Роббинс Гарольд. Куда уходит любовь

9

   Когда Дани вошла в ее маленький кабинет, Салли Дженингс оторвалась от письменного стола.
   – Садись, Дани. – Она пододвинула ей пачку сигарет. – Я освобожусь через несколько минут. Только закончу один отчет.
   Дани взяла сигарету и закурила. Она сидела, глядя, как перо психолога стремительно движется по желтым разлинованным листам. Через несколько минут она устала наблюдать за этим занятием и перевела взгляд на окно. День уже клонился к вечеру, и яркий круг солнца, опускавшегося к горизонту, уже стал приобретать оранжевый оттенок. Внезапно ей захотелось оказаться там, снаружи.
   Она смутно припомнила, какой сегодня день. Ей казалось, что она потеряла всякое представление о времени. Она посмотрела на календарь на стене. Среда. Она попала сюда в субботу, значит, она здесь уже пятый день. А ей казалось, что она тут давным-давно.
   Устало потянувшись на стуле, Дани посмотрела на небо. Как хорошо было бы оказаться на свободе. Она попыталась представить себе, как сейчас на улицах. Наверно, они заполнены гуляющими; одна за другой летят машины; ей даже показалось, что она чувствует жар раскалившегося за день тротуара под своими подошвами. Ей страшно захотелось выйти на улицу. Но она не может. Из этих стен ей никуда не деться. Окна маленькие и высокие, под самый потолок.
   Она снова посмотрела на мисс Дженнингс, но та по-прежнему, сосредоточенно сдвинув брови, что-то писала. Дани подумала, сколько ей так сидеть, пока психолог не обратит на нее внимание. Она снова посмотрела на небо. По нему ползли легкие облачка, подсвеченные оранжевым светом заходящего солнца. Ей вспомнились такие же облака в Акапулько. Высоко в небе они плыли над утесом, с которого в ночной тьме, держа в руках зажженные факелы, в море прыгали мальчишки.
 
   Один из них оказался рядом с ней. Он улыбнулся, глядя на нее, и на смуглом лице ярко блеснули белые зубы. Она улыбнулась ему в ответ. Рик разозлился.
   – Не смей вести себя подобным образом с этими мокроспинниками. Она невинно взглянула на него широко распахнутыми глазами, от чего он обычно еще больше злился. Она знала, что в таких случаях она больше, чем обычно, напоминала свою мать.
   – А почему бы и нет? – спросила она. – Он такой симпатичный мальчик.
   – Ты не знаешь эту публику. Они не то что другие ребята. Они будут приставать к тебе. Они не догадываются, что ты еще ребенок.
   Она нежно улыбнулась.
   – Но в самом деле, Рик, почему?
   Дани видела, как его глаза скользнули по ее белому купальнику. Он побагровел. Она знала, что вызвало такую его реакцию. Дани уже не раз замечала, что он смотрит на нее такими глазами. – Почему бы и нет, Рик?
   – Потому что ты выглядишь совсем не как ребенок, вот почему, – сердито отрезал он. – Тебе не дашь твоих тринадцати лет.
   – А на сколько я выгляжу, Рик?
   Она заметила, как оценивающе смотрит он на нее.
   – Как взрослая девушка. Семнадцати, может, восемнадцати лет. Она улыбнулась ему, а потом повернувшись, снова подарила улыбку мальчишке, что, как она знала, разозлит Рика еще больше. В эту минуту подошла ее мать.
   – Черт побери, Рик. Скааси требует, чтобы я сегодня же вечером вылетела в Сан-Франциско подписывать те контракты.
   – Ты обязана?
   – Мне надо.
   – Я пойду укладывать вещи, – вскочил Рик.
   – Нет, вам не стоит ехать. Вы с Дани можете остаться тут. Завтра к ленчу я вернусь.
   – Я поеду с тобой в аэропорт.
   Дани тоже встала.
   – И я поеду, мама.
   Когда, проводив самолет, они вернулись из аэропорта, то зашли в лавочку с сувенирами, одну из ловушек для туристов, где продают все что угодно: от дешевых драгоценностей до крестьянских юбок и блузок. Дани через витрину уставилась на одну из юбок.
   – Нравится? – спросил Рик.
   Они зашли внутрь, и он купил ей юбку и рубашку. Сегодня вечером она наденет их к обеду, а волосы распустит по плечам в стиле мексиканского мальчика-пажа.
   Она увидела, как он вытаращил глаза, увидев ее, в таком виде.
   – Тебе нравится? – спросила она.
   – Просто здорово. Но…
   – Но что?
   – Твоя мать. Что она подумает?
   Дани рассмеялась.
   – Матери это ни в коем случае не понравится. Матери хотелось бы, чтобы я вечно оставалась ребенком, но у нее это не получится.
   Они пошли обедать, и официант спросил, не хочет ли она коктейль, словно она в самом деле была взрослой. А потом, когда стал играть оркестр, она попросила Рика потанцевать с ней.
   Это было фантастично. Не то, что танцевать с мальчиками из класса. Ей нравился идущий от него запах: легкий аромат одеколона и виски. Она прижалась к нему. Ей нравились его сильные руки, обнимавшие ее. Она глубоко вздохнула. И, слушая латиноамериканские ритмы, сделала чувственное движение бедрами.
   Внезапно он, выругавшись, сбился с шага и резко отпрянул от нее.
   – Думаю, нам лучше сесть.
   Она покорно позволила отвести себя к столу. Рик заказал еще виски и выпил их одним глотком.
   Помолчав несколько секунд, она сказала:
   – Не смущайся. Я замечала, когда ты танцевал с матерью, с тобой случалось то же самое.
   Он с любопытством посмотрел на нее.
   – Порой мне кажется, что ты слишком много видишь.
   – А я рада, что это случилось. Теперь знаю: я действительно выросла.
   Он покраснел и посмотрел на часы.
   – Уже после одиннадцати. Тебе пора спать.
   Она лежала, вытянувшись на кровати, и слушала ночные звуки, доносящиеся из-за окна. Сквозь распахнутые створки доносилось все, чем живет ночью богатая тропическая природа: щебетанье птиц, скрежет цикад, вскрики каких-то животных. Затем она услышала, как в его комнате зазвонил телефон. Через несколько минут опять наступила тишина.
   Вскочив с кровати, она прошла через гостиную к дверям, которые вели в его комнату. Секунду она постояла, прислушиваясь. С другой стороны не доносилось ни звука. Она осторожно повернула ручку и вошла. В темноте она видела открытую дверь и комнату ее матери. Она подошла к его постели.
   – Это мама звонила?
   Когда он повернулся к ней, простыня сползла ему до пояса.
   – Да.
   – Что ей было надо?
   – Ничего. Она сказала, что завтра возвращается.
   Она еще ближе подошла к его кровати и посмотрела на него сверху вниз.
   – Это она тебя проверяет. И слава Богу, что ты был на месте.
   – Я делаю то, что мне нравится, – рассердился он.
   – Ну да, – согласно кивнула она. – Конечно.
   – Не думаешь, что тебе было бы лучше пойти к себе в постельку?
   – Мне не хочется спать.
   – Ты не должна быть здесь. Под простыней на мне ничего нет.
   – Знаю. Я это вижу даже в темноте.
   Он сел на кровати, и она видела, как играли мускулы на его груди и руках, когда он двигался.
   – Не будь дурочкой. Ты еще ребенок, – голос у него слегка охрип. Придвинувшись еще ближе, она села на край кровати.
   – Когда днем тот мальчишка смотрел на меня, ты так не думал. Ты ревновал.
   – Ничего подобного.
   – И когда мы танцевали, ты тоже не считал меня ребенком. – Она распахнула пижаму. Его глаза, как притянутые магнитом, не могли оторваться от ее грудей. Она улыбнулась. – Так я в самом деле выгляжу, как ребенок?
   Не в силах вымолвить ни слова, он уставился на нее. Она засунула руку под простыню. Он перехватил ее.
   – Что ты делаешь? – сдавленным голосом спросил он.
   – Чего ты боишься? – с вызовом посмотрела она на него. – Мать никогда не узнает.
   Он смотрел ей прямо в глаза, когда она поднесла его руки к своим грудям.
   – Тебе будет больно, – прошептал он.
   – Я знаю. Но только в первый раз.
   Казалось, он был не в состоянии пошевелиться.
   – Ты еще хуже своей матери!
   Засмеявшись, она внезапно запустила обе руки под одеяло.
   – Не будь дураком, Рик. Я не ребенок уже, и знаю, что ты любишь меня. Я видела, как ты на меня смотрел.
   – Я так смотрю на многих девушек. Ее пальцы нежно ласкали его.
 
   – Дани, – голос мисс Дженингс ворвался в ее воспоминания. – Дани.
   Она повернулась к психологу.
   – Да, мисс Дженингс.
   Седоволосая женщина улыбнулась.
   – Ты где-то далеко отсюда. О чем ты думала?
   Дани почувствовала, как краска заливает ей лицо.
   – Я… думала, как хорошо было бы оказаться на свободе.
   Психолог внимательно посмотрела на нее. У Дани появилось ощущение, что каким-то образом психолог догадалась, о чем она сейчас думала, и покраснела еще больше.
   – Вы бы тоже так считали, если бы вам пришлось сидеть тут все время!
   Салли Дженингс кивнула.
   – Могу себе представить, – задумчиво сказала она. – Но я не должна тут сидеть. И ты тоже.
   – Я не должна быть тут так долго! Только до следующей недели. А потом я вернусь домой.
   – Ты в самом деле веришь в это, Дани?
   Дани уставилась на нее. В первый раз ее стали одолевать сомнения.
   – Так мне все говорили.
   – Кто? – Голос у мисс Дженингс был спокоен и мягок. – Твои родители?
   Дани не ответила.
   – Вижу, что ты не обратила особого внимания на то, что говорил судья Мэрфи. Это не зависит от твоих родителей. Решать твою судьбу будет только судья. Он может и оставить тебя здесь, и послать в Перкинс для наблюдений, а так же отправить домой. Только ему решать, что лучше для тебя.
   – Он не может вечно держать меня здесь, – возразила Дани.
   – Почему ты так считаешь, Дани? – спросила мисс Дженингс. – Разве причина, по которой тебя доставили сюда, не достаточна, чтобы и дальше держать тебя здесь?
   Дани уставилась в пол.
   – Я не это имела в виду, – мрачно сказала она.
   – Откровенно говоря, ты считаешь, что сможешь убедить судью Мэрфи отпустить тебя домой. Все, кто попадают сюда, говорят то же самое. – Мисс Дженингс потянулась за сигаретой. – Ты должна доказать ему своим поведением, что, если он отпустит тебя домой, ты больше не будешь причинять никаких хлопот.
   Она пошелестела бумагами на столе.
   – Я только что закончила досье на девочку, которая уже несколько раз была здесь. На этот раз судья поступил с ней довольно решительно. Она не доказала, что ей можно доверять. – Она посмотрела на Дани. – Думаю, ты знаешь ее. Она была в соседней с тобой комнате.
   – Вы имеете в виду Сильвию?
   Мисс Дженингс кивнула.
   – За что? – спросила Дани. – Она же такая хорошая девочка.
   – Может быть, для тебя она и в самом деле такая. Но она вечно попадает в неприятности.
   – Ее единственная неприятность в том, что мальчишки сходят от нее с ума.
   – Это лишь одна из ее неприятностей, – улыбнулась мисс Дженингс. – Сильвия неразборчива в связях. Она тут в третий раз. Каждый раз ее находят с другим мальчиком и каждый раз выясняется, что она подбивает ребят угнать машину, чтобы покататься. Она беззаботно относится не только к своему моральному облику, но и оказывает плохое влияние на всех, с кем сближается.
   – И что с ней сделают?
   – Скорее всего, ее направят в исправительное заведение, пока ей не исполнится восемнадцать лет.
   Дани промолчала.
   – Я пыталась помочь ей. Но она не дала мне такой возможности. Она уверена, что все знает сама. Но ведь это не так, не правда ли?
   – Думаю, что нет, – призналась Дани.
   Сдвинув в сторону стопку бумаг, мисс Дженингс положила перед собой другую стопку, расположив их так, что Дани могла видеть текст.
   – Я получила отчет от мисс Спейзер, – сказала она, нажимая коленом вмонтированную в ножку стола кнопку включения магнитофона. – Сегодня она побывала в школе мисс Рандольф, а затем побеседовала с твоей матерью.
   – Да? – вежливо поинтересовалась Дани.
   – И учителя, и твои одноклассники проявляют большое участие к твоей судьбе. Они говорят, что у тебя со всеми хорошие отношения.
   – Очень мило.
   – Твоя мать была очень удивлена, узнав, что у тебя были сексуальные отношения с мистером Риччио.
   Дани поперхнулась от возмущения.
   – Кто это сказал?
   – Но это правда, не так ли?
   – Это неправда! – возразила Дани. – Кто бы это ни сказал, он лжец!
   – Тогда что нам делать вот с этим? – Мисс Дженингс вынула из ящика стола плоский металлический футляр. – Это было найдено в твоем столе под фотографиями.
   Дани подняла на нее глаза.
   – Это все Виолетта! – сердито выпалила она. – Она знала, где я держу ключ.
   – Кто такая Виолетта?
   – Горничная моей матери. Она вечно все вынюхивает и шпионит за мной!
   – Ты не ответила на мой вопрос, Дани, – резко прервала ее мисс Дженингс. – Если это не мистер Риччио, так кто же тогда?
   – Почему вообще кто-то должен быть? – возразила Дани. – Только потому, что у меня нашли эти штучки?
   – Ты кое о чем забываешь, Дани. Когда ты прибыла сюда, тебя обследовал врач. – Она взяла очередной лист бумаги. – Хочешь, чтобы я прочитала тебе ее заключение?
   – Не стоит, – насупилась Дани. – Это могло случиться и от верховой езды.
   – Тебе лучше знать. Это одна из самых старых отговорок. – Она наклонилась вперед. – Я всего лишь пытаюсь помочь тебе, Дани. Я не хочу, чтобы судья отсылал тебя, как Сильвию.
   Дани молча смотрела на нее.
   – Расскажи мне, что произошло? Он изнасиловал тебя? – Она серьезно смотрела на Дани. – В таком случае, расскажи мне все. Это поможет судье понять причины твоего поступка. И он учтет их, когда будет выносить решение.
   Несколько мгновений Дани колебалась, глядя в глаза психолога.
   – Да, – наконец призналась она тихим голосом. – Он изнасиловал меня.
   Салли Дженингс, не отвечая, внимательно смотрела на нее.
   – Ну? – спросила Дани. – Разве это не те слова, что вы хотели от меня услышать?
   Психолог откинулась на спинку стула, не в силах скрыть раздражение на лице.
   – Нет, Дани. Я хотела, чтобы ты мне рассказала правду. Но ты скрываешь ее. Ты врешь. – Она снова нажала кнопку, на этот раз остановив запись. – И если ты врешь мне, я не могу помочь тебе.
   Дани опустила глаза.
   – Я не хочу говорить об этом, мисс Дженингс. Я даже не хочу вспоминать ни о чем, что было раньше. Я просто хочу все это забыть.
   – Так легко не получится, Дани. Единственный путь избавиться от того, что тебя мучает, это откровенно выложить все и прямо посмотреть в лицо действительности. И тогда ты поймешь, и почему ты так поступила, и что нужно делать, чтобы это никогда больше не случилось в твоей жизни.
   Дани не ответила.
   Психолог надавила кнопку вызова надзирательницы.
   – Хорошо, Дани, – устало сказала она. – Можешь идти.
   Дани встала.
   – Завтра в это же время, мисс Дженингс?
   – Не думаю, Дани. Мне кажется, что нам больше ничего не удастся выяснить. И в дальнейших беседах нет никакого смысла, не так ли?
   – Я тоже так думаю, мисс Дженингс.
   – Конечно, если ты захочешь еще поговорить со мной, я буду на месте.
   – Да, мисс Дженингс.
   В стеклянную дверь постучали. Психолог встала.
   – Удачи тебе, Дани.
   – Спасибо, мисс Дженингс. – Направившись к дверям, Дани остановилась и повернулась. – Мисс Дженингс?
   – Да, Дани?
   – О Сильвии, – сказала Дани. – А вы не думаете, что она никогда не попала бы в беду, если бы у всех ее знакомых ребят были свой собственные машины?
   Мисс Дженингс с трудом подавила невольную улыбку. Многим подросткам с отклоняющимся поведением такой подход кажется наилучшим решением. Дать всем по собственной машине.
   – Не думаю, – возразила она, придав лицу самое серьезное выражение. – Видишь ли, Сильвия вообще склонна к неправильному поведению. Если бы не машины, которых она заставляла ребят угонять, было бы что-то другое. В действительности же Сильвии необходимы были доказательства, что они достойны ее благосклонности. Она понимала, что если они совершат подобный поступок, то и ее поведение не будут воспринимать, как что-то плохое. Таким образом она пыталась оправдать сама себя.
   – Понимаю, – Дани задумчиво посмотрела на психолога. – Прежде чем меня тут не будет, смогу ли я еще повидаться с вами?
   – В любое время, Дани, – ответила мисс Дженингс. – Я всегда на месте.

10

   Варварский берег, как его принято было называть, представлял собой лишь россыпь грязно-серых зданий, которые ныне используются под склады и маленькие мастерские. Разбросанные между ними тут и там, ютятся различные ночные клубы, которые ведут отчаянную борьбу за существование, торгуя грехом и потускневшим блеском прошлых дней. Лучшие из них расположены на одном уровне с уличными магазинами, и в них играет джаз. На какой-то дикой смеси чикагского и нью-орлеанского стилей.
   Они привлекают «аффисионадос» и мальчиков из колледжей, мечтательно слушающих диковинные звуки, в которых, как они уверены, заключены новые формы искусства. Худшие же кабаки имитируют обвитые плющем берлоги на Норс-Бич или напоминают второразрядные забегаловки.
   «Денежное Дерево» относилось к этой последней категории. Остановившись перед ним, я посмотрел на часы. Было уже около полуночи. По обе стороны от входа красовались длинные узкие фотографии. На обоих было изображено одно и то же. Грузная, оплывшая пожилая женщина в тугом вечернем платье с блестками, как минимум, на четыре размера меньше того, что было бы нужно ее затянутой в корсет фигуре, и с полным ртом золотых коронок. Над фотографиями сияли огромные буквы: «ВНУТРИ ВАС ЖДЕТ МОД МАККЕНЗИ!»
   Если бы я был на бирже увеселительных заведений, такая фотография могла бы привлечь меня в последнюю очередь. Но я был в совсем другом месте. Здесь работала Анна Страделла, и я договорился с ней встретится по окончании последнего представления. Она была фотографом в этом клубе.
   – Заходи, приятель, – пригласил меня швейцар. – Представление начинается.
   Я посмотрел на него.
   – Наверное, я так и сделаю.
   Прищурившись, он подмигнул мне.
   – Если ты нервничаешь из-за того, что придется сидеть в темноте, скажи своему официанту, что Макс попросил его позаботиться о тебе.
   – Спасибо, – поблагодарил я, заходя внутрь.
   Если на улице был сумрак, то здесь просто сплошная тьма. Не было видно даже собственных рук. Из темноты выплыл белый пластрон на груди старшего официанта.
   – Вы предварительно заказали место, сэр?
   Я усмехнулся про себя, заметив целый ряд пустых столов с белыми скатертями.
   – Нет. Но ничего страшного. Я посижу у бара.
   – Простите, сэр, – вежливо возразил официант, – бар обслуживает клиентов только по субботам и воскресеньям. Но у меня есть прекрасный столик как раз впереди.
   У них не было ничего другого, кроме прекрасных столиков впереди.
   Заняты были, максимум, столов десять из шестидесяти. Он придержал стул, пока я усаживался, и остановился по обок в ожидании чаевых. Я сунул ему мелочь, и он испарился. Возможно, он и огорчился, но все же это лучше, чем ничего.
   За спиной у меня возник официант, и я заказал бурбон. Без воды. Они и так подливают ее в бутылку. Отхлебнув виски, я огляделся. Анны Страделлы нигде не было видно.
   Как она и говорила, я позвонил ей сегодня днем.
   – Вы нашли своего брата? – спросил я.
   – Еще нет. Хотя, думаю, что сегодня вечером что-то буду знать.
   – Тогда я попозже позвоню вам.
   – Я буду дома очень поздно. Может, вам лучше бы найти меня на работе. К тому времени, если я получу какую-то информацию, мы могли бы сразу начать действовать.
   – О'кей. Где мне найти вас?
   – В «Денежном Дереве». Это ночной клуб на…
   – Я знаю, где он, – прервал я ее, не в силах скрыть удивления в голосе.
   – Я фотограф в клубе. Работаю по договору. А от пяти до восьми в обеденное время в одном из ресторанчиков на Пристани. С девяти я в клубе.
   – Когда начинается последнее представление?
   – Сегодня вечером их будет всего два. В десять и в полночь. Последнее закончится сразу же после часа.
   – Тогда я вас и подхвачу.
   – Хорошо. Но вам лучше было бы войти внутрь. К тому времени, если я ничего не узнаю, то сразу же дам вам знать и не буду вас задерживать.
   – О'кей.
   – И не поручайте машину швейцару. Они сдерут с вас доллары невесть за что. Настоящие жулики. У следующего квартала хватит места для парковки.
   – Спасибо.
   Положив трубку, я набрал номер своей бывшей тещи.
   – Она еще не знает, где он. Мы договорились о встрече попозже, и если она к тому времени найдет брата, то сразу же отвезет меня к нему.
   – Утренние газеты вот-вот появятся. И в них будет мое объявление. Он поймет, что мы готовы на сделку.
   – Что вы предлагаете делать? – спросил я.
   – Мне нужны эти письма. Если удастся, договорись с ним. Мы никоим образом не можем позволить, чтобы они попали в чужие руки.
   – Они уже в чужих руках.
   – Только, ради Бога, не сделай, чтобы стало еще хуже.
   – Не сделаю.
   – Чем ты занимаешься завтра днем?
   – Понятия не имею, – признался я.
   – Приедут Нора и Гордон. Мы должны составить для Дани план, как вести себя в суде. Будет также доктор Боннер. Думаю, что и ты хотел бы присутствовать.
   – Во сколько?
   – В половине четвертого.
   – Я буду.
   – Ты позвонишь мне сегодня вечером? Звони, как бы это ни было поздно.
   – Позвоню.
   Мне пришлось еще полчаса любоваться на Мод Маккензи. К тому времени в помещении появилось еще несколько сосунков, и зал теперь был полон на треть.
   Мод Маккензи как две капли воды походила на свое изображение у входа. Выйдя в белый круг света, она оглядела зал, сосчитала посетителей, а затем, сев за пианино, объявила, что это как раз то, что ей нравится – работать для небольшой теплой компании. В ее возрасте ни на что больше рассчитывать она не могла.
   Аудитория расхохоталась, но я видел, что Мод Маккензи была разочарована. Должно быть, она получала процент со сбора, и сейчас ей приходилось выступать практически даром.
   Но она сразу же взяла быка за рога и затянула песню о добрых старых временах, когда она бродила по этим местам в крытом фургоне. Я смотрел на этот оплывший мешок с жиром, обливающийся потом, и думал, как жаль, что она в те времена не попала в руки индейцам.
   – Не хотите ли приобрести свой великолепный снимок, сэр? Обернувшись, в отблесках света со сцены я увидел Анну Страделлу, которая выглядела, словно героиня из итальянского фильма. Впечатление дополнял туго облегавший костюм. Накладные плечи, низкое декольте, узкая талия и широкие манящие бедра. Прямо «Сладкая жизнь». Вторая София Лорен.
   Я, было, отрицательно покачал головой.
   Она улыбнулась.
   – Давайте я вас сфотографирую. – Затем быстро шепнула: – Мой босс смотрит на нас. Мне нужен повод разговаривать с вами.
   – О'кей, – подхватил игру я. – Но чтобы самого высокого качества. Улыбнувшись, она приникла к камере. Подняв ее, она прищурилась в видоискатель, а затем склонилась ко мне. Я понял, что эта итальянская девочка может делать не только спагетти.
   – Чуть повернитесь со стулом, – громко сказала она, заставив меня сдвинуться влево. Она снова посмотрела в видоискатель. – Вот так лучше.
   Отступив на несколько шагов назад, она подняла камеру. После вспышки перед глазами у меня поплыли зеленые и красные круги. Она вернулась к моему столику.
   – На обороте снимка я напишу, где вы должны будете встретить меня, – шепнула она.
   – Вы нашли его?
   Кивнув, она выпрямилась. Глаза ее блеснули, и я, скорее всего, почувствовал, чем увидел, что к нам кто-то подошел.
   – Отлично, сэр. Минут через пятнадцать все будет готово. И она отошла от моего столика. Я смотрел ей вслед. Вот уж меньше всего ожидал, что она занимается такой работой, когда впервые увидел ее в похоронном бюро. Но тогда я вообще ни о чем не догадывался.
   – Еще виски, сэр? – спросил официант.
   Подняв глаза, я кивнул. Какого черта, там все равно наполовину воды. Остальная часть представления была не лучше песни, которой она открывалась. У Мод Маккензи не было ничего общего ни с Перл Вильямс, ни с Болл Барт, если не считать того, что она так же хрипела. Но посетителям, казалось, до этого не было никакого дела. Они ели, не обращая на нее внимание. Я подумал, что все же здесь лучше, чем щелкать переключателем телевизора в своем мотеле.
   Было уже без четверти два, когда я подогнал машину к 800-му кварталу на Джексон-стрит и остановился под фонарем. Выключив двигатель, я вытащил снимок и еще раз посмотрел на него. Учитывая обстоятельства съемки, он был совсем неплох. Я перевернул его. Надпись была сделана мягким карандашом, который фотографы используют для ретуширования. Торопливо нацарапанные слова гласили: «Квартал 800 на Джексон-ст.»
   Бросив снимок на сидение, я закурил. Она появилась через десять минут, выскочив из такси на углу. Услышав, как хлопнула его дверца, я посмотрел в зеркало заднего вида.
   Она сразу же заметила мою машину и направилась к ней. Перекинутая через плечо на длинном ремешке, сбоку у нее болталась камера, которая при каждом шаге била ее по бедру. Перегнувшись через спинку, я открыл дверцу машины.
   – Что вам удалось выяснить? – сразу же спросил я, как только она села в машину.
   Глаза у нее были встревоженные.
   – Мне это не нравится, мистер Кэри. В этом деле не только Ренцо. Может быть, нам лучше вообще не вмешиваться…
   – Вы узнали, где он находится? – нетерпеливо прервал я ее.
   Она кивнула.
   Я включил двигатель.
   – Тогда двинулись. Куда?
   – Ренцо над салуном рядом с Клифф-хаус.
   Я переключил сцепление и мы поехали. Я посмотрел на нее. На лице ее по-прежнему сохранялось тревожное выражение.
   – Что за тайны?