Робардс Карен. Призраки озера

   Секунду Сара молчала, затем проговорила:
   – Эта Хлоя – такая неприятная, правда? И мы ей не нравимся.
   – Просто она нас не знает. Как только узнает получше, то обязательно полюбит, особенно тебя. Я хочу сказать, нет никаких причин тебя не любить.
   – Это правда? – Сара сонно зевнула и плотно прижалась к ней.
   – Ну все, тс-с-с. – Оливия поцеловала дочь в щеку.
   – Расскажи мне о своем детстве, – попросила Сара, как делала это каждый вечер.
   Обычно Оливия начинала рассказ, но сегодня ночью воспоминания казались слишком близкими, слишком реальными.
   Настолько реальными, что ей было жутковато… Кроме того, она устала и переволновалась. Да и Сара, должно быть, тоже.
   – Уже поздно, малыш. Давай спать.
   – Ну, ма-а…
   – Спать.
   Оливия твердо пресекла все дальнейшие попытки Сары поболтать. Наконец по ровному дыханию дочери она поняла, что та уснула.
   Осторожно выскользнув из кровати, Оливия нащупала халат, который Марта оставила для нее, быстро надела его. Затем, без какой бы то ни было причины, подошла к высоким окнам и убедилась, что они плотно закрыты. Раньше она всегда так делала, прежде чем заснуть. Наконец, зажгла ночник у кровати, чтобы, если Сара проснется, она не оказалась в темноте, вышла из комнаты, тихо закрыв за собой дверь, и стала спускаться вниз. Беспокойство за Большого Джона, которое она тщательно подавляла, скрывая от дочери, прорвалось наконец наружу, и она чувствовала себя отвратительно, почти до тошноты.
   Она страшно боялась, что Большой Джон умрет. И если это случится, в том будет целиком и полностью ее вина.
   Она не должна была возвращаться в этот дом.

Глава 8

   Войдя на кухню, Оливия увидела там двух женщин в черных форменных платьях и белых передниках. Оливия их не знала, хотя одну заметила раньше в холле, когда та говорила с Мартой. Женщины стояли спиной к Оливии, сосредоточенно полируя губками белые пластиковые столешницы. Один из длинных столов был уставлен пищевыми контейнерами, составленными один поверх другого. Дразнящий пряный запах боудина и гамбо^[1] пробивался даже сквозь плотно закрытые крышки, и Оливия догадалась, что прислуга забирает домой остатки угощения.
   Кухня была точно такой же, какой осталась в памяти Оливии: огромная, около сорока футов в длину и двадцати в ширину. Последний раз ее перестраивали в пятидесятых годах и после этого лишь время от времени обновляли технику. Когда-то давно на месте кухни были три маленькие комнаты. Сейчас же ее обшитые дубом стены были выкрашены светло-бежевой краской, изготовленные на заказ кухонные шкафы из вишневого дерева заполняли три из четырех стен до самого потолка, на своем месте возвышался массивный холодильник марки «Саб-Зиро» и вполне профессиональная модерновая плита из нержавейки – без сомнения, недавнее приобретение. Массивный, отдраенный до блеска дубовый стол в центре мог принять одновременно до двенадцати едоков. Над ним свисала вековой давности массивная люстра, которую как раз накануне отъезда Оливии переделали в электрическую. Дальнюю стену занимали огромные, до потолка, окна со множеством перекладин, а также дверь, которая выходила на нижнюю галерею, опоясывающую дом. Кремовые шторы с рисунком в виде зеленого плюща были задернуты, не позволяя темноте прокрасться внутрь. Кухню ярко освещали старинные медные светильники, ровесники дома, когда-то масляные, а также приглушенный свет верхней люстры.
   Когда Оливия вошла, обе женщины обернулись.
   – Здравствуйте, – негромко произнесла Оливия. Она понимала, что, хотя и вернулась домой после долгого отсутствия, прислуга чувствует себя здесь намного увереннее, чем она. – Есть новости о мистере Арчере?
   Женщины отрицательно покачали головами.
   – Мы ничего не слышали, – сказала та, что разговаривала в холле с Келли.
   – Вы, кажется, Оливия Шенье? – Вторая женщина окинула ее оценивающим взглядом. Судя по виду, она была старше своей напарницы: лет около тридцати, с крашеными рыжими волосами, грубыми чертами лица и грушевидной фигурой, которую только подчеркивал туго затянутый на талии передник.
   – Да. Теперь – Оливия Моррисон, – ответила Оливия, поплотнее запахивая короткий розовый халатик, любезно предоставленный Мартой, который едва доходил ей до колен, оставляя босые ноги открытыми. Хотя в нем она выглядела намного приличнее, чем в легкомысленном сарафанчике, все же под пристальными взглядами двух женщин Оливия почувствовала себя ужасно неловко.
   – Я – Эйми Мак-Джи, в девичестве Эйми Фрай. Вы меня, наверно, не помните, а я в юности часто вас видела. Я живу в городе. Вы, кажется, сбежали и вышли замуж за какого-то автогонщика? Да-а, несколько месяцев все в округе только об этом и говорили, приговаривая: «Ай да штучка!» – Женщина сделала выразительный жест.
   – Эйми! – с упреком воскликнула вторая женщина. Она была моложе, стройнее, красивее, ее светло-каштановые волосы были забраны сзади в хвостик. Виновато глядя на Оливию, она добавила: – Я сестра Эйми. Лора Фрай. Мы держим закусочную «У сестер». Мы готовили угощение для сегодняшней вечеринки. Все, кроме десертов. Их заказали в кондитерской Пату, в городе.
   – Боудин так аппетитно пахнет, жаль, что мне не удалось его попробовать. – Оливия была рада сменить тему и прекратить обсуждение своего прошлого.
   Она направилась в другой конец кухни, ступая босыми ногами по прохладным шершавым плиткам, которыми был вымощен пол. Оливию удивило, что женщины узнали ее: без макияжа, с зачесанными назад и забранными за уши волосами, она мало походила на ту Оливию, которую они помнили.
   – Я спустилась, чтобы позвонить. Телефон все еще там?
   Кивком головы Оливия указала на буфетную в дальнем углу кухни – небольшую комнатку для хранения продуктов, оснащенную раковиной и телефоном. Раньше в огромном доме было всего два телефона: один в буфетной, для общего пользования, и второй в кабинете Большого Джона, в западном крыле. Большой Джон всегда недолюбливал телефоны и считал, что иметь в доме два таких источника шума более чем достаточно. По его мнению, два – это даже слишком. Это обстоятельство сильно осложняло личную жизнь Оливии, и деспотичность Большого Джона приводила ее в бешенство. Попробуйте-ка поговорить по телефону, особенно с мальчиками, на переполненной кухне, где любой проходящий мимо может тебя услышать.
   Несколько раз она удирала в город, чтобы позвонить из таксофона в аптеке. И каждый раз это страшно выводило ее из себя.
   – Да, там, – подтвердила Эйми, кивнув в сторону буфетной.
   Под ее любопытным взглядом Оливия направилась к телефону. От одной мысли, что станет завтра объектом для городских сплетен, она внутренне содрогнулась. Если раньше ее мало волновало, что говорят о ней люди, напротив, ей даже нравилось шокировать всех – от членов своей семьи до городских обывателей, – то теперь обстоятельства и время изменили ее. Она понимала, что ничего хорошего ждать не приходится, и сознание того, что завтра о ней будут распространять весьма нелестные слухи, больно кольнуло ее.
   – Эйми, уже полночь! Почему вы с Лорой еще здесь? – раздался возмущенный голос, и на кухню уверенно – намного увереннее, чем до этого Оливия, – вошла Марта. И правда, домработница Марта была теперь в большей степени частью семейства Арчер, чем Оливия, не являвшаяся им прямой родней.
   – Мы как раз заканчиваем, – ответила Эйми, бросив обе губки в верхнее отделение посудомоечной машины. – Мы же не могли оставить кухню неубранной. – Она с силой захлопнула дверцу и включила машину.
   – Надеюсь, с мистером Арчером все в порядке? – спросила Лора. Ее манеры были спокойнее и мягче, чем у сестры. Взяв со стола недорогую коричневую сумочку из кожзаменителя, она перекинула ее через плечо.
   – Я тоже на это надеюсь, – вздохнула Марта. – Новостей из больницы не было?
   – Мы не слышали, – ответила Эйми.
   – Я как раз собираюсь обзвонить больницы в Батон-Руж, – вмешалась Оливия, выглянув из буфетной с телефонной трубкой в руках.
   – Мисс Оливия, и вы не спите? – покачала головой Марта. – После такого-то дня вы должны спать без задних ног.
   – Я не могу заснуть, не выяснив, как себя чувствует Большой Джон.
   Оливия сильнее сжала трубку. Раньше никто бы и не подумал усомниться в ее праве беспокоиться о нем. Да-а, неприятно, когда к тебе относятся как к гостье. Ее чувства ничуть не изменились за эти девять лет: для нее плантация Ла-Анжель по-прежнему была домом, а Арчеры – семьей.
   – Понимаю-понимаю, – согласилась Марта. – Конечно, надо позвонить. На вашем месте я бы начала с больницы Святой Елизаветы. Там мисс Белинде в прошлом году удалили желчный пузырь. Эйми, вы с Лорой получили чек?
   Пока Эйми отвечала на заданный вопрос, Оливия снова исчезла в буфетной и набрала службу информации Батон-Руж. Едва она услышала голос оператора, как одна из стеклянных дверей отворилась, заставив Оливию обернуться.
   – Ваш номер, пожалуйста, – прозвучал металлический голос в трубке.
   – Мы ничего не можем сделать…
   Через открытую дверь донесся несколько раздраженный голос Сета, хотя его самого Оливия не видела. Затем появилась бледная, как полотно, Келли, и вместе с ней в кухню ворвалась волна влажного воздуха и запах жимолости. Теперь Оливия заметила, как постарела Келли: в хорошо освещенном помещении она выглядела гораздо старше, чем казалась на улице в неясном свете фонарей. Оливия вновь почувствовала укол совести, что так долго не приезжала. Следовало бы их навестить хотя бы пару раз за эти годы. Но тогда, конечно, ей бы не удалось скрыть, до какой жизни она докатилась. Она бы не вынесла унижения, узнай ее семья, что ей приходилось терпеть каждый день.
   Оливия хорошо помнила последний вечер, проведенный дома. Когда она заявила Сету, что выйдет замуж за Ньюэлла Моррисона, нравится ему это или нет, он предупредил ее, что в таком случае она перестанет существовать для семьи и будет предоставлена самой себе.
   Но она не слушала ни его угроз, ни предупреждений. Она была уверена, что знает все на свете.
   Она была такой молодой… При одной мысли о том, как она была молода, у нее перехватывало дыхание.
   И глупа. Определенно, глупа. Сбежать с человеком, которого знала всего четыре месяца, – что может быть глупее? Если учесть еще, что через три недели у нее начиналась учеба на первом курсе колледжа, то поступок был попросту идиотским.
   Теперь она стала умнее, но прошлого уже не вернешь.
   Приглашая их с Сарой в Ла-Анжель, Келли написала, что больна, но не написала, чем именно. Впервые увидев Келли при ярком свете, Оливия поняла, что болезнь достаточно серьезна. При этой мысли ее снова охватил ледяной страх.
   Неужели она вернулась в семью, которую так опрометчиво покинула, только для того, чтобы теперь потерять близких одного за другим?
   Следом за Келли вошел незнакомый мужчина, примерно одних с Келли лет, немного выше ее, с небольшим брюшком. Его лысую макушку обрамляла кайма коротких светлых волос. Одет он был в белую рубашку с короткими рукавами, заправленную в коричневые брюки. Его лицо с мощной челюстью раскраснелось от жары, на лбу и висках блестели капельки пота. Левую руку, квадратную, с короткими пальцами, мужчина с видом собственника положил на хрупкое плечо Келли. За ним следовала невеста Сета Мэлори, разговаривая с кем-то через плечо. Несмотря на сильную влажность, светлые волосы Мэлори оставались гладкими и блестящими, как будто она только что вышла из салона красоты, а кожа была матовой. Ее черное платье ничуть не помялось, огромный бриллиант сверкал на пальце, а множество камней поменьше – вокруг запястья, и даже малиновая помада на губах выглядела абсолютно свежей. Мэлори прошла рядом с буфетной, даже не заметив, как Оливия проводила ее завистливым взглядом. Как бы ей хотелось быть такой же, как Мэлори: стройной, как тростинка, элегантной, уверенной в себе и, очевидно, преуспевающей. Завершал необычную процессию Сет. Он закрыл за собой входную дверь и щелкнул замком.

Глава 9

   Как тогда выразился Сет? «Господи боже, ты хоть раз за всю жизнь создала что-то, кроме проблем ?»
   В трубке слышались настойчивые гудки, означавшие, что разговор прервался. Конечно, она же, кроме «Здравствуйте», так ничего и не сказала оператору. Но теперь узнавать информацию по телефону больше не было смысла.
   – Сет, мы должны были остаться в больнице, – с упреком выговорила Келли сыну, пока все располагались на кухне.
   Лысый мужчина пододвинул ей стул, и Келли рухнула на него, опираясь на стол, словно у нее внезапно подкосились ноги. Все уже расселись, кроме Сета, который стоял рядом с матерью, глядя на нее, склонив голову. Он хмурился, крепко ухватившись за резную спинку стула.
   – Мама, в реанимацию пускают только по одному, и Белинда уже дежурит там. Она все-таки его дочь. И Чарли остался вместе с ней, как его личный врач. Филипп сидит в комнате ожидания, Карл на пути в больницу. Ни ты, ни я, ни все остальные не сделают для Большого Джона большего, чем они.
   – Если бы не я, ты бы остался. Ты уехал, чтобы отвезти меня домой. Я же знаю тебя, Сет. – Келли выпрямилась на стуле, стараясь скрыть слабость, вскинула голову и посмотрела на сына.
   – Мама… – Сет еще больше нахмурился.
   Оливия отметила, что в ярком свете кухни и он выглядит старше. Вокруг его глаз залегли морщины, и две особенно глубокие протянулись от носа к уголкам губ. У Сета было угловатое скуластое лицо, мощный подбородок и типично арчеровский нос – длинный и прямой, с небольшой горбинкой. Красивой формы тонкие губы, казалось, больше почти не улыбались. Тело, как всегда, покрывал бронзовый загар, но в светлых волосах, слегка поредевших на висках, уже проблескивала седина. Высокий, широкоплечий и худощавый, он просто излучал энергию даже в этот поздний час. Казалось, это человек, рожденный командовать, каким он, собственно, и был.
   – Тебе действительно надо отдохнуть, Келли, и ты это знаешь, – произнес лысый. Он сидел рядом с Келли, посматривая на нее с нескрываемым беспокойством.
   – Не вмешивайся, Айра! Я еще не инвалид. – Келли сверкнула на него глазами.
   Сет начал проявлять нетерпение:
   – Бессмысленно сидеть там и мучить себя, когда о Большом Джоне прекрасно заботятся и он не нуждается в нашей помощи. Тебе сейчас надо заботиться о себе, мама, а не о других.
   – Вот и я ей постоянно о том же твержу. – Айра закивал головой в знак согласия, не отрывая взгляда от Келли. Она в ответ предупреждающе прищурилась.
   – Как себя чувствует мистер Арчер? – Вопрос исходил от Марты, которая вместе с сестрами Фрай стояла у стола.
   – У него был сильный сердечный приступ, Марта. – Голос Келли прозвучал неожиданно ровно. – Он сейчас в реанимации. Я даже не смогла его увидеть. Сета впустили туда на минутку, а потом выставили. Около него позволено находиться только самым близким и по одному человеку.
   – Насколько это серьезно? – Вопрос неожиданно сорвался с губ Оливии, о чем она тут же пожалела. Мысленно кляня себя, она выглядывала из буфетной, как провинившийся ребенок. Все взгляды обратились к ней, и больше всего на свете Оливии захотелось провалиться сквозь землю. Собрав все свое мужество, она выступила вперед из укрытия. Ни за что на свете она не даст им – Сету – понять, как напугана.
   – Достаточно серьезно, – коротко ответил Сет, оглядывая ее с ног до головы.
   Оливия с трудом выдержала этот тяжелый взгляд, мысленно проклиная все недостатки своей внешности. Было унизительно сознавать, что она сильно отличалась в худшую сторону от той Оливии, которую он помнил. Девять лет назад она была упрямой девчонкой, вызывающе сексуальной, жаждущей любви и уверенной, что весь мир лежит у ее ног. А кто она теперь? Двадцатишестилетняя разведенная женщина с ребенком, с пятью долларами в кармане и большим грузом ошибок за плечами. От той, юной Оливии не осталось ровным счетом ничего.
   Келли посмотрела на Оливию, ее взгляд смягчился.
   – Оливия, дорогая, подойди, сядь. Да, ничего себе возвращение домой! Но мы так рады, что ты снова с нами! – Затем, переведя взгляд на удивленную прислугу, добавила более строго: – Эйми, Лора, если вы закончили, можете идти домой. Марта, а кофе есть? Думаю, нам всем не помешает выпить по чашечке.
   Обе женщины, потесненные с позиций, позволявших наблюдать за семейной сценой, направились к дверям, бормоча слова прощания и унося с собой контейнеры с едой и пищу для завтрашних сплетен. Марта с деловым видом принялась возиться с кофеваркой, а Оливия тем временем неохотно подошла к столу, стесняясь своего короткого розового халата, босых ног, ненакрашенного лица и прямых, зачесанных за уши волос. Сет, Келли, Айра и Мэ-лори внимательно разглядывали ее: Сет почти враждебно, Мэлори с легким интересом, Айра с любопытством, а Келли – милая тетя Келли! – с теплотой и любовью. Оливия улыбнулась тетушке и села за стол на противоположном конце.
   – Как твоя малышка Сара? Уже спит? – мягко спросила Келли. – Славная девочка.
   – Спасибо. – Путь к сердцу Оливии явно лежал через похвалу дочери. – Она и правда славная. Да, Сара уже спит.
   – Ей восемь, не так ли?
   – Да.
   – Как и Хлое.
   Сет резко прервал эту милую беседу:
   – Мама, вы с Оливией можете обменяться любезностями и завтра. А сейчас уже поздно и тебе пора спать.
   – Ты всегда командовал в доме, сынок, или это что-то новенькое? – спросила Келли со скрытой иронией, подняв глаза на сына.
   – Должен же кто-то о тебе заботиться, если ты сама не желаешь этого делать. – Все еще опираясь на спинку стула Келли, Сет перевел хмурый взгляд на Оливию. Она могла бы ответить Келли на ее вопрос о командирских замашках Сета, но сдержалась, чтобы не нарушать миролюбивую обстановку. – Оливия никуда не денется до утра, если, конечно, она не собирается снова сбежать посреди ночи.
   Эта колкость и сопровождающий ее взгляд задели Оливию. На секунду она снова почувствовала себя семнадцатилетней, ее глаза встретились с глазами Сета, и она приготовилась отразить атаку. Но тут же вспомнила, что хорошо это или плохо, а она уже взрослая, и Сет больше не имеет над ней власти. Отведя глаза, она улыбнулась Келли, не удостоив Сета ответом, за что Келли наградила ее ласково-сочувственной улыбкой.
   – Мэлори, ты готова ехать? Я отвезу тебя домой, – резко произнес Сет, обращаясь к невесте.
   – Как только ты будешь готов, дорогой. – Мэлори посмотрела на Сета таким томным взглядом, что Оливия сразу поняла, где он, скорее всего, проведет остаток ночи.
   – Выпьешь кофе на дорожку, Мэлори? – спросила Келли. Восхитительный аромат как раз начал распространяться по кухне.
   – Не сейчас, мама, – ответил за невесту Сет и отодвинул ее стул.
   Состроив Келли смешную рожицу, Мэлори поднялась. Она явно готова была мириться с руководящей ролью Сета в обмен на обручальное кольцо на своем пальце.
   – Я тоже пойду. Сет прав, Келли: тебе пора ложиться. – Айра поднялся следом.
   – Если вы оба не перестанете нянчиться со мной… – Келли с раздражением смотрела то на сына, то на Айру, потом перевела взгляд на Оливию. – Да, Оливия, это Айра Хэйес, наш шериф. Вы, кажется, незнакомы. Он приехал в наши края примерно через месяц после того, как ты оставила дом. Айра, это наша дорогая Оливия к нам вернулась, я тебе о ней рассказывала.
   – Рад знакомству, юная леди. – Айра улыбнулся и кивнул. Теперь Оливия поняла, что белая рубашка и коричневые брюки – это часть униформы. Только значка не было.
   – Я тоже очень рада, – ответила Оливия с улыбкой. Судя по всему, у Келли появился сердечный друг, и Оливия была рада за нее. Когда Оливия была маленькой, Келли почти ни с кем не встречалась. Ее муж, Майкл, погиб в результате несчастного случая в «Боутуорксе» двадцать семь лет назад. Она во второй раз вышла замуж, когда Оливии было девять, а Сет учился в колледже, но развелась два года спустя. После развода она вернулась на плантацию Ла-Ан-жель, чтобы заботиться о Большом Джоне, чья жена умирала, и об Оливии, которая только что потеряла отчима – Джеймса, брата Майкла. Оливия всегда любила Келли, а та всегда старалась сделать все, что могла, для сводной племянницы. Но когда Оливии исполнилось двенадцать, с ней уже не было сладу. Попытаться заменить Оливии мать было уже слишком поздно, и Келли пришлось ограничиться ролью любящего и порой осуждающего друга.
   – Мэлори… – Сет взял невесту под руку, и его ледяной взгляд скользнул по Оливии, отчего ее улыбка сразу погасла. Этот взгляд ярче всяких слов говорил, что он-то уж никак не приветствовал ее возвращение в лоно семьи, даже если Келли утверждает обратное.
   – Иду, иду, – со смехом отозвалась Мэлори, ослепляя Келли с Оливией лучезарной улыбкой. – Увидимся завтра, Келли. Было приятно познакомиться, Олив.
   – Оливия, – в один голос поправили ее Сет и Оливия. На минуту их глаза удивленно встретились, и тут же Сет отвел взгляд.
   – Иди спать, мама, – бросил он через плечо, ведя Мэлори к двери.
   Айра запечатлел короткий поцелуй на щеке Келли и последовал за ними. Через минуту Оливия, Келли и Марта остались в кухне одни.
   Келли вздохнула и снова улыбнулась Оливии, но улыбка не могла скрыть ее усталости.
   – Оливия, дорогая, давно надо было вернуть тебя домой, – сказала она, пока Марта наливала ей свежесваренный кофе. – Я всегда этого хотела, но Большой Джон и Сет твердили, что ты сделала свой выбор, и мы должны предоставить тебе возможность жить своей жизнью. Я позволила им переубедить себя. А тебе ведь нелегко пришлось, правда? Догадываюсь, что ты пережила трудные времена.

Глава 10

   – Взросление подразумевает тяжелые времена, – тихо ответила Оливия, не желая признаться даже Келли, как много полезных уроков она получила с тех пор, как покинула дом.
   Марта поставила перед ней дымящуюся чашку кофе. Оливия благодарно улыбнулась ей и сделала глоток. Кофе был очень крепким, со слабым ароматом цикория, как раз такой Оливия любила. Она подумала, что если уж он ее не взбодрит, тогда уж ничто не поможет.
   – Но все мы хотим уберечь от них наших детей. – Келли держала чашку с кофе в ладонях, словно наслаждаясь теплом. Она взяла сахарницу, добавила в кофе ложку сахара и посмотрела на Оливию. – А я всегда считала тебя в какой-то степени своим ребенком, дорогая. И сейчас считаю, даже больше, чем прежде.
   – Тетя Келли… – начала было Оливия, но запнулась, увидев, как Келли резко откинулась на спинку стула и закрыла глаза. В тревоге Оливия подалась вперед и взяла Келли за руку, повторив уже громче: – Тетя Келли?
   Марта бросилась к ним, но тут глаза Келли открылись, и она с трудом остановила взгляд на Оливии. Теперь глаза ее казались запавшими, а лицо было мертвенно-бледным. Оливия ощутила ледяной холод ее пальцев.
   – Тетя Келли, с вами все в порядке?
   – Я могу помочь вам чем-нибудь? – осторожно спросила Марта, стоя у Келли за спиной.
   – Все хорошо, – произнесла Келли, выпрямляясь, но Оливию не покидала тревога: лицо Келли стало еще бледнее, и голос был слаб. – Мне иногда бывает не по себе. Надо только перевести дух.
   Какое-то время все трое молчали. Келли сделала пару глубоких вздохов. Постепенно лицо ее снова стало розоветь.
   – Марта, принеси, пожалуйста, мое лекарство. Оно в ванной, в шкафчике. Со всей этой суетой я забыла принять последнюю таблетку, и вот теперь расплачиваюсь за это.
   – Сию минуту. – Марта посмотрела на Келли, потом на Оливию, кивнула и исчезла.
   – Ты писала мне, что больна, – сказала Оливия, все еще держа Келли за руку. Она очень надеялась, что ничем не выдала своего страха. – Что это за болезнь? Что с тобой?
   Их взгляды встретились. Румянец уже почти вернулся на лицо Келли, ее серо-голубые глаза, все еще казавшиеся запавшими, смотрели спокойно и уверенно.
   – Не хотелось бы произносить это страшное слово, но никуда не денешься. У меня рак, дорогая. Лимфома нон-Ходжкинса. Диагноз поставили два года назад. Доктора говорили, что болезнь развивается медленно, и рекомендовали просто регулярно обследоваться, поэтому я не особо и волновалась по этому поводу. Но в конце июля я пошла на очередное обследование, и они сказали мне, что болезнь стала активно прогрессировать. Именно тогда я написала тебе, чтобы ты приезжала. Надо было сделать это раньше, я знаю. Все эти годы я часто думала о тебе, но была уверена, что впереди еще много времени и еще успеется вернуть тебя домой и все утрясти. Но теперь, кажется, каждый день для меня на вес золота. Я не хотела дольше ждать. Я рада, что ты приехала.
   – Ох, тетя Келли. – Оливия еще сильнее сжала руку пожилой женщины, у нее перехватило дыхание. – Они назначили тебе лечение? Какое? – Голос ее сорвался.
   – С августа я начала химиотерапию, – ответила Келли, слабо улыбнувшись. – Принцип такой: три недели лечишься, неделю отдыхаешь, и так шесть месяцев. Если честно, до этого меня ничто не беспокоило, если не считать усталости. А вот сейчас действительно чувствую себя тяжело больной. Но врачи говорят, что химиотерапия дает хорошие результаты, так что грех жаловаться.
   Мгновение Оливия потрясение смотрела на пожилую женщину в полной тишине. Затем ее как прорвало:
   – Прости меня! Мне так жаль, что ты больна… прости, что меня так долго не было. Как только я снова увидела Ла-Анжель, Большого Джона и тебя – всех вас, – я поняла, как сильно мне вас не хватало все это время. Но… но…