Резник Майк. Слон Килиманджаро

   — Давайте не преуменьшать заслуги профессора Яблонски. — Пим вновь улыбнулся. — Его находки во многом подготовили мое открытие.
   — Снисходительность! — бушевал Яблонски. — Как же я ненавижу его снисходительность.
   — Я решил не присоединяться к профессору Яблонски, продолжавшему поиски следов этой загадочной цивилизации, которой покорились межзвездные расстояния. Я чувствовал, что ее существование нами уже доказано и…
   — Ваши коллеги придерживались иного мнения.
   — Я полагался на свое мнение.
   — Проклятый эгоцентрик! — пробормотал Яблонски.
   — Как бы то ни было, я прибыл домой, приказал компьютеру воссоздать объемное изображение Спирали, отметил планеты, на которых употреблялись одинаковые слова, и попытался разобраться что к чему. — Последовала театральная пауза. — И чем больше я углублялся в изучение имеющихся у меня материалов, тем крепче становилось мое убеждение, что в наши прежние рассуждения вкралась серьезная ошибка. Видите ли, на этих восьми планетах обитатели дышали кислородом, углерод являлся основой их организмов. Вот все и решили, что покорила их цивилизация с кислородной планеты. — Вновь пауза. — Видите ли, кислородная планета, на которой возможна органическая жизнь, может образоваться лишь у звезды определенного типа. Но такой звезды в том месте, где ей следовало быть, я не находил. Ближайшая кислородная планета имела столь высокий уровень радиации, что там не могло возникнуть никакой жизни, а планета, пригодная для жизни, находилась на расстоянии восьмисот световых лет.
   — Речь идет о Принсипии, не так ли? — спросила Элизабет Кин.
   — Да.
   — И те немногочисленные ученые, что поддерживали вашу точку зрения, полагали, что именно Принсипия — родина цивилизации, которую вы ищете.
   — Да, особенно после того, как на Принсипии нашли остатки цивилизации, уничтожившей себя в ходе разрушительных войн почти шестьдесят тысяч лет тому назад. — Он пожал плечами. — Я сразу же отверг эту версию.
   — Почему?
   — Во-первых, потому, что в радиусе двухсот световых лет от Принсипии находятся шесть необитаемых кислородных планет. Если Принсипия намеревалась создавать звездную империю, то с чего ей выбирать наиболее сложный вариант? Если уж они хотели взять под контроль всю Спираль, элементарная логика требует прежде всего освоения ближайших планет, а не прыжка на восемьсот или тысячу четыреста световых лет. И вторая, не менее серьезная причина: ни на одной из планет, обследованных профессором Яблонски, не обнаружилось следов принсипианской цивилизации.
   — Но на мирах профессора Яблонски вообще не обнаружено следов инопланетных цивилизаций, — заметила Элизабет Кин.
   — Большинство противников нашей идеи на этот довод и напирали. Однако именно он и стал ключом к разгадке.
   — Каким образом?
   — Я продолжал изучать карту. Предложил компьютеру просчитать несколько вариантов и наконец решил, что Принсипия лишь в одном случае может быть колыбелью искомой цивилизации: вращаясь вокруг Адхары. Но это уже из области фантастики. Адхара — очень молодая, очень большая голубая звезда, которая со временем превратится в черную дыру. Атмосфера ее единственной планеты на восемьдесят пять процентов состоит из гелия. Органическая жизнь на ней невозможна, нет там места и тем, кто дышит метаном или хлором. Да и вообще звездная система слишком молода, чтобы на ней возникли привычные нам формы жизни. — Он задумчиво уставился в камеру, словно вновь перебирая аргументы «за» и «против».
   — Тут он всегда делает паузу, — пожаловался Яблонски, — чтобы зрители осознали величие его открытия.
   — Целый месяц я бился над этой проблемой, вновь и вновь возвращаясь к Адхаре. Именно там должна была возникнуть цивилизация, покорившая окрестные миры. Внезапно я понял, почему на них не найдены следы этой цивилизации. Ее представители дышали не кислородом и планеты Яблонски использовали лишь в качестве перевалочных баз, хранилищ топлива, а их целью являлись другие гелиевые планеты. Возможно, на кислородных мирах они держали небольшую колонию специалистов, а когда их империя по каким-то причинам рухнула, эти специалисты отбыли восвояси.
   Пим улыбнулся:
   — Вы должны понимать, что ранее мы не сталкивались ни с цивилизацией, возникшей на гелиевой планете, ни с живыми организмами, которые могли развиваться в системе голубого гиганта. Вероятность и первого, и второго считалась равной нулю. Меня уволили из университета, когда я ознакомил научную общественность со своей гипотезой.
   — И что произошло потом?
   — Выход у меня оставался только один. Я собрал все свои сбережения, влез в долги, но отправил экспедицию к Адхаре. Денег хватило лишь на то, чтобы команда из шести человек провела у единственной планеты Адхары двадцать три дня. Сам я перед этим сломал ногу, так что остался дома. Я проинструктировал их, где и что надо искать, поддерживал с ними постоянную связь через подпространство… а остальное уже стало достоянием истории. Через девятнадцать дней они обнаружили первые следы цивилизации райзов, и планета официально получила название Гордость райзов. — Он скромно улыбнулся. — Они хотели назвать планету моим именем, но я не допустил этого. — Пауза. — Как я и предполагал, их империя состояла из гелиевых планет. А планеты Яблонски они использовали только как перевалочные базы.
   — Вот так вы и стали Кабинетным археологом! — восхищенно воскликнула Элизабет Кин.
   — Вот так он использовал мои работы и забрал всю славу себе, — прокомментировал Яблонски.
   — Этим титулом наградила меня пресса, — ответил Пим. — На самом деле я выезжаю в экспедиции при первой же возможности.
   — Поскольку вы признанный эксперт по Гордости райзов и Империи райзов, может быть, вы расскажете нам, что узнали об этом народе?
   — Пока совсем немного, — признал Пим. — Это необычная форма жизни, так что нам не составило труда определиться с направлением их экспансии. Мы уверены, что существовали по меньшей мере еще три гелиевые цивилизации. Я предполагаю, что со временем мы найдем в Спирали еще не меньше дюжины других… К сожалению, эти три цивилизации погибли, ибо райзы вели войну на уничтожение, а не на покорение. Так что об их жертвах нам практически ничего не известно. Я считаю, что райзы, осознав, что Адхара в скором, времени станет сверхновой и погубит их планету, не создавали империю в классическом смысле этого слова, а просто уничтожали обитателей планет, чтобы обеспечить себе жизненное пространство. А вот население кислородных миров они уничтожать не стали. Зачем? Все равно жить там райзы не могли.
   — Естественно, — хмыкнул Яблонски. — Я указывал на это пять лет тому назад.
   — Что же случилось с райзами? — спросила Элизабет Кин.
   — Мы не знаем, — ответил Пим. — Они покинули захваченные гелиевые планеты, и можно предположить, что в конце концов нашли для себя другую обитель. Полагаю, в будущем нам еще предстоит встреча с ними.
   — Вы допускаете такую возможность?
   — Почему нет? Человечество будет и дальше продвигаться к ядру галактики. Да и в Спирали мы обследовали не так уж много звезд.
   — И это все, что вы узнали о цивилизации райзов?
   — Не забывайте, что я предсказал ее существование лишь пять лет тому назад. — Очередная скромная улыбка осветила лицо Пима. — Но нам очень повезло: два года тому назад мы нашли Документ райзов.
   — Документ райзов? — повторила Элизабет Кин.
   — Можно сказать, райзовский аналог Розеттского камня*.³ Но, — печально добавил он, — успехи наших лингвистов пока невелики. Письменность райзов дается им с трудом.
   — Ходят слухи, что вскоре вы объявите об открытии, более важном, чем находка райзовского Документа. Не можете вы сообщить нашим зрителям какие-нибудь подробности?
   — По моим представлениям, у нас есть немалые шансы доказать, что райзы посещали Землю до того, как человечество вышло в космос.
   — Вы нашли на Земле следы Империи райзов? — воскликнула Элизабет Кин. — Райзы были теми астронавтами, о которых упоминают легенды древности?
   Он улыбнулся и покачал головой:
   — На оба вопроса я могу ответить отрицательно. Пока мы не нашли доказательств того, что райзы или представители иных цивилизаций посещали Землю.
   — Тогда на чем основана ваша уверенность в том, что они-таки побывали на Земле?
   — Некоторые события в далеком прошлом Земли и археологические находки могут истолковываться как свидетельства пребывания на Земле инопланетян. И вектор экспансии райзов проходил через Землю.
   — Именно об этом вы и намеревались объявить? — воскликнула Элизабет Кин. — Похоже, это уже произошло, доктор Пим.
   — Одно дело — высказать предположение, другое — представить неопровержимые доказательства. Как я уже говорил, с переводом Документа райзов дело движется медленно, но кое-что мы узнали. У меня есть основания предполагать, что большое сооружение, обнаруженное нами на Гордости райзов, в свое время было музеем. Если это так, если мы найдем предметы материальной культуры землян, на что я очень надеюсь, не останется никаких сомнений в том, что райзы посещали Землю.
   — И Кабинетный археолог добавит к длинному перечню своих успехов еще один триумф, — восторженно добавила Элизабет Кин.
   — Если такое и случится, этот триумф я разделю с участниками археологической экспедиции, работающей сейчас на Гордости райзов. И давайте не забывать профессора Яблонски, чьи работы послужили начальным толчком для всего проекта.
   — Господи! — вырвалось у Яблонски. — Как же я его ненавижу, когда он благодарит меня!
   — Какой совет вы могли бы дать тем молодым людям, составляющим немалую часть нашей зрительской аудитории, которые захотят связать свою жизнь…
   — Хватит! — проревел Яблонски, и Флетчер выключил компьютер.
   Яблонски вскочил, нервно заходил по кабинету.
   — Каков мерзавец! — бушевал он. — Подгрести под себя кафедру археологии на Селике II, кафедру, которая по праву принадлежит мне. Убедить фонды, которые всегда финансировали меня, передать эти средства ему! И почему? Все решила одна удачная догадка!
   — Вы очень разволновались, сэр, — мягко заметил Флетчер. — Может, вам присесть и постараться расслабиться?
   — Присесть? — не унимался Яблонски. — Это он Кабинетный археолог, не я!
   — Пожалуйста, профессор.
   — Самодовольный, напыщенный сукин сын! — продолжал Яблонски. — Он даже не может написать приличную научную статью.
   — Я знаю, сэр.
   — А каков итог? Какой-то издатель платит ему пять миллионов кредиток за абсолютно неточное, лишенное научной достоверности описание цивилизации райзов, а куда более достойные работы остаются непрочитанными в компьютерных библиотеках.
   — Произошло это давно, сэр, — увещевал его Флетчер. — А вы с тех пор сделали так много замечательных открытий.
   — И все пошло прахом благодаря одной удачной догадке! — рявкнул Яблонски. — А он все еще стрижет купоны! Сам видишь, кого они приглашают в свои программы. Не Ванамейкера с его удивительными находками на Внешних мирах, ни Хайакаву, который обнаружил на Земле практически нетронутый храм инков. Может, приглашают меня? Нет! Они обращаются к этому гадателю.
   Он подошел к креслу, плюхнулся в него, уставился в ту точку, где совсем недавно была голограмма Пима.
   — Пожалуйста, сэр, не мучайте себя. Вы же помните, что сказал вам доктор.
   — Моему доктору не приходится каждую неделю лицезреть человека, который погубил его карьеру.
   — Вы не правы, сэр. Вы сделали прекрасную карьеру. Вы — один из самых уважаемых археологов Олигархии. Во всех академических институтах ваши работы признаются классическими.
   Яблонски покачал головой.
   — Ерунда. Этот человек растоптал меня. Я восемнадцать лет провел в Спирали, по крохам собирая информацию, пытаясь нащупать связи, проверяя первоначальные выводы. Еще пять лет — и я бы доказал, что райзы — уроженцы гелиевой планеты, доказал, основываясь на точных фактах, а не гадая на кофейной гуще или на чем-то еще, потому что слишком ленив, чтобы оторвать задницу от стула, и не хочу пачкать руки, копаясь в земле. И тут появляется он! Он заставил меня опубликовать ту статью до того, как я собрал необходимые доказательства, и мы оба стали посмешищем для наших коллег. Когда же он высказал свою догадку, впоследствии подтвердившуюся, ему удалось восстановить свою репутацию, но не мою. — Яблонски перевел дух. — Если бы мне не удалось открыть цивилизацию корббов на Висме III, я бы до сих пор искал колледж, который согласился бы доверить мне кафедру археологии.
   — Но вы ее открыли, — успокаивающе напомнил Флетчер. — И почему вы так расстраиваетесь из-за этого Эфратеса Пима?
   — Они-то все еще думают, будто он знает, что делает! — бросил Яблонски. — Они по-прежнему уверены, что интуиция может заменить тяжелый каждодневный труд!
   — Не все придерживаются такого мнения, сэр. Яблонски поднялся, подошел к хрустальной полке, висящей над его столом.
   — Посмотри на эти книги! — Он указал на восемь толстых томов в кожаных переплетах. — В них сорок три года кропотливых, методичных исследований. Экспедиции, поиски, находки, а не сидение в кабинете и ковыряние в носу. Они — итог моей жизни. Пим за неделю продает больше книг и дисков, чем я продал за полвека!
   — Популярность не всегда показатель заслуг, — резонно указал Флетчер. — Доктор Пим знает, как манипулировать прессой, и это отражается на тираже его работ. Но вовсе не означает, что его вклад в археологию останется в веках.
   — Идиот! — пробормотал Яблонски. Подошел к окну, долго смотрел на кампус, студентов, спешащих по своим делам. — Ты ничего не понимаешь.
   — Простите, сэр?
   — Он уже внес этот вклад! — в отчаянии выкрикнул Яблонски. — Открытие Гордости райзов и Документа рай-зов — самые важные археологические события столетия. Вот почему этот человек так опасен!
   — Кажется, я вас не понимаю, сэр.
   — Он дискредитировал научный метод, — объяснил Яблонски, повернувшись к своему ассистенту. — Нас может захлестнуть волна новоявленных интуитивных археологов. Куда проще догадываться, а не копаться в грязи планеты с хлорной атмосферой. Пим, доказал, что можно достичь фантастических успехов, не выходя из кабинета. Он же открыл Гордость райзов, следовательно, предложил более эффективный метод. — Лицо Яблонски перекосило от ярости. — Мы должны тотчас же опорочить этого человека, иначе будет поздно.
   — Я думаю, вы преувеличиваете его значимость, сэр, — покачал головой Флетчер.
   — Не преувеличиваю! — вскричал Яблонски. Лицо его покраснело, дыхание участилось, Флетчер помог ему сесть в кресло.
   — С вами все в порядке, сэр?
   — Да. Видишь, Флетчер? — выдохнул Яблонски. — Он не только загубил мою репутацию. Он даже подорвал мое здоровье.
   — Позвонить вашему доктору? Яблонски покачал головой.
   — Мне надо успокоиться, ничего больше. — Он глубоко вдохнул, медленно выдохнул. — Я понимаю, тебе кажется, будто я вышел на тропу личной войны, но дело обстоит гораздо серьезнее. Если мы не опорочим Эфратеса Пима, он опорочит все то, чем мы занимаемся.
   — Он будет опорочен, когда в музее райзов не найдут предметов материальной культуры землян, — предрек Флетчер.
   — Нет. Он облек свое заявление в очень обтекаемую форму. Он надеется, что сможет доказать посещение Земли райзами. Он не говорил, что располагает доказательствами.
   — Однако его догадка окажется неверной. Тем самым возникнут сомнения в том, что он всегда прав.
   — Если он ошибется.
   — Этим утром я прогнал все данные через компьютер, как вы и просили. Компьютер полагает, что вероятность его правоты равна двум и трем десятым процента.
   — Компьютер дал ему еще меньше шансов, когда он объявил о местонахождении Гордости райзов.
   — Надеюсь, ваше мнение осталось неизменным, сэр?
   — Насчет того, что райзы не посещали Землю? Естественно.
   — Значит, все узнают о его ошибке, — уверенно заявил Флетчер.
   — Он выкрутится, — с не меньшей убежденностью возразил Яблонски. — Поулыбается, укажет, что далеко не все гипотезы подтверждаются, и тут же выдвинет новую, объясняющую, почему райзы не сподобились посетить Землю. И его вновь будут осыпать почестями, он получит грант Менеско, обещанный мне, и использует этот грант, чтобы переманить руководителя моей экспедиции. — Яблонски пренебрежительно фыркнул. — И тебе предложит перейти к нему.
   — У вас нет причин сомневаться в моей верности, сэр, — вырвалось у Флетчера.
   — Поэтому я назвал тебя своим преемником. Каждый должен готовить себе замену, а лучшего ассистента у меня не было. Ты достоин занять мое место.
   — Благодарю вас, сэр. Если вы так думаете, я польщен.
   — Я все-таки надеюсь, что от этой чертовой кафедры не останутся одни ошметки, когда она перейдет к тебе. Средства, выделяемые на археологию, не увеличиваются, и чем больше заграбастает Пим, тем меньше достанется всем остальным. — Он помолчал. — Черт! Если бы я мог знать это наверняка!
   — Знать что?
   — Что он ошибается насчет Земли.
   — Но вы только что сказали, что это и не важно. Он же не утверждал, что райзы посещали Землю, Он лишь предположил это.
   — Но если бы я знал, знал наверняка… — Яблонски замолк, и Флетчеру осталось только смотреть на него, гадая, о чем думает босс.
   Внезапно Яблонски выпрямился в кресле, словно ненависть к врагу добавила ему сил.
   — Передай Моделлу, что я хочу поговорить с ним.
   — Возможно, я не смогу с ним связаться.
   — Я плачу ему не для того, чтобы не иметь возможности поговорить с ним, когда у меня возникает такое желание, — отрезал Яблонски.
   — Сообщение послать через скрамблер?
   — Мне все равно, каким образом. Соедини меня с ним, и точка.
   Флетчер включил один из компьютеров.
   — Код «Синяя четверка». Моделл должен связаться с Базой.
   — Шпионские игры! — хмыкнул Яблонски. — Просто скажи ему, что я хочу с ним поговорить.
   — Шпионские игры необходимы именно потому, что он шпион, — терпеливо объяснил Флетчер. — Если наше послание перехватят, зачем экспедиции Пима знать, кто его отправил.
   — Не узнают.
   — Нет, если мы примем необходимые меры предосторожности.
   Яблонски что-то пробурчал себе под нос, но больше спорить не стал. А через двадцать минут на дисплее возникла суровая, небритая физиономия.
   — Моделл на связи.
   — Это… — Яблонски замолчал, увидев, как замахал руками Флетчер. — Вы знаете, кто это.
   — Пожалуйста, увеличьте мощность передатчика. Я в модуле на глубине пятидесяти футов от поверхности. Очень сильные помехи.
   — Как ваши дела? — спросил Яблонски после того, как по его команде компьютер усилил сигнал.
   — Мы войдем в здание через неделю, максимум через десять дней.
   — Сколько дверей?
   — Шесть, и все заблокированы. Таких блокираторов видеть мне не доводилось. Наверное, потребуется еще неделя, чтобы проникнуть внутрь.
   Яблонски нахмурился.
   — А стены целы? Моделл покачал головой.
   — Стен в обычном понимании этого слова нет, сэр.
   — А что же есть? Моделл замялся:
   — Не уверен, что смогу объяснить, сэр.
   — А вы попытайтесь. За это я вам и плачу.
   — Похоже, это тессеракт, сэр, если вы понимаете, что я имею в виду.
   — Тессеракт? — переспросил Яблонски.
   — Гипотетическая четырехмерная фигура*.⁴
   — Я знаю, о чем ты говоришь, — рявкнул Яблонски. — Просто хочу представить его себе.
   — Необычное сооружение.
   — Здание не повреждено?
   — Нет.
   — И это определенно музей?
   — Полагаю, что да, — Я уверен, что Пим появится в окружении репортеров, как только вы вскроете дверь.
   — Мне сказали, что так оно и будет.
   — И он войдет в музей первым?
   — Это его экспедиция. — Моделл пожал плечами.
   — В здание можно попасть только через одну из дверей?
   — Ни окон, ни грузовых люков нет. — Он помолчал. — Некоторые считают, что можно проникнуть в тессеракт, минуя двери, воспользовавшись его четырехмерностью, но они еще не знают, как.
   — Почему они не спросят у компьютера?
   — Они спрашивали. То ли не получили ответа, то ли ответ им не понравился… Да это и не важно. Пим хочет войти через дверь и запечатлеть это волнующее событие на голокамеры.
   — Немедленно передайте сюда голограмму музея. Это возможно?
   — Да.
   — Хорошо. — Он отключил связь, повернулся к Флетчеру. — Можешь улететь завтра?
   — Куда?
   — На Гордость райзов, разумеется.
   — Полагаю, что да. — В голосе Флетчера слышалось недоумение.
   — Хорошо.
   — А зачем, позвольте узнать?
   — Чтобы опорочить этого напыщенного говнюка! — рявкнул Яблонски. — Разве ты не прислушивался к моим словам? Компьютер!
   — Да? — ответил компьютер.
   — Этим утром, исходя из данных, полученных от Флетчера, ты рассчитал вероятность того, что райзы посещали Землю. Получилось, что она равна двум и трем десятым процента, так?
   — Двум и тремстам двум тысячным.
   — Как изменится эта величина, если в музее на Гордости райзов не будут найдены упоминания о Земле или предметы материальной культуры землян?
   — Уменьшится до ноля целых семисот тридцати восьми тысячных процента.
   — Хорошо. В последние шестьдесят секунд ты получил голограмму с Гордости райзов?
   — Как раз получаю ее.
   — Мне нужен доступ в библиотеку кафедры математики.
   — Исполнено.
   — Из голограммы следует, что здание имеет форму тессеракта?
   — Совершенно верно.
   — Я хочу, чтобы ты выяснил, какой университет проводил наиболее углубленные теоретические исследования тессерактов. Затем свяжись с математической и физической библиотеками этого университета, просмотри все имеющиеся материалы и определи, есть ли возможность проникнуть в здание, изображенное на голограмме, не нарушая блокировки дверей.
   — Выполняю… — Компьютер молчал почти девяносто секунд. — Теоретическая возможность проникновения есть.
   — Объясни, что ты подразумеваешь под термином «теоретическая» в данном контексте.
   — Сие означает, что теоретически проникновение возможно. Однако на практике я не могу гарантировать, что такое проникновение не станет смертельным для живой материи, поскольку связано с межпространственным переходом.
   — А робот может проникнуть в тессеракт, сохранив работоспособность?
   — Просчитываю… Вероятно, да.
   — И какова вероятность того, что робот будет функционировать и в тессеракте?
   — Восемьдесят шесть и двести сорок одна тысячная процента.
   — А какова вероятность его благополучного возвращения?
   — Восемьдесят шесть и двести сорок одна тысячная процента, — повторил компьютер. — Если он сможет войти в здание, сохранив работоспособность, выход тем же путем нисколько ему не повредит.
   — Выключайся, — бросил Яблонски, посмотрев на Флетчера, глаза его яростно сверкнули. — Клянусь Богом, он у меня в руках! Наконец-то я смогу с ним посчитаться!
 
   Яблонски и Флетчер вошли в запасники музея. Вокруг кипела обычная работа. Яблонски и его ассистент проследовали мимо комнат, отведенных находкам с Внешних и Внутренних миров, обошли зал, посвященный цивилизациям более населенных районов галактики, и наконец попали в большое помещение, где хранились предметы материальной культуры, только-только доставленные в музей из Спирали.
   Яблонски короткими кивками отвечал на приветствия сотрудников, готовивших новые поступления для регистрации в музейном каталоге.
   Они прошли мимо Мистической вазы с Валериума VII, послужившей причиной трех мировых войн, которые разразились в глубокой древности на далекой планете, обогнули пять могильных камней, доставленных с Нью-Парагвая. Яблонски остановился, взял со стола черепок, поднес к носу, понюхал. Ему нравился запах древности, нравилось держать в руках такую вот песчинку, из которых постепенно, невероятным трудом, складывался облик еще одной цивилизации. Разумеется, он гордился выставочными залами музея, но именно здесь, в запасниках, шла настоящая работа, в которой он принимал самое непосредственное участие.
   — А что мы ищем? — спросил Флетчер, когда Яблонски вновь остановился, чтобы получше разглядеть цилиндрическую статуэтку с Альдебарана XIII.
   — Что-нибудь с Земли, — ответил Яблонски.
   — У нас есть газовая маска времен Первой мировой войны. Она выставлена в Восточном крыле. А также два головных убора американских индейцев…
   Яблонски покачал головой.
   — Я знаю, что у нас есть!
   — Тогда я вас не понимаю, сэр.
   — Мне нужно что-то из еще не внесенного в каталог.
   — Что-то конкретное? — Флетчер оглядел хранилище.
   — Нет, все что угодно, но доставленное с Земли и еще не зарегистрированное компьютером. Глаза Флетчера широко раскрылись.
   — Теперь я все понял!
   — Долго же до тебя доходило, — раздраженно бросил Яблонски. — А теперь, пожалуйста, говори тише.
   — Вы собираетесь подбросить что-то земное на Гордость райзов, — прошептал Флетчер.
   — Не на планету, — уточнил Яблонски. — В музей.