Реник Джин. Обещания

   Джолин взяла одну из открытых баночек пива.
   — Это просто здорово — немножко пожить одной для разнообразия.
   Она повернула голову и осторожно поцеловала Паркера, вполуха слушая наставления матери.
   — Обещаю, — сказала она. — Ну, пока. Дай мне папу, я хочу с ним попрощаться.
   И через секунду:
   — Папочка, обнимаю и целую тебя много раз. Не забудь, если будете покупать зеленое, то только изумруды. Пока.
   «Папочка, обнимаю и целую тебя много раз», — передразнил Паркер.
   Ни для кого не было секретом, что Джолин была любимицей в семье Лоуэллов, и она постоянно пользовалась снисходительным отношением отца, потакавшего всем ее капризам. Паркер никогда не слышал, чтобы доктор Лоуэлл в чем-либо отказывал Джолин. Для нее в его лексиконе не существовало слова «нет». Отношения же с матерью были у Джолин отнюдь не сердечными, но не было в них и открытой враждебности.
   — Что ты пообещала родителям? — спросил Паркер, потягивая пиво.
   Джолин рассмеялась:
   — Быть паинькой.
   — Ну, с этим все в порядке, — он лениво вытянулся рядом с ней на кровати и поцеловал пахнущими пивом губами, требовавшими продолжения прерванной любовной игры. — А ну, как ты собираешься выполнять то, о чем тебя просили мама с папочкой?
   Он принялся лизать холодным языком ее соски, которые сразу же стали твердыми. Джолин посмотрела на его увеличивающийся и становящийся упругим член.
   — Я вижу, здесь есть кое-что для меня интересное, — поддразнила она.
   Паркер был просто потрясающим любовником. Он никогда, не подготовив, не овладевал ею, и Джолин с нараставшим наслаждением предвкушала момент проникновения. Все ее тело напряглось, и, когда Паркер с жадностью стал сосать ей грудь, по телу Джолин пробежала сладкая волна желания. Его рука медленно спускалась по ее животу вниз.
   Снова зазвонил телефон. Он еще сильнее прижался к ней и кончиком языка тронул ухо.
   — Не отвечай, — прошептал он.
   — А что, если это снова мои родители? Они знают, что я дома и…
   — Да, но знают ли они, что и я здесь? — с насмешливой улыбочкой сказал Паркер и приподнял брови.
   Она поцеловала его и неспеша подняла трубку. Раздался тихий голос ее сестры:
   — Привет, Джо! Это Джиллиан. Извини, что звоню так поздно, но я только что разговаривала с мамой.
   — Да, они сейчас звонили и мне. Чего им еще нужно? — Джолин легонько хлопнула Паркера по руке и, зажав ладонью телефонную трубку, прошептала: — Я быстро, обещаю.
   — Ну и я быстро, — ответил он, отставляя в сторону баночку с пивом и не желая выпускать ее тело из своих объятий.
   — Мама просила, чтобы я приехала домой на несколько дней раньше. Я не знаю, зачем ей это надо, правда.
   — Ладно, Бог с ней. Когда? — резко спросила Джолин, ей не терпелось закончить разговор и вернуться к Паркеру, в этот момент пытавшемуся раздвинуть ее сжатые колени.
   — В субботу.
   — В какое время?
   Джиллиан, находившаяся в Нью-Йорке, начинала понимать, каким образом могла сейчас развлекаться сестра. Возможно, даже в спальне матери. Когда воображение закончило рисовать картину, кровь бросилась Джиллиан в лицо. А вдруг сестра с тем, с кем она не должна быть ни за что на свете?
   — Я застану тебя дома, если приеду около трех? Желание узнать, с кем сейчас сестра, буквально переполняло Джиллиан. Она стала нервно покусывать внутреннюю сторону щеки. Что, если это Джей? Что, если он вернулся домой и…? Она так сильно прижала трубку к уху, что даже сделала себе больно, но еще одного голоса на другом конце провода слышно не было. Ей захотелось немедленно закончить разговор, пока она не услышала этот голос. И в то же время ей нестерпимо хотелось узнать, с кем спала сестра. Самым ужасным было оказаться унизительно втянутой в позорный любовный треугольник.
   Джолин начинала сдаваться настойчивым и возбуждающим ласкам Паркера.
   — У меня все в порядке. Да, ты знаешь, здесь бывает Паркер, и поэтому, если твои планы изменятся, дай мне знать. Пока.
   — Джо, а что насчет…
   Джолин уже положила трубку. Джиллиан с облегчением вздохнула. Можно не волноваться. Паркер. Не Джей. Жизнь вдруг показалась Джиллиан в тысячу раз прекраснее. Она повесила трубку и прошлась по комнате.
   Ее маленькая комнатка находилась на шестом этаже старого дома в западной части Манхэттена. В комнате не было воздушного кондиционера, и окна приходилось распахивать настежь, впуская душный и влажный воздух. Даже в этот поздний час на улицах без единого деревца поднимался пар от канализационных люков. Кирпич и бетон зданий, раскалившись за день на солнце, не успевали остыть за ночь. В это время года таким аккумулятором жары мог быть только Нью-Йорк.
   Намочив кухонное полотенце под краном, Джиллиан стала подсушивать его перед вертящимся вентилятором. На стене рядом с телефоном висела фотография в простой рамке. Снимку было уже четыре с половиной года. На нем она и Джей Спренгстен стояли рядом, прислонившись к какому-то старому зеленому «форду». Ему тогда было семнадцать, и он был таким худым, что даже на фотографии можно было пересчитать ребра. Он обхватил Джиллиан рукой за талию и наклонился к ней» чтобы поцеловать. Да, он поцеловал ее тогда, эту веснушчатую девчушку с двумя «хвостиками» на голове. Поцеловал по-настоящему, не «в щечку». Это был ее первый поцелуй.
   Джолин тогда смеялась над ними и сфотографировала их только для того, чтобы досадить сестре. В уголок рамки была вставлена еще одна маленькая фотография. Это был снимок Джея в армейской форме. Его голова была обрита, а спокойные глаза глядели с юношеской самоуверенностью. Джиллиан помахала влажным полотенцем в воздухе, чтобы оно побыстрее стало прохладным, и положила себе на шею.
   Она снова улыбнулась, взглянув на забавную фотографию, на которой они были вместе с Джеем. Когда-то она стащила ее у Джолин с единственным намерением — разорвать на мелкие кусочки. Но за последние пять лет Джиллиан не раз благодарила Бога, что не сделала этого. Джолин так никогда и не заметила исчезновения фотографии. Возможно, она даже забыла, что этот снимок на свете некогда существовал.
   Джиллиан была влюблена в Джея. Безнадежно. Тайно. Думая о нем, она вновь и вновь испытывала то трепетное волнение, которое охватывало ее всякий раз, когда он обращал на нее внимание. Жар того первого поцелуя так и остался на ее губах. Все то лето она чувствовала себя словно во сне. И потом, много времени спустя, на железнодорожном вокзале, увидев из-за угла, как Джей поцеловал Джолин на прощанье, она долго и безутешно плакала. Из Нью-Йорка, куда она уехала учиться в университете, Джиллиан послала ему свой адрес. К ее удивлению и радости, он ответил. Ничего особенного. Джей писал, как старший брат: спасибо за письмо, надеюсь, у тебя все в порядке. После этого Джиллиан стала писать ему как можно чаще. Наивные послания были наполнены подробностями ее жизни. Джиллиан рассказывала об университете и о небольшой редакции в Сохо, где она подрабатывала.
   «Ты обещала мне танец» Их старая безобидная шутка, но он помнил ее и писал эту фразу в каждом письме. Его письма не давали угаснуть надежде. Но не только письма, а также и длившаяся уже два года связь Джолин с Паркером Боумонтом.
   Договор об аренде заканчивался в конце октября, и владелец требовал освободить квартиру. Джиллиан нужно было поскорее подыскать себе что-нибудь другое. Она завернула кубик льда в сухое полотенце и растолкла его на мелкие кусочки ручкою ножа, потом взяла несколько холодных крошек в рот. Черт знает, что за жара.
   Подхваченная водоворотом нью-йоркской жизни, она так и не встретила никого, кто столь же сильно завладел бы ее чувствами, как тот худой мальчишка с фотографии. Джиллиан перевернула наброшенное на шею полотенце обратной стороной. Теперь, через пять лет, она не была уже глупой девочкой, сходившей с ума от любви, и ей очень хотелось снова увидеть Джея, чтобы понять, как изменилось ее отношение к нему. Для этого нужно было поехать домой. Она пообещала матери, что приедет на день рождения Джолин и останется до тех пор, пока родители не возвратятся из Европы. Задерживаться дольше она не собиралась. Джиллиан не хотелось снова оказаться где-то на заднем плане, в тени своей сестры. Это было невероятно обидно.
   «Я все сразу пойму в ту же минуту, как только его увижу, — рассуждала Джиллиан. Она снова перевернула полотенце. — Он скоро придет из армии».
   — Люби своего Паркера, — пробормотала она, обращаясь к сестре, которая сейчас была так далеко от нее.
   Джиллиан пальцем дотронулась до зеленого «форда».

Глава 3
Обещание «утенка»…

   В четырех милях от Уолден-Сити в небольшом поселке Веллингтон Флэтс на заднем дворе дома Анни Чатфильд стоял старый развесистый клен, ветви которого скрывали построенный на дереве настоящий маленький домик. Он был сбит из досок еще до рождения малышки Данни отцом и братьями Чарли Спренгстен, сейчас там прятавшейся. Вот уже три часа Чарли скрывалась в своем убежище, ужасно переживая. Тетя Джессика предъявила ей ультиматум и ни за что не соглашалась пойти на уступки. Чарли тоже упрямилась.
   В ярком свете лампочки она рассматривала в осколок зеркала неровно расплывшиеся бордовые полосы на своих волосах. Проблема именно в этом и состояла. Три месяца назад старшеклассник Джек Майерс, здоровенный хулиган с давно нестриженными волосами, загнал ее в угол гимнастического зала и, приперев грудью к стене, пытался поцеловать. После этого он, бравируя своей наглостью, рассказывал другим ребятам, как ему нравятся хорошенькие маленькие девочки с длинными светлыми волосами и в особенности их грудки.
   После такого унижения взбешенная Чарли как следует отплатила ему, назвав его во всеуслышанье лживой задницей, и было видно, что это не на шутку его задело: он мгновенно смутился и покраснел. Но Веллингтон Флэтс не слишком-то велик, и Джек преследовал ее все лето, не упуская ни малейшей возможности, чтобы не сделать какой-нибудь пакости. Кроме того, он стал распространять о ней всякие гнусные сплетни. Он не давал ей прохода, смеясь и улюлюкая в спину. И Джек продолжал хвастать друзьям, как в тот раз ему удалось хорошенько потискать ее в гимнастическом зале.
   Чарли пыталась хоть как-то отвлечься от окружавшего кошмара. Ища себе развлечений, она наткнулась на чемодан с одеждой Джея. Покопавшись в нем, она обнаружила несколько старых вещей, которые ей ужасно понравились, и стала носить их. В довершение всего Чарли купила флакончик ядовито-фиолетовой краски для волос и полосами выкрасила свои выгоревшие на солнце волосы. Эффект был потрясающим. Когда ее увидела тетя Джессика, начался скандал. Тетя долго кричала, что Чарли это сделала нарочно, чтобы посмеяться над ней и подорвать ее репутацию, после чего тете стало дурно. Она потребовала, чтобы Чарли немедленно переоделась в нормальную одежду и смыла с волос краску. Но вот это как раз и не вышло.
   После того как Чарли вымыла голову купленным в лавке пятновыводителем, полосы превратились в огромные расплывшиеся пятна и из фиолетовых стали ярко-бордовыми. Увидев, какой получился результат, Чарли решила сбежать из дому. Ей не очень-то хотелось в таком виде снова предстать перед тетей Джессикой. Она со всех сторон осматривала свою голову в кусок облупившегося зеркала.
   Если пойти в парикмахерскую, то придется заплатить не меньше сорока с таким трудом накопленных долларов. А ведь скоро придет из армии Джей, и тогда семье крайне потребуются деньги.
   В конце концов Чарли взяла в руки ножницы. Она дала брату обещание, что не будет обрезать волосы, пока он не вернется домой, но другого выхода не было — не могла же она показаться ему в таком виде! После того как на пол упала первая прядь, Чарли стала входить во вкус и вовсю заработала ножницами. Она срезала волосы то справа, то слева. Наконец, все было кончено. И совсем даже неплохо, решила она, если не считать вот этого клока над ухом, на котором осталась краска.
   Голова сразу стала очень легкой, почти невесомой. Странное ощущение. Вдруг ее домик принялся слегка покачиваться — кто-то взбирался по лестнице. Она замерла. Если это Джек, то она попалась в ловушку. Ее сердце глухо застучало где-то в горле. Чарли не знала, что делать.
   Не двигаясь, чтобы шумом не обнаружить своего присутствия, она сжала в руке ножницы и попыталась хоть что-нибудь разглядеть сквозь щели в деревянных стенах, но было слишком темно.
   — Кто здесь? — наконец отважилась она бросить вызов непрошеному гостю.
   Если это Джек, то она позовет на помощь Анни. Анни была дома, и никто, даже старый Джек Майерс, не горел особым желанием иметь дело с Анни Чатфильд, если та вставала на тропу войны.
   До Чарли донесся тихий голос Стефена:
   — Это я.
   Она вздохнула с облегчением и стала торопливо сгребать валявшиеся на полу волосы в кучу, пытаясь спрятать их подальше от глаз. Но тут же она поняла, что ведет себя крайне глупо — стоит брату взглянуть на нее, как он сразу все поймет. Было слишком поздно что-либо предпринимать, и она решила занять воинственную позицию. Чарли ждала, вызывающе-дерзко зажав ножницы в одной руке, волосы в другой.
   Стефен вошел внутрь домика. Он молча посмотрел на несчастную сестру с жалким пучком некогда прекрасных волос в кулаке и понял, что ситуация уже непоправима. Что бы он не сказал сейчас, какие бы доводы не привел, все уже было бесполезно. Поздно. Дело сделано.
   Чарли нарушила тишину.
   — Привет.
   Стефен, как всегда, не ответил. Увидев, что он принес ей что-то в рюкзаке, который положил перед собой на пол, она отбросила волосы и ножницы.
   — Спасибо за передачку.
   Чарли порывисто обняла своего крепкого семнадцатилетнего брата, но он остался неподвижен. Стефен уже давно ни с кем не обнимался.
   — Тебя послала тетя Джессика, да? — Чарли развернула сверток с бутербродом. — Ого, ореховое масло, спасибо! Она что, знает, где я?
   Он кивнул.
   — Ты бесспорно мой самый лучший брат, тебе это известно? — она жевала бутерброд и глотала слова вместе с ним. — Никто на свете не умеет так выслушать, как ты.
   Стефен порылся в рюкзаке, отыскивая бутылку яблочного сока. Чарли обратила внимание, что ее всегда неразговорчивый брат уж как-то слишком молчалив сегодня.
   — Есть новости от Джея?
   Стефен отрицательно покачал головой. Старательно избегая его взгляда, Чарли сказала:
   — Иногда…
   Тут она сделала паузу, чтобы надорвать огромный пакет с жареным картофелем и набить им рот. Картофельные чипсы стоили дорого и достать их было трудно.
   — …Я думаю, что ты не хочешь говорить со мной, чтобы просто позлить меня, — закончила она.
   Он молчал. Тогда она стала оправдываться, пытаясь таким образом снять возникшее было напряжение.
   — Ну и что из того? Ты знаешь, почему я сбежала? Это все из-за моих волос.
   — Ты ездила на попутке в Уолден-Сити, — голос Стефена был спокойным, как обычно, но от него веяло убийственным холодом.
   — Ну и что?
   Черт, Джордж Вудраф проболтался. Предатель. Было невероятно трудно побороть ледяное молчание Стефена. Никакой огонь не смог бы растопить этот лед.
   — Джордж мне почти как брат. Не сяду же я в машину к незнакомому человеку. Не волнуйся, я не собираюсь рисковать.
   Но ее разумные доводы не возымели никакого действия.
   — Не возвращаться же домой на автобусе, — проворчала она.
   Стефен посмотрел на нее внимательным взглядом, от которого Чарли стало как-то не по себе, и не терпящим возражений тоном сказал:
   — Не садись в попутные машины. Ты сама все прекрасно знаешь. И мне абсолютно не важно, где, когда и почему. Никогда больше, слышишь? Если тебе нужно поехать куда-то, позвони мне. Позвони Томми. Если нас не окажется дома, попроси тетю Джессику. Поняла?
   Это была самая длинная речь, какую Чарли когда-либо слышала от Стефена, и она решила, что лучше не спорить.
   — Поняла.
   Стефен наблюдал за внутренней борьбой, происходившей у сестры в душе. Она все-таки еще упрямо пыталась уцепиться за что-либо, чтобы отстоять свою позицию.
   — Поняла! — снова провозгласила она и швырнула чипсы на пол.
   Это было противостояние двух характеров, и Чарли знала, что Стефен может ждать вечно, ждать до тех пор, пока она не даст ему твердого обещания.
   Внезапно она сменила тему разговора.
   — Я очень скучаю по маме.
   — Я тоже, — лед в голосе Стефена сразу начал таять, но ожидание ответа Чарли не исчезало.
   — Обещание «утенка». Я больше не буду ездить на попутных машинах.
   Она еще раз обняла брата, и он снова не пошевелился, но это объятие совершенно разрядило обстановку.
   — Это от мамы, — сказала она ему.
   Стефен уселся на пол. За последние два года Чарли сбегала из дома уже в третий раз. Оба прошлых раза он находил ее здесь, в этом домике на дереве. Но после он и его братья жили в страхе, что наступит день, когда они не обнаружат ее в этом укрытии.
   — Тетя Джессика рассказала мне о твоих волосах, — сказал Стефен.
   Плотина была прорвана, и Чарли зашагала по маленькой комнатке, пытаясь сдержаться.
   — Вы, мужчины, не знаете, что это такое. Вы живете в семьях. Несмотря на то, что вы, отрабатывая, выходит, платите этим людям деньги за то, что о вас заботятся, у вас, в конце концов, есть с кем поговорить. Все-таки семья есть семья. А я, только потому, что девочка, должна оставаться с тетей Джессикой.
   Стефен молча слушал, позволяя Чарли излить свои чувства, накопившиеся у нее в душе за последние четыре года.
   — Все Даниэле да Даниэле! Между прочим, она ведь только ребенок, а не какое-то божество. Все знают, что тете нужна только Данни. Она и меня взяла с единственной целью — чтобы я ухаживала за Данни. На меня же саму тетя Джессика не обращает никакого внимания.
   Стефен ничего не ответил. Это была правда, и все в семье знали это. Джессика Спренгстен просто обожала восьмилетнюю Даниэле, обделяя при этом своей заботой Чарли.
   — Знаешь, Данни расстраивается, когда я ссорюсь с тетей Джессикой. Это все потому, что Джей сейчас так далеко, и я редко вижу тебя и Томми. Я все время… — Чарли остановилась, не закончив мысли, и Стефен понял, что она начинает заводиться. — Джей точно приедет на следующей неделе, Стеф? Правда? Ты не обманываешь?
   Ей на ум стали приходить самые худшие предположения.
   — Я боюсь, вдруг его не выпустят из этой армии или еще что-нибудь…
   — Он скоро вернется. Стефен почувствовал, что за сильным душевным волнением сестры, которое она старалась объяснить переживаниями из-за Джея, скрывается что-то другое, иные беспокойство и сильная тревога.
   — Что с тобой? — быстро спросил он. На какую-то долю секунды Чарли почувствовала искушение признаться брату, сказав, что она с ужасом думает о возвращении в школу, и что как только она попадется на глаза Джеку, начинаются неприятности: он все время унижает ее и на каждом углу болтает о ее «грудках», в школе постоянно подсаживается на соседний стул и пытается ущипнуть ее под столом, на переменах ей приходится держаться все время рядом с учителем, спасаясь от преследования, она устала постоянно быть начеку.
   Но в последний момент внутренний голос подсказал ей, что не следует спешить жаловаться. Когда Джей вернется домой, вот тогда-то они и разберутся с этим нахалом. Джек футболист, и в нем почти шесть футов. Он может здорово отдубасить Стефена. А Чарли ни в коем случае не должна допустить, чтобы Стефен пострадал из-за нее. Она села на койку и забралась рукою в рюкзак.
   — Я проголодалась. Ты знаешь, я просто невыносима, когда хочу есть. Вот это да, яблочный сок!
   Заранее зная ответ, она спросила:
   — У тебя есть деньги? У меня осталось только три бакса.
   Стефен пошарил в кармане своих джинсов и достал двадцатидолларовую бумажку и еще две пятерки. Он протянул Чарли двадцатку.
   — Нет, пяти будет достаточно. Я куплю на них автобусных билетов.
   Он посмотрел на победную улыбку Чарли. Она была довольна, ее попытка увенчалась успехом — Стефен отдал ей пятерку вместо двадцатки, другую же пятерку он засунул в рюкзак.
   — Нам потребуется каждый цент, когда вернется Джей, — запротестовала Чарли, но все же не вынула деньги из рюкзака.
   Взяв в руки ножницы, она присела рядом с братом. Он забрал у нее ножницы и стал выравнивать ее волосы, обрезая их еще короче.
   — Анни знает, что ты здесь?
   — Нет. Если только она не позвонила тете. Чарли подскочила с пола и подбежала к зеркалу посмотреться. Стефен подождал, пока она вернется и снова покорно подставит ему свою голову.
   — Если ты останешься здесь, тетя Джессика позвонит Джею и обо всем ему расскажет, — спокойно сказал Стефен. — Зачем ему сейчас такие переживания?
   — Я знаю. Я вернусь через пару дней, — сдалась она.
   Стефен ничего не сказал. Он закончил подрезать ей волосы и поднялся, чтобы положить ножницы обратно на полку. От его молчания Чарли снова стало как-то не по себе, и тогда она сказала более определенно:
   — Завтра.
   Он взглянул на нее, словно желал Чарли понять, что он не собирается давать ей отступного. И Чарли сдалась еще раз.
   — Обещание «утенка». Теперь достаточно? Удовлетворенный таким ответом, Стефен растянулся у стены, чтобы немного поспать. Обещание «утенка» не могло быть нарушено. Мама, бывало, подшучивала над ними, называя их, когда дети приходили домой с мокрыми ногами и, шлепая по полу, оставляли на нем грязные следы, семейством утят. Такое случалось довольно часто, и каждый раз они обещали больше так не делать. Шутливое слово настолько вошло в обиход, что даже их семейное дело, в конце концов, стало называться «Мастерская Утят». А семья и семейное дело — это серьезно, поэтому-то слово «утенка» значило очень много. Если Чарли дала обещание «утенка», то можно было не сомневаться, что завтра она будет дома. Следующим шагом, который Стефен намеревался предпринять, ему следовало вытащить из нее слово «утенка», что она никогда больше не будет сбегать из дома.
   Чарли перехитрили, и, озадаченная тем, как это могло произойти, она раздраженно пихнула брата ногой.
   — Как это у тебя получается? Она не видела улыбки Стефена, он и сам толком не знал, как ему удалось поймать сестру в ловушку, и надеялся, что все это случилось в последний раз — по—крайней мере, до возвращения Джея. Вести «боевые действия» с Чарли было не простым делом. Он закрыл глаза и мгновенно уснул крепким сном, какой бывает только в юности.
   Чувствуя себя в безопасности в присутствии брата, Чарли накрыла его старым вязаным шерстяным платком, одной из бывших ценностей Анни, выброшенных теперь за ненужностью, и, усевшись на кровати, с наслаждением принялась за чипсы. Во всяком случае, тетя Джессика не будет пилить ее сегодня ночью, подумала она. Чарли задула свечи и сморщила нос от запаха, обгоревшего фитиля. «Вот так. Подождем, какой будет реакция тети, когда она увидит мою новую прическу, — сказала она сама себе. — Это превзойдет все ее ожидания». Но злорадное предвкушение не доставило ей особой радости.
 
   В два часа пятнадцать минут ночи в квартире Анни заскрипела осторожно отворяемая входная дверь. Джей Спренгстен вошел в кухню. Анни Чатфильд на протяжении шестидесяти лет своей жизни не замыкала дверей своего дома. «У меня нечего воровать, — говорила она. — Я рада любым гостям».
   Он снял ботинки, поставил их к стене, положив сверху вещмешок, и, неслышно ступая по полу в своих солдатских зеленых носках, подошел к столику, где стоял кофейник, потрогал его пальцами и решил, что кофе еще достаточно теплый. Усмехнувшись, он взял свою старую голубую кружку и до половины ее наполнил, затем отправился за молоком в кладовую. На этот раз он позволил себе не спрашивать разрешения у Анни.
   Войдя в кладовку, он увидел стоявшую на полке картонную коробку, перевязанную лентой, под которую был подсунут листок бумаги с надписью «ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ ДОМОЙ!!!». Джей громко рассмеялся и не успел взять бутылку с молоком, как кухня залилась ярким электрическим светом. Он успел выйти как раз вовремя, чтобы перехватить Анни, которая, увидев, устремилась ему навстречу в развевающемся халате, шлепая по полу домашними тапочками. Она так крепко сжала Джея в своих объятиях, словно хотела проверить прочность его костей.
   Он тоже неловко обнял ее, с бутылкой молока в руке. Годы постепенно сделали Анни ниже ростом, теперь в ней было чуть больше пяти футов. Пышная женщина, сгребшая его в охапку, была приземистой, и впервые в жизни Джей, стоя с ней рядом, видел ее макушку.
   — Джей Спренгстен, хочу сказать тебе, что просто свинство с твоей стороны свалить все заботы на мои плечи. Ну, добро пожаловать домой, красавчик. У меня весь день было доброе предчувствие, — она лучезарно улыбнулась.
   — Я до сегодняшнего дня не знал, что получу увольнительную, — он снова ее обнял. — Боже мой, Анни, как я рад тебя видеть.
   Анни звучно его расцеловала.
   — Господи, да я ведь без парика… Ну-ка, голубчик, усаживайся вон на тот стул и говори мне, почему ты не сообщил мне, что сегодня вернешься домой.
   Он налил молока себе в кофе. Джей знал, что Анни, как никто другой, поймет его.
   — Знаешь, я так долго ждал этого момента… Мне просто не терпелось вернуться как можно скорей. Я боялся, дома что-то не так.
   — Что ты, все хорошо, милый. Теперь-то ты здесь и сможешь собрать сорванцов вместе. Ей-богу, с ними нет сладу.
   Анни разогрела кофе, налила себе чашечку и плюхнулась на стул. Наступила тишина. Джея разморила домашняя обстановка, ароматные запахи кухни: натурального кофе и сдобных пирогов.