Страница:
– Шоколада для моей внучки. Ты еще не разлюбила его? – Нет.
Адриенна расположилась на подушке у ног Джидды.
– Помню, как ты мне давала конфеты в красных и серебряных обертках. Пока я их развертывала, конфеты успевали растаять, но ты никогда не бранила меня.
Говоря это, Адриенна заметила, что Ясмин стоит рядом. Лицо ее было непроницаемо, но по блеску глаз Адриенна поняла, что сестренка, должно быть, ревнует. Не раздумывая, она подняла руку и привлекла девочку к себе.
– Бабушка тоже рассказывает тебе разные истории?
– Да. – После краткого колебания Ясмин выпрямилась. – Расскажи мне об Америке и мужчине, за которого ты выходишь замуж.
Прижимаясь головой к коленям бабушки, с чашкой зеленого чая в руке, Адриенна начала рассказывать. И не сразу осознала, что говорит по-арабски.
Осматривая дворец, Филипп решил, что предпочитает европейский стиль. Что-нибудь из камня, со стрельчатыми окнами и панелями из дерева. Здесь же было темно, так как шторы, жалюзи и решетки не пропускали солнечного света. Рассматривая шелковые драпировки, вазы династии Мин и молитвенные коврики, Филипп, как человек Запада, не мог в полной мере оценить восточный колорит апартаментов.
Но сад, куда выходили окна его комнаты, он одобрил. Молодой человек распахнул окно и впустил в комнату аромат цветущего жасмина.
«Где же Адриенна?» – пытался угадать Филипп.
Ее брат Фахид встретил его в аэропорту. Кронпринц, едва достигший двадцатилетнего возраста, носил бурнус поверх безукоризненно сшитого костюма. Филипп счел этот наряд прекрасным примером единения Востока и Запада. К тому же манеры юноши были безупречными, а английский – блестящим. Единственное, что он сказал Филиппу об Адриенне, это то, что ее отвезут на женскую половину.
Закрыв глаза, Филипп представил себе чертежи дворца и понял, что она находится двумя этажами ниже в восточном крыле здания. А сокровищница расположена в его противоположном конце. Филипп решил, что сегодня вечером непременно прогуляется по дворцу в одиночестве на свой страх и риск, а пока будет играть роль примерного гостя и будущего молодого мужа.
Он воспользовался огромной утопленной в полу ванной и закончил распаковывать вещи, когда услышал призыв к намазу. Глубокий гортанный голос муэдзина доносился до него через открытое окно.
Бросив взгляд на часы, молодой человек подсчитал, что это уже третий призыв к молитве за день. Следующие прозвучат на закате и час спустя после него. Рынки и лавки закроются, а люди упадут на колени и будут молиться, касаясь лицами земли. Во дворце, как и всюду, все дела будут прерваны в знак покорности воле Аллаха.
Филипп неслышными шагами подошел к двери и открыл ее. Ему хотелось узнать, кто его соседи. Комната рядом была пустой, занавески в ней задернуты, постель застлана с аккуратностью, достойной солдата. То же самое он нашел и в комнате напротив. Молодой человек пересек холл и толкнул еще одну дверь. В помещении находился мужчина, нет, скорее мальчик. Он стоял на коленях и молился. Лицо мальчика было обращено в сторону Мекки. Прежде чем подняться на второй этаж, Филипп осторожно закрыл за собой дверь.
Здесь должны были располагаться апартаменты Абду. У Филиппа было достаточно времени, чтобы осмотреть их, пока все были заняты молитвой. Он прошел по главному этажу, где все комнаты казались вымершими и тихими, как гробницы. Чувствуя, как бежит время, Филипп двинулся по извилистым коридорам к сокровищнице. Дверь оказалась запертой. Ему было достаточно пилочки для ногтей, которую он всегда носил в кармане, чтобы открыть замок. Бросив взгляд направо и налево, Филипп проскользнул внутрь и закрыл за собой дверь.
Если другие комнаты были плохо освещены, то эта оказалась просто темной – в ней не было окон. Жалея, что не рискнул взять с собой фонарь, Филипп стал ощупью пробираться к потайному помещению, пальцами измерил его длину и ширину, установил, где находятся замки.
Как Адриенна и говорила, там было две комбинации замков. Филипп постарался не коснуться циферблатов на сейфовых замках. Воспользовавшись все той же пилочкой для ногтей, он обнаружил очень большую и старомодную скважину. Отмычки, которыми он располагал, не могли открыть такого замка, но ему были известны и другие способы.
Удовлетворенный, Филипп отступил, решив, что позже вернется сюда с фонариком.
Не успел он прикоснуться к ручке двери, как услышал чьи-то шаги и вжался в стенку. Двое мужчин разговаривали по-арабски. Один из них явно гневался. Голос другого показался ему тоже напряженным. Филипп услышал имя Адриенны и пожалел, что не понимает по-арабски.
Мужчины говорили о ней. В этом он был уверен. В тоне одного из собеседников было столько яда, что руки Филиппа непроизвольно напряглись и сжались в кулаки. Послышалось резкое восклицание, означавшее, как видно, приказание, ответом на которое было молчание. Потом послышался звук шагов по каменным плитам. Один из собеседников удалился. Приложив ухо к двери, Филипп услышал, как второй тихонько выругался на чистом английском языке. «Принц Фахид», – решил Филипп. Теперь ему стало ясно, что раздраженный голос принадлежал Абду. Почему отец и брат Адриенны спорили из-за нее?
Молодой человек подождал, пока Фахид уйдет, выскользнул из сокровищницы и походкой праздного человека двинулся в сторону сада. Ему хотелось выйти на воздух и подумать.
Адриенна поняла, что ей сложно будет осуществить задуманное. Не технически – в своем деле она достигла высочайшего мастерства, была уверена в себе и Филиппе, но она не предполагала, что на нее нахлынет столько воспоминаний. Было что-то успокоительное в жизни гарема, в болтовне женщин. Неважно, кем она стала с годами. Адриенна поняла, что никогда не сможет отвернуться от этой жизни навеки.
Кроме болтовни о мужчинах, нарядах и детях, в разговорах обитательниц гарема появилось и кое-что новое. Одна из ее кузин стала врачом, другая получила степень в области педагогики. Была тут молодая тетушка, работавшая администратором в строительной компании, хотя все ее контакты с коллегами-мужчинами осуществлялись в письменной форме или по телефону. Теперь для женщин была открыта возможность получить образование.
Адриенна не заметила, как вошла служанка и склонилась к уху бабушки. Когда Джидда прикоснулась к ее волосам, она повернула голову и улыбнулась.
– Твой отец хочет тебя видеть.
Адриенна почувствовала, что вся се радость испарилась, как вода под лучами солнца пустыни. Она поднялась. Накинула на плечи абайю, но от покрывала отказалась. Отец должен увидеть и запомнить ее лицо.
23
Адриенна расположилась на подушке у ног Джидды.
– Помню, как ты мне давала конфеты в красных и серебряных обертках. Пока я их развертывала, конфеты успевали растаять, но ты никогда не бранила меня.
Говоря это, Адриенна заметила, что Ясмин стоит рядом. Лицо ее было непроницаемо, но по блеску глаз Адриенна поняла, что сестренка, должно быть, ревнует. Не раздумывая, она подняла руку и привлекла девочку к себе.
– Бабушка тоже рассказывает тебе разные истории?
– Да. – После краткого колебания Ясмин выпрямилась. – Расскажи мне об Америке и мужчине, за которого ты выходишь замуж.
Прижимаясь головой к коленям бабушки, с чашкой зеленого чая в руке, Адриенна начала рассказывать. И не сразу осознала, что говорит по-арабски.
Осматривая дворец, Филипп решил, что предпочитает европейский стиль. Что-нибудь из камня, со стрельчатыми окнами и панелями из дерева. Здесь же было темно, так как шторы, жалюзи и решетки не пропускали солнечного света. Рассматривая шелковые драпировки, вазы династии Мин и молитвенные коврики, Филипп, как человек Запада, не мог в полной мере оценить восточный колорит апартаментов.
Но сад, куда выходили окна его комнаты, он одобрил. Молодой человек распахнул окно и впустил в комнату аромат цветущего жасмина.
«Где же Адриенна?» – пытался угадать Филипп.
Ее брат Фахид встретил его в аэропорту. Кронпринц, едва достигший двадцатилетнего возраста, носил бурнус поверх безукоризненно сшитого костюма. Филипп счел этот наряд прекрасным примером единения Востока и Запада. К тому же манеры юноши были безупречными, а английский – блестящим. Единственное, что он сказал Филиппу об Адриенне, это то, что ее отвезут на женскую половину.
Закрыв глаза, Филипп представил себе чертежи дворца и понял, что она находится двумя этажами ниже в восточном крыле здания. А сокровищница расположена в его противоположном конце. Филипп решил, что сегодня вечером непременно прогуляется по дворцу в одиночестве на свой страх и риск, а пока будет играть роль примерного гостя и будущего молодого мужа.
Он воспользовался огромной утопленной в полу ванной и закончил распаковывать вещи, когда услышал призыв к намазу. Глубокий гортанный голос муэдзина доносился до него через открытое окно.
Бросив взгляд на часы, молодой человек подсчитал, что это уже третий призыв к молитве за день. Следующие прозвучат на закате и час спустя после него. Рынки и лавки закроются, а люди упадут на колени и будут молиться, касаясь лицами земли. Во дворце, как и всюду, все дела будут прерваны в знак покорности воле Аллаха.
Филипп неслышными шагами подошел к двери и открыл ее. Ему хотелось узнать, кто его соседи. Комната рядом была пустой, занавески в ней задернуты, постель застлана с аккуратностью, достойной солдата. То же самое он нашел и в комнате напротив. Молодой человек пересек холл и толкнул еще одну дверь. В помещении находился мужчина, нет, скорее мальчик. Он стоял на коленях и молился. Лицо мальчика было обращено в сторону Мекки. Прежде чем подняться на второй этаж, Филипп осторожно закрыл за собой дверь.
Здесь должны были располагаться апартаменты Абду. У Филиппа было достаточно времени, чтобы осмотреть их, пока все были заняты молитвой. Он прошел по главному этажу, где все комнаты казались вымершими и тихими, как гробницы. Чувствуя, как бежит время, Филипп двинулся по извилистым коридорам к сокровищнице. Дверь оказалась запертой. Ему было достаточно пилочки для ногтей, которую он всегда носил в кармане, чтобы открыть замок. Бросив взгляд направо и налево, Филипп проскользнул внутрь и закрыл за собой дверь.
Если другие комнаты были плохо освещены, то эта оказалась просто темной – в ней не было окон. Жалея, что не рискнул взять с собой фонарь, Филипп стал ощупью пробираться к потайному помещению, пальцами измерил его длину и ширину, установил, где находятся замки.
Как Адриенна и говорила, там было две комбинации замков. Филипп постарался не коснуться циферблатов на сейфовых замках. Воспользовавшись все той же пилочкой для ногтей, он обнаружил очень большую и старомодную скважину. Отмычки, которыми он располагал, не могли открыть такого замка, но ему были известны и другие способы.
Удовлетворенный, Филипп отступил, решив, что позже вернется сюда с фонариком.
Не успел он прикоснуться к ручке двери, как услышал чьи-то шаги и вжался в стенку. Двое мужчин разговаривали по-арабски. Один из них явно гневался. Голос другого показался ему тоже напряженным. Филипп услышал имя Адриенны и пожалел, что не понимает по-арабски.
Мужчины говорили о ней. В этом он был уверен. В тоне одного из собеседников было столько яда, что руки Филиппа непроизвольно напряглись и сжались в кулаки. Послышалось резкое восклицание, означавшее, как видно, приказание, ответом на которое было молчание. Потом послышался звук шагов по каменным плитам. Один из собеседников удалился. Приложив ухо к двери, Филипп услышал, как второй тихонько выругался на чистом английском языке. «Принц Фахид», – решил Филипп. Теперь ему стало ясно, что раздраженный голос принадлежал Абду. Почему отец и брат Адриенны спорили из-за нее?
Молодой человек подождал, пока Фахид уйдет, выскользнул из сокровищницы и походкой праздного человека двинулся в сторону сада. Ему хотелось выйти на воздух и подумать.
Адриенна поняла, что ей сложно будет осуществить задуманное. Не технически – в своем деле она достигла высочайшего мастерства, была уверена в себе и Филиппе, но она не предполагала, что на нее нахлынет столько воспоминаний. Было что-то успокоительное в жизни гарема, в болтовне женщин. Неважно, кем она стала с годами. Адриенна поняла, что никогда не сможет отвернуться от этой жизни навеки.
Кроме болтовни о мужчинах, нарядах и детях, в разговорах обитательниц гарема появилось и кое-что новое. Одна из ее кузин стала врачом, другая получила степень в области педагогики. Была тут молодая тетушка, работавшая администратором в строительной компании, хотя все ее контакты с коллегами-мужчинами осуществлялись в письменной форме или по телефону. Теперь для женщин была открыта возможность получить образование.
Адриенна не заметила, как вошла служанка и склонилась к уху бабушки. Когда Джидда прикоснулась к ее волосам, она повернула голову и улыбнулась.
– Твой отец хочет тебя видеть.
Адриенна почувствовала, что вся се радость испарилась, как вода под лучами солнца пустыни. Она поднялась. Накинула на плечи абайю, но от покрывала отказалась. Отец должен увидеть и запомнить ее лицо.
23
Как и сам Якир, его властитель изменился, но в чем-то остался прежним. Абду очень постарел. Это было первое, что поразило Адриенну, когда она увидела его. Ее память сохранила образ молодого человека с хищным лицом и густыми черными волосами. Так же он выглядел и на вырезках из газет, которые собирала мать. Сходство с ястребом не исчезло – его черты были четкими и жесткими, но время и солнце начертали и углубили на его лице морщины. Они появились вокруг неулыбчивого рта и зорких глаз, которые умели наблюдать и оценивать. У отца все еще были густые волосы. Они, как и в юности, до сих пор оставались предметом его гордости. Правда, теперь в них поблескивали серебряные нити. За долгие годы Абду почти не прибавил в весе, и тело его оставалось поджарым.
Его белая троба была расшита золотыми нитями, сандалии украшены драгоценными камнями. Если такое было возможно, то возраст, пожалуй, сделал Абду еще красивее, как иногда бывает с мужчинами.
Адриенна приблизилась к отцу со стесненным сердцем. Она шла медленно не от неуверенности и даже не из почтения к нему, а из желания запечатлеть в памяти момент встречи с отцом, столь долгожданный и предвкушаемый. Ничто не было и не будет ею забыто. Однако внезапно с ней произошло то же, что и в гареме, – на нее нахлынули запахи цветов и слабый аромат курений. Адриенна продолжала двигаться к отцу, к своему прошлому, от которого, как выяснилось, ей так и не удалось освободиться. В детстве она тоже то тянулась к этому человеку, то от него отшатывалась. До этой минуты Адриенна не осознавала, что не могла припомнить ни одного случая, когда он сам подошел бы к ней.
Абду не пригласил старшую дочь в одну из своих личных комнат. Ее провели в большой, ярко освещенный зал, где еженедельно он давал аудиенции.
Драпировки на окнах были тяжелыми, ярко-синего цвета, его он предпочитал остальным. Ковер на полу был старинным – по нему ступали его отец, дед и многие короли, правившие страной. По обе стороны двери стояли две вазы высотой в человеческий рост. Сохранилась легенда будто несколько веков назад их прислали в дар из Персии королю, тоже носившему имя Абду, и в каждой вазе находилась девственница.
Кресло, обитое синим шелком, на котором восседал правитель Якира, принимая своих подданных или иностранцев, сторожил золотой лев с сапфировыми глазами. Несмотря на то что эта комната была закрыта для женщин, Адриенна поняла, что отец считает ее скорее подданной, чем дочерью. От нее ожидали покорности воле короля, как от дев Персии.
Она остановилась перед отцом, и их глаза встретились. Какие бы чувства Абду ни испытывал, в выражении его лица ничего не менялось – он умел скрывать все движения души. Отец наклонился и приветствовал Адриенну, следуя традиции, едва коснувшись поцелуем обеих ее щек и проявив при этом не больше эмоций, чем если бы она была ему совсем чужой. Это задело ее, стало больно от такого холодного приема.
– Добро пожаловать.
– Я благодарна за то, что ты разрешил мне вернуться. Он сел и, выдержав долгую паузу, указал ей на стул.
– Ты дитя Аллаха?
Этого вопроса она ожидала. В Якире религия была все равно что воздух.
– Я не мусульманка, – сказала Адриенна твердо, – но бог един.
По-видимому, это его удовлетворило, потому что он подал знак слуге разлить чай. В известном смысле благосклонностью являлось уже то, что две чашки были приготовлены заранее.
– Это правильно, что ты собираешься выйти замуж. Женщина нуждается в руководстве и защите.
– Я выхожу за Филиппа не потому, что ищу его руководства и защиты. – Адриенна отхлебнула маленький глоточек чаю. – А он женится на мне не для того, чтобы приумножить племя.
Она говорила решительно, как мог бы говорить мужчина с мужчиной, а не как женщина с королем. Абду был вправе ударить ее. Вместо этого он откинулся на спинку кресла, держа свою чашку обеими руками. Чашка была изящной, из тонкого и хрупкого французского фарфора.
– Ты стала западной женщиной.
– Моя жизнь, как и жизнь моей матери, была связана с Западом.
– Не будем говорить о твоей матери.
Абду поставил чашку и дал знак слуге наполнить ее снова.
– А она вспоминала о тебе. И довольно часто.
В глазах Абду появилось новое выражение. Нет, не раскаяние, как надеялась Адриенна. То был гнев.
– Как моя дочь ты здесь желанная гостья, и тебе будут оказаны почести, на которые ты имеешь право как член правящего дома Якира. Но пока ты здесь, ты должна следовать нашим правилам и традициям. Если ты навлечешь на меня позор, будешь наказана, как и любая другая женщина из моей семьи.
Адриенна почувствовала, что руки ее дрожат. Она вцепилась в чашку, чтобы скрыть дрожь. «После всех этих долгих лет, – думала она, – он не нашел ничего лучшего, кроме как сыпать угрозами и отдавать приказы». Она хотела предстать перед ним женщиной, которую он рассчитывал увидеть, но это стоило ей больших усилий.
– Я не навлеку на тебя позора, не беспокойся. Но мне стыдно за тебя. Моя мать страдала и умерла, чувствуя себя несчастной, а ты ничего не сделал, чтобы помочь ей.
Когда Абду поднялся с места, она тоже вскочила так стремительно, что чашка упала из ее рук на изразцовый пол и разбилась на мелкие осколки.
– Как ты мог допустить это?
– Она для меня давно перестала существовать.
– И все-таки десять лет она была твоей женой, – возразила Адриенна. – Тебе ничего не стоило помочь маме, но ты этого не сделал. Ты бросил на произвол судьбы и ее, и меня. Ты сам навлек на себя позор.
Абду ударил дочь тыльной стороной ладони с такой силой, что ее голова откинулась назад, а из глаз брызнули слезы. Это не было похоже на беззлобный шлепок, которым разгневанный родитель награждает непочтительного отпрыска. Это был рассчитанный, полновесный удар, который мужчина наносит врагу. Если бы Адриенна не наткнулась на тяжелый стул и не ухватилась за него в поисках опоры, она бы упала на пол. Медленно Адриенна подняла руку и вытерла кровь со щеки в том месте, где камень его кольца оцарапал ее кожу. Их глаза, столь похожие по форме и выражению, встретились. Она понимала, что удар этот был адресован не ей. Он был предназначен Фиби.
– Много лет назад, – с трудом проговорила Адриенна, – я, возможно, была бы благодарна за проявленное ко мне внимание.
– Я скажу тебе кое-что, чтобы не возвращаться к этому вопросу в дальнейшем.
Абду сделал знак слуге, чтобы тот убрал осколки чашки. Ярость, которую Адриенна вызвала в нем, была недостойна мужчины и короля.
– Твоя мать оставила Якир и утратила все права, лишилась лояльного отношения и всех почестей. Поступив так, как она сделала, твоя мать лишила всех прав и тебя. Она была слабой, как и все женщины, но также хитрой и развращенной.
– Развращенной? – Слова Адриенны могли навлечь на нее новые оскорбления, но она не могла себя заставить прикусить язык. – Как ты можешь так говорить о маме? Она была самой доброй и чистой женщиной из всех, кого я знала.
– Она была актрисой. – Абду произнес это слово так, будто оно было отвратительным на вкус. – Она выставляла себя в кино напоказ, демонстрировала свое тело перед мужчинами. Мой единственный позор в том, что я позволил себе впасть в заблуждение. Она ослепила меня, и я привез ее в свою страну и спал с ней, как мужчина спит со шлюхой.
– Ты и прежде называл ее так. – На этот раз голос Адриенны дрогнул. – Как может человек говорить так о женщине, на которой был женат и от которой имеет ребенка?
– Мужчина может жениться на женщине и посеять в нее свое семя, но не может изменить ее природы. Она не восприняла ислама. Когда я привез ее сюда и с моих глаз спала пелена, она не приняла своих обязанностей и не согласилась с отведенным ей местом.
– Она была несчастной.
– Она была греховной.
Абду поднял руку, как делает человек, знающий, что этого достаточно, чтобы ему покорились.
– Ты плод моего ослепления, и ты здесь только потому, что в твоих жилах течет моя кровь и Фахид просил за тебя. Это вопрос чести, моей чести. Ты останешься здесь до тех пор, пока будешь уважать мои требования.
Адриенне хотелось ответить ему грубостью, бросить ему в лицо дерзкие слова, закричать, что у него нет ни малейшего представления о чести. Но она сдержалась, сложила руки и потупила глаза. Отец мог бы ударить ее снова, и она покорно бы это приняла. Он мог чернить ее мать и оскорблять ее, она бы смирилась. Потому что хотела отомстить.
– Я в доме моего отца и готова уважать его желания. Абду кивнул в знак того, что не ожидал ничего иного от женщины, принадлежащей к его семье. Он принимал свое королевское достоинство и власть как должное. Много лет назад, околдованный женщиной Запада, он забыл о своих корнях, долге, о законах своей страны. И понес за это наказание. Первым его ребенком стала девочка, а его королева не смогла больше иметь детей. Теперь плод этого позорного брака, его дочь, стояла перед ним со смиренно сложенными руками и опущенной головой. Раз Аллах пожелал, чтобы его семя дало такой росток, он отдаст ей то, что ей причитается, но не более того. Абду произнес всего одно отрывистое слово и сделал знак рукой слуге, тот поспешил передать ему шкатулку.
– Это подарок по случаю твоей помолвки.
Адриенна уже вполне овладела собой. Она взяла шкатулку и подняла крышку. Ее ослепил блеск ярко-пурпурного аметиста в тяжелой и вычурной золотой оправе. Это было ожерелье, достойное принцессы.
Если бы он подарил его несколькими годами раньше, этого было бы достаточно, чтобы изменить судьбу ее и Фиби. Теперь же эти цветные камешки не имели для нее цены. Ей удавалось похищать и более дорогие вещи.
– Ты очень щедр. Каждый раз, когда я буду надевать ожерелье, я буду вспоминать о своем отце.
Прежде чем заговорить, Абду снова сделал знак слуге.
– Сейчас я приму твоего жениха. А потом, когда мы начнем обсуждать условия вашего брака, ты вернешься на женскую половину или пойдешь в сад.
Адриенна спрятала шкатулку в складки своей абайи и ответила:
– Как пожелаешь.
Когда Филипп, следуя за слугой, вошел в комнату, он вовсе не рассчитывал застать там Адриенну. Она стояла, одетая в черное с головы до ног, склонив голову и опустив плечи, будто сжалась в ожидании удара. Рядом с ней белое одеяние Абду казалось ослепительным. Отец и дочь стояли так близко друг от друга, что ткань их одежд почти соприкасалась, но не было ощущения единства или родства между ними. Абду смотрел поверх головы дочери, словно ее не существовало вовсе.
– С вашего разрешения, – пробормотала Адриенна.
– Да, – кивнул Абду, не удостаивая ее взглядом.
– Король Абду ибн Файзаль Рахман аль-Якир, глава правящего дома Якира, шейх шейхов, могу ли я представить Филиппа Чемберлена, человека, за которого с вашего согласия я выйду замуж?
– Мистер Чемберлен, – Абду шагнул вперед, протягивая руку, – он мог вести себя на западный манер, когда это соответствовало его целям, – добро пожаловать в Якир и в мой дом.
– Благодарю вас. – Филипп пожал протянутую руку. Рука Абду была гладкой и сильной.
– Ваши комнаты вас устраивают?
– Более чем. Я у вас в долгу.
– Вы у меня в гостях.
Он бросил взгляд на Адриенну.
– Можешь идти.
Это был тон господина, сообщающего слуге, что тот больше не нужен. Филиппа это рассердило, но он дал себе слово, что будет принимать все как должное. Адриенна подняла голову, их глаза встретились, и молодой человек увидел отметину у нее на скуле. Она снова склонила голову и, шелестя длинными юбками, вышла из комнаты.
Филиппу пришлось сделать долгий и глубокий вдох, чтобы успокоиться. Ради своей любимой он не должен поступать опрометчиво. Кроме того, он мог и ошибиться. Вряд ли Абду ударил дочь, которую не видел почти двадцать лет, в первую же их встречу.
– Не хотите ли чаю? – спросил король Якира. Овладев своими чувствами, Филипп повернулся к Абду:
– Благодарю вас.
Как только он сел, им поспешно подали свежие чашки и разлили в них чай.
– Вы англичанин?
– Да. Я родился в Англии и большую часть жизни провел там, хотя много путешествую.
Абду не обратил внимания на чай и сложил унизанные многочисленными перстнями руки.
– Итак, вы занимаетесь куплей и продажей драгоценных камней?
Филипп уже многие годы работал под прикрытием этой легенды.
– Да, и мне это нравится.
– Арабы всегда знали цену драгоценным камням.
– Конечно. Вы позволите посмотреть рубин на вашем среднем пальце?
Абду поднял бровь и протянул Филиппу руку.
– От семи до восьми карат. Думаю, бирманский – великолепный цвет. То, что называют красный, оттенка голубиной крови и со стеклянным блеском, как и подобает камню высокого качества.
Откинувшись на стуле, молодой человек взял свою чашку.
– Я умею распознавать драгоценности высокого класса, ваше величество. Вот почему я хочу получить вашу дочь.
– Вы откровенны, но в браке такого рода имеет значение не только то, чего хотите вы.
Абду решил пока ничего не добавлять к сказанному. Он не придавал браку Адриенны особого значения. Если бы она была чистой крови, он никогда бы не разрешил своей дочери вступить в брак с европейцем, с каким-то бледнокожим британцем, торговцем драгоценностями. Но ее кровь была запятнана, испорчена. Адриенна представляла для него гораздо меньшую ценность, чем породистая лошадь. В каком-то отношении она могла бы принести пользу еще одним звеном, связующим Европу и Якир. И что гораздо важнее, Абду не хотел, чтобы Адриенна оставалась в Якире.
– У меня было мало времени, чтобы узнать побольше о вашей семье и происхождении, мистер Чемберлен, но то, что я узнал, меня вполне удовлетворяет.
«И возможно, – размышлял Абду, – в отличие от своей матери она родит сыновей, а внуки в Англии будут иметь практическую ценность».
– Если бы Адриенна оставалась в моем доме, я устроил бы ее брак по-своему, в соответствии с ее положением. Но так как жизнь ее сложилась по-другому, я склонен одобрить ваш брак, если мы договоримся об условиях.
– Я не претендую на то, чтобы считаться экспертом в области вашей культуры, но понимаю, что соглашение – вопрос ваших обычаев.
– Цена за невесту – это дар, который вы предложите за мою дочь. Этот дар будет принадлежать ей и навсегда останется ее собственностью. Вы должны также сделать подарок ее семье, чтобы компенсировать нам утрату.
– Понимаю. И какой же дар?
Абду подумывал о том, чтобы пошутить с молодым человеком. Отчеты, полученные им, содержали сведения о Филиппе. В них было сказано, что он богат, но для Абду существовали вещи, гораздо более важные, чем деньги. И главная из них была гордость.
– Шесть верблюдов.
Брови Филиппа стремительно поднялись от изумления, и он с трудом скрыл, что это его позабавило. Он задумчиво постучал пальцем по подлокотнику кресла.
– Два.
Абду эта торговля была гораздо приятнее, чем если бы Филипп согласился сразу.
– Четыре.
Хотя Филипп и понятия не имел, где он раздобудет хотя бы одно животное, не говоря уж о четырех, он кивнул:
– Идет.
– Это будет зафиксировано. – Продолжая наблюдать за Филиппом, Абду отдал приказание слуге. – Мой секретарь составит контракт на английском и арабском языках. Это удовлетворит нас обоих.
– Я в вашей стране, ваше величество. Поэтому все будет так, как пожелаете вы.
Филипп отставил чашку, мечтая закурить сигарету. Чай был сдобрен какими-то специями и был ему не по вкусу.
– Как отец Адриенны, вы, должно быть, хотите увериться, что она будет хорошо обеспечена.
Лицо Абду оставалось бесстрастным. Возможно, в голосе Филиппа он почувствовал сарказм, но скорее всего это был просто его британский выговор.
– Конечно.
– Я хочу выделить миллион фунтов стерлингов для Адриенны.
Абду редко можно было застать врасплох, тем более увидеть удивление на его лице. Англичанин был или безумцем, или околдован. Возможно, у Адриенны, как и у ее матери, был дар одурманивать мужчин. Но судьба англичанина интересовала его не больше, чем судьба дочери, которая одним фактом своего существования напоминала ему о его ошибке. Он не оказал бы ей чести торговаться из-за ее благополучия.
– Это тоже должно быть зафиксировано. Сегодня вечером у нас будет семейный ужин, во время которого мы представим вас моей семье и объявим о вашей помолвке.
Король поднялся, давая понять, что аудиенция окончена.
– Я буду счастлив.
Филипп был готов к тому, что Абду окажется холодным, но в действительности тот оказался совершенно бесстрастным, словно механическая кукла.
– Вы будете присутствовать весной на нашей свадьбе?
– Весной? – Губы Абду скривились в неком подобии улыбки. – Брак будет заключен здесь на следующей неделе в соответствии с законами и традициями Якира. Должно быть, вы захотите отдохнуть до вечера. Слуга покажет вам дорогу.
Филипп остался стоять там, где его оставил Абду. Он был готов рассмеяться, если бы не усомнился, что Адриенна найдет все это забавным.
Вечер обещал стать неким событием, в котором должны были сочетаться старые традиции и новые веяния. Адриенна повязала волосы шарфом, но покрывала надевать не стала.
Она оделась скромно, подчиняясь орату, понимая, что есть части тела, которые нельзя показывать. Она выбрала платье с длинными рукавами, длинной юбкой и высоким воротом под горло от Ива Сен-Лорана. На женской половине распространились слухи, что Филипп будет представлен семье. И ей стало ясно, что он прошел испытание. Теперь, когда Филипп и ее помолвка были одобрены, Адриенна решила, что первая фаза ее плана завершена. Было слишком поздно идти на попятную. Впрочем, она и не собиралась этого делать.
Бриллиант на ее пальце подмигивал ей из зеркала, пока она замазывала синяк на щеке. Отступив назад, она критически осмотрела себя в последний раз.
Адриенна намеренно выбрала платье черного цвета, зная, что остальные женщины будут разряжены во все цвета радуги, как павлины. В черном она будет выглядеть скромной и покорной. Она неохотно надела ожерелье из аметистов. Абду, естественно, ждет, что она явится в нем. Пусть будет так. Она постарается быть покорной отцу до самого отъезда из Якира.
Филипп был прав в одном отношении. Когда Адриенна позволяла эмоциям взять верх, то становилась безрассудной. И хотя слова, сказанные ею сегодня Абду, были справедливыми, она произнесла их сгоряча. Синяк у нее на щеке был свидетельством того, что ни теперь, ни раньше Абду не был склонен прислушиваться к словам женщины.
Она снова прикоснулась к синяку пальцем. След удара был напоминанием о том, что, несмотря на появление в Якире новых зданий, новых дорог и новых свобод, мужчины здесь относятся к женщинам по-прежнему. Адриенна поняла, что Абду не испытывает к ней никаких отцовских чувств, хочет выпроводить из страны, боясь, что в Якире она может запятнать его честь.
Его белая троба была расшита золотыми нитями, сандалии украшены драгоценными камнями. Если такое было возможно, то возраст, пожалуй, сделал Абду еще красивее, как иногда бывает с мужчинами.
Адриенна приблизилась к отцу со стесненным сердцем. Она шла медленно не от неуверенности и даже не из почтения к нему, а из желания запечатлеть в памяти момент встречи с отцом, столь долгожданный и предвкушаемый. Ничто не было и не будет ею забыто. Однако внезапно с ней произошло то же, что и в гареме, – на нее нахлынули запахи цветов и слабый аромат курений. Адриенна продолжала двигаться к отцу, к своему прошлому, от которого, как выяснилось, ей так и не удалось освободиться. В детстве она тоже то тянулась к этому человеку, то от него отшатывалась. До этой минуты Адриенна не осознавала, что не могла припомнить ни одного случая, когда он сам подошел бы к ней.
Абду не пригласил старшую дочь в одну из своих личных комнат. Ее провели в большой, ярко освещенный зал, где еженедельно он давал аудиенции.
Драпировки на окнах были тяжелыми, ярко-синего цвета, его он предпочитал остальным. Ковер на полу был старинным – по нему ступали его отец, дед и многие короли, правившие страной. По обе стороны двери стояли две вазы высотой в человеческий рост. Сохранилась легенда будто несколько веков назад их прислали в дар из Персии королю, тоже носившему имя Абду, и в каждой вазе находилась девственница.
Кресло, обитое синим шелком, на котором восседал правитель Якира, принимая своих подданных или иностранцев, сторожил золотой лев с сапфировыми глазами. Несмотря на то что эта комната была закрыта для женщин, Адриенна поняла, что отец считает ее скорее подданной, чем дочерью. От нее ожидали покорности воле короля, как от дев Персии.
Она остановилась перед отцом, и их глаза встретились. Какие бы чувства Абду ни испытывал, в выражении его лица ничего не менялось – он умел скрывать все движения души. Отец наклонился и приветствовал Адриенну, следуя традиции, едва коснувшись поцелуем обеих ее щек и проявив при этом не больше эмоций, чем если бы она была ему совсем чужой. Это задело ее, стало больно от такого холодного приема.
– Добро пожаловать.
– Я благодарна за то, что ты разрешил мне вернуться. Он сел и, выдержав долгую паузу, указал ей на стул.
– Ты дитя Аллаха?
Этого вопроса она ожидала. В Якире религия была все равно что воздух.
– Я не мусульманка, – сказала Адриенна твердо, – но бог един.
По-видимому, это его удовлетворило, потому что он подал знак слуге разлить чай. В известном смысле благосклонностью являлось уже то, что две чашки были приготовлены заранее.
– Это правильно, что ты собираешься выйти замуж. Женщина нуждается в руководстве и защите.
– Я выхожу за Филиппа не потому, что ищу его руководства и защиты. – Адриенна отхлебнула маленький глоточек чаю. – А он женится на мне не для того, чтобы приумножить племя.
Она говорила решительно, как мог бы говорить мужчина с мужчиной, а не как женщина с королем. Абду был вправе ударить ее. Вместо этого он откинулся на спинку кресла, держа свою чашку обеими руками. Чашка была изящной, из тонкого и хрупкого французского фарфора.
– Ты стала западной женщиной.
– Моя жизнь, как и жизнь моей матери, была связана с Западом.
– Не будем говорить о твоей матери.
Абду поставил чашку и дал знак слуге наполнить ее снова.
– А она вспоминала о тебе. И довольно часто.
В глазах Абду появилось новое выражение. Нет, не раскаяние, как надеялась Адриенна. То был гнев.
– Как моя дочь ты здесь желанная гостья, и тебе будут оказаны почести, на которые ты имеешь право как член правящего дома Якира. Но пока ты здесь, ты должна следовать нашим правилам и традициям. Если ты навлечешь на меня позор, будешь наказана, как и любая другая женщина из моей семьи.
Адриенна почувствовала, что руки ее дрожат. Она вцепилась в чашку, чтобы скрыть дрожь. «После всех этих долгих лет, – думала она, – он не нашел ничего лучшего, кроме как сыпать угрозами и отдавать приказы». Она хотела предстать перед ним женщиной, которую он рассчитывал увидеть, но это стоило ей больших усилий.
– Я не навлеку на тебя позора, не беспокойся. Но мне стыдно за тебя. Моя мать страдала и умерла, чувствуя себя несчастной, а ты ничего не сделал, чтобы помочь ей.
Когда Абду поднялся с места, она тоже вскочила так стремительно, что чашка упала из ее рук на изразцовый пол и разбилась на мелкие осколки.
– Как ты мог допустить это?
– Она для меня давно перестала существовать.
– И все-таки десять лет она была твоей женой, – возразила Адриенна. – Тебе ничего не стоило помочь маме, но ты этого не сделал. Ты бросил на произвол судьбы и ее, и меня. Ты сам навлек на себя позор.
Абду ударил дочь тыльной стороной ладони с такой силой, что ее голова откинулась назад, а из глаз брызнули слезы. Это не было похоже на беззлобный шлепок, которым разгневанный родитель награждает непочтительного отпрыска. Это был рассчитанный, полновесный удар, который мужчина наносит врагу. Если бы Адриенна не наткнулась на тяжелый стул и не ухватилась за него в поисках опоры, она бы упала на пол. Медленно Адриенна подняла руку и вытерла кровь со щеки в том месте, где камень его кольца оцарапал ее кожу. Их глаза, столь похожие по форме и выражению, встретились. Она понимала, что удар этот был адресован не ей. Он был предназначен Фиби.
– Много лет назад, – с трудом проговорила Адриенна, – я, возможно, была бы благодарна за проявленное ко мне внимание.
– Я скажу тебе кое-что, чтобы не возвращаться к этому вопросу в дальнейшем.
Абду сделал знак слуге, чтобы тот убрал осколки чашки. Ярость, которую Адриенна вызвала в нем, была недостойна мужчины и короля.
– Твоя мать оставила Якир и утратила все права, лишилась лояльного отношения и всех почестей. Поступив так, как она сделала, твоя мать лишила всех прав и тебя. Она была слабой, как и все женщины, но также хитрой и развращенной.
– Развращенной? – Слова Адриенны могли навлечь на нее новые оскорбления, но она не могла себя заставить прикусить язык. – Как ты можешь так говорить о маме? Она была самой доброй и чистой женщиной из всех, кого я знала.
– Она была актрисой. – Абду произнес это слово так, будто оно было отвратительным на вкус. – Она выставляла себя в кино напоказ, демонстрировала свое тело перед мужчинами. Мой единственный позор в том, что я позволил себе впасть в заблуждение. Она ослепила меня, и я привез ее в свою страну и спал с ней, как мужчина спит со шлюхой.
– Ты и прежде называл ее так. – На этот раз голос Адриенны дрогнул. – Как может человек говорить так о женщине, на которой был женат и от которой имеет ребенка?
– Мужчина может жениться на женщине и посеять в нее свое семя, но не может изменить ее природы. Она не восприняла ислама. Когда я привез ее сюда и с моих глаз спала пелена, она не приняла своих обязанностей и не согласилась с отведенным ей местом.
– Она была несчастной.
– Она была греховной.
Абду поднял руку, как делает человек, знающий, что этого достаточно, чтобы ему покорились.
– Ты плод моего ослепления, и ты здесь только потому, что в твоих жилах течет моя кровь и Фахид просил за тебя. Это вопрос чести, моей чести. Ты останешься здесь до тех пор, пока будешь уважать мои требования.
Адриенне хотелось ответить ему грубостью, бросить ему в лицо дерзкие слова, закричать, что у него нет ни малейшего представления о чести. Но она сдержалась, сложила руки и потупила глаза. Отец мог бы ударить ее снова, и она покорно бы это приняла. Он мог чернить ее мать и оскорблять ее, она бы смирилась. Потому что хотела отомстить.
– Я в доме моего отца и готова уважать его желания. Абду кивнул в знак того, что не ожидал ничего иного от женщины, принадлежащей к его семье. Он принимал свое королевское достоинство и власть как должное. Много лет назад, околдованный женщиной Запада, он забыл о своих корнях, долге, о законах своей страны. И понес за это наказание. Первым его ребенком стала девочка, а его королева не смогла больше иметь детей. Теперь плод этого позорного брака, его дочь, стояла перед ним со смиренно сложенными руками и опущенной головой. Раз Аллах пожелал, чтобы его семя дало такой росток, он отдаст ей то, что ей причитается, но не более того. Абду произнес всего одно отрывистое слово и сделал знак рукой слуге, тот поспешил передать ему шкатулку.
– Это подарок по случаю твоей помолвки.
Адриенна уже вполне овладела собой. Она взяла шкатулку и подняла крышку. Ее ослепил блеск ярко-пурпурного аметиста в тяжелой и вычурной золотой оправе. Это было ожерелье, достойное принцессы.
Если бы он подарил его несколькими годами раньше, этого было бы достаточно, чтобы изменить судьбу ее и Фиби. Теперь же эти цветные камешки не имели для нее цены. Ей удавалось похищать и более дорогие вещи.
– Ты очень щедр. Каждый раз, когда я буду надевать ожерелье, я буду вспоминать о своем отце.
Прежде чем заговорить, Абду снова сделал знак слуге.
– Сейчас я приму твоего жениха. А потом, когда мы начнем обсуждать условия вашего брака, ты вернешься на женскую половину или пойдешь в сад.
Адриенна спрятала шкатулку в складки своей абайи и ответила:
– Как пожелаешь.
Когда Филипп, следуя за слугой, вошел в комнату, он вовсе не рассчитывал застать там Адриенну. Она стояла, одетая в черное с головы до ног, склонив голову и опустив плечи, будто сжалась в ожидании удара. Рядом с ней белое одеяние Абду казалось ослепительным. Отец и дочь стояли так близко друг от друга, что ткань их одежд почти соприкасалась, но не было ощущения единства или родства между ними. Абду смотрел поверх головы дочери, словно ее не существовало вовсе.
– С вашего разрешения, – пробормотала Адриенна.
– Да, – кивнул Абду, не удостаивая ее взглядом.
– Король Абду ибн Файзаль Рахман аль-Якир, глава правящего дома Якира, шейх шейхов, могу ли я представить Филиппа Чемберлена, человека, за которого с вашего согласия я выйду замуж?
– Мистер Чемберлен, – Абду шагнул вперед, протягивая руку, – он мог вести себя на западный манер, когда это соответствовало его целям, – добро пожаловать в Якир и в мой дом.
– Благодарю вас. – Филипп пожал протянутую руку. Рука Абду была гладкой и сильной.
– Ваши комнаты вас устраивают?
– Более чем. Я у вас в долгу.
– Вы у меня в гостях.
Он бросил взгляд на Адриенну.
– Можешь идти.
Это был тон господина, сообщающего слуге, что тот больше не нужен. Филиппа это рассердило, но он дал себе слово, что будет принимать все как должное. Адриенна подняла голову, их глаза встретились, и молодой человек увидел отметину у нее на скуле. Она снова склонила голову и, шелестя длинными юбками, вышла из комнаты.
Филиппу пришлось сделать долгий и глубокий вдох, чтобы успокоиться. Ради своей любимой он не должен поступать опрометчиво. Кроме того, он мог и ошибиться. Вряд ли Абду ударил дочь, которую не видел почти двадцать лет, в первую же их встречу.
– Не хотите ли чаю? – спросил король Якира. Овладев своими чувствами, Филипп повернулся к Абду:
– Благодарю вас.
Как только он сел, им поспешно подали свежие чашки и разлили в них чай.
– Вы англичанин?
– Да. Я родился в Англии и большую часть жизни провел там, хотя много путешествую.
Абду не обратил внимания на чай и сложил унизанные многочисленными перстнями руки.
– Итак, вы занимаетесь куплей и продажей драгоценных камней?
Филипп уже многие годы работал под прикрытием этой легенды.
– Да, и мне это нравится.
– Арабы всегда знали цену драгоценным камням.
– Конечно. Вы позволите посмотреть рубин на вашем среднем пальце?
Абду поднял бровь и протянул Филиппу руку.
– От семи до восьми карат. Думаю, бирманский – великолепный цвет. То, что называют красный, оттенка голубиной крови и со стеклянным блеском, как и подобает камню высокого качества.
Откинувшись на стуле, молодой человек взял свою чашку.
– Я умею распознавать драгоценности высокого класса, ваше величество. Вот почему я хочу получить вашу дочь.
– Вы откровенны, но в браке такого рода имеет значение не только то, чего хотите вы.
Абду решил пока ничего не добавлять к сказанному. Он не придавал браку Адриенны особого значения. Если бы она была чистой крови, он никогда бы не разрешил своей дочери вступить в брак с европейцем, с каким-то бледнокожим британцем, торговцем драгоценностями. Но ее кровь была запятнана, испорчена. Адриенна представляла для него гораздо меньшую ценность, чем породистая лошадь. В каком-то отношении она могла бы принести пользу еще одним звеном, связующим Европу и Якир. И что гораздо важнее, Абду не хотел, чтобы Адриенна оставалась в Якире.
– У меня было мало времени, чтобы узнать побольше о вашей семье и происхождении, мистер Чемберлен, но то, что я узнал, меня вполне удовлетворяет.
«И возможно, – размышлял Абду, – в отличие от своей матери она родит сыновей, а внуки в Англии будут иметь практическую ценность».
– Если бы Адриенна оставалась в моем доме, я устроил бы ее брак по-своему, в соответствии с ее положением. Но так как жизнь ее сложилась по-другому, я склонен одобрить ваш брак, если мы договоримся об условиях.
– Я не претендую на то, чтобы считаться экспертом в области вашей культуры, но понимаю, что соглашение – вопрос ваших обычаев.
– Цена за невесту – это дар, который вы предложите за мою дочь. Этот дар будет принадлежать ей и навсегда останется ее собственностью. Вы должны также сделать подарок ее семье, чтобы компенсировать нам утрату.
– Понимаю. И какой же дар?
Абду подумывал о том, чтобы пошутить с молодым человеком. Отчеты, полученные им, содержали сведения о Филиппе. В них было сказано, что он богат, но для Абду существовали вещи, гораздо более важные, чем деньги. И главная из них была гордость.
– Шесть верблюдов.
Брови Филиппа стремительно поднялись от изумления, и он с трудом скрыл, что это его позабавило. Он задумчиво постучал пальцем по подлокотнику кресла.
– Два.
Абду эта торговля была гораздо приятнее, чем если бы Филипп согласился сразу.
– Четыре.
Хотя Филипп и понятия не имел, где он раздобудет хотя бы одно животное, не говоря уж о четырех, он кивнул:
– Идет.
– Это будет зафиксировано. – Продолжая наблюдать за Филиппом, Абду отдал приказание слуге. – Мой секретарь составит контракт на английском и арабском языках. Это удовлетворит нас обоих.
– Я в вашей стране, ваше величество. Поэтому все будет так, как пожелаете вы.
Филипп отставил чашку, мечтая закурить сигарету. Чай был сдобрен какими-то специями и был ему не по вкусу.
– Как отец Адриенны, вы, должно быть, хотите увериться, что она будет хорошо обеспечена.
Лицо Абду оставалось бесстрастным. Возможно, в голосе Филиппа он почувствовал сарказм, но скорее всего это был просто его британский выговор.
– Конечно.
– Я хочу выделить миллион фунтов стерлингов для Адриенны.
Абду редко можно было застать врасплох, тем более увидеть удивление на его лице. Англичанин был или безумцем, или околдован. Возможно, у Адриенны, как и у ее матери, был дар одурманивать мужчин. Но судьба англичанина интересовала его не больше, чем судьба дочери, которая одним фактом своего существования напоминала ему о его ошибке. Он не оказал бы ей чести торговаться из-за ее благополучия.
– Это тоже должно быть зафиксировано. Сегодня вечером у нас будет семейный ужин, во время которого мы представим вас моей семье и объявим о вашей помолвке.
Король поднялся, давая понять, что аудиенция окончена.
– Я буду счастлив.
Филипп был готов к тому, что Абду окажется холодным, но в действительности тот оказался совершенно бесстрастным, словно механическая кукла.
– Вы будете присутствовать весной на нашей свадьбе?
– Весной? – Губы Абду скривились в неком подобии улыбки. – Брак будет заключен здесь на следующей неделе в соответствии с законами и традициями Якира. Должно быть, вы захотите отдохнуть до вечера. Слуга покажет вам дорогу.
Филипп остался стоять там, где его оставил Абду. Он был готов рассмеяться, если бы не усомнился, что Адриенна найдет все это забавным.
Вечер обещал стать неким событием, в котором должны были сочетаться старые традиции и новые веяния. Адриенна повязала волосы шарфом, но покрывала надевать не стала.
Она оделась скромно, подчиняясь орату, понимая, что есть части тела, которые нельзя показывать. Она выбрала платье с длинными рукавами, длинной юбкой и высоким воротом под горло от Ива Сен-Лорана. На женской половине распространились слухи, что Филипп будет представлен семье. И ей стало ясно, что он прошел испытание. Теперь, когда Филипп и ее помолвка были одобрены, Адриенна решила, что первая фаза ее плана завершена. Было слишком поздно идти на попятную. Впрочем, она и не собиралась этого делать.
Бриллиант на ее пальце подмигивал ей из зеркала, пока она замазывала синяк на щеке. Отступив назад, она критически осмотрела себя в последний раз.
Адриенна намеренно выбрала платье черного цвета, зная, что остальные женщины будут разряжены во все цвета радуги, как павлины. В черном она будет выглядеть скромной и покорной. Она неохотно надела ожерелье из аметистов. Абду, естественно, ждет, что она явится в нем. Пусть будет так. Она постарается быть покорной отцу до самого отъезда из Якира.
Филипп был прав в одном отношении. Когда Адриенна позволяла эмоциям взять верх, то становилась безрассудной. И хотя слова, сказанные ею сегодня Абду, были справедливыми, она произнесла их сгоряча. Синяк у нее на щеке был свидетельством того, что ни теперь, ни раньше Абду не был склонен прислушиваться к словам женщины.
Она снова прикоснулась к синяку пальцем. След удара был напоминанием о том, что, несмотря на появление в Якире новых зданий, новых дорог и новых свобод, мужчины здесь относятся к женщинам по-прежнему. Адриенна поняла, что Абду не испытывает к ней никаких отцовских чувств, хочет выпроводить из страны, боясь, что в Якире она может запятнать его честь.