Роббинс Гарольд. Куда уходит любовь

   – В ходе судебной процедуры я не увидел ни малейшей попытки защиты моей дочери. То есть, ей предоставлено право самой защищать себя.
   – Она не отказывалась ни от одного из своих прав, полковник, – с легким раздражением сказал судья. – И мне кажется, что на вашей стороне и на стороне ее матери выступает один из самых способных адвокатов. Мистер Гордон присутствовал на всех слушаниях. И если у вас есть какие-то претензии к тому, как он исполняет свои обязанности, излагать их надо не здесь.
   Я начал чувствовать, что запутываюсь в паутине законов и правил. С моей стороны было сущей глупостью дать понять, что я хочу разорвать ту паутину глупостей, которыми закон оплел Дани.
   – Ваша честь, проще говоря, я хочу выяснить… Что я должен делать, чтобы в данном суде восторжествовала правда о моей дочери?
   Судья долго смотрел на меня. Затем он откинулся на спинку кресла.
   – Если это то, к чему вы стремитесь, полковник, – медленно произнес он, – действуйте любым способом, который пойдет вам на пользу, как вы считаете. Суд не меньше вас заинтересован в правде.
   Гордон снова вскочил.
   – Это выходит за все рамки, ваша честь, – запротестовал он. – Полковник Кэри всего лишь пытается затянуть слушание коронерского расследования. Оно уже вынесло свой вердикт. И не понимаю, какой цели служит повторное перетряхивание старых фактов. Все мы знаем, что это всего лишь слушание о порядке содержания девочки, и я категорически протестую, чтобы оно превращалось в нечто другое.
   – В любом другом суде моя дочь имела бы право протестовать, судья, – продолжал я. – Разве данный суд не может представить ей такое же право?
   Судья рассматривал нас обоих.
   – В обязанности суда не входит пересматривать решение другого суда. Тем не менее, несмотря на все предыдущие процедуры, данный суд намеревается выслушать все, что может способствовать справедливости его решения. В обязанности данного суда входит убедиться, что ребенок достаточно защищен, и не так важно, каким образом это достигнуто. И поскольку данное слушание имеет право в определенном смысле не придерживаться строго формальных правил, я не вижу никакого вреда в том, что мы выслушаем полковника Кэри.
   – Благодарю вас, ваша честь.
   Гордон, садясь, пристально посмотрел на меня. Я снова повернулся к судье.
   – Могу ли я вызвать свидетеля?
   Судья кивнул.
   Я пересек помещение суда и открыл дверь в приемную. В дальнем углу ее окна сидела Анна. Я кивнул ей, и она вошла в зал суда.
   – Ваша честь, это Анна Страделла, – представил я свидетеля. Лицо Норы было бледным от гнева. Я слышал, как она что-то прошептала Гордону. Старая леди была просто спокойна, а Дани искренне заинтересована.
   – Садитесь, пожалуйста, мисс Страделла, – судья показал на стул рядом с собой. Анна села, и к ней подошел секретарь суда, держа в руках Библию. Анна принесла присягу.
   – Вы можете приступать, полковник, – сказал судья. Глаза его за стеклами очков лучились живым любопытством. На лице его появился интерес.
   Анна была вся в черном, но темное одеяние не могло скрыть ее пышных форм. Она сидела безмолвно, вцепившись обеими руками в сумочку.
   – Не расскажите ли суду, как мы встретились, Анна? – спросил я.
   – Я встретила полковника Кэри, когда он пришел на похоронную церемонию поговорить с семьей Тони Риччио.
   Краем глаза я заметил, как Дани внезапно наклонилась вперед, всматриваясь в девушку.
   – Что вы там делали, Анна?
   – Тони был моим женихом, – тихо ответила она. – Мы были обручены и собирались пожениться.
   – Как долго вы были в таких отношениях?
   – Девять лет.
   – Долгий срок для обручения, не так ли?
   – Пожалуй, да, – согласилась она. – Но Тони хотел дождаться, пока он станет богатым.
   – Понимаю. Вы знали, что он работает у мисс Хайден, не так ли? Она кивнула.
   – Вы когда-нибудь обсуждали с Тони характер этой работы? Она покачала головой.
   – Нет, никогда. Но Тони часто рассказывал о мисс Хайден.
   – Что он говорил о ней? Гордон сорвался с места.
   – Я должен выразить решительный протест против такой линии допроса, ваша честь! Их взаимоотношения совершенно несущественны и не имеют никакого отношения к рассматриваемому делу.
   – Протест отклоняется, – едва ли не небрежно сказал судья. Я видел, что он сам заинтересован моими действиями. – Продолжайте, полковник Кэри.
   – Он говорил, что она богатая дама средних лет и что в один прекрасный день он получит от нее кучу денег.
   Я бросил взгляд на Нору. Она сидела белая, как полотно, с искаженным от гнева лицом. Я снова обратился к Анне:
   – Говорил ли он что-нибудь об отношениях со своей хозяйкой, в доме которой он жил?
   – Да, – еле слышно шепнула она. – Он говорил, что разрывается между матерью и дочкой и не знает, куда податься.
   – То есть, насколько я понимаю, он был в интимных отношениях с обеими?
   – Да.
   – Был ли он в это время в таких же отношениях с вами? Анна уставилась в пол.
   – Да, – наконец прошептала она.
   – И вы не протестовали против отношений, которые сложились у него с мисс Хайден и ее дочерью?
   – Что толку, если бы я и протестовала? – горько спросила она. – Он говорил мне, что ему приходится. Это было частью его обязанностей.
   – Это ложь! – внезапно крикнула Дани. – Грязная ложь!
   Судья гулко стукнул своим молотком. – Тихо, Даниэль, – предупредил он ее. – Или я прикажу вывести тебя из зала.
   Дани с окаменевшим лицом посмотрела на меня. Теперь я знаю, как чувствовал себя Иуда, когда на него глядел Иисус Христос. Я повернулся к Анне.
   – Когда вы в последний раз видели своего жениха живым? – спросил я.
   – Примерно за две недели до его смерти.
   – Что он вам тогда говорил?
   – Он вручил мне большой коричневый конверт и попросил сохранить его для него. Он сказал, что в нем письма от мисс Хайден и ее дочери. И что не пройдет много времени, как они принесут ему кучу денег. Хватит, чтобы мы могли пожениться.
   – Вы читали эти письма?
   – Нет. Конверт был запечатан.
   – И что вы с ними сделали?
   – Я спрятала их, – сказала она. – Затем как-то вечером брат сказал мне, что Тони просит их вернуть ему, и я отдала их брату. И только затем я узнала, что Тони был уже мертв.
   – Что ваш брат сделал с этими письмами?
   – Он их продал.
   – Кому?
   – Мисс Хайден.
   – Но ведь мисс Хайден получила не все письма, не так ли?
   – Да. Два из них мой брат оставил у себя.
   – И что он с ними сделал? Она в упор посмотрела на меня.
   – Он их продал вам за сто долларов. На этот раз с места сорвалась Нора.
   – Грязный маленький подонок!
   Гордон сидел, выпрямившись, по его лицу я видел, что он удивлен не меньше остальных. Скорее всего, он даже не знал о существовании этих писем.
   Я вынул их из кармана.
   – Те ли это письма, которые ваш брат вручил вам, чтобы вы передали их мне? – спросил я.
   Она посмотрела на них.
   – Те.
   – Это все, Анна. Благодарю вас.
   Встав, она двинулась к выходу. Остановившись у распахнутых дверей, она на секунду остановилась, глядя назад, и двери за ней закрылись.
   – Я хотел бы прочитать выдержку из одного из этих писем, – сказал я и тут же, не дожидаясь реакции судьи, прочел последний абзац из письма Норы.
   – Мама, ты не говорила мне, что собираешься выйти за него замуж! – воскликнула Дани. Она смотрела на нее, и в ее взгляде читалось прямое обвинение. – Ты мне не говорила!
   – Тихо, Дани! – инспектор по надзору взяла Дани за руку. Гордон уже стоял.
   – Я считаю, что показания этой женщины и выдержка из письма должны быть вычеркнуты из протокола как несущественные и бездоказательные.
   – Протест удовлетворен, – небрежно сказал судья. Он посмотрел на меня. – У вас есть еще сюрпризы для нас, полковник Кэри?
   – Есть, ваша честь. Я хотел бы задать несколько вопросов мисс Хайден.
   Гордон снова вскочил.
   – Я протестую, ваша честь.
   – Протест отклонен.
   – Я прошу сделать краткий перерыв, чтобы посоветоваться со своим клиентом, – заявил Гордон.
   Перегнувшись через стол, судья посмотрел на него.
   – В данном суде присутствует масса ваших клиентов, мистер Гордон. С кем именно хотели бы вы посоветоваться?
   Гордон вспыхнул.
   – С мисс Хайден, ваша честь.
   Судья кивнул. Молоток гулко стукнул по столу.
   – Суд объявляет перерыв на пятнадцать минут.
   Мы все встали, когда он покидал зал суда. Мисс Спейзер отвела Дани. Как только за ней закрылась дверь, Гордон повернулся ко мне. Голос у него был хриплым и злобным.
   – Черт возьми, что вы тут еще собираетесь выкинуть, Люк?

3

   – Я делаю вашу работу, советник, – отпарировал я. – Защищаю свою дочь!
   – Вы ведете себя как полный идиот, Люк. Вы только ухудшите ее положение!
   – Что может быть еще хуже? Судья готов отправить ее за решетку.
   – Вы этого еще не знаете, – сказал он. – Он еще не вынес решения. И если оно нас не удовлетворит, мы сможем добиться нового слушания. У нас есть такие права.
   – Ну, и чего вы добьетесь? – спросил я. – Дани по-прежнему будет под замком. Почему вы так боитесь, что я могу докопаться до правды? Или у вас тоже рыльце в пушку, а?
   – Почему?
   Я видел, что он был искренне озадачен.
   – Нора боится, что я в самом деле могу выяснить всю правду о событиях той ночи. Поэтому-то она и натравила на меня Кориано, когда я отправился за письмами.
   – Натравила на вас?
   Вынув снимки из кармана, я показал их ему и объяснил, что произошло. Когда я засовывал их обратно, он был бледен.
   – И она предупредила меня, чтобы я никуда не лез, а то она пошлет их моей жене.
   – Я ни за что не должна была возвращать их тебе! – с силой сказала Нора. – Должно быть, я тогда сошла с ума!
   Гордон тоже был вне себя. Почти не сдерживаясь, он схватил ее за руку и оттащил в сторону.
   Я наблюдал за ними. Они отошли к задней стенке помещения. Я слышал, как они шептались, но не мог разобрать ни слова. Сев, я потянулся к стакану с водой. Мне хотелось взять сигарету, но я не знал, можно ли курить в зале суда.
   – Ваша дочь была очень расстроена, полковник, – сказал доктор Вайдман.
   Я посмотрел на него. В его глазах была нескрываемая симпатия ко мне. Я отпил воды.
   – Я предпочитаю, чтобы она волновалась сейчас, чем потом после трех лет в исправительном заведении придется приводить ее в себя.
   Вайдман промолчал. Я взял сигарету и закурил. Черт с ними, с правилами. Я чувствовал, как у меня дрожат руки.
   Старая леди, подойдя, прикоснулась к моей руке. Голос у нее был таким же мягким и спокойным, как и прикосновение.
   – Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, Люк.
   Я посмотрел на нее. Казалось, она единственная из нас еще сохраняла здравомыслие. Я сжал ее пальцы.
   – Я тоже надеюсь, – выдавил я.
   Внезапно мне захотелось, чтобы тут была Элизабет. Она-то поняла бы, что я должен сделать, она бы могла успокоить страхи и тревоги, которые стали пробуждаться во мне. Возможно, Гордон и нрав. Возможно, я принесу больше вреда, чем пользы. Я не знал. Никогда раньше мне не приходилось чувствовать такое одиночество.
   Дверь кабинета судьи открылась, и он вошел в зал. Мы стояли, пока сигнал молотка не дал нам знать, что можно сесть. Гордон и Нора вернулись на свои места за столом. Я видел, что лицо у Гордона по-прежнему пылает и он с трудом сдерживает гнев.
   – Пусть пристав пригласит девочку, – приказал судья. Помощник шерифа подошел к помещению, где была Дани с Мариан, и постучал в двери. В ту же секунду в зале суда появилась Дани в сопровождении инспектора.
   Теперь темные круги под ее глазами виднелись еще отчетливее. Я понял, что она снова плакала. Садясь на место, она отвела от меня глаза.
   – Можете приступать, полковник Кэри, – сказал судья. Но прежде чем я успел подняться, вскочил Гордон.
   – Я должен опять выразить свой протест по поводу этой процедуры, ваша честь. Она в высшей степени выходит за рамки и в случае продолжения может привести к изменению предмета слушания и вызвать предубеждение к данному составу суда.
   Внезапно в глазах судьи Мэрфи появился ледяной блеск.
   – Вы угрожаете суду, советник?
   – Ни в коем случае, ваша честь. Я просто высказываю свое мнение, на которое имею законное право.
   – Суд уважает права досточтимого советника, чем же холодным голосом сказал судья, – и ценит его мнение. Но суд считает нужным уточнить, что обвинение в предубеждении, которое идет на пользу несовершеннолетней, говорит лишь о том, что суд выполняет свою задачу. В соответствии с законом, основная цель данного суда это защищать интересы несовершеннолетних граждан.
   Гордон молча сел. Судья посмотрел на меня. Теперь голос у него смягчился:
   – Можете приступать, полковник. Я поднялся со своего места.
   – Я хотел бы задать несколько вопросов мисс Хайден.
   – Мисс Хайден, не будете ли вы так любезны занять место? – предложил судья, показывая Норе на стул, где только что сидела Анна.
   Нора несколько секунд смотрела на Гордона. Он кивнул. Нора встала. Секретарь подошел к ней, чтобы принять у нее присягу.
   Сев, Нора посмотрела на меня. Лицо ее было спокойным и бесстрастным, как одна из тех резных масок, что висели у нее в мастерской. Я перевел дыхание.
   – Нора, – начал я, – на прошлой неделе, во время коронерского расследования, ты подтвердила, что в тот день, когда Тонни Риччио был убит, ты весь день ссорилась с ним. Можешь ли ты сообщить нам, во сколько началась эта ссора?
   – Точно я не помню.
   – Примерно. В восемь утра? В десять? Двенадцать? В два часа дня? Я заметил, что глаза ее потускнели. Она поняла, к чему я клоню.
   – Мне трудно припомнить точное время.
   – Возможно, я могу помочь тебе освежить память. Весь день ты была в Лос-Анжелесе. В «Вестерн Эйрлайнс» мне сказали, что ты была в списке пассажиров рейса, который вылетел из Лос-Анжелеса и прибыл в Сан-Франциско в пятницу в десять минут пятого. Учитывая вероятные уличные заторы, дома ты была, скорее всего, скажем, к пяти. Так во сколько же началась ссора?
   – Примерно в это время.
   – Значит, ссора, о которой идет речь, длилась не весь день, а началась примерно в пять часов дня? Так?
   – Так.
   Гордон снова вскочил, как чертик из коробки.
   – Ваша честь, – воскликнул он, – мне просто не хватает слов…
   – Мистер Гордон! – Гневно крикнул судья. – Прошу вас не мешать судебному расследованию! Как адвокат, представляющий перед лицом суда интересы несовершеннолетней, вы должны приветствовать любую информацию, которая может пролить свет на причины ее поступков и содействовать ее защите. Суду становится ясно, что вы стремитесь обслужить слишком много клиентов, что заставляет вас отвергать некоторые факты. И разрешите мне напомнить вам, что судья здесь я, и у вас будет возможность высказать свое мнение в установленном порядке. А теперь прошу сесть.
   Гордон опустился на место. Лицо его было багровым от ярости. Судья обратил свое внимание на меня:
   – Продолжайте, пожалуйста, полковник Кэри.
   – Был ли кто-нибудь дома, когда ты приехала? – спросил я. В первый раз Нора помедлила с ответом.
   – Я не понимаю, что ты имеешь в виду.
   – Был ли дома кто-нибудь из прислуги?
   – Нет, думаю, что никого не было.
   – Были ли дома Дани и Риччио?
   – Да.
   – Оба?
   – Оба.
   – Видела ли ты их по приходе?
   – Нет, – она покачала головой. – Я направилась прямо в студию. Я хотела тут же набросать некоторые идеи, пока не забыла их.
   – Сколько было времени, когда ты наконец увидела их?
   Она посмотрела на меня. В первый раз я увидел умоляющее выражение в ее глазах. Казалось, что она готова просить меня остановиться.
   – Сколько было времени? – холодно повторил я.
   – Примерно… примерно половина восьмого.
   – То есть, ссора началась примерно в половине восьмого, а не в пять часов? – спросил я.
   Она смотрела себе на руки.
   – Это верно.
   – Ты также свидетельствовала у коронера, что ссора имела отношение к деловым вопросам, – сказал я. – Но это не было подлинной причиной, не так ли?
   – Нет.
   – И когда ты говорила мисс Спейзер, что не знала о взаимоотношениях Дани и Риччио, – продолжал я, – это тоже не было правдой? Так?
   Она стала тихо плакать, и слезы, скапливаясь на ресницах, ползли по щекам. Она нервно ломала пальцы.
   – Нет.
   – Где ты их увидела?
   – Когда я поднялась наверх переодеться к обеду, – еле слышно шепотом сказала она.
   – Где, а не когда. В какой комнате?
   Она не поднимала глаз.
   – В комнате Рико.
   – Что они там делали?
   – Они были… – От наплыва чувств у нее перехватило дыхание. Глаза у нее опухли. – Они были в постели.
   Я посмотрел на нее.
   – Почему ты не сказала этого при расследовании?
   – Я не могла даже представить себе, как это ужасно, – прошептала она. – Я не думала…
   – Ты не думала! – гневно прервал я ее. – В этом-то все и дело. Нет, ты-то думала. Ты-то понимала, что если ты проговоришься, тебе придется выкладывать всю правду. Обо всем, что произошло той ночью!
   – Я… я не понимаю, – произнесла она, и в глазах ее было испуганное и удивленное выражение.
   – Ты все понимаешь, – не скрывая своей жестокости по отношению к ней, сказал я. – Не знаю, как ты уговорила Дани, но ты понимала, что если скажешь правду, все остальное тоже выплывет на свет… то, что Тони Риччио убила ты, а не Дани!
   Я видел, как она старела буквально на глазах. Лицо ее окаменело и исказилось. Такой я никогда раньше ее не видел. За моей спиной раздался вскрик.
   – Нет, мамочка! Нет! Он не имеет права заставлять тебя признаваться!
   Я не успел повернуться к Дани, но она уже сорвалась со своего места и кинулась к матери. Она обняла Нору и осталась стоять, закрывая ее руками, словно защищая ее. Лицо ее по-прежнему было залито слезами, но глаза Дани были полны гнева и ненависти ко мне.
   – Ты думаешь, будто что-то знаешь! – крикнула она. – Ты вернулся после всех этих лет и уже думаешь, что все понимаешь! Ты чужой. Ты просто чужой. Ты не знаешь меня. Я не знаю тебя. Мы знаем только, как зовут друг друга!
   Я стоял и смотрел на нее.
   – Но, Дани…
   – Я сказала правду! – кричала она. – Но мне никто не верит! Я вам говорила, что там был несчастный случай, что я не хотела его, но мне не верят! Ты так ненавидишь мою мать, что не хочешь слушать меня!
   – И если ты хотел правды, папа, так слушай ее! Это был не Рик, которого той ночью в студии я хотела убить. Это была моя мать!

4

   Я обвел глазами помещение суда. Стояла мертвая тишина. Все смотрели на Дани. Даже стенографист, на чьем лице за все утро не выразилось никаких эмоций, уставился в пространство, пока его пальцы летали по клавишам машинки.
   – Мы лежали с Риком в постели, когда мать нашла нас, – тихим бесстрастным голосом начала она. – Мы знали, что уже поздно, но я не отпускала его. Он хотел, чтобы я наконец ушла, но я не соглашалась с ним. Мы ничего не слышали, и поэтому нам казалось, что мы одни в доме. Все уехали, даже слуги, и мы днями лежали в постель, поднимаясь только, чтобы поесть. И все же я не хотела уходить от него.
   Во взгляде ее появился обращенный ко мне вызов.
   – И хочешь знать, что мы делали, когда мать нашла нас, папочка? – спросила она. – Хочешь?
   Я не ответил.
   – Мы были голыми в постели. Он лежал на спине, а я стояла над ним на четвереньках. Ты понимаешь, что я имею в виду, папочка? Я изо всех сил ласкала его, чтобы он снова захотел меня, и мне не надо было уходить.
   К горлу подступила тошнота. Должно быть, мое лицо исказилось, потому что теперь она смотрела на меня уже без прежнего вызова.
   – Ты же понимаешь, что я имею в виду, папа, правда? – тихо повторила она. – Но ты не хочешь даже думать об этом. Даже про себя. Тебе по-прежнему хочется думать, что я та же маленькая девочка, которую ты оставил шесть лет назад. Так вот, я уже не та. Ты не хочешь думать, что я все знаю о таких вещах, и о том, как их надо делать. Но я знаю. Ты не хочешь думать, что твоя маленькая девочка делает такие вещи. Но я их делаю.
   Голос ее стал чуть громче, а на глазах блеснула влага.
   – Я делала их снова, снова и снова. Сколько у меня хватало сил! Она смотрела мне прямо в глаза, и спазма в желудке скручивала меня все туже.
   – Тебе не нравится слышать это, не так ли, папа?
   Я не отвечал. Я не мог.
   – Мать прошла через твою старую комнату. Помнишь, как ты заходил ко мне через нее? Так и она появилась. Только теперь это комната Рика… то есть была комнатой Рика. Она стащила меня с постели, отволокла в мою комнату и заперла там. Я плакала и кричала. Я кричала ей, что мы с Риком собираемся пожениться, но она не слушала меня. Я никогда раньше не видела, чтобы она была в такой ярости.
   – Потом она спустилась вниз в мастерскую, а я лежала на постели, пока не услышала, как Рик открывает двери. Я услышала его шаги по лестнице через ванную, которую мать забыла закрыть.
   Я очень тихо спустилась вниз. Я слышала на кухне голоса Чарльза и Виолетты. Я прокралась через холл и остановилась у дверей мастерской, прислушиваясь. Я слышала почти каждое слово из того, что они говорили.
   – Я слышала, как мать сказала Рику, что дает ему час на то, чтобы он убрался из дома. А Рик сказал, что он столько знает о нас обеих, он всему свету расскажет, какие мы шлюхи. Мать ответила, что если он тотчас же не уберется, он отправится в тюрьму за… – она запнулась на этом слове, – … за изнасилование несовершеннолетней, которое будет установлено законом.
   В зале суда пронесся шепоток.
   – Я слышала, как мать потом засмеялась и сказала, что ожидала от него нечто подобного, так что сколько он хочет? Тони тоже рассмеялся. Совершенно верно, сказал он. Пятьдесят тысяч долларов. Мать сказала ему, что он сошел с ума, и что она даст ему десять тысяч долларов. Ну тогда двадцать пять тысяч. «Хорошо», – услышала я, и тогда я прямо сошла с ума!
   Слезы обильно потекли у нее по щекам.
   – Я в самом деле сошла тогда с ума! Я могла думать только о том, что она снова это делает. То же самое, что она делала со всеми, кого я любила. То же самое, что она делала со всеми, кто любил меня. Она выгоняла и Тони!
   Я распахнула дверь и закричала на нее.
   – Ты не должна этого делать! – кричала я. – Ты не имеешь права его выгонять!
   Мать посмотрела на меня и приказала отправляться наверх к себе. Я посмотрела на Рика, и он тоже сказал мне, чтобы я слушалась мать.
   Я заметила долото на столе около дверей. Я схватила его и кинулась к матери.
   – Ты не имеешь права выгонять его! – кричала я. – Сначала я убью тебя!
   Я замахнулась на нее, но откуда-то между нами возник Рик, и долото попало ему в живот. Он остался стоять, прижав руки к животу.
   – Боже милостивый, Дани, что ты наделала? – сказал он. Потом я увидела, как между пальцами у него потекла кровь и кинулась мимо него к матери. Я кричала, что не хотела этого делать. Я в самом деле не хотела этого делать, мамочка!
   Она мне снова и снова говорила, что верит мне, что я не хотела этого.
   Она сказала, что мы должны будем всем объяснять, что он бил ее, а я пыталась ее защитить. И никому даже не надо знать, что было между Тони и мною. Она повторяла мне все снова и снова, пока не убедилась, что я скажу все слово в слово. Тут открылась дверь, вошел Чарльз, а я закрыла лицо руками.
   Они припали друг к другу. И мать и дочь плакали. Я смотрел на них. Они были так похожи друг на друга. Словно два разных изображения одной и той же женщины. Одинаковые слезы катились по их щекам. Мать и дочь. Одна и другая.
   У меня было ощущение, что я в каком-то ступоре. Наконец эта глухая оболочка лопнула. Нора все еще плакала, а глаза Дани уже высохли.
   – Теперь, когда ты знаешь всю правду, папа, – тихо спросила она, – ты лучше чувствуешь себя?
   Я заглянул ей прямо в глаза. Не знаю, что я там увидел, но спазма в желудке разжалась. Теперь я знал всю правду. Не знаю, как она стала мне ясна, потому что она все равно не рассказала ее, но теперь все было неважно. Потому что так хотела Дани. И поэтому так все и должно было быть. И потому что глубоко в душе я знал, что она не была убийцей.
   Судья объявил десятиминутный перерыв. Когда мы вернулись в зал суда, то безмолвно расселись по своим местам, пока он готовился объявить решение.
   – Решением данного суда, – начал он, – объявляется, что штат Калифорния будет продолжать осуществлять опеку над несовершеннолетней Даниэль Норой Кэри, в соответствии с рекомендациями инспекции по надзору. В дальнейшем она будет находиться в изоляции под юрисдикцией Совета по делам молодежи штата Калифорния, откуда инспектор по надзору должна будет доставить ее в северо-калифорнийский приемный центр в Перкинсе, где ей предстоит провести шесть недель, в ходе которых ей будет поставлен окончательный диагноз. Затем, по завершению данного периода, она будет отправлена в Санта-Росу в школу Лос Гуилкос, где, как предусматривается, ей предстоит пройти период реабилитации в течение не менее шести месяцев. После этого суд решит, передать ли ее под опеку бабушки с материнской стороны, заявлению которой в данный момент мы вынуждены отказать.
   Несовершеннолетняя Даниэль Нора Кэри будет находиться под надзором властей штата Калифорния, пока ей не исполнится восемнадцать лет или же пока она не предстанет перед данным судом за какой-либо иной проступок. Родители данной несовершеннолетней должны вступить в контакт с инспекцией по надзору и ежемесячно выплачивать штату Калифорния сумму в сорок долларов, пока несовершеннолетняя будет находиться в специализированных учреждениях штата.