Страница:
– Я в своем роде филантроп. – Адриенна улыбнулась. – И люблю свою работу. Вы знаете, что чувствуешь, когда держишь в руках миллионы. Смотреть, как бриллианты сверкают у тебя на ладони, и знать, что они стали твоими, потому что ты умна и ловка.
– Да, это действительно здорово! Никто не поймет вас лучше меня. Мне хорошо знакомо это чувство.
– И когда ночь холодная и тебя продувает ветром, когда ты карабкаешься вверх, а руки у тебя крепкие, как сталь, а мысль твоя ясна и остра, как лезвие ножа. А предвкушение того, что будет… Это то же, что ты чувствуешь, когда собираешься открыть бутылку «Дом Периньон», помните это ощущение перед тем, как вылетит пробка, и ваше возбуждение напоминает пузырьки, стремящиеся вырваться на свободу.
Филипп вытащил из пачки следующую сигарету. «На самом деле за этим стоит гораздо большее, – подумал он. – Скорее это похоже на мгновение, когда ты чувствуешь, как в порыве страсти твое семя извергается в лоно женщины».
– Я знаю, что это может стать наваждением. Однако знаю также и то, что, когда достигаешь вершины, надо остановиться.
– Как сделали вы?
– Верно. Умный игрок понимает, когда выигрыш настолько велик, что пора прекратить игру, потому что счастье и удача могут покинуть его. – Филипп выдохнул дым. – Вы назвали мне одну причину, Эдди. А как насчет другой?
Она ответила не сразу. Поднялась с места и подошла к перилам, загляделась на пляж, который был хорошо отсюда виден. Адриенна не знала, доверяет ли она этому человеку. Да и почему она должна была ему верить? Уж слишком они похожи.
– Сначала мне нужно было утвердиться.
– В чем?
– То, что я скажу вам, должно остаться между нами. Вы не должны этого сообщать вашему начальству.
Филипп пожал плечами.
– Я здесь далеко не только потому, что должен информировать свое начальство.
– Не знаю.
Адриенна помедлила с минуту, пытаясь оценить, насколько он искренен.
Она могла бы солгать, могла бы сказать правду и прикидывала, что безопаснее. Если он по-прежнему будет следовать за ней по пятам, она не сможет вернуться в Якир, чтобы забрать то, что по праву принадлежит ей.
– Я знаю, кем вы были, Филипп, но не спросила, почему это произошло.
– А вы хотели бы узнать?
Адриенна удивленно посмотрела на него. Она не ожидала, что Филипп с такой готовностью отзовется на ее слова.
– Да, но не сейчас. Что касается меня, то я никому не рассказывала о своей жизни так подробно, как вам. Даже Селеста знает только часть правды. Я никого не хочу допускать в свою личную жизнь.
– Но сейчас уже слишком поздно идти на попятный, и нет смысла сожалеть о том, что сделано.
– Да. – Адриенна снова повернулась к молодому человеку. – Мне хочется знать о вас все. Неважно, из каких побуждений вы стали вором. Лучшие воры – это сочетание практицизма и романтики. Какую роль в вашей деятельности сыграла романтика?
Филипп тоже поднялся и остановился у перил – их разделял стол.
– Большую, если, как видите, наши пути пересекаются снова и снова. И не имеет значения, насколько неудобным это может быть для нас обоих.
Даже под жарким солнцем Адриенна вздрогнула, как от холода. Она знала, что судьба – это нечто такое, чего изменить нельзя.
– Вероятно, вы правы, но для меня сейчас это не главное. Вы спросили, почему я продолжаю работать, и я отвечу вам. Ради практики, так сказать, ради тренировок, потому что впереди меня ждет величайшее дело моей жизни. Впрочем, такое дело стало бы величайшей кражей для каждого.
Филипп напрягся. Он никак не ожидал услышать такое.
– Что вы хотите сказать?
– Вы слышали о «Солнце и Луне»? У Филиппа сжалось горло.
– Господи, да вы рехнулись! Вы что, не знаете, что один безумец уже пытался украсть ожерелье? Вору отрубили обе руки, а потом перерезали глотку.
– И кровь его омыла «Солнце и Луну». – Адриенна передернула плечами. – Из таких сплетен рождаются легенды.
– Это не игра. В Якире не проявляют к ворам милосердия и не сажают их в тюрьму. Ради бога, Адриенна, вы это знаете лучше меня! В вашей стране не имеют понятия о справедливости и правосудии.
– Я добьюсь своего! – Адриенна отступила на шаг и заговорила страстно и убежденно: – С того самого первого раза, когда я совершила кражу, чтобы заплатить за лечение матери, я поклялась, что добьюсь справедливости. Ожерелье принадлежало ей. Это был свадебный подарок. По законам Якира, что подарено женщине на свадьбу, остается с ней навсегда, даже после смерти или развода. То, чем обладает женщина к моменту брака, становится собственностью мужа, и он волен делать с этим имуществом, что пожелает. Но то, что подарено невесте, становится ее собственностью навсегда. Поэтому «Солнце и Луна» принадлежит моей матери. Абду отказался отдать ей драгоценности, и я намерена их вернуть.
– Но какой в этом смысл?
Адриенна словно бы не слышала вопроса Филиппа и продолжала с горечью рассуждать вслух:
– Отец должен за все ответить! Он знал, в каком отчаянном положении мы оказались. Я наступила на горло собственной гордости и написала ему, попросила о помощи. Абду ответил, что подал на развод и снимает с себя всякую ответственность, не собирается помогать бывшей жене и ее ребенку. Мама была больна, поэтому мы не могли поехать в Якир и потребовать в соответствии с законом, чтобы нам вернули ожерелье.
– Но теперь слишком поздно – ожерелье уже ничего не сможет изменить.
– Вы ошибаетесь, Филипп. – Теперь в голосе Адриенны уже не было страсти, он стал ледяным и каким-то мертвым. – Мстить никогда не поздно. Когда я заберу ожерелье – красу и гордость Якира, то нанесу отцу страшный удар. Пусть испытает хоть часть страданий, которые выпали на долю мамы. Я мечтаю о мести и осуществлю ее! Это будет сладкая месть!
Филипп никогда не испытывал к кому-то ненависти. Он никогда не крал ради высокой цели; единственное, чего он хотел, – это выбраться из нищеты и жить в комфорте. Но он не мог не понять Адриенну.
– Вы представляете, что будет, если вас поймают?
Она пристально посмотрела на Филиппа. Ее глаза были темными и спокойными.
– Прекрасно представляю. Ни мой титул, ни американское гражданство не защитят меня. Я сама за все отвечу. Но согласитесь, некоторые азартные игры сопряжены с риском.
– Однако, – нахмурился Филипп, – риск здесь будет очень большим.
– Я знаю, как похитить драгоценности. У меня было десять лет на то, чтобы разработать план.
Стальные нотки в ее тоне подсказали Филиппу, что отговаривать ее бесполезно.
– Мне хотелось бы услышать, в чем он состоит.
– Может быть, я расскажу вам об этом в другой раз. Неожиданно Филипп улыбнулся, казалось, его настроение резко изменилось.
– Хорошо, мы поговорим об этом позже. А сейчас мне хочется искупаться.
«Нет, я не должна ему доверять, – снова подумала Адриенна. – Лучше всего приглядывать за ним, пока он будет приглядывать за мной».
– Я тоже с удовольствием искупаюсь, – кивнула она. – Встретимся на пляже минут через пятнадцать.
Вода была прохладной и прозрачной, похожей на жидкое стекло. Кораллы поражали взгляд причудливыми формами и игрой красок, течение колыхало фантастически красивые водоросли. Между ними сновали рыбы с радужными хвостами, переливаясь всеми цветами радуги.
Надев маску, Адриенна нырнула достаточно глубоко. Филипп последовал за ней. Они могли изъясняться только жестами, но этого было вполне достаточно, так как они хорошо понимали друг друга.
Адриенна не задавалась вопросом, почему она чувствует себя так легко в обществе Филиппа – ее покинули настороженность и нервозность, ей было так же хорошо с ним, как в тот вечер, когда они ужинали в загородном ресторане. У нее не было друзей, а только множество знакомых, и они так же легко входили в ее жизнь, как и покидали ее. Хотя девушка и не доверяла Филиппу полностью, между ними уже возникла дружба, и она была рада, что он рядом. С ним Адриенна не была принцессой или выдающимся вором, а просто женщиной, наслаждавшейся солнцем и волшебством моря.
Она всплыла на поверхность и поднялась над водой, опираясь ластами на подводный камень. Вода стекала с ее волос, как драгоценные камни, блестела на коже. Филипп тоже вынырнул и встал рядом. Он тряхнул головой, чтобы откинуть прилипшие ко лбу волосы, и спросил:
– Что вас так развеселило?
– Одна рыба с выпученными глазами. Она напомнила мне лорда Фьюма.
– Вы всегда смеетесь над своими жертвами?
– Только когда они того заслуживают. О, какое чудесное солнце! – Адриенна закрыла глаза и подняла лицо, подставляя его солнечным лучам. Сейчас она напоминала русалку или сирену. – Но вам-то не следует долго оставаться на солнце – оно не пощадит вашей бледной британской кожи.
– Беспокоитесь обо мне?
Когда Адриенна взглянула на молодого человека, в ее глазах не было настороженности – казалось, он ее позабавил. «Прогресс, – подумал Филипп, – хотя и небольшой».
– Я не простила бы себе, если бы по моей вине вы получили солнечный ожог.
– А в Лондоне сейчас идет снег, все садятся за стол и принимаются за рождественского гуся.
– А в Нью-Йорке гуся еще не начинают жарить. – Адриенна набрала в ладони воды и пропустила ее сквозь пальцы. – У нас всегда бывала на Рождество индейка, – вздохнула девушка и, прикрыв глаза рукой, начала вглядываться в горизонт. – Смотрите, приближается корабль.
Чтобы лучше его рассмотреть, она попыталась приподняться и соскользнула в объятия молодого человека. Он подхватил ее в воде и прижал к себе. Адриенна попыталась отстраниться, но он держал ее крепко, а ее ноги не доходили до дна. Чтобы удержаться на месте, ей пришлось ухватиться за его плечи.
Она видела, что глаза его потемнели, как туман, в тот момент, когда луна скрывается за облаками. Его дыхание касалось ее губ, его руки потянулись к ней и коснулись ее кожи. Когда Филипп подался вперед, Адриенна повернула голову, и его губы прикоснулись к ее щеке. Ее охватило странное чувство – смесь страха и желания.
– Вы словно море, – сказал Филипп. – Прохладная и непокорная. – Он снова провел губами по ее коже и почувствовал, как она задержала дыхание, а по телу ее пробежала дрожь. – Адриенна!
Она заставила себя посмотреть на него. Она всегда смотрела в лицо опасности. Солнце нагревало ее волосы; отражаясь от воды, оно казалось ослепительным. Где-то позади раздавались голоса, но звучали они еле слышно, потому что сердце ее билось, как молот, буквально оглушая ее. Филипп улыбнулся.
– Расслабьтесь. – Его пальцы погладили ее по спине. – Я держу вас и не дам утонуть.
Их губы слились и оторвались друг от друга только тогда, когда у обоих перехватило дыхание. Понимая, что еще чуть-чуть, и он не сможет сдерживать свое желание, Филипп отстранил ее от себя.
– Как насчет того, чтобы выпить? Адриенна непонимающе уставилась на него.
Он поцеловал ее в кончик носа и прикоснулся к ней легко и бережно.
– Я сказал, давайте выпьем, к тому же моей бледной британской коже угрожает солнечный ожог.
– Ах, да! – Адриенна словно очнулась от действия снотворного или наркотика и согласилась: – Хорошо. Пойдем в бар.
Они пили терпкую ледяную «Маргариту» и слушали трио музыкантов, играющих на маримба[33] рождественские гимны. С аппетитом, пробужденным солнцем и водой, уплетали энчиладас[34], щедро сдобренное сыром и острым соусом. Затем поехали кататься по острову, выбрав узкую извилистую дорогу. Они проезжали мимо маленьких каменных памятников, вызвавших у Адриенны мысли о старинных ритуалах и древних богах.
Филипп решил заполнить весь ее день, заставить забыть о печали, овладевшей ею на рассвете. Он больше не спрашивал себя, нужно ли ее защищать и утешать. Мужчина, жизнь которого прошла среди женщин, всегда принимает правильное решение.
Дорога привела их к северной оконечности острова и к маяку, откуда открывался потрясающий вид.
Прихватив по бутылке минеральной воды, они уселись на сухую траву и смотрели, как море пенится у берега и выплевывает эту пену.
– Расскажите мне о своем доме.
– В Лондоне?
– Нет. – Адриенна сбросила сандалии. – О том, что за городом.
– Вам он показался бы истинно британским.
Когда Филипп прикоснулся к ее волосам, она не отпрянула. Это было что-то новое в их отношениях.
– Дом эдвардианский, кирпичный, трехэтажный. В нем есть картинная галерея, где много портретов, и, поскольку я не знаю своих предков, мне пришлось их позаимствовать.
– Откуда?
– Из антикварных магазинов. Есть там дядя Сильвестр, очень суровый викторианский джентльмен, и его жена тетушка Агата с лицом, похожим на пудинг. Приобрел я себе и несколько кузин, одни из них очень величественные, другие же просто зловещие. Есть прабабушка. Она не отличалась благонравием, вероятно, была просто потаскухой и втерлась в семью, несмотря на яростное сопротивление, но уж правила ею железной рукой.
– Вы страдали от того, что у вас не было большой семьи?
– Может быть. Во всяком случае, портреты этих так называемых родственников украсили стены галереи. Из гостиной можно попасть в сад, где есть розы, рододендроны, сирень, лилии. Там живая изгородь из тиса, а в западной части рощица из ясеней и небольшой ручей. Есть еще и тимьян, лесные фиалки…
Адриенна почти ощутила их запах.
– Почему вы купили этот дом? Вы не похожи на человека, склонного проводить тихие вечера у камина или бродить по лесам.
– Всему свое время. Я купил его, чтобы у меня было место, где я смогу осесть, когда решу, что пришло время остепениться.
– Вы к этому стремитесь?
– Я всегда стремился к комфорту. – Филипп пожал плечами и осушил свою бутылку. – Еще совсем юным я понял, что для того, чтобы хорошо жить в Лондоне, надо брать то, что можно взять, и при этом опередить других желающих. И оказался расторопнее многих.
– Вы были легендой. Да нет, не ухмыляйтесь, правда, были. Каждый раз, когда происходила какая-нибудь грандиозная кража, ходили слухи, что это работа Ф. Ч. Например, коллекция де Марко. Скажите, это вы взяли ее? – Адриенна вопросительно посмотрела на него, а он только улыбнулся и потянулся за сигаретой. – Взяли или нет?
– Коллекция де Марко – одна из лучших в Милане. Прекрасные камни, – уклончиво ответил Филипп.
– Я знаю эту коллекцию. Так это вы взяли ее? Филипп вспомнил все так четко, будто это происходило вчера.
– В музее бдительно охраняли эти камни. Самая современная система сигнализации, световые и тепловые датчики, электронные замки. Сама коллекция помещалась в стеклянном футляре, похожем на купол.
– Все это мне известно. Расскажите, как вы это сделали. Я слышала по крайней мере десять вариантов описаний кражи, но все они не совпадали друг с другом.
– Видели вы «Королевскую свадьбу», да? Ну, ту картину, где Астер[35] танцует на потолке?
– Да, но это просто кино, трюк, съемка с помощью особых приемов, хорошая работа оператора. Готова признать, что вы очень ловкий человек, но не до такой же степени.
– Я запасся униформой музейного служителя и остался внутри после закрытия. Мне пришлось два часа подождать, прежде чем заняться делом, и надо было успеть все закончить, пока охранники не начали обход. Мне пришлось забраться вверх по стене и проползти по потолку.
– Если вы не хотите рассказать мне, как вы это сделали, так и скажите.
– Я и рассказываю, как все было. Все очень просто: я использовал вакуумные присоски. Не такие, как продаются в магазинах, торгующих инструментами и разным оборудованием, но похожие.
– Так вам удалось проползти с этими присосками по потолку?
– Более или менее. Конечно, во все время работы я не мог на них удерживаться. Я прицепил к потолку трапецию с помощью болтов. Помню, как я висел над этими блестящими камешками и не мог себе позволить даже вспотеть. У меня была карбидная дрель, упакованная для изоляции в стайрфоум[36], чтобы заглушить звук. Когда мне удалось преодолеть стекло, вот тогда началась настоящая работа. У меня в мешке были стразы точно такого же веса, как те, что находились под стеклом. Если бы хоть на долю секунды вес изменился, тотчас бы включился сигнал тревоги. У меня вся эта процедура заняла почти час. При этом кровь ударила мне в голову, а пальцы онемели. После этого я раскачался на трапеции и приземлился за пределами зоны действия сигнализации.
Помню, у меня было ощущение, будто ноги мои пронзают стрелы. Я с трудом мог ползти. И самое плохое было то, что я этого не просчитал заранее.
Сейчас, оглядываясь на все это, Филипп мог позволить себе посмеяться.
– Я сидел там и отчаянно колотил себя по ногам, пытаясь восстановить циркуляцию крови и представляя, что меня поймают не потому, что я оказался плох в своем деле, а потому, что мои чертовы ноги онемели и отказываются действовать.
Адриенна слушала его рассказ с жадным любопытством.
– И что же вы предприняли?
– Представил себя в тюремной камере, после чего ретировался очень быстро и отнюдь не самым изящным способом – на четвереньках. К тому времени, когда включилась сигнализация, я уже отмокал в ванне в номере отеля. – Филипп швырнул сигарету в пенящуюся воду и продолжил: – Я в первую очередь деловой человек, Эдди. Именно тогда я понял, что настало время выйти из игры. Спенсер (теперь он мой начальник) подобрался ко мне слишком близко.
– Почему, зная о том, что вы вор, Интерпол пригласил вас сотрудничать с ними?
– Лучше иметь волка на глазах, чем дозволить ему гулять на воле. Так мне кажется. Рано или поздно допускаешь просчет. И достаточно всего одной ошибки. А я не хотел сесть в тюрьму.
Адриенна снова устремила взгляд на беспокойное море.
– Мне надо сделать еще только одну работу, и я надеюсь не ошибиться.
Филипп ничего не ответил. Он был уверен, что, потратив немного времени и терпения, сможет переубедить девушку. Если не подействуют слова, он всегда сумеет создать на ее пути препятствия.
– Что скажете насчет сиесты перед рождественским обедом?
– Хорошо. – Она поднялась, держа свои сандалии за ремешки. – Но теперь машину поведу я.
Адриенна долго нежилась в теплой ванне, в облаках душистой пены. Она наслаждалась неторопливыми приготовлениями, хотя вечер в обществе Филиппа едва ли можно было назвать свиданием. Девушка знала, что главная причина, по которой он готов был ее сопровождать, заключалась в том, что подолгу службы Филипп должен наблюдать за ней. Она сказала ему, что других дел на острове у нее нет, но он был не обязан ей верить.
Так она говорила себе, выбирая на вечер тонкое белое платье с открытой спиной и широкой длинной юбкой, на которую пошли ярды и ярды ткани. Филипп убежден, что ей приятно его общество, ему и в голову не придет, что завтра… она покинет эту страну. Пора привести в исполнение план, который она начала строить десять лет назад. Скоро – после Нового года – она вернется в Якир. Адриенна вдела в уши камни, столь же холодные, как и ее мысли, и столь же фальшивые, как и тот образ, в котором она собиралась предстать перед отцом.
Но сегодняшний вечер она проведет в свое удовольствие, нежась в свете тропического закатного солнца, слушая шепот моря.
Когда Филипп постучал в ее дверь, Адриенна уже была готова. Он тоже был в белом. На фоне пиджака его рубашка чуть отливала голубизной.
– Есть нечто привлекательное в том, чтобы проводить зиму в жарком климате.
Молодой человек провел руками по ее обнаженным плечам.
– Вы отдохнули? – Да.
Адриенна не сказала ему, что побывала в отеле «Эль Гранде», чтобы упаковать вещи и выписаться.
– Хорошо. Прежде чем мы отправимся обедать, я хочу кое-что предложить.
Филипп вытащил из кармана маленькую, обтянутую бархатом коробочку.
– Нет! – Ее голос прозвучал холоднее, чем она хотела, но он взял ее за руку и вложил коробочку в ее пальцы.
– Невежливо отказываться от рождественского подарка, кроме того, это еще и плохая примета.
Филипп не добавил, что вынужден был дать хорошие чаевые ювелиру, чтобы тот открыл свою лавочку в праздник.
– Это совсем необязательно.
– Разве? – откликнулся он. – Да ну же, Адриенна, такая женщина, как вы, должна уметь с изяществом принимать подарки.
Конечно, Филипп был прав, а она вела себя как дура. Адриенна щелкнула замочком футляра и принялась рассматривать лежавшую на белом атласе булавку. «Нет, булавка не лежит, не покоится, – подумала Адриенна, – она будто притаилась в засаде, как пантера, такая же черная и изогнутая, с рубиновыми глазами».
– Красиво.
– Она напомнила мне вас. У вас есть нечто общее, – сказал Филипп, прикалывая булавку к платью.
– От одного взломщика другому? – улыбнулась Адриенна и погладила булавку.
– Нет, от одной беспокойной души другой, – поправил ее Филипп. И, опустив пустую коробочку в карман, подал Адриенне руку.
Молодые люди пообедали изысканно приготовленным омаром, запивая его вином, сохранившим аромат винограда, в то время как мариачис[37] прохаживались между столиками и пели о любви. Со своего места у окна они могли наблюдать за людьми, прогуливающимися по берегу моря вдоль дамбы, и видеть, как мальчишки, всегда охотившиеся за мелкой монетой, дежурили возле такси.
Солнце зашло – закат был ярким и красочным, на небо поднялась медлительная и величественная луна.
Адриенна попросила Филиппа рассказать о его детстве и была удивлена, что он не попытался увильнуть от ответа или отделаться шуткой.
– Моя мать продавала билеты в кассе кинотеатра. Мне это нравилось, потому что я всегда мог торчать в кино, хоть целый день, и смотреть все фильмы подряд. Но мама зарабатывала мало, и денег хватало только на то, чтобы оплачивать жалкую двухкомнатную квартирку в Челси. Мой отец ворвался в жизнь матери внезапно и столь же стремительно из нее исчез, когда узнал, что мать беременна.
В душе Адриенны зародилось сочувствие к молодому человеку.
– Должно быть, ей было трудно одной растить ребенка?
– Уверен, это был настоящий ад, но она никогда не подавала виду. Моя мать по натуре оптимистка и привыкла довольствоваться малым. Кстати, она страстная поклонница вашей матери. Когда мама узнала, что я обедал с дочерью Фиби Спринг, то в течение часа отчитывала меня за то, что я не привез вас повидаться с ней.
– Да, мама имела удивительную способность располагать к себе людей.
– Почему же вы не пошли по ее стопам и не стали актрисой?
– А разве я этого не сделала?
– Интересно знать, много ли вам приходилось лицедействовать.
– Лицедействовать? – Адриенна усмехнулась. – Столько, сколько требуется. А вашей матери известно о вашем… излюбленном занятии? О вашем влечении к?..
– Вы имеете в виду секс?
Филипп не был уверен, что девушка рассмеется, но она рассмеялась. Потом наклонилась к нему, и свет замерцал в ее глазах.
– Я говорю не о развлечениях, а о призвании, о вашей профессии.
– Ну, тут и говорить не о чем. Достаточно сказать, что моя мама неглупа. Еще вина?
– Немного, Филипп. А вы не думали о том, чтобы вернуться к прежним занятиям, чтобы совершить еще одну, необыкновенную кражу? Воспоминание о которой грело бы вас в преклонном возрасте?
– Говорите о «Солнце и Луне»?
– Ну, это уж мое дело, – Голос Адриенны прозвучал отчужденно.
– «Солнце и Луна», – повторил он, внимательно наблюдая за выражением ее лица. – Два фантастических сокровища в одном ожерелье. «Солнце» – бриллиант в двести восемьдесят карат, камень чистой воды, совершенно прозрачный, и, как говорит легенда, со сложной историей. Алмаз был найден в Индии, в Декане, в шестнадцатом веке. Говорят, что в необработанном камне было восемьсот карат. Камень был найден двумя братьями, и они, как Каин и Авель, поссорились из-за него, и один из них убил другого. Убийцу не сослали в страну Нод[38], как Каина, но судьба все равно покарала его. Его жена и дети утонули, оставив ему в утешение только холодный камень.
Филипп отхлебнул маленький глоточек вина. Адриенна молчала, и он снова наполнил ее и свой бокалы.
– Легенда гласит также, что он помешался и предложил свой камень дьяволу. Неизвестно, был ли принят дар или нет, но владелец был убит, а камень начал свои странствия, и всегда за ним тянулся кровавый след – ради него совершались предательства и убийства. Наконец камень примерно в 1876 году оказался в Якире.
– Мой прапрадедушка купил его для своей любимой жены. За сумму, равную полутора миллионам американских долларов. Этот подарок обошелся бы ему дороже, но к тому времени у камня уже была дурная слава.
Официант убрал со стола, и девушка продолжила:
– Камень огранил венецианец, который то ли оттого, что волновался, то ли от недостатка сноровки большую часть алмаза обратил в отходы. За это, прежде чем бросить его в пустыне, ему отрубили руки. В пару камню была найдена жемчужина, которую еще в древности выловили в Персидском заливе. Она была совершенной формы – блестящая, мерцающая, как сто пятьдесят карат лунного света! Пока бриллиант сверкает, жемчужина мерцает, волшебство жемчужины непрестанно пытается побороть силу бриллианта. Вместе они как война и мир, как лед и пламя. Или как солнце и луна.
– Да, это действительно здорово! Никто не поймет вас лучше меня. Мне хорошо знакомо это чувство.
– И когда ночь холодная и тебя продувает ветром, когда ты карабкаешься вверх, а руки у тебя крепкие, как сталь, а мысль твоя ясна и остра, как лезвие ножа. А предвкушение того, что будет… Это то же, что ты чувствуешь, когда собираешься открыть бутылку «Дом Периньон», помните это ощущение перед тем, как вылетит пробка, и ваше возбуждение напоминает пузырьки, стремящиеся вырваться на свободу.
Филипп вытащил из пачки следующую сигарету. «На самом деле за этим стоит гораздо большее, – подумал он. – Скорее это похоже на мгновение, когда ты чувствуешь, как в порыве страсти твое семя извергается в лоно женщины».
– Я знаю, что это может стать наваждением. Однако знаю также и то, что, когда достигаешь вершины, надо остановиться.
– Как сделали вы?
– Верно. Умный игрок понимает, когда выигрыш настолько велик, что пора прекратить игру, потому что счастье и удача могут покинуть его. – Филипп выдохнул дым. – Вы назвали мне одну причину, Эдди. А как насчет другой?
Она ответила не сразу. Поднялась с места и подошла к перилам, загляделась на пляж, который был хорошо отсюда виден. Адриенна не знала, доверяет ли она этому человеку. Да и почему она должна была ему верить? Уж слишком они похожи.
– Сначала мне нужно было утвердиться.
– В чем?
– То, что я скажу вам, должно остаться между нами. Вы не должны этого сообщать вашему начальству.
Филипп пожал плечами.
– Я здесь далеко не только потому, что должен информировать свое начальство.
– Не знаю.
Адриенна помедлила с минуту, пытаясь оценить, насколько он искренен.
Она могла бы солгать, могла бы сказать правду и прикидывала, что безопаснее. Если он по-прежнему будет следовать за ней по пятам, она не сможет вернуться в Якир, чтобы забрать то, что по праву принадлежит ей.
– Я знаю, кем вы были, Филипп, но не спросила, почему это произошло.
– А вы хотели бы узнать?
Адриенна удивленно посмотрела на него. Она не ожидала, что Филипп с такой готовностью отзовется на ее слова.
– Да, но не сейчас. Что касается меня, то я никому не рассказывала о своей жизни так подробно, как вам. Даже Селеста знает только часть правды. Я никого не хочу допускать в свою личную жизнь.
– Но сейчас уже слишком поздно идти на попятный, и нет смысла сожалеть о том, что сделано.
– Да. – Адриенна снова повернулась к молодому человеку. – Мне хочется знать о вас все. Неважно, из каких побуждений вы стали вором. Лучшие воры – это сочетание практицизма и романтики. Какую роль в вашей деятельности сыграла романтика?
Филипп тоже поднялся и остановился у перил – их разделял стол.
– Большую, если, как видите, наши пути пересекаются снова и снова. И не имеет значения, насколько неудобным это может быть для нас обоих.
Даже под жарким солнцем Адриенна вздрогнула, как от холода. Она знала, что судьба – это нечто такое, чего изменить нельзя.
– Вероятно, вы правы, но для меня сейчас это не главное. Вы спросили, почему я продолжаю работать, и я отвечу вам. Ради практики, так сказать, ради тренировок, потому что впереди меня ждет величайшее дело моей жизни. Впрочем, такое дело стало бы величайшей кражей для каждого.
Филипп напрягся. Он никак не ожидал услышать такое.
– Что вы хотите сказать?
– Вы слышали о «Солнце и Луне»? У Филиппа сжалось горло.
– Господи, да вы рехнулись! Вы что, не знаете, что один безумец уже пытался украсть ожерелье? Вору отрубили обе руки, а потом перерезали глотку.
– И кровь его омыла «Солнце и Луну». – Адриенна передернула плечами. – Из таких сплетен рождаются легенды.
– Это не игра. В Якире не проявляют к ворам милосердия и не сажают их в тюрьму. Ради бога, Адриенна, вы это знаете лучше меня! В вашей стране не имеют понятия о справедливости и правосудии.
– Я добьюсь своего! – Адриенна отступила на шаг и заговорила страстно и убежденно: – С того самого первого раза, когда я совершила кражу, чтобы заплатить за лечение матери, я поклялась, что добьюсь справедливости. Ожерелье принадлежало ей. Это был свадебный подарок. По законам Якира, что подарено женщине на свадьбу, остается с ней навсегда, даже после смерти или развода. То, чем обладает женщина к моменту брака, становится собственностью мужа, и он волен делать с этим имуществом, что пожелает. Но то, что подарено невесте, становится ее собственностью навсегда. Поэтому «Солнце и Луна» принадлежит моей матери. Абду отказался отдать ей драгоценности, и я намерена их вернуть.
– Но какой в этом смысл?
Адриенна словно бы не слышала вопроса Филиппа и продолжала с горечью рассуждать вслух:
– Отец должен за все ответить! Он знал, в каком отчаянном положении мы оказались. Я наступила на горло собственной гордости и написала ему, попросила о помощи. Абду ответил, что подал на развод и снимает с себя всякую ответственность, не собирается помогать бывшей жене и ее ребенку. Мама была больна, поэтому мы не могли поехать в Якир и потребовать в соответствии с законом, чтобы нам вернули ожерелье.
– Но теперь слишком поздно – ожерелье уже ничего не сможет изменить.
– Вы ошибаетесь, Филипп. – Теперь в голосе Адриенны уже не было страсти, он стал ледяным и каким-то мертвым. – Мстить никогда не поздно. Когда я заберу ожерелье – красу и гордость Якира, то нанесу отцу страшный удар. Пусть испытает хоть часть страданий, которые выпали на долю мамы. Я мечтаю о мести и осуществлю ее! Это будет сладкая месть!
Филипп никогда не испытывал к кому-то ненависти. Он никогда не крал ради высокой цели; единственное, чего он хотел, – это выбраться из нищеты и жить в комфорте. Но он не мог не понять Адриенну.
– Вы представляете, что будет, если вас поймают?
Она пристально посмотрела на Филиппа. Ее глаза были темными и спокойными.
– Прекрасно представляю. Ни мой титул, ни американское гражданство не защитят меня. Я сама за все отвечу. Но согласитесь, некоторые азартные игры сопряжены с риском.
– Однако, – нахмурился Филипп, – риск здесь будет очень большим.
– Я знаю, как похитить драгоценности. У меня было десять лет на то, чтобы разработать план.
Стальные нотки в ее тоне подсказали Филиппу, что отговаривать ее бесполезно.
– Мне хотелось бы услышать, в чем он состоит.
– Может быть, я расскажу вам об этом в другой раз. Неожиданно Филипп улыбнулся, казалось, его настроение резко изменилось.
– Хорошо, мы поговорим об этом позже. А сейчас мне хочется искупаться.
«Нет, я не должна ему доверять, – снова подумала Адриенна. – Лучше всего приглядывать за ним, пока он будет приглядывать за мной».
– Я тоже с удовольствием искупаюсь, – кивнула она. – Встретимся на пляже минут через пятнадцать.
Вода была прохладной и прозрачной, похожей на жидкое стекло. Кораллы поражали взгляд причудливыми формами и игрой красок, течение колыхало фантастически красивые водоросли. Между ними сновали рыбы с радужными хвостами, переливаясь всеми цветами радуги.
Надев маску, Адриенна нырнула достаточно глубоко. Филипп последовал за ней. Они могли изъясняться только жестами, но этого было вполне достаточно, так как они хорошо понимали друг друга.
Адриенна не задавалась вопросом, почему она чувствует себя так легко в обществе Филиппа – ее покинули настороженность и нервозность, ей было так же хорошо с ним, как в тот вечер, когда они ужинали в загородном ресторане. У нее не было друзей, а только множество знакомых, и они так же легко входили в ее жизнь, как и покидали ее. Хотя девушка и не доверяла Филиппу полностью, между ними уже возникла дружба, и она была рада, что он рядом. С ним Адриенна не была принцессой или выдающимся вором, а просто женщиной, наслаждавшейся солнцем и волшебством моря.
Она всплыла на поверхность и поднялась над водой, опираясь ластами на подводный камень. Вода стекала с ее волос, как драгоценные камни, блестела на коже. Филипп тоже вынырнул и встал рядом. Он тряхнул головой, чтобы откинуть прилипшие ко лбу волосы, и спросил:
– Что вас так развеселило?
– Одна рыба с выпученными глазами. Она напомнила мне лорда Фьюма.
– Вы всегда смеетесь над своими жертвами?
– Только когда они того заслуживают. О, какое чудесное солнце! – Адриенна закрыла глаза и подняла лицо, подставляя его солнечным лучам. Сейчас она напоминала русалку или сирену. – Но вам-то не следует долго оставаться на солнце – оно не пощадит вашей бледной британской кожи.
– Беспокоитесь обо мне?
Когда Адриенна взглянула на молодого человека, в ее глазах не было настороженности – казалось, он ее позабавил. «Прогресс, – подумал Филипп, – хотя и небольшой».
– Я не простила бы себе, если бы по моей вине вы получили солнечный ожог.
– А в Лондоне сейчас идет снег, все садятся за стол и принимаются за рождественского гуся.
– А в Нью-Йорке гуся еще не начинают жарить. – Адриенна набрала в ладони воды и пропустила ее сквозь пальцы. – У нас всегда бывала на Рождество индейка, – вздохнула девушка и, прикрыв глаза рукой, начала вглядываться в горизонт. – Смотрите, приближается корабль.
Чтобы лучше его рассмотреть, она попыталась приподняться и соскользнула в объятия молодого человека. Он подхватил ее в воде и прижал к себе. Адриенна попыталась отстраниться, но он держал ее крепко, а ее ноги не доходили до дна. Чтобы удержаться на месте, ей пришлось ухватиться за его плечи.
Она видела, что глаза его потемнели, как туман, в тот момент, когда луна скрывается за облаками. Его дыхание касалось ее губ, его руки потянулись к ней и коснулись ее кожи. Когда Филипп подался вперед, Адриенна повернула голову, и его губы прикоснулись к ее щеке. Ее охватило странное чувство – смесь страха и желания.
– Вы словно море, – сказал Филипп. – Прохладная и непокорная. – Он снова провел губами по ее коже и почувствовал, как она задержала дыхание, а по телу ее пробежала дрожь. – Адриенна!
Она заставила себя посмотреть на него. Она всегда смотрела в лицо опасности. Солнце нагревало ее волосы; отражаясь от воды, оно казалось ослепительным. Где-то позади раздавались голоса, но звучали они еле слышно, потому что сердце ее билось, как молот, буквально оглушая ее. Филипп улыбнулся.
– Расслабьтесь. – Его пальцы погладили ее по спине. – Я держу вас и не дам утонуть.
Их губы слились и оторвались друг от друга только тогда, когда у обоих перехватило дыхание. Понимая, что еще чуть-чуть, и он не сможет сдерживать свое желание, Филипп отстранил ее от себя.
– Как насчет того, чтобы выпить? Адриенна непонимающе уставилась на него.
Он поцеловал ее в кончик носа и прикоснулся к ней легко и бережно.
– Я сказал, давайте выпьем, к тому же моей бледной британской коже угрожает солнечный ожог.
– Ах, да! – Адриенна словно очнулась от действия снотворного или наркотика и согласилась: – Хорошо. Пойдем в бар.
Они пили терпкую ледяную «Маргариту» и слушали трио музыкантов, играющих на маримба[33] рождественские гимны. С аппетитом, пробужденным солнцем и водой, уплетали энчиладас[34], щедро сдобренное сыром и острым соусом. Затем поехали кататься по острову, выбрав узкую извилистую дорогу. Они проезжали мимо маленьких каменных памятников, вызвавших у Адриенны мысли о старинных ритуалах и древних богах.
Филипп решил заполнить весь ее день, заставить забыть о печали, овладевшей ею на рассвете. Он больше не спрашивал себя, нужно ли ее защищать и утешать. Мужчина, жизнь которого прошла среди женщин, всегда принимает правильное решение.
Дорога привела их к северной оконечности острова и к маяку, откуда открывался потрясающий вид.
Прихватив по бутылке минеральной воды, они уселись на сухую траву и смотрели, как море пенится у берега и выплевывает эту пену.
– Расскажите мне о своем доме.
– В Лондоне?
– Нет. – Адриенна сбросила сандалии. – О том, что за городом.
– Вам он показался бы истинно британским.
Когда Филипп прикоснулся к ее волосам, она не отпрянула. Это было что-то новое в их отношениях.
– Дом эдвардианский, кирпичный, трехэтажный. В нем есть картинная галерея, где много портретов, и, поскольку я не знаю своих предков, мне пришлось их позаимствовать.
– Откуда?
– Из антикварных магазинов. Есть там дядя Сильвестр, очень суровый викторианский джентльмен, и его жена тетушка Агата с лицом, похожим на пудинг. Приобрел я себе и несколько кузин, одни из них очень величественные, другие же просто зловещие. Есть прабабушка. Она не отличалась благонравием, вероятно, была просто потаскухой и втерлась в семью, несмотря на яростное сопротивление, но уж правила ею железной рукой.
– Вы страдали от того, что у вас не было большой семьи?
– Может быть. Во всяком случае, портреты этих так называемых родственников украсили стены галереи. Из гостиной можно попасть в сад, где есть розы, рододендроны, сирень, лилии. Там живая изгородь из тиса, а в западной части рощица из ясеней и небольшой ручей. Есть еще и тимьян, лесные фиалки…
Адриенна почти ощутила их запах.
– Почему вы купили этот дом? Вы не похожи на человека, склонного проводить тихие вечера у камина или бродить по лесам.
– Всему свое время. Я купил его, чтобы у меня было место, где я смогу осесть, когда решу, что пришло время остепениться.
– Вы к этому стремитесь?
– Я всегда стремился к комфорту. – Филипп пожал плечами и осушил свою бутылку. – Еще совсем юным я понял, что для того, чтобы хорошо жить в Лондоне, надо брать то, что можно взять, и при этом опередить других желающих. И оказался расторопнее многих.
– Вы были легендой. Да нет, не ухмыляйтесь, правда, были. Каждый раз, когда происходила какая-нибудь грандиозная кража, ходили слухи, что это работа Ф. Ч. Например, коллекция де Марко. Скажите, это вы взяли ее? – Адриенна вопросительно посмотрела на него, а он только улыбнулся и потянулся за сигаретой. – Взяли или нет?
– Коллекция де Марко – одна из лучших в Милане. Прекрасные камни, – уклончиво ответил Филипп.
– Я знаю эту коллекцию. Так это вы взяли ее? Филипп вспомнил все так четко, будто это происходило вчера.
– В музее бдительно охраняли эти камни. Самая современная система сигнализации, световые и тепловые датчики, электронные замки. Сама коллекция помещалась в стеклянном футляре, похожем на купол.
– Все это мне известно. Расскажите, как вы это сделали. Я слышала по крайней мере десять вариантов описаний кражи, но все они не совпадали друг с другом.
– Видели вы «Королевскую свадьбу», да? Ну, ту картину, где Астер[35] танцует на потолке?
– Да, но это просто кино, трюк, съемка с помощью особых приемов, хорошая работа оператора. Готова признать, что вы очень ловкий человек, но не до такой же степени.
– Я запасся униформой музейного служителя и остался внутри после закрытия. Мне пришлось два часа подождать, прежде чем заняться делом, и надо было успеть все закончить, пока охранники не начали обход. Мне пришлось забраться вверх по стене и проползти по потолку.
– Если вы не хотите рассказать мне, как вы это сделали, так и скажите.
– Я и рассказываю, как все было. Все очень просто: я использовал вакуумные присоски. Не такие, как продаются в магазинах, торгующих инструментами и разным оборудованием, но похожие.
– Так вам удалось проползти с этими присосками по потолку?
– Более или менее. Конечно, во все время работы я не мог на них удерживаться. Я прицепил к потолку трапецию с помощью болтов. Помню, как я висел над этими блестящими камешками и не мог себе позволить даже вспотеть. У меня была карбидная дрель, упакованная для изоляции в стайрфоум[36], чтобы заглушить звук. Когда мне удалось преодолеть стекло, вот тогда началась настоящая работа. У меня в мешке были стразы точно такого же веса, как те, что находились под стеклом. Если бы хоть на долю секунды вес изменился, тотчас бы включился сигнал тревоги. У меня вся эта процедура заняла почти час. При этом кровь ударила мне в голову, а пальцы онемели. После этого я раскачался на трапеции и приземлился за пределами зоны действия сигнализации.
Помню, у меня было ощущение, будто ноги мои пронзают стрелы. Я с трудом мог ползти. И самое плохое было то, что я этого не просчитал заранее.
Сейчас, оглядываясь на все это, Филипп мог позволить себе посмеяться.
– Я сидел там и отчаянно колотил себя по ногам, пытаясь восстановить циркуляцию крови и представляя, что меня поймают не потому, что я оказался плох в своем деле, а потому, что мои чертовы ноги онемели и отказываются действовать.
Адриенна слушала его рассказ с жадным любопытством.
– И что же вы предприняли?
– Представил себя в тюремной камере, после чего ретировался очень быстро и отнюдь не самым изящным способом – на четвереньках. К тому времени, когда включилась сигнализация, я уже отмокал в ванне в номере отеля. – Филипп швырнул сигарету в пенящуюся воду и продолжил: – Я в первую очередь деловой человек, Эдди. Именно тогда я понял, что настало время выйти из игры. Спенсер (теперь он мой начальник) подобрался ко мне слишком близко.
– Почему, зная о том, что вы вор, Интерпол пригласил вас сотрудничать с ними?
– Лучше иметь волка на глазах, чем дозволить ему гулять на воле. Так мне кажется. Рано или поздно допускаешь просчет. И достаточно всего одной ошибки. А я не хотел сесть в тюрьму.
Адриенна снова устремила взгляд на беспокойное море.
– Мне надо сделать еще только одну работу, и я надеюсь не ошибиться.
Филипп ничего не ответил. Он был уверен, что, потратив немного времени и терпения, сможет переубедить девушку. Если не подействуют слова, он всегда сумеет создать на ее пути препятствия.
– Что скажете насчет сиесты перед рождественским обедом?
– Хорошо. – Она поднялась, держа свои сандалии за ремешки. – Но теперь машину поведу я.
Адриенна долго нежилась в теплой ванне, в облаках душистой пены. Она наслаждалась неторопливыми приготовлениями, хотя вечер в обществе Филиппа едва ли можно было назвать свиданием. Девушка знала, что главная причина, по которой он готов был ее сопровождать, заключалась в том, что подолгу службы Филипп должен наблюдать за ней. Она сказала ему, что других дел на острове у нее нет, но он был не обязан ей верить.
Так она говорила себе, выбирая на вечер тонкое белое платье с открытой спиной и широкой длинной юбкой, на которую пошли ярды и ярды ткани. Филипп убежден, что ей приятно его общество, ему и в голову не придет, что завтра… она покинет эту страну. Пора привести в исполнение план, который она начала строить десять лет назад. Скоро – после Нового года – она вернется в Якир. Адриенна вдела в уши камни, столь же холодные, как и ее мысли, и столь же фальшивые, как и тот образ, в котором она собиралась предстать перед отцом.
Но сегодняшний вечер она проведет в свое удовольствие, нежась в свете тропического закатного солнца, слушая шепот моря.
Когда Филипп постучал в ее дверь, Адриенна уже была готова. Он тоже был в белом. На фоне пиджака его рубашка чуть отливала голубизной.
– Есть нечто привлекательное в том, чтобы проводить зиму в жарком климате.
Молодой человек провел руками по ее обнаженным плечам.
– Вы отдохнули? – Да.
Адриенна не сказала ему, что побывала в отеле «Эль Гранде», чтобы упаковать вещи и выписаться.
– Хорошо. Прежде чем мы отправимся обедать, я хочу кое-что предложить.
Филипп вытащил из кармана маленькую, обтянутую бархатом коробочку.
– Нет! – Ее голос прозвучал холоднее, чем она хотела, но он взял ее за руку и вложил коробочку в ее пальцы.
– Невежливо отказываться от рождественского подарка, кроме того, это еще и плохая примета.
Филипп не добавил, что вынужден был дать хорошие чаевые ювелиру, чтобы тот открыл свою лавочку в праздник.
– Это совсем необязательно.
– Разве? – откликнулся он. – Да ну же, Адриенна, такая женщина, как вы, должна уметь с изяществом принимать подарки.
Конечно, Филипп был прав, а она вела себя как дура. Адриенна щелкнула замочком футляра и принялась рассматривать лежавшую на белом атласе булавку. «Нет, булавка не лежит, не покоится, – подумала Адриенна, – она будто притаилась в засаде, как пантера, такая же черная и изогнутая, с рубиновыми глазами».
– Красиво.
– Она напомнила мне вас. У вас есть нечто общее, – сказал Филипп, прикалывая булавку к платью.
– От одного взломщика другому? – улыбнулась Адриенна и погладила булавку.
– Нет, от одной беспокойной души другой, – поправил ее Филипп. И, опустив пустую коробочку в карман, подал Адриенне руку.
Молодые люди пообедали изысканно приготовленным омаром, запивая его вином, сохранившим аромат винограда, в то время как мариачис[37] прохаживались между столиками и пели о любви. Со своего места у окна они могли наблюдать за людьми, прогуливающимися по берегу моря вдоль дамбы, и видеть, как мальчишки, всегда охотившиеся за мелкой монетой, дежурили возле такси.
Солнце зашло – закат был ярким и красочным, на небо поднялась медлительная и величественная луна.
Адриенна попросила Филиппа рассказать о его детстве и была удивлена, что он не попытался увильнуть от ответа или отделаться шуткой.
– Моя мать продавала билеты в кассе кинотеатра. Мне это нравилось, потому что я всегда мог торчать в кино, хоть целый день, и смотреть все фильмы подряд. Но мама зарабатывала мало, и денег хватало только на то, чтобы оплачивать жалкую двухкомнатную квартирку в Челси. Мой отец ворвался в жизнь матери внезапно и столь же стремительно из нее исчез, когда узнал, что мать беременна.
В душе Адриенны зародилось сочувствие к молодому человеку.
– Должно быть, ей было трудно одной растить ребенка?
– Уверен, это был настоящий ад, но она никогда не подавала виду. Моя мать по натуре оптимистка и привыкла довольствоваться малым. Кстати, она страстная поклонница вашей матери. Когда мама узнала, что я обедал с дочерью Фиби Спринг, то в течение часа отчитывала меня за то, что я не привез вас повидаться с ней.
– Да, мама имела удивительную способность располагать к себе людей.
– Почему же вы не пошли по ее стопам и не стали актрисой?
– А разве я этого не сделала?
– Интересно знать, много ли вам приходилось лицедействовать.
– Лицедействовать? – Адриенна усмехнулась. – Столько, сколько требуется. А вашей матери известно о вашем… излюбленном занятии? О вашем влечении к?..
– Вы имеете в виду секс?
Филипп не был уверен, что девушка рассмеется, но она рассмеялась. Потом наклонилась к нему, и свет замерцал в ее глазах.
– Я говорю не о развлечениях, а о призвании, о вашей профессии.
– Ну, тут и говорить не о чем. Достаточно сказать, что моя мама неглупа. Еще вина?
– Немного, Филипп. А вы не думали о том, чтобы вернуться к прежним занятиям, чтобы совершить еще одну, необыкновенную кражу? Воспоминание о которой грело бы вас в преклонном возрасте?
– Говорите о «Солнце и Луне»?
– Ну, это уж мое дело, – Голос Адриенны прозвучал отчужденно.
– «Солнце и Луна», – повторил он, внимательно наблюдая за выражением ее лица. – Два фантастических сокровища в одном ожерелье. «Солнце» – бриллиант в двести восемьдесят карат, камень чистой воды, совершенно прозрачный, и, как говорит легенда, со сложной историей. Алмаз был найден в Индии, в Декане, в шестнадцатом веке. Говорят, что в необработанном камне было восемьсот карат. Камень был найден двумя братьями, и они, как Каин и Авель, поссорились из-за него, и один из них убил другого. Убийцу не сослали в страну Нод[38], как Каина, но судьба все равно покарала его. Его жена и дети утонули, оставив ему в утешение только холодный камень.
Филипп отхлебнул маленький глоточек вина. Адриенна молчала, и он снова наполнил ее и свой бокалы.
– Легенда гласит также, что он помешался и предложил свой камень дьяволу. Неизвестно, был ли принят дар или нет, но владелец был убит, а камень начал свои странствия, и всегда за ним тянулся кровавый след – ради него совершались предательства и убийства. Наконец камень примерно в 1876 году оказался в Якире.
– Мой прапрадедушка купил его для своей любимой жены. За сумму, равную полутора миллионам американских долларов. Этот подарок обошелся бы ему дороже, но к тому времени у камня уже была дурная слава.
Официант убрал со стола, и девушка продолжила:
– Камень огранил венецианец, который то ли оттого, что волновался, то ли от недостатка сноровки большую часть алмаза обратил в отходы. За это, прежде чем бросить его в пустыне, ему отрубили руки. В пару камню была найдена жемчужина, которую еще в древности выловили в Персидском заливе. Она была совершенной формы – блестящая, мерцающая, как сто пятьдесят карат лунного света! Пока бриллиант сверкает, жемчужина мерцает, волшебство жемчужины непрестанно пытается побороть силу бриллианта. Вместе они как война и мир, как лед и пламя. Или как солнце и луна.