– Да там и разбежались почти все, – сказал, приглядываясь, Кирдык. – Только три человека сопротивляются.
– Было бы неблагородно, прекрасные сэры, – ледяным голосом произнес бывший Великий Магистр, – не помочь тем, кто бьется против превосходящих сил противника.
– Не уверена, граф, что они вас поблагодарят, – возразила я. – Это Ближнедальний Восток, граф. Тут такие единоборцы водятся, что одной левой ногой могут уложить десяток бойцов.
– И лучше под эту ногу не попадаться, – подхватил Шланг.
Кирдык продолжал вглядываться вдаль.
– Странно что-то… По-моему, это не купцы. Не похоже. Посмотри, как лихо отбиваются.
Один из троих поставил боком повозку, загородившись от стрел урков, и метал оттуда разнообразные мелкие колющие и режущие предметы. Второй, спешившись, молотил двумя цепами. У третьего мелькала в руках боевая метла.
– Купцы разные бывают, – возразила я. – Особенно в рассветных странах.
– Какая разница, – лениво бросил Ласкавый. – Все равно им сейчас конец. Вон основной отряд с тыла обходит.
Я оглянулась на Кирдыка – и подивилась произошедшей в нем перемене. Он оскалился, из-за чего клыки стали казаться больше, а скулы острее. Рука его потянулась к эфесу сабли. Из обличья цивилизованного сотрудника ОНО проглянул натуральный дикий орк.
– Ты что?
– Эти урки… Бунчук Саундтрека… мой кровник… – даже голос его изменился, стал резким и отрывистым, и слова он произносил на манер затерявшихся в степи рядовых. – Кишлак приходил… Папка резал, мамка резал… – И пронзительно завизжав, он выхватил саблю и ринулся вперед.
– Нет вопросов, – сказала я. – Присоединяемся, граф.
Так, волей-неволей, нам пришлось вступить в бой. А что делать? Граф и конунг все равно бы бросились сражаться. Ласкавый был далек от подобного воинского энтузиазма, но влез бы в драку ради сохранения приличий. Только Шлангу его статус мирного музыканта позволял воздерживаться от подобных действий.
Я пропустила героев вперед, чтобы поддержать их прицельной арбалетной подготовкой. И, только расстреляв боезапас, присоединилась к своим соратникам. Они к тому времени уже врубились – в прямом смысле слова – в ряды налетчиков. Конунг Ауди с воодушевлением пустил в ход свой топор, ведь теперь от него не требовалось ограничений. Граф-воевода, на сей раз не расчехляя копья, явно задался целью показать преимущества тяжелого двуручного меча перед саблями. Кирдык вился волчком, не переставая вопить: «Урки, ша!» и «Секим башка!», поражая все, что было в досягаемости, а Ласкавый ему ассистировал.
Лично я в том преимуществе, каковое доказывал Бан Атасный, вовсе не была уверена. Но что делать – мне руку ставили под прямой клинок, и не в моем возрасте менять привычки…
Из опыта контактов со степными народами я вынесла следующее наблюдение. Они очень любят нападать. И крайне не любят, когда нападают на них. Тут дело даже не в количестве атакующих. Просто это их нервирует. А урки реагировали на агрессивные действия даже острее, чем орки. Они поворотили коней и поскакали прочь. Кирдык, единственный из нас, устремился в погоню за низкорослым всадником, чей халат был обшит золотыми бляшками, а со шлема свисала дюжина лошадиных хвостов.
Троица отважных молодцов, оборонявших обоз от налетчиков, выскочила из-за перевернутой телеги, и один из них – тот, что с боевой метлой, – вознамерился метнуть ее в спину главаря нападавших.
– Стой! – крикнула я по-чифаньски. – Не трогай вождя! Ему – Кирдык! То есть он – Кирдыку.
Троица сомкнулась. Видимо, они приняли нас за новых грабителей. Следовало исправить недоразумение.
– Ничтожные чужеземцы, не знающие ритуалов и музыки, нижайше приветствуют подобных переменчивому дракону и грозному тигру!
Услышав благопристойное приветствие, трое стали кланяться, а затем тот, что был с цепом, сказал:
– Постигшие путь на тысячную долю осеннего волоска рады встрече с благородными варварами. Я – жалкий Пи Си, последний из учеников великого мастера Ни Хуа, основателя школы единоборств «тан-цы». А это мои убогие товарищи То Виджу-псе и Шо Чи-дза.
– Не знакомая с приличиями грубо осмеливается спросить, куда направляются благородные мужи. Умудренные мастера не похожи на тех, кто зарабатывает на жизнь, покупая и продавая.
Пи Си сложил руки на груди и произнес:
– Отвечать на вопрос на пути – значит не знать пути. А спрашивающий о пути никогда не слышал о нем. О пути нечего спрашивать, а спросишь о нем – не получишь ответа. Вопрошать о недоступном вопрошающего – значит спрашивать впустую. Отвечать там, где не может быть ответа – значит потерять внутреннее. Тот, кто утратил внутреннее и спрашивает впустую, вокруг себя не замечает Великое Начало.
– Что это он? – вполголоса спросил Ласкавый.
– Соблюдает приличия и ритуал, – объяснила я.
Если б я впервые попала на Ближнедальний Восток, то решила бы, что мне дурят голову. Но, умудрившись опытом, я понимала, что такой ответ ровно ничего не значит.
И точно – отдав дань необходимым условностям, Пи Си ответил:
– Ничтожные и недостойные направляются в горный монастырь Невидимых Миру Слез. Правитель Оу-йе, высокородный князь Бо-ян Ши и супруга его Вашумати решили сделать подарки святому настоятелю и наняли нас охранять обоз.
К моему удивлению, граф Бан на вполне сносном чифаньском, хотя и без приличествующих при знакомстве ритуальных выражений, сказал:
– Какая удача! Мы – паломники, направляющиеся в этот самый храм Невидимых Миру Слез. Ваши спутники разбежались или убиты, и мы можем вас сопровождать.
Пи Си весь перекосился от подобной непристойной прямоты. Но потом, несомненно, напомнил себе, что ничего иного ожидать от варвара не приходится.
– Предложение храброго инородца полно доблести. Враги бегут от него, словно обезумевшие обезьяны, словно кролики, спасающие свою жизнь. Но, прежде чем принять благородную помощь, недостойный должен посоветоваться со своими ничтожными товарищами.
Пока они совещались, вернулся Кирдык, вытирающий саблю. Гирлянда из золотых блях висела на шее его коня.
– Предки мои могут спать спокойно! – провозгласил он. – А тут что происходит?
Я объяснила. Ласкавый слушал еще более внимательно, чем упустивший развязку событий орк.
– Отлично! – обрадовался Кирдык. Он, утолив жажду мести, снова разговаривал нормально. – Паломники – это даже лучше, чем я предлагал. Как удачно все совпало!
– Это меня и смущает, – пробормотал Ласкавый.
Уроженцы Оу-йе закончили совещаться и подошли к нам.
– Мы, скромные странники, сопоставили события сообразно с надлежащим фэн-шуем и нашли их благоприятными. Также и сосчитали мы количество путников, которых мимолетный случай свел на этой дороге. Трое смелых! Шестеро справедливых! Это счастливое число. Недаром же главный храм Оу-йе именуется храмом Девяти Неизвестных Добродетелей. Нам, деревенщинам, будет радостно ехать к святому настоятелю вместе с храбрыми варварами.
– Он что, не мог согласиться сразу? – удивился Ауди, когда я перевела ему ответ. – Ясно же, что под нашей охраной ехать им лучше.
– Не мог. Это неучтиво – сразу соглашаться. Что поделать, конунг. На востоке жить – по-восточному выть…
– А я не буду! Это недостойно мужчины – болтать так долго!
– От тебя этого и не требуется, – успокоила я его.
То Виджу-псе и Шо Че-дза тем временем вернули перевернутую повозку в надлежащее состояние и загрузили в нее выпавшие тюки. Я собрала свои стрелы, а То Виджу-псе – ножи. И мы тронулись в путь. Шланг, доселе ни во что не вмешивавшийся, подъехал ко мне.
– Так мы, выходит, в монастырь теперь едем?
– Ничего удивительного. В Балалайских горах полно храмов и монастырей.
– Эх, пи-пи, у себя-то на родине я не хотел в монастырь попадать, но, видно, от судьбы не уйдешь. Хотя… – он задумался и замолчал, напрочь забыв о моем существовании.
Однако с приватными разговорами не было покончено. Следующим моим собеседником оказался Ласкавый.
– Тебе это странным не кажется? – спросил он, когда погруженный в глубокую задумчивость миннезингер поотстал.
– Что? Нападение? Или то, что князь Оу-йе направляет обоз в монастырь?
– Нет. Это все естественно… а вот поведение графа-воеводы естественным не назовешь. Тебе было известно, что он знает здешний язык?
– Нет. Но, честно говоря, я в прежние времена была не очень-то близко с ним знакома…
– Ага-ага. И за все время, что мы путешествовали вместе, он ни словом не обмолвился, будто ему ведомо, куда конкретно надо ехать. А теперь оказывается – он про этот монастырь прекрасно знал. Что он еще скрывает? Помяни мое слово, поднесет нам граф еще сюрпризы.
– Ну, я не уверена, что он знал про монастырь. Мог услышать название от Пи Си и воспользоваться случаем… ведь Кирдык предупреждал, что местные не ждут от варваров хитростей.
– Обо мне сплетничаете? – Кирдык возник рядом.
– Нет. Обсуждаем обстановку. Твой коллега считает, будто граф Бан знает больше, чем говорит.
– Я в этом с самого начала не сомневался. Меня другое беспокоит. Что-то слишком много нас становится. Сначала трое, потом шестеро, а теперь стало девять. Неужто и эти попрутся за Золотым Фазаном? Как делить будем?
– Точно, – согласился с орком Ласкавый. – У порядочных людей отряд, по мере приближения к цели, распадается и расходится в разные стороны. А у нас ширится и крепнет. А графу хоть бы хны.
– Не понимаете вы, мужики, тонкостей феодальных отношений. Граф Бан не воспринимает нас – и вновь прибывших – как конкурентов. Он имеет слабость считать себя нашим предводителем, а нас – своими вассалами.
– Тем хуже, – Ласкавый помрачнел. – В решающий момент предводитель жертвует подчиненными. И феодальные отношения здесь не при чем.
С такими задушевными разговорами мы прибыли в приграничное княжество Упал. В отличие от Оу-йе, охранительных стен там не настроили, но пограничная стража стояла густо и не всех инородцев, именующих себя паломниками, пропускала. Вернее, при нас не пропустила никого. И это при том, что Упал славится святынями. Но проездные документы Пи Си обладали достаточной силой, да и денег на мзду князь выдал ему немало. И въехали мы в Упал с обычными проволочками, но без особого труда.
Мои спутники с любопытством крутили головами, разглядывая бродячих монахов в померанцевых одеяниях, расставленные на перекрестках молитвенные мельницы и барабаны и босоногих пастушек, ведущих яков на водопой. Для меня в этом зрелище не было ничего нового, кроме предгорного пейзажа с густо-синим небом, а пастушки меня не привлекали по определению. Поэтому, пока мы ехали по ухабистой пыльной дороге, я предпочла побеседовать с уважаемым Пи Си. Было бы учтиво расспросить о его господине, ведь нехорошо ничего не знать о том, чьими милостями пользуешься.
Пи Си был в этом со мной согласен и поведал о том, что в прежние годы в княжестве Оу-йе разразилась смута. Тогдашний правитель Язь Линь сотряс основы Неба и Земли, посмев изменить то, что изменению не подлежало, а именно «Уложение об уголовных наказаниях». И добро бы изменил какой незначащий закон, нет, Язь Линь посягнул на один из самых древних и почитаемых законов княжества «О наказании за отцеубийство». Как известно, смертной казни за столь страшное злодеяние подлежат, кроме самого убивца, все жители дома, где оно свершилось. Жителям домов напротив выкалывают глаза, за то, что могли видеть, но не остановили, а жителям соседних домов – уши, за то, что могли слышать и не ужаснулись. Вот наказание соседей князь Язь Линь и попытался отменить. Такое вопиющее пренебрежение древними традициями и неуважение к законам предков вызвало всеобщее возмущение как среди знати, так и среди простонародья. Страна восстала, князь со всем семейством был убит. После гражданской войны и ввода войск из Чифаня на княжеский престол был возведен Бо-ян, гун из рода Ши. Он взял в жены дочь правителя Упала, и в Оу-йе воцарились спокойствие и умиротворение.
Не знаю, как насчет графа Бана, но Пи Си определенно чего-то не договаривал при всем своем многословии. Никакого злого умысла я в этом не усмотрела. Здесь не принято сразу выкладывать всю правду первому встречному, тем более – первой встречной. Этого не допускают правила приличия. Нужно немного подождать, и все прояснится.
Остановились мы на постой в дхармсале – маленькой гостинице, предназначенной специально для паломников. Такие дхармсалы были расположены на путях ко всем святыням Упала. Обычно паломники бедны, и здесь за очень небольшую плату они могут получить глоток воды и горстку риса. Тем же, кто желает ужин поосновательнее, и платить приходится не по паломничьим расценкам.
У посланников князя Оу-йе средства были, и они устроить пирушку в честь победы над урками. Разумеется, идея эта была с энтузиазмом подхвачена всеми участниками экспедиции. Мяса в дхармсале не водилось, но зато, когда Пи Си извлек из-за пояса, украшенного роговыми пластинами, сверток с серебром, выяснилось, что кроме чая здесь можно разжиться и хмельным, которое, впрочем, тоже подавали подогретым и в чайниках.
А что до кушаний, то на столе и без мяса было чем насытиться, и даже не без удовольствия.
Пока я размышляла, попадают ли пампушки на пару и рисовые колобки под категорию «пироги», каковые я обязалась не есть до конца текущего года, мои спутники набрались быстро и основательно. Сужу об этом по тому, что боевой метельщик Шо Че-дза принялся ко мне приставать, не смутившись моими шрамами и переломанным носом. Но я учтиво объяснила ему, что оторву ему нефритовый стебель по самые уши, и недоразумение было забыто.
Шланг меланхолически бряцал на лютне, терзаемый невозможностью исполнить что-нибудь из своего прежнего репертуара. Ауди и То Виджу-псе, не понимая ни слова из сказанного соседом, сосредоточенно сдвигали чарки. Кирдык с Ласкавым, понимавшие друг друга прекрасно, пили, не чокаясь.
Бан и Пи Си, сидя за чайником вина, вели неспешную беседу, как подобает мужам почтенного возраста и достойного положения.
– …И хотя благородные князь и княгиня неразлучны, подобно паре уточек-мандаринок, детей у них нет, – повествовал Пи Си. – Поэтому княгиня надоумила супруга послать дары в монастырь. Настоятель – человек святой жизни, иные даже называют его чудотворцем. И, по словам княгини Вашумати, у него хранится чудодейственный свиток, который поможет венценосной чете в осуществлении их заветного желания.
Граф Бан задумчиво кивал.
– О чем это они? – спросил Ауди.
Я передала содержание рассказа.
– Вот чудаки! – искренне удивился северянин. – Первый раз слышу, чтоб от этого свитками лечили…
Я с опаской оглянулась на Шланга, ожидая услышать взрыв писка, но – ничего подобного. Миннезингер внимательного слушал, даже тренькать на лютне перестал.
Улучив момент, когда все кругом увлеклись рисовым вином (ну, не нравится оно мне – вино должно быть из винограда), он шепотом спросил:
– Слушай, Прис… если этот настоятель – чудотворец, может, он сумеет снять проклятие?
– Может, и сумеет… только вряд ли захочет.
– Это почему?
– Он же святой. А святому проклятие, которое на тебя навели, вполне может показаться благодеянием. Он еще и усугубить его может.
– Это как? – испугался Шланг.
– Сейчас ты хоть дурака дураком способен назвать. А ежели у тебя и эту радость отнимут? Лучше не рисковать.
Огорченный миннезингер схватил чайник и налил себе полную чарку.
Напраздновавшись с дороги, все словно бы позабыли и о злом маге, и о Золотом Фазане. А ведь Ик Бен Банг должен быть уже здесь, в предгорьях. Но граф Бан не расспрашивал содержателя дхармсалы, не появлялся ли в окрестностях чародей чужеземной наружности. После пирушки даже не определились с ночной стражей, как это делали во время ночевок в степи. Может, граф и Пи Си понадеялись, что при дхармсале есть сторож, может, уповали, что в гостиницу для паломников не сунется никакая нечисть.
Сметав все угощение, мои спутники завалились спать. Что ж, пусть меня никто не назначал, я могу и посторожить. Поскольку вместо этого рисового безобразия (может, все-таки назвать его аквавитой? – нет, аквавита должна быть из пшеницы) я пила чай – здесь он был вполне традиционный, в сон меня не клонило. Спите спокойно, боевые товарищи. Я охраню ваш покой. Заодно будет время проверить некоторые подозрения…
После дхармсалы дорога пошла круто вверх, пограничные крепостицы и деревни остались позади. Из-за повозок князя Бо-яна мы двигались гораздо медленнее, чем прежде. Кирдыка это раздражало. Обычно сдержанный (кроме случая с Саундтреком, но это простительно), он выходил из себя, поминая неведомых мне оркских богов и демонов.
– Йок-Макарек! Пока мы ползем тут, как беременные вши, колдун доскачет, куда он хочет, как блоха.
– А куда он хочет? – желчно вопросил Ласкавый. – Других дорог здесь я не видел, а кони по горным тропам не пройдут. Эта же дорога, как нам объяснили, ведет к монастырю. Что в нем такого особенного, в этом храме Невидимых Миру Слез?
– Почему бы нам не спросить? – сказала я и, тронув поводья, догнала правившего последней повозкой То Виджу-псе. Дорога здесь была немного пошире, и это позволяло ехать рядом.
– Ну ты и проста… – прошипел мне вслед есаул.
На самом деле я не была настроена так благодушно, как могло показаться. В прошлый раз, в поисках пропавшего Анофелеса, я тоже двигалась по населенным нечистью дебрям к древнему храму и нашла его почти полностью разрушенным, а братию убитой. Что, если Анофелес решил взяться за старое? Ничто не свидетельствует за то, что маг – противник сюжетных повторов.
Я поклонилась посланнику князя, насколько это можно было сделать, сидя в седле, и сказала:
– Вождь благородных варваров Бан-гун обратил свое сердце к просветлению, направившись в горный храм. Но недостойная лишь сопровождает его, и даже тень истины ей недоступна. Не просветит ли удостоенный вниманием князя, чем знаменит храм, ожидающий даров?
– Знающий не говорит, говорящий не знает, – благосклонно откликнулся метатель ножей. – Настоятель горного храма знает и говорит. Святейший Читтадритта был наставником наставников и учителем мудрецов. Ему ведомы тайны, недоступные никому из смертных. Он достиг этого, пока чреда поколений сменяла другую. Одни утверждают, что спустившаяся с божественной горы Нинаманивам небесная фея в незапамятные времена провела с мудрым Читтадриттой ночь и, довольная впечатлением, одарила его пилюлями бессмертия. Другие же повествуют, будто боги, пируя над Балалайскими горами, захмелев, пролили с неба громкокипящий кубок с амритой, и Читтадритта нашел место, куда она пролилась. Разное говорят…
– Значит, храм известен прежде всего сказочным долголетием своего настоятеля?
– А вот и нет! – отозвался Шо Чи-дза со своей повозки. – Он знаменит тем, что за ним находится.
– А что за ним находится?
– Этого никто не знает. За монастырем много долин. Говорят, что одна из них таит в себе вход в загадочную страну Камбалу. А монастырь Невидимых Миру Слез охраняет все эти долины!
– Эй, вы, дети шакалов и филинов! – крикнул Пи Си от головы обоза. – Хватит болтать, пока мы все не свалились в пропасть, и не постигла нас всех злая участь.
Ну, предположим, насчет пропасти он хватил. Как раз сейчас мы оставили крутой подъем и впереди показалась роща. Но вот услышанное мне не понравилось, особенно насчет загадочной страны Камбалы. Если верить книге шевалье Глюка, Золотого Фазана герцог Курвляндский оттуда и вывез. Только граф Бан откуда про это знает? Тоже книжки читал? Не похож он на книгочея… Впрочем, я уже задавала себе этот вопрос. И не нашла ответа. И, вообще, как-то не складывается. Если верить шевалье Глюку, герцог Передоз долгие годы искал страну Камбалу, а мы просто так, взяли и приехали? Предположим, в те поры война была… и не очень-то я верю в существование сокрытых стран… Но если Ик Бен Банг стремится туда, может, это и не так плохо? Может, он старается вернуть Фазана туда, откуда его взяли?
Тогда зачем нужно было затевать это представление в Оркостане? Нет, колдун преследует какие-то иные цели. А какие – мы, вероятно, узнаем только в монастыре.
У входа в рощу Пи Си остановил обоз.
– После того, как святейший Читтадритта сотни лет управлял монастырем, в стенах обители не осталось ни одного скверного существа из тех, что в изобилии населяют горы. Но, как учат нас мудрецы древности, природа не терпит пустоты. Изгнанные из монастыря духи и демоны, имеющие недобродетельные наклонности, таятся в купах деревьев и скал, подстраивают ловушки стремящимся к мудрости, производя беспорядок и нарушая количество сущностей. А потому неискусный и малодушный просит даму Пи Ли пройти в рощу первой.
– Что это значит? – граф Бан нахмурился. – Если там нас ждут испытания, недостойно было бы уклоняться от встречи с ними.
Ауди, которому объяснили ситуацию, воскликнул:
– Я не уступлю женщине право схватиться с опасностью!
– Спокойнее, – сказала я. – Почтенный Пи Си хочет, чтоб я сыграла роль соломенной собаки… ну, приманки, что ли.
Пи Си поклонился.
– Госпоже Северных покоев ведомы нравы жителей гор.
– Северных непокоев… – буркнула я. – Граф-воевода, вынуждена наполнить вам правило рыцарского кодекса: «Во время военных действий кавалер пропускает даму вперед». И если конунг Ауди решил немного окуртуазиться, ему следует это учитывать.
Шланг, Кирдык и Ласкавый шептались между собой. До меня доносилось: «Раньше надо было думать!» и «Брось ты, от нее не убудет…» Похоже, экс-контрразведчики с певцом лучше понимали природу ожидающих нас испытаний, чем воины.
Мы с Пи Си снова поклонились друг другу, и, оставив Бана с Ауди в недоумении, я спешилась и неторопливо пошла вперед. Честно говоря, я не хотела вдаваться в тонкости перевода перед благородным графом. «Соломенная собака» не вполне точно обозначает приманку или «подсадную утку». Это объект, который в колдовских обрядах используется для притягивания магических энергий, по окончании же ритуала его уничтожают. Так, насчет последнего мы посмотрим…
Что же до самого испытания, тут страха я не испытывала. Насколько я слышала, у всяческих асуров, дэвов и ракшасов очень туго с воображением. Они по тысяче лет предаются аскезе, о которой с таким чувством повествовал граф, а когда доведенные до последнего предела боги обязуются выполнить любое их желание, они обычно заказывают, чтоб ни один муж, исполненный доблести, не мог лишить их жизни. Тут-то женщины и дети и берутся за дело… Потому Пи Си, очевидно, и выслал меня вперед. Но это не значило, что можно расслабиться.
Ступив в душную мглу под сенью мэйхуа, фэйхуа, фисташек и олеандров, я внимательно ловила любой звук, отличавшийся от пения птиц и треска цикад. И все равно вздрогнула, когда над головой у меня раздалось:
– Опять бабу послали! Свинство какое!
Определенно, этот голос не мог принадлежать асуру. И даже ракшасу. Мне даже поначалу показался он женским. Не лишенным приятности, хотя и с несколько визгливыми интонациями. И когда обладатель голоса спрыгнул с развилки двух мощных стволов, я не сразу определила его по половой принадлежности. Он был смугл, смазлив, несмотря на явную упитанность, с ярко накрашенными губами, в шелковых одеяниях причудливой расцветки и золотых серьгах и ожерельях. В руках он/она держал какой-то струнный музыкальный инструмент, а вот ноги…
По ногам-то я его – все-таки его – и определила.
– Гандхарв? – спросила я.
– Гандхарв, – ответствовал он.
Я посмотрела на него с жалостью. И каково ему с конскими ногами по деревьям сигать? Хотя, если у него там не только ноги конские, жалеть его нечего.
Гандхарв же взирал на меня с неприкрытым отвращением. Я, конечно, как правило не нравлюсь мужчинам, но не настолько же! Особенно, учитывая то, что рассказывают о нравах гандхарвов.
– И что гандхарв делает на дереве?
– В засаде сижу. Остальные поджидают.
– И много вас тут таких?
– Достаточно.
– А может, договоримся по-хорошему?
– Мне с тобой и договариваться не о чем…
«А вот наглости я и от небожителя не потерплю».
– В чем дело, любезный? – ледяным голосом спросила я, пристраивая в руку кинжал поудобней.
Он как-то сразу вспомнил, что гандхарвы по определению музыканты, а не воины, и сменил тон.
– Прошу прощения, почтенная канья. Если что – так это не мы, а настоятель Читтадритта виноват.
– В том, что согнал вас с насиженного места?
– Нет… нам ведь все равно, где жить… а на поклонение в монастырь шли и женщины… – его полные накрашенные губы исказила гримаса.
Я недоумевала. Слава гандхарвов как демонов обольщения облетела весь Ближнедальний Восток.
– И что?
– Да попалась одна… верная супруга и добродетельная мать… Нажаловалась на нас настоятелю, и он прочитал «Сутру алмазного резца», чтоб отсечь у нас всякое вожделение к женщинам. И как отрезало…
– Ясно…
– Да ничего тебе не ясно! – он чуть не всхлипнул. – Мы же гандхарвы, мы демоны-соблазнители! А поскольку женщин мы теперь не хотим, а природа своего требует, мы… это…
Я кивнула. Похоже, мудрец Читтадритта совершил ту же ошибку, что помянутые асуры и ракшасы, только с противоположной стороны. Не учел наличия другого пола. Но, опять же, слышала я, что существуют голубые эльфы. Почему бы тогда не быть голубым гандхарвам?
И тут меня посетила ужасная мысль.
– А на апсар с дакини настоятель аналогичное заклятие не накладывал?
– Нет вроде бы. Они в другой долине, и при том никто из паломников не жаловался.