Страница:
Последняя фраза прозвучала весьма двусмысленно, но уточнять я ничего не стал. Собственно, один фиг после моего очередного появления там слухи поползут, никуда от них не денешься, но предупредить секретаршу я должен -- хотя бы для того, чтобы выглядеть в ее глазах профессионалом.
-- Кстати, мой клиент работает в вашей фирме.
-- И кто же он?
-- Она. Это госпожа Шантолосова.
Елена Владимировна некоторое время разглядывала мою физиономию (надеюсь, она показалась секретарше не слишком самодовольной), а потом исчезла с дисплея, отключив оба канала: и акустический, и видео.
Я терпеливо ждал.
Так прошло минут пять. Ждать становилось бессмысленно, и я хотел было послать повторный вызов, но тут связь возобновилась.
-- Я все утрясла, -- сказала Елена Владимировна. -- Через час Михаил Ефремович примет вас. Приезжайте.
-- Мне потребуется побеседовать и с другими работниками вашей компании.
-- С кем именно?
Я перечислил имена и фамилии.
Елена Владимировна опять на некоторое время исчезла. А когда появилась, сказала:
-- Вы сможете встретиться со всеми, кто в данный момент окажется на месте. Приезжайте.
И я, уже в привычном сопровождении "ауди", приехал.
Прошел знакомые процедуры пропускного режима. Охранники сегодня были те же, что и позавчера, но меня, похоже, не помнили, поскольку опять предложили воспользоваться лифтами для посетителей и обычного персонала. Якобы ради хохмы я попытался воспользоваться кабиной для руководства. Не тут-то было, автоматика потребовала от меня специальный пропуск. Пришлось возвращаться несолоно хлебавши.
-- Ну как? -- сказал один из охранников. -- Отсос петрович?
-- Он самый.
-- Вот и не суйтесь куда не следует. Вам же сказали, где лифт. В следующий раз попросту схлопочете по шее.
-- Следующего раза не будет, -- пообещал я.
Я поднялся на уже знакомый мне сорок восьмой этаж. На сей раз Марьяна Ванжа мне не встретилась, и я почувствовал себя обманутым. Впрочем, встречаться с нею сейчас было ни к чему, а потому можно сказать и так, что мне повезло.
-- А вот и вы, шустрый мальчик! -- Елена Владимировна встретила меня едва ли не как своего младшего брата. Одобрительно глянула на настенные часы. -- Вы на удивление точны.
-- Точность -- вежливость не только королей, но и частных детективов, -- сумничал я.
Секретарша не оценила -- она уже общалась с интеркомом. Тот проворчал что-то, в чем я бы никогда не распознал человеческую речь, но Елена Владимировна ответила ему:
-- Да, Михаил Ефремович! -- И повернулась ко мне, указав на закрытую дверь в боковой стене. -- Шеф ждет вас.
22
23
24
25
-- Кстати, мой клиент работает в вашей фирме.
-- И кто же он?
-- Она. Это госпожа Шантолосова.
Елена Владимировна некоторое время разглядывала мою физиономию (надеюсь, она показалась секретарше не слишком самодовольной), а потом исчезла с дисплея, отключив оба канала: и акустический, и видео.
Я терпеливо ждал.
Так прошло минут пять. Ждать становилось бессмысленно, и я хотел было послать повторный вызов, но тут связь возобновилась.
-- Я все утрясла, -- сказала Елена Владимировна. -- Через час Михаил Ефремович примет вас. Приезжайте.
-- Мне потребуется побеседовать и с другими работниками вашей компании.
-- С кем именно?
Я перечислил имена и фамилии.
Елена Владимировна опять на некоторое время исчезла. А когда появилась, сказала:
-- Вы сможете встретиться со всеми, кто в данный момент окажется на месте. Приезжайте.
И я, уже в привычном сопровождении "ауди", приехал.
Прошел знакомые процедуры пропускного режима. Охранники сегодня были те же, что и позавчера, но меня, похоже, не помнили, поскольку опять предложили воспользоваться лифтами для посетителей и обычного персонала. Якобы ради хохмы я попытался воспользоваться кабиной для руководства. Не тут-то было, автоматика потребовала от меня специальный пропуск. Пришлось возвращаться несолоно хлебавши.
-- Ну как? -- сказал один из охранников. -- Отсос петрович?
-- Он самый.
-- Вот и не суйтесь куда не следует. Вам же сказали, где лифт. В следующий раз попросту схлопочете по шее.
-- Следующего раза не будет, -- пообещал я.
Я поднялся на уже знакомый мне сорок восьмой этаж. На сей раз Марьяна Ванжа мне не встретилась, и я почувствовал себя обманутым. Впрочем, встречаться с нею сейчас было ни к чему, а потому можно сказать и так, что мне повезло.
-- А вот и вы, шустрый мальчик! -- Елена Владимировна встретила меня едва ли не как своего младшего брата. Одобрительно глянула на настенные часы. -- Вы на удивление точны.
-- Точность -- вежливость не только королей, но и частных детективов, -- сумничал я.
Секретарша не оценила -- она уже общалась с интеркомом. Тот проворчал что-то, в чем я бы никогда не распознал человеческую речь, но Елена Владимировна ответила ему:
-- Да, Михаил Ефремович! -- И повернулась ко мне, указав на закрытую дверь в боковой стене. -- Шеф ждет вас.
22
Михаил Ефремович оказался совсем не таким, каким выглядел на сетевых фотографиях. Там он был уверенным в себе и самодовольным барином, густобровым, черноволосым, а под пиджаком у него угадывались сплошные мышцы. Наяву все касающееся бровей, волос и мышц присутствовало, но вот уверенностью и самодовольством и не пахло. Более того, когда господин Громадин встал из-за стола и пожал протянутую руку, мне показалось, что в глубине его глаз стынет северный ледовитый океан, состоящий из сплошного страха. То ли из-за боязни разоблачения, то ли из-за опасения оказаться следующей жертвой...
Тем не менее, когда Громадин вернулся в кресло, вернулся и лоск.
-- У вас пятнадцать минут, -- сказал Михаил Ефремович, и если это не было произнесено с высокомерием, то я -- баран, ни бельмеса не понимающий в людях.
Чтобы разуверить хозяина в возможности подобного ко мне отношения, я тоже решил не обращаться за помощью к церемонности:
-- Послушайте, господин Громадин!.. Не хочу вас пугать, но первым на подозрении у следствия находитесь вы.
Он попытался брыкаться:
-- Вы -- не милиция. У вас нет права меня допрашивать.
Я усмехнулся:
-- Что вы, любезнейший? Я прекрасно знаю дозволенные мне законом действия и вовсе не собираюсь вас допрашивать. Мы просто побеседуем. Что же касается милиции, то ей ничего не стоит узнать о том, что у вас нет алиби, а в деле о несчастных случаях вскрылись новые обстоятельства. Мой клиент приложит к этому все свои усилия, а его возможности поистине безграничны.
-- Имя вашего клиента, разумеется, содержится в тайне.
-- Обычно -- да. Но не в данном случае. Мой клиент -- член совета директоров вашей компании Полина Ильинична Шантолосова.
Он вздрогнул и пробормотал:
-- Вот черт... А я был уверен, что это она сама своего муженька и грохнула. Впрочем... -- Он хитро подмигнул. -- Можно ведь самой грохнуть, самой и расследование заказать. Не так ли?
-- Я не уполномочен обсуждать с вами побуждения моего клиента. Готовы вы побеседовать со мной на интересующие следствие темы?
-- Еще бы не готов!.. Разумеется, она в силах устроить мне развеселую жизнь. Спрашивайте.
Давно бы так! А то раздулся, словно мыльный пузырь...
-- Как считаете, кому выгодна смерть Бердникова и Зернянского?
Он задрал голову кверху -- наверное, хотел взглядом разрушить бетонную плиту потолка, чтобы она грохнулась мне на черепушку. Но плита не послушалась, и он увял.
-- Ну-у... Всякий скажет вам, что -- мне. А я скажу, что -- всякому. Но в первую очередь -- Шантолосовой.
-- Почему?
-- Потому что в результате у нее оказался контрольный пакет акций, и она может проводить через совет директоров те решения, что ей выгодны.
-- И сколько же таких решений она уже провела?
Он посмотрел на меня со странным подозрением:
-- Пока ни одного, но что ей в случае необходимости помешает?
-- Ну а супруга Зернянского? Что вы о ней думаете? Хватило бы у нее духу... -- Я не договорил.
-- Нет, эта на убийство не способна. -- Он встрепенулся. -- Вот видите... Если я убийца, мне выгоднее, чтобы подозреваемых было как можно больше, а я стараюсь уменьшить их количество.
Я усмехнулся, и у него вдруг задрожали пальцы. Руки тут же слетели со стола, вцепились в подлокотники кресла, будто в спасательный круг, будто в поручни трапа, ведущего с погружающейся в воду корабельной палубы на следующую, еще незатопленную.
-- Послушайте, -- сказал я. -- Вы так трясетесь... Можно подумать, к вам пришел киллер, а не частный детектив.
И тут его прорвало. Он вскочил из кресла, вылетел из-за стола и на едва гнущихся ногах заметался по кабинету.
-- Вот то-то и оно, -- заговорил он. -- Откуда мне знать? Может, вы -- вовсе не частный детектив, а самый что ни на есть киллер... -- Он в отчаянии замотал головой. -- Хотя нет, будь вы киллер, вы бы сюда не пришли, вы бы подстерегли меня на улице, возле моего дома. Нет, вы не киллер... Но вы же должны соображать... Следующий -- я, понимаете? Я... Да я бы сам вам приплатил, чтобы вы побыстрее нашли убийцу.
И я окончательно убедился, что передо мной никакой не раздувшийся пузырь, а смертельно перепуганный человек. В наше время и ежу понятно, что от заказанной смерти не спасет никакая охрана. Уж если президентов стран убивают, то куда деваться председателю совета директоров средней компании? Разве что бежать сломя голову, но это когда точно знаешь, что убьют, что есть причины... А бежать, когда угроза хоть и существует, но чисто теоретически... Это надо совсем голову потерять.
-- Скажите, а сколько у вас акций?
-- Акций? -- Он смотрел непонимающе. -- Немного. Я вашей клиентке не конкурент.
-- Так чего же вы тогда боитесь?
Он перестал бегать по кабинету.
Вот ведь какие существуют люди! Стоило мне засомневаться в том, что его могут убить, и он ухватился за мое сомнение, оно стало ему казаться непререкаемым выводом, гарантией его безопасности. Он вернулся за стол, посмотрел на меня едва ли не с благодарностью.
-- Может, вы и правы. Может, и нечего. Я же понимаю, что во главе фирмы я временно. Идут какие-то подспудные процессы, и когда все оформится, меня наверняка переизберут. Ну и пусть переизбирают, подумаешь! Нужна мне эта должность, как собаке пятая нога!.
-- Так чего же вы тогда боитесь? А главное -- кого?
-- Не знаю. Считайте, у меня предчувствие.
Я хотел ему заявить, что от предчувствий надо лечиться. Но не стал. Потому что излечить его могла только гробовая доска, а эта штука никогда и никого не излечивает. Если же и излечивает, то без возможности что-либо изменить.
-- Ладно, проехали, -- сказал я. -- Значит, кроме Шантолосовой, вы никого не подозреваете?
-- Да я вообще никого не подозреваю. Я размышляю -- кто мог? Мог, к примеру, Кавказец...
-- Вы имеете в виду Георгия Карачарова?
-- Его самого... И Антоша Константинов вполне мог.
-- А ему-то зачем?
-- Он тоже по служебной лестнице продвинулся... Но я не говорю о причинах. Я говорю о способности.
-- А Брызгунов с Ромодановским?
Громадин пожал плечами:
-- Способны-то оба. Но тут я тем более не вижу -- зачем. Их основной бизнес вовсе не у нас. Они с металлом завязаны.
Я с трудом сдержал удивление.
Оказывается, в этом паучьем гнезде водятся экземпляры, которых можно не подозревать!.. Но нет, сразу списывать со счетов я их все-таки не стану.
-- А как у вас с алиби? Что вы делали в те вечера, когда погибли Бердников и Зернянский?
Глупый все-таки в данном случае вопрос, но не задать его было бы непрофессионально. Поскольку на многих он действует, как сыворотка правды. Увы, не на всех...
Михаил Ефремович достал из кармана капэкашку и некоторое время изучал дисплей, орудуя стилетом.
-- Я же не назвал вам даты.
-- Они у меня зафиксированы, -- сказал он. -- Впрочем, что я вам пудрю мозги? Я же давно все проверил. Я в обоих случаях был в гостях, и тому есть свидетели -- в первом случае пятеро, а во втором целых десять человек.
Он посмотрел на меня с таким победоносным выражением лица, что я не удержался:
-- Можно подумать, я вас одного подозреваю... Ладно. Думаю, на этот раз мы можем закончить беседу.
И тут же проснулся интерком.
-- Михал Ефремыч, -- сказал он голосом Елены Владимировны. -- Через пять минут у вас встреча с представителями заказчика.
Я встал, распрощался и покинул кабинет.
Тем не менее, когда Громадин вернулся в кресло, вернулся и лоск.
-- У вас пятнадцать минут, -- сказал Михаил Ефремович, и если это не было произнесено с высокомерием, то я -- баран, ни бельмеса не понимающий в людях.
Чтобы разуверить хозяина в возможности подобного ко мне отношения, я тоже решил не обращаться за помощью к церемонности:
-- Послушайте, господин Громадин!.. Не хочу вас пугать, но первым на подозрении у следствия находитесь вы.
Он попытался брыкаться:
-- Вы -- не милиция. У вас нет права меня допрашивать.
Я усмехнулся:
-- Что вы, любезнейший? Я прекрасно знаю дозволенные мне законом действия и вовсе не собираюсь вас допрашивать. Мы просто побеседуем. Что же касается милиции, то ей ничего не стоит узнать о том, что у вас нет алиби, а в деле о несчастных случаях вскрылись новые обстоятельства. Мой клиент приложит к этому все свои усилия, а его возможности поистине безграничны.
-- Имя вашего клиента, разумеется, содержится в тайне.
-- Обычно -- да. Но не в данном случае. Мой клиент -- член совета директоров вашей компании Полина Ильинична Шантолосова.
Он вздрогнул и пробормотал:
-- Вот черт... А я был уверен, что это она сама своего муженька и грохнула. Впрочем... -- Он хитро подмигнул. -- Можно ведь самой грохнуть, самой и расследование заказать. Не так ли?
-- Я не уполномочен обсуждать с вами побуждения моего клиента. Готовы вы побеседовать со мной на интересующие следствие темы?
-- Еще бы не готов!.. Разумеется, она в силах устроить мне развеселую жизнь. Спрашивайте.
Давно бы так! А то раздулся, словно мыльный пузырь...
-- Как считаете, кому выгодна смерть Бердникова и Зернянского?
Он задрал голову кверху -- наверное, хотел взглядом разрушить бетонную плиту потолка, чтобы она грохнулась мне на черепушку. Но плита не послушалась, и он увял.
-- Ну-у... Всякий скажет вам, что -- мне. А я скажу, что -- всякому. Но в первую очередь -- Шантолосовой.
-- Почему?
-- Потому что в результате у нее оказался контрольный пакет акций, и она может проводить через совет директоров те решения, что ей выгодны.
-- И сколько же таких решений она уже провела?
Он посмотрел на меня со странным подозрением:
-- Пока ни одного, но что ей в случае необходимости помешает?
-- Ну а супруга Зернянского? Что вы о ней думаете? Хватило бы у нее духу... -- Я не договорил.
-- Нет, эта на убийство не способна. -- Он встрепенулся. -- Вот видите... Если я убийца, мне выгоднее, чтобы подозреваемых было как можно больше, а я стараюсь уменьшить их количество.
Я усмехнулся, и у него вдруг задрожали пальцы. Руки тут же слетели со стола, вцепились в подлокотники кресла, будто в спасательный круг, будто в поручни трапа, ведущего с погружающейся в воду корабельной палубы на следующую, еще незатопленную.
-- Послушайте, -- сказал я. -- Вы так трясетесь... Можно подумать, к вам пришел киллер, а не частный детектив.
И тут его прорвало. Он вскочил из кресла, вылетел из-за стола и на едва гнущихся ногах заметался по кабинету.
-- Вот то-то и оно, -- заговорил он. -- Откуда мне знать? Может, вы -- вовсе не частный детектив, а самый что ни на есть киллер... -- Он в отчаянии замотал головой. -- Хотя нет, будь вы киллер, вы бы сюда не пришли, вы бы подстерегли меня на улице, возле моего дома. Нет, вы не киллер... Но вы же должны соображать... Следующий -- я, понимаете? Я... Да я бы сам вам приплатил, чтобы вы побыстрее нашли убийцу.
И я окончательно убедился, что передо мной никакой не раздувшийся пузырь, а смертельно перепуганный человек. В наше время и ежу понятно, что от заказанной смерти не спасет никакая охрана. Уж если президентов стран убивают, то куда деваться председателю совета директоров средней компании? Разве что бежать сломя голову, но это когда точно знаешь, что убьют, что есть причины... А бежать, когда угроза хоть и существует, но чисто теоретически... Это надо совсем голову потерять.
-- Скажите, а сколько у вас акций?
-- Акций? -- Он смотрел непонимающе. -- Немного. Я вашей клиентке не конкурент.
-- Так чего же вы тогда боитесь?
Он перестал бегать по кабинету.
Вот ведь какие существуют люди! Стоило мне засомневаться в том, что его могут убить, и он ухватился за мое сомнение, оно стало ему казаться непререкаемым выводом, гарантией его безопасности. Он вернулся за стол, посмотрел на меня едва ли не с благодарностью.
-- Может, вы и правы. Может, и нечего. Я же понимаю, что во главе фирмы я временно. Идут какие-то подспудные процессы, и когда все оформится, меня наверняка переизберут. Ну и пусть переизбирают, подумаешь! Нужна мне эта должность, как собаке пятая нога!.
-- Так чего же вы тогда боитесь? А главное -- кого?
-- Не знаю. Считайте, у меня предчувствие.
Я хотел ему заявить, что от предчувствий надо лечиться. Но не стал. Потому что излечить его могла только гробовая доска, а эта штука никогда и никого не излечивает. Если же и излечивает, то без возможности что-либо изменить.
-- Ладно, проехали, -- сказал я. -- Значит, кроме Шантолосовой, вы никого не подозреваете?
-- Да я вообще никого не подозреваю. Я размышляю -- кто мог? Мог, к примеру, Кавказец...
-- Вы имеете в виду Георгия Карачарова?
-- Его самого... И Антоша Константинов вполне мог.
-- А ему-то зачем?
-- Он тоже по служебной лестнице продвинулся... Но я не говорю о причинах. Я говорю о способности.
-- А Брызгунов с Ромодановским?
Громадин пожал плечами:
-- Способны-то оба. Но тут я тем более не вижу -- зачем. Их основной бизнес вовсе не у нас. Они с металлом завязаны.
Я с трудом сдержал удивление.
Оказывается, в этом паучьем гнезде водятся экземпляры, которых можно не подозревать!.. Но нет, сразу списывать со счетов я их все-таки не стану.
-- А как у вас с алиби? Что вы делали в те вечера, когда погибли Бердников и Зернянский?
Глупый все-таки в данном случае вопрос, но не задать его было бы непрофессионально. Поскольку на многих он действует, как сыворотка правды. Увы, не на всех...
Михаил Ефремович достал из кармана капэкашку и некоторое время изучал дисплей, орудуя стилетом.
-- Я же не назвал вам даты.
-- Они у меня зафиксированы, -- сказал он. -- Впрочем, что я вам пудрю мозги? Я же давно все проверил. Я в обоих случаях был в гостях, и тому есть свидетели -- в первом случае пятеро, а во втором целых десять человек.
Он посмотрел на меня с таким победоносным выражением лица, что я не удержался:
-- Можно подумать, я вас одного подозреваю... Ладно. Думаю, на этот раз мы можем закончить беседу.
И тут же проснулся интерком.
-- Михал Ефремыч, -- сказал он голосом Елены Владимировны. -- Через пять минут у вас встреча с представителями заказчика.
Я встал, распрощался и покинул кабинет.
23
Следующим моим собеседником стал Кавказец.
Георгий Георгиевич Карачаров оказался ослепительной красоты мужчиной (если можно так охарактеризовать представителя сильного пола). Шикарные усы, смоляные волосы, пронзительные глаза, спортивного вида фигура... В общем, госпожу Шантолосову вполне можно было понять.
-- Заходите, друг мой, заходите, -- Кавказец говорил безо всякого акцента.
Видимо, родился и вырос на брегах Невы, подобно Евгению Онегину. Или в окрестностях иной русской реки, подобно миллионам других, реальных людей.
Обаяние у господина Карачарова било через край. Я был привечен, обласкан и напоен кофе. Меня уверили, что в руководстве "Бешанзерсофта" состоят (он использовал именно это выражение) вполне приличные люди и тут не могло быть никаких убийств. Когда я сумел вставить в хозяйский монолог словечко сомнения, заявив, что беседы с отдельными должностными лицами заставили меня прийти к иному мнению, обаяния у господина Карачарова сразу поубавилось.
-- Знаете, -- сказал он. -- В любом стаде есть паршивая овца. Иногда -- к счастью, крайне редко -- такая овца попадает на место вожака. Но все равно она -- ничто, никто и звать ее никак.
Мда-а, похоже, этот дядька определенно недолюбливал нынешнего председателя совета директоров.
-- Хорошо, -- сказал я. -- Ну а если предположить, что убийства реальны, кого бы вы заподозрили в первую очередь?
-- Ну зачем же такие предположения? -- возмущенно вопросил Карачаров, но понял, что в возмущении своем перегибает палку, и принялся загибать пальцы правой руки: -- Бердникова могли убить и Зернянский, и Константинов, и все остальные прочие. Кроме меня и Шантолосовой... Вы уже, наверное, слышали про нас... -- Он глянул плотоядно и с вызовом, этакий мачо, готовый начистить мне физиономию при малейшей моей усмешке.
Я неопределенно пожал плечами.
-- Зернянского мог убить опять же кто угодно, кроме меня и Шантолосовой. Такой расклад вас устроит?
-- Меня устроит любой расклад, -- заверил его я, -- который приведет к преступнику. Или преступникам.
-- И я бы очень хотел помочь вам в этом деле.
-- Не сомневаюсь.
-- Поэтому хочу сделать вам маленькое замечание. Можно?
Я снова пожал плечами:
-- Разумеется.
-- Вы неправильно строите следствие. Если автомобильные катастрофы, в результате которых погибли наши товарищи, были подстроены, то сомнительно, чтобы техническую сторону дела осуществляли представители руководства нашей компании. Поэтому наличие или отсутствие алиби вам ничего не даст. На момент совершения преступления у организатора вполне может быть алиби, и вы пройдете мимо него. Вам надо искать того, кто осуществил преступление технически, а уж через него нащупывать пути к заказчику.
Я даже крякнул. Правда, мысленно. Оказывается, за личиной балагура и красавчика скрывается очень неглупый человек. Возможно, Полина Шантолосова купилась вовсе не на... вернее, не только на красоту. А еще и на ум. Да и сама она далеко не дура. А два умных человека, когда они объединились, -- великая сила.
В глубине глаз Карачарова таились смешинки. Еще бы -- он же сразу подметил, что детектив глупо ведет следствие. Ну что ж, пусть парень остается при этом мнении...
-- А ведь правы, -- сказал я. -- Обязательно отыщу тех, кто обслуживал машины погибших.
-- Вот и правильно. А я, со своей стороны, буду приглядываться и прислушиваться. И если вдруг что узнаю, обязательно вам позвоню. Дадите визитку?
-- Почему бы и не дать?
И в самом деле -- почему бы? По крайней мере, после Константинова передо мной первый человек, который проявляет инициативу. Остальные-то -- ни бе ни ме ни кукареку...
-- Тогда будем считать контакт налаженным?
Нет, все-таки Шантолосова нашла себе подходящего... э-э... кого?.. товарища?.. любовника?.. будущего спутника жизни?.. В кресле председателя совета директоров господин Карачаров оказался бы как раз на своем месте. Мда-а, тут есть над чем поразмыслить.
Я достал из кармана визитку, протянул хозяину кабинета. Он сунул ее в ящик стола, радушно улыбнулся.
Нет, каков все-таки симпатяга! Так и просится в умные, хладнокровные, расчетливые преступники.
-- Будем считать контакт налаженным, -- сказал я. -- Звоните, если что.
С другой стороны, если Полина Шантолосова поведала ему о том, что стала моим официальным клиентом, его поведение выглядит вполне логичным. Нет, тут и в самом деле есть над чем подумать.
-- Был очень рад с вами познакомиться, -- сказал я.
И мы распрощались.
Георгий Георгиевич Карачаров оказался ослепительной красоты мужчиной (если можно так охарактеризовать представителя сильного пола). Шикарные усы, смоляные волосы, пронзительные глаза, спортивного вида фигура... В общем, госпожу Шантолосову вполне можно было понять.
-- Заходите, друг мой, заходите, -- Кавказец говорил безо всякого акцента.
Видимо, родился и вырос на брегах Невы, подобно Евгению Онегину. Или в окрестностях иной русской реки, подобно миллионам других, реальных людей.
Обаяние у господина Карачарова било через край. Я был привечен, обласкан и напоен кофе. Меня уверили, что в руководстве "Бешанзерсофта" состоят (он использовал именно это выражение) вполне приличные люди и тут не могло быть никаких убийств. Когда я сумел вставить в хозяйский монолог словечко сомнения, заявив, что беседы с отдельными должностными лицами заставили меня прийти к иному мнению, обаяния у господина Карачарова сразу поубавилось.
-- Знаете, -- сказал он. -- В любом стаде есть паршивая овца. Иногда -- к счастью, крайне редко -- такая овца попадает на место вожака. Но все равно она -- ничто, никто и звать ее никак.
Мда-а, похоже, этот дядька определенно недолюбливал нынешнего председателя совета директоров.
-- Хорошо, -- сказал я. -- Ну а если предположить, что убийства реальны, кого бы вы заподозрили в первую очередь?
-- Ну зачем же такие предположения? -- возмущенно вопросил Карачаров, но понял, что в возмущении своем перегибает палку, и принялся загибать пальцы правой руки: -- Бердникова могли убить и Зернянский, и Константинов, и все остальные прочие. Кроме меня и Шантолосовой... Вы уже, наверное, слышали про нас... -- Он глянул плотоядно и с вызовом, этакий мачо, готовый начистить мне физиономию при малейшей моей усмешке.
Я неопределенно пожал плечами.
-- Зернянского мог убить опять же кто угодно, кроме меня и Шантолосовой. Такой расклад вас устроит?
-- Меня устроит любой расклад, -- заверил его я, -- который приведет к преступнику. Или преступникам.
-- И я бы очень хотел помочь вам в этом деле.
-- Не сомневаюсь.
-- Поэтому хочу сделать вам маленькое замечание. Можно?
Я снова пожал плечами:
-- Разумеется.
-- Вы неправильно строите следствие. Если автомобильные катастрофы, в результате которых погибли наши товарищи, были подстроены, то сомнительно, чтобы техническую сторону дела осуществляли представители руководства нашей компании. Поэтому наличие или отсутствие алиби вам ничего не даст. На момент совершения преступления у организатора вполне может быть алиби, и вы пройдете мимо него. Вам надо искать того, кто осуществил преступление технически, а уж через него нащупывать пути к заказчику.
Я даже крякнул. Правда, мысленно. Оказывается, за личиной балагура и красавчика скрывается очень неглупый человек. Возможно, Полина Шантолосова купилась вовсе не на... вернее, не только на красоту. А еще и на ум. Да и сама она далеко не дура. А два умных человека, когда они объединились, -- великая сила.
В глубине глаз Карачарова таились смешинки. Еще бы -- он же сразу подметил, что детектив глупо ведет следствие. Ну что ж, пусть парень остается при этом мнении...
-- А ведь правы, -- сказал я. -- Обязательно отыщу тех, кто обслуживал машины погибших.
-- Вот и правильно. А я, со своей стороны, буду приглядываться и прислушиваться. И если вдруг что узнаю, обязательно вам позвоню. Дадите визитку?
-- Почему бы и не дать?
И в самом деле -- почему бы? По крайней мере, после Константинова передо мной первый человек, который проявляет инициативу. Остальные-то -- ни бе ни ме ни кукареку...
-- Тогда будем считать контакт налаженным?
Нет, все-таки Шантолосова нашла себе подходящего... э-э... кого?.. товарища?.. любовника?.. будущего спутника жизни?.. В кресле председателя совета директоров господин Карачаров оказался бы как раз на своем месте. Мда-а, тут есть над чем поразмыслить.
Я достал из кармана визитку, протянул хозяину кабинета. Он сунул ее в ящик стола, радушно улыбнулся.
Нет, каков все-таки симпатяга! Так и просится в умные, хладнокровные, расчетливые преступники.
-- Будем считать контакт налаженным, -- сказал я. -- Звоните, если что.
С другой стороны, если Полина Шантолосова поведала ему о том, что стала моим официальным клиентом, его поведение выглядит вполне логичным. Нет, тут и в самом деле есть над чем подумать.
-- Был очень рад с вами познакомиться, -- сказал я.
И мы распрощались.
24
Потом я побывал у господ Брызгунова и Ромодановского. Никаких информационных дивидендов мне беседы с ними не принесли. Это был очередной вариант "ни бе ни ме ни кукареку". Оба деловых человека были крайне немногословны и крайне осторожны в выражении собственного мнения, и единственной пользой от этих посещений стал сделанный мною вывод: Владимир Андреевич и Константин Юрьевич по психологическому типу вполне способны на убийство, однако вероятность их участия в деле "Б@З" крайне мала. Во всяком случае, на время о них можно забыть. Если не вскроются неизвестные факты...
Оставалось снова поговорить с дамами. Начать я решил с кнопки.
Госпожа Зернянская за прошедшие неполные двое суток, разумеется, не стала стройнее и выше. Да и страза за свою жизнь у нее не поубавилось. Но когда я объявил, что я вовсе не страховой агент, а частный детектив и дело веду по просьбе Полины Шантолосовой, она чуть со стула не упала.
-- Как? -- пролепетала она. -- Вы хотите сказать, что вас наняла эта стерва?
-- Именно.
Анита часто захлопала ресницами. Как взлетающая птица -- крыльями...
-- Ничего не понимаю.
-- А я вот понимаю, -- сказал я. -- Старое доброе чувство по имени "зависть" -- чем не причина очернить человека? Зависть да ее родная сестра ревность... Мне тут, кстати, один человек всячески советовал обратить самое пристальное внимание вовсе не на Шантолосову, а на вас. По крайней мере, в связи со смертью вашего мужа...
-- Это кто же вам такое насоветовал? -- вскинулась Зернянская.
Руки ее заметались по столу, пока не наткнулись на стопку фирменных календариков. Принялись тасовать их, как карточную колоду. Странно вели себя руки -- можно было подумать, что мадам Анита еле сдерживается, чтобы не броситься бежать. Впрочем, как только она подняла на меня глаза, стало ясно: ее обуревает вовсе не страх, ее обуревает старое доброе чувство по имени "ненависть".
Черт возьми, какой же я осел! Создатель обделил ее красотой, стройностью и умом, и она всем сердцем ненавидела красивых, стройных и умных женщин. Только с какой стати такой мадам убивать того единственного, который обратил на нее внимание? С какой стати бабе убивать своегомужика? Разве что по принципу "так не доставайся же ты никому!"...
-- Ой! -- сказала мадам. -- Верка Десятникова вам натрепала, да? Так это она от ревности, что ей отставку дали. Распахнула роток на чужое! Вот есть же такие стервы! Сколько мужиков вокруг болтается -- бери-не-хочу. Воспитывай его, подталкивай, чтобы карьеру строил, добивайся своего. Так нет же! Проще ведь на готовенькое. Покрутить задницей, подрыгать сиськами. Мужики ж на таких падки... Врет она все! От злобы и зависти.
-- Вот я о том и говорю, -- сказал я. -- Так что бросьте свои попытки очернить Шантолосову. Кого вы подозреваете, кроме нее?
Анита отложила календарики. Ненависть потихоньку сползала с ее круглого лица. Как талый снег с крыши -- перестал морщиться лоб, прояснились глаза, прекратили дрожать губы и подбородок...
В общем-то, мне было жаль эту бабу. Жизнь дала ей не так уж и мало -- мужа и обеспеченную жизнь, -- но ей захотелось большего. Любви. А в результате нахлынула ненависть, это чувство переполняло мадам Зернянскую и должно было иссушать ее душу, а иссушенная душа -- враг телу. Впереди Аниту ждали неврозы, гипертония, а может быть, и рак, главная болезнь людей-самоедов.
-- Кроме нее, никого. Разве что господина Карачарова. Вы знаете, что он -- любовник Шантолосовой?
-- Слышал.
Мне стало понятно, что ничего я тут не высижу и пора уносить ноги. Я встал:
-- Ладно, Анита Гербертовна. Если что вдруг вспомните, позвоните, пожалуйста. -- Я наградил ее визиткой и убрался прочь.
Оставалось снова поговорить с дамами. Начать я решил с кнопки.
Госпожа Зернянская за прошедшие неполные двое суток, разумеется, не стала стройнее и выше. Да и страза за свою жизнь у нее не поубавилось. Но когда я объявил, что я вовсе не страховой агент, а частный детектив и дело веду по просьбе Полины Шантолосовой, она чуть со стула не упала.
-- Как? -- пролепетала она. -- Вы хотите сказать, что вас наняла эта стерва?
-- Именно.
Анита часто захлопала ресницами. Как взлетающая птица -- крыльями...
-- Ничего не понимаю.
-- А я вот понимаю, -- сказал я. -- Старое доброе чувство по имени "зависть" -- чем не причина очернить человека? Зависть да ее родная сестра ревность... Мне тут, кстати, один человек всячески советовал обратить самое пристальное внимание вовсе не на Шантолосову, а на вас. По крайней мере, в связи со смертью вашего мужа...
-- Это кто же вам такое насоветовал? -- вскинулась Зернянская.
Руки ее заметались по столу, пока не наткнулись на стопку фирменных календариков. Принялись тасовать их, как карточную колоду. Странно вели себя руки -- можно было подумать, что мадам Анита еле сдерживается, чтобы не броситься бежать. Впрочем, как только она подняла на меня глаза, стало ясно: ее обуревает вовсе не страх, ее обуревает старое доброе чувство по имени "ненависть".
Черт возьми, какой же я осел! Создатель обделил ее красотой, стройностью и умом, и она всем сердцем ненавидела красивых, стройных и умных женщин. Только с какой стати такой мадам убивать того единственного, который обратил на нее внимание? С какой стати бабе убивать своегомужика? Разве что по принципу "так не доставайся же ты никому!"...
-- Ой! -- сказала мадам. -- Верка Десятникова вам натрепала, да? Так это она от ревности, что ей отставку дали. Распахнула роток на чужое! Вот есть же такие стервы! Сколько мужиков вокруг болтается -- бери-не-хочу. Воспитывай его, подталкивай, чтобы карьеру строил, добивайся своего. Так нет же! Проще ведь на готовенькое. Покрутить задницей, подрыгать сиськами. Мужики ж на таких падки... Врет она все! От злобы и зависти.
-- Вот я о том и говорю, -- сказал я. -- Так что бросьте свои попытки очернить Шантолосову. Кого вы подозреваете, кроме нее?
Анита отложила календарики. Ненависть потихоньку сползала с ее круглого лица. Как талый снег с крыши -- перестал морщиться лоб, прояснились глаза, прекратили дрожать губы и подбородок...
В общем-то, мне было жаль эту бабу. Жизнь дала ей не так уж и мало -- мужа и обеспеченную жизнь, -- но ей захотелось большего. Любви. А в результате нахлынула ненависть, это чувство переполняло мадам Зернянскую и должно было иссушать ее душу, а иссушенная душа -- враг телу. Впереди Аниту ждали неврозы, гипертония, а может быть, и рак, главная болезнь людей-самоедов.
-- Кроме нее, никого. Разве что господина Карачарова. Вы знаете, что он -- любовник Шантолосовой?
-- Слышал.
Мне стало понятно, что ничего я тут не высижу и пора уносить ноги. Я встал:
-- Ладно, Анита Гербертовна. Если что вдруг вспомните, позвоните, пожалуйста. -- Я наградил ее визиткой и убрался прочь.
25
Оставалось снова поговорить с Полиной Шантолосовой. Однако идти к ней совершенно не хотелось. Мне нечего было сказать моему новому официальному работодателю, кроме одной-единственной фразы: "Сударыня, детективное агентство Максима Мезенцева находится в глухом тупике".
Разумеется, по сравнению с первым днем, я знал о каждом из бешанзерсофтовских руководителей много больше. Мне было теперь известно, кто у кого ходил в любовниках и кто кого ненавидел, но все эти знания не давали ни черта. Количество подозреваемых от этого меньше не стало, а если учесть, каким способом были осуществлены предполагаемые убийства, то Кавказец-Карачаров прав: подозреваемые могли быть и вовсе не связаны с компанией "Бешанзерсофт". К примеру, когда-то в детстве господин Зернянский отобрал у соседа велосипед, и теперь выросший сосед получил вдруг возможность отомстить обидчику. Бред! Но бред не менее логичный, чем подозревать в мужеубийстве Аниту Зернянскую. Или, скажем, Антона Константинова, буде тот оказался замешанным в каких-либо комбинациях с конкурентами, направленных против родной компании, и его в этих махинациях уличили...
Вообще, если исходить не из реальных, а из гипотетических возможностей, то лучшей кандидатуры в организаторы убийств и не найти. Руководитель службы безопасности на любом предприятии -- это своего рода пахан на зоне. Он сам подбирает себе людей, сам их принимает на работу и сам увольняет. И в общем-то, ему, по большому счету, никто не указ. Его люди будут выполнять только его команды. В определенном смысле, проблемы его коллектива выше проблем всех прочих подразделений фирмы. Ибо неумелая организация службы безопасности может привести к банкротству компании быстрее, чем плохая работа отдела реализации. Промышленный шпионаж никто не отменял -- он неотъемлемая часть постиндустриального общества. Достаточно украсть важный секрет, и разоренный конкурент сам застрелится.
В общем, я решил, что к господину Константинову и отправлюсь. Уж он-то поймет мое бедственное положение. А заодно избежим разговоров, что я побеседовал со всеми руководителями, кроме того, кто ведает безопасностью.
Чтобы не выдавать наших особых отношений, я не стал звонить Константинову напрямую, а вновь обратился к Елене Владимировне Пименовой. Через пять минут наша встреча была организована. Апартаменты Константинова располагались на тридцать пятом этаже, то есть к народу он был ближе всех. Вместо секретарши в его приемной сидел плечистый бугай, на плечи которому так и просились погоны. У него были мягкие движения и острый пронизывающий взгляд -- неотъемлемая принадлежность древней профессии.
Я доложился и был пропущен в святая святых.
Константинов поприветствовал меня так, словно мы раньше не встречались, из чего я сделал вывод, что телекамеры наблюдения стоят и в его кабинете. Что, впрочем, не удивительно. Однако отчего же тогда так вольна на язык Анита Зернянская? Ведь все ее слова вполне могут дойти до предмета разговора. Впрочем, Шантолосова -- ей не начальница. А что касается откровенностей о Вере Десятниковой, так это, может, особый вид мазохизма. Есть же такие люди, что получают кайф, рассказывая о своих бедах...
Мы с Константиновым "познакомились", потом он с клавы дал какие-то команды компьютеру на столе и сказал:
-- Наблюдение и запись я отключил. Можем беседовать без опаски.
Без опаски так без опаски. Я обрисовал ему ситуацию, намекая на то, что расследование зашло в тупик. О соглядатае снова решил не говорить.
-- А вы не торопитесь с выводами? -- спросил Антон Иваныч.
Я торопился с выводом о тупике не больше, чем с заключением о том, что солнце каждый вечер прячется за горизонтом. Ведь когда горизонт закрыт тучами, об этом знаешь, исходя из теории. Так и с розыском. Когда подозреваемых так много, что не знаешь, на ком остановить внимание, -- это теоретический тупик.
-- Не тороплюсь. По большому счету, у меня нет подозреваемых. И в то же время их слишком много.
-- А с инспекторами дорожного движения, проводившими дознание по авариям, встречались?
-- Есть ли смысл? Инспекция же признала отсутствие вины посторонних лиц в случившемся. Во всем виноваты сами погибшие.
Константинов встал и прошел по кабинету, размышляя.
На триконке дисплея, висевшей над углом его стола, появился скринсейвер в виде Медного Всадника, проплывающего вдоль Университетской набережной -- трудно было не узнать здания Кунсткамеры, Академии наук, Двенадцати коллегий, Меншиковского дворца...
-- И тем не менее я бы поговорил с инспекторами. Официальный отчет это одно, а собственное мнение -- совсем другое. Бывают ведь ситуации, когда человек остается при своем мнении, но выполняет указание начальства.
-- Ладно, вы правы, -- согласился я. -- Для очистки совести этот разговор необходим. Только люди из инспекции вряд ли захотят беседовать с безвестным частным детективом.
Я думал, Константинов опять заговорит о таскании каштанов из огня чужими руками, но тот сел за стол (Медный Всадник тут же исчез вместе с архитектурными чудесами) и позвонил какому-то Алексею Петровичу. Разговор велся в телефонном режиме, и потому я слышал только реплики Константинова.
-- Привет, Алексей Петрович!.. Да, я... Билетики на следующий матч тебя ждут... Да, надо бы порвать, как бобик тряпку... Нет... Буду... Слушай. Тут одному человечку нужно побеседовать с твоими орлами... С теми, кто расследовал аварии Бердникова и Зернянского... Да нет, все на неофициальном уровне. Никто их в суд вызывать не собирается... Ну ты ж меня знаешь: сказал -- отрезал... Да, скомандуй, пожалуйста, твоей службе этот разговор не повредит... Да... Да... Спасибо! Увидимся перед следующей игрой. Удачи! -- Он пробежался пальцами по сенсорам клавы и посмотрел на меня: -- Мой давнишний почитатель! Командует всеми дорожными инспекторами Балтийского края.
-- Я тоже ходил на вас, -- сказал я. -- До сих пор помню ту плюху, что вы "Локо" положили... помните, Коробов в дальний прыгнул, настолько вы все правдоподобно изобразили, а мяч в ближний покатился... Жаль только, недолго вы играли.
-- Увы, крестообразные подвели. Не спортивная у меня конституция оказалась.
-- А я, знаете, тоже бывший спортсмен. Только хоккеем занимался, в СКА. Но на переломе отвалил.
Разумеется, он знал, что упомянутый мною перелом не имеет никакого отношения ни к мослам, ни к медицине. Перелом -- это когда ты из ребенка превращаешься в профессионала, и на тебя начинают распространяться законы профессионального спорта. Упаси вас господь получить травму на переломе! Вы сразу окажетесь никому, кроме родителей, не нужны...
Минут пять мы вспоминали лихую спортивную юность.
Потом он сказал:
-- Я пришлю вам координаты нужного инспектора, как только они у меня появятся.
-- Хорошо, -- сказал я. -- Я поговорю с ним. Но кажется мне, что ничего это не даст. Надо ждать развития событий. Может, тогда откроются кладовые улик.
Разумеется, по сравнению с первым днем, я знал о каждом из бешанзерсофтовских руководителей много больше. Мне было теперь известно, кто у кого ходил в любовниках и кто кого ненавидел, но все эти знания не давали ни черта. Количество подозреваемых от этого меньше не стало, а если учесть, каким способом были осуществлены предполагаемые убийства, то Кавказец-Карачаров прав: подозреваемые могли быть и вовсе не связаны с компанией "Бешанзерсофт". К примеру, когда-то в детстве господин Зернянский отобрал у соседа велосипед, и теперь выросший сосед получил вдруг возможность отомстить обидчику. Бред! Но бред не менее логичный, чем подозревать в мужеубийстве Аниту Зернянскую. Или, скажем, Антона Константинова, буде тот оказался замешанным в каких-либо комбинациях с конкурентами, направленных против родной компании, и его в этих махинациях уличили...
Вообще, если исходить не из реальных, а из гипотетических возможностей, то лучшей кандидатуры в организаторы убийств и не найти. Руководитель службы безопасности на любом предприятии -- это своего рода пахан на зоне. Он сам подбирает себе людей, сам их принимает на работу и сам увольняет. И в общем-то, ему, по большому счету, никто не указ. Его люди будут выполнять только его команды. В определенном смысле, проблемы его коллектива выше проблем всех прочих подразделений фирмы. Ибо неумелая организация службы безопасности может привести к банкротству компании быстрее, чем плохая работа отдела реализации. Промышленный шпионаж никто не отменял -- он неотъемлемая часть постиндустриального общества. Достаточно украсть важный секрет, и разоренный конкурент сам застрелится.
В общем, я решил, что к господину Константинову и отправлюсь. Уж он-то поймет мое бедственное положение. А заодно избежим разговоров, что я побеседовал со всеми руководителями, кроме того, кто ведает безопасностью.
Чтобы не выдавать наших особых отношений, я не стал звонить Константинову напрямую, а вновь обратился к Елене Владимировне Пименовой. Через пять минут наша встреча была организована. Апартаменты Константинова располагались на тридцать пятом этаже, то есть к народу он был ближе всех. Вместо секретарши в его приемной сидел плечистый бугай, на плечи которому так и просились погоны. У него были мягкие движения и острый пронизывающий взгляд -- неотъемлемая принадлежность древней профессии.
Я доложился и был пропущен в святая святых.
Константинов поприветствовал меня так, словно мы раньше не встречались, из чего я сделал вывод, что телекамеры наблюдения стоят и в его кабинете. Что, впрочем, не удивительно. Однако отчего же тогда так вольна на язык Анита Зернянская? Ведь все ее слова вполне могут дойти до предмета разговора. Впрочем, Шантолосова -- ей не начальница. А что касается откровенностей о Вере Десятниковой, так это, может, особый вид мазохизма. Есть же такие люди, что получают кайф, рассказывая о своих бедах...
Мы с Константиновым "познакомились", потом он с клавы дал какие-то команды компьютеру на столе и сказал:
-- Наблюдение и запись я отключил. Можем беседовать без опаски.
Без опаски так без опаски. Я обрисовал ему ситуацию, намекая на то, что расследование зашло в тупик. О соглядатае снова решил не говорить.
-- А вы не торопитесь с выводами? -- спросил Антон Иваныч.
Я торопился с выводом о тупике не больше, чем с заключением о том, что солнце каждый вечер прячется за горизонтом. Ведь когда горизонт закрыт тучами, об этом знаешь, исходя из теории. Так и с розыском. Когда подозреваемых так много, что не знаешь, на ком остановить внимание, -- это теоретический тупик.
-- Не тороплюсь. По большому счету, у меня нет подозреваемых. И в то же время их слишком много.
-- А с инспекторами дорожного движения, проводившими дознание по авариям, встречались?
-- Есть ли смысл? Инспекция же признала отсутствие вины посторонних лиц в случившемся. Во всем виноваты сами погибшие.
Константинов встал и прошел по кабинету, размышляя.
На триконке дисплея, висевшей над углом его стола, появился скринсейвер в виде Медного Всадника, проплывающего вдоль Университетской набережной -- трудно было не узнать здания Кунсткамеры, Академии наук, Двенадцати коллегий, Меншиковского дворца...
-- И тем не менее я бы поговорил с инспекторами. Официальный отчет это одно, а собственное мнение -- совсем другое. Бывают ведь ситуации, когда человек остается при своем мнении, но выполняет указание начальства.
-- Ладно, вы правы, -- согласился я. -- Для очистки совести этот разговор необходим. Только люди из инспекции вряд ли захотят беседовать с безвестным частным детективом.
Я думал, Константинов опять заговорит о таскании каштанов из огня чужими руками, но тот сел за стол (Медный Всадник тут же исчез вместе с архитектурными чудесами) и позвонил какому-то Алексею Петровичу. Разговор велся в телефонном режиме, и потому я слышал только реплики Константинова.
-- Привет, Алексей Петрович!.. Да, я... Билетики на следующий матч тебя ждут... Да, надо бы порвать, как бобик тряпку... Нет... Буду... Слушай. Тут одному человечку нужно побеседовать с твоими орлами... С теми, кто расследовал аварии Бердникова и Зернянского... Да нет, все на неофициальном уровне. Никто их в суд вызывать не собирается... Ну ты ж меня знаешь: сказал -- отрезал... Да, скомандуй, пожалуйста, твоей службе этот разговор не повредит... Да... Да... Спасибо! Увидимся перед следующей игрой. Удачи! -- Он пробежался пальцами по сенсорам клавы и посмотрел на меня: -- Мой давнишний почитатель! Командует всеми дорожными инспекторами Балтийского края.
-- Я тоже ходил на вас, -- сказал я. -- До сих пор помню ту плюху, что вы "Локо" положили... помните, Коробов в дальний прыгнул, настолько вы все правдоподобно изобразили, а мяч в ближний покатился... Жаль только, недолго вы играли.
-- Увы, крестообразные подвели. Не спортивная у меня конституция оказалась.
-- А я, знаете, тоже бывший спортсмен. Только хоккеем занимался, в СКА. Но на переломе отвалил.
Разумеется, он знал, что упомянутый мною перелом не имеет никакого отношения ни к мослам, ни к медицине. Перелом -- это когда ты из ребенка превращаешься в профессионала, и на тебя начинают распространяться законы профессионального спорта. Упаси вас господь получить травму на переломе! Вы сразу окажетесь никому, кроме родителей, не нужны...
Минут пять мы вспоминали лихую спортивную юность.
Потом он сказал:
-- Я пришлю вам координаты нужного инспектора, как только они у меня появятся.
-- Хорошо, -- сказал я. -- Я поговорю с ним. Но кажется мне, что ничего это не даст. Надо ждать развития событий. Может, тогда откроются кладовые улик.