Резник Майк. Слон Килиманджаро

   — Понятно, — кивнул Райc. — Ему удалось обездвижить слона. Но как он его убивает?
   — Все слоны — правши или левши, — ответил Слоун. — Лумбва не нападает, не выяснив, какая сторона у слона любимая.
   — А какой ему от этого прок? — удивился Райc.
   — Слон с перерезанным сухожилием начинает вертеться на месте, вытянув хобот и стараясь обнаружить своего врага. Вот тогда лумбва или отсекает конец хобота, или просто глубоко вонзает топор в хобот.
   — А потом?
   — Если рядом другие слоны, бежит в укрытие, если слон один — стоит в двадцати футах и ждет, пока слон не изойдет кровью.
   — Как-то это все мерзко! — поморщился Райc.
   — Зрелище не из приятных, — согласился Слоун. — Как только я решу, что слону не выжить, я прострелю ему голову, чтобы избавить от ненужных страданий.
   — И вы уверены, что лумбва это по силам? — спросил Райc.
   — Да, конечно. Впрочем, от ошибок никто не застрахован.
   — Если все так легко, как вы говорите, почему еще не перебили всех слонов? — с горечью спросил Райc.
   — Я не говорил, что это легко. Я лишь сказал, что такое возможно.
   — Полагаю, мне прямо сейчас надо признать свое поражение, — усмехнулся Райc.
   — Нет, — покачал головой Гюнтерманн. — Завтра пойдем на охоту.
   — Ради чего?
   — Вы не первый человек, кто сомневается в способностях Тумо, — ответил немец. — Я всегда даю ему новенький доллар Марии-Терезы, когда он выигрывает пари. Зачем лишать его заработка?
   — Почему просто не заплатить ему? — спросил Слоун.
   — Деньги я плачу только за выполненную работу, — покачал головой немец.
   — А потом всегда есть шанс, что он промахнется, — добавил Слоун. — Если такое произойдет, вы заберете свой выигрыш у Ван дер Кампа, когда заглянете сюда в следующий раз.
   — Это правильно! — кивнул Райc. — Кстати, а сколько ему дается попыток? Я хочу сказать, если он окажется столь неуклюж, что спугнет слона, будет ли это считаться за попытку?
   — Попытка ему дается только одна, — ответил Гюнтерманн. — Если он начинает подкрадываться к слону, значит, это тот слон, на который мы спорили.
   — И вы согласны включить это условие в наш договор?
   — Да.
   Райc вновь заказал всем пива. Уже начало смеркаться, на реке расквакались лягушки.
   — За бивни и половину выигрыша я готов пойти с лумбва вдвоем, — предложил Слоун. — Этим мы сэкономим время.
   — Нет, — запротестовал немец. — Я тоже пойду. Мне нравится смотреть, как работает мой лумбва.
   — Хорошо, — не стал спорить Слоун. — Но только он и вы, никаких сопровождающих. Если мы начнем отстреливать дичь, чтобы накормить ваших боев, то распугаем всех слонов, а я не могу целый месяц гоняться за одной парой бивней.
   — Согласен, — кивнул немец. — Вы возьмете вашего кикуйю?
   — Он всегда со мной.
   Гюнтерманн вновь кивнул:
   — Хорошо! Нам понадобятся два боя, чтобы принести сюда бивни.
 
   Наутро все четверо двинулись от реки в саванну. Тумо, из племени лумбва, и Каренджа, кикуйю, следопыт Слоуна, подчеркнуто не замечали друг друга. Гюнтерманн страдал от похмелья, так что первые два часа они прошагали молча. То и дело им встречались громадные стада антилоп-гну и газелей, но ничего крупнее жирафа. Еще через час они сняли с плеч рюкзаки и присели в тени десятифутового термитника.
   — Как скоро мы возьмем след слона? — спросил Гюнтерманн, приложившись к фляжке.
   — Трудно сказать. — Слоун, сняв левый ботинок, выковыривал песчаную блоху из-под ногтя большого пальца. — В этих краях много стреляли. Слоны перебрались на восток, возможно, и на север, и стали очень осторожными.
   — Как вы думаете, сегодня мы найдем след? — не отставал Гюнтерманн.
   — У нас уйдет на это два или три дня, — ответил Слоун. — Если нам повезет.
   — Вы уверены? Слоун пожал плечами;
   — Всякое случается. Всегда можно наткнуться на одинокого самца, но охотники за слоновой костью знают, что на каждый выстрел надо отмахать двадцать пять миль, если, конечно, ты не из тех, кто отстреливает самок и детенышей. — Он помолчал, чтобы прихлопнуть муху цеце. — А что? Хотите вернуться на Торговый пост?
   — Райc практически смирился с проигрышем, — напомнил Гюнтерманн.
   — Смирился он или нет, это ваши с ним дела, — ответил Слоун. — Если я не получаю слоновую кость, то половина денег — моя.
   — Тогда пошли за слоном! — Гюнтерманн поднялся.
   — Как скажете. — Слоун надел ботинок.
   — А как вы здесь оказались? — раздраженно спросил Гюнтерманн. — Слонов-то нет.
   — Я вернулся из Уганды за носильщиками, — ответил Слоун. — Вождь деревни ачоли разозлился на меня, и мне пришлось спешно ретироваться. Мои люди меня бросили, за исключением Каренджи.
   — Ничего не понимаю. Ачоли хотят вас убить, но вы все равно намерены вернуться в Уганду. Почему?
   — Я припрятал там три тонны слоновой кости, — ответил Слоун. — Как только найму носильщиков, а может, и нескольких солдат из местных, которые умеют обращаться с ружьями, я вернусь за моим кладом.
   — Ясно. — Гюнтерманн вытер лицо носовым платком. — Но почему вы так далеко ушли за носильщиками?
   — Они не дезертируют, если не будут знать местных наречий и не смогут без меня найти дорогу домой, — ответил Слоун.
   Они шли и шли по саванне, встречались им лишь импалы, зебры да канны. Один раз они увидели страуса, который, заметив их, унесся со всех ног. Когда они присели под акацией, чтобы перекусить, внезапно появились две львицы и прошествовали мимо в тридцати ярдах, полностью их проигнорировав. Вскоре показался носорог, яростно зафыркал, вроде бы собрался атаковать, но проскочил мимо, высоко подняв хвост.
   К вечеру счет увиденных антилоп шел уже на тысячи, а птиц — на десятки тысяч, но выйти на след слона им так и не удалось. Лагерь они разбили в зарослях терновника, Тумо и Каренджа по очереди несли вахту, а вокруг кипела ночная жизнь вельдта: пронзительно смеялись гиены, грозно рычали львы, испуганно ржали зебры.
   Утро ничем их не порадовало, и лишь когда солнце подходило к зениту, они наткнулись на кучу слоновьего дерьма. Каренджа подошел, присел, покопался в дерьме рукой.
   — Бариди, бвана*⁷, — объявил он, когда к куче шагнул лумбва.
   — Что он говорит? — спросил Гюнтерманн.
   — Он говорит, что дерьмо холодное, то есть куча старая и оставлена давно, — ответил Слоун. — За этим слоном идти нет смысла.
   — Чушь какая-то! — воскликнул Гюнтерманн, когда Тумо подтвердил вывод Каренджи. — В прошлом году здесь бродили тысячи слонов!
   — Это же не дома, Гюнтерманн, — усмехнулся Слоун.
   — Что вы хотите этим сказать?
   — Я хочу сказать, что они не остаются там, где вы их когда-то видели.
   Они прошли еще семь миль, увидели канн, бабуинов, вновь присели, чтобы перекусить, отправив Тумо осматривать окрестности. Он вернулся через полчаса, объявив, что нашел свежий след.
   — Сколько слонов? — спросил Слоун.
   — Один, — ответил Тумо.
   — Взрослый самец?
   Лумбва кивнул.
   — Хорошо. Похоже, дело пошло на лад. Где ты его нашел?
   Лумбва указал на восток, сказав, что до следа меньше мили.
   — Тогда не будем терять времени. — Слоун забросил за плечи рюкзак, подхватил винтовку. — Вы готовы, Гюнтерманн?
   Немец поднялся.
   Они прошли на восток с милю, потом повернули на север, наконец лумбва указал на свежую кучу слоновьего дерьма.
   Каренджа подошел к ней, оглядел кучу, землю вокруг, хмурясь, вернулся к Слоуну.
   — Это Малима Тембоз, бвана, Гора, которая ходит, — шепотом, так, чтобы услышал только Слоун, произнес он.
   — Ты уверен? — спросил Слоун.
   Каренджа подвел его к слоновьему следу, указал на двойные борозды, оставленные в твердой земле слоновьими бивнями.
   — Видите? Маконде называют его Бвана Мутаро, потому что лишь его бивни оставляют такой глубокий след. Мой народ зовет его Мрефи Кулика Твига, ибо он выше, чем жирафы, но он истинная Малима Тембоз.
   Слоун подозвал Гюнтерманна.
   — В чем дело? — спросил немец. С его лица не сходила улыбка, так обрадовал его свежий след.
   — Скажи своему бою, что с этим слоном мы связываться не будем. Найдем другого, и у вас останется шанс выиграть пари.
   — Почему? — пожелал знать Гюнтерманн. — Чем вам не подходит этот слон?
   — Этого слона я знаю, — объяснил Слоун. — Он убил больше десятка туземцев, включая вандеборо, который управлялся с топором ничуть не хуже вашего лумбва.
   — Вы сами его видели?
   Слоун покачал головой.
   — Нет. Но слышал предостаточно.
   — Откуда вы знаете, что это тот самый слон? — спросил Гюнтерманн.
   Слоун подвел его к следам.
   — Это самый большой отпечаток ноги, какой мне доводилось видеть. Даже по размеру можно сказать, что это тот самый слон. Посмотрите, как его бивни взрывают землю при ходьбе. Вот почему его называют Бвана Мутаро, Великий плуг или Господин плуг. Каждый его бивень никак не меньше двухсот фунтов. — Он помолчал. — Такого слона топором, пожалуй, не убьешь. Он пожил на свете, многое повидал, многому научился. Вашему бою не удастся подкрасться к нему или застать его спящим.
   — Если у него такие тяжелые бивни, почему он вас не интересует?
   — Очень интересует, — возразил Слоун. — И теперь я знаю, что он в этих краях. Я займусь им, как только разрешится ваш спор с Райсом. Но на вашем месте я не стал бы посылать вашего боя против Малима Тембоз. Мы найдем другого слона.
   — Гора, которая ходит? — восторженно воскликнул Гюнтерманн. — Я хочу увидеть этого слона!
   — Может, когда-нибудь и увидите.
   — Я хочу сейчас!
   — Я же вам объясняю…
   — Вы только подумайте, каким я стану знаменитым, если Тумо убьет его!
   — О чем вы говорите? — бросил Слоун. — Мы в пятистах милях от океана, в пяти тысячах милях от цивилизованного мира.
   — Я сделаю из него чучело и отвезу вместе с Тумо в Европу. Буду их везде показывать. Величайший слон и дикарь, который убил его топором.
   — Вы сумасшедший.
   — Мы теряем время. — Гюнтерманн дал понять, что дискуссия окончена. — Тумо!
   Лумбва вопросительно посмотрел на него.
   — Квенда — пошли!
   Лумбва кивнул и двинулся по следу.
   Каренджа повернулся к Слоуну.
   — Имеет право, — пожал плечами американец. — Поглядим, что из этого получится. — И, сопровождаемый Каренджа и Гюнтерманном, зашагал следом за лумбва.
   Следующие девять часов они шли практически по прямой, изредка теряя след, но всегда находя его вновь. Потом повернули на восток, где слон нашел маленький пруд. Светила полная луна, поэтому лумбва решил продолжать преследование и ночью. Чтобы не дать слону уйти. На рассвете они наткнулись на кучу дерьма, которую слон навалил лишь двадцать минут тому назад.
   Слоун подозвал Гюнтерманна.
   — Мы у цели. Нас разделяет миля, максимум две. Слон шел всю ночь, так что скорее всего заснет, как только солнце поднимется чуть выше. Вы все еще хотите, чтоб ваш лумбва сразился с ним?
   — Безусловно!
   Слоун долго смотрел на немца, потом кивнул.
   — Хорошо. С этого момента мы не разговариваем, не кашляем, не поем, не свистим. Следите за сигналами, которые я буду отдавать рукой. Если я даю команду остановиться, выполняйте ее немедленно. Ясно?
   Гюнтерманн кивнул.
   — Я собираюсь послать Каренджу вперед, на случай, что в округе окажутся другие слоны, которые могут нам помешать.
   — А если он их найдет?
   — Если найдет, то вернется и скажет нам, сколько их и где они.
   Слоун проинструктировал кикуйю, и тот рысцой побежал в буш под прямым углом от тропы, проложенной слоном. Потом Слоун кивнул лумбва, и тот зашагал по следу, но уже куда медленнее и совершенно бесшумно.
   Они вышли к роще цветущих деревьев, когда лумбва застыл как монумент. Слоун дал знак Гюнтерманну не шевелиться.
   Лумбва осторожно вытащил из набедренной повязки топор. Потом, наклонившись к куче слоновьего дерьма, размазал его по телу, чтобы отбить свой запах. Сорвал несколько травинок, чтобы определиться с направлением ветра, пригнулся и крадучись вошел в рощу.
   Слоун и Гюнтерманн оставались на месте. Пять минут. Еще десять.
   — Что так долго? — шепотом спросил Гюнтерманн, но Слоун знаком приказал ему замолчать, не сводя глаз с рощи.
   Затем они услышали, как громко протрубил слон, после чего поднялся птичий переполох и мартышки бросились врассыпную. Вскоре, однако, все стихло.
   — Пошли! — шепнул Слоун. Войдя в рощу, он осматривал каждое дерево, каждую травинку, каждый опавший лист. Гюнтерманн уже собрался обогнать его, но Слоун протянул руку и остановил немца.
   Наконец через пять минут они нашли то, что осталось от лумбва: кашеподобная масса, ничем не напоминающая человека. Топор валялся в пятидесяти ярдах. Слоун еще несколько минут осматривал рощу. Слон исчез.
   — Он ушел. — Теперь Слоун говорил громко, уверенный, что в роще, кроме них, никого нет. — Мне очень жаль вашего боя, но я вас предупреждал: это не просто слон.
   Гюнтерманн печально качал головой.
   — Какая трагедия! Я мог бы объехать всю Европу.
   — Рад видеть, что случившееся глубоко вас тронуло, — с сарказмом бросил Слоун.
   Гюнтерманн свирепо зыркнул на него.
   — Я потерял сто фунтов. Разве этого мало? Слоун бесстрастно пожал плечами.
   — Вам виднее.
   Зашуршали листья, и Слоун вскинул винтовку. Но к ним направлялся не слон, а Каренджа. Кикуйю быстро выяснил, как что было.
   — Малима Тембоз знал, что за ним идут. Видите, он уводил лумбва все глубже и глубже в рощу. Вот здесь он развернулся, — кикуйю показал, где, — потом вернулся сюда, — опять движение руки, — и встал у своей же тропы. Он мудрейший и самый ужасный из всех слонов!
   Слоун, обдумав слова кикуйю, согласился с ним.
   — Бедняга, наверное, и не догадывался, что слон уже позади него, пока тот не схватил его хоботом. — Он вздохнул. — Хоронить тут нечего. Пошли.
   — Куда теперь? — спросил немец, когда они вышли из рощи. — К Торговому посту?
   — Вы пойдете к Торговому посту, — ответил Слоун. — А я — охотиться на слона.
   — Я с вами, — твердо заявил Гюнтерманн. Слоун покачал головой:
   — Ваш спор закончен. Теперь у меня свои дела. Вы мне обуза.
   — Но я хочу его видеть!
   — Тумо, возможно, увидел его на пару секунд. Вы думаете, ради этого стоит отдать жизнь?
 
   Бледный человек не заметил меня, но я видел, как он вышел из-под деревьев, и какое-то внутреннее чувство подсказало мне, что именно он, а не черный человек, мой истинный враг. Убив черного человека, я повернул на восток, двигаясь через залитую солнцем равнину Лоита, и не останавливался два дня и две ночи. Шел и шел, пока не увидел великую Кириниягу, которую люди прозвали Кенией. Тогда я остановился у прохладной воды и вволю напился.
 
   Слоун присел у кучи дерьма.
   — Сухое, — пробормотал он. — По-моему, ему пора бы и сбавить скорость.
   — Он — Малима Тембоз, — напомнил Каренджа, как бы говоря, что эти два слова все объясняют.
   Слоун привалился к стволу засохшего баобаба, начал сворачивать сигарету, оглядывая пустынный горизонт.
   — Где ближайший источник воды? Кикуйю указал на восток.
   — Далеко?
   — Полдня пути. Может, больше. Может, меньше.
   — Тогда не будем рассиживаться. — Слоун поднялся. — Не ему одному сегодня хочется пить.
   Они зашагали под жарким тропическим солнцем. Земля стала такой твердой, что бивни уже не вспахивали ее, и люди дважды теряли след, и приходилось кружить, разыскивая его вновь.
   Три часа спустя они добрались до деревни вакамба, спросили, видел ли кто Малима Тембоз. Им ответили взглядами, каких удостаивают только сумасшедших и дураков. Слоун вытащил из пояса-патронташа три патрона и предложил их тому, кто скажет, в какую сторону направлялся слон, но желающих не нашлось.
   Когда сгустились сумерки, они вышли к узкой, грязной речушке, утолили жажду, а потом разожгли костер под акацией.
   — Ужасное место! — пробормотал Слоун, отмахиваясь от москитов.
   — Масаи называют его Найроби, — сообщил ему Каренджа.
   — Найроби? И что сие означает?
   — Место прохладной воды.
   — Скорее место миллиона москитов, — пробурчал Слоун.
   — Мы называем его место холодных болот, — добавил кикуйю.
   — Вот это ближе к истине. — Слоун натянул на голову одеяло, укрываясь как от мерзких насекомых, так и от холодного ветра, дующего с равнины.
   Ночь Слоун провел беспокойную, дважды вставал, чтобы подбросить дров в костер, мечтая о том, чтобы своими руками задушить гиену, пронзительный смех которой будил его всякий раз, когда он засыпал. Он облегченно вздохнул, когда наступило утро. Невыспавшийся, раздраженный, он приказал Карендже свернуть лагерь и продолжил преследование.
   Полчаса они шли по следу, пока не поднялись на большое, пыльное плато, на котором пробежавшее стадо буйволов стерло все следы слона.
   — Превосходно, — прорычал Слоун. Он огляделся. — Куда теперь? На юг, в Тзаво, на север, в Кикуйюленд, или вперед?
   — Только не в Тзаво, бвана, — ответил Каренджа. — Очень сухо.
   — Там, однако, много слонов.
   — Малима Тембоз не любит своих сородичей. Всегда ходит один.
   — Хорошо. Поворачиваем на север и ищем его след. Два часа они шагали на север, прежде чем Слоун пришел к выводу, что слон направился на юг или на восток.
   — Я так не думаю, бвана, — возразил Каренджа. — Он почти что бог, поэтому идти ему к Киринияге, где живет Нгайи.
   — Он всего лишь слон, Каренджа.
   — Он — Малима Тембоз.
   — Даже Малима Тембоз оставляет следы. Мы преследовали его три дня.
   На это у Каренджи ответа не нашлось, и он промолчал.
   — Давай вернемся назад и поищем там, где мы его потеряли.
   — Ндио*⁸, бвана, — с неохотой согласился Каренджа. Они пошли назад, к плато, на котором буйволы затоптали следы слона. В какой-то момент у них на пути оказалось семейство львов, обгладывающих канну. Слоун решил обойти их стороной, через кустарник.
   — Бвана! — внезапно воскликнул Каренджа, когда они углубились в кустарник и поравнялись с львами.
   — Что такое?
   Кикуйю указал на землю: две борозды, разнесенные на шесть футов.
   Слоун нахмурился:
   — Чего ему ломиться через кустарник, если можно пройти по траве?
   — Он — Малима Тембоз, — в какой уж раз повторил Каренджа. — Шипы кустарника для него что лепестки цветов.
   Они взяли след и через полмили обнаружили кучу слоновьего дерьма.
   — Теплое, — объявил Каренджа, сунув в него два пальца.
   — Сколько лежит?
   — Может, десять минут. Может, пятнадцать. Может, двадцать.
   — Будь я проклят! — пробормотал Слоун. — Этот сукин сын выслеживает нас!
   — Он знает, что мы здесь, бвана. Мы очень шумели.
   — И я знаю, что он здесь, — ответил Слоун, — так что мы квиты.
   Каренджа подхватил пригоршню грязи и земли, растер в пыль, высыпал тонкой струйкой. Пыль отнесло к северу.
   — Ветер на стороне Малима Тембоз, бвана.
   — Тогда постараемся уравнять шансы.
   Слоун повернул налево, кикуйю — за ним. Прошагав полмили, он повернул направо и двинулся дальше, не снижая скорости. Час спустя он решил, что обогнал слона, и повернул к зарослям кустарника, ища место для засады. Обосновавшись, он велел Каренджи забраться на ближайшее дерево, а сам загнал два патрона в свою двустволку.
   Прошел час, другой, третий.
   — Не видать его? — без особой надежды спросил Слоун.
   — Хапана*⁹, бвана.
   — Ты уверен?
   — Его здесь нет.
   — Хорошо, — вздохнул Слоун. — Спускайся. Каренджа спустился с дерева. Слоун закинул винтовку за плечо. Его форма уже насквозь промокла от пота.
   — Выходим из кустарника в траву. Полмили на восток — и кустарник остался позади. Почти сразу нашли они и след слона.
   — Господи! — воскликнул Слоун. — Он прошел мимо нас, пока в кустах нас жрали эти чертовы москиты. Дьявольски умный слон!
   — Он — Малима Тембоз — Каренджа кивнул, словно его бвана наконец-то понял, о чем он столько времени твердил.
   След привел их на выжженный солнцем участок земли, на котором они не нашли ни дерева, ни травинки, ни газелей, зебр, импал или антилоп. Слоун поискал глазами термитник, нашел, направился к нему, забрался наверх, сунул руку в рюкзак, достал подзорную трубу, огляделся.
   — Я его засек! — воскликнул он несколько мгновений спустя.
   — Где? — спросил Каренджа.
   Слоун указал на северо-восток.
   — Вы уверены, что это Малима Тембоз?
   — Он слишком далеко, и бивней я не разглядел, — ответил Слоун. — Но слон большой и идет один. Он спрыгнул с термитника.
   — Ладно, он, видать, любит всякие игры, так что на этот раз попробуем его перехитрить. Видишь рощу деревьев в шести милях отсюда?
   — Ндио, бвана, — кивнул Каренджа.
   — Если он думает, что мы еще идем за ним, он заляжет там и будет нас дожидаться.
   — Он не лев, чтобы лежать в засаде, — заметил Каренджа.
   — Он и не из тех слонов, за которыми мне приходилось охотиться. Он знает, что его преследуют. Он знает, что в траве он наиболее уязвим. Поверь мне, он пойдет к деревьям. — Слоун стряхнул со лба пот. — Ты пойдешь направо и обогнешь рощу. Если он пройдет ее насквозь, я хочу знать, куда он направился.
   — А вы, господин?
   — Я пойду прямо к роще. В четырех милях впереди и, может, на милю левее водопой. Если он остановится, чтобы напиться и устроить себе грязевую ванну, я, возможно, сумею добраться до рощи быстрее.
   — А если он не остановится?
   — Пойду следом за ним. Дай мне знать криком, если увидишь, что он выходит из рощи. Каренджа поднял руку.
   — Квахери*¹⁰, бвана.
   — Что значит прощай? Мы увидимся через два часа.
   — Ндио, бвана. — В голосе кикуйю не слышалось уверенности. И он побежал к роще.
   Слоун оглядел равнину в надежде увидеть громадную фигуру слона, глотнул воды из фляжки и зашагал вперед.
   Газели и импалы разбегались при его приближении, и он сбавил шаг, не желая предупреждать слона. Он уже порадовался, что так легко пересек равнину, когда напоролся на носорога.
   Тот зафыркал и стал обегать его кругом, пока не оказался с подветренной стороны. Слоун снял винтовку с плеча, надеясь, однако, что стрелять все-таки не придется. Уж очень не хотелось выдавать себя слону.
   Носорог остановился в шестидесяти ярдах, начал бить землю копытом и яростно зафыркал. Пробежал двадцать ярдов, резко повернул под прямым углом.
   Слоун стоял не шевелясь, а носорог тем временем вернулся в исходную точку: похоже, ему не давал покоя запах человека. Вновь ринулся в атаку, но свернул в сторону, пробежав те же двадцать ярдов. А потом яростно потряс головой и унесся прочь.
   Слоун постоял еще с минуту, желая убедиться, что носорог не вернется, потом опять двинулся к роще. Заметил, что животных становится все меньше, возможно, потому, что в роще могли обитать хищники. Он поискал на земле следы слона, ничего не обнаружил, начал забирать влево, еще надеясь, что сможет перехватить его на открытой местности.
   Он прошел треть периметра рощи, когда услышал крик Каренджи:
   — Бвана, он вернулся под деревья!
   — Вернулся? — пробурчал Слоун. — Как он сумел туда вернуться, не попавшись мне на глаза?
   Он проверил, заряжена ли двустволка, зажал два дополнительных патрона в левой руке и вошел в рощу, диаметр которой, по его расчетам, не превышал двухсот ярдов.
   Углубившись на двадцать футов, остановился, прислушиваясь к характерным звукам: урчанию в животе слона, треску веток под ногами, по которым он мог бы определить местоположение животного. Он ничего не услышал и прошел еще двадцать футов. Опять остановился, но до его ушей доносился лишь щебет птиц да стрекотание насекомых.
   Он уж хотел позвать Каренджу, спросить, не покинул ли слон рощу, но не решился выдать свое местонахождение, а потому двинулся в глубь рощи. Видимость не превышала десяти футов, часто даже пяти, и внезапно до него дошло, что только идиот может выслеживать Малима Тембоз в такой густой растительности. Он быстренько ретировался и облегченно вздохнул, выйдя на опушку.
   Отойдя от рощи на пятьдесят ярдов, Слоун крикнул:
   — Он все еще в роще?
   — Ндио, бвана.
   — Подожди десять минут, чтобы он забыл, где я стою, и начинай шуметь со своей стороны. Может, мы испугаем его и он выбежит на меня.
   — Он не боится шума, бвана! — донеслось с другой стороны рощи.
   — Все равно пошуми!
   Каренджа не ответил, но через пятнадцать минут начал ломать ветки и орать во все горло. Слоун присел на одно калено, сжал винтовку, не отрывая взгляда от рощи, готовый выстрелить по выбегающему из нее слону.
   Но стрелять не пришлось.
   Десять минут спустя шум стих, а еще через полчаса Каренджа обогнул рощу и направился к Слоуну.
   — Зачем ты пришел? — спросил охотник.
   — Я подумал, что вы уже мертвы, бвана, потому что не слышал выстрелов, — ответил Каренджа. — Вот я и пришел, чтобы отвезти ваше тело миссионерам.
   — Благодарю. — Голос Слоуна сочился сарказмом.
   — Мне и дальше ломать ветки, бвана? Слоун покачал головой:
   — Толку от этого нет.
   — Так что же нам делать?
   — Ждать. — Он похлопал по фляжке. — Воды у нас больше, чем у него. Водопой в миле от рощи. Рано или поздно ему придется выйти.
   — Рано или поздно человек должен поспать.
   — Ты у нас оптимист.
   — Мне возвращаться на другую сторону рощи, бвана?
   — Да, пожалуй. А вот это возьми с собой. — Он протянул Карендже подзорную трубу. — На случай, если он ушел, пока ты торчишь здесь.