Юджиния Райли
Ангельское пламя
Моей дочери Лиенне — с любовью и с поздравлениями по поводу окончания школы
Глава 1
Новый Орлеан, 1850 год
Сидя душным летним вечером в прибежище порока, Жан-Пьер Делакруа услышал голос ангела.
Столовая в доме на авеню Сен-Шарль была вся прокурена. За столом красного дерева сидели четверо мужчин. Висевший над ними газовый рожок шипел, испуская неровный свет. Лица мужчин, уже изрядно выпивших, лоснились от пота. Стол был завален картами, уставлен пепельницами, пустыми бутылками из-под виски и грязными стаканами. Комната отражала полное запустение, царившее в доме, — портьеры были порваны и изъедены молью, обивка мебели истерта, обои клоками свисали со стен.
Жан-Пьер сидел напротив Жиля Фремона и проигрывал, что быстро привело его в мрачное расположение духа. Он был самым молодым из четырех игроков — ему исполнилось всего двадцать восемь лет. Казалось, он делал все, что мог, чтобы спустить состояние, которое оставила ему его дорогая так рано ушедшая матушка. В этот вечер Жан-Пьер добился определенного «успеха»: его проигрыш был весьма значителен. Конечно, он подозревал, что жирный комиссионер, Этьен Бруссар, сидевший справа от него, все время мошенничал. Ему надо было бы разоблачить этого негодяя и вызвать на дуэль, хотя из-за проигрыша в несколько тысяч долларов едва ли стоило рисковать жизнью. Нет, он ценил свою вольную, распутную жизнь гораздо дороже.
Жан-Пьеру стало скучно. Он подумал, что пора удалиться. Но в дальней комнате все еще звучало сопрано, голос манил и очаровывал его. Яркая, живая ария, которую он как-то слышал в опере. Может быть, это Моцарт? Жан-Пьер нахмурился. Насколько ему было известно, Жиль Фремон жил один. Но что же это за таинственный соловей, чей голос так прекрасен, что обжигает его, словно пламя? Жан-Пьер решил остаться, чтобы все выяснить.
К тому же он знал, что плохое настроение от сегодняшнего проигрыша станет еще хуже. Еще большее унижение придется ему испытать дома, если он вернется туда рано. Мрачно глядя в карты, которые только что сдал Бруссар, Жан-Пьер вспомнил едкие замечания приехавшего к нему погостить кузена Ролана Делакруа. Жестокие слова Ролана беспокоили его и уж, конечно, не способствовали везению в покере.
И как только кузен мог назвать его распутным и ни на что не годным! Может, это и так. Но на этот раз Ролан превзошел сам себя. Жан-Пьер всегда гостеприимно открывал двери своего дома, когда кузен, богатый плантатор, приезжал в Новый Орлеан по делам. И вот сегодня этот человек укусил руку, которая его кормила, — отказался пойти играть в карты, посчитав это бездельем!
Конечно, это безделье! Но и он мог бы тоже назвать кузена Ролана тираном и ненавидящим людей отшельником.
Вот что Жан-Пьер мог бы произнести, не будь он джентльменом.
Безнадежно перебирая свои карты, Жан-Пьер вздохнул. Он вспомнил времена, когда они с Роланом были истинными друзьями, пока веселье в глазах кузена не сменилось странным, затравленным взглядом. Восемь лет назад Ролан пережил двойное горе. Всего за год в результате глупейшего несчастного случая он потерял любимого брата Жюстена и свою первую жену Луизу. С тех пор Ролан напоминал скорее пустую оболочку человека. Он занимался только управлением своей плантацией сахарного тростника и лишь иногда приезжал в Новый Орлеан, чтобы встретиться со своим агентом.
— Вы играете или нет, Делакруа?
Резкие слова Этьена Бруссара и звон монет на столе отвлекли Жан-Пьера от его мыслей. Он потрогал усики и снова посмотрел в свои карты: валет треф и разрозненная мелочь. Надо бросать карты и идти домой, будь проклят кузен Ролан.
Все еще звучал мелодичный голос. На этот раз исполнялось то, что Жан-Пьер слышал во время редких посещений мессы, но не мог вспомнить. Очарованный сладкими звуками, он обернулся к хозяину:
— Кто это поет?
Сидевший напротив него Жиль Фремон презрительно хмыкнул. Как и Этьен Бруссар, Фремон был крупным мужчиной. Он, несмотря на присутствие гостей, в нарушение приличий еще в самом начале вечера снял мешавший ему сюртук. В течение всей игры он то и дело почесывал выпиравший живот.
— Эта певчая птичка — моя племянница, Анжелика, — с презрением протянул он. — И что же эта лентяйка не принесла напитки? Знай себе поет день и ночь. Анжелика! — заорал он через плечо. — Умоляю, принеси чего-нибудь поесть! И виски!
Жан-Пьер покосился на хозяина дома. Ему никогда не нравился Жиль Фремон, чье распухшее красное лицо выдавало пристрастие к алкоголю. Он к тому же был известный развратник, ходили слухи о его распутной жизни.
— Анжелика? — переспросил Жан-Пьер, вопросительно подняв бровь.
— Да, Анжелика, дочь моего недавно умершего брата, Сэмюэла, — сказал Жиль с явным пренебрежением.
— В самом деле? А я и не подозревал, что у вас есть брат. Жиль пожал плечами:
— Сэмюэл был паршивой овцой в нашей семье. В молодости он покинул Новый Орлеан, чтобы жениться. И на ком? На дрянной девчонке. Они потом купили ферму недалеко от Сент-Джеймса и жили там более двадцати лет, воспитывая дочку, Анжелику. А пару недель назад оба, Сэмюэл и Эванджелина, скончались от желтой лихорадки. Оказалось, их ферма была целиком заложена. После них не осталось ни цента. Мне пришлось возвращать долги. А шериф приказал сжечь дом и все имущество, как и положено в таких случаях, после лихорадки. Вот я теперь вынужден содержать эту нищенку, их дочь.
Жан-Пьер ощутил прилив симпатии к племяннице Фремона.
— Девушка живет здесь?
— Ну конечно. И вечно дает свои кошачьи концерты. Ее учила в Сент-Джеймсе какая-то итальянка — вот мне и надо было оставить у нее девчонку, клянусь. Поет днем и ночью. Я думаю, она немного тронулась.
Жан-Пьер нахмурился.
— А сколько ей лет?
— Семнадцать. — Вдруг лицо Жиля расплылось в похотливой улыбке. — Есть на что посмотреть. Вы понимаете, что я имею в виду, — добавил он, похохатывая и толкая локтем в бок сидящего рядом справа банкира Шарля Левена.
Жан-Пьер заметил, как вспыхнули глаза Шарля Левена. Тот был высок и худощав, с копной светлых волос, острыми чертами лица и холодными как лед голубыми безжалостными глазами. Хотя многие считали Левена респектабельным банкиром, Жан-Пьер знал, что он на самом деле развращенный деспот. Он так жестоко обращается с женщинами, что по сравнению с ним Жиль просто святой отец. Женившись лет тридцать назад на даме из общества, которая быстро охладела к нему, Левен имел множество любовниц. Он находил их на квартеронских балах, где белые мужчины танцевали с девушками-квартеронками, и не одна из них, по слухам, была им убита в припадке ревности. Мысль, что Левен может заинтересоваться племянницей Жиля, вызвала у Жан-Пьера нервную дрожь.
Этьен Бруссар снова спросил Жан-Пьера, будет ли он продолжать игру. С тяжелым вздохом Жан-Пьер отбросил свои карты.
— Джентльмены, я выхожу из игры. — Он прервался, чтобы взглянуть на карманные часы. — Извините меня. Думаю, настало время прекратить мои проигрыши сегодня. А дома меня ждет гость.
Левен вопросительно приподнял бровь, и Жан-Пьер объяснил:
— Мой кузен Ролан сейчас в Новом Орлеане — встречается со своим агентом, Морисом Миро.
— Как жаль, что вы не уговорили Ролана прийти сегодня сюда, — сказал Жиль Фремон, делая свою ставку. Жан-Пьер горько улыбнулся:
— Мой кузен из Сен-Шарля сообщил мне, что считает карточные игры негодным делом.
Они закончили делать ставки, пожимая плечами и усмехаясь в ответ на слова Жан-Пьера.
Жан-Пьер не спешил уходить — сидел, потягивая виски. Он хотел убедиться, был ли прав в своих догадках о нечестной игре Бруссара. И через несколько секунд победный возглас выигравшего Этьена укрепил его подозрения. Наблюдая, как этот креол забирает свой выигрыш, Жан-Пьер с плохо скрытым раздражением сказал:
— Джентльмены, мне и в самом деле надо идти…
— Ерунда! — сказал Жиль молодому человеку. — Не стоит грустить, из-за того что вам сегодня не везло, Делакруа. Вы хотя бы выпейте с нами. Где эта проклятая девчонка? Анжелика! — закричал он.
Жан-Пьер приподнялся было, чтобы покинуть комнату, но в этот момент вошла Анжелика Фремон. При виде девушки он невольно опустился на стул.
В задней части большого дома Анжелика Фремон и Коко, служанка ее дяди, готовили закуски для гостей.
Услышав гневный голос дяди, Анжелика нахмурилась. Они с Коко целый день трудились в душной кухне. Вот и теперь готовили гостям необычные закуски. Делать их было довольно сложно. Нетерпение дяди не понравилось племяннице.
— Ну и как все это выглядит, Коко? — спросила она, повернувшись к юной мулатке, которая крутилась поблизости.
Четырнадцатилетняя Коко была хорошенькой, стройной и игривой, словно кошка.
— Это прекрасно, мадемуазель Анжелика! — воскликнула Коко, облизывая свою пухлую нижнюю губку при виде закусок, которые они с таким усердием приготовили. Здесь были шарики из лангуста, крошечные пирожки с устрицами и фаршированные креветки.
— Один только запах заставляет петь все мое нутро, мадемуазель. Господин Жиль будет доволен.
Анжелика в ответ улыбнулась:
— А теперь мне надо завернуть еще сахарный рулет, вот тогда можно будет все нести гостям. — Ее тонкие ноздри дрогнули от отвращения. Она добавила: — Дядя говорил, что нужно принести еще бутылку виски. Сходи в подвал, пожалуйста, Коко.
— Да, мадемуазель, — ответила Коко, выходя из кухни.
Анжелика напевала про себя, свертывая рулет и обваливая его в сахарной пудре. Она поняла, что поет «Аве Марию» — молитву, которую так любили ее родители. Анжелика как могла старалась сохранить приветливый вид, когда стала жить у дяди Жиля в Новом Орлеане. Ей это было очень нелегко, она вспоминала жизнь в Сент-Джеймсе, отца и мать, которых очень любила.
Всего три недели назад она жила в полном блаженстве со своими родителями на небольшой ферме. Потом разразилась трагедия: напала желтая лихорадка, или Бронзовый Джон, как называли эту болезнь напуганные местные жители. Анжелика беспомощно смотрела, как болезнь мучила ее родителей — они кашляли, их била лихорадочная дрожь, и, наконец, открылась черная рвота, чем и кончался этот недуг. Поспешная похоронная служба прямо после их смерти была настоящим кошмаром для Анжелики. И потом ей пришлось смотреть, как шериф сжигает все имущество ее родителей. Даже теперь, вспоминая, как он бросил прялку матери в бушующее пламя, Анжелика не могла удержаться от слез и молча перекрестилась.
Но она верила, что смерть — это только ликующий выход души в вечность. Поэтому понимала, что нет причин оплакивать уход родителей: они теперь вместе у самого Бога.
Это Анжелика принимала всей душой, хотя и не могла в своих чувствах примириться с тем, что их больше нет. Анжелика была вырвана из атмосферы любви и заботы. Она оказалась в чужом городе, в чужом доме, под опекой чужого человека. Она даже никогда не видела раньше дядю Жиля. Теперь она обнаружила, что он весьма вздорный человек. Дядя Жиль хотя и не обижал ее, но часто говорил с ней грубо, много пил и постоянно играл в азартные игры. Привыкшая к добродетельной жизни, Анжелика чувствовала себя совсем чужой с этим необузданным дядей и в этом нечестивом городе. Она не могла понять, почему так запущен дом дяди Жиля, почему потрепаны ковры и поломана мебель, почему так трачены молью портьеры и покрывала. Там, в Сент-Джеймсе, к каждой скромной вещи относились бережно.
Анжелика старалась в меру своих сил навести порядок в запущенном доме дяди. Она хорошо понимала, что Коко, единственная его служанка, не горит желанием сделать это. Когда они работали вместе с этой мулаткой, Анжелика часто напевала, чтобы хоть как-то подбодрить себя. При этом она вспоминала о дорогих родителях и о своей учительнице пения в Сент-Джеймсе, мадам Сантони. Мадам предлагала Анжелике жить у нее, но дядя грубо отказал ей.
— Анжелика!
Когда дядя снова выкрикнул ее имя, Анжелика остро ощутила неприязнь. Она распрямилась, отряхнула руки и взяла поднос. Она старалась не подавать вида, что ее очень раздражало пустое и греховное времяпрепровождение дяди и его гостей. А она еще должна была ублажать этих людей…
Перед дверью Анжелика чуть задержалась, чтобы успокоиться. Войдя в комнату, она зажмурилась из-за едкого сигарного дыма. Ее дядя сидел спиной к ней, а остальных трех мужчин она прежде никогда не видела. Двое из них были уже в возрасте, один тучный, а другой худой. Но внимание Анжелики привлек третий гость — молодой джентльмен. Он сидел лицом к ней. Ему было всего за двадцать, на красивом лице выделялись аккуратные усики. Но он, склонившись над стаканом виски, выглядел очень расстроенным.
Когда девушка вошла в комнату, молодой человек как раз вставал со своего стула, но, как только увидел ее, словно подкошенный, снова опустился на свое место.
Она была необыкновенно красива. Темные глаза, блестящие волосы и такие изумительные черты лица, каких он никогда не видел в жизни! Она была среднего роста, с тонкой девичьей фигуркой, в которой были заметны первые признаки расцвета женственности. Шелковистая кожа красиво очерченного лица блистала юной свежестью. Точеный нос, благородно вылепленные губы и твердый подбородок — во всем проявлялась ее красота. Волосы цвета черного дерева обрамляли прелестное лицо и стройную шейку. На ней было скромное платье из темного сукна, она держала поднос так, как делают это большинство слуг, но ей больше бы подошло платье из бархата, и она казалась достойной того, чтобы подносить дары коронованным особам Европы.
Девушка задержалась у двери и взглянула на дядю, будто ожидая его распоряжений. Потом повернулась и посмотрела на Жан-Пьера, их взгляды на какое-то мгновение встретились. Он хотел было улыбнуться ей, но понял, что не сможет, потому что ее взгляд буквально приковал его к месту. В ее глазах были боль и страдание. Такого глубокого, темного сияния он никогда не видел в жизни. В то же время девушка держалась со скромным изяществом и достоинством… Его словно охватило пламя…
— Ну, Анжелика, поворачивайся!
Хриплый и грубый голос Жиля Фремона проник в сознание словно загипнотизированного Жан-Пьера и разрушил чары, навеянные видом красавицы. Он нахмурился и задержал дыхание, наблюдая, как она повернулась к Жилю и протянула ему поднос.
Жан-Пьер заметил, что его руки, лежащие на столе, дрожат. Бог мой, девушка покорила его, глубоко тронула его сердце!..
Только один ее взгляд сразил его и заставил страдать. И он понял, что это серьезно.
Сидя душным летним вечером в прибежище порока, Жан-Пьер Делакруа услышал голос ангела.
Столовая в доме на авеню Сен-Шарль была вся прокурена. За столом красного дерева сидели четверо мужчин. Висевший над ними газовый рожок шипел, испуская неровный свет. Лица мужчин, уже изрядно выпивших, лоснились от пота. Стол был завален картами, уставлен пепельницами, пустыми бутылками из-под виски и грязными стаканами. Комната отражала полное запустение, царившее в доме, — портьеры были порваны и изъедены молью, обивка мебели истерта, обои клоками свисали со стен.
Жан-Пьер сидел напротив Жиля Фремона и проигрывал, что быстро привело его в мрачное расположение духа. Он был самым молодым из четырех игроков — ему исполнилось всего двадцать восемь лет. Казалось, он делал все, что мог, чтобы спустить состояние, которое оставила ему его дорогая так рано ушедшая матушка. В этот вечер Жан-Пьер добился определенного «успеха»: его проигрыш был весьма значителен. Конечно, он подозревал, что жирный комиссионер, Этьен Бруссар, сидевший справа от него, все время мошенничал. Ему надо было бы разоблачить этого негодяя и вызвать на дуэль, хотя из-за проигрыша в несколько тысяч долларов едва ли стоило рисковать жизнью. Нет, он ценил свою вольную, распутную жизнь гораздо дороже.
Жан-Пьеру стало скучно. Он подумал, что пора удалиться. Но в дальней комнате все еще звучало сопрано, голос манил и очаровывал его. Яркая, живая ария, которую он как-то слышал в опере. Может быть, это Моцарт? Жан-Пьер нахмурился. Насколько ему было известно, Жиль Фремон жил один. Но что же это за таинственный соловей, чей голос так прекрасен, что обжигает его, словно пламя? Жан-Пьер решил остаться, чтобы все выяснить.
К тому же он знал, что плохое настроение от сегодняшнего проигрыша станет еще хуже. Еще большее унижение придется ему испытать дома, если он вернется туда рано. Мрачно глядя в карты, которые только что сдал Бруссар, Жан-Пьер вспомнил едкие замечания приехавшего к нему погостить кузена Ролана Делакруа. Жестокие слова Ролана беспокоили его и уж, конечно, не способствовали везению в покере.
И как только кузен мог назвать его распутным и ни на что не годным! Может, это и так. Но на этот раз Ролан превзошел сам себя. Жан-Пьер всегда гостеприимно открывал двери своего дома, когда кузен, богатый плантатор, приезжал в Новый Орлеан по делам. И вот сегодня этот человек укусил руку, которая его кормила, — отказался пойти играть в карты, посчитав это бездельем!
Конечно, это безделье! Но и он мог бы тоже назвать кузена Ролана тираном и ненавидящим людей отшельником.
Вот что Жан-Пьер мог бы произнести, не будь он джентльменом.
Безнадежно перебирая свои карты, Жан-Пьер вздохнул. Он вспомнил времена, когда они с Роланом были истинными друзьями, пока веселье в глазах кузена не сменилось странным, затравленным взглядом. Восемь лет назад Ролан пережил двойное горе. Всего за год в результате глупейшего несчастного случая он потерял любимого брата Жюстена и свою первую жену Луизу. С тех пор Ролан напоминал скорее пустую оболочку человека. Он занимался только управлением своей плантацией сахарного тростника и лишь иногда приезжал в Новый Орлеан, чтобы встретиться со своим агентом.
— Вы играете или нет, Делакруа?
Резкие слова Этьена Бруссара и звон монет на столе отвлекли Жан-Пьера от его мыслей. Он потрогал усики и снова посмотрел в свои карты: валет треф и разрозненная мелочь. Надо бросать карты и идти домой, будь проклят кузен Ролан.
Все еще звучал мелодичный голос. На этот раз исполнялось то, что Жан-Пьер слышал во время редких посещений мессы, но не мог вспомнить. Очарованный сладкими звуками, он обернулся к хозяину:
— Кто это поет?
Сидевший напротив него Жиль Фремон презрительно хмыкнул. Как и Этьен Бруссар, Фремон был крупным мужчиной. Он, несмотря на присутствие гостей, в нарушение приличий еще в самом начале вечера снял мешавший ему сюртук. В течение всей игры он то и дело почесывал выпиравший живот.
— Эта певчая птичка — моя племянница, Анжелика, — с презрением протянул он. — И что же эта лентяйка не принесла напитки? Знай себе поет день и ночь. Анжелика! — заорал он через плечо. — Умоляю, принеси чего-нибудь поесть! И виски!
Жан-Пьер покосился на хозяина дома. Ему никогда не нравился Жиль Фремон, чье распухшее красное лицо выдавало пристрастие к алкоголю. Он к тому же был известный развратник, ходили слухи о его распутной жизни.
— Анжелика? — переспросил Жан-Пьер, вопросительно подняв бровь.
— Да, Анжелика, дочь моего недавно умершего брата, Сэмюэла, — сказал Жиль с явным пренебрежением.
— В самом деле? А я и не подозревал, что у вас есть брат. Жиль пожал плечами:
— Сэмюэл был паршивой овцой в нашей семье. В молодости он покинул Новый Орлеан, чтобы жениться. И на ком? На дрянной девчонке. Они потом купили ферму недалеко от Сент-Джеймса и жили там более двадцати лет, воспитывая дочку, Анжелику. А пару недель назад оба, Сэмюэл и Эванджелина, скончались от желтой лихорадки. Оказалось, их ферма была целиком заложена. После них не осталось ни цента. Мне пришлось возвращать долги. А шериф приказал сжечь дом и все имущество, как и положено в таких случаях, после лихорадки. Вот я теперь вынужден содержать эту нищенку, их дочь.
Жан-Пьер ощутил прилив симпатии к племяннице Фремона.
— Девушка живет здесь?
— Ну конечно. И вечно дает свои кошачьи концерты. Ее учила в Сент-Джеймсе какая-то итальянка — вот мне и надо было оставить у нее девчонку, клянусь. Поет днем и ночью. Я думаю, она немного тронулась.
Жан-Пьер нахмурился.
— А сколько ей лет?
— Семнадцать. — Вдруг лицо Жиля расплылось в похотливой улыбке. — Есть на что посмотреть. Вы понимаете, что я имею в виду, — добавил он, похохатывая и толкая локтем в бок сидящего рядом справа банкира Шарля Левена.
Жан-Пьер заметил, как вспыхнули глаза Шарля Левена. Тот был высок и худощав, с копной светлых волос, острыми чертами лица и холодными как лед голубыми безжалостными глазами. Хотя многие считали Левена респектабельным банкиром, Жан-Пьер знал, что он на самом деле развращенный деспот. Он так жестоко обращается с женщинами, что по сравнению с ним Жиль просто святой отец. Женившись лет тридцать назад на даме из общества, которая быстро охладела к нему, Левен имел множество любовниц. Он находил их на квартеронских балах, где белые мужчины танцевали с девушками-квартеронками, и не одна из них, по слухам, была им убита в припадке ревности. Мысль, что Левен может заинтересоваться племянницей Жиля, вызвала у Жан-Пьера нервную дрожь.
Этьен Бруссар снова спросил Жан-Пьера, будет ли он продолжать игру. С тяжелым вздохом Жан-Пьер отбросил свои карты.
— Джентльмены, я выхожу из игры. — Он прервался, чтобы взглянуть на карманные часы. — Извините меня. Думаю, настало время прекратить мои проигрыши сегодня. А дома меня ждет гость.
Левен вопросительно приподнял бровь, и Жан-Пьер объяснил:
— Мой кузен Ролан сейчас в Новом Орлеане — встречается со своим агентом, Морисом Миро.
— Как жаль, что вы не уговорили Ролана прийти сегодня сюда, — сказал Жиль Фремон, делая свою ставку. Жан-Пьер горько улыбнулся:
— Мой кузен из Сен-Шарля сообщил мне, что считает карточные игры негодным делом.
Они закончили делать ставки, пожимая плечами и усмехаясь в ответ на слова Жан-Пьера.
Жан-Пьер не спешил уходить — сидел, потягивая виски. Он хотел убедиться, был ли прав в своих догадках о нечестной игре Бруссара. И через несколько секунд победный возглас выигравшего Этьена укрепил его подозрения. Наблюдая, как этот креол забирает свой выигрыш, Жан-Пьер с плохо скрытым раздражением сказал:
— Джентльмены, мне и в самом деле надо идти…
— Ерунда! — сказал Жиль молодому человеку. — Не стоит грустить, из-за того что вам сегодня не везло, Делакруа. Вы хотя бы выпейте с нами. Где эта проклятая девчонка? Анжелика! — закричал он.
Жан-Пьер приподнялся было, чтобы покинуть комнату, но в этот момент вошла Анжелика Фремон. При виде девушки он невольно опустился на стул.
В задней части большого дома Анжелика Фремон и Коко, служанка ее дяди, готовили закуски для гостей.
Услышав гневный голос дяди, Анжелика нахмурилась. Они с Коко целый день трудились в душной кухне. Вот и теперь готовили гостям необычные закуски. Делать их было довольно сложно. Нетерпение дяди не понравилось племяннице.
— Ну и как все это выглядит, Коко? — спросила она, повернувшись к юной мулатке, которая крутилась поблизости.
Четырнадцатилетняя Коко была хорошенькой, стройной и игривой, словно кошка.
— Это прекрасно, мадемуазель Анжелика! — воскликнула Коко, облизывая свою пухлую нижнюю губку при виде закусок, которые они с таким усердием приготовили. Здесь были шарики из лангуста, крошечные пирожки с устрицами и фаршированные креветки.
— Один только запах заставляет петь все мое нутро, мадемуазель. Господин Жиль будет доволен.
Анжелика в ответ улыбнулась:
— А теперь мне надо завернуть еще сахарный рулет, вот тогда можно будет все нести гостям. — Ее тонкие ноздри дрогнули от отвращения. Она добавила: — Дядя говорил, что нужно принести еще бутылку виски. Сходи в подвал, пожалуйста, Коко.
— Да, мадемуазель, — ответила Коко, выходя из кухни.
Анжелика напевала про себя, свертывая рулет и обваливая его в сахарной пудре. Она поняла, что поет «Аве Марию» — молитву, которую так любили ее родители. Анжелика как могла старалась сохранить приветливый вид, когда стала жить у дяди Жиля в Новом Орлеане. Ей это было очень нелегко, она вспоминала жизнь в Сент-Джеймсе, отца и мать, которых очень любила.
Всего три недели назад она жила в полном блаженстве со своими родителями на небольшой ферме. Потом разразилась трагедия: напала желтая лихорадка, или Бронзовый Джон, как называли эту болезнь напуганные местные жители. Анжелика беспомощно смотрела, как болезнь мучила ее родителей — они кашляли, их била лихорадочная дрожь, и, наконец, открылась черная рвота, чем и кончался этот недуг. Поспешная похоронная служба прямо после их смерти была настоящим кошмаром для Анжелики. И потом ей пришлось смотреть, как шериф сжигает все имущество ее родителей. Даже теперь, вспоминая, как он бросил прялку матери в бушующее пламя, Анжелика не могла удержаться от слез и молча перекрестилась.
Но она верила, что смерть — это только ликующий выход души в вечность. Поэтому понимала, что нет причин оплакивать уход родителей: они теперь вместе у самого Бога.
Это Анжелика принимала всей душой, хотя и не могла в своих чувствах примириться с тем, что их больше нет. Анжелика была вырвана из атмосферы любви и заботы. Она оказалась в чужом городе, в чужом доме, под опекой чужого человека. Она даже никогда не видела раньше дядю Жиля. Теперь она обнаружила, что он весьма вздорный человек. Дядя Жиль хотя и не обижал ее, но часто говорил с ней грубо, много пил и постоянно играл в азартные игры. Привыкшая к добродетельной жизни, Анжелика чувствовала себя совсем чужой с этим необузданным дядей и в этом нечестивом городе. Она не могла понять, почему так запущен дом дяди Жиля, почему потрепаны ковры и поломана мебель, почему так трачены молью портьеры и покрывала. Там, в Сент-Джеймсе, к каждой скромной вещи относились бережно.
Анжелика старалась в меру своих сил навести порядок в запущенном доме дяди. Она хорошо понимала, что Коко, единственная его служанка, не горит желанием сделать это. Когда они работали вместе с этой мулаткой, Анжелика часто напевала, чтобы хоть как-то подбодрить себя. При этом она вспоминала о дорогих родителях и о своей учительнице пения в Сент-Джеймсе, мадам Сантони. Мадам предлагала Анжелике жить у нее, но дядя грубо отказал ей.
— Анжелика!
Когда дядя снова выкрикнул ее имя, Анжелика остро ощутила неприязнь. Она распрямилась, отряхнула руки и взяла поднос. Она старалась не подавать вида, что ее очень раздражало пустое и греховное времяпрепровождение дяди и его гостей. А она еще должна была ублажать этих людей…
Перед дверью Анжелика чуть задержалась, чтобы успокоиться. Войдя в комнату, она зажмурилась из-за едкого сигарного дыма. Ее дядя сидел спиной к ней, а остальных трех мужчин она прежде никогда не видела. Двое из них были уже в возрасте, один тучный, а другой худой. Но внимание Анжелики привлек третий гость — молодой джентльмен. Он сидел лицом к ней. Ему было всего за двадцать, на красивом лице выделялись аккуратные усики. Но он, склонившись над стаканом виски, выглядел очень расстроенным.
Когда девушка вошла в комнату, молодой человек как раз вставал со своего стула, но, как только увидел ее, словно подкошенный, снова опустился на свое место.
* * *
Жан-Пьер просто не мог поверить своим глазам. Очарование девушки было так сильно, что он потерял дар речи.Она была необыкновенно красива. Темные глаза, блестящие волосы и такие изумительные черты лица, каких он никогда не видел в жизни! Она была среднего роста, с тонкой девичьей фигуркой, в которой были заметны первые признаки расцвета женственности. Шелковистая кожа красиво очерченного лица блистала юной свежестью. Точеный нос, благородно вылепленные губы и твердый подбородок — во всем проявлялась ее красота. Волосы цвета черного дерева обрамляли прелестное лицо и стройную шейку. На ней было скромное платье из темного сукна, она держала поднос так, как делают это большинство слуг, но ей больше бы подошло платье из бархата, и она казалась достойной того, чтобы подносить дары коронованным особам Европы.
Девушка задержалась у двери и взглянула на дядю, будто ожидая его распоряжений. Потом повернулась и посмотрела на Жан-Пьера, их взгляды на какое-то мгновение встретились. Он хотел было улыбнуться ей, но понял, что не сможет, потому что ее взгляд буквально приковал его к месту. В ее глазах были боль и страдание. Такого глубокого, темного сияния он никогда не видел в жизни. В то же время девушка держалась со скромным изяществом и достоинством… Его словно охватило пламя…
— Ну, Анжелика, поворачивайся!
Хриплый и грубый голос Жиля Фремона проник в сознание словно загипнотизированного Жан-Пьера и разрушил чары, навеянные видом красавицы. Он нахмурился и задержал дыхание, наблюдая, как она повернулась к Жилю и протянула ему поднос.
Жан-Пьер заметил, что его руки, лежащие на столе, дрожат. Бог мой, девушка покорила его, глубоко тронула его сердце!..
Только один ее взгляд сразил его и заставил страдать. И он понял, что это серьезно.
Глава 2
— Где тебя носит, девчонка? — закричал Жиль Фремон племяннице. — Ты что, не видишь, что у меня гости?! Все давно ждут, чтобы подали еду.
Жан-Пьер почувствовал симпатию к юной Анжелике. Девушка обвела комнату гордым взглядом темных глаз и, несмотря на то что Жиль накричал на нее, держалась все так же прямо. Она медленно шагнула вперед, предлагая угощение Этьену Бруссару. Сердце Жан-Пьера сжалось, когда он увидел, как этот торговец окинул ее похотливым взглядом. И Шарль Левен, беря закуску с подноса, жадно уставился на ее молодую крепкую грудь. С большим трудом Жан-Пьер удержался от того, чтобы не отбросить свой стул и не сбить обоих сластолюбцев на пол. Руки на коленях сами собой сжались в кулаки.
Боже, откуда только взялись этот гнев и такая злость, которую он никогда раньше не ощущал!
Девушка грациозной походкой приблизилась к нему и предложила взять угощение с роскошного подноса. Он в первый раз увидел вблизи ее красоту. И вновь у него захватило дух. Ее темные глаза завораживали, притягивали.
— Месье? — сказала она, явно смущаясь под пристальным взглядом Жан-Пьера.
Ее голос был приятными и мелодичным. Жан-Пьер улыбнулся ей и взял с подноса маленький пирожок с устрицами.
— Благодарю вас, мадемуазель.
— Эй, Фремон! — Шарль Левен повернулся к хозяину дома. — Почему бы вам не представить нас этой красивой барышне?
Жиль пожал плечами.
— Господа, это моя племянница, Анжелика, — небрежно сказал он. А потом, заметив угрожающий взгляд Левена, добавил: — Анжелика, познакомься: это господин Левен, это господин Делакруа, а это господин Бруссар.
— Приятно познакомиться с вами, господа, — скромно ответила Анжелика.
Повернувшись к Жилю, она тихо спросила:
— Дядя, можно мне теперь уйти?
— Ну, хорошо, ступай, — грубовато ответил Жиль.
Она поставила поднос на стол.
— А где бутылка виски? — с недовольством в голосе спросил Жиль.
— Я послала за ней в подвал Коко, — ответила Анжелика, чуть приподняв подбородок. — Сейчас принесу.
Жиль фыркнул, когда племянница выходила из комнаты. Он следил выпученными глазами за ее удаляющейся фигурой, а потом повернулся к столу и засунул себе в рот банановый блинчик.
— А у вас хорошенькая племянница, Жиль, — усмехнулся Левен.
Жиль тоже усмехнулся, обнажив гнилые зубы, и кусок бананового блинчика повис у него на толстой губе.
— Как я и говорил вам, Шарль, есть на что посмотреть, верно?
Левен не спеша раскурил тонкую сигару, глубоко затянулся и лениво выпустил дым. Сузив глаза, он устремил на Жиля хищный взгляд:
— Сколько вы хотите за девочку, Фремон?
Пока Жиль чмокал и отмахивался от банкира, Жан-Пьер ощутил острое чувство тревоги. Левен был необычайно богат, а, судя по слухам, дела Жиля Фремона в последнее время были хуже некуда из-за его пагубного пристрастия к картам, особенно к игре в фараона. Жак-Пьер интуитивно почувствовал, что нелепое предложение Левена было совершенно серьезным. Но он вовсе не хотел, чтобы события для юной Анжелики Фремон разворачивались таким образом.
— Эй, Делакруа, вы что, раздумали уходить? — насмешливо спросил жирный Бруссар.
— Да. Я пока останусь, — ответил Жан-Пьер. Он собрал карты и бросил их Бруссару.
Остальные трое грубо рассмеялись, услышав ответ молодого человека. Но Жан-Пьер нисколько не смутился.
В этот момент Анжелика вошла в комнату с бутылкой виски.
— Плесни-ка мне в стакан, девочка, — приказал ей Фремон.
— Да, дядя Жиль.
Анжелика произнесла эти слова с почтением. Но потом она сразу стиснула зубы, сдерживая гнев. Спокойно откупорила бутылку и налила дяде половину стакана. Храни Бог ее душу, подумал Жан-Пьер. Девочка хорошо воспитана, а ей приходится прислуживать дяде и его собутыльникам.
Жиль Фремон быстро выпил виски и заревел:
— Еще!
Анжелика спокойно напила ему еще стакан, поставила бутылку и повернулась, чтобы уйти. Видя, как Бруссар окидывает девушку похотливым взглядом, Жан-Пьер воскликнул:
— Ну, Бруссар, вы собираетесь сдавать?
Бруссар пожал плечами и сдан карты. В течение следующего часа игроки оживленно делали ставки, все, кроме Жан-Пьера. Молодой человек сидел, маленькими глотками пил виски и с растущей неприязнью следил за ними. Все трое были сильно пьяны, об этом свидетельствовали их красные лица и громкая, сбивчивая речь. Каждый раз, когда юная Анжелика появлялась в комнате — то ли затем, чтобы убрать полные пепельницы, то ли принести новую бутылку виски, — взгляды Левена, Бруссара и даже самого Фремона становились все более похотливыми и недвусмысленными. Распутники отпускали непристойные замечания, стоило только девушке выйти из комнаты. От возмущения у Жан-Пьера в жилах закипала кровь.
Когда Анжелика в четвертый раз вошла в комнату, свершилось неизбежное. Она проходила мимо Этьена Бруссара, и он ущипнул ее сзади.
Жан-Пьера бросило в жар. Как только мог этот негодяй оскорбить прелестное дитя! Никогда в жизни он так отчаянно не жалел, что при нем не было пистолета.
Но прежде чем он смог как-то отреагировать на это, Анжелика круто повернулась и залепила своему обидчику пощечину. Шарль Левен расхохотался. Девушка гордо подняла голову и вышла из комнаты. Жан-Пьер про себя усмехнулся, поняв, что девушка не такое уж беззащитное дитя. Он не удержался и воскликнул:
— Браво!
Бруссар получил по заслугам. Этот жирный комиссионер сидел, трясясь от злости красной отметиной на дряблой щеке.
Жан-Пьер вдруг подумал: а что бы случилось, если бы то же самое девушка проделала с его вспыльчивым кузеном Роланом?
Предположение не успело возникнуть, потому что он услышал раздраженный голос Этьена:
— Я требую, чтобы ваша племянница извинилась передо мной!
Услышав это, Жан-Пьер бросил карты и повернулся к Бруссару.
— Вы хотите, чтобы девушка извинилась перед вами? Как вы смеете требовать этого, когда сами оскорбили ее?
— Как я смею?! — взвился Бруссар. — Эта так называемая невинная девочка сама крутила передо мной своей задницей и, когда я отреагировал на это, ударила меня по щеке.
Едва сдерживая гнев, Жан-Пьер обратился к Фремону:
— Жиль, вы ничего не можете сказать в защиту племянницы? Вы позволите Бруссару так оскорблять ее?
Фремон презрительно хмыкнул:
— Я согласен с Бруссаром. Девчонка оскорбила моего гостя.
— Оскорбила? — возмущенно повторил Жан-Пьер. — Но ведь все видели: Бруссар тронул ее за такое место, за которое ни один мужчина не может тронуть леди, если она не является его женой!
Фремон пожал плечами, подлил себе виски и сказал заплетающимся языком:
— Я прежде всего не уверен в нравственности этой девчонки. Ведь ее мать была просто шлюхой…
— Я не могу поверить, что слышу такое! — закричал Жан-Пьер, сердито размахивая руками. — И вы говорите такие вещи о своей родной племяннице, о вашей близкой родственнице?
— Ну, об этом я скоро забуду, — ответил Жиль скрипя зубами.
— Я снова спрашиваю вас, Фремон, сколько вы хотите за эту девушку? — холодно перебил их Шарль Левен. Жестокость, звучавшая в его голосе, поразила Жан-Пьера.
— Вы не получите ее, Шарль, — поспешно перебил его Этьен. — Я хочу купить ее для себя. Я научу ее, как надо себя вести, дам ей парочку уроков, положу через колено и всыплю ей по маленькой попке…
— Забудьте об этом, Бруссар, — спокойно перебил его Левен. — Вы же знаете, я перебью цену. — И с ухмылкой добавил: — И кроме того, совершенно ясно, что девчонке нужна рука покрепче вашей. Такое своенравие может быть подавлено только одним способом, скажем так, жестокостью. Вот почему я настаиваю, чтобы девушка оказалась моей собственностью…
Жан-Пьер вскочил на ноги.
— Не могу поверить своим ушам! Господа, мы же говорим не о какой-нибудь там шлюхе с Бэйсн-стрит! — Повернувшись к Левену, он со злостью спросил: — Вы на самом деле собираетесь купить девушку, Шарль?
— Не исключаю возможности договориться об этом.
— И ее тело потом выловят из канала, как других ваших любовниц?
Тут Левен тоже вскочил с искаженным от гнева лицом.
— Я вызову вас на дуэль за эту наглую ложь, Делакруа!
— Господа, господа, сядьте! — почти закричал Жиль Фремон. — Я не хочу, чтобы сегодня вечером в моем доме кого-то вызывали на дуэль.
Мужчины сели на свои места, не спуская друг с друга глаз.
— Знаете, я подумай, что мне было бы очень трудно обеспечить Анжелике такую жизнь, которую она заслуживает. — Жиль не пытался скрыть своего удовлетворения тем, что произошло. — Может быть, было бы лучше, если бы один из вас, господа, изъявил желание стать ее… покровителем.
— Станет тот, кто выложит вам на стол больше денег? — сердито заметил Жан-Пьер. — Где ваша совесть, Фремон?
— А что это вас так обуяла нравственность, Делакруа? — усмехнулся Жиль. — У вас-то было много любовниц.
— Верно. Но ваша племянница — невинная девушка, а не дама полусвета. Мы не имеем права так играть ее жизнью.
— А какая у нее будет судьба, если для нее не найдется покровителя? — возразил Жиль. — У девушки нет ни денег, ни приданого, и я ничего не могу ей дать. Какое будущее ждет ее? Быть горничной в богатом доме? Уж лучше пусть станет подружкой такого прекрасного человека, как Шарль.
При этих словах губы Жан-Пьера скривились.
Но Левен, не глядя на него, спокойно произнес:
— Хорошо сказано, Фремон. — Потом не спеша затянулся сигарой и прибавил: — Я открываю торги с десяти тысяч.
— Пятнадцать! — зло выкрикнул Бруссар, ударив пухлым кулаком по столу и глядя на улыбающегося Левена. И в этот момент что-то произошло с Жан-Пьером.
— Довольно! — закричал он, вскакивая на ноги. — Джентльмены, я не могу вот так просто сидеть и смотреть, как делается это мерзкое дело. Мы что-то потеряли в себе, если можем поступать так по отношению к невинной девушке. — Потом он повернулся к Жилю: — Назовите вашу цену.
Тут же запротестовали Бруссар и Левен.
— Вы хотите заполучить девушку для себя, Делакруа, и сделать ее своей любовницей, — упрекнул его Бруссар.
— Неправда! Девушка не будет ничьей любовницей. Она станет чьей-то женой. — Жан-Пьер сказал эти слова прежде, чем обдумал их, но тут же понял, что в этом и есть решение. Он задумчиво добавил: — Правда, ее будущий муж еще не знает об этом.
— Хватит с нас этой чепухи! — резко сказал Левен хозяину дома. Он презрительно дернул плечом. — Какую бы цену ни дал Делакруа, я удваиваю ее!
— Черт возьми! — зло прошипел Жан-Пьер. Он повернулся к Левену, угрожающе положив руку на спинку стула, и с безжалостной улыбкой прошептал: — Ради чего же эта девушка должна умереть?
В ответ ему Левен глумливо улыбнулся:
— Вы что, пугаете меня, Жан-Пьер?
Жан-Пьер почувствовал симпатию к юной Анжелике. Девушка обвела комнату гордым взглядом темных глаз и, несмотря на то что Жиль накричал на нее, держалась все так же прямо. Она медленно шагнула вперед, предлагая угощение Этьену Бруссару. Сердце Жан-Пьера сжалось, когда он увидел, как этот торговец окинул ее похотливым взглядом. И Шарль Левен, беря закуску с подноса, жадно уставился на ее молодую крепкую грудь. С большим трудом Жан-Пьер удержался от того, чтобы не отбросить свой стул и не сбить обоих сластолюбцев на пол. Руки на коленях сами собой сжались в кулаки.
Боже, откуда только взялись этот гнев и такая злость, которую он никогда раньше не ощущал!
Девушка грациозной походкой приблизилась к нему и предложила взять угощение с роскошного подноса. Он в первый раз увидел вблизи ее красоту. И вновь у него захватило дух. Ее темные глаза завораживали, притягивали.
— Месье? — сказала она, явно смущаясь под пристальным взглядом Жан-Пьера.
Ее голос был приятными и мелодичным. Жан-Пьер улыбнулся ей и взял с подноса маленький пирожок с устрицами.
— Благодарю вас, мадемуазель.
— Эй, Фремон! — Шарль Левен повернулся к хозяину дома. — Почему бы вам не представить нас этой красивой барышне?
Жиль пожал плечами.
— Господа, это моя племянница, Анжелика, — небрежно сказал он. А потом, заметив угрожающий взгляд Левена, добавил: — Анжелика, познакомься: это господин Левен, это господин Делакруа, а это господин Бруссар.
— Приятно познакомиться с вами, господа, — скромно ответила Анжелика.
Повернувшись к Жилю, она тихо спросила:
— Дядя, можно мне теперь уйти?
— Ну, хорошо, ступай, — грубовато ответил Жиль.
Она поставила поднос на стол.
— А где бутылка виски? — с недовольством в голосе спросил Жиль.
— Я послала за ней в подвал Коко, — ответила Анжелика, чуть приподняв подбородок. — Сейчас принесу.
Жиль фыркнул, когда племянница выходила из комнаты. Он следил выпученными глазами за ее удаляющейся фигурой, а потом повернулся к столу и засунул себе в рот банановый блинчик.
— А у вас хорошенькая племянница, Жиль, — усмехнулся Левен.
Жиль тоже усмехнулся, обнажив гнилые зубы, и кусок бананового блинчика повис у него на толстой губе.
— Как я и говорил вам, Шарль, есть на что посмотреть, верно?
Левен не спеша раскурил тонкую сигару, глубоко затянулся и лениво выпустил дым. Сузив глаза, он устремил на Жиля хищный взгляд:
— Сколько вы хотите за девочку, Фремон?
Пока Жиль чмокал и отмахивался от банкира, Жан-Пьер ощутил острое чувство тревоги. Левен был необычайно богат, а, судя по слухам, дела Жиля Фремона в последнее время были хуже некуда из-за его пагубного пристрастия к картам, особенно к игре в фараона. Жак-Пьер интуитивно почувствовал, что нелепое предложение Левена было совершенно серьезным. Но он вовсе не хотел, чтобы события для юной Анжелики Фремон разворачивались таким образом.
— Эй, Делакруа, вы что, раздумали уходить? — насмешливо спросил жирный Бруссар.
— Да. Я пока останусь, — ответил Жан-Пьер. Он собрал карты и бросил их Бруссару.
Остальные трое грубо рассмеялись, услышав ответ молодого человека. Но Жан-Пьер нисколько не смутился.
В этот момент Анжелика вошла в комнату с бутылкой виски.
— Плесни-ка мне в стакан, девочка, — приказал ей Фремон.
— Да, дядя Жиль.
Анжелика произнесла эти слова с почтением. Но потом она сразу стиснула зубы, сдерживая гнев. Спокойно откупорила бутылку и налила дяде половину стакана. Храни Бог ее душу, подумал Жан-Пьер. Девочка хорошо воспитана, а ей приходится прислуживать дяде и его собутыльникам.
Жиль Фремон быстро выпил виски и заревел:
— Еще!
Анжелика спокойно напила ему еще стакан, поставила бутылку и повернулась, чтобы уйти. Видя, как Бруссар окидывает девушку похотливым взглядом, Жан-Пьер воскликнул:
— Ну, Бруссар, вы собираетесь сдавать?
Бруссар пожал плечами и сдан карты. В течение следующего часа игроки оживленно делали ставки, все, кроме Жан-Пьера. Молодой человек сидел, маленькими глотками пил виски и с растущей неприязнью следил за ними. Все трое были сильно пьяны, об этом свидетельствовали их красные лица и громкая, сбивчивая речь. Каждый раз, когда юная Анжелика появлялась в комнате — то ли затем, чтобы убрать полные пепельницы, то ли принести новую бутылку виски, — взгляды Левена, Бруссара и даже самого Фремона становились все более похотливыми и недвусмысленными. Распутники отпускали непристойные замечания, стоило только девушке выйти из комнаты. От возмущения у Жан-Пьера в жилах закипала кровь.
Когда Анжелика в четвертый раз вошла в комнату, свершилось неизбежное. Она проходила мимо Этьена Бруссара, и он ущипнул ее сзади.
Жан-Пьера бросило в жар. Как только мог этот негодяй оскорбить прелестное дитя! Никогда в жизни он так отчаянно не жалел, что при нем не было пистолета.
Но прежде чем он смог как-то отреагировать на это, Анжелика круто повернулась и залепила своему обидчику пощечину. Шарль Левен расхохотался. Девушка гордо подняла голову и вышла из комнаты. Жан-Пьер про себя усмехнулся, поняв, что девушка не такое уж беззащитное дитя. Он не удержался и воскликнул:
— Браво!
Бруссар получил по заслугам. Этот жирный комиссионер сидел, трясясь от злости красной отметиной на дряблой щеке.
Жан-Пьер вдруг подумал: а что бы случилось, если бы то же самое девушка проделала с его вспыльчивым кузеном Роланом?
Предположение не успело возникнуть, потому что он услышал раздраженный голос Этьена:
— Я требую, чтобы ваша племянница извинилась передо мной!
Услышав это, Жан-Пьер бросил карты и повернулся к Бруссару.
— Вы хотите, чтобы девушка извинилась перед вами? Как вы смеете требовать этого, когда сами оскорбили ее?
— Как я смею?! — взвился Бруссар. — Эта так называемая невинная девочка сама крутила передо мной своей задницей и, когда я отреагировал на это, ударила меня по щеке.
Едва сдерживая гнев, Жан-Пьер обратился к Фремону:
— Жиль, вы ничего не можете сказать в защиту племянницы? Вы позволите Бруссару так оскорблять ее?
Фремон презрительно хмыкнул:
— Я согласен с Бруссаром. Девчонка оскорбила моего гостя.
— Оскорбила? — возмущенно повторил Жан-Пьер. — Но ведь все видели: Бруссар тронул ее за такое место, за которое ни один мужчина не может тронуть леди, если она не является его женой!
Фремон пожал плечами, подлил себе виски и сказал заплетающимся языком:
— Я прежде всего не уверен в нравственности этой девчонки. Ведь ее мать была просто шлюхой…
— Я не могу поверить, что слышу такое! — закричал Жан-Пьер, сердито размахивая руками. — И вы говорите такие вещи о своей родной племяннице, о вашей близкой родственнице?
— Ну, об этом я скоро забуду, — ответил Жиль скрипя зубами.
— Я снова спрашиваю вас, Фремон, сколько вы хотите за эту девушку? — холодно перебил их Шарль Левен. Жестокость, звучавшая в его голосе, поразила Жан-Пьера.
— Вы не получите ее, Шарль, — поспешно перебил его Этьен. — Я хочу купить ее для себя. Я научу ее, как надо себя вести, дам ей парочку уроков, положу через колено и всыплю ей по маленькой попке…
— Забудьте об этом, Бруссар, — спокойно перебил его Левен. — Вы же знаете, я перебью цену. — И с ухмылкой добавил: — И кроме того, совершенно ясно, что девчонке нужна рука покрепче вашей. Такое своенравие может быть подавлено только одним способом, скажем так, жестокостью. Вот почему я настаиваю, чтобы девушка оказалась моей собственностью…
Жан-Пьер вскочил на ноги.
— Не могу поверить своим ушам! Господа, мы же говорим не о какой-нибудь там шлюхе с Бэйсн-стрит! — Повернувшись к Левену, он со злостью спросил: — Вы на самом деле собираетесь купить девушку, Шарль?
— Не исключаю возможности договориться об этом.
— И ее тело потом выловят из канала, как других ваших любовниц?
Тут Левен тоже вскочил с искаженным от гнева лицом.
— Я вызову вас на дуэль за эту наглую ложь, Делакруа!
— Господа, господа, сядьте! — почти закричал Жиль Фремон. — Я не хочу, чтобы сегодня вечером в моем доме кого-то вызывали на дуэль.
Мужчины сели на свои места, не спуская друг с друга глаз.
— Знаете, я подумай, что мне было бы очень трудно обеспечить Анжелике такую жизнь, которую она заслуживает. — Жиль не пытался скрыть своего удовлетворения тем, что произошло. — Может быть, было бы лучше, если бы один из вас, господа, изъявил желание стать ее… покровителем.
— Станет тот, кто выложит вам на стол больше денег? — сердито заметил Жан-Пьер. — Где ваша совесть, Фремон?
— А что это вас так обуяла нравственность, Делакруа? — усмехнулся Жиль. — У вас-то было много любовниц.
— Верно. Но ваша племянница — невинная девушка, а не дама полусвета. Мы не имеем права так играть ее жизнью.
— А какая у нее будет судьба, если для нее не найдется покровителя? — возразил Жиль. — У девушки нет ни денег, ни приданого, и я ничего не могу ей дать. Какое будущее ждет ее? Быть горничной в богатом доме? Уж лучше пусть станет подружкой такого прекрасного человека, как Шарль.
При этих словах губы Жан-Пьера скривились.
Но Левен, не глядя на него, спокойно произнес:
— Хорошо сказано, Фремон. — Потом не спеша затянулся сигарой и прибавил: — Я открываю торги с десяти тысяч.
— Пятнадцать! — зло выкрикнул Бруссар, ударив пухлым кулаком по столу и глядя на улыбающегося Левена. И в этот момент что-то произошло с Жан-Пьером.
— Довольно! — закричал он, вскакивая на ноги. — Джентльмены, я не могу вот так просто сидеть и смотреть, как делается это мерзкое дело. Мы что-то потеряли в себе, если можем поступать так по отношению к невинной девушке. — Потом он повернулся к Жилю: — Назовите вашу цену.
Тут же запротестовали Бруссар и Левен.
— Вы хотите заполучить девушку для себя, Делакруа, и сделать ее своей любовницей, — упрекнул его Бруссар.
— Неправда! Девушка не будет ничьей любовницей. Она станет чьей-то женой. — Жан-Пьер сказал эти слова прежде, чем обдумал их, но тут же понял, что в этом и есть решение. Он задумчиво добавил: — Правда, ее будущий муж еще не знает об этом.
— Хватит с нас этой чепухи! — резко сказал Левен хозяину дома. Он презрительно дернул плечом. — Какую бы цену ни дал Делакруа, я удваиваю ее!
— Черт возьми! — зло прошипел Жан-Пьер. Он повернулся к Левену, угрожающе положив руку на спинку стула, и с безжалостной улыбкой прошептал: — Ради чего же эта девушка должна умереть?
В ответ ему Левен глумливо улыбнулся:
— Вы что, пугаете меня, Жан-Пьер?