Райли Юджиния. Ангельское пламя

   — А ты сегодня заставил страдать свою мать, — нежно и с улыбкой сказал он ребенку.
   В ответ на слова отца дитя зевнуло, открыло голубые глазки и внимательно посмотрело на отца. А потом младенец вдруг заснул, выпятив губы.
   Ролан прижал ребенка к себе и закрыл глаза. Он был благодарен Богу за то, что все уже позади и мать с сыном чувствуют себя хорошо.
   Ролан понимал, как плохо вел себя по отношению к Анжелике, — это все из-за его гордости и ревности. Теперь он раскаивался, признавал, что был не прав по отношению к ней.

* * *

   Анжелика проснулась, как только Бланш вошла в комнату. Взглянув на пустую плетеную колыбель, стоящую возле кровати, она с тревогой спросила:
   — А где ребенок?
   — Не пугайтесь, Анжелика, — успокаивающе произнесла Бланш. — Я отнесла его вниз, чтобы он познакомился со своим отцом. Ролан так настрадался в эти часы. Я подумала, он успокоится, узнав, что мать и ребенок здоровы.
   — Конечно, — согласилась Анжелика. — А что, Ролан счастлив?
   — О да, конечно, счастлив, — сказала Бланш. — Мы оба переполнены радостью, Анжелика. А вам надо отдохнуть. Я поднялась сюда только затем, чтобы узнать, не надо ли чего-нибудь?
   Анжелика покачала головой и снова взглянула на пустую колыбель.
   — А Ролан скоро принесет его обратно?
   — Да, я сейчас скажу ему.
   Бланш вышла из комнаты. Анжелика закрыла глаза. Она сильно устала, но прямо-таки купалась в радости. Ведь у нее появилось дитя, которого она так долго и страстно хотела!
   Анжелика дремала, когда Ролан с ребенком на руках вошел в комнату. Она почувствовала его присутствие и открыла глаза.
   — Как ты себя чувствуешь? — спросил он.
   — Хорошо, — ответила она, не отрывая взгляда от свертка в его руках. Был ли он в самом деле рад ребенку? Она не могла этого понять.
   — Мне положить его снова в колыбель? — спросил он.
   — Нет, — прошептала она. — Я хочу его подержать.
   Анжелика попыталась сесть в кровати, но сморщилась от боли.
   Ролан передал ребенка Анжелике и подложил подушку ей под спину.
   — Так удобно?
   — Да, — солгала она.
   Ролан сел в кресло около кровати.
   — А он красив, ты сама видишь, — заметил он, глядя на ребенка в ее руках.
   Анжелика улыбнулась.
   — Я хотела бы назвать его Жюстеном, как звали твоего брата.
   — Жюстен, — повторил Ролан. — Да, мне это имя очень нравится.
   Он заметил, как изменилось от боли лицо Анжелики, когда она неловко двинулась. Он встал и бережно принял ребенка из ее рук.
   — А теперь тебе надо снова лечь, дорогая.
   Анжелика кивнула. Ролан положил ребенка в колыбель, потом поправил одеяло Анжелики. Он нежно поцеловал ее в лоб и прошептал:
   — Спасибо тебе за нашего сына.
   Его слова вызвали у нее новый прилив чувств, защипало в глазах и запершило в горле. Когда он повернулся, чтобы уйти, она неуверенно окликнула его:
   — Ролан.
   Он обернулся к ней, и она снова увидела боль в его глазах.
   — Мы поговорим, когда тебе станет лучше, — сказал он.

* * *

   Прошло шесть недель. Анжелика поправилась. Жюстен жадно сосал ее грудь. Его окрестили в местной церкви. Бланш как крестная мать при совершении обряда стояла рядом с Анжеликой и Роланом.
   Ролан каждый день навещал Анжелику и ребенка. Он теперь спал отдельно. Сначала Анжелика не придавала этому значения. Но когда она окрепла, а Жюстен стал спать по пять-шесть часов не просыпаясь, она затосковала по мужу.
   Ролан продолжал мучиться. Но не решался попросить у жены прощения. Он думал, что примирение уже невозможно. Он переживал, вспоминая их ссору — как раз перед тем, как Анжелика упала и у нее начались роды. Анжелика сказала, что если он не извинится перед дядей Жаком и Бьенви-лем, то она поедет в Новый Орлеан и будет петь для них. Все больше и больше он понимал: в тот момент она сказала то, что думала. Она старалась быть для него хорошей женой, но ее непокорность выводила его из себя.
   В конце концов никто не спросил ее, хочет ли она выйти за него замуж — все было сделано против ее воли. Когда они жили в Новом Орлеане в те длинные зимние недели, он опасался, что блеск креольского общества и опера соблазнят ее. И почему она не может осуществить свои мечты? А он хоть когда-нибудь спросил ее, чего она хочет? Она упрекала его в том, что он направляет каждый ее шаг и отказывается доверять ей…
   Нет, он больше не имеет права удерживать ее. Да она по-настоящему никогда и не принадлежала ему. Все его попытки удержать ее около себя только еще больше подавляли Анжелику и отдаляли ее от него.
   Теперь-то он понял: единственный способ удержать ее — предоставить ей полную свободу. Но мысль о том, что он останется без нее и сына, терзала его. Он знал, как горда Анжелика. Она вот-вот объявит ему, что едет в Новый Орлеан и будет работать у Бьенвиля. Лучше если он пойдет к ней и сам отпустит ее. Он надеялся, что если не будет стоять у нее на дороге, то она останется с ним по доброй воле. Но если решит уйти, пусть будет так. Он не может обвинять ее, потому что заслужил все это.
   И вот в начале сентября Ролан с тяжелым сердцем зашел в спальню жены. Анжелика сидела у окна и качала уже задремавшего ребенка. Она еще никогда не выглядела такой красивой. Солнце струилось по ее черным волосам, по ее сияющему лицу.
   Анжелика обернулась к нему и улыбнулась. Он прошел и сел на кровать против нее.
   — Какой? — спросил Ролан, кивнув на Жюстена. Ребенок рос не по дням, а по часам.
   — Аппетиту твоего сына можно только позавидовать, — сказала ему Анжелика.
   Ролан еле сдержал рвавшийся из груди стон. Появившийся на свет сын сразу получил возможность прикасаться к груди Анжелики. А он, Ролан, вот уже два месяца не имеет такой возможности. Он никогда так остро не чувствовал это, как сейчас, и чуть не забыл о своих благородных намерениях. Он понял, что ревнует к сыну…
   Ролан откашлялся и начал:
   — Я полагаю, теперь ты хочешь поехать в Новый Орлеан, чтобы петь там у Бьенвиля.
   Анжелика быстро подняла голову. Казалась, она была удивлена.
   — Что ты сказал?
   — Я сказал… ты хочешь поехать в Новый Орлеан… ты сама так говорила.
   Она с вызовом вздернула подбородок.
   — Да, я это говорила.
   — Ну что же… — Он помедлил и потом, глядя в пол, прошептал: — Думаю, тебе надо ехать.
   — Что?
   — Ты сказала, что поедешь, если я не извинюсь перед дядей Жаком и Андре Бьенвилем. А ведь я так и не извинился.
   — Это верно.
   Наступило молчание. А потом она спросила:
   — А как быть с Жюстеном?
   Ролан рискнул взглянуть на нее. По ее блестящим глазам было трудно узнать ее истинные чувства.
   — Ты же кормишь его. Поэтому, я думаю, ты возьмешь его с собой.
   — Правильно, — коротко ответила она.
   — Конечно, я хотел бы видеть его, — с трудом произнес он. — Нам надо как-то это устроить.
   — Разумеется, — сухо ответила она. Он вздохнул.
   — Я пошлю письмо Эмили и предупрежу ее, что ты приедешь. И еще я дам поручение Морису, чтобы… чтобы ты не нуждалась в средствах.
   Ролан пошел к двери, Анжелика окликнула его. Он обернулся и посмотрел на нее страдальческим взглядом.
   — А что будет потом? — спросила она.
   Он только печально покачал головой и удалился.

* * *

   Анжелика беззвучно плакала, держа на руках своего бесценного ребенка. Было ясно, что у Ролана нет намерения простить ее. Ок не захотел обсудить то, что произошло между ними перед ее родами. Раньше он хотя бы ругал ее. Но теперь не сделал и этого. Не осталось ничего: ни любви, ни даже упреков. Ролан напомнил ей, что не извинился перед дядей Жаком и Андре Бьенвилем, а значит, он не считает себя виноватым. Он не захотел пойти на сближение с ней. Если она останется, они будут по-прежнему противостоять друг другу, пока не появится взаимная ненависть. А во имя их ребенка это не должно случиться.
   Да, она все-таки поедет в Новый Орлеан. Ведь он ее отсылает. Сам напишет Эмили. Даже теперь он не предоставил ей права выбора. Если бы он попросил ее остаться, она бы забыла прошлое и бросилась в его объятия. А он этого не сделал. Все кончено.

Глава 34

   Минули еще четыре недели. Как-то октябрьским вечером Анжелика сидела в отведенной ей комнате в доме Миро и кормила грудью маленького Жюстена. Ему было уже два с половиной месяца. Тельце его округлилось и стало розовым, и у него отросли темные волосики. Когда малыш глядел на нее своими синими глазками, он до боли напоминал ей Ролана.
   Анжелика улыбалась, глядя, как ее сын жадно сосет молоко и толкает ее при этом в грудь маленькими кулачками. Она любила проводить время с ним. Ей было трудно поверить, что вся ее жизнь так круто изменилась всего за несколько недель.
   Анжелика приехала в Новый Орлеан вместе с Бланш, Коко и Рубеном. Ролан убедил Бланш поехать с Анжеликой. Да и сама Бланш не могла себе представить, как будет жить без маленького Жюстена, которого она обожала. Теперь Бланш и Коко попеременно сидели с ребенком, пока Анжелика репетировала, готовясь к предстоящему концерту.
   Анжелика волновалась. Подумать только! Она будет петь перед любителями оперы! А ведь креолы знают в этом толк и не потерпят посредственного выступления.
   Мадам Сантони старалась укрепить уверенность Анжелики. Андре Бьенвиль пригласил ее из Сент-Джеймса, предложив ей апартаменты в отеле и очень хороший гонорар, как наставнице Анжелики. К удивлению Анжелики, мадам Сантони приняла приглашение, а ее муж Антонио остался в Сент-Джеймсе вести занятия вместо нее.
   Мадам помогла Анжелике составить программу концерта. Они встречались в театре утром и во второй половине дня для репетиций, но Анжелика пела также и в доме Миро под аккомпанемент Бланш.
   Однажды Анжелика сказала мадам Сантони; Что ей кажется неудобным петь перед публикой ради заработка.
   Мадам Сантони понимающе кивнула:
   — Я знаю, вы считаете, что приличная молодая женщина просто не может появиться на сцене. Когда-то и я внушала вам это, убеждая вас петь только в церкви во славу Господа. — На глазах мадам Сантони появились слезы, и она продолжала: — Я делала так, потому что сама испытала много горя, моя дорогая. Но когда я услышала Дженни Линд прошлой зимой, я переменила мнение. Голос мисс Линд — это дар Божий. И ей необходимо делиться своим поразительным талантом со всем миром. — Мадам Сантони ободряюще сжала руку Анжелики. — А ваш талант, дорогая, даже еще больше, чем у нее. И прятать от людей это священное пламя просто нельзя.
   Анжелика обняла свою учительницу. Ее больше не беспокоила мысль о публичном выступлении.
   И практические соображения тоже побуждали Анжелику дать этот концерт. У нее теперь есть сын, ее забота, ее любовь. И так как они с Роланом будут жить порознь, ей нужно иметь свои деньги, а не тратить те, что Ролан выделил ей через фирму Мориса Миро.
   Ночами, лежа в постели, Анжелика мечтала о тепле Ро-лана, о его объятиях.
   Бланш не раз уговаривала Анжелику вернуться в Бель-Элиз и помириться с Роланом. Но ведь Ролан виноват в их разрыве. И он сам отправил ее в город. Так, значит, он и должен сделать первый шаг. Но он даже не попытался… И это глубоко огорчало ее.
   В дверь кто-то постучал. Анжелика тихо сказала:
   — Войдите.
   В комнату вошла Эмили Миро в золотистом шелковом платье, В руке у нее была свернутая газета.
   — Ну, как себя чувствует наше драгоценное дитя сегодня вечером?
   Анжелика улыбнулась в ответ своей гостеприимной хозяйке и сердечной подруге.
   — Он наелся и теперь сладко посапывает.
   Эмили развернула газету и протянула ее Анжелике.
   — Вот, посмотрите. А я пока уложу Жюстена в колыбельку.
   Анжелика кивнула, осторожно передала ребенка на руки Эмили и взяла газету.
   Она увидела большую рекламу. Конечно, это сделал Андре Бьенвиль.
   «Приходите послушать креольского ангела. Осталось всего несколько приличных мест».
   Анжелика вздохнула и отложила газету. Эмили повернулась к ней, стоя у колыбели.
   — Андре хорошо знает, как привлечь публику. Весь Французский квартал уже гудит в ожидании вашего дебюта.
   — Вот только оправдаются ли эти ожидания? — печально произнесла Анжелика. Эмили взмахнула рукой.
   — О Анжелика! Каждый, кто хоть раз вас слышал, не усомнится в этом!
   Анжелика в задумчивости помолчала, а потом спросила:
   — А Бланш уже уехала с Жаком на званый обед? Эмили покачала головой.
   — Нет еще. Она ожидает его внизу. — Эмили улыбнулась. — Ах, моя дорогая, как хорошо, что вы предложили Бланш пользоваться косметическими средствами, когда нужно скрыть родимое пятно. Я заметила, что теперь Бланш, отправляясь куда-то с Жаком, надевает менее густую вуаль.
   Поначалу Бланш была против. Она считала, что пользоваться косметикой неприлично. Но после долгих уговоров Эмили и Анжелики Бланш согласилась попробовать. Родимое пятно все еще было заметно, но выглядело гораздо бледнее, чем раньше. Взгляд Бланш, когда она увидела свой изменившийся образ, согрел сердце Анжелики. Бланш казалась вполне счастливой. Через несколько часов она, сияя, рассказывала Эмили и Анжелике о своем успехе.
   — Представляете, никто не бросал на меня удивленных взглядов! Никто ничего не заметил!
   Эмили. Анжелика и Бланш рассмеялись и дружно обнялись. С этого дня Бланш виделась с Жаком по нескольку раз в неделю.
   Анжелике хотелось видеться так же часто с Роланом. При воспоминании о нем ее взгляд мрачнел. Эмили, однажды увидев эту внезапную перемену, спросила:
   — Подумали о Ролане, дорогая?
   Анжелика кивнула и улыбнулась своей подруге.
   — Он не выходит у меня из головы.
   — Вы считаете, что нет надежды, дорогая? Когда вы оба были здесь прошлой зимой, вы казались такими влюбленными.
   Анжелика вздохнула, с тоской вспоминая те прекрасные дни.
   — Ролан никогда не думал обо мне как о личности, как о равноправном партнере в браке. Он диктовал мне свою волю. А мне кажется, что я никогда не смогу стать покорной женой. Между нами нет доверия, Эмили. Потому-то нет и счастья.
   — Вот если бы он приехал на ваше выступление, тогда, может быть, вы оба…
   — Он не приедет, — перебила ее Анжелика и тяжело вздохнула.

Глава 35

   Бланш пила лимонад, сидя за чугунным литым столиком. Она с нетерпением ожидала Жака. Любовалась цветами, растущими на клумбах, и улыбалась.
   Здесь, в Новом Орлеане, радикально изменилась ее жизнь. Благодаря Анжелике Бланш уже не боялась выходить на люди. Она могла часто видеться с Жаком. Они вместе бывали на концертах, ходили по магазинам и музеям и даже ездили на озеро. Только теперь Бланш почувствовала себя по-настоящему свободной.
   Наконец приехал Жак, Бланш встала и, улыбаясь, пошла ему навстречу. Он был в черном костюме, плиссированной сорочке и цилиндре. Его трость постукивала по плитам двора. А на ней было новое атласное платье изумрудно-зеленого цвета от модного портного — с пышными юбками и низким круглым декольте, которое чуть открывало соблазнительную ложбинку между грудями. Наряд дополняли жемчужное ожерелье с подходящими к нему серьгами и бархатная зеленая шляпа с легкой вуалью.
   Жак тепло обнял ее.
   — Моя дорогая, вы отлично выглядите в зеленом. Мы можем ехать?
   — Конечно, — ответила она со смущенной улыбкой. — И вы тоже прекрасно выглядите, Жак.
   Она оперлась на протянутую руку, и они двинулись по замощенному камнем проходу к воротам, где их ожидал кучер. В экипаже они уселись рядом.
   — Ну, — начал Жак, пожимая ее затянутую в перчатку РУку, — как поживают Миро, Анжелика и ее дитя?
   — У Миро все отлично, дитя растет, — ответила Бланш с улыбкой, но потом тень набежала на ее лицо. — Анжелика живет так, как может в этих обстоятельствах.
   — Мой упрямый племянник так и не сделал ни одного шага ей навстречу?
   Бланш грустно покачала головой.
   — Я несколько раз уговаривала Анжелику вернуться в Бель-Элиз и все обсудить с Роланом. Но она отказывается делать первый шаг. Она твердит, что это Ролан сам отослал ее сюда и что она не вернется домой, пока он не приедет в Новый Орлеан и не попросит ее об этом. Я говорила Анжелике, что мой сводный брат вовсе не собирался отсылать ее, но она и слушать не хочет.
   Жак вздохнул, подумав и о своей вине в разрыве племянника с Анжеликой.
   — И что же, ничего нельзя сделать, чтобы они помирились?
   — После концерта Анжелики я собираюсь вернуться в Бель-Элиз и уговорить Ролана поехать в Новый Орлеан. В глазах Жака промелькнуло подозрение.
   — И вы снова хотите спрятаться на плантации? Бланш постаралась избежать взгляда Жака.
   — Я… я не знаю, Жак. Анжелике и Ролану очень нужна моя помощь.
   Он вздохнул. Бланш, казалось, стала совсем другой женщиной после того, как начала накладывать грим. Жак заметил искусную косметику еще в первый раз. Он считал, что ей не надо стесняться этого родимого пятна. Но если ей легче на публике с этим гримом, то пусть будет так.
   И вот теперь они снова могут расстаться. У Анжелики скоро концерт, а потом Бланш наверняка вернется в Бель-Элиз. Она не успокоится, пока не сможет помирить Ролана с Анжеликой. Бланш — самоотверженная помощница Ролана и Анжелики и крестная мать Жюстена. Но она разрушила надежды на счастье влюбленных!
   Все это крайне расстроило Жака. И он понял, что прав. Он не позволит женщине, которую любит, ускользнуть от него.
   Сегодня он снова сделает ей предложение. Если Бланш и на этот раз откажет ему, он все решит сам…
   Он заставит ее пойти на компромисс. Может, это будет выглядеть немного предосудительно, но у Жака не было другого выхода. Бланш любит его, он любит ее, и эта любовь довела его до безумства. Он поклялся себе, что добьется ее согласия… любым способом.
   — Моя дорогая, вы помните, о чем я спрашивал вас прошлой зимой?
   Бланш отвела взгляд.
   — Да, Жак. Но я вам писала…
   — Я не признаю того письма. И хотел бы слышать ответ из ваших уст… и теперь же.
   Бедная Бланш устремила взор на свои колени.
   — Жак, мне было так приятно провести последние недели с вами, но я говорила, что нужна Ролану и Анжелике, и…
   — А не думаете ли вы, что было бы лучше предоставить им двоим решать свои личные проблемы? Бланш гордо выпрямилась.
   — Но я также крестная мать маленького Жюстена. Поэтому не может быть и речи о том, чтобы я вышла за вас замуж.
   — Понимаю, — сухо ответил Жак. Хотя ее отрицательный ответ и расстроил его, но он предвидел такое и заранее приготовился к дальнейшему разговору.
   — Думаю, нам следует пригласить моего сына провести с нами вечер.
   Бланш, удивленная, посмотрела на него.
   — Конечно, если вы так хотите, Жак.
   «Моя дорогая, если бы вы только знали, чего я хочу. В том, что я хочу, вы не сможете мне отказать этим вечером», — с сочувствием подумал Жак.

* * *

   Дверь открыл сам Жак. Дом был пуст. Бланш со все возрастающей растерянностью осматривалась вокруг. Жак улыбнулся. Как и обещал Жан-Пьер, в доме никого не было.
   — А где слуги? — спросила она. Он пожал плечами.
   — Похоже, что мой сын — непредсказуемый человек, нечего и говорить.
   — Так не поехать ли нам все-таки на обед? — нервно продолжала она.
   — Конечно, — с улыбкой ответил Жак. — Но мне кажется, что ваша шляпа немного сбилась набок от ветра. Может быть, вы подниметесь наверх и приведете себя в порядок?
   — О, конечно.
   Бланш, так придирчиво относящаяся к своей внешности, тут же отправилась наверх.
   — Я скоро вернусь.
   Жак улыбался, наблюдая, как ее пышные юбки задевают ступени лестницы. Ну, теперь она в его руках. Она никогда не устоит против такого мужчины, как он.
   Спустя мгновение он последовал за нею. Прошел по верхнему коридору, пока не увидел приоткрытую дверь спальни. Не подозрения о его присутствии, Бланш стояла у туалетного столика. Сняв шляпу, она приводила в порядок прическу.
   Жак вошел в комнату, закрыл за собой дверь и запер ее на задвижку.
   Она, нервно вздохнув, повернулась к нему лицом.
   — Жак! Что вы тут делаете? Это же…
   — Неприлично? Скандально? — продолжил он за нее. Бланш бросила гребень.
   — Жак, вы должны немедленно покинуть эту комнату. Иначе вы…
   — Скомпрометирую вас? — продолжил он с ядовитой усмешкой. — Но, дорогая, в этом как раз и состоит моя цель.
   Он приближался к ней. В его глазах горело желание. Сердце Бланш билось так сильно, что ей казалось, будто он слышит его удары. Наконец она смогла прошептать:
   — Зачем вы делаете это?
   — Зачем? Чтобы пробудить ваши чувства, разумеется.
   — Мои чувства?
   — Да.
   К ее ужасу, он снял фрак и отбросил его в сторону, продолжая продвигаться к ней.
   — Вы всегда жили для кого-то, не так ли, Бланш? Видели жизнь только глазами Ролана, иногда слушали мои рассказы о путешествиях, а теперь заботитесь о ребенке Ролана и Анжелики.
   — Я… я не понимаю, что вы имеете в виду.
   — Вы прекрасно понимаете, что я имею в виду. — Он помолчал и посмотрел на нее почти печально. — Временами, дорогая, когда мы сами не видим, что для нас было бы самым лучшим, другие могут заставить нас увидеть это.
   У нее расширились глаза, когда она увидела, что он развязал галстук и принялся расстегивать запонки.
   — Поэтому, дорогая, сегодня вечером вы узнаете жизнь совсем с другой стороны, так, как я ее вижу.
   — Нет, — хрипло ответила она, пятясь назад, к туалетному столику.
   Темные глаза Жака горели желанием.
   — Нет? Так вы откажете мне, моя радость? А не думаете ли вы, что задолжали мне за все эти годы, что я любил вас?
   Растерянно глядя в пол, она ответила ему сквозь слезы:
   — Вы не любите меня. Вы просто жалеете меня.
   Это рассердило его, он схватил ее за плечи.
   — Бланш, запомните раз и навсегда: то, что я чувствую по отношению к вам, это вовсе не жалость. Но если вы все же не верите мне, может быть, вам нужны другие доказательства.
   Бланш судорожно сглотнула. Его пальцы больно сжали ее плечи.
   — Жак, ну, пожалуйста, что вы делаете… Когда вы трогаете меня вот так, я не могу…
   — Вот на это я как раз и рассчитываю, дорогая, — ответил он с безжалостной улыбкой.
   — Жак, как вы жестоки, — еле слышно прошептала она.
   — Так и есть, — ответил он, привлекая ее к себе и целуя.
   Бланш задрожала от желания, когда губы Жака коснулись ее рта. Его язык проник к ней в рот, и она застонала, прижавшись к нему. Но когда он потянулся, чтобы поцеловать ее родимое пятно, она невольно оцепенела. Он тут же отстранился от нее и нахмурился.
   — Прекратите это, — зло сказал он и сильно хлопнул ее по заду.
   — Ох! — вскричала Бланш, больше возбужденная, чем рассерженная этим сильным ударом. Но больше она ничего не смогла сказать, потому что он снова притянул ее к себе и снова поцеловал. На этот раз, когда его губы передвинулись на ее родимое пятно, она не сопротивлялась.
   И с этого момента Бланш совсем растерялась. Жак был нетерпелив и страстен, потому что был верен своей любви духовно и физически в течение слишком многих лет. Он понимал, что должен ошеломить ее, взять ее быстро, не давая ей возможности раздумывать.
   Ему не стоило беспокоиться, она была бессильна воспротивиться ему после стольких лет любви и стремления к нему. Она плакала от радости, когда его жадные руки убрали в сторону украшения и распустили ее волосы. Он раздевал ее, не переставая целовать.
   — Как вы красивы! — шептал он, неся ее, обнаженную, на кровать. — Как красивы!
   Бланш с обожанием смотрела на него. В этот момент она чувствовала, как любовь заполняет всю ее душу, и ощущала себя красивой первый раз в жизни.
   Жак быстро освободился от своей одежды. У Бланш расширились глаза, когда она увидела его голое, поросшее волосами тело, но он не дал ей времени испугаться. Он забрался на постель, сразу же раздвинул ей бедра и начал входить в нее. Он знал, что в этот первый раз важно все довести до конца.
   На ее глаза навернулись слезы. Но даже боль была прекрасна, она разрывала ее, но делала ее частью его самого. Но вот она перестала чувствовать боль, и ее подхватила волна наслаждения.
   Он мощными движениями приближал ее к высшей точке наслаждения, глядя ей в глаза и шепча:
   — Я люблю вас. А теперь я хочу слышать это из ваших уст.
   — Я… люблю… вас, — прошептала она.
   Но вот он наконец замер, оставаясь внутри ее.
   Некоторое время они лежали не двигаясь, упиваясь свой разделенной любовью. Потом к Бланш вернулось благоразумие, и она оттолкнула Жака.
   — Дорогая, в чем дело? — спросил он. — Разве я сделал вам что-то неприятное?
   — Нет-нет. — Она сдержала слезы, ей было стыдно за свое распутное поведение. — Пожалуйста, отвезите меня теперь домой.
   — Но вы, кажется, ничего не поняли, моя любовь, — прошептал он. — Ваш дом теперь у меня. Мы должны немедленно пожениться, разумеется.
   Бланш повернулась к нему и посмотрела на него огромными, полными тревоги глазами.
   — Жак, вы, конечно, не можете думать, что теперь… Бог мой! Вы все это продумали заранее, не так ли?
   — До самых последних деталей, — гордо ответил он.
   — Но я все равно не выйду за вас замуж! — резко ответила она.
   Жак только покачал головой и рассмеялся:
   — Моя бедная, моя дорогая. До чего же вы бесхитростно невинны Вы что, не понимаете? Я же погубил вас сейчас. У вас нет другого выхода, как выйти за меня замуж. И если вы будете продолжать упорствовать, я задержу вас здесь, пока рано утром не вернется Жан-Пьер. И новость быстро распространится, и тут же сюда прибежит мой племянник с ружьем, верно?