Страница:
Улыбнувшись, Оливия поднялась и вместо того, чтобы присоединиться к домочадцам, пошла в ванную. Окна ванной выходили во двор, и, пока Оливия принимала ванну, ей показалось, что она слышит звук одной или двух подъехавших к дому машин. Почистив зубы, Оливия наложила на лицо увлажняющий крем и распустила волосы, которые были забраны в хвост. Расчесывая спутанные пряди, она выглянула из окна и увидела, что и вправду на стоянке появились еще три машины. Одной из них была «Миата» Мэлори. Белый «Линкольн», должно быть, принадлежал Айре Хэйесу, а вот владельца третьей машины она затруднялась определить. Тайна раскрылась сама собой, когда, направляясь в спальню, она столкнулась с Карлом, спешащим ей навстречу со стороны лестницы.
– Откуда ты взялся? – удивленно спросила Оливия. На ней был короткий цветастый халат, надетый поверх розовой нейлоновой ночной сорочки без рукавов. Карл смотрел на нее такими глазами, что Оливия ощутила себя полураздетой. Она не ожидала, что встретит кого-либо по пути в спальню, и уж меньше всего – Карла. Сейчас, когда Большой Джон был в больнице, в этом крыле дома спали только они с Сарой.
– Пришел попытаться уговорить тебя снова спуститься вниз, – ответил Карл. – Все собрались вместе, а Сет сказал, что ты пошла спать. Вот я и подумал, пойду попробую привести тебя вниз.
Карл призывно улыбнулся. Он был привлекательным мужчиной шести футов ростом, плотный, но не толстый, с темно-каштановыми волосами и карими глазами, как у его отца, к тому же приятный в общении. Оливия оценивающе взглянула на Карла. Нет, будь он хоть трижды привлекателен, ее существо отказывалось воспринимать его в каком-либо другом качестве, кроме как товарища по детским играм и надоедливого кузена.
«Наверное, это было бы немногим лучше», – обреченно подумала она. Увлечение Карлом означало бы все те же проблемы, что и увлечение Сетом, плюс – гарантирована соответствующая реакция его мамочки-ведьмы. Оливия улыбнулась, представив, как восприняла бы Белинда новость, что у нее шуры-муры с Карлом. Стоило бы на это посмотреть!
Лицо Карла просияло в ответ на ее улыбку. Заметив это, Оливия покачала головой.
– Я не одета, и я устала. Я лучше пойду спать. Но все равно, спасибо за приглашение.
– Не передумаешь? – В голосе Карла послышалось разочарование.
Оливия кивнула. Предприняв еще пару попыток убедить ее, Карл наконец сдался и пошел обратно к лестнице. Оливия, убедившись, что Сара мирно спит, тоже отправилась спать.
Уже засыпая, она вспомнила, как Сет смотрел на нее сегодня вечером во дворе. Вспомнила, как он пробежал глазами по ее телу, и тут же почувствовала, как дыхание ее участилось. Если бы он дотронулся до нее… От этой мысли Оливия вздрогнула и проснулась. А проснувшись, ужаснулась тому, в каком направлении работало ее подсознание. Она ни за что, ни на каких условиях не желала, чтобы Сет стал героем ее сексуальных фантазий.
В конце концов, не в силах заснуть, преследуемая мыслями о Сете, Оливия прибегла к испытанному средству и принялась читать благодарственную молитву: «Господи, спасибо тебе за Сару, спасибо за то, что я здорова, спасибо за крышу над головой, за пищу на столе, за теплую постель. Господи, спасибо тебе за Сару…»
Наконец она погрузилась в сон с тихой улыбкой на губах, но только для того, чтобы снова проснуться от пронзительного крика.
Глава 20
Глава 21
Глава 22
– Откуда ты взялся? – удивленно спросила Оливия. На ней был короткий цветастый халат, надетый поверх розовой нейлоновой ночной сорочки без рукавов. Карл смотрел на нее такими глазами, что Оливия ощутила себя полураздетой. Она не ожидала, что встретит кого-либо по пути в спальню, и уж меньше всего – Карла. Сейчас, когда Большой Джон был в больнице, в этом крыле дома спали только они с Сарой.
– Пришел попытаться уговорить тебя снова спуститься вниз, – ответил Карл. – Все собрались вместе, а Сет сказал, что ты пошла спать. Вот я и подумал, пойду попробую привести тебя вниз.
Карл призывно улыбнулся. Он был привлекательным мужчиной шести футов ростом, плотный, но не толстый, с темно-каштановыми волосами и карими глазами, как у его отца, к тому же приятный в общении. Оливия оценивающе взглянула на Карла. Нет, будь он хоть трижды привлекателен, ее существо отказывалось воспринимать его в каком-либо другом качестве, кроме как товарища по детским играм и надоедливого кузена.
«Наверное, это было бы немногим лучше», – обреченно подумала она. Увлечение Карлом означало бы все те же проблемы, что и увлечение Сетом, плюс – гарантирована соответствующая реакция его мамочки-ведьмы. Оливия улыбнулась, представив, как восприняла бы Белинда новость, что у нее шуры-муры с Карлом. Стоило бы на это посмотреть!
Лицо Карла просияло в ответ на ее улыбку. Заметив это, Оливия покачала головой.
– Я не одета, и я устала. Я лучше пойду спать. Но все равно, спасибо за приглашение.
– Не передумаешь? – В голосе Карла послышалось разочарование.
Оливия кивнула. Предприняв еще пару попыток убедить ее, Карл наконец сдался и пошел обратно к лестнице. Оливия, убедившись, что Сара мирно спит, тоже отправилась спать.
Уже засыпая, она вспомнила, как Сет смотрел на нее сегодня вечером во дворе. Вспомнила, как он пробежал глазами по ее телу, и тут же почувствовала, как дыхание ее участилось. Если бы он дотронулся до нее… От этой мысли Оливия вздрогнула и проснулась. А проснувшись, ужаснулась тому, в каком направлении работало ее подсознание. Она ни за что, ни на каких условиях не желала, чтобы Сет стал героем ее сексуальных фантазий.
В конце концов, не в силах заснуть, преследуемая мыслями о Сете, Оливия прибегла к испытанному средству и принялась читать благодарственную молитву: «Господи, спасибо тебе за Сару, спасибо за то, что я здорова, спасибо за крышу над головой, за пищу на столе, за теплую постель. Господи, спасибо тебе за Сару…»
Наконец она погрузилась в сон с тихой улыбкой на губах, но только для того, чтобы снова проснуться от пронзительного крика.
Глава 20
Сара! Оливия проснулась в одну секунду, совершенно уверенная, сама не зная, почему, что кричала ее дочь. Отшвырнув простыни в сторону, она вскочила с постели и метнулась в комнату Сары, благодаря бога за то, что может найти дорогу с завязанными глазами – настолько хорошо знает путь. Часть дома, где были расположены их спальни, утопала во тьме, и, пробегая по полированному деревянному полу коридора, который разделял устланные упругим шерстяным ковром с восточным узором спальни и холл, Оливия споткнулась о порог. И вправду как с завязанными глазами, успела подумать она.
Сара! Распахнув дверь в комнату дочери, Оливия сразу же заметила, что ночник, который она оставила включенным, не горел. На одном из окон занавески были слегка раздвинуты, пропуская в спальню слабый лунный свет. В полумраке она различила фигурку дочери. Сара сидела в постели, напряженно выпрямившись, простыни сбились в кучу вокруг девочки.
Перед уходом Оливия по привычке проверила, заперто ли окно.
Возможно, она неплотно задернула шторы, чтобы в спальню пробивался лунный свет? Вчера, прежде чем выключить свет, она бросила последний взгляд на дочь, но совершенно не помнила, чтобы сквозь незадернутое окно была видна луна. Правда, луна к тому времени могла еще не взойти.
– Сара!
Оливия щелкнула выключателем, и спальню залил яркий свет электрической люстры, висевшей у потолка. Быстро окинув дочь взглядом, она не заметила ничего подозрительного. От сердца слегка отлегло – с девочкой ничего не случилось. Оливия на секунду остановилась, прислонившись к дверному косяку. Сердце бешено колотилось, дыхание перехватывало, да к тому же ныл большой палец, ушибленный о порог. Но это все пустяки. Главное – Сара в порядке. Хотя, если подумать, что может случиться с дочерью под надежной сенью старого дома?
– Мамочка! – Голосок девочки дрожал, она тянула к матери обе руки, как в младенчестве. Кинувшись к дочери, Оливия заметила, что та бледна, как простыни, на которых она спала, а темные глаза полны ужаса. – Ой, мамочка…
Сара метнулась к дочери, и они прижались друг к другу, крепко обнявшись. Оливия присела на кровать. Кукольно-розовая ночная рубашка дочери была влажной от пота. Будильник на ночном столике показывал 4.28.
– Здесь что-то было… В ногах кровати! – бессвязно бормотала девочка, уткнувшись носом в плечо матери.
Почувствовав холодок, пробежавший по спине, Оливия крепче прижала к себе дочь. Что-то было?.. Здесь?.. В ногах ее собственной кровати ее собственной детской?..
– Ты кого-то видела в спальне? – Оливия пыталась избавиться от странного ощущения, что однажды уже переживала нечто подобное, но не смогла сдержаться и кинула взгляд на кресло-качалку, стоявшее в углу. То самое, в котором, как тут же подсказала услужливая память, любила сиживать ее мать, пока она спала. Почему мать не ложилась, когда она спала? Какие-то туманные образы будоражили мозг, но Оливия никак не могла ухватить их суть.
– Да, очень большое, с лысой головой – и оно смотрело на меня…
– Но что это было, малыш? – Оливия отогнала набежавшие мысли, сосредоточившись на том, как успокоить дочь.
– Там, у кровати… На нем было что-то темное, похоже на плащ… А когда оно смотрело на меня, оно… Оно улыбалось… И еще у него клыки! – Сара вздрогнула, заново вспомнив пережитое.
– Клыки? – переспросила Оливия, крепче прижимая к себе дочь. Как ни странно, упоминание о клыках слегка ее успокоило. Какие бы страхи ни терзали в детстве ее саму, клыков она точно не помнила.
– Наверное, это был вампир, – прошептала девочка, сжавшись от страха.
Оливия глубоко вздохнула. Страх начал рассеиваться. Вампир?.. Этот образ не вызывал никакого отклика в ее душе. И вдруг она вспомнила.
– Это из твоей игры?
Сара кивнула, не выпуская мать из объятий и по-прежнему уткнувшись носом в ее плечо.
– Успокойся, Сара. – Оливия поцеловала девочку в щеку. – Малышка, по-моему, это был просто сон.
– Нет, не сон! – Сара резко затрясла головой. – Я проснулась, а оно уже было здесь! В комнате было темно… Ма-а, ты же обещала не выключать свет! Я его видела, потому что был свет от окна. Я видела, что оно смотрит на меня, и я видела клыки, когда оно улыбалось. А когда я закричала, оно повернулось и пошло к окну, а потом пропало!
– Это просто дурной сон, детка. – Оливия все больше убеждалась, что страх девочки связан всего лишь с ночным кошмаром, больше ни с чем, и понемногу успокаивалась. Крепко обняв дочь, она погладила ее по голове, откинув прядки волос, упавшие на лицо. Сара подняла на нее глаза, и Оливия ободряюще улыбнулась ей. – Давай-ка проверим лампу, – сказала она, выпутываясь из цепких детских ручонок, обвивших шею. – Я не выключала ее. Наверное, что-то испортилось.
Она потянулась к белому фарфоровому ночнику с недорогим гофрированным абажуром, нащупала под ним кнопку, нажала на нее. Лампа не зажигалась. Осторожно отодвинув девочку, Оливия встала и заглянула под ночной столик – в порядке ли шнур? Шнур был включен в розетку. Она проверила, вкручена ли лампочка, потом отсоединила шнур и вывернула ее. Сара наблюдала за матерью, не спуская глаз.
Оливия поднесла лампочку к уху и потрясла ею: так она и думала! Характерный звук подтвердил ее догадки.
– Лампочка перегорела. – Теперь она уже полностью успокоилась, голос звучал уверенно. Ужас, грозивший захлестнуть ее, вызывающий тошноту, наконец отступил. Никого и ничего в комнате ее дочери не было. Отложив лампочку, она подошла к раздвинутым шторам: – А теперь проверим окно.
Раздвинув занавески пошире, Оливия проверила шпингалет. Это был прочный, изготовленный «на века» старый медный шпингалет, накрепко вогнанный в держатель, абсолютно надежный. Он был так же прочно закрыт, как и накануне, когда она его проверяла. На всякий случай Оливия потрогала его – все в порядке, шпингалет закрыт. Невозможно представить, что кто-то мог выскочить в окно, а потом так же накрепко закрыть его снаружи. Конечно, можно было успеть выскочить в дверь, Оливия могла и не заметить его – уж слишком темно было в холле. Но наверняка услышала бы. Почувствовала, будь там хоть кто-то. Она оказалась у дверей спальни через несколько секунд. Неизвестному после того, как услышал крик Сары, не оставалось времени, чтобы скрыться.
– Окно закрыто, – успокоила она дочь. Для пущей уверенности Оливия проверила замки и на втором окне: и они были закрыты.
– Это был просто страшный сон? – Сара непроизвольно вздрогнула. Краски начали возвращаться на ее лицо, но все равно девочка казалась далеко не такой бодрой, как обычно.
– Именно так, – кивнула Оливия и снова задвинула шторы. Она подошла к одному из белых комодов, стоявших между окнами, и вынула из яшика ночную рубашку девочки. – Ну-ка, детка, давай поменяем рубашку. Твоя влажная.
– Я вспотела. – Сара поймала рубашку, брошенную ей матерью, стянула свою через голову, затем надела свежую. Новая ночная рубашка была кукольно-розовой, как и прежняя, – Оливия приобрела их по случаю в «Кмарте», сразу полдюжины, всего по 3.99 за штуку. Сара бросила влажную рубашку матери, и та положила ее в плетеную корзинку для грязного белья.
– Мамочка, можно мне спать с тобой? Я все равно боюсь.
С апреля, когда ей исполнилось восемь, Сара называла ее мамочкой только в крайних случаях. Обычно она предпочитала более сдержанное «ма-а».
– Конечно, малыш. – Оливия и сама предложила бы это, если бы дочь не опередила ее. В одиночку воспитывая дочь, она из всех сил старалась не превратиться в маму-квочку, дрожащую над своим цыпленком, излишне не нянчиться с Сарой. В результате у девочки с раннего детства была и своя комната, и своя кровать. В какой-то период дочь вдруг стала каждую ночь забираться в постель к матери, но Оливия терпеливо, изо дня в день, дожидалась, пока девочка заснет, а затем вставала и переносила ее в детскую. Не в том дело, что ей не хотелось, чтобы Сара спала вместе с ней – просто она считала, что для девочки так будет лучше. Правда, в особых случаях, когда дочь заболевала, или была чем-то расстроена, либо просто им обеим хотелось побыть вместе, она оставляла ее у себя. И именно в эти дни Оливия лучше всего высыпалась: она была уверена, что Сара в полной безопасности.
Только сейчас Оливия задумалась: почему она не чувствовала уверенности, что Сара в безопасности, когда спит в своей кровати? Никогда прежде ей это в голову не приходило.
В том, что ребенок один в постели, было что-то тревожное…
– Ма-а?
Оливия поймала себя на том, что молча стоит у кровати, вглядываясь в пустоту невидящим взглядом. В глазах дочери, устремленных на нее, нарастала тревога.
– Я просто задумалась, где мы будем спать – здесь или в моей спальне? – Оливия стряхнула с себя оцепенение.
– В твоей, – решительно заметила девочка, и Оливия согласилась.
Кивнув, она протянула дочери руку, и та стремглав слетела с постели. Они вместе вышли из комнаты, оставив дверь нараспашку и не погасив свет. Даже уверившись, что бояться нечего, Оливия все же не решилась остаться без источника света на черном, как смоль, верхнем этаже.
– В туалет хочешь? – спросила она дочь.
Сара кивнула. Когда они вернулись в спальню, Оливия, повинуясь импульсу, закрыла на щеколду дверь изнутри, стараясь, чтобы девочка этого не заметила. Они забрались в кровать, крепко обнявшись, и под яркий свет ночника Оливия начала рассказывать очередную забавную (и по большей части выдуманную) историю из своего детства. Сара весело смеялась, пока наконец не заснула. Только тогда Оливия выключила свет, одной рукой обняла дочь и постаралась снова заснуть. Однако мысль, занозой засевшая в голове, не давала покоя: кто или что было в комнате дочери?
Кто-то, похожий на вампира из детской игры. Последнее предположение было настолько абсурдно, что Оливия отвергла его как нелепицу. Саре приснился кошмар. Ничего больше.
Господи, благодарю тебя за Сару…
Уже засыпая, она услышала скрип половиц в холле. Или ей показалось?.. Сна как не бывало, тревожное предчувствие сжало сердце. Оливия напряженно вслушивалась в тишину, но больше ничего не услышала.
Что ж, старые дома всегда поскрипывают, на то они и старые…
Когда они ушли, он еще долго прислушивался к удаляющимся шагам: вошли в ванную, теперь в спальню. Скрипнула постель – укладываются спать. Теперь, убедившись, что путь свободен, он быстро выбрался из-под кровати.
Он прошел по самому краю. Он стал терять мастерство. Такое с ним уже было. Давно. Очень давно.
К счастью, мамочки редко заглядывают в шкафы и под кровати.
От этой мысли он улыбнулся. Он чувствовал себя отлично. На редкость отлично.
Его план сегодня едва не провалился, зато он сам вошел во вкус.
Он еще встретится с малышкой Сарой.
И очень скоро.
Сара! Распахнув дверь в комнату дочери, Оливия сразу же заметила, что ночник, который она оставила включенным, не горел. На одном из окон занавески были слегка раздвинуты, пропуская в спальню слабый лунный свет. В полумраке она различила фигурку дочери. Сара сидела в постели, напряженно выпрямившись, простыни сбились в кучу вокруг девочки.
Перед уходом Оливия по привычке проверила, заперто ли окно.
Возможно, она неплотно задернула шторы, чтобы в спальню пробивался лунный свет? Вчера, прежде чем выключить свет, она бросила последний взгляд на дочь, но совершенно не помнила, чтобы сквозь незадернутое окно была видна луна. Правда, луна к тому времени могла еще не взойти.
– Сара!
Оливия щелкнула выключателем, и спальню залил яркий свет электрической люстры, висевшей у потолка. Быстро окинув дочь взглядом, она не заметила ничего подозрительного. От сердца слегка отлегло – с девочкой ничего не случилось. Оливия на секунду остановилась, прислонившись к дверному косяку. Сердце бешено колотилось, дыхание перехватывало, да к тому же ныл большой палец, ушибленный о порог. Но это все пустяки. Главное – Сара в порядке. Хотя, если подумать, что может случиться с дочерью под надежной сенью старого дома?
– Мамочка! – Голосок девочки дрожал, она тянула к матери обе руки, как в младенчестве. Кинувшись к дочери, Оливия заметила, что та бледна, как простыни, на которых она спала, а темные глаза полны ужаса. – Ой, мамочка…
Сара метнулась к дочери, и они прижались друг к другу, крепко обнявшись. Оливия присела на кровать. Кукольно-розовая ночная рубашка дочери была влажной от пота. Будильник на ночном столике показывал 4.28.
– Здесь что-то было… В ногах кровати! – бессвязно бормотала девочка, уткнувшись носом в плечо матери.
Почувствовав холодок, пробежавший по спине, Оливия крепче прижала к себе дочь. Что-то было?.. Здесь?.. В ногах ее собственной кровати ее собственной детской?..
– Ты кого-то видела в спальне? – Оливия пыталась избавиться от странного ощущения, что однажды уже переживала нечто подобное, но не смогла сдержаться и кинула взгляд на кресло-качалку, стоявшее в углу. То самое, в котором, как тут же подсказала услужливая память, любила сиживать ее мать, пока она спала. Почему мать не ложилась, когда она спала? Какие-то туманные образы будоражили мозг, но Оливия никак не могла ухватить их суть.
– Да, очень большое, с лысой головой – и оно смотрело на меня…
– Но что это было, малыш? – Оливия отогнала набежавшие мысли, сосредоточившись на том, как успокоить дочь.
– Там, у кровати… На нем было что-то темное, похоже на плащ… А когда оно смотрело на меня, оно… Оно улыбалось… И еще у него клыки! – Сара вздрогнула, заново вспомнив пережитое.
– Клыки? – переспросила Оливия, крепче прижимая к себе дочь. Как ни странно, упоминание о клыках слегка ее успокоило. Какие бы страхи ни терзали в детстве ее саму, клыков она точно не помнила.
– Наверное, это был вампир, – прошептала девочка, сжавшись от страха.
Оливия глубоко вздохнула. Страх начал рассеиваться. Вампир?.. Этот образ не вызывал никакого отклика в ее душе. И вдруг она вспомнила.
– Это из твоей игры?
Сара кивнула, не выпуская мать из объятий и по-прежнему уткнувшись носом в ее плечо.
– Успокойся, Сара. – Оливия поцеловала девочку в щеку. – Малышка, по-моему, это был просто сон.
– Нет, не сон! – Сара резко затрясла головой. – Я проснулась, а оно уже было здесь! В комнате было темно… Ма-а, ты же обещала не выключать свет! Я его видела, потому что был свет от окна. Я видела, что оно смотрит на меня, и я видела клыки, когда оно улыбалось. А когда я закричала, оно повернулось и пошло к окну, а потом пропало!
– Это просто дурной сон, детка. – Оливия все больше убеждалась, что страх девочки связан всего лишь с ночным кошмаром, больше ни с чем, и понемногу успокаивалась. Крепко обняв дочь, она погладила ее по голове, откинув прядки волос, упавшие на лицо. Сара подняла на нее глаза, и Оливия ободряюще улыбнулась ей. – Давай-ка проверим лампу, – сказала она, выпутываясь из цепких детских ручонок, обвивших шею. – Я не выключала ее. Наверное, что-то испортилось.
Она потянулась к белому фарфоровому ночнику с недорогим гофрированным абажуром, нащупала под ним кнопку, нажала на нее. Лампа не зажигалась. Осторожно отодвинув девочку, Оливия встала и заглянула под ночной столик – в порядке ли шнур? Шнур был включен в розетку. Она проверила, вкручена ли лампочка, потом отсоединила шнур и вывернула ее. Сара наблюдала за матерью, не спуская глаз.
Оливия поднесла лампочку к уху и потрясла ею: так она и думала! Характерный звук подтвердил ее догадки.
– Лампочка перегорела. – Теперь она уже полностью успокоилась, голос звучал уверенно. Ужас, грозивший захлестнуть ее, вызывающий тошноту, наконец отступил. Никого и ничего в комнате ее дочери не было. Отложив лампочку, она подошла к раздвинутым шторам: – А теперь проверим окно.
Раздвинув занавески пошире, Оливия проверила шпингалет. Это был прочный, изготовленный «на века» старый медный шпингалет, накрепко вогнанный в держатель, абсолютно надежный. Он был так же прочно закрыт, как и накануне, когда она его проверяла. На всякий случай Оливия потрогала его – все в порядке, шпингалет закрыт. Невозможно представить, что кто-то мог выскочить в окно, а потом так же накрепко закрыть его снаружи. Конечно, можно было успеть выскочить в дверь, Оливия могла и не заметить его – уж слишком темно было в холле. Но наверняка услышала бы. Почувствовала, будь там хоть кто-то. Она оказалась у дверей спальни через несколько секунд. Неизвестному после того, как услышал крик Сары, не оставалось времени, чтобы скрыться.
– Окно закрыто, – успокоила она дочь. Для пущей уверенности Оливия проверила замки и на втором окне: и они были закрыты.
– Это был просто страшный сон? – Сара непроизвольно вздрогнула. Краски начали возвращаться на ее лицо, но все равно девочка казалась далеко не такой бодрой, как обычно.
– Именно так, – кивнула Оливия и снова задвинула шторы. Она подошла к одному из белых комодов, стоявших между окнами, и вынула из яшика ночную рубашку девочки. – Ну-ка, детка, давай поменяем рубашку. Твоя влажная.
– Я вспотела. – Сара поймала рубашку, брошенную ей матерью, стянула свою через голову, затем надела свежую. Новая ночная рубашка была кукольно-розовой, как и прежняя, – Оливия приобрела их по случаю в «Кмарте», сразу полдюжины, всего по 3.99 за штуку. Сара бросила влажную рубашку матери, и та положила ее в плетеную корзинку для грязного белья.
– Мамочка, можно мне спать с тобой? Я все равно боюсь.
С апреля, когда ей исполнилось восемь, Сара называла ее мамочкой только в крайних случаях. Обычно она предпочитала более сдержанное «ма-а».
– Конечно, малыш. – Оливия и сама предложила бы это, если бы дочь не опередила ее. В одиночку воспитывая дочь, она из всех сил старалась не превратиться в маму-квочку, дрожащую над своим цыпленком, излишне не нянчиться с Сарой. В результате у девочки с раннего детства была и своя комната, и своя кровать. В какой-то период дочь вдруг стала каждую ночь забираться в постель к матери, но Оливия терпеливо, изо дня в день, дожидалась, пока девочка заснет, а затем вставала и переносила ее в детскую. Не в том дело, что ей не хотелось, чтобы Сара спала вместе с ней – просто она считала, что для девочки так будет лучше. Правда, в особых случаях, когда дочь заболевала, или была чем-то расстроена, либо просто им обеим хотелось побыть вместе, она оставляла ее у себя. И именно в эти дни Оливия лучше всего высыпалась: она была уверена, что Сара в полной безопасности.
Только сейчас Оливия задумалась: почему она не чувствовала уверенности, что Сара в безопасности, когда спит в своей кровати? Никогда прежде ей это в голову не приходило.
В том, что ребенок один в постели, было что-то тревожное…
– Ма-а?
Оливия поймала себя на том, что молча стоит у кровати, вглядываясь в пустоту невидящим взглядом. В глазах дочери, устремленных на нее, нарастала тревога.
– Я просто задумалась, где мы будем спать – здесь или в моей спальне? – Оливия стряхнула с себя оцепенение.
– В твоей, – решительно заметила девочка, и Оливия согласилась.
Кивнув, она протянула дочери руку, и та стремглав слетела с постели. Они вместе вышли из комнаты, оставив дверь нараспашку и не погасив свет. Даже уверившись, что бояться нечего, Оливия все же не решилась остаться без источника света на черном, как смоль, верхнем этаже.
– В туалет хочешь? – спросила она дочь.
Сара кивнула. Когда они вернулись в спальню, Оливия, повинуясь импульсу, закрыла на щеколду дверь изнутри, стараясь, чтобы девочка этого не заметила. Они забрались в кровать, крепко обнявшись, и под яркий свет ночника Оливия начала рассказывать очередную забавную (и по большей части выдуманную) историю из своего детства. Сара весело смеялась, пока наконец не заснула. Только тогда Оливия выключила свет, одной рукой обняла дочь и постаралась снова заснуть. Однако мысль, занозой засевшая в голове, не давала покоя: кто или что было в комнате дочери?
Кто-то, похожий на вампира из детской игры. Последнее предположение было настолько абсурдно, что Оливия отвергла его как нелепицу. Саре приснился кошмар. Ничего больше.
Господи, благодарю тебя за Сару…
Уже засыпая, она услышала скрип половиц в холле. Или ей показалось?.. Сна как не бывало, тревожное предчувствие сжало сердце. Оливия напряженно вслушивалась в тишину, но больше ничего не услышала.
Что ж, старые дома всегда поскрипывают, на то они и старые…
Когда они ушли, он еще долго прислушивался к удаляющимся шагам: вошли в ванную, теперь в спальню. Скрипнула постель – укладываются спать. Теперь, убедившись, что путь свободен, он быстро выбрался из-под кровати.
Он прошел по самому краю. Он стал терять мастерство. Такое с ним уже было. Давно. Очень давно.
К счастью, мамочки редко заглядывают в шкафы и под кровати.
От этой мысли он улыбнулся. Он чувствовал себя отлично. На редкость отлично.
Его план сегодня едва не провалился, зато он сам вошел во вкус.
Он еще встретится с малышкой Сарой.
И очень скоро.
Глава 21
Гранд-Айсл, Луизиана
17 июля 1974 года
– Папочка, ты не мог бы побыть со мной, пока я не лягу спать, пожалуйста? Не уходи, а то мне страшно.
Голос Мэгги Монро звучал умоляюще. Она стояла в дверном проеме коттеджа, который они арендовали на время каникул в двух кварталах от побережья. На Мэгги была сиреневая пижамка в мелкий розовый цветочек, из широких коротеньких штанин торчали тоненькие, как у журавля, ножки. Со светло-желтым облаком курчавых волос девочка напоминала одуванчик.
Вине, ее отец, уже наполовину спустился по обшарпанным ступенькам крытого крыльца. Он должен уехать, а ей нужно отправляться в постель. Так он сказал. Обычно Мэгги не осмеливалась спорить с отцом: она и в лучшие-то времена его побаивалась.
Но еще больше она боялась оставаться одной в темноте в этой полуразвалившейся лачуге.
– Черт подери, Мэгги, тебе уже девять лет! Ты уже достаточно взрослая, чтобы побыть одной, пока меня нет!
Когда отец на мгновение остановился, бросив на нее взгляд через плечо, Мэгги поняла, что он раздражен, но еще не злится.
Мэгги с ужасом заметила тени, наползавшие на неряшливый клок травы перед коттеджем: она останется одна в сумерках, которые сгустятся, превратившись в полный мрак. Судорожно глотнув, она снова повторила:
– Ну, пожалуйста, папочка! Я быстро засну, обещаю. Я уже засыпаю…
– Если б я знал, что тебе нужна нянька, я бы не взял тебя с собой в отпуск. – Отец бросил на девочку сердитый взгляд, и Мэгги внутренне сжалась. Похоже, он начинает по-настоящему выходить из себя. – Отправляйся в постель, а я скоро вернусь, слышала?
Рывком распахнув дверь, которая с грохотом захлопнулась за ним, Винс ушел. Мэгги с потерянным видом наблюдала, как он садится в свой ярко-синий «Чеви Импала», заводит мотор и уезжает. Хорошо зная привычки отца, Мэгги не сомневалась, что он явится домой на рассвете, совершенно пьяный.
Ну почему ее мама все время повторяла, что отец мало времени проводит с дочерью? Именно поэтому она и оказалась здесь. Мама кричала об этом отцу при разводе, прямо в зале суда, а потом отец позвонил и сказал маме, что заберет Мэгги на летние каникулы и повезет в домик на берегу, который снимет для них двоих, и чтобы она больше не скулила, что он ничего не делает для дочери. Он тоже делает, а ей просто нравится скулить.
Правда, потом мама попыталась все изменить, сказав, что Мэгги не может поехать, но было поздно. Судья уже принял решение, и Мэгги пришлось отправиться с отцом.
Вчера, когда отец приехал, чтобы забрать ее, мама снова устроила обычную ссору, прямо во дворе, на глазах у соседей. Она кричала, что, благодарение богу, у нее хватило ума в конце концов развестись с ним и вышвырнуть его к чертовой матери из своей жизни. Этим все и кончилось. Отец быстро огляделся по сторонам – окна соседних домов были распахнуты, и за ними угадывались чужие глаза и уши, – прошипел сквозь зубы: «Сука!» – и сел в автомобиль. Мама обняла Мэгги, поцеловала в щеку и наказала как следует заботиться о себе самой, поскольку на отца рассчитывать не приходится. После этого девочке пришлось сесть в машину и поехать с отцом.
Сюда, в эту лачугу, где он на ночь оставляет ее одну. «Слушай, – заявил он дочери, – это же и мой отпуск тоже, так что нечего портить его дурацким хныканьем».
Двор тем временем погружался в сумерки, на глазах приобретая мрачный вид. Поежившись, девочка вернулась в дом, тщательно заперев за собой дверь. Если лечь спать прямо сейчас, не дожидаясь темноты, то, возможно, удастся уснуть, прежде чем наступит ночь. И тогда она ее не увидит и не будет бояться, что осталась ночью одна.
Быстро скользнув в спальню – общую с отцом, только он спал на раскладывающемся диване, – Мэгги юркнула в постель, свернулась в комочек и натянула одеяло на голову. Потом сообразила, что скоро стемнеет, а она не оставила в домике свет. Вскочив с кровати, Мэгги помчалась по комнатам, зажигая свет повсюду, и вскоре весь дом был залит ярким электрическим светом. Вернувшись, Мэгги снова юркнула в постель, свернувшись калачиком, натянула одеяло на голову и принялась молиться, чтобы скорее заснуть.
Постель отдавала затхлостью, словно кто-то давным-давно мочился в нее. Из-за этого запаха, духоты, неработающего кондиционера в кухне она вскоре почувствовала, что к горлу подкатывает тошнота. Но вставать и идти в ванную Мэгги боялась. Лучше остаться в постели и постараться думать о чем-нибудь очень приятном. Скажем, вообразить себя прекрасной сказочной принцессой, которая живет в волшебном замке на далеком острове и у которой есть друг единорог.
Когда Мэгги бывало особенно одиноко, она всегда вспоминала любимую сказку. И уже совсем скоро в образе принцессы Эллисон она, оседлав единорога, унеслась в заоблачную высь. Девочка и не заметила, как заснула.
Она не знала, сколько она проспала, но, похоже, достаточно долго, потому что отец был дома. Открыв дверь, он погасил свет и остановился около ее кровати.
– Папа? – С трудом разлепив глаза, Мэгги откинула с лица одеяло, радуясь глотку свежего воздуха.
Отец стоял совсем близко, глядя на нее сверху вниз. Мэгги хотела приподняться, сесть в постели, как вдруг отец набросился на нее, сунул в лицо какую-то влажную тряпку, отдающую бензином. Он не давал ей увернуться, одной рукой прижимая тряпку, а другой удерживая затылок. Задохнувшись, Мэгги рванулась изо всех сил, и на секунду ей удалось освободиться. Вскинув глаза на отца, Мэгги вдруг поняла, что это не он, а кто-то совершенно незнакомый.
Смертельный ужас придал ей сил, и девочка снова принялась вырываться.
Увы, сил оказалось явно мало. Через минуту глаза Мэгги закатились, и она обмякла.
Украсть из постельки малышку – вот высший восторг, высшая радость. Теплые и чистенькие, только что после ванной, они так сладко пахнут. Ему нравился этот запах. Детки чувствуют себя в безопасности внутри своих домиков, и их родители верят в это. А он так просто млеет от удовольствия, представляя ужас в глазах этих мамаш, когда поутру, заглянув в спальню, они обнаружат, что их малышки пропали. Вот эта, последняя, – ее мордашку он с полмесяца назад заметил на молочном пакете с броской надписью «ВЫ ВИДЕЛИ ЭТУ МАЛЫШКУ?». Воспоминания вызвали у него приступ хохота. Да, он ее видел. Но даже не подозревал, что сумеет заполучить ее так скоро.
Эта, похоже, может за себя постоять. Если так, то он получит еще больше удовольствия. Конечно, когда она проснется и поймет, где находится и что он собирается с ней сделать, весь бойцовский настрой мигом исчезнет. И все же ужасно занятно понаблюдать, как изменится выражение этой мордашки, когда она это поймет. Возможно, он подержит ее какое-то время в укромном местечке. Подержит, пока сам сможет вытерпеть, до последней минуты.
Какое наслаждение – пройти по краю пропасти, пока хватает сил.
Для него это высшее наслаждение. Он снова осклабился, направляя машину по ухабистой дороге в глубь штата, к месту назначения. Его игрушка заперта в собачьей клетке в задней части фургона. Судя по доносившимся оттуда звукам, к ней возвращается сознание.
– Мама, – слабо простонала девочка.
Радость моя, тебе больше никогда не увидеть твоей мамочки. Он улыбнулся в предвкушении. Следующая мысль еще сильнее развеселила его, плечи затряслись от хохота. Белый фургончик, который он вел, был слишком неприметен, так что не привлекал ненужного внимания.
Быть может, следует нанять кого-нибудь – пусть изобразит на нем смеющуюся детскую мордашку и напишет: «Монстры. Всегда к вашим услугам». Чтобы реклама отвечала реальности.
Будут от него шарахаться эти козлятки или нет?
17 июля 1974 года
– Папочка, ты не мог бы побыть со мной, пока я не лягу спать, пожалуйста? Не уходи, а то мне страшно.
Голос Мэгги Монро звучал умоляюще. Она стояла в дверном проеме коттеджа, который они арендовали на время каникул в двух кварталах от побережья. На Мэгги была сиреневая пижамка в мелкий розовый цветочек, из широких коротеньких штанин торчали тоненькие, как у журавля, ножки. Со светло-желтым облаком курчавых волос девочка напоминала одуванчик.
Вине, ее отец, уже наполовину спустился по обшарпанным ступенькам крытого крыльца. Он должен уехать, а ей нужно отправляться в постель. Так он сказал. Обычно Мэгги не осмеливалась спорить с отцом: она и в лучшие-то времена его побаивалась.
Но еще больше она боялась оставаться одной в темноте в этой полуразвалившейся лачуге.
– Черт подери, Мэгги, тебе уже девять лет! Ты уже достаточно взрослая, чтобы побыть одной, пока меня нет!
Когда отец на мгновение остановился, бросив на нее взгляд через плечо, Мэгги поняла, что он раздражен, но еще не злится.
Мэгги с ужасом заметила тени, наползавшие на неряшливый клок травы перед коттеджем: она останется одна в сумерках, которые сгустятся, превратившись в полный мрак. Судорожно глотнув, она снова повторила:
– Ну, пожалуйста, папочка! Я быстро засну, обещаю. Я уже засыпаю…
– Если б я знал, что тебе нужна нянька, я бы не взял тебя с собой в отпуск. – Отец бросил на девочку сердитый взгляд, и Мэгги внутренне сжалась. Похоже, он начинает по-настоящему выходить из себя. – Отправляйся в постель, а я скоро вернусь, слышала?
Рывком распахнув дверь, которая с грохотом захлопнулась за ним, Винс ушел. Мэгги с потерянным видом наблюдала, как он садится в свой ярко-синий «Чеви Импала», заводит мотор и уезжает. Хорошо зная привычки отца, Мэгги не сомневалась, что он явится домой на рассвете, совершенно пьяный.
Ну почему ее мама все время повторяла, что отец мало времени проводит с дочерью? Именно поэтому она и оказалась здесь. Мама кричала об этом отцу при разводе, прямо в зале суда, а потом отец позвонил и сказал маме, что заберет Мэгги на летние каникулы и повезет в домик на берегу, который снимет для них двоих, и чтобы она больше не скулила, что он ничего не делает для дочери. Он тоже делает, а ей просто нравится скулить.
Правда, потом мама попыталась все изменить, сказав, что Мэгги не может поехать, но было поздно. Судья уже принял решение, и Мэгги пришлось отправиться с отцом.
Вчера, когда отец приехал, чтобы забрать ее, мама снова устроила обычную ссору, прямо во дворе, на глазах у соседей. Она кричала, что, благодарение богу, у нее хватило ума в конце концов развестись с ним и вышвырнуть его к чертовой матери из своей жизни. Этим все и кончилось. Отец быстро огляделся по сторонам – окна соседних домов были распахнуты, и за ними угадывались чужие глаза и уши, – прошипел сквозь зубы: «Сука!» – и сел в автомобиль. Мама обняла Мэгги, поцеловала в щеку и наказала как следует заботиться о себе самой, поскольку на отца рассчитывать не приходится. После этого девочке пришлось сесть в машину и поехать с отцом.
Сюда, в эту лачугу, где он на ночь оставляет ее одну. «Слушай, – заявил он дочери, – это же и мой отпуск тоже, так что нечего портить его дурацким хныканьем».
Двор тем временем погружался в сумерки, на глазах приобретая мрачный вид. Поежившись, девочка вернулась в дом, тщательно заперев за собой дверь. Если лечь спать прямо сейчас, не дожидаясь темноты, то, возможно, удастся уснуть, прежде чем наступит ночь. И тогда она ее не увидит и не будет бояться, что осталась ночью одна.
Быстро скользнув в спальню – общую с отцом, только он спал на раскладывающемся диване, – Мэгги юркнула в постель, свернулась в комочек и натянула одеяло на голову. Потом сообразила, что скоро стемнеет, а она не оставила в домике свет. Вскочив с кровати, Мэгги помчалась по комнатам, зажигая свет повсюду, и вскоре весь дом был залит ярким электрическим светом. Вернувшись, Мэгги снова юркнула в постель, свернувшись калачиком, натянула одеяло на голову и принялась молиться, чтобы скорее заснуть.
Постель отдавала затхлостью, словно кто-то давным-давно мочился в нее. Из-за этого запаха, духоты, неработающего кондиционера в кухне она вскоре почувствовала, что к горлу подкатывает тошнота. Но вставать и идти в ванную Мэгги боялась. Лучше остаться в постели и постараться думать о чем-нибудь очень приятном. Скажем, вообразить себя прекрасной сказочной принцессой, которая живет в волшебном замке на далеком острове и у которой есть друг единорог.
Когда Мэгги бывало особенно одиноко, она всегда вспоминала любимую сказку. И уже совсем скоро в образе принцессы Эллисон она, оседлав единорога, унеслась в заоблачную высь. Девочка и не заметила, как заснула.
Она не знала, сколько она проспала, но, похоже, достаточно долго, потому что отец был дома. Открыв дверь, он погасил свет и остановился около ее кровати.
– Папа? – С трудом разлепив глаза, Мэгги откинула с лица одеяло, радуясь глотку свежего воздуха.
Отец стоял совсем близко, глядя на нее сверху вниз. Мэгги хотела приподняться, сесть в постели, как вдруг отец набросился на нее, сунул в лицо какую-то влажную тряпку, отдающую бензином. Он не давал ей увернуться, одной рукой прижимая тряпку, а другой удерживая затылок. Задохнувшись, Мэгги рванулась изо всех сил, и на секунду ей удалось освободиться. Вскинув глаза на отца, Мэгги вдруг поняла, что это не он, а кто-то совершенно незнакомый.
Смертельный ужас придал ей сил, и девочка снова принялась вырываться.
Увы, сил оказалось явно мало. Через минуту глаза Мэгги закатились, и она обмякла.
Украсть из постельки малышку – вот высший восторг, высшая радость. Теплые и чистенькие, только что после ванной, они так сладко пахнут. Ему нравился этот запах. Детки чувствуют себя в безопасности внутри своих домиков, и их родители верят в это. А он так просто млеет от удовольствия, представляя ужас в глазах этих мамаш, когда поутру, заглянув в спальню, они обнаружат, что их малышки пропали. Вот эта, последняя, – ее мордашку он с полмесяца назад заметил на молочном пакете с броской надписью «ВЫ ВИДЕЛИ ЭТУ МАЛЫШКУ?». Воспоминания вызвали у него приступ хохота. Да, он ее видел. Но даже не подозревал, что сумеет заполучить ее так скоро.
Эта, похоже, может за себя постоять. Если так, то он получит еще больше удовольствия. Конечно, когда она проснется и поймет, где находится и что он собирается с ней сделать, весь бойцовский настрой мигом исчезнет. И все же ужасно занятно понаблюдать, как изменится выражение этой мордашки, когда она это поймет. Возможно, он подержит ее какое-то время в укромном местечке. Подержит, пока сам сможет вытерпеть, до последней минуты.
Какое наслаждение – пройти по краю пропасти, пока хватает сил.
Для него это высшее наслаждение. Он снова осклабился, направляя машину по ухабистой дороге в глубь штата, к месту назначения. Его игрушка заперта в собачьей клетке в задней части фургона. Судя по доносившимся оттуда звукам, к ней возвращается сознание.
– Мама, – слабо простонала девочка.
Радость моя, тебе больше никогда не увидеть твоей мамочки. Он улыбнулся в предвкушении. Следующая мысль еще сильнее развеселила его, плечи затряслись от хохота. Белый фургончик, который он вел, был слишком неприметен, так что не привлекал ненужного внимания.
Быть может, следует нанять кого-нибудь – пусть изобразит на нем смеющуюся детскую мордашку и напишет: «Монстры. Всегда к вашим услугам». Чтобы реклама отвечала реальности.
Будут от него шарахаться эти козлятки или нет?
Глава 22
Конец недели пролетел для Оливии незаметно. Дважды звонил Ламар Леннинг – сначала чтобы пригласить ее в кино в Батон-Руж, потом – пообедать или поужинать в его обществе. И оба раза Оливия отказалась. Затем позвонила ее подруга из Сент-Терезы Ли-Энн Хобарт, ныне Джеймс, которая жила в Ла-Анжеле и была замужем за аптекарем. Оливия пригласила ее к себе, чтобы повспоминать былое, и подруга приехала. В результате этого визита Оливия выяснила, что ее возвращение на плантацию Ла-Анжель – новость номер один в городе.
Остальное время она проводила с Сарой, а также заново знакомилась со своей семьей. То один, то другой из ее родственников заскакивали на ужин почти каждый день, а потому, если бы не случайные мелкие недоразумения, вечера в доме были весьма оживленными.
Уже в течение полугода Келли проходила химиотерапию: каждые три недели интенсивного лечения чередовались неделей отдыха. Сейчас шла именно неделя отдыха, и Келли была все время дома, стараясь восстановить прежние силы к тому моменту, когда, по ее словам, ей снова начнут вводить в вены отраву. Сет, напротив, дома почти не показывался. Оливия полагала, что он разрывается между работой и больницей, но это были только предположения. Дэвид с Кейтом были поблизости, устроившись в гостевом домике на неопределенный, как заметил Дэвид, период. Что означает «на неопределенный период», объяснил Кейт в отсутствие Дэвида: до того, как Большой Джон либо умрет, либо выздоровеет. Поскольку Дэвиду не нужно было больше ежедневно управлять рестораном, его затянувшееся отсутствие особого вреда делу не наносило.
Хлоя тоже часто отлучалась из дома, иногда отсутствуя с раннего утра до позднего вечера. Она занималась плаванием и теннисом, брала уроки игры на фортепиано и ходила в игровую группу – расписание было плотным. По настоянию Келли Сару тоже пригласили походить в игровые группы. Кэлли уверяла, что девочке понравятся друзья Хлои, но Сара наедине с матерью взмолилась, чтобы ее туда не отправляли. Она предпочитала не заводить новых знакомств, пока в этом нет крайней необходимости. Оливия не видела особых причин понуждать дочь к знакомству с местными детьми, полагая, что их пребывание на плантации Ла-Анжель надолго не затянется, а потому Сара осталась дома.
По вечерам девочки вместе играли в комнате Хлои. Дождь, регулярно зачастивший с понедельника, не позволил устроить новую охоту на светлячков. Сара вновь мирно спала ночью в своей комнате, а Оливия перестала бояться повторения ночного кошмара с вампиром – королем светлячков. Кошмары, даже если они приходили только во сне, слишком выматывали их обеих.
Хлоя устраивала время от времени неприятные сцены, но, поскольку Сара демонстрировала готовность исполнять все ее желания, девочки поладили между собой.
Оливия много времени проводила с дочерью и очень этому радовалась. Когда позволяла погода, они изучали окрестности, когда шел дождь – читали, а также частенько отправлялись в город в «Линкольне» Келли полакомиться мороженым и навестить любимые Оливией в детстве места.
Оливию годами терзало чувство вины перед дочерью, поскольку работа занимала все ее время, обделяя девочку. После школы Сара приходила к соседям и ждала там возвращения матери, но даже в те короткие часы, когда после работы они оставались вместе, всегда находились какие-то дела: приготовление ужина или уборка квартиры, принятие душа или стирка. Короче, обычная бесконечная рутина. Больше всего на свете Оливии не хватало времени. Свободного времени для своей дочери. А потому обычные прогулки, чтение и болтовня с девочкой казались ей осуществленной мечтой.
Остальное время она проводила с Сарой, а также заново знакомилась со своей семьей. То один, то другой из ее родственников заскакивали на ужин почти каждый день, а потому, если бы не случайные мелкие недоразумения, вечера в доме были весьма оживленными.
Уже в течение полугода Келли проходила химиотерапию: каждые три недели интенсивного лечения чередовались неделей отдыха. Сейчас шла именно неделя отдыха, и Келли была все время дома, стараясь восстановить прежние силы к тому моменту, когда, по ее словам, ей снова начнут вводить в вены отраву. Сет, напротив, дома почти не показывался. Оливия полагала, что он разрывается между работой и больницей, но это были только предположения. Дэвид с Кейтом были поблизости, устроившись в гостевом домике на неопределенный, как заметил Дэвид, период. Что означает «на неопределенный период», объяснил Кейт в отсутствие Дэвида: до того, как Большой Джон либо умрет, либо выздоровеет. Поскольку Дэвиду не нужно было больше ежедневно управлять рестораном, его затянувшееся отсутствие особого вреда делу не наносило.
Хлоя тоже часто отлучалась из дома, иногда отсутствуя с раннего утра до позднего вечера. Она занималась плаванием и теннисом, брала уроки игры на фортепиано и ходила в игровую группу – расписание было плотным. По настоянию Келли Сару тоже пригласили походить в игровые группы. Кэлли уверяла, что девочке понравятся друзья Хлои, но Сара наедине с матерью взмолилась, чтобы ее туда не отправляли. Она предпочитала не заводить новых знакомств, пока в этом нет крайней необходимости. Оливия не видела особых причин понуждать дочь к знакомству с местными детьми, полагая, что их пребывание на плантации Ла-Анжель надолго не затянется, а потому Сара осталась дома.
По вечерам девочки вместе играли в комнате Хлои. Дождь, регулярно зачастивший с понедельника, не позволил устроить новую охоту на светлячков. Сара вновь мирно спала ночью в своей комнате, а Оливия перестала бояться повторения ночного кошмара с вампиром – королем светлячков. Кошмары, даже если они приходили только во сне, слишком выматывали их обеих.
Хлоя устраивала время от времени неприятные сцены, но, поскольку Сара демонстрировала готовность исполнять все ее желания, девочки поладили между собой.
Оливия много времени проводила с дочерью и очень этому радовалась. Когда позволяла погода, они изучали окрестности, когда шел дождь – читали, а также частенько отправлялись в город в «Линкольне» Келли полакомиться мороженым и навестить любимые Оливией в детстве места.
Оливию годами терзало чувство вины перед дочерью, поскольку работа занимала все ее время, обделяя девочку. После школы Сара приходила к соседям и ждала там возвращения матери, но даже в те короткие часы, когда после работы они оставались вместе, всегда находились какие-то дела: приготовление ужина или уборка квартиры, принятие душа или стирка. Короче, обычная бесконечная рутина. Больше всего на свете Оливии не хватало времени. Свободного времени для своей дочери. А потому обычные прогулки, чтение и болтовня с девочкой казались ей осуществленной мечтой.