На руках он держал сине-зеленую ящерицу и любовно поглаживал ее головку, оглядывая собравшихся.
   — Господа, — высоким, пронзительным голосом начал он, — мне очень приятно видеть перед собой таких бравых молодцев. — Он откашлялся. — Завтра мы начинаем джихад*11 против неверных с Плантагенета II, и я полечу с вами на моем флагмане, чтобы разделить все опасности, какие выпадут на вашу долю, как и положено настоящему королю.
   Он поднял ящерицу, поцеловал ее в голову.
   — Я — Амин Рашид Четырнадцатый, король Магомета, любимой планеты Аллаха. Меня не победить никому, следовательно, пока я с вами, никто не сможет победить и вас. Лазерам не сжечь наши корабли, звуковым генераторам не вселить страх в наших воинов, молекулярным дезинтеграторам не уничтожить наши боевые машины. Мы бессмертны, ибо выполняем миссию, возложенную на нас Аллахом.
   — Вопрос, государь, — подал голос молодой полковник.
   — Да? — Рашид повернулся к нему.
   — Могу я знать, в чем состоит стратегическая выгода захвата Плантагенета II?
   — Нет! — отрезал Рашид. — Разве недостаточно того, что я объявил джихад?
   — Да, сэр, — ответил полковник. Рашид, все еще кипя от гнева, продолжал поглаживать ящерицу.
   — Мы начинаем войну с Плантагенетом II, потому что мне явился Аллах и сказал, что я должен пойти туда и забрать то, что должно принадлежать мне. Все, кто станет на нашем пути, будут уничтожены. Все, кто поднимет против нас мечи, узнают, каков он, гнев Божий!
   — Мечи? — прошептал майор Джума. — Он думает, что мы будем сражаться на мечах.
   — Реки переполнятся кровью, птицы будут рвать обугленную плоть неверных, и битва будет продолжаться до тех пор, пока не падет последний из них. Так повелел Аллах, так и будет.
   Никто не решился спросить, что именно надлежало забрать с Плантагенета II, поэтому все молчали, пока Рашид сам не прояснил ситуацию.
   — В музее города Нью-Эвон выставлены бивни животного, известного, как Слон Килиманджаро, величайшего млекопитающего, которое когда-либо ходило по Земле, давшей жизнь всем нам. Аллах сказал, что эти бивни должны принадлежать мне. — Он оглядел изумленные лица. — Этого хочу я, и этого хочет Аллах. Любой, кто не пожелает отдать жизнь ради достижения этой цели, — враг не только мой, но и Аллаха. — Холодная улыбка, заигравшая на губах Рашида, ясно показала, что ждет того, кто посмеет пойти против его воли и, разумеется, воли Аллаха.
   Вскоре Рашид распустил офицеров, чтобы те активизировали подготовку к вторжению.
   — Мы собираемся воевать из-за пары бивней! — воскликнул майор Джума, вернувшись в кабинет генерала Араба Шагаллы. — Я не могу в это поверить!
   — Ты поверишь, как только они начнут в тебя стрелять, — мрачно ответил генерал.
   — Но почему?
   Генерал тяжело вздохнул, достал сигару, раскурил, посмотрел майору в глаза.
   — Потому что, взойдя на трон, наш любимый монарх стал отцом тринадцати дочерей. У него нет ни одного сына, а он мечтает о наследнике.
   — Какая же связь между войной и наследником? — недоумевающе спросил Джума.
   — В древние времена, когда человечество еще не покинуло Землю, существовало животное, которое звали носорог. На него охотились из-за рога, который рос у него на носу.
   Джума молчал, ожидая продолжения. Шагалла вновь затянулся, выпустил струю дыма.
   — Рог имел форму фаллоса, и многие властители, потребляя рог в толченом виде, полагали, что он усиливает их потенцию. — Генерал помолчал. — Носорогов давно нет, нет и их рогов, но есть два огромных бивня. Если ты взглянешь на них, то отметишь, что они чем-то похожи на рог носорога. Вспомни при этом, что тридцать четыре из сорока семи жен нашего любимого монарха пока бесплодны, а он с годами не становится моложе, и сделай соответствующие выводы.
   — Мы собираемся воевать с Плантагенетом II для того, чтобы он мог чаше ублажать своих жен? — недоверчиво спросил майор Джума.
   — Разумеется, нет.
   — Но…
   — Мы собираемся воевать с Плантагенетом II потому, что он думает, что сможет чаще ублажать своих жен.
   — Но это же нелепо! — вскричал Джума. — Почему нам не выкупить бивни?
   — Мы вышли с таким предложением, но получили отказ. — Шагалла саркастически улыбнулся. — Именно тогда Аллах и предложил нам воевать.
   — Рог носорога усиливал мужскую потенцию? — спросил Джума.
   — Разумеется, нет.
   — Тогда и от бивней толку не будет. Почему никто ему об этом не скажет?
   Шагалла встретился с ним взглядом.
   — Добровольцев пока не нашлось. Хочешь сказать ему об этом?
   — Нет, но…
   — Что ж, когда ты найдешь желающего поведать нашему любимому монарху, что бивни не прибавят ему мужской силы, сразу же сообщи мне об этом. А пока такого человека нет, давай готовиться к войне.
   Джума покачал головой:
   — И мы будем воевать только потому, что никто не хочет сказать этому безумцу, что переросший зуб не влияет на потенцию?
   — Суть ты уловил, — мрачно согласился Шагалла. — Старайся лишь помнить, что мы служим планете, которая вечна, а не нашему правителю, который смертей.
   Джума покачал головой.
   — Это не праведная война. Аллах не позволит нам победить в ней.
   — Исторический опыт свидетельствует, что обычно Аллах на стороне тех, у кого побольше огневой мощи.
 
   Вторжение началось неудачно (скажем так, оно вообще едва не завершилось, даже не начавшись, потому что личный мулла Рашида, Шириф Хассим, узнав о цели военной операции, отказался разрешить войскам есть сублимированные продукты. Рашид тут же его казнил, но и сменивший Хассима мулла не дал такого разрешения. Прежде чем монарх смог найти муллу, который объявил, что на период ведения боевых действий армия и флот могут потреблять сублимированное мясо, то есть приготовленное не в соответствии с законами шариата, восемь мулл приняли мученическую смерть, а флоту пришлось задержаться в космопорте на тридцать шесть часов).
   Наконец корабли отбыли к далекому Плантагенету, и майор Джума, проведя два первых дня в крохотной каюте, потребовал аудиенции у генерала.
   — Заходи. — Араб Шагалла пригласил молодого майора в свои более просторные апартаменты.
   — Благодарю вас, сэр.
   — Не хочешь ли выпить кофе? — Он указал на кофейник, что стоял на столе.
   — Нет, благодарю вас, сэр.
   — Тогда присядь, — улыбнулся генерал. — Мой дом — твой дом. Какой уж есть, — сухо добавил он.
   — Эта комната защищена, сэр? — Майор направился к скамье, закрепленной на переборке.
   — Защищена?
   — Нас прослушивают?
   — Нет.
   — Хорошо. — Майор сел, наклонился вперед. — Я хочу вам кое-что сказать, потому что доверяю вам, а самому мне не справиться. — Он помялся. — Я разработал план.
   — Захвата Плантагенета II?
   — Убийства Амина Рашида.
   — Будем считать, что я ничего не слышал, — нисколько не удивившись словам майора, ответил Шагалла. — А ты, со своей стороны, больше никогда об этом не говори.
   — Но он сумасшедший!
   — Он также наш король, которому мы присягнули на верность.
   — Он не отдает отчета в своих действиях.
   — Разве не сказал Аллах, имейте сострадание к сумасшедшим? — Шагалла пригубил кофе.
   — Аллах, может, и сказал, но спасет ли это тех, кому придется умереть на Плантагенете?
   — Хватит! — отрезал Шагалла. — Он — твой король, ты — его вассал. У него есть недостатки, это так, но совершенен только Аллах. Ты должен служить ему, а судить его предоставь Аллаху.
   Джума вскинул голову:
   — Неужели вы думаете, что Республика закроет глаза на его выходку? Нападение на мирную планету сделает его преступником. Неужели вы хотите защищать его, когда против нас выступят двадцать тысяч миров?
   — Я больше ничего не хочу слышать, — твердо заявил Шагалла. — Ты должен замолчать, или я доложу кому следует.
   — Так докладывайте! — бросил Джума. — Но кровь Плантагенета II будет на ваших руках, если вы меня не выслушаете! И из-за чего? Из-за пары бивней, которые, по мнению этого психа, превратят его в быка-производителя!
   — Я предлагаю тебе помолиться Аллаху и испросить у него прощения.
   — У Аллаха наверняка много своих проблем. Иначе Амин Рашид никогда не взошел бы на трон.
   Генерал задумчиво смотрел на своего молодого офицера, словно что-то решал. Потом вздохнул и откинулся на спинку кресла.
   — Аллах видит и знает больше, чем ты можешь себе представить.
   — И что сие означает? — сразу подобрался Джума. Шагалла уже хотел что-то сказать, но передумал.
   — Молись о том, чтобы Аллах указал путь и тебе, и твоему королю.
   — Значит, что-то должно произойти! — воскликнул Джума. — О чем я ничего не знаю!
   — В галактике и во Вселенной происходит много такого, о чем ты не имеешь ни малейшего представления, — подтвердил Шагалла.
   — И это что-то произойдет в самом ближайшем будущем, — продолжал Джума. — Мы прибудем в Плантагенету II через три дня.
   — У тебя свой отсчет времени, у Аллаха — свой, — ответил генерал.
   — Могу я помочь? — спросил Джума.
   — Разумеется. — Лицо генерала напоминало маску. — Молись за быструю и бескровную победу над неверными.
 
   Их план не мог не сработать. Они засунули бомбу в созревший апельсин и положили его на дно большой вазы для фруктов.
   Девять старших офицеров участвовали в заговоре, и все они согласились пожертвовать собственной жизнью ради того, чтобы гарантировать смерть монарха. Шагалла летел не на флагмане, однако участвовал в заговоре. Получив сообщение о смерти Амина Рашида, именно он должен был взять командование флотом на себя и повернуть его к Альфа Беднари IV.
   Совещание назначили на шестнадцать ноль-ноль, по корабельному времени. Когда Рашид настоял на своем участии, они решили, что час пробил. Он прибыл и сел за круглый стол. Взрывной механизм уже работал, офицеры, не посвященные в заговор, покинули зал.
   Но Аллах, как и отмечал Шагалла, питал слабость к сумасшедшим, поэтому бомба взорвалась аккурат в тот момент, когда Рашид нагнулся, чтобы поднять с пола упавшую дольку апельсина. Стол защитил короля, он отделался лишь синяками да надышался пороховыми газами. Семеро из девяти высших офицеров погибли при взрыве, оставшиеся двое — тем же вечером под пытками, не успев выдать имен сообщников.
   А флот продолжил полет к Плантагенету II.
 
   Когда до планеты осталось три часа лету, Рашид объявил, что битва с неверными произойдет на Земле: бомбардировка с орбиты могла привести к случайному уничтожению бивней. Пойти на такой риск Рашид не мог.
   Шагалла, теперь старший по званию генерал, объяснил, что вооруженные силы Плантагенета уже засекли их и теперь ведут своими радарами. И если ему, Шагалле, не разрешат нанести превентивный удар по огневым точкам противника, он не гарантирует благополучной посадки хотя бы одного корабля.
   Рашид вежливо выслушал, но остался при своем мнении, ибо этим самым утром Аллах шепнул ему на ухо, что вторжение пройдет успешно и в скором времени магические силы, таящиеся в бивнях Слона Килиманджаро, будут работать на него.
   Шагалла потребовал разрешения вывести флот на орбиту между Плантагенетом V и VI, чтобы он мог разобраться с системой обороны противника.
   Рашид ему отказал: Аллах нашептал, что неверные обратятся в бегство от одного вида его святых воинов.
   Наконец Шагалла предложил еще раз вступить в переговоры, поскольку присутствие флота могло побудить планетарное правительство пересмотреть прежнее решение и отдать бивни.
   Очень разумное предложение, согласился Рашид, но в иных обстоятельствах. Они уже перешли ту черту, до которой возможно примирение. Аллах требует, чтобы он атаковал неверных и вырвал бивни из их когтей.
   Шагалла, не считающий ни Рашида, ни Аллаха талантливыми полководцами, просто кивнул и отдал честь.
 
   Первые восемь кораблей, попытавшиеся приземлиться, разнесли в клочья еще на подходе к атмосфере. Девятый добрался до поверхности, уничтожил две фермы и трехкилометровый участок дороги и на том прекратил свое существование.
   Наконец Шагалла вышел на связь с королем.
   — Господин мой, вы должны разрешить мне подавить их огневые точки. Мы потеряли девять кораблей, а они полностью сохранили систему обороны!
   — Уж не отдаешь ли ты мне приказы? — взвился Рашид. — Я — избранник Аллаха, вознесенный над людьми! Мы не будем атаковать из космоса! Я не могу рисковать уничтожением бивней!
   — Но мы потеряли шесть тысяч человек!
   — Подумаешь! — Рашид пожал плечами. — Они умерли во славу Аллаха.
   — Они умерли за ваши бивни. — Шагалле с невероятным трудом удавалось сохранять хладнокровие. — А мы не приблизились к ним ни на шаг.
   — Мы не можем потерпеть поражение, — гнул свое Рашид. — Так повелел Аллах!
   — Господин, к сожалению, не могу с вами согласиться. Если вы не позволите мне защищать моих солдат, шансов у нас нет. Вы должны разрешить бомбардировку планеты, или нас ждет жесточайшее поражение.
   — Я не позволю уничтожить бивни! — рявкнул Рашид, а после короткой паузы добавил, уже ровным голосом:
   — Однако я разрешаю распылить в атмосфере химические или токсические вещества, генерал Шагалла, если вы по-прежнему сомневаетесь в нашей победе. Но никаких радиоактивных маюриалов! Какой прок от бивней, если… если я не смогу их использовать.
   «Если ты не сможешь растирать их в порошок и есть за завтраком», — про себя поправил ею Шагалла.
   — Да, мой господин, — произнес он вслух и отключил связь.
   — Теперь он хочет отравить атмосферу и убить все гражданское население? — взвился Джума.
   — Чего он хочет и что получится — две большие разницы, — ответил Шагалла. — Я хочу, чтобы ты разобрался, какие у нас на борту нервные газы и химические вещества. Потом пропусти эту информацию через компьютер и постарайся найти тот состав, который выводит на короткое время из строя, но не убивает. — Он помолчал. — После этого мы сбросим газовые бомбы на Нью-Эвон и военные базы, десантируем группу коммандос, захватим бивни и быстренько ретируемся, да будет на то воля Аллаха!
   — А как же Рашид?
   — Я уверен, что Аллах в Его бесконечной мудрости решит и эту проблему. Сейчас моя задача — не допустить дальнейших потерь.
   — Армия вам доверяет, — не унимался Джума. — Если вы возглавите переворот, вас поддержат девяносто процентов офицеров.
   — Военные созданы, чтобы воевать, а не править, — ответил Араб Шагалла. — У меня нет ни желания, ни способностей управлять целой планетой. — Он включил топографические обзорные экраны. — А теперь займись делом. Определись с запасами и составь искомую химическую формулу. Джума?
   Майор, уже двинувшийся к двери, обернулся.
   — Да?
   — Я больше не хочу слышать о перевороте. Я его не возглавлю, а если кто-то из моих подчиненных предпримет такую попытку, выступлю против них. Мы служим в армии Альфа Беднари IV, и я хочу, чтобы в ней помнили о дисциплине и чести.
 
   Араб Шагалла вновь вызвал флагман и попросил соединить его с Амином Рашидом.
   — Да, генерал? — Монарх появился на экране.
   — Химический состав найден и сейчас распыляется в атмосфере.
   — Превосходно! Когда он подействует?
   — Меньше чем через пять минут, мой господин. Я отдаю приказ двум моим кораблям приземлиться в Нью-Эвоне и забрать бивни. — Он помолчал. — Вы хотите принять участие в операции?
   — Обязательно! Я поведу войска на город!
   — Я должен предупредить моего господина, что распыленный состав не вызывает смертельного исхода и действует только три часа. Я не могу гарантировать вашу безопасность, если наши враги придут в себя, когда вы будете находиться среди них.
   — Трех часов нам хватит за глаза, — заверил его Рашид.
   — Очень хорошо, мой господин. Мы подготовим для вас защитный костюм.
   — Газ же не смертелен, — напомнил ему Рашид. — Я обойдусь без защитного костюма.
   — Но, господин мой…
   — Я бессмертен! — заявил Рашид. — Обычным людям нужен Защитный костюм, а избраннику Аллаха — нет! Я войду в Нью-Эвон в белых одеждах.
   — Как скажете, мой господин. — Шагалла пожал плечами.
   — Отлично. Начинаем вторжение!
 
   Амин Рашид XIV вошел в спящий город во главе своих войск. В одиночестве поднялся по каменным ступеням музея, где его и запечатлел на голокамеру личный биограф. Затем монарх вошел в здание в сопровождении коммандос и лично разбил стекло, за которым на высоком постаменте стояли бивни Слона Килиманджаро. Проследив за тем, чтобы бивни упаковали в специальные чехлы, Рашид повел войска к кораблям.
   Возвратившись на флагман, он прошел через дезактивационную камеру, вызвал на связь командиров всех кораблей и сообщил о своей победе.
   А перед вечерней молитвой упал, потеряв сознание.
 
   — Он будет жить? — спросил майор Джума.
   — Будет, — ответил Араб Шагалла.
   — И с головой у него все будет в порядке? Хуже не станет?
   Шагалла раскурил сигару, уселся поудобнее.
   — Не станет.
   — Тогда Аллах нас покинул! — с горечью воскликнул молодой офицер.
   — Аллах нас не покидал, — возразил ему Шагалла. Джума недоуменно уставился на генерала.
   — Аллах не только справедлив, я думаю, он не лишен и чувства юмора.
   — Я вас не понимаю.
   — Я только что получил доклад медиков о самочувствии нашего монарха.
   — Но вы же сказали, что он жив и с головой у него все в порядке.
   — Именно так. — Шагалла не мог скрыть довольной улыбки. — Но кое-каких способностей он все-таки лишился. — Генерал с видимым удовольствием затянулся, выпустил струю ароматного дыма. — Ради чего мы напали на Плантагенет, майор Джума?
   — Чтобы захватить бивни, которые должны превратить его в жеребца-производителя.
   — Совершенно верно, — кивнул Шагалла. — Так вот, как следует из медицинского отчета, тем, кто надышался газом, распыленным в атмосфере Плантагенета II, гарантирована полная импотенция.
   Джума заулыбался:
   — Правда?
   Шагалла кивнул:
   Я же говорил тебе, что Аллах — самый справедливый Бог в мире. И озорства у Него не отнять, не так ли? — Я не променяю Его ни на какого другого, — кивнул майор Джума.
ВОСЬМАЯ ИНТЕРЛЮДИЯ (6303 г. Г.Э.)
 
   Выслушав историю Амина Рашида XIV, я принялся за рутинную работу. Мандака связался со мной перед ленчем.
   — Есть ли новая информация?
   — Я узнал, что произошло с бивнями в восемьсот восемьдесят втором году Галактической эры. Мандака нахмурился:
   — Вы знаете, о чем я. Я покачал головой:
   — Компьютер не может их обнаружить после того, как Таити Бено украла их у Летящих-в-ночи.
   — Вы узнали об этом позавчера.
   — Они найдутся, — заверил я его. — Это лишь вопрос времени. Компьютер ничего не упустит, а наше дело — еще немного потерпеть.
   — Ночь вы проведете в своем кабинете?
   — Да.
   — Вечером я с вами свяжусь.
   — Можете не беспокоиться. Я найду вас, как только обнаружу бивни.
   — Я с вами свяжусь, — повторил он и исчез.
   — Я не сомневаюсь, что свяжетесь, — сказал я пустоте, в которой только что висела его голограмма.
   День тянулся медленно. Я что-то записывал, проверял какие-то замеры, составлял план работы для своих сотрудников. Встретился с художницей, участвующей в подготовке очередного издания «Брэкстона», в четыре часа заказал стакан фруктового сока и уселся в кресло, гадая, какие новые направления поиска задать компьютеру, чтобы тот сумел-таки обнаружить бивни.
   — Надеюсь, ты переоденешься, — услышал я знакомый голос, повернулся и увидел стоящую в дверях Хильду. После завтрака она изменила прическу и надела что-то очень элегантное, в розово-зеленых тонах. На ее руке даже сверкало обручальное кольцо с бриллиантом и звездными камнями, которое Гарольд подарил ей более двадцати лет тому назад.
   — Чего это ты так разоделась?
   — Компания дает бал для сотрудников.
   — Так его же устраивали совсем недавно.
   — Год тому назад.
   — Правда?
   — И ты не присутствовал.
   — Я, должно быть, болел.
   — Ха!
   Надолго повисла тишина.
   — Что ж, желаю тебе хорошо отдохнуть, — наконец выдавил я из себя.
   — Ты тоже пойдешь, Дункан. Я покачал головой.
   — Мне надо поработать.
   — Дункан, прошло уже четыре года с тех пор, как ты в последний раз побывал на балу для сотрудников.
   — Все напиваются и затевают какие-то глупые игры, — ответил я. — Мне это неинтересно.
   — Поверишь ли, мне тоже, — ответила она. — Но я туда иду, потому что этого от меня ждут, а сегодня пойдешь и ты.
   — Не могу. Мандака обещал вечером связаться со мной.
   — Мандака не платит тебе жалованья, не принадлежит ему и твой компьютер, — заметила она. — Ты работаешь в «Уилфорде Брэкстоне», и руководство настоятельно просит тебя прийти.
   — Перестань, Хильда. Они даже не знают, есть я или нет. У меня очень важное дело.
   — Ничего более важного на сегодня у тебя нет, — отрубила Хильда. — Наши работодатели полагают, что постоянное отсутствие на балу руководителя одного из департаментов подрывает корпоративный дух.
   — Мои сотрудники приходят сюда, чтобы разыскивать и подтверждать подлинность охотничьих трофеев, а не ходить на балы и выслушивать нудные речи начальства. Если оно действительно хочет укрепить моральный дух, пусть поднимет им жалованье.
   Она сверлила меня взглядом.
   — Дункан, я обещала им, что ты придешь, и я не дам и повода считать меня лгуньей.
   — Тебя за язык никто не тянул. А мне, между прочим, ты назначила предельный срок, помнишь?
   — Я дам тебе еще шесть часов. Я покачал головой.
   — Не пойдет. В последний раз, когда меня туда занесло, жена старика Хэммонда вцепилась в меня как клещ и четыре часа что-то бубнила на ухо.
   — Жена мистера Хэммонда уже три года как умерла. Так что нечего ссылаться на нее.
   — Так давно? — удивился я.
   — Ты ходил на похороны.
   — Я думал, не прошло и нескольких месяцев.
   — Три года, Дункан.
   — Ты уверена?
   — Дункан, я никак не могу понять, почему я трачу на тебя время. Ты так погряз в работе, что не замечаешь ничего вокруг.
   — Я этого тоже не понимаю, — искренне ответил я. — Может, тебе оставить это зряшное занятие и не мешать мне разыскивать бивни?
   — Дункан, перестань думать только о себе! — Она по-настоящему разъярилась. — Тебя не убудет, если ты пойдешь на бал, а мне ты облегчишь жизнь! Твои работодатели хотят, чтобы ты пошел, твои сотрудники хотят, чтобы ты пошел, и я настаиваю на том, что ты должен пойти. И спорить тут не о чем.
   — Мне нечего надеть.
   Она подошла к стенному шкафу, просмотрела, что там висит, достала костюм.
   — Этот подойдет.
   — Все будут одеты лучше меня. Я буду неловко себя чувствовать.
   — Сам виноват, — бросила она. — Ты не один месяц знал, что сегодня у нас бал.
   — Услышал только от тебя.
   — Ерунда. Компания направляла приглашения всем сотрудникам.
   — Я его не получал.
   — Компьютер? — воскликнула она.
   — Приглашение получено сто восемь дней тому назад, — услужливо ответил компьютер. — После чего четырежды поступали просьбы подтвердить присутствие, проигнорированные получателем.
   — Спасибо тебе, друг. — Я одарил кристалл злобным взглядом.
   — Всегда рад помочь, Дункан Роджас, — последовал ответ.
   — Раз всем все ясно, я хочу, чтобы ты переоделся и ровно в пять покинул кабинет.
   — Почему ты меня мучаешь? — взмолился я. — У тебя есть муж. Разве ты не можешь пойти с ним?
   — Гарольд встретит нас там.
   — Тогда иди с миром, хорошо проведи с ним время, передай ему мои наилучшие пожелания и оставь меня в покое.
   — Гарольд идет, потому что он взрослый человек и не чурается тех обязанностей, которые накладывает на него общество. Тебе тоже пора взрослеть.
   — Я вот-вот найду бивни.
   — Бивни подождут. Опять же, компьютер никто не выключает. Он будет работать, а ты — веселиться на балу, — Компьютер топчется на месте. Я должен задать ему новое направление поиска.
   — Вот и задашь после окончания бала.
   — Мы потеряем восемь часов!
   — Сердце у меня обливается кровью, — Хильда саркастически усмехнулась. — С чего у тебя такая предубежден кость? Может, тебе там понравится.
   Я не счел нужным отвечать.
   — А вдруг ты встретишь на балу интересную молодую женщину? Хотя я и не понимаю, что может увидеть в тебе интересная молодая женщина.
   — А что видишь во мне ты? — спросил я. Она задумчиво посмотрела на меня, вздохнула.
   — Если б я знала! Когда-то я видела умнейшего молодого человека с тонким чувством юмора. Чуть эксцентричного, но мне такие всегда нравились. — Она помолчала. — Но с годами эксцентрик стал маниакальным трудоголиком, а чувство юмора полностью атрофировалось.
   — А ум?
   — Ум остался, но этого недостаточно, Дункан. Ты нигде не бываешь, на все, кроме работы, тебе наплевать. Ты стал обижать людей, не по злой воле, но своим безразличием, а я не уверена, что есть меньшее зло.
   — Тогда почему ты по-прежнему волнуешься обо мне?
   — Потому что я знаю тебя полжизни, а полжизни нельзя вычеркнуть из памяти, даже если все повернулось не так, как ожидалось и хотелось бы. Опять же, если Гарольд и я не будем заботиться о тебе, то кто позаботится?
   Я пожал плечами, не находясь с ответом.
   — Я понимаю, ты был бы счастлив, если бы все оставили тебя в покое, но в этой жизни нельзя получить всего, что хочется. Так ты переодеваешься или я закрываю тебе доступ к компьютеру?
   — А ты можешь?
   — Могу, — А может, ты еще десять минут покричишь на меня и уйдешь?