45

   Пока я катил на "Василеостровскую", чтобы подобрать брошенную "забаву", в моих мозгах созрел план дальнейших действий.
   Серый "фолькс" стоял неподалеку. Сквозь тонированные стекла по-прежнему ничего было не рассмотреть, но я догадывался, что филер или филеры там. Когда они поняли, что потеряли объект, им ничего не оставалось как ждать, пока я не вернусь за машиной.
   Я сел за руль, выкурил сигарету, сбрасывая с себя остатки эмоциональных пут семейного человека и превращаясь в волка-одиночку. Процесс еще не был закончен, когда я тронулся с места, но я был уверен, что теперь, когда Катя была в безопасности, поменять шкуру мне будет гораздо проще.
   Я показал в зеркало заднего вида оттопыренный средний палец и покатил к родному дому, поскольку надо было продолжать провоцировать убийцу -- теперь уже иным путем, -- а для этого мне в очередной раз потребовалось порыться среди своих старых бумаг.
   Однако в ящике стола нужной мне вещи не оказалось, и прошло не меньше часа, прежде чем я, планомерно обыскивая все возможные места, добрался до полиэтиленового пакета, валявшегося в прихожей на антресолях, рядом с давно забытой палаткой и набором туристических котелков. В этом пакете она, наконец, и отыскалась, моя старая бумажная записная книжка, в которой были собраны номера телефонов еще с юношеских времен.
   Валерий Викторович Сайпанов по прозвищу Валет, тренер детской армейской команды, с которым прошли все мои хоккейные годы -- от прихода в спортивный клуб армии и до полной завязки с профессиональным спортом (а детский хоккей в те времена был весьма профессиональным занятием). С Валетом мы катались по европейской части России -- в Воронеж, Липецк, Ярославль, Рыбинск и другие города, в которых существовали хоккейные школы. Это называлось "участие в чемпионате России среди детских команд". Сколько было пропущено шайб, сколько пролито слез! Мне и до сих пор иногда снится, как я чувствую, что промахнулся мимо резинового диска, как поворачиваю голову и вижу взметнувшуюся за спиной сетку, которую вешают внутри ворот, чтобы залетевшая шайба не спружинила и не вылетела назад незамеченной арбитрами.
   Я отыскал номер, по которому приходилось звонить, если я заболевал и предстояло пропустить тренировку. Правда, такое бывало редко -- чаще случались травмы, чем болезни. Сверяясь с записной книжкой (а ведь когда-то знал номер наизусть), потыкал кнопочки на клаве видеофона.
   Авось повезет...
   Мне повезло. Прозвучавший в трубке голос как будто прилетел из далекого прошлого -- за минувшие пятнадцать лет номер у Сайпанова не изменился.
   -- Слушаю вас внимательно!
   Видеофона у Сайпанова, похоже, не было, поскольку на дисплее появился транспарант "Видеоканал не задействован".
   У меня вдруг пересохло в горле, и пришлось откашляться, прикрыв трубку левой рукой, прежде чем сказать:
   -- Здравствуйте, Валерий Викторович! Это Вадим Ладонщиков. Помните меня? Как я запустил бабочку в ближний угол в Миннеаполисе...
   Было такое, когда мы ездили на турнир в Штаты. Эта шайба стоила нам первого места. Однако у нас была дружная команда, и никто мне слова не сказал в осуждение. Справедливости надо отметить, что я вытащил тогда три плюхи, которые, как мне теперь кажется, не вытащил бы и легендарный Третьяк. Но в решающий момент получилась непруха.
   Непруха, кстати, стала еще одной причиной, почему я бросил хоккей. Вратарь без фарта -- что расстегнутая ширинка! Сначала все кругом вежливо отводят глаза, а потом начинают смеяться.
   -- Здравствуй, Вадим! Еще бы не помнить! Да, насрал ты тогда с "Миннесотой" больше лошади, более глупой шайбы я у тебя не видел... Но это дело прошлое. Чем теперь занимаешься?
   И я рассказал ему, чем занимаюсь. Разумеется, ни слова правды. То есть начинался мой рассказ, конечно, с правды. Как и в жизни, я был после учебы военным наемником. Как и в жизни, мне это осточертело, и я вернулся домой. Но -- дальше я поднатужился и стал журналюгой, пишущим для Сети на околоармейские темы. Под псевдонимом, разумеется. Взгляд человека, который все проблемы низового звена российской армии знает непонаслышке. Но это для заработка. А для души -- собираю материал, буду делать серьезную книгу о родном питерском "Зените". Я бы, Валвиктыч, и о родном питерском СКА написал, да успехи питерского хоккея много скромнее футбольных успехов. Да, согласен, именно увы... А от вас мне нужна вот какая помощь... Нельзя ли через вас, Валвиктыч, выйти на кого-нибудь из зенитовских тренеров, работавших в команде лет десять назад? Сами понимаете, одно дело -- выйти на нужную фигуру через посторонних людей. И совсем другое, если я буду представлен известным детским тренером как человек, не чуждый спорту...
   Сайпанов выслушал мои соловьиные разливы и сказал:
   -- Сегодня в баре "Хет-трик" мы будем смотреть первую игру нашей сборной на Кубке мира. Приходи к девяти, позвонишь мне, я проведу тебя внутрь и познакомлю с одним мужиком. Он -- как раз то, что тебе нужно. Он много чего порассказать может.
   Вот черт! А я уже и опять забыл за всей этой беготней от "фолькса", что сегодня открывается Кубок мира, да турнир-то необычный, поскольку впервые играется не по ту сторону Атлантики, а в самой что ни на есть Европе, на ледовых площадках Мюнхена, Кельна, Берлина и прочих германских городов, и, стало быть, смотреть игры в прямом эфире можно не среди ночи и под утро, ставя будильник и непременно будя Катю, а как раз в прайм-тайм. Да и подсуживать америкосам и канадцам в Дойчлянде никто не станет, и у нашей сборной появляется неплохой шанс. Если, конечно, горячих финских парней порвем, как бобик тряпку...
   -- Валерий Викторович! Вы меня прямо-таки спасаете! С меня полбанки!
   -- Ловлю на слове! -- сказал Сайпанов.
   -- Вы чего пьете? Водовку и коньячок?
   -- Согласен и на пиво, -- добродушно рыкнул Валет. -- Смотри не опаздывай! Записывай номер мобильника.
   Он продиктовал мне цепочку цифр, я занес их в память своей трубки.
   -- Так смотри не опаздывай, -- повторил он.
   Как будто я хоть раз опоздал к нему на тренировку. Не было такого! Из меня бы наверняка вырос вратарь экстра-класса, кабы побольше честолюбия да поменьше непрухи!
   -- Буду вовремя, как штык, -- сказал я проникновенным голосом.
   В трубке послышался негромкий смешок, и тут же помчались друг за другом короткие гудки.

46

   До назначенной встречи оставалось время, и я убивал его, как смертельного врага. Сначала позвонил на автоответчик Катерине и сказал, что у меня все в порядке и до утра наверняка будет в порядке, но я буду периодически позванивать, чтобы ей не грустилось. Потом прилег на диван в кабинете, поскольку предыдущая ночь с точки зрения физического отдыха была весьма и весьма неполноценной. Да и сегодняшний день -- ничем не лучше. Не снилось мне ничего -- организм недвусмысленно давал понять, что с сексом я переборщил.
   Без четверти восемь я поднялся, привел себя в порядок, достал из ящика стола диктофон и отправился в спортивный бар с выразительным названием "Хет-трик".
   "Фольксвагена" в поле зрения не наблюдалось, но это ни о чем не говорило.
   Мне было известно, что бар располагается на Садовой, неподалеку от Юсуповского дворца, и я решил добираться туда на метро -- подкатить к "Сенной", а оттуда дотопать к "Хет-трику" на своих двоих. Времени, конечно, не сэкономишь -- в такой час пробки перед мостами уже рассасываются, -- зато получишь возможность не только поговорить со старыми и новыми знакомцами, но и выпить. А за выпивкой, как известно любому русскому мужику, и разговор получается краше.
   Сказано -- сделано! Соглядатаев поблизости в течение всей дороги я так и не заметил, но это меня сейчас мало волновало.
   Двери "Хет-трика" оказались закрыты, за стеклом висела табличка "Извините, сегодня мест нет!" и не какая-нибудь голографическая триконка, а именно старомодный пластмассовый прямоугольник белого цвета с черными мрачными неподвижными буквами. От него за версту несло прошлым веком, и он вполне мог оказаться старше владельца бара.
   Я посмотрел на часы. Было без пяти девять. Точность -- вежливость королей и частных детективов!.. Я позвонил по мобильнику, и через минуту за стеклом появилась знакомая физиономия, а вышибала впустил меня внутрь под завистливые взгляды нескольких страждущих.
   Разумеется, годы, минувшие с тех пор как я играл в команде Валвиктыча, оставили на его лице заметные следы. Волосы стали короче, морщины глубже, а нос -- краснее. Однако это был он, Валерий Викторович Сайпанов, кричавший когда-то мне: "Ай молодца!", если я вытаскивал блином шайбу, летевшую в правую девятку, или заставлявший кувыркаться, если на тренировке я пропускал бабочку. А кувыркаться со щитками на ногах, весящими едва ли не больше тебя (ведь тебе всего шесть лет!), -- то еще удовольствие, и пока прокувыркаешься до синей линии, семь потов сойдет и голова кружиться начинает... А как он отвечал, когда родители, провожая нас на выездной матч, желали ему удачи... "Спасибо, -- говорил он, -- удача нам ох как понадобится!"
   -- Ну здравствуй, Ладонщиков! -- сказал Валет, пожимая мне руку. -- Идем. У меня там столик.
   И мы прошли внутрь.
   Обстановка там оказалась типовой для питерского спортивного бара: фотографии "зенитовцев"-чемпионов страны на стенах, мячи, футболки, клюшки с автографами немногочисленных чемпионов мира, выросших на берегах Невы. В общем, все чин чинарем, как положено. И сплошные голографические панели над экспонатами. На панелях шла реклама кроссовок "Адидас", правда только изображение, без звука.
   Табличка на дверях не врала: ни одного свободного места и в самом деле не было -- кроме предназначенного для меня. Рекламу, разумеется, никто не смотрел -- все пили пиво и трепались. Со всех сторон слышалось:
   -- Я вот помню, как Керж "Локо" в Черкизове плюху положил. Аршава ему подал с левого фланга, а он как нырнет вперед, да как примет шарик на черепушку. Прямо перед перекладину, Босс даже лапы поднять не успел... Какой же это год был? Не то две тыщи третий, не то две тыщи четвертый...
   -- Да, я тоже "Туборг" предпочитаю зеленый...
   -- А помнишь чемпионат две тысячи шестого? Наши первый матч играли тогда...
   -- Не-е, она брассом плавает, но на мужиков прыгает, как будто по баттерфляю специалистка...
   -- А Паша Буре, по слухам, с Курниковой крутил...
   -- Просадить наши просадили, конечно, но Китай-то тогда бронзу взял...
   За столами сидели и пожилые, помнившие еще "зенитовцев" начала века, и зеленая молодежь, вряд ли способная ответить, почему московских спартаковцев называют "мясом".
   За столиком Валвиктыча сидели два незнакомых мне мужика близкого к пенсионному возраста. Одного я знал -- он тренировал в СКА детскую команду годом младше нас, я даже вспомнил его фамилию -- Лабудов. Его сын по прозвищу, естественно, Лабуда играл в той команде и подавал большие надежды. Однако позже я ничего о нем не слышал. А вторым оказался дядька, работавший в "Зените", тот самый, который был мне обещан. Сайпанов представил меня по-серьезному -- как одного из своих лучших учеников, из которых, к сожалению, ничего путного в спортивном смысле не вышло. Я на него не обиделся: Валет был прав -- он вбухал в таких как я массу нервов, трудов и времени, а мы в самый ответственный момент, когда надо было проявить себя и перейти на более высокий уровень, когда засветило во взрослые профессионалы попасть, смалодушничали, махнули хвостом и сменяли шило на мыло. А то раньше мы, понимаешь, не знали, что хоккей -- травмоопасный вид спорта...
   -- А я тебя помню, -- сказал Лабуда-старший. -- Стойка у тебя правильная была, паучья. И реакция для ребенка -- будь здоров. С фартом, правда, помнится, проблемы имелись, но это от человека не зависит... И где ты теперь?
   Я объяснил. Учеба, гибель родителей, служба по контракту на войне с горцами, теперь вот журналистские перышки затачиваю, вроде получается, хотя специального образования и нет...
   Он слушал и кивал, но я понимал, что, завязав со спортом, никакого интереса я для него не представляю. Один из сотен неудачников, начавших жизнь с большой ошибки... Зададим мальчику вопросы, как дань вежливости, и сделаем вид, что серьезно заинтересованы...
   Люди, связавшие жизнь со спортом, -- это такая же особая каста, как журналисты, менты и хакеры. Они крайне неохотно пускают к себе посторонних.
   -- А ваш сын в какой команде играет? -- в свою очередь поинтересовался я. -- Его, по-моему, Олегом звали, верно?
   -- Олег, точно! -- Лабуда-старший посмотрел на меня с симпатией. -- Олег сейчас в Штатах, у него трехлетний контракт с "Чикаго". Две недели назад "Кубок Стэнли" в Питер привозил, в Ледовом дворце целую церемонию устраивали.
   О как!.. А я сию примечательную спортивную новость благополучно проворонил, слежка за неверными женами была в этот момент для меня важнее.
   И вообще, надо сказать, все идет свои путем, как и положено. Главные занятия отодвигают на заднюю парту второстепенные. Чем дальше течет жизнь, тем больше уходит из моей жизни хоккей. Становится чем-то вроде этой грандиозной стройки на Марсе, которая мне совершенно до лампочки и которая всплывает в памяти только в те моменты, когда я вспоминаю воспитательницу Яну, без преувеличения спасшую меня в прошлом году. С тех пор мы с нею и не виделись. Но так, думаю, и должно быть. Это честно и по отношению к Кате, и по отношению к самой Яне.
   Реклама на панелях сменилась высоченными черными мужиками, кидающими оранжевые мячи в корзины. Тут же появился звук. Пошла программа новостей заокеанской национальной баскетбольной ассоциации.
   Валет постучал меня по предплечью:
   -- Ты, Вадим, спрашивай Палыча, пока хоккей не начался. Баскет он не любит...
   И я начал спрашивать Палыча. Первым вопросом было, не против ли он диктофона. Он оказался не против, только поинтересовался, будет ли польза от диктофона в таком шуме.
   -- Не беспокойтесь, все в порядке, -- сказал я. -- Там стоит остронаправленный микрофон и система подавления посторонних шумов. Вот о чем бы я хотел от вас услышать...
   Я поведал, что за великолепную книгу намерен писать и что мне конкретно от него нужно. Об Антоне Константинове в моей речи, разумеется, не упоминалось -- Палыч сам должен был выйти на него. Врал я увлеченно, с энтузиазмом и фантазией. По крайней мере, он поверил и, разгоряченный очередным бокалом "Хейнекена", принял мою затею с еще большим энтузиазмом, и мне оставалось только настроить диктофон и слушать, слушать, слушать... Он был потрясающий рассказчик, и у меня даже мелькнула мысль, что на пенсии, если доживу, я обязательно возьмусь за такую книгу, и рассказ его мне еще пригодится.
   Палыч был помощником главного по физической подготовке, а физика это физика, если физики нет, то и техника не поможет, обыграешь защитника, два метра пробежишь, глядь, а он тебя уже и настиг. А там подкат или пуще того -- толчок в плечо, и вот ты уже без мяча, носом в газон, а он тебе негромко пару ласковых, за какие на городских улицах в морду дают...
   Но и выгоняют тренеров по физике чаще прочих. Физика -- вещь прикладная, на место уволенного сразу замена отыщется...
   Как я понял, Палыча уволили из клуба для того, чтобы прикрыть чью-то административную задницу (тут он обошелся без конкретностей), но, даже если он и остался обиженным, в рассказ его обида не прорывалась. О футболистах же он и вовсе говорил только добрые слова. Послушать его, так "Зенит" -- просто скопище сплошных талантов, и клубу давно пора Лигу чемпионов выигрывать. Тут я против ничего не имел -- сам "Зенит" люблю, -- и при моем непрерывном поддакивании Палыч разошелся еще пуще...
   Наконец, среди прочих, он вспомнил и АНТа-25.
   Я тут же насторожил уши.
   АНТа назвали великолепным нападающим, удар у него был поставлен и с правой, и с левой, но особенно парню удавалась игра головой. Жаль, крестообразные связки его подвели, а то бы ой как далеко пошел. "Золотую бутсу" бы наверняка завоевал, и не раз! А головой у нас только Виталий Старухин умел так бить, был такой игрок в прошлом веке, в донецком "Шахтере" играл. Кстати говоря, позиционное-то чутье у АНТа было не слишком развито, похуже, чем у многих, но выпрыгивал он очень высоко и умел защитников в воздухе перевисеть. В общем, от бога забивала был. С ним, помнится, хохма получилась... Шло чествование команды после золотого сезона, ну и поднабрались слегка ребята, подначки пошли, кто-то АНТу сказал, что он, наверное, в шипы бутс пружинки вставляет, иначе так прыгать просто невозможно. Ну вот... А парень уже хватил слегка, завелся, заявил, что он и без бутс и не на футбольном поле может выпрыгнуть дай бог всякому, что у тебя самого пружинка в одно место вставлена, а он просто-напросто умеет летать. Как птица, спросили... Нет, говорит, не как птица, но летает, и готов был уже поспорить с кем-то на пару пузырей, да только хмель, видно, вылетел из башки, и одумался спорить, хрен вам, говорит, это мой огромный секрет для маленькой компании. Спьяну мужики до чего только не договорятся. Один у нас как-то поспорил, что двадцать пеналей из двадцати Гурову положит. Когда протрезвел, опомнился, да поздно было. Ну ладно, собрался мужик, бил очень аккуратно, двенадцать в сетку положил, а тринадцатый в штангу отправил -- наверное, про несчастливое число подумал... А несчастливое число -- это мастерством не взять, это только фартом обойти можно, а фарт -- это фарт, его не купишь, его господь или дает, или не дает...
   Палыч, наверное, еще бы часа три байки под пивко рассказывал, да тут народ в баре зашевелился, и в нашу беседу (вернее -- в треп Палыча и мое молчание) Сайпанов встрял:
   -- Вы и хоккей собираетесь протрендеть?
   И в правду -- команды уже на лед выкатились. Час пролетел, будто и не было.
   -- Ладно, -- сказал Палыч. -- Остальное в следующий раз. Ты забегай сюда почаще. У нас тут свой столик, хозяин скидку дает. Забота о бывших спортсменах, так сказать... От государства-то хрен чего дождешься, так хоть люди добрые помогают.
   Я покивал, убрал в карман диктофон.
   Со всех сторон теперь неслось:
   -- Эх, сейчас бы финнам вставить, потом швейцаров порвать, и второй этап в кармане при любых раскладах...
   -- Чего он, умом тронулся, Паука поставил. Паук на выходах срёт, и нервишки у него еще те... Помнишь, как он на прошлом чемпионате мира от шведов напускал? Дырила, а не воротчик!
   -- Ну я ей и говорю, тебе чего, говорю, целку сломали, что ли, как ты толчковую ногу через барьер переносишь?! Ух она и завелась, тут же две десятых сбавила! Вот тебе и психология! За пределами манежа она бы мне за такие слова по хлебальнику нащелкала...
   -- Не, ты не прав... Птица не теннис в себе любила, а себя в теннисе. Так вроде Станиславский про театр говорил? Когда ты, голубушка, начинаешь думать, изящно ли выглядит твое движение при кроссе, тебе надо на подиуме сиськами трясти, а не по корту с ракеткой бегать...
   Я достал мобильник и позвонил Кате. Пообщался со мной, как и в первый раз, автоответчик. Я доложил, что у меня по-прежнему все в порядке и теперь уж позвоню только утром, поскольку вышел на оперативный простор. Потом заказал старикам еще по полулитру пива.
   Потом закончилась очередная порция рекламы, и мы принялись смотреть игру.

47

   Черт возьми, а я уже и забыл, что такое болеть в компании!
   Весь последний год вечерами я как правило следил за неверными женами, и мне было не выбраться ни на стадион, ни в Ледовый дворец. А когда наступал перерыв в слежке, меня ждала собственная жена, и у нас находились увлекательные занятия, помимо совместных походов на спортивные зрелища. Только один раз получилось выбраться в Ледовый, но и то лишь потому, что на хоккей отправились мои подопечные.
   Впрочем, игры я все равно практически не видел, поскольку следил в фотоумножитель за влюбленными голубками и снимал их встроенным цифровиком, когда они отвлекались от происходящего на площадке и принимались, как говорит Марьяна, гонять слюни.
   И теперь, глядя как наши рубятся с суомами, я едва ли не забыл о событиях, связанных с "Бешанзером" и приведших меня сюда. Но судьба напомнила мне о них сама и еще до окончания игры. Наши как раз закинули третью шайбу Кипрусову-младшему и за столами "Хет-трика" еще не успели отбушевать радостные страсти по этому поводу, когда я почувствовал, как завибрировал в кармане мобильник.
   Разговаривать в зале было совершенно бессмысленно -- в этом реве и себя было не услышать, не то что голос в трубке, -- и я начал пробираться к туалету, уже испытывая сожаление по поводу бесполезности собственных действий. Кто ж будет столько времени ждать, пока абонент отзовется!
   Однако звонивший был терпелив. Телефон вибрировал и вибрировал, и я уже испугался, что звонок связан к Катей, что с нею случилось ужасное, тем более что, достав трубку, обнаружил на дисплейке надпись "Анонимный звонок". Я едва не отдавил кому-то ноги и был послан этим кем-то далеко и надолго, когда оказался наконец в туалете.
   -- Да! -- крикнул я в трубку, с дрожью ожидая ответа.
   -- Это Максим Мезенцев? -- осведомился равнодушный голос.
   -- Он самый. А вы кто?
   Голос был мне совершенно незнаком и мог оказаться чьим угодно -- от дворника в соседнем доме до губернатора какого-нибудь российского края, -- но интуиция уже говорила мне, что этот дворник-губернатор не имеет никакого отношения к гостинице "Карелия" и ничего не знает о моей Катерине.
   -- Это не важно, Максим.
   -- Не важно так не важно. Что вам надо?
   -- Надо не мне. Надо вам. -- Голос по-прежнему звучал равнодушно. -- У меня есть информация, которая поможет раскрыть тайну известных вам автомобильных катастроф.
   Рядом зашумела вода, раскрылась дверца одной из кабинок, и оттуда вышел, застегивая ширинку, какой-то красномордый тип, пробормотал что-то по поводу некоторых специалистов, путающих сортир с телефонной будкой, но я, хотя слово "специалист" в устах красномордого определенно было ругательным, не обратил на него никакого внимания, и он понял, что подраться со мной не удастся, и отправился смотреть, как дерутся на хоккейной площадке тавгаи.
   -- Что вы хотите за эту информацию?
   -- Договариваться будем при личной встрече.
   -- И когда вы желаете встретиться?
   -- Этой ночью.
   -- Но я же должен знать, сколько взять с собой денег.
   -- Деньги меня не интересуют.
   -- А если я не поеду никуда этой ночью?
   -- Значит, останетесь без информации, -- все так же равнодушно сказал незнакомец. -- Завтра меня в городе уже не будет.
   Ну что ж, вот она, реакция на нашу с Полиной ковровую "провокационную деятельность".
   Мне вдруг стало зябко -- я просто физически ощутил, какой опасностью веет от этого равнодушного типа.
   -- Где вы хотите встретиться? -- спросил я, старательно следя, чтобы страх не проник в голос. -- В метро? На улице? В каком-нибудь кафе?
   -- Нет, -- ответил незнакомец. -- Я не в городе. У меня дача в Сосново. Давайте-ка в два часа ночи подъезжайте к посту дорожной инспекции на Приозерском шоссе, там где отходит дорога на Сосново. Я буду вас ждать перед перекрестком.
   -- Но...
   -- Никаких но! Я не могу отсюда уехать. Так что либо вы едете, либо мы вообще не встречаемся.
   -- А откуда вы знаете, что меня интересует информация об автомобильных катастрофах?
   Это, конечно, был тот еще вопрос, и я не ждал на него ответа. Но незнакомец ответил:
   -- У меня есть знакомые дорожные инспекторы. Вы их на днях расспрашивали. Там ведь не совсем катастрофы были, не так ли?
   -- Похоже на то.
   -- Ну вот. А по имеющейся у меня информации, которой я готов поделиться с вами, там были совсем не катастрофы.
   В общем-то, мне все стало ясно. Судя по всему, меня собираются угробить тем же способом, что и Б@З, и Карачарова. И опять у ментов не будет никаких оснований расследовать злой умысел... Но разве не чего-то похожего на этот ночной звонок добивался я, намереваясь спровоцировать предполагаемого убийцу? Так что же теперь, на попятную?
   "Это вызов, а на вызовы надо отвечать", -- беззаботно подумал я.
   -- Хорошо, я буду в два часа на развилке возле Сосново.
   -- Договорились. -- Незнакомец отключился.
   Я убрал трубку и вышел из туалета.
   Что ж, обещание дано, теперь его надо выполнять. Но за руль мне в таком состоянии нельзя.
   Я вернулся к столу.
   Наши, пока я договаривался с незнакомцем, успели забить еще две шайбы, и в зале теперь было море разливанное доброжелательности и веселья.
   -- Валерий Викторыч, -- обратился я к Сайпанову. -- Мне срочно надо за руль. В этом баре мне могут помочь?
   Довольный развитием матча Валет поднялся из-за стола, крепко взял меня за плечо и повел к стойке. Там он пошептался с барменом и повернулся ко мне.
   -- Есть.
   -- Сколько?
   Сайпанов сказал.
   Я достал портмоне и отслюнявил запрошенную сумму. Передо мной положили на стойку небольшую пачку, на которой было написано "Хрум-хрум. Сухарики к пиву". Внутри пачки находилась таблетка, приняв которую вы уже через два часа можете садиться за руль автомобиля, поскольку за это время содержащийся в таблетке спиритус-фаг, сконструированный несколько лет назад методами генной инженерии, полностью справляется как с излишками самого цэ-два-аш-пять-о-аш, так и с продуктами его распада. Правда, действие фага на человеческий организм еще до конца не изучено (потому его и нет в свободной продаже), но считается, что разовая доза при достаточно редком потреблении практически безвредна. Впрочем, некоторые утверждают, что фагу ставят законодательные палки в колеса лоббисты, защищающие профессиональные интересы дорожной инспекции. Но спрос рождает предложение, и спиритус-фаг уже можно приобрести (правда, из-под стойки) едва ли не в любом кафе Питера. Я этим фагом до сегодняшнего дня пользовался всего один раз. Кажется, без последствий. Но увлекаться не собираюсь. Ибо минус (излишнее потребление напитка) на минус (насильственное изъятие его из организма) не всегда дает плюс. Теоретически может быть и летальный исход.