливо прочитал по ним: "Сюда!" И снова ни минуты времени призадуматься - а не ловушка ли это? Пока будешь размышлять, тебя мигом сомнут и разорвут в клочья. Байхин предпочел довериться наитию - а наитие побуждало предложенную помощь принять. Он на бегу подтолкнул Хэсситая, взглядом указывая на неожиданного союзника. Хэсситай кивнул - и ринулся в противоположную сторону.
Байхин уцепился за ветку дерева, подтянулся, одним прыжком перемахнул на крышу, перескочил на другую, спрыгнул в пустой переулок, пробежал немного, поднырнул под низенькую арку, обогнул хлопающий на ветру полотняный навес... и тут чья-то рука ухватила Байхина за шиворот, а вторая с силой толкнула его в невесть откуда взявшийся узкий дверной проем.
Отдышавшись кое-как, Байхин огляделся по сторонам.
Погребок, где он так внезапно очутился, больше всего походил на трактир, знававший лучшие времена: с кухни не тянуло ароматом съестного, за пыльными столиками - ни одного посетителя. Только за стойкой незнакомый тип невозмутимо взирает на Байхина, словно ему не впервой видеть, как клиентов зашвыривают в трактир пинками.
Вновь приоткрылась дверь, и в погребок протиснулся бочком Хэсситай. За ним следовал их негаданный спаситель. Он задвинул засов, навесил на дверь тяжелый замок и дважды повернул огромный ключ.
Сбитая со следа толпа осталась снаружи.
- Прошу вон туда, - произнес хозяин погребка, окончив свои манипуляции с замком, и махнул рукой куда-то в сторону сплошной стены позади стойки. Ломиться ко мне скорей всего не станут - все давно привыкли, что у меня до вечера заперто, - а все-таки верней будет спрятаться.
Он что, мелькнуло в голове у Байхина, наслушался воплей толпы и вообразил, будто мы и в самом деле сквозь стены ходить умеем?
Перехватив его взгляд, парень за стойкой улыбнулся и поддернул рукава, словно фокусник перед исполнением особо хитроумного трюка. Затем он подошел к полке с посудой и переставил тяжелую глиняную миску с места на место, после чего выжидающе замер, будто приглашая почтеннейшую публику убедиться, что коробочка, из которой сейчас вылезет живой слон, и в самом деле пуста. Выдержав должную паузу и вдоволь насладившись откровенным замешательством почтеннейшей публики, он легонько толкнул полку. Полка повернулась вместе с частью стены, открывая проход в надежно укрытую от посторонних глаз комнату.
А когда они оказались внутри все до единого, из-за сарая вышел Хэсситай и крепко запер за ними дверь.
Еще несколько мгновений - и он оказался возле Байхина.
- Вот теперь вперед, - уже не таясь, почти в полный голос произнес он.
- С ума сойти можно! - повертел головой Байхин. - Эк ты раздвоился! Это твое воинское мастерство или твоя магия?
- А тебе не все ли равно? - хмыкнул Хэсситай. - Ты не спрашивай, ты поторапливайся. И на сарайчик не оглядывайся. И без тебя господ стражников укукарекают. Поживей, пока в доме не услышали.
И Хэсситай с Байхином, покинув заросли пыльных лопухов, бодрым шагом подошли к двери с гордой вывеской "Бойцовый петух".
Если хозяина и насторожил заливистый собачий лай, совершенно заглушивший вопли ловцов и злобное кукареканье, то при виде путников он заметно поуспокоился: вот, значит, кого приветствовали своим лаем зубастые мохнатые сторожа.
- Комнату, господа хорошие? - уверенно поинтересовался он и уже было потянулся к связке ключей.
- Недосуг нам, - покачал головой Хэсситай. - И рады бы отдохнуть, да дело у нас спешное очень. Нам бы какой-нибудь еды с собой и две чашки вина на дорожку. Лучше подогретого, но если нет, сойдет и холодное. Торопимся мы.
- На ночь глядя? - запротестовал хозяин "Бойцового петуха" - а руки его тем временем уже заворачивали в тонкую лепешку несколько кусков сочного жареного мяса. Хэсситай не успел еще уложить еду в дорожную сумку, а перед ним и Байхином дымились уже на стойке две чашки горячего вина с пряностями.
- Спасибо, хозяин, - искренне поблагодарил Хэсситай, прихлебывая обжигающий напиток. - Не скажете ли, где тут самый короткий путь до столицы?
- После третьего перекрестка сойдите с дороги и ступайте по тропинке направо. Там она такая одна, не ошибетесь. По тропинке выйдете на большой торговый тракт, а там уже недалеко будет, - охотно ответил хозяин и поморщился, заслышав новый взрыв собачьего негодования. - Тьфу, дармоеды! Вот ведь разлаялись... никакого сладу нет. Брешут и брешут без дела, пустобрехи неуемные!
- Может, и не без дела, - заметил Хэсситай, выкладывая на стойку связку мелких монет. - Мы, когда шли, заприметили... что-то шумно у вас на заднем дворе... и вроде бы из сарая шум доносился...
Видать, бойцовые петухи и впрямь изрядных денег стоили. Хозяин охнул, побагровел, выхватил из-под стойки припрятанный там громадный дрын и опрометью бросился за дверь, даже не озаботившись прибрать плату за еду и вино, оставленную щедрыми торопливыми путниками.
- А теперь сматываемся, да поживей, - скомандовал Хэсситай, едва только захлопнулась дверь.
Байхин весело тряхнул головой.
- Ты нарочно у него дорогу спрашивал?
- Конечно, - беззаботно ответил Хэсситай. - Если только господ стражников еще на тряпочки не расклевали, теперь-то они от нас нипочем не отстанут. А чтобы невзначай с нами не разминулись по скудоумию, я им слел и оставил.
Глава 9
Время! Время Хэсситай рассчитал до малейшей доли мгновения. И не важно, взаправду ли он раздвоился силой своей магии или же Байхину померещилось. Главное, что Хэсситай успел-таки сдернуть покрывала с клеток и выпустить бойцовых петухов ровно за миг до того, как стражники во главе с наблюдателем припожаловали в сарай. И весть о вторжении в сей заповедный утолок он хозяину преподнес не рано и не поздно, а опять-таки в самую пору: живы остались даже наиболее поклеванные стражники. Хэсситай и в бытность свою Ночной Тенью бессмысленных убийств не жаловал, а став киэн, и вовсе начал брезговать любым убийством: зачем человеку нож в руках, если у него есть голова на плечах? Да и чего ради ему лишать жизни обезволенных болезнью пустоглазых? Все едино они назад не вернутся. Пока ополоумевший от ярости хозяин снял засов с сарайной двери, да пока выволок вопящих ловцов из сарая, да вытянул их своим дрыном разок-другой, да позагонял петухов обратно в клетки, да снова выволок обессиленную погоню из лопухов, куда бедняги повалились отлежаться, и не просто так выволок, а с целью отходить гнусных ворюг поперек хребта... опять же пока ловцам удалось втолковать хозяину, что никакие они не воры, а в некотором роде совсем даже наоборот, - не сразу ведь он дал себя урезонить настолько, чтобы вопли мнимых грабителей дошли до его сознания. Поутихнув немного, он все же был вынужден признать правоту незадачливых стражников: ведь со стороны сколько-нибудь разумных воров было бы странно запираться в одном сарае с разъяренными птицами - и уж вовсе немыслимо было бы запереться снаружи. А раз не сами они засов за собой задвинули, значит, им кто-то поспособствовал. Но покуда хозяин все это уразумел, времени прошло немало.
Передышку Хэсситай выиграл изрядную. Не только, впрочем, передышку. Если раньше и можно было опасаться, что королевский наблюдатель все же начнет размышлять, что Хэсситаю давеча понадобилось в городе, то теперь его подозрений можно было не страшиться. Если и выдастся у него досужая минута, то помышлять он станет не о том, чем Хэсситай занимался, а о том, как бы его изловить. Трое наиболее поклеванных и побитых стражников остались отлеживаться в "Бойцовом петухе" - но остальных теперь нипочем не заставишь бросить погоню.
Дорогу Хэсситай разузнавал, разумеется, только для вида. Он и сам прекрасно знал путь, ведущий к столице, и не стал мешкать, разыскивая в потемках тропу, уводящую в сторону тракта. Да и зачем ему тропа? Он повел Байхина прямиком по бездорожью. Байхин следовал за Хэсситаем, даже не пытаясь самостоятельно ориентироваться в темноте: он знал, что выйдет это у него не в пример хуже, чем у Ночной Тени, пусть и бывшей. Да и места кругом чужие, незнакомые. Проще довериться чутью Хэсситая. Байхин не сомневался, что мастер знает, куда идти, - ни тогда, когда высоченные лопухи фамильярно погладили его по лицу, ни когда под ногами неприятно зачавкало.
Темнота была недолгой. Вскоре из-за горизонта вывалилась большая луна, ярко-серебряная, с чуть заметной яблочной прозеленью. Байхин сложил губы трубочкой и шумно втянул влажный ночной воздух.
Поистине страшным могуществом обладает лунный свет. Что он творит, изменяя прихотливо черты привычной реальности! Словно новорожденный Бог, радуясь умению растопырить и сжать пальчики, сжимает тонкие пеленки своей еще неловкой ручкой. Точно так же - бессмысленно, радостно и властно лунный свет сминает и растягивает землю и травы, пересотворяя лицо мира на свой лад. Как гласит старая воинская пословица, "не доверяй чужому оружию, первому льду и лунному свету". Уж если ночная вылазка оказывалась неизбежной, Байхин предпочитал совершить ее в темноте, нежели полагаться на обманчивую ясность лунных ночей даже и в знакомых краях, что уж тут говорить о чужой местности! Все вокруг залито потоками чистого сияния... каждую травинку, каждую росинку видно отчетливее, чем днем... вот только верить своим глазам лунной ночью не стоит. Луг в блистающей росе можно принять за озеро, а озерную гладь - за торную дорогу. Листва утрачивает дневную прозрачность, и куст притворяется тенью, а тень - кустом. И любое расстояние заведомо не то, каким кажется, - вот только ни рассудок, ни глазомер не помогут определить, сколько шагов осталось до одинокого серого валуна... если только это и в самом деле валун. И не только зрение - прочие чувства тоже обманут. Ночью и звуки, и запахи совсем другие, не те, что днем. Дневные запахи прогретой солнцем земли и листьев вместе с солнцем и засыпают. Лунная ночь пахнет совсем другой землей, напоенной влажной прохладой. Ночью раскрываются совсем другие цветы, и знакомые птицы кричат незнакомыми голосами.
Байхин только головой мотал, пытаясь избавиться от насмешливо-властного очарования лунного света. Хэсситай спокойно скользил сквозь сияние, осыпая его с травы, и за ним тянулась по лугу темная дорожка. Потом он резко свернул наискось в какие-то заросли, и Байхин побрел за ним, продираясь через кусты. Отчетливо пахнуло откуда-то справа драконьими язычками... быть того не может... Драконьи язычки - цветок садовый, дичком не растут... или все-таки растут? Может, поблизости заглохший сад? Да, так и есть, вот и останки изгороди под ногами... а в бугорках, густо поросших травой, угадываются очертания грядок... не угодить бы ненароком в колодезь - наверняка ведь прячется где-то в лопухах... а вот, слава Богам, и тропинка... или нет? Нет, не тропинка - хорошая дорога, твердая, хоженая.
- Привал, - скомандовал Хэсситай, сходя с дороги в заросли кустов на обочине. - Это Большой Тракт. Можешь располагаться на отдых. Погоню мы опередили надолго. Они сюда хорошо если к рассвету доберутся.
Байхин последовал его совету и мигом растянулся на траве, предварительно стряхнув с нее остатки росы.
- Красиво-то как, - произнес он и неожиданно для себя зевнул.
- Можешь, конечно, полюбоваться, - язвительно произнес Хэсситай, - но я бы на твоем месте все-таки вздремнул. День у тебя выдался тяжелый, да и завтрашний тоже будет не из легких.
Байхин хотел было обиженно возразить, что он совсем-совсем не устал, что может пройти еще столько и еще полстолько, если понадобится, и нечего Хэсситаю равнять его с изнеженными воинами, которые и по канату-то пройти толком не умеют... Уже и рот раскрыл - но тут же снова зевнул и уснул раньше, чем успел закрыть рот.
Выспался Байхин преотлично и пробудился с первыми же лучами рассвета. Утро выдалось ясное, безоблачное. Зато при первом же взгляде на Хэсситая Байхину помстилось, что он знает, куда подевались облака и прочие всевозможные тучи: не иначе, Хэсситай всю ночь собирал их с небес, чтобы придать своей физиономии подобную мрачность.
- Что случилось? - спросил Байхин, тщетно пытаясь подавить неуместную зевоту.
- Дурака я свалял, - хмуро признался Хэсситай.
- Ты? - искренне удивился Байхин. - Нипочем не поверю.
- А зря, - поморщился Хэсситай. - Погоню мы, конечно, опередили, спору нет. Вот только теперь в ней добрых полсотни человек.
- Откуда? - снова изумился Байхин. - Тут что, через каждую сотню шагов содержится гарнизон, где можно пяток-другой стражников перехватить?
- Какой там гарнизон! - вздохнул Хэсситай. - В любой деревушке поднять людей среди ночи и в погоню отрядить - вот тебе и подкрепление. Хотя я и не понимаю, как им это удалось.
- А что тут непонятного? - поинтересовался Байхин.
- Ты хоть раз пробовал разбудить среди ночи крестьянина и заставить его что-то сделать? Да он пошлет тебя куда подальше и снова дрыхнуть завалится... если, конечно, ты его и вообще добудиться сумеешь.
- Так то обычный нормальный крестьянин, - возразил Байхин. - Много ты тут обычных нормальных людей видел? От силы одного на двадцать. А остальные без приказу не знают, что им с собой начать, - но уж по приказу все сделают. Хоть живьем сожрут, если велено.
- А уж если именем короля прикажут... - подхватил Хэсситай. - Да, ты прав. Я-то думал отдохнуть немного и прогуляться до столицы потихонечку - а выходит, нам придется поторапливаться.
Он с сожалением посмотрел на свой дорожный мешок.
- Хоть бы шарики покидать самую малость, - почти жалобно произнес он. - Потом-то времени точно не будет.
Байхин с трудом сдержал улыбку. Хэсситаю о собственной жизни в пору тревожиться, а он только о том и помышляет, что руки размять не успел. Одно слово - киэн с двадцатилетним опытом... А интересно, был ли за эти двадцать лет хоть один день, когда бы Хэсситай тренировкой пренебрег? Наверное, нет. Подумать страшно: двадцать лет изо дня в день... неужели когда-нибудь и для Байхина день, проведенный праздно, станет чем-то немыслимым? Одно дело урывать каждую минутку для занятий в жажде поскорей постигнуть ремесло... и совсем другое дело - когда проснуться и не приняться за шарики столь же невозможно, как проснуться со свиным рылом вместо носа. Как разучиться дышать. Неужели и Байхин станет таким же лет через двадцать?
Хэсситай еще раз посмотрел на свой мешок, словно ожидая, что шарики и кольца вот-вот сами выпрыгнут к нему прямо в руки, но все принадлежности его ремесла по-прежнему лежали в мешке смирнехонько и вылезать не собирались.
- Ладно, - вздохнул киэн, подымая мешок, - пойдем.
- Шумно или тихо? - полюбопытствовал Байхин. Хэсситай на мгновение задумался.
- А вот теперь, пожалуй что, тихо, - решил он. - Если заприметят значит так тому и быть, а если нет... лучше нам лишний раз на глаза никому не соваться. Иначе может дойти до кровопролития, а я, знаешь ли, убивать без нужды брезгую. А резня нам так и вовсе ни к чему.
Байхин сумрачно усмехнулся в душе: судя по голосу, свое отношение к бессмысленным убийствам Хэсситай выразил предельно точно. Не "боюсь", не "осуждаю", а вот именно что "брезгую". В его голосе звучала ледяная гадливость. Байхина от самого его тона словно сквозняком по спине протянуло.
- Думаешь, до этого дело дойдет? - тихо спросил он.
- Уверен, - без колебаний ответил Хэсситай. - Ты ведь сам говорил: пустоглазые сделают все, что им только ни прикажи. Достаточно им приказать схватить нас любой ценой - думаешь, достаточно будет пару-тройку стражников трупами положить, чтоб остальные со страху поразбежались? Как бы не так. Нам придется убить их всех. И мне что-то не кажется, что я управлюсь с такой толпой. Даже и с твоей помощью.
Прятаться от погони на широкой, всякому взгляду открытой дороге оказалось не так уж и трудно: знай примечай издалека подходящие кусты да прячься в них при первом же признаке опасности. Байхин и Хэсситай то опережали погоню, то намеренно приотставали, пропуская ее вперед. Они подолгу высиживали в укрытии и отдыхали, ожидая, покуда ловцы в очередной раз минуют их: те еле плелись, скорбно утирая пот пропыленными рукавами. Жиэн - народ поворотливый, легкий на ногу, а вот о городской страже этого не скажешь. Хоть и кажется, что стражник весь день на ходу, а всего-то пути у него - от рыночной площади до управы, от Стрельчатой Башни до городской тюрьмы. И повсюду найдется шустрый трактирщик или содержатель притона, который и зазвать к себе почтенного господина стражника всегда готов, и угостить, а то и напоить в надежде, что тот в ответ посмотрит сквозь пальцы кое на какие делишки, так что на деле выходит, что шествуют стражники от трактира до трактира, если только и вовсе не засядут отдыхать от трудов дневных до самого вечера... словом, не утруждают себя доблестные стражи порядка излишней ходьбой. А чтобы весь вечер да всю ночь по проселочным дорогам в потемках блукать - неслыханное дело! Ноги у стражников были сбиты до хромоты. А разбуженные среди ночи крестьяне зевали во весь рот и пошатывались на ходу. Когда они брели мимо затаившихся киэн, Байхин готов был поклясться, что расслышал даже тихое всхрапывание. Нормальные люди давно бы воспротивились этой бессмысленно безостановочной ходьбе и остановились на отдых - но пустоглазых гнал вперед полученный приказ. Однако если голова пуста, тело за ее дурость не в ответе, оно все равно свое возьмет. Даже пустоглазые не могут шагать, не сбавляя ходу, почти сутки напролет. Желая отстать от погони, Хэсситай с Байхином все дольше отсиживались по кустам и все быстрей нагоняли своих преследователей.
- Если этот поганец не велит им остановиться, - прошептал Байхин, они того и гляди свалятся.
- Ну, это не моя печаль, верно? - ухмыльнулся Хэсситай. - Хотя господин наблюдатель, и верно, дурак кромешный. Я бы на его месте дал людям роздыху.
Господин наблюдатель оказался повыносливей прочих - все ж таки из бывших киэн. Конечно, и он порядком устал - лицо осоловелое, взгляд томный, уголки рта опущены, словно завязки у кошелька. Однако ноги он переставлял так бойко, словно дорога обжигала ему пятки: неутоленная ненависть гнала его вперед. А покуда он сам не свалится посреди дороги, остальным нечего и мечтать об отдыхе. Насмерть загонит, мертвыми идти заставит, а от цели своей не отступится. Найти, настигнуть, схватить... хорошо бы еще в клочья разорвать... Впрочем, королевские палачи разделают пленников с большей фантазией... Ладно, так уж и быть - схватить и отдать на растерзание.
Мало-помалу придорожные кусты стали попадаться все реже, зато вдоль обочины то и дело замелькали домики - поначалу одинокие, потом по нескольку боязливо жмущихся друг к другу хибарок, за которыми так удобно прятаться от преследователей... Байхин не сразу и понял, что дорога давно уже тянется через предместья.
То, что Байхину довелось увидеть в этом предместье, ошеломило его до полного остолбенения и в памяти запечатлелось накрепко. И неудивительно: редкое зрелище могло потягаться со столичным предместьем. Даже и долгие годы спустя Байхину виделись изредка жуткие сны: узкие улочки, перегороженные бельевыми веревками... скрипучие деревянные настилы, причудливо разрисованные окаменевшим от времени птичьим пометом... горластые, пахнущие сыростью коты... и ветхие домики, теснящиеся самым неправдоподобным образом, налезающие друг на друга... домики, которые должны бы лепиться к городской стене... но городской стены нет, и они прижимаются к пустоте, готовые рухнуть от малейшего сотрясения, от первого же дождя, даже от жарких солнечных лучей, тяжелых и тусклых, словно свинец... домики, домишки, хибары, халупы, незримой линией отсеченные от других, точно таких же, и так же судорожно облапивших пустоту по другую сторону невидимой черты. Нет городской стены, словно и не было никогда. А ворота есть. Крепкие ворота с прочными засовами. И стражники при воротах имеются - а как же иначе? И хоть бы кому пришло в голову миновать ворота, перешагнуть через пустоту - нет, все, кому нужно попасть в город или выбраться из него, дружно шествуют с умным видом через ворота... а перед тем долго плетутся вдоль несуществующей городской стены, как если бы она красовалась на прежнем месте... и никто, никто ни взглядом, ни жестом не смеет выказать, что хотел бы сократить дорогу! С пустоглазых что и взять прикажи им видеть стену на прежнем месте, и они себе лоб об нее разобьют... но ведь и обычные, не затронутые болезнью люди попадались в толпе хоть изредка - однако и они пробирались вдоль пустого места к воротам и терпеливо ждали, покуда стражники соизволят впустить их или выпустить.
Только одним страшные сны, посещавшие Байхина, отличались от яви: во сне узкая черта пустоты рассекала землю надвое, уходя в невесть какие глубины, - а в действительности между столицей и ее предместьем в земле не зияла зловещая рана. Там, где еще недавно возвышалась опоясывающая город стена, тянулась вровень с землей полоса каменной кладки. Распотрошить фундамент потрудней, чем снести стену, - вот пока и не добрались неведомые Байхину разрушители до основания стены... пока не добрались. Кое-где ровный тесаный камень сменялся обломками, словно кто-то пытался вынуть камень из кладки - не целиком, так хоть расколов его на части.
- Здесь война была? - тихо спросил потрясенный Байхин.
- А что, разве похоже? - ощерился Хэсситай.
- Н-нет, не очень, - признал Байхин, - но... стену ведь кто-то разрушил... интересно, что король собирается теперь делать.
- Расковыривать фундамент, - ехидно и зло предположил Хэсситай. - Нет, я не шучу. Собственно, я чего-то в этом роде и ожидал. Я даже догадываюсь, зачем он это сделал.
- Он что, сумасшедший? - охнул Байхин.
- Да, - отрезал Хэсситай. - Я ведь говорил тебе. Корона и магия несовместимы. - Он помолчал немного и добавил: - Похоже, этот мерзавец рехнулся куда основательней, чем я предполагал. И намного раньше.
Он передернул плечами и решительно двинулся к воротам.
- Эй, ты куда? - поймал его за локоть Байхин.
- В город, куда же еще? - ответил Хэсситай. - Конечно, в воротах нас могут остановить, а тем временем и погоня подоспеет... но все-таки не стоит нам сигать через стену. Хоть и нет ее больше. Здесь это явно не принято. На нас могут обратить внимание.
- Кто? - Байхин улыбнулся странной нехорошей улыбкой, отдаленно похожей на широкий зевок, каким дикий кот выражает высокомерное презрение к недостойному противнику. - Сдается, ты до сих пор не понял, с кем мы имеем дело. Ты, может, и видел раньше тех, кто переболел смертной тоской, - но я-то болел ею сам. Пустоглазый - это ведь не совсем человек. Это ходячая вещь. Раз ему сказано, что стена на месте, - значит на месте. Раз велено не верить глазам своим - значит и не поверит. Да никто попросту не сможет нас увидеть. Люди не ходят через стену насквозь - значит и нет там никаких людей.
- Ты уверен? - приподнял бровь Хэсситай.
- Еще как, - хмуро ответил Байхин. - Я ведь очень хорошо помню это состояние. Так и тянет покориться, послушаться... сделать что велено только то, что велено, и ничего больше... так невыносимо проявлять свою волю... да нет, не проявлять даже - иметь свою волю. - Он помолчал немного, и его лицо вновь исказилось страшной зевающей улыбкой. - Ты правильно сделал, что согласился принять мою помощь. Иначе я бы взялся за дело самостоятельно. Я ведь на своей шкуре испытал, каково переболеть смертной тоской. Маг, напустивший эту мерзость на целую страну, не может ожидать от меня ничего хорошего. И не получит.
- Ладно, - вздохнул Хэсситай, - уговорил. Пойдем через стену. Тем более что на дороге погоня наша завиднелась, так что мешкать в воротах нам и впрямь не стоит.
И оба киэн пересекли каменную полосу.
Пустоглазые и в самом деле их не увидели. Тут Байхин оказался прав. Пустоглазых опасаться не следовало. Вот кого им следовало остерегаться, так это обычных людей, а их Байхин как раз и не принял в расчет. И совершенно зря. Трудно сказать, что руководило тем обычным, здоровым, нормальным человеком, который поднял крик. Ненависть? Зависть? Желание получить награду? Или просто страх? Да разве это важно? Хэсситай походя заставил его умолкнуть, треснув бедолагу ребром ладони по шее, но для двоих киэн было уже поздно. Во мгновение ока они из лазутчиков в стане врага превратились в беглецов.
Потом уже, обдумывая на досуге случившееся, Байхин решил, что заорал тот человек все-таки со страху. Пустоглазые, конечно, пустоглазыми - но и обычные люди в известной степени поддались наваждению. Нет, не магии... но всеобщее мнение иной раз и посильней магии будет - и попробуй ты не даться ему в обман! Попробуй не увидеть отсутствующую стену, раз все говорят, что она стоит на прежнем месте. Этот несчастный искренне убедил себя, что стена по-прежнему несокрушима, - и завопил от ужаса, узрев чудо. Двоих людей, преспокойно проходящих сквозь нее. Да, именно так... от ужаса и отчасти от восторга.
Но думал об этом Байхин уже потом - а тогда у него минутки лишней не было для размышления. Увернуться, поднырнуть, проскользнуть - и бежать, и снова подныривать, и снова бежать, стараясь не оторваться от Хэсситая, и вновь перепрыгивать, уворачиваться и бежать...
Вопящие рты, расквашенные носы, воздетые кулаки... внезапно посреди истошно завывающего месива бессмысленной плоти возникло лицо - такое бледное рядом с багровыми от злобы рожами. Губы его двигались беззвучно, но Байхин отчетливо прочитал по ним: "Сюда!" И снова ни минуты времени призадуматься - а не ловушка ли это? Пока будешь размышлять, тебя мигом сомнут и разорвут в клочья. Байхин предпочел довериться наитию - а наитие побуждало предложенную помощь принять. Он на бегу подтолкнул Хэсситая, взглядом указывая на неожиданного союзника. Хэсситай кивнул - и ринулся в противоположную сторону.
Байхин уцепился за ветку дерева, подтянулся, одним прыжком перемахнул на крышу, перескочил на другую, спрыгнул в пустой переулок, пробежал немного, поднырнул под низенькую арку, обогнул хлопающий на ветру полотняный навес... и тут чья-то рука ухватила Байхина за шиворот, а вторая с силой толкнула его в невесть откуда взявшийся узкий дверной проем.
Отдышавшись кое-как, Байхин огляделся по сторонам.
Погребок, где он так внезапно очутился, больше всего походил на трактир, знававший лучшие времена: с кухни не тянуло ароматом съестного, за пыльными столиками - ни одного посетителя. Только за стойкой незнакомый тип невозмутимо взирает на Байхина, словно ему не впервой видеть, как клиентов зашвыривают в трактир пинками.
Вновь приоткрылась дверь, и в погребок протиснулся бочком Хэсситай. За ним следовал их негаданный спаситель. Он задвинул засов, навесил на дверь тяжелый замок и дважды повернул огромный ключ.
Сбитая со следа толпа осталась снаружи.
- Прошу вон туда, - произнес хозяин погребка, окончив свои манипуляции с замком, и махнул рукой куда-то в сторону сплошной стены позади стойки. Ломиться ко мне скорей всего не станут - все давно привыкли, что у меня до вечера заперто, - а все-таки верней будет спрятаться.
Он что, мелькнуло в голове у Байхина, наслушался воплей толпы и вообразил, будто мы и в самом деле сквозь стены ходить умеем?
Перехватив его взгляд, парень за стойкой улыбнулся и поддернул рукава, словно фокусник перед исполнением особо хитроумного трюка. Затем он подошел к полке с посудой и переставил тяжелую глиняную миску с места на место, после чего выжидающе замер, будто приглашая почтеннейшую публику убедиться, что коробочка, из которой сейчас вылезет живой слон, и в самом деле пуста. Выдержав должную паузу и вдоволь насладившись откровенным замешательством почтеннейшей публики, он легонько толкнул полку. Полка повернулась вместе с частью стены, открывая проход в надежно укрытую от посторонних глаз комнату.