По радио обещали, что будет гроза, и ему хотелось, чтобы она началась как можно скорее. В последний час стало так трудно дышать от жары, что заниматься любовью где-либо кроме бассейна просто не представлялось возможным — слишком липкими от пота становились тела. Джолин подошла к спинке его кресла и немного постояла за спиной, обхватив руками Паркера за шею, затем обошла сбоку и уселась к нему на колени. В это время агент, порывшись в бумагах, наконец нашел нужную Паркеру информацию и произнес убедительным голосом:
   — Что, касается всех остальных претендентов и предлагаемых ими сумм, то окончательными сведениями насчет этого мы будем располагать в сентябре.
   Не обращая внимания, что Паркер занят телефонным разговором, Джолин принялась гладить пальцами его живот. Обычно ей не требовалось много времени, чтобы оторвать его от дел, но на этот раз вопрос был слишком важным, и он остановил ее, схватив за руку.
   — Прекрасно. Видите ли, земельный участок Хартфорда вплотную прилегает к нашему озеру, поэтому вы должны понять мое желание, во что бы то ни стало заполучить его. Я готов выложить любую сумму.
   Покупка собственности Хартфорда была первым серьезным делом, в котором Сэм предоставил ему все полномочия, и Паркер был полон решимости, не разочаровать отца.
   — Я буду ждать вашего звонка на следующей неделе.
   Он поцеловал пальцы Джолин и, передав ей телефонную трубку, чтобы она положила ее на рычаг, ущипнул за соски. Она моментально отозвалась на призыв, и он с готовностью раздвинул ноги. Больше всего ему нравилось в ней то, что она, казалось, никогда не была удовлетворена, ей все время хотелось секса.
   — Ну-ка, посмотрим на твоего малыша. Каждое движение доставляло массу удовольствия, и он почувствовал, как под ее пальцами напряглась его взволнованная, жаждущая ее тела плоть.
   — Теперь я вижу, что ты мужчина.
   Он дотронулся рукой до низа живота Джолин и, продвинув ладонь еще ниже, стал медленно ласкать ее, доводя до той же степени возбуждения, до которой был доведен сам.
   — Да, — пролепетала она, — да.
   Они оба встали и прижались друг к другу разгоряченными телами. Его член был твердый, словно камень, когда она натягивала на него презерватив. Потом они вошли в воду…

Глава 7
Обещаю тебе…

   — Я знаю, что это сложно, Айрис, но Алан Хартфорд не нуждается в деньгах, и я думаю, наше предложение вполне может его заинтересовать… Хорошо, позвоните мне, когда он даст ответ, — Анни повесила трубку и тяжело вздохнула.
   Какая духота! Эти невыносимо жаркие дни вконец ее измучили.
   — С таким низким первым взносом нам потребуется поддержка Конгресса, чтобы конкурировать с Боумонтами, — Джей встретил неодобрительный взгляд Анни.
   — Я знаю, — добавил он, — нельзя заранее отчаиваться.
   Он обнял ее и пошел на кухню.
   — В понедельник мой первый рабочий день у Милбрука. Кто знает, может быть, нам повезет, и мне, как имеющему постоянное место работы, удастся получить в банке кредит.
   Анни последовала за ним, не думая больше о собственности Хартфорда. Теперь ее мысли были заняты письмом, лежавшим в нижнем ящике тумбочки, на которой стоял телевизор. Рано или поздно оно все равно всплывет наружу. Анни положила в два стакана мороженого и залила мороженое кофе. Ей еще раз захотелось поговорить с Джеем о его решении.
   — Ну что ж, дружок, теперь ты в ответе за пять душ. Это слишком большая ответственность для такого молодого парня, как ты. Твоя мама поняла бы тебя, если б ты отказался от такой обузы.
   Он остановил ее.
   — Давай не будем обсуждать это. Все решено. Маме я дал обещание.
   Он придвинулся к ней вместе со стулом.
   — Анни, наша армейская часть размещалась в таком месте, где люди были практически нищими. Мужчины и женщины бродили в лохмотьях по округе, их единственной целью было накормить детей. И знаешь, что я понял? Я понял, что жизнь ничего не должна мне. И только от меня зависит сумею ли я в ней чего-либо добиться.
   Он нетерпеливо встал из-за стола и, подойдя к окну, выглянул на улицу.
   — Кроме того, нельзя нарушать данное тобой слово. Ты ведь тоже такая. Если бы я оставил Тома и Стефа жить по чужим углам ради того, чтобы самому поступить на юридический факультет, я бы просто презирал себя. Ненавидел бы. Я даже думать об этом не хочу. Они моя семья. Ты, и Чарли, и Данни, и тетя Джесс — все мы одна семья, и это самое главное,
   Он снова сел за стол и стал с наслаждением потягивать холодный кофе с мороженым,
   — Что ты думаешь по этому поводу? У тебя есть какие-нибудь другие соображения?
   — Никаких, милый. Сколько лет я ждала этого, и так часто думала обо всем. Мы должны быть вместе. Теперь все бумаги готовы. Да, нам нужно свое гнездо, свой дом.
   — Знаешь, если не получится купить этот, мы обязательно найдем другой.
   — Ты уже рассказал о своих планах Джолин? — спросила Анни, внимательно глядя на него. — По-моему, она не придет в особый восторг от того, что ты будешь жить вместе со своими братьями и сестрами.
   — Мнение Джолин не имеет никакого значения, Анни. Я просто не собираюсь больше ей что-либо предлагать. У меня к ней теперь совершенно другое отношение. Она обещала ждать меня и не дождалась. И я не хочу снова впускать ее в свою жизнь. Хватит с меня потерь и разочарований.
   Анни вполне была удовлетворена его ответом. Что ж, так и должно быть. Однако, одно она знала наверняка: письмо в тумбочке будет для него настоящей потерей. В данный момент на первом плане у парня была семья. Письмо же могло пока подождать. Он страшно расстроится, когда узнает, что там написано. Если существует на свете справедливость, Алан Хартфорд, по крайней мере, рассмотрит их предложение. Она поднялась со стула, чтобы приготовить свежий кофе.
 
   Несмотря на решительный настрой Джея по отношению к Джолин, упоминание ее имени заставило его вернуться в прошлое. С того момента, как Джим Спренгстен, его отец, узнал о смерти мамы, он сразу же сник и стал потихоньку отходить от семьи. Джей не мог понять, то ли он сам был в то время слишком мал и слишком сильно переживал, что не заметил, почему отец постепенно уходит из их жизни, то ли причина его исчезновения не имела никаких видимых проявлений. Оглядываясь назад, Джей решил, что дело было и в том, и в другом.
   После похорон мамы забота обо всех остальных детях легла на него и Анни: они ходили за покупками, готовили еду, отправляли детей в школу. С ней и братьями и сестрами он делил свое горе, но не с отцом — отец был вне пределов досягаемости,
   Отношение к нему Джолин как-то изменилось, когда отец оставил их. Тогда он не задумывался над этим, Но с тех пор прошло достаточно многой времени, чтобы как следует обо всем поразмыслить, даже, пожалуй, слишком много времени. Он был так подавлен пустотой, образовавшейся после ухода родителей, что половину из тех часов, которые проводил с Джолин, находился в какой-то прострации, не в состоянии сосредоточить свое внимание ни на ней, ни на их будущем. Он был слишком угнетен, даже для того, чтобы заниматься любовью.
   За столом возникло сразу два пустых места, не было больше обоих родителей, не было их лиц, не было голосов. Нельзя словами передать ту тоску, которую он ощущал, лишившись сразу отца и матери. А еще были месяцы постоянных поисков отца, поисков его лица в толпе, споров с полицейскими, утверждавшими, что он уехал из города, месяцы мучительной борьбы со страхом, вдруг с ним что-нибудь случилось. Бесконечно тянулось время. У Джея вошло в привычку рассматривать людей, выискивая похожих на отца мужчин. Он бросался за каждым человеком возраста и телосложения отца. Джей с надеждой обходил все строительные площадки в своем городе и в других городах, куда бы ни забрасывала его жизнь. И до сегодняшнего дня он ловил себя на том, что бессознательно продолжает поиски.
   Через одиннадцать недель после исчезновения отца полиция известила, что их семейный автомобиль обнаружен в Чикаго. Его продавал человек по описанию очень похожий на отца. Спустя несколько недель по почте им пришли документы на старенький грузовик и чек на сумму в две тысячи долларов. Не было ни письма, ни записки, объясняющей, где сам отец и что с ним. Только марка на конверте, проштампованная в Чикаго.
   Содержание этого послания было совершенно ясно: Джим Спренгстен не собирался возвращаться. В конце концов, они с тетей Джессикой произвели инвентаризацию семейного имущества и подсчитали наличные деньги. Чистый годовой доход, включая вырученное за продажу всех ненужных вещей, составил немногим более четырех тысяч долларов. И еще у них был грузовик.
   На похороны матери ушла вся небольшая сумма, на которую была застрахована семья. У них сразу же появились долги, и деньги очень скоро иссякли. В семнадцать лет он еще не мог зарабатывать столько, чтобы хватало ему самому на жизнь, не говоря уже о еще четырех ртах. Он был вынужден признать, что не в состоянии содержать семью.
   Пришлось искать какой-то выход. Они были за чертой бедности. Решено было отдать мальчиков в чужие семьи, где они, помогая по хозяйству, зарабатывали бы себе на хлеб. Он знал, что это только временная мера. После долгих и мучительных раздумий о судьбе близких, после бесчисленных чашек кофе, выпитых на кухне Анни, Джей решил пойти в армию, там закончить свое образование и демобилизоваться спустя четыре года, имея в руках специальность. Его братья в это время должны были жить «по углам», ходить в школу и, если с ним что-либо случится, принять впоследствии на себя ответственность за семью. Девочек забирала тетя Джессика.
   Последнюю ночь перед отъездом он провел вместе с Джолин. Вторая была восхитительная, незабываемая ночь. Потом он сел в поезд и уехал. За первые два месяца она написала ему лишь один раз, еще через три месяца пришло второе письмо, а потом было долгое-долгое молчание. В начале второго года службы, перед тем, как отбыть за границу, он получил короткий отпуск. Целых два часа прождал он ее тогда, прежде чем она вернулась с какого-то свидания. Джей как-то сразу повзрослел за то лето.
   Они поехали с ней в мотель, но для него эта встреча стала не более, чем физическим расслаблением, каким-то раздраженным сексом вперемешку с болью разочарования и постоянным поглядыванием на часы. Но хуже всего было то, что эта близость не принесла ему долгожданной радости и не дала никаких надежд на будущее. Джолин отвезла его в аэропорт в своем новеньком автомобиле с откидным верхом и обещала, что будет его ждать и что обязательно он застанет ее дома, когда приедет в следующий раз, нужно только предупредить.
   Когда он целовал Джолин на прощание, он уже знал, что все кончено. С того времени она не писала ему, и Джей совершенно не был удивлен, когда через несколько месяцев получил от Томми письмо, в котором брат сообщал, что Джолин встречается с Боумонтом. Уже давным-давно он получил этот удар, и это была еще одна потеря после отца слишком жарко сидеть и копаться в прошлом. Джей встал и пошел прогуляться.
 
   Джордж не ответил на его кивок, и Стефен заметил, что лицо кузнеца исказилось от боли. Он вошел в сарай и перебросил рубашку через перегородку стойла, но тотчас же снял ее, так как бельгийский годовалый мерин по кличке Гондольф протянул к ней шею, чтобы испробовать на зуб. Этот черный мерин, бывший уже больше любого взрослого жеребца, имел привычку кусать все, что ему не нравилось.
   — Не забудь, — сквозь стиснутые зубы пробормотал Джордж, — Линна Боумонт приведет свою кобылу. Она потеряла подкову. Подкуешь. Больше ничего не делай.
   Он на секунду замолчал, надеясь, что боль в зубе стихнет.
   — Она слепая, поэтому ничего тут не трогай. Если что-нибудь сдвинешь, она может зацепиться. Смотри, не поставь ей что-нибудь поперек дороги.
   Джордж собирался на прием к ненавистному зубному врачу, оставляя за себя Стефена. В кузне был страшный беспорядок, и Стефен уже несколько раз спорил с кузнецом, пытаясь убедить его хотя бы снять свисавшую с карниза упряжь. Но Джордж недвусмысленно предупредил, чтобы он ни к чему не прикасался.
   С улицы послышалось металлическое постукивание копыт по выложенной камнем дороге. Стефен выглянул из кузни и увидел ехавшую верхом на неоседланной лошади молодую женщину двадцати с небольшим лет в потертых голубых джинсах и ярко-желтой футболке. Ее старая, но еще довольно резвая кобыла была хорошо вычищена. Подъехав к сараю Джорджа, женщина остановилась. Даже без косметики она выглядела очень миловидной. У нее было чудесное стройное тело, и Стефен почувствовал, как при ее виде его охватило волнение.
   Он надел на себя рубашку и, стараясь не таращить на нее глаза, сказал:
   — Линна? Я Стефен. Джордж пошел к зубному врачу. Он сказал, ваша лошадь потеряла подкову.
   Линна уверенно соскользнула со спины кобылы на тротуар.
   — Как жарко, я с трудом доехала. Старая лошадь стояла, настороженно поводя ушами, и покорно повиновалась, когда Линна приподняла ее левую переднюю ногу и пальцем провела по краю копыта, объясняя, в чем проблема. Стрелка была чистой. Единственное, что ему оставалось сделать — это просто набить новую подкову.
   Девушка взяла лошадь под уздцы и уверенно ввела ее в кузницу, машинально наклонив голову под свисавшей над дверью упряжью. Стефен, приготовившись вести Линну за руку, с изумлением смотрел, как она ставит кобылу на место и как бесстрашно гладит по холке черного бельгийца.
   Она стояла рядом с Большухой, пытаясь представить себе этого парня, Стефена. Не было сомнений, Джордж предупредил его о том, что она слепая. Как плохо. Линна не любила, когда люди узнавали о слепоте прежде, чем ее видели. В кузне пахло хорошо смазанной сбруей, сухой соломой и свежим навозом. Она молча слушала, как по металлической подкове однообразно стучит молоток. Но вскоре любопытство одержало верх.
   — Вы студент?
   — Еще и подручный. У нашей семьи есть свое дело.
   — Правда? — она никогда не слышала о его семье. — А что вы делаете? Занимаетесь ремонтом?
   — Кроем крыши, красим, делаем все, что угодно. Она наклонилась над головой Большухи. Этот парень ее заинтересовал. Он не задавал обычных щекотливых вопросов, может быть, он все-таки не знал? Его голос был совсем молодым — лет шестнадцать или семнадцать, не больше. Ростом он был приблизительно с нее, это было понятно по тому, что его голос звучал прямо напротив ее лица. Он был стройным, так как Большуха стояла очень близко к Гондольфу, и Стефен не стал отводить кобылу в сторону, чтобы освободить для себя место. По шагам она определила, что он обходит лошадь, проверяя остальные подковы.
   — Другие подковы в порядке, — сказала она. Стефен с удивлением понял, что Линна следила за его движениями.
   — Да, все в порядке, — подтвердил он.
   — Послушайте, через несколько дней мы будем красить свои конюшни, а Большуха выбила из стойла пару досок. Не могли бы вы подойти к нам сегодня и посмотреть, что можно сделать?
   Стефен собирался помочь ей вывести из сарая лошадь, но этого не потребовалось. Было ясно, что животное последует за своей хозяйкой даже в огонь — так велико было доверие. Он остановился в дверях, наблюдая, как Линна осторожно встала ногой на деревянную скамеечку и с легкостью вспрыгнула на спину кобылы. Даже своим неопытным глазом он видел, что лошадь уже старая, но ее уши постоянно насторожены в ожиДанни команды Линны.
   — Я приду часа через два, — сказал Стефен.
   Она дала ему адрес и, подгоняя Большуху, перешедшую на ленивый галоп, направилась в сторону Главной улицы, мерно покачиваясь в такт движениям лошади.
   Стефен порылся в кармане и достал длинный лоскут. Завязав себе глаза, он попробовал мысленно представить, как располагаются предметы в кузне. Ему удалось войти в дверь, но одна из свисавших над входом уздечек все-таки стукнула его по лбу. Он инстинктивно нагнулся и ударился рукой о перегородку стойла. Испуганный мерин недовольно заржал и постарался схватить повязку зубами. После этого эксперимента Стефен с еще большим восхищением думал о девушке. Он знал, что она не приходила в кузню уже несколько месяцев, но на удивление хорошо помнила в ней каждую мелочь.
   По пути домой он заехал в имение Боумонтов. Дверь ему открыла Линна. Узнав Стефена, она повела его в конюшню. Девушка двигалась так легко и непринужденно, словно все видела. Со знанием дела осмотрев поломанное стойло, Стефен подсчитал, сколько будет стоить работа и назначил день, в который придет его починить. Затем он сел на велосипед и покатил обедать к Анни.
   Когда Стефен уехал, Линна пошла в дом. Ей захотелось поговорить с братом. Она отыскала Паркера в кабинете.
   — Пока я не забыла, — сказала она. — Я только что договорилась с одним парнем, чтобы он исправил стойло Большухи. Его зовут Стефен. У его семьи мастерская. Не попросишь ли ты маляров, чтобы они немного подождали с покраской?
   Он согласился. Немного поколебавшись, она спросила:
   — Паркер, можно оторвать тебя на несколько минут от книги? Я хочу поговорить с тобой. Это касается меня. И Курта.
   В его голосе появилось напряжение и тревога.
   — Что случилось?
   — Почему ты не любишь Курта? Я думала, ты изменил свое мнение о нем. Но это не так ведь, правда? Ответь, почему?
   По его молчанию она поняла, что он подыскивает слова для ответа.
   — Наверное, потому, что он не совсем тебе подходит. Сомневаюсь, что достойный тебя человек вообще найдется. Я рассуждаю, как твой брат и защитник, — тон Паркера был шутливым, но говорил он вполне серьезно. — Мне просто хочется, чтобы ты была по-настоящему счастлива. А он, похоже, не сможет сделать тебя счастливой. Вот и все.
   Его оценка Курта уязвила Линну.
   — Мне кажется, мы вполне подходим друг другу. Он очень добр ко мне, — в ее голосе слышались нотки оправдания, и она рассердилась на себя за то, что заняла оборонительную позицию.
   — Да, наверное. Не обращай внимания на мои слова. Главное, ты сделала свой выбор.
   Ей стало обидно, что Паркер так легко, даже как-то небрежно, рассуждает о самом важном событии в ее жизни.
   — Это все, о чем ты хотела спросить меня?
   Он взял сестру за руку и, подведя к огромному кожаному креслу отца, усадил ее, сам же, как в старые времена, уселся на подлокотник. Когда-то они часами не выходили из этой комнаты, делали здесь уроки, что-то вместе читали, смеялись и болтали обо всем на свете.
   — А мнение, как тебе известно, всегда может измениться.
   Она тяжело вздохнула. Ей вдруг ужасно захотелось развеять свои сомнения, касающиеся самого Паркера.
   — А вы с Джолин собираетесь пожениться?
   — Что? — переспросил он. — Вы сговорились задавать сегодня мне один и тот же вопрос? Почему у всех вдруг появился такой интерес к нашим отношениям?
   — Но ведь это не секрет, что вы встречаетесь, — Линна неловко замялась, не зная, как продолжить разговор. — Я имею в виду, что если вы решите пожениться, то вам не придется сомневаться, подходите ли вы друг другу в определенном отношении. Ведь вам все уже известно.
   Господи, почему так трудно говорить об этих вещах? Он встал с подлокотника, и она услышала, как Паркер зашагал по комнате, шаркая ногами о ковер.
   — О, Боже! Ты хочешь спросить, следует ли тебе прежде переспать с ним? — шаркающие шаги остановились у камина, его глухой голос показался ей каким-то слишком уж серьезным. — Я не знаю, с мужчинами дело обстоит по-другому, сестричка. И потом, Джолин — это совсем особый случай.
   — Почему?
   — Очень просто. Я ведь у нее не первый. Послушай, если ты хочешь, чтобы Курт стал твоим мужем, значит, ты его любишь. В чем же тут сомневаться?
   — Постой, Паркер… — если сейчас не спросит Паркера, то никто другой не даст ей ответа на этот вопрос. — Неужели одни женщины могут быть лучше, а другие намного хуже?
   — Да, но в основном, все одинаковые. Она знала, что он говорит с ней очень осторожно. Линна затронула слишком щекотливую тему, и ему, любящему брату, было очень трудно разговаривать откровенно.
   — Это зависит от человека, — продолжал Паркер, — и совсем не важно, что он делает в постели или как он это делает. Самое главное, чтобы люди чувствовали друг друга, чтобы их тянуло друг к другу. К Джолин меня тянет. Стоит мне только посмотреть на нее, как мне уже хочется затащить ее в постель.
   — Но ведь ты видишь Джолин, ты можешь на нее посмотреть…
   На секунду он растерялся.
   — Но со мной происходит то же самое, даже если я просто думаю о ней, — сказал он наконец. — Одна только мысль о ней заводит меня.
   — Так вы собираетесь пожениться? Его голос потерял уверенность.
   — Я еще не знаю. Мы никогда не обсуждали с Джолин вопрос брака.
   — Я спрашиваю сейчас о тебе. Что ты думаешь по этому поводу? — настаивала Линна.
   — Послушай, секс не может быть решающим фактором, когда вступаешь в брак. Все зависит от того хочешь ли ты всю свою жизнь прожить рядом с этим человеком или нет, доверяешь ли ему, веришь ли. Я уже два года сплю с Джолин, и мне это очень нравится, должен тебе сказать, но до сих пор у меня нет уверенности, хочу ли я провести с ней всю свою жизнь.
   — Но ведь секс должен играть какую-то роль, когда принимаешь решение?
   — Конечно.
   — Насколько она велика, эта роль?
   — Велика, мала, я не знаю. Главное — любить. А секс — это не так существенно. Линна была расстроена.
   — Как это может быть, что секс — это не существенно? Я вот-вот выйду замуж, и не имею об этом до сих пор ни малейшего представления, — раздраженно сказала она. — Один-единственный раз я захотела, чтобы Курт взял меня, а он ответил «нет». Может быть, Алис Файе права? Может быть, он любит не меня, а деньги моего отца?
   Паркер снова подошел к креслу.
   — Мама просто с ума сходит от мысли, что ей придется стать бабушкой. Это все ее глупые выдумки, будто она вдруг превратится в старуху. Да она готова сказать тебе, что он убийца-рецидивист, лишь бы ты отказалась от своего решения. Так что не обращай на ее слова внимания.
   Паркер закончил свою речь, и Линна поняла, что больше он ничем не может помочь. Брат просто был не в состоянии объяснить ей то, чего, по всей видимости, не знал и сам.
   — Только от тебя зависит, какое принять решение, Линна. При всем моем желании я тебе здесь не советчик. Это твоя жизнь, и если ты чувствуешь, что Курт — то, что нужно, выходи за него.
   Он взял ее за плечи и, поставив на ноги, нежно обнял.
   — Единственное, что я могу пообещать тебе, так это, что если ты вдруг передумаешь — не важно, будет ли это посреди церкви или перед лицом Бога или еще перед чьим-нибудь лицом — я украду тебя, ты только скажи мне. Не забудь о моих словах.
   Линна улыбнулась и тоже обняла его. Как хорошо, что она решилась поговорить с братом. Хотя она и не получила от него ответа на свой вопрос, на душе стало как-то легче.
   — Я не соглашусь выйти за него замуж, если вдруг почувствую, что хочу убежать.

Глава 8
Никаких обещаний.

   Небольшой пассажирский самолет делал круг над Уолден-Сити, готовясь к посадке. Рассматривая становившийся все ближе город, Джиллиан узнала свою школу и еще несколько зданий. В конце лета Огайо выглядел сверху ковриком из лоскутов, бледно-зеленые кукурузные поля соседствовали с темной зеленью квадратов, засеянных пшеницей, между ними то там, то здесь мелькали ярко-коричневые пятна свежевспаханной земли, и все эти разноцветные куски были прошиты серыми лентами дорог и речушек и черными стежками заборов с тянущимися вдоль них нитками деревьев. После стекла и бетона и сутолоки нью-йоркских небоскребов здесь чувствовалось приятное умиротворение.
   Перелет из Кливленда на этот раз был тяжелее, чем обычно. Пилот объяснил это тем, что где-то рядом собиралась сильная гроза. Кати опоздала, и у Джиллиан оказалось предостаточно времени, чтобы забрать свой багаж и перенести его к выходу, ближайшему к стоянке такси. Где-то вдали раздавались раскаты грома, воздух был душен и неподвижен, даже листья вяло замерли на деревьях. От беготни с сумками ее футболка совершенно намокла от пота. Джиллиан подумала, что бывшая одноклассница не придет, и уже собралась взять такси, как вдруг увидела знакомый синий «Фольксваген», резко затормозивший у самого бордюра. Кати выскочила из машины, подбежала к ней и, обняв, изумленно вскинула брови.
   — Ты что, решила вернуться домой? — спросила она, окидывая взглядом стоявшие у ног Джиллиан сумки и чемоданы, которые сосчитать, сразу было даже трудно.
   — Может быть.
   Джиллиан затолкнула самый большой чемодан в нутро старого кабриолета.
   — Ты ездишь на этой черепахе с тех пор, как получила права! Ты что, держишь эту постель на колесах ради Ника Джуниора? — съязвила она, продолжая засовывать свои вещи в багажник.
   Кати была занята двумя небольшими сумками, усиленно пытаясь втиснуть их за спинки сидений.
   — Ну, как там, в Нью-Йорке? — спросила она, взглянув на часы.
   — Такая же жарища, как и здесь, — ответила Джиллиан, переводя дыхание и, посмотрев на угрожающе-мрачное небо, добавила: — Мы попадем под ливень.
   Когда они были уже на полпути к Уолден-Сити, в сердитых свинцово-серых тучах засверкали, извиваясь в каком-то неистовом танце, вспышки молний. Все чаще и чаще слышался оглушительный электрический треск, за которым сразу же раздавались яростные барабанные удары грома. Застигнутые разбушевавшейся непогодой, они перебрасывались фразами в перерывах между грохочущими взрывами надвигавшейся грозы.