Страница:
Но, с другой стороны, чего она ждала? В конце концов, она никогда и не принадлежала к семье Арчер, не состояла с ними в родстве. А для этих людей важнее всего родная кровь. Либо ты был родней, либо нет.
– Ты была замужем. Чего же еще? – Сет отхлебнул глоток кофе. – Да не разлучит никто тех, кого соединил господь.
Оливия поняла, что ненавидит его так же сильно, как ненавидела прежде.
– Да замолчи ты! – Схватив в каждую руку по чемодану, она бросилась вон из кухни.
Прежде чем за ней захлопнулась дверь, Оливия успела заметить легкую улыбку на его лице, и это взбесило ее еще больше.
Не поднявшись и до середины лестницы, она уже готова была убить себя. Она вела себя точь-в-точь как в юности, когда Сет, как старший и более мудрый, считал себя вправе указывать ей, что делать. И правда, в те годы она так часто говорила ему эти самые слова, что, наверное, именно поэтому они так легко слетели сейчас с ее губ.
Она поклялась себе не обращать на него внимания, если и в следующий раз Сет будет доставать ее. Если он не изменился за эти девять лет, то она-то как раз повзрослела.
Когда Оливия вошла в спальню, Сара по-прежнему спала, и Оливия вспомнила, что еще очень рано. Как правило, Сара спала очень крепко, и Оливия не боялась разбудить ее, когда копалась в чемоданах и выбирала одежду для себя и дочери. Запихнув чемоданы под кровать – она распакует вещи позднее – и разложив одежду Сары в ногах кровати, она отправилась в ванную.
Приняв душ. Оливия вымыла волосы, высушила их, накрасилась, натянула обрезанные джинсы, бледно-зеленую футболку и кеды и вернулась взглянуть, как там Сара. Посмотрев на будильник у кровати, она увидела, что уже восемь пятнадцать. Сара все еще спала.
Оливия снова спустилась вниз. Из кухни доносились слабые звуки, там кто-то был: может быть, все еще Сет, а может, Марта. Меньше всего на свете ей хотелось снова встретиться с Сетом. Да и вообще ни с кем особенно не хотелось встречаться. Стараясь не замечать головной боли (потеряв самообладание в разговоре с Сетом, она лишилась и привычной чашки утреннего кофе), она вышла из парадной двери, окунувшись в теплый утренний воздух, и еле успела перехватить дверь, которая собиралась с грохотом захлопнуться за ней. Оливия тихо закрыла ее за собой: не стоит привлекать к себе внимание тех, кто находился на кухне.
Несколько минут она стояла в тени веранды, глядя туда, где за рифлеными колоннами и свисающими с них папоротниками раскинулась залитая солнцем земля. Казалось, ни одна травинка не изменилась за девять лет. Перед ней на все три стороны, до самого горизонта, простиралась плантация Ла-Анжель – когда-то огромная сахарная плантация, превратившаяся с годами в сорок акров колючего кустарника и болот и пять акров газона. С четвертой стороны, за обрывом, виднелось озеро, сверкавшее серебром на утреннем солнце. Она заставила себя вглядеться в него. Это всего лишь вода, ни больше ни меньше, не таящая в себе ничего зловещего. И уж конечно, никакие голоса не взывали к ней оттуда. Все призраки прошлой ночи – всего лишь плод ее воображения, фантазии, растаявшие в лучах восходящего солнца.
Оливия спустилась с веранды по широким каменным ступеням, скользя рукой по поверхности литых железных перил. На секунду она задержалась у выложенной каменной плиткой дорожки, ведущей к подъездной аллее, оглядываясь в нерешительности и соображая, куда бы ей сейчас пойти. Вокруг заливались птицы, стрекотали кузнечики. Откуда-то издалека доносился звук работающей машины, должно быть, трактора. Две гигантские магнолии в самом центре газона выглядели так же потрясающе, как девять лет назад, с белыми, будто из воска, цветами размером с тарелку, прячущимися среди блестящей зеленой листвы. Рядом с беседкой цвели оливы, жасмин и розы. Бледно-желтые завитки вьющейся жимолости перекликались с ярко-желтыми гроздьями цветов акации, росших вдоль ограды. Ближе к дому, перед окружающими его аккуратно подстриженными темно-зелеными кустами самшита, во всей красе разросся малиновый амариллис. Воздух благоухал ароматом цветов, и дышать им было одно удовольствие.
Правда, эту великолепную картину изрядно портили оставленные повсюду следы вчерашней вечеринки. Иллюминация была выключена, но гирлянды все еще свисали с крыши дома и беседки, с деревьев и кустов. Утром эти огни, служившие вчера украшением праздника, придавали территории неопрятный вид, напоминая только что проснувшуюся женщину, забывшую с вечера снять макияж. В дальнем конце сада трудились четверо рабочих. Двое из них, с черными пластиковыми мешками в руках, собирали мусор, остальные орудовали граблями. Под ногами Оливии валялись пластиковые стаканы и вилки, салфетки, лопнувшие воздушные шарики и прочий мусор, и, похоже, так было везде.
Оглядываясь по сторонам, она заметила павлина, появившегося из-за дома. Сойдя с тропинки, Оливия прямо по газону направилась к птице, с завороженной улыбкой наблюдая, как павлин наклонил голову и схватил что-то в клюв. Несколько энергичных движений головы – и найденный предмет исчез в глотке птицы. Оливия поняла, что павлин только что проглотил сигаретный окурок, причем с таким аппетитом, как будто это был кусочек крекера. Потом павлин продолжил свой путь, вышагивая по двору исполненной достоинства походкой. Вслед за ним показались две павы, которых Оливия уже видела раньше, и так же деловито принялись клевать траву, а затем показался второй павлин, величаво выступающий с распущенным во всей красе хвостом.
Яркое, переливающееся голубым и зеленым оперение птицы в это солнечное утро являло собой действительно прекрасное зрелище.
Плантация Ла-Анжель оставалась такой же, какой была всегда. Оливия обогнула угол дома и направилась на задний двор – место, относящееся скорее к прошлому, чем к настоящему. Но сегодняшним утром, наполненным ароматом цветов и воспоминаниями о мятежной юности, даже в этом была своя прелесть.
Вдруг краем глаза она заметила какое-то движение и оглянулась в сторону дома. Белая персидская кошка, размахивая в воздухе хвостом, как огромным пером, медленно двигалась по карнизу верхней галереи. Один неверный шаг – и она грохнулась бы на землю с высоты двадцать футов, но кошка невозмутимо продолжала свое шествие, словно передвигалась по ровной земле. Только в последний момент Оливия поняла конечную цель ее путешествия: Хлоя, все еще в голубой ночной сорочке, с двумя хвостиками светлых волос, стянутыми резинками, нагнулась над карнизом в дальнем конце галереи, держа что-то в руке. Мгновение – и рука девочки разжалась.
Предмет полетел вниз, сверкая и переливаясь на солнце, и приземлился в кустах, едва пошевелив листву.
Хлоя выпрямилась и увидела Оливию как раз в тот момент, когда та подняла голову и посмотрела на девочку. Растерявшись, Оливия не успела ни окликнуть девочку, ни помахать ей рукой. Хлоя тоже ничего не сказала. Злобно сверкнув глазами в сторону Оливии, она схватила кошку, к тому моменту уже поравнявшуюся с ней, и исчезла в тени галереи.
Сгорая от любопытства, Оливия бросилась к кустам и стала искать в том месте, где упал предмет. Кусты благоухали тонким, напоминающим ваниль ароматом, благодаря которому кустарник получил свое название. Его нежные белые цветы и резные листья служили своеобразным укрытием, образуя внутри свободное пространство. Когда-то в детстве Оливия с другими детьми очень любила прятаться там. Раздвигая руками благоухающий шатер листвы и следя, не появится ли вблизи пчела или овод, большие любители нектара, она нырнула под куст и огляделась. Предмет, сброшенный Хлоей с галереи, она нашла почти сразу. Браслет. Он свисал с ветки в нескольких сантиметрах над землей.
Мимолетная вспышка сияющего огня, которую заметила Оливия, теперь воплотилась в прекрасное ювелирное украшение. Осторожно отцепив браслет, она снова вынырнула на свет божий, держа в руке добытый трофей. Выпрямившись, принялась внимательно рассматривать браслет, лежащий на ее ладони.
Это оказался даже не браслет, а часы. Изящные женские часики с браслетом, украшенным бриллиантами. Циферблат тоже был инкрустирован бриллиантами, а цифры обозначались крохотными рубинами. Оливия перевернула часы, недоумевая, откуда у Хлои столь дорогая вещь и почему ей вдруг пришло в голову бросить их в кусты.
Корпус часов, изготовленный из платины, приятно холодил ладонь. Оливия провела рукой по гладкой поверхности шестиугольника.
На обратной стороне была выгравирована надпись. Оливия поднесла часы поближе к глазам и повернула их, подставив солнечному свету. Теперь она смогла разобрать написанное: Мэлори Ходжес.
Глава 13
Глава 14
– Ты была замужем. Чего же еще? – Сет отхлебнул глоток кофе. – Да не разлучит никто тех, кого соединил господь.
Оливия поняла, что ненавидит его так же сильно, как ненавидела прежде.
– Да замолчи ты! – Схватив в каждую руку по чемодану, она бросилась вон из кухни.
Прежде чем за ней захлопнулась дверь, Оливия успела заметить легкую улыбку на его лице, и это взбесило ее еще больше.
Не поднявшись и до середины лестницы, она уже готова была убить себя. Она вела себя точь-в-точь как в юности, когда Сет, как старший и более мудрый, считал себя вправе указывать ей, что делать. И правда, в те годы она так часто говорила ему эти самые слова, что, наверное, именно поэтому они так легко слетели сейчас с ее губ.
Она поклялась себе не обращать на него внимания, если и в следующий раз Сет будет доставать ее. Если он не изменился за эти девять лет, то она-то как раз повзрослела.
Когда Оливия вошла в спальню, Сара по-прежнему спала, и Оливия вспомнила, что еще очень рано. Как правило, Сара спала очень крепко, и Оливия не боялась разбудить ее, когда копалась в чемоданах и выбирала одежду для себя и дочери. Запихнув чемоданы под кровать – она распакует вещи позднее – и разложив одежду Сары в ногах кровати, она отправилась в ванную.
Приняв душ. Оливия вымыла волосы, высушила их, накрасилась, натянула обрезанные джинсы, бледно-зеленую футболку и кеды и вернулась взглянуть, как там Сара. Посмотрев на будильник у кровати, она увидела, что уже восемь пятнадцать. Сара все еще спала.
Оливия снова спустилась вниз. Из кухни доносились слабые звуки, там кто-то был: может быть, все еще Сет, а может, Марта. Меньше всего на свете ей хотелось снова встретиться с Сетом. Да и вообще ни с кем особенно не хотелось встречаться. Стараясь не замечать головной боли (потеряв самообладание в разговоре с Сетом, она лишилась и привычной чашки утреннего кофе), она вышла из парадной двери, окунувшись в теплый утренний воздух, и еле успела перехватить дверь, которая собиралась с грохотом захлопнуться за ней. Оливия тихо закрыла ее за собой: не стоит привлекать к себе внимание тех, кто находился на кухне.
Несколько минут она стояла в тени веранды, глядя туда, где за рифлеными колоннами и свисающими с них папоротниками раскинулась залитая солнцем земля. Казалось, ни одна травинка не изменилась за девять лет. Перед ней на все три стороны, до самого горизонта, простиралась плантация Ла-Анжель – когда-то огромная сахарная плантация, превратившаяся с годами в сорок акров колючего кустарника и болот и пять акров газона. С четвертой стороны, за обрывом, виднелось озеро, сверкавшее серебром на утреннем солнце. Она заставила себя вглядеться в него. Это всего лишь вода, ни больше ни меньше, не таящая в себе ничего зловещего. И уж конечно, никакие голоса не взывали к ней оттуда. Все призраки прошлой ночи – всего лишь плод ее воображения, фантазии, растаявшие в лучах восходящего солнца.
Оливия спустилась с веранды по широким каменным ступеням, скользя рукой по поверхности литых железных перил. На секунду она задержалась у выложенной каменной плиткой дорожки, ведущей к подъездной аллее, оглядываясь в нерешительности и соображая, куда бы ей сейчас пойти. Вокруг заливались птицы, стрекотали кузнечики. Откуда-то издалека доносился звук работающей машины, должно быть, трактора. Две гигантские магнолии в самом центре газона выглядели так же потрясающе, как девять лет назад, с белыми, будто из воска, цветами размером с тарелку, прячущимися среди блестящей зеленой листвы. Рядом с беседкой цвели оливы, жасмин и розы. Бледно-желтые завитки вьющейся жимолости перекликались с ярко-желтыми гроздьями цветов акации, росших вдоль ограды. Ближе к дому, перед окружающими его аккуратно подстриженными темно-зелеными кустами самшита, во всей красе разросся малиновый амариллис. Воздух благоухал ароматом цветов, и дышать им было одно удовольствие.
Правда, эту великолепную картину изрядно портили оставленные повсюду следы вчерашней вечеринки. Иллюминация была выключена, но гирлянды все еще свисали с крыши дома и беседки, с деревьев и кустов. Утром эти огни, служившие вчера украшением праздника, придавали территории неопрятный вид, напоминая только что проснувшуюся женщину, забывшую с вечера снять макияж. В дальнем конце сада трудились четверо рабочих. Двое из них, с черными пластиковыми мешками в руках, собирали мусор, остальные орудовали граблями. Под ногами Оливии валялись пластиковые стаканы и вилки, салфетки, лопнувшие воздушные шарики и прочий мусор, и, похоже, так было везде.
Оглядываясь по сторонам, она заметила павлина, появившегося из-за дома. Сойдя с тропинки, Оливия прямо по газону направилась к птице, с завороженной улыбкой наблюдая, как павлин наклонил голову и схватил что-то в клюв. Несколько энергичных движений головы – и найденный предмет исчез в глотке птицы. Оливия поняла, что павлин только что проглотил сигаретный окурок, причем с таким аппетитом, как будто это был кусочек крекера. Потом павлин продолжил свой путь, вышагивая по двору исполненной достоинства походкой. Вслед за ним показались две павы, которых Оливия уже видела раньше, и так же деловито принялись клевать траву, а затем показался второй павлин, величаво выступающий с распущенным во всей красе хвостом.
Яркое, переливающееся голубым и зеленым оперение птицы в это солнечное утро являло собой действительно прекрасное зрелище.
Плантация Ла-Анжель оставалась такой же, какой была всегда. Оливия обогнула угол дома и направилась на задний двор – место, относящееся скорее к прошлому, чем к настоящему. Но сегодняшним утром, наполненным ароматом цветов и воспоминаниями о мятежной юности, даже в этом была своя прелесть.
Вдруг краем глаза она заметила какое-то движение и оглянулась в сторону дома. Белая персидская кошка, размахивая в воздухе хвостом, как огромным пером, медленно двигалась по карнизу верхней галереи. Один неверный шаг – и она грохнулась бы на землю с высоты двадцать футов, но кошка невозмутимо продолжала свое шествие, словно передвигалась по ровной земле. Только в последний момент Оливия поняла конечную цель ее путешествия: Хлоя, все еще в голубой ночной сорочке, с двумя хвостиками светлых волос, стянутыми резинками, нагнулась над карнизом в дальнем конце галереи, держа что-то в руке. Мгновение – и рука девочки разжалась.
Предмет полетел вниз, сверкая и переливаясь на солнце, и приземлился в кустах, едва пошевелив листву.
Хлоя выпрямилась и увидела Оливию как раз в тот момент, когда та подняла голову и посмотрела на девочку. Растерявшись, Оливия не успела ни окликнуть девочку, ни помахать ей рукой. Хлоя тоже ничего не сказала. Злобно сверкнув глазами в сторону Оливии, она схватила кошку, к тому моменту уже поравнявшуюся с ней, и исчезла в тени галереи.
Сгорая от любопытства, Оливия бросилась к кустам и стала искать в том месте, где упал предмет. Кусты благоухали тонким, напоминающим ваниль ароматом, благодаря которому кустарник получил свое название. Его нежные белые цветы и резные листья служили своеобразным укрытием, образуя внутри свободное пространство. Когда-то в детстве Оливия с другими детьми очень любила прятаться там. Раздвигая руками благоухающий шатер листвы и следя, не появится ли вблизи пчела или овод, большие любители нектара, она нырнула под куст и огляделась. Предмет, сброшенный Хлоей с галереи, она нашла почти сразу. Браслет. Он свисал с ветки в нескольких сантиметрах над землей.
Мимолетная вспышка сияющего огня, которую заметила Оливия, теперь воплотилась в прекрасное ювелирное украшение. Осторожно отцепив браслет, она снова вынырнула на свет божий, держа в руке добытый трофей. Выпрямившись, принялась внимательно рассматривать браслет, лежащий на ее ладони.
Это оказался даже не браслет, а часы. Изящные женские часики с браслетом, украшенным бриллиантами. Циферблат тоже был инкрустирован бриллиантами, а цифры обозначались крохотными рубинами. Оливия перевернула часы, недоумевая, откуда у Хлои столь дорогая вещь и почему ей вдруг пришло в голову бросить их в кусты.
Корпус часов, изготовленный из платины, приятно холодил ладонь. Оливия провела рукой по гладкой поверхности шестиугольника.
На обратной стороне была выгравирована надпись. Оливия поднесла часы поближе к глазам и повернула их, подставив солнечному свету. Теперь она смогла разобрать написанное: Мэлори Ходжес.
Глава 13
Нахмурившись, Оливия сунула часы в передний карман джинсов и продолжила путь, размышляя, что делать дальше. Естественно, вещь должна быть возвращена владелице, но тогда придется рассказать об обстоятельствах, при которых она была обнаружена, а этого Оливии совсем не хотелось. Конечно, Хлоя – ребенок не простой, более того – трудный, но ведь она всего лишь ребенок! И этот ребенок, похоже, переживает не лучшие времена.
Может, просто сказать, что она нашла часы на газоне?
Оливия шла по выложенной гравием дорожке, ведущей к «гарсоньере» – небольшому двухэтажному строению в дальнем конце участка, в котором раньше обычно жили одинокие молодые мужчины семьи Арчер и которое теперь использовалось как домик для гостей. Она миновала живую изгородь из вечнозеленого кустарника, прошла сквозь своеобразную арку, образованную вьющимися растениями, и несколько минут восхищалась красотой, открывшейся взору. Белые цветы бугенвиллеи, которая послушно вилась по арке и вокруг ограды, образовывали великолепную рамку для офомного ковра из пестрых цветов, раскинувшегося вокруг находящегося в центре композиции мраморного ангела высотой пять футов. Ангел, похоже, в далекие времена был привезен с одного из кладбищ Нового Орлеана или из города мертвых.
По саду летали разноцветные бабочки, сами напоминающие порхающие цветы. Два дрозда устроились на заборе, выглядывая для себя пищу внизу, в черной жирной земле.
«Саре здесь очень понравится», – снова подумала Оливия и направилась обратно к дому, посмотреть, не проснулась ли дочь. Сара редко вставала позже восьми часов, даже по выходным, но вчерашний день вымотал их обеих физически и морально.
Позади дома подъездная аллея расширялась, образуя довольно большую асфальтированную площадку, на которой вполне могло припарковаться не менее двадцати машин. Она также служила и для игры в баскетбол. Площадку пересекал Сет, направляясь к бывшему каретному сараю, в котором раньше держали экипажи и который теперь служил гаражом для четырех машин. Он озабоченно говорил что-то по мобильному телефону, прижав его к уху.
Они увидели друг друга почти одновременно. Оливия остановилась, огорченная тем, что их пути так быстро снова пересеклись, но Сет, равнодушно скользнув по ней взглядом, даже не подумал ни сбавить шаг, ни махнуть ей рукой.
Если бы не часы с бриллиантовым браслетом в кармане, Оливия постаралась бы уклониться от встречи с ним. Хотя, может быть, самое время отдать ему вещицу и покончить с этим делом? Сет, отец Хлои и жених Мэлори, как раз тот самый человек, кому следовало отдать браслет.
Едва Сет закончил говорить по телефону и сунул его в карман, Оливия направилась в сторону гаража. Сет не обращал никакого внимания на Оливию, словно бы ее и не существовало.
– Сет, подожди минутку! – воскликнула она, когда тяжелая металлическая дверь с грохотом открылась и Сет собрался было исчезнуть в его глубинах.
Он остановился и обернулся к Оливии, даже не пытаясь казаться любезным.
– В чем дело? – В голосе его явно слышалось нетерпение.
Прячась от ярких лучей солнца, Оливия шагнула в полумрак гаража. Она почувствовала, что кожа вокруг ее глаз расслабилась, и поняла, что все утро постоянно жмурилась. Даже в такой ранний час солнце Луизианы слепило безбожно.
– Мне… Я должна отдать тебе одну вещь, – не ожидая случайной встречи, она заранее не подумала, что ему скажет, и сейчас не могла найти нужных слов.
– Что? – повторил он с нарастающим нетерпением. Ее глаза постепенно привыкали к полумраку, и она заметила, что Сет побрился. Однако глаза его покраснели, и выглядел он усталым и раздраженным.
– Вот это. – Оливия вынула из кармана и передала ему часы, сверкавшие даже в темноте.
– Часы Мэлори. – Теперь в его тоне послышалось удивление. Сет взял часы у Оливии и повертел в руках. Затем резко взглянул на Оливию: – Где ты это взяла?
Это была самая трудная часть ее объяснения.
– Я нашла их на улице. – Это было правдой, хотя и неполной.
Он прищурился, недоверчиво глядя на нее.
– Не больше часа назад они лежали на комоде в моей спальне. Мэлори оставила их в машине прошлой ночью.
– Ну и что ты хочешь этим сказать? – Оливия напряглась, услышав, как ей показалось, в его тоне обвиняющие нотки.
Ее отвлек звук приближающихся шагов – кто-то бежал к гаражу, и они с Сетом оба обернулись.
– Папа, подожди!
В гараж влетела Хлоя, в белых шортах и футболке в белую и синюю полоску. Волосы девочки были забраны в два хвостика, в руках она держала теннисную ракетку. Она резко остановилась, переведя взгляд с отца на Оливию и обратно. Удостоив Оливию лишь одним тяжелым взглядом, она словно забыла о ее существовании и снова обратилась к отцу:
– Ты куда? Ты же обещал сегодня утром отвезти меня к Кэти играть в теннис!
Сет посмотрел на дочь почти с таким же нетерпением, как на Оливию.
– Хлоя, я не могу. Я…
– Откуда у тебя это? – перебила его Хлоя, и голос ее вдруг стал визгливым. Увидев часы, лежавшие на руке отца, она подозрительно прищурилась и тут же перевела взгляд на Оливию: – Это ты ему их отдала? Что ты ему сказала? Наверное, наврала про меня с три короба?
Оливия широко открыла глаза.
– Нет, конечно, нет. Я…
– Следите за своими словами, юная леди! – тихо проговорил Сет, но в голосе слышалась угроза.
– Что бы она тебе ни сказала, это неправда! – Сжимая обеими руками теннисную ракетку и прикрываясь ею, как щитом, Хлоя вызывающе смотрела на отца. С огромными голубыми глазами и длинными светлыми хвостиками волос, струившимися по плечам, сейчас она была сама невинность. – Ты кому поверишь, мне или ей?
– Хлоя, – прежде чем Сет успел продолжить, нижняя губка девочки мелко задрожала.
– Ты собираешься поверить ей, да? Ты всегда веришь всему, что обо мне говорят! Я тебя ненавижу! – Голос ее сорвался, Хлоя разрыдалась и, метнув в Оливию ненавидящий взгляд, бросилась вон из гаража.
Двое взрослых какое-то время молчали, глядя ей вслед. Потом Сет посмотрел на Оливию.
– Прошу прощения за мою дочь, – произнес он. Его взгляд был тяжелым, а лицо потемнело – от злости или смущения, или от того и другого вместе. – Позже она сама извинится за свое поведение.
– Ничего страшного. – Оливия почувствовала прилив симпатии к Сету и Хлое. Похоже, отношения у них не самые простые. – Я считаю, если твой ребенок ставит тебя в неудобное положение хотя бы раз в месяц, значит, ты уделял ему недостаточно времени.
Сет скользнул взглядом по ее лицу. Губы его сжались в полоску, глаза холодно сверкнули.
– Моя бывшая жена очень избаловала Хлою. Когда она снова вышла замуж, ее новый муж не захотел получить в придачу еще и падчерицу. Тогда она отправила Хлою обратно ко мне, словно котенка, который ей надоел. Девочку это страшно задело.
– Да, твоя мама мне рассказывала, – кивнула Оливия.
– Я в этом не сомневался. – Его лицо напряглось. – Ну а теперь расскажи мне, где ты на самом деле нашла часы.
С минуту Оливия молчала, покусывая нижнюю губу и обдумывая ситуацию.
– Мне кажется, будет лучше, если ты спросишь об этом Хлою.
– Что ж, ладно… – Ее упрямство вывело его из себя. Сет постарался скрыть досаду, засовывая часы в карман. – Сейчас у меня нет на это времени. В половине десятого я должен быть в больнице и встретиться с врачами Большого Джона. Я разберусь с Хлоей – и с тобой, – он мрачно взглянул на нее, – позже.
Сет сел за руль и хлопнул дверцей. Через секунду заработал двигатель, заурчав и выбросив облако выхлопных газов. Освобождая дорогу, Оливия отошла на край парковки, на солнцепек. «Ягуар» дал задний ход, выкатившись из своего укрытия, развернулся к подъездной аллее, проехал несколько футов вперед и внезапно остановился. Теперь Оливия разглядела машину: «серый металлик» с бежевым салоном. Мотор заглох, дверца распахнулась, и из машины, хмурясь, вышел Сет.
– Провались оно все пропадом! – Он с силой захлопнул дверцу. Затем посмотрел на Оливию: – Ты видела, куда она побежала?
– К парадному входу.
Сет снова чертыхнулся, зло взглянул на нее и направился в указанном направлении. Провожая его глазами, Оливия не могла сдержать улыбки. Сет, в дурном расположении духа, вызывал у нее множество воспоминаний. Много лет назад она выводила его из себя бессчетное количество раз.
Он назвал ее Ливви, как в детстве. Это вселяло надежду, что он сможет все простить и забыть. Было бы здорово снова помириться с Сетом. Еще маленькой девочкой она просто боготворила своего старшего кузена. А когда выросла, где-то в глубине души восхищалась им, уважала и, надо признаться, любила. Даже несмотря на то, что они постоянно сталкивались по разным поводам.
Теперь они оба повзрослели, успели развестись и имели дочерей одного возраста. Впервые в жизни они оказались почти на равных. За исключением того, что Сет был богат, успешен и уверен в своем будущем. В то время как она…
Рядом с «Ягуаром» припарковалась еще одна машина. Это была белая «Мазда Миата», спортивный двухместный кабриолет с опущенным верхом. За рулем сидела Мэлори в солнечных очках и белом шелковом шарфе. Оливия с завистью посмотрела на машину. У нее самой был древний «Меркурий Кугуар» с пробегом более ста тысяч миль и стертыми шинами. Путешествие из Хьюстона он бы не перенес, а потому им с Сарой пришлось воспользоваться автобусом. Если бы только ей дано было выбирать, она бы купила точно такую же машину, как у Мэлори.
– Привет! – Мэлори помахала ей, вышла из машины, снимая одновременно очки и шарфик, и направилась к ней.
– Привет. – Оливия улыбнулась в ответ.
На Мэлори был прелестный теннисный костюм с коротенькой плиссированной юбкой, обнажавшей ее длинные загорелые ноги. Костюм тоже вызвал у Оливии приступ зависти.
– Ты не видела Сета или Хлою? Я собиралась отвезти Хлою к друзьям, играть в теннис. Сет сказал, что ему нужно быть в Батон-Руж в половине десятого. – Она машинально взглянула на свое запястье и покачала головой. – Боже, все время забываю, что у меня нет часов. Неважно… Так ты никого из них не видела?
Оливию обуревали противоречивые мысли и чувства. Ее первым порывом было оградить Хлою и Сета от вторжения постороннего в столь деликатный момент. Но тут же пришлось напомнить себе, что эта женщина – будущая жена Сета и мачеха Хлои, а значит, вовсе не посторонняя.
– Думаю, они у парадного входа.
Мэлори нахмурилась.
– Чего ради?.. – Вдруг она просияла: – А вот и они!
Обернувшись, Оливия увидела, что из-за дома действительно показались Сет с Хлоей. Сет держал руку на плече дочери, лицо его было суровым, а Хлоя, все еще с теннисной ракеткой в руках, выглядела угрюмо.
Мэлори вздохнула, затем, быстро «надев» на лицо улыбку, бодро замахала им рукой. Сет помахал ей в ответ. Хлоя никак не отреагировала на приветствие, только стала еще мрачнее.
– Нет, ну что за ребенок! – вырвалось у Мэлори. Слова были произнесены совсем тихо, но она тут же стрельнула глазами в Оливию: не слышала ли та? Притворившись глухой, Оливия смотрела в сторону Сета и Хлои.
Сет подвел девочку прямо к ней, цепко сжимая рукой плечо дочери, словно силой выдавливая из нее прощение.
– Извините, – буркнула Хлоя, кинув на Оливию ненавидящий взгляд.
– Все в порядке, – мягко ответила Оливия, внутренне содрогнувшись от методов воспитания Сета. По ее мнению, насильно заставлять извиняться – только провоцировать ребенка на еще больший протест.
Мэлори, удивленно приподняв брови, переводила взгляд с Оливии на Хлою, затем быстро взглянула на Сета. Догадавшись по выражению его лица, что лучше не вмешиваться, она воздержалась от комментариев и вместо этого обратилась к Хлое, пожалуй, чересчур слащаво:
– Твой папа попросил меня отвезти тебя к Кэти. Я позвонила ее маме, и мы с ней тоже решили сыграть. Может быть, сыграем пара на пару, в каждой паре – мама и дочка. По-моему, будет здорово?
Хлоя нахмурилась, а Оливия затаила дыхание в ожидании очередной бури: за это короткое время она успела уже немного изучить девочку. Однако взрыва не последовало. Что-то – скорее всего, рука Сета, лежащая на ее плече, – сдержало Хлою от всплеска эмоций.
– Да, здорово, – ответила она.
В ее ответе сквозил неприкрытый сарказм, но взрослые единодушно предпочли не обращать на это внимания. И Оливия поняла, почему: где есть сарказм, нет места гневу.
– Ну что ж, тогда поехали. – Мэлори улыбнулась Хлое одними губами, глаза ее оставались серьезными. Затем, с более искренней улыбкой, обратилась к Сету: – Не волнуйся за нас.
– Не буду, – выражение его лица несколько смягчилось, когда он встретился взглядом с Мэлори. Прежде чем отпустить Хлою, он еще раз сжал ее плечо. – Веди себя хорошо. – В его голосе прозвучало предупреждение.
Хлоя плюхнулась на сиденье, а Мэлори с Сетом направились к водительскому месту. Сет открыл дверцу машины, и Мэлори, положив руку ему на плечо и запечатлев на его губах легкий поцелуй, села за руль.
– Пока, дорогой, – сказала она, улыбаясь.
Оливия бросила взгляд на Хлою. Лицо девочки из мрачного стало злым. Оливия снова внутренне напряглась, но и на этот раз взрыва не произошло.
Мэлори уже собиралась отъехать, но, вспомнив о чем-то, снова окликнула Сета:
– Да, дорогой, ты не мог бы принести мои часы. Я без них как без рук.
Сет бросил взгляд на Хлою, которая смотрела прямо перед собой и, казалось, не слышала слов Мэлори.
– Я как раз захватил их. – Сет вынул часы из кармана и отдал их невесте.
– Спасибо. – Она застегнула браслет на запястье. – Я так обрадовалась, когда ты вчера позвонил и сказал, что нашел их. Мне вообще не следовало снимать их в машине.
Что-то в лице Сета слегка изменилось.
– Да, не следовало, – согласился он, улыбаясь, и Оливия поймала себя на мысли: а что еще Мэлори сняла с себя в машине…
– Может быть, мы уже поедем? – Голос Хлои звучал враждебно, и улыбка тотчас исчезла с лица Сета.
Мэлори, сжав губы, посмотрела на Хлою.
– Веди себя хорошо, – повторил Сет, обращаясь к дочери, и отошел от машины.
Мэлори помахала им рукой, «Мазда» ожила и понеслась по подъездной аллее.
Какое-то время Сет смотрел им вслед. Когда «Мазда» скрылась из вида, он повернулся к Оливии.
– Мне пора, – сказал он. – Увидимся позже.
Затем сел в свою машину и уехал.
Может, просто сказать, что она нашла часы на газоне?
Оливия шла по выложенной гравием дорожке, ведущей к «гарсоньере» – небольшому двухэтажному строению в дальнем конце участка, в котором раньше обычно жили одинокие молодые мужчины семьи Арчер и которое теперь использовалось как домик для гостей. Она миновала живую изгородь из вечнозеленого кустарника, прошла сквозь своеобразную арку, образованную вьющимися растениями, и несколько минут восхищалась красотой, открывшейся взору. Белые цветы бугенвиллеи, которая послушно вилась по арке и вокруг ограды, образовывали великолепную рамку для офомного ковра из пестрых цветов, раскинувшегося вокруг находящегося в центре композиции мраморного ангела высотой пять футов. Ангел, похоже, в далекие времена был привезен с одного из кладбищ Нового Орлеана или из города мертвых.
По саду летали разноцветные бабочки, сами напоминающие порхающие цветы. Два дрозда устроились на заборе, выглядывая для себя пищу внизу, в черной жирной земле.
«Саре здесь очень понравится», – снова подумала Оливия и направилась обратно к дому, посмотреть, не проснулась ли дочь. Сара редко вставала позже восьми часов, даже по выходным, но вчерашний день вымотал их обеих физически и морально.
Позади дома подъездная аллея расширялась, образуя довольно большую асфальтированную площадку, на которой вполне могло припарковаться не менее двадцати машин. Она также служила и для игры в баскетбол. Площадку пересекал Сет, направляясь к бывшему каретному сараю, в котором раньше держали экипажи и который теперь служил гаражом для четырех машин. Он озабоченно говорил что-то по мобильному телефону, прижав его к уху.
Они увидели друг друга почти одновременно. Оливия остановилась, огорченная тем, что их пути так быстро снова пересеклись, но Сет, равнодушно скользнув по ней взглядом, даже не подумал ни сбавить шаг, ни махнуть ей рукой.
Если бы не часы с бриллиантовым браслетом в кармане, Оливия постаралась бы уклониться от встречи с ним. Хотя, может быть, самое время отдать ему вещицу и покончить с этим делом? Сет, отец Хлои и жених Мэлори, как раз тот самый человек, кому следовало отдать браслет.
Едва Сет закончил говорить по телефону и сунул его в карман, Оливия направилась в сторону гаража. Сет не обращал никакого внимания на Оливию, словно бы ее и не существовало.
– Сет, подожди минутку! – воскликнула она, когда тяжелая металлическая дверь с грохотом открылась и Сет собрался было исчезнуть в его глубинах.
Он остановился и обернулся к Оливии, даже не пытаясь казаться любезным.
– В чем дело? – В голосе его явно слышалось нетерпение.
Прячась от ярких лучей солнца, Оливия шагнула в полумрак гаража. Она почувствовала, что кожа вокруг ее глаз расслабилась, и поняла, что все утро постоянно жмурилась. Даже в такой ранний час солнце Луизианы слепило безбожно.
– Мне… Я должна отдать тебе одну вещь, – не ожидая случайной встречи, она заранее не подумала, что ему скажет, и сейчас не могла найти нужных слов.
– Что? – повторил он с нарастающим нетерпением. Ее глаза постепенно привыкали к полумраку, и она заметила, что Сет побрился. Однако глаза его покраснели, и выглядел он усталым и раздраженным.
– Вот это. – Оливия вынула из кармана и передала ему часы, сверкавшие даже в темноте.
– Часы Мэлори. – Теперь в его тоне послышалось удивление. Сет взял часы у Оливии и повертел в руках. Затем резко взглянул на Оливию: – Где ты это взяла?
Это была самая трудная часть ее объяснения.
– Я нашла их на улице. – Это было правдой, хотя и неполной.
Он прищурился, недоверчиво глядя на нее.
– Не больше часа назад они лежали на комоде в моей спальне. Мэлори оставила их в машине прошлой ночью.
– Ну и что ты хочешь этим сказать? – Оливия напряглась, услышав, как ей показалось, в его тоне обвиняющие нотки.
Ее отвлек звук приближающихся шагов – кто-то бежал к гаражу, и они с Сетом оба обернулись.
– Папа, подожди!
В гараж влетела Хлоя, в белых шортах и футболке в белую и синюю полоску. Волосы девочки были забраны в два хвостика, в руках она держала теннисную ракетку. Она резко остановилась, переведя взгляд с отца на Оливию и обратно. Удостоив Оливию лишь одним тяжелым взглядом, она словно забыла о ее существовании и снова обратилась к отцу:
– Ты куда? Ты же обещал сегодня утром отвезти меня к Кэти играть в теннис!
Сет посмотрел на дочь почти с таким же нетерпением, как на Оливию.
– Хлоя, я не могу. Я…
– Откуда у тебя это? – перебила его Хлоя, и голос ее вдруг стал визгливым. Увидев часы, лежавшие на руке отца, она подозрительно прищурилась и тут же перевела взгляд на Оливию: – Это ты ему их отдала? Что ты ему сказала? Наверное, наврала про меня с три короба?
Оливия широко открыла глаза.
– Нет, конечно, нет. Я…
– Следите за своими словами, юная леди! – тихо проговорил Сет, но в голосе слышалась угроза.
– Что бы она тебе ни сказала, это неправда! – Сжимая обеими руками теннисную ракетку и прикрываясь ею, как щитом, Хлоя вызывающе смотрела на отца. С огромными голубыми глазами и длинными светлыми хвостиками волос, струившимися по плечам, сейчас она была сама невинность. – Ты кому поверишь, мне или ей?
– Хлоя, – прежде чем Сет успел продолжить, нижняя губка девочки мелко задрожала.
– Ты собираешься поверить ей, да? Ты всегда веришь всему, что обо мне говорят! Я тебя ненавижу! – Голос ее сорвался, Хлоя разрыдалась и, метнув в Оливию ненавидящий взгляд, бросилась вон из гаража.
Двое взрослых какое-то время молчали, глядя ей вслед. Потом Сет посмотрел на Оливию.
– Прошу прощения за мою дочь, – произнес он. Его взгляд был тяжелым, а лицо потемнело – от злости или смущения, или от того и другого вместе. – Позже она сама извинится за свое поведение.
– Ничего страшного. – Оливия почувствовала прилив симпатии к Сету и Хлое. Похоже, отношения у них не самые простые. – Я считаю, если твой ребенок ставит тебя в неудобное положение хотя бы раз в месяц, значит, ты уделял ему недостаточно времени.
Сет скользнул взглядом по ее лицу. Губы его сжались в полоску, глаза холодно сверкнули.
– Моя бывшая жена очень избаловала Хлою. Когда она снова вышла замуж, ее новый муж не захотел получить в придачу еще и падчерицу. Тогда она отправила Хлою обратно ко мне, словно котенка, который ей надоел. Девочку это страшно задело.
– Да, твоя мама мне рассказывала, – кивнула Оливия.
– Я в этом не сомневался. – Его лицо напряглось. – Ну а теперь расскажи мне, где ты на самом деле нашла часы.
С минуту Оливия молчала, покусывая нижнюю губу и обдумывая ситуацию.
– Мне кажется, будет лучше, если ты спросишь об этом Хлою.
– Что ж, ладно… – Ее упрямство вывело его из себя. Сет постарался скрыть досаду, засовывая часы в карман. – Сейчас у меня нет на это времени. В половине десятого я должен быть в больнице и встретиться с врачами Большого Джона. Я разберусь с Хлоей – и с тобой, – он мрачно взглянул на нее, – позже.
Сет сел за руль и хлопнул дверцей. Через секунду заработал двигатель, заурчав и выбросив облако выхлопных газов. Освобождая дорогу, Оливия отошла на край парковки, на солнцепек. «Ягуар» дал задний ход, выкатившись из своего укрытия, развернулся к подъездной аллее, проехал несколько футов вперед и внезапно остановился. Теперь Оливия разглядела машину: «серый металлик» с бежевым салоном. Мотор заглох, дверца распахнулась, и из машины, хмурясь, вышел Сет.
– Провались оно все пропадом! – Он с силой захлопнул дверцу. Затем посмотрел на Оливию: – Ты видела, куда она побежала?
– К парадному входу.
Сет снова чертыхнулся, зло взглянул на нее и направился в указанном направлении. Провожая его глазами, Оливия не могла сдержать улыбки. Сет, в дурном расположении духа, вызывал у нее множество воспоминаний. Много лет назад она выводила его из себя бессчетное количество раз.
Он назвал ее Ливви, как в детстве. Это вселяло надежду, что он сможет все простить и забыть. Было бы здорово снова помириться с Сетом. Еще маленькой девочкой она просто боготворила своего старшего кузена. А когда выросла, где-то в глубине души восхищалась им, уважала и, надо признаться, любила. Даже несмотря на то, что они постоянно сталкивались по разным поводам.
Теперь они оба повзрослели, успели развестись и имели дочерей одного возраста. Впервые в жизни они оказались почти на равных. За исключением того, что Сет был богат, успешен и уверен в своем будущем. В то время как она…
Рядом с «Ягуаром» припарковалась еще одна машина. Это была белая «Мазда Миата», спортивный двухместный кабриолет с опущенным верхом. За рулем сидела Мэлори в солнечных очках и белом шелковом шарфе. Оливия с завистью посмотрела на машину. У нее самой был древний «Меркурий Кугуар» с пробегом более ста тысяч миль и стертыми шинами. Путешествие из Хьюстона он бы не перенес, а потому им с Сарой пришлось воспользоваться автобусом. Если бы только ей дано было выбирать, она бы купила точно такую же машину, как у Мэлори.
– Привет! – Мэлори помахала ей, вышла из машины, снимая одновременно очки и шарфик, и направилась к ней.
– Привет. – Оливия улыбнулась в ответ.
На Мэлори был прелестный теннисный костюм с коротенькой плиссированной юбкой, обнажавшей ее длинные загорелые ноги. Костюм тоже вызвал у Оливии приступ зависти.
– Ты не видела Сета или Хлою? Я собиралась отвезти Хлою к друзьям, играть в теннис. Сет сказал, что ему нужно быть в Батон-Руж в половине десятого. – Она машинально взглянула на свое запястье и покачала головой. – Боже, все время забываю, что у меня нет часов. Неважно… Так ты никого из них не видела?
Оливию обуревали противоречивые мысли и чувства. Ее первым порывом было оградить Хлою и Сета от вторжения постороннего в столь деликатный момент. Но тут же пришлось напомнить себе, что эта женщина – будущая жена Сета и мачеха Хлои, а значит, вовсе не посторонняя.
– Думаю, они у парадного входа.
Мэлори нахмурилась.
– Чего ради?.. – Вдруг она просияла: – А вот и они!
Обернувшись, Оливия увидела, что из-за дома действительно показались Сет с Хлоей. Сет держал руку на плече дочери, лицо его было суровым, а Хлоя, все еще с теннисной ракеткой в руках, выглядела угрюмо.
Мэлори вздохнула, затем, быстро «надев» на лицо улыбку, бодро замахала им рукой. Сет помахал ей в ответ. Хлоя никак не отреагировала на приветствие, только стала еще мрачнее.
– Нет, ну что за ребенок! – вырвалось у Мэлори. Слова были произнесены совсем тихо, но она тут же стрельнула глазами в Оливию: не слышала ли та? Притворившись глухой, Оливия смотрела в сторону Сета и Хлои.
Сет подвел девочку прямо к ней, цепко сжимая рукой плечо дочери, словно силой выдавливая из нее прощение.
– Извините, – буркнула Хлоя, кинув на Оливию ненавидящий взгляд.
– Все в порядке, – мягко ответила Оливия, внутренне содрогнувшись от методов воспитания Сета. По ее мнению, насильно заставлять извиняться – только провоцировать ребенка на еще больший протест.
Мэлори, удивленно приподняв брови, переводила взгляд с Оливии на Хлою, затем быстро взглянула на Сета. Догадавшись по выражению его лица, что лучше не вмешиваться, она воздержалась от комментариев и вместо этого обратилась к Хлое, пожалуй, чересчур слащаво:
– Твой папа попросил меня отвезти тебя к Кэти. Я позвонила ее маме, и мы с ней тоже решили сыграть. Может быть, сыграем пара на пару, в каждой паре – мама и дочка. По-моему, будет здорово?
Хлоя нахмурилась, а Оливия затаила дыхание в ожидании очередной бури: за это короткое время она успела уже немного изучить девочку. Однако взрыва не последовало. Что-то – скорее всего, рука Сета, лежащая на ее плече, – сдержало Хлою от всплеска эмоций.
– Да, здорово, – ответила она.
В ее ответе сквозил неприкрытый сарказм, но взрослые единодушно предпочли не обращать на это внимания. И Оливия поняла, почему: где есть сарказм, нет места гневу.
– Ну что ж, тогда поехали. – Мэлори улыбнулась Хлое одними губами, глаза ее оставались серьезными. Затем, с более искренней улыбкой, обратилась к Сету: – Не волнуйся за нас.
– Не буду, – выражение его лица несколько смягчилось, когда он встретился взглядом с Мэлори. Прежде чем отпустить Хлою, он еще раз сжал ее плечо. – Веди себя хорошо. – В его голосе прозвучало предупреждение.
Хлоя плюхнулась на сиденье, а Мэлори с Сетом направились к водительскому месту. Сет открыл дверцу машины, и Мэлори, положив руку ему на плечо и запечатлев на его губах легкий поцелуй, села за руль.
– Пока, дорогой, – сказала она, улыбаясь.
Оливия бросила взгляд на Хлою. Лицо девочки из мрачного стало злым. Оливия снова внутренне напряглась, но и на этот раз взрыва не произошло.
Мэлори уже собиралась отъехать, но, вспомнив о чем-то, снова окликнула Сета:
– Да, дорогой, ты не мог бы принести мои часы. Я без них как без рук.
Сет бросил взгляд на Хлою, которая смотрела прямо перед собой и, казалось, не слышала слов Мэлори.
– Я как раз захватил их. – Сет вынул часы из кармана и отдал их невесте.
– Спасибо. – Она застегнула браслет на запястье. – Я так обрадовалась, когда ты вчера позвонил и сказал, что нашел их. Мне вообще не следовало снимать их в машине.
Что-то в лице Сета слегка изменилось.
– Да, не следовало, – согласился он, улыбаясь, и Оливия поймала себя на мысли: а что еще Мэлори сняла с себя в машине…
– Может быть, мы уже поедем? – Голос Хлои звучал враждебно, и улыбка тотчас исчезла с лица Сета.
Мэлори, сжав губы, посмотрела на Хлою.
– Веди себя хорошо, – повторил Сет, обращаясь к дочери, и отошел от машины.
Мэлори помахала им рукой, «Мазда» ожила и понеслась по подъездной аллее.
Какое-то время Сет смотрел им вслед. Когда «Мазда» скрылась из вида, он повернулся к Оливии.
– Мне пора, – сказал он. – Увидимся позже.
Затем сел в свою машину и уехал.
Глава 14
«Ягуар» без видимых усилий пожирал километры шоссе. Сет подумал, что это вполне естественно для машины, аренда которой обходилась ему ежемесячно почти в семьсот долларов. Ему, зарабатывающему на жизнь постройкой яхт, необходимо было поддерживать имидж преуспевающего бизнесмена, чтобы привлекать богатых клиентов. И все же он с трудом мог себе позволить платить за эту машину.
Но об этом никто не знал, кроме него самого, Большого Джона и, может быть, менеджера по кредитам в банке. И, если все пойдет по его плану, никто больше и не узнает. Если только Большой Джон не умрет. Тогда все выйдет наружу, поскольку начнется дело о наследстве, и всем станет ясно, что семейное предприятие «Арчер Боутуоркс» давно уже балансирует на грани банкротства.
Сету не верилось, что Большой Джон умрет. Его дед был крепким старым лисом. Если бы была жива бабушка, она бы сказала, что такие своей смертью не умирают. Сет улыбнулся своим мыслям. Большой Джон не любил телячьих нежностей и ласк, но Сет все равно обожал старика. С тех пор, как в десять лет. Сет потерял отца, Большой Джон заменил его мальчику. Суровый и резкий, Большой Джон всегда находил для него время.
Теперь пришло его время позаботиться о старике.
Еше бы пару лет активной работы и немного удачи – и он бы сумел переломить ситуацию в компании, вывести ее из кризиса. «Арчер Боутуоркс» снова станет прибыльной, даже очень. Все зависит от крупных заказов на строительство барж, за которые Большой Джон никак не хотел браться (ведь они строят яхты, настаивал он). За баржи платили хорошие деньги, а вот время роскошных яхт, похоже, прошло.
Большой Джон рассчитывал на него, верил, что он спасет компанию. Сет готов был сделать все, что в его силах. Если бы старик прислушался к нему раньше, ситуация не была бы сейчас такой критической. Но нет, в его глазах Сет всегда был мальчишкой, которому еще многому предстоит научиться. К тому же старик был страшно упрям. Невозможно было убедить его в том, что для того, чтобы компания выжила, дела следовало вести по-другому.
Дом, семья, городок со всеми жителями – все зависели от «Боутуоркса». Если компания рухнет, они рухнут вместе с ней. Его родные лишатся значительной доли дохода. Семейное поместье, плантация Ла-Анжель, которая принадлежала Арчерам на протяжении многих поколений, станет собственностью банка, потому что Сет использовал ее в качестве обеспечения под заем, необходимый для финансирования строительства барж. Пятая часть города работала на него напрямую, а остальные четыре пятых были заняты в мелких предприятиях, таких, как продуктовые лавки или магазины одежды, и их существование также косвенно зависело от «Боутуоркса». По подсчетам Сета, в его руках были судьбы почти трех тысяч человек. Под грузом этой ответственности он работал по восемьдесят часов в неделю и все хуже спал по ночам.
Но об этом никто не знал, кроме него самого, Большого Джона и, может быть, менеджера по кредитам в банке. И, если все пойдет по его плану, никто больше и не узнает. Если только Большой Джон не умрет. Тогда все выйдет наружу, поскольку начнется дело о наследстве, и всем станет ясно, что семейное предприятие «Арчер Боутуоркс» давно уже балансирует на грани банкротства.
Сету не верилось, что Большой Джон умрет. Его дед был крепким старым лисом. Если бы была жива бабушка, она бы сказала, что такие своей смертью не умирают. Сет улыбнулся своим мыслям. Большой Джон не любил телячьих нежностей и ласк, но Сет все равно обожал старика. С тех пор, как в десять лет. Сет потерял отца, Большой Джон заменил его мальчику. Суровый и резкий, Большой Джон всегда находил для него время.
Теперь пришло его время позаботиться о старике.
Еше бы пару лет активной работы и немного удачи – и он бы сумел переломить ситуацию в компании, вывести ее из кризиса. «Арчер Боутуоркс» снова станет прибыльной, даже очень. Все зависит от крупных заказов на строительство барж, за которые Большой Джон никак не хотел браться (ведь они строят яхты, настаивал он). За баржи платили хорошие деньги, а вот время роскошных яхт, похоже, прошло.
Большой Джон рассчитывал на него, верил, что он спасет компанию. Сет готов был сделать все, что в его силах. Если бы старик прислушался к нему раньше, ситуация не была бы сейчас такой критической. Но нет, в его глазах Сет всегда был мальчишкой, которому еще многому предстоит научиться. К тому же старик был страшно упрям. Невозможно было убедить его в том, что для того, чтобы компания выжила, дела следовало вести по-другому.
Дом, семья, городок со всеми жителями – все зависели от «Боутуоркса». Если компания рухнет, они рухнут вместе с ней. Его родные лишатся значительной доли дохода. Семейное поместье, плантация Ла-Анжель, которая принадлежала Арчерам на протяжении многих поколений, станет собственностью банка, потому что Сет использовал ее в качестве обеспечения под заем, необходимый для финансирования строительства барж. Пятая часть города работала на него напрямую, а остальные четыре пятых были заняты в мелких предприятиях, таких, как продуктовые лавки или магазины одежды, и их существование также косвенно зависело от «Боутуоркса». По подсчетам Сета, в его руках были судьбы почти трех тысяч человек. Под грузом этой ответственности он работал по восемьдесят часов в неделю и все хуже спал по ночам.