Страница:
-- Вы полагаете, убийства будут продолжаться? -- удивленно спросил он.
-- Если за спинами убийц стоит Громадин, то не будут. Но доказать мы ничего не сумеем. А если не Громадин, то продолжатся.
-- И следующей жертвой, вы считаете, будет Громадин. Правильно?
-- Скорее всего.
-- Черт! Дать ему охранника, что ли? Я подумаю.
-- Вот и хорошо. Я, с вашего позволения, не пойду к Шантолосовой. -- Я посмотрел на него с улыбкой, которую скорее всего можно было охарактеризовать как заискивающую. -- О том, что результатов пока нет, вы ей и сами можете доложить.
Константинов ответил мне улыбкой, которую можно было охарактеризовать как близкую к понимающей.
-- Хорошо, -- сказал он. -- Сегодня я вас, так и быть, прикрою.
Я рассыпался в благодарностях, на чем мы и расстались.
26
27
28
-- Если за спинами убийц стоит Громадин, то не будут. Но доказать мы ничего не сумеем. А если не Громадин, то продолжатся.
-- И следующей жертвой, вы считаете, будет Громадин. Правильно?
-- Скорее всего.
-- Черт! Дать ему охранника, что ли? Я подумаю.
-- Вот и хорошо. Я, с вашего позволения, не пойду к Шантолосовой. -- Я посмотрел на него с улыбкой, которую скорее всего можно было охарактеризовать как заискивающую. -- О том, что результатов пока нет, вы ей и сами можете доложить.
Константинов ответил мне улыбкой, которую можно было охарактеризовать как близкую к понимающей.
-- Хорошо, -- сказал он. -- Сегодня я вас, так и быть, прикрою.
Я рассыпался в благодарностях, на чем мы и расстались.
26
И на этот раз, покинув начальственный кабинет, я не встретился в коридорах с Марьяной. А может, она просто не работала сегодня...
Не особенно расстроившись по этому поводу, я произвел становящуюся привычной систему выхода из здания: спустился на лифте, вернул себе оружие и сдал магнитный пропуск. Тепло -- как с друзьями -- распрощался с охранниками, которые начали меня узнавать. Вышел на улицу и остановился, раздумывая, чем заняться. На очереди в плане розыскных мероприятий были дорожные инспектора и соглядатай, но заниматься ими еще не было возможности -- не поспела информация. Можно было заглянуть в какой-нибудь подвальчик и выпить чашечку кофе, и я огляделся в поисках соответствующей рекламы. Кафе находилось совсем рядом -- только через улицу перейди. Машину я решил оставить на стоянке "Бешанзерсофта", поскольку возле кафе все равно было не припарковаться.
Войдя в кафе и приблизившись к стойке, я по-прежнему мысленно разглядывал лежащие передо мной дороги, раздумывая по какой пойти, но тут судьба сама все за меня решила.
Мобильник в кармане изобразил битловскую песню "О, дорогая!"
Я достал трубку из кармана и глянул на дисплей. Номер был мне неизвестен. Я нажал кнопку:
-- Слушаю вас!
-- Здравствуйте, Максим! Это Полина Шантолосова.
-- Здравствуйте, госпожа Шантолосова! -- Я с трудом сдержал дрожь в голосе. -- Слушаю вас внимательно.
-- Мне бы хотелось встретиться с вами. Нужно поговорить.
-- Одну секундочку...
Я огляделся. Никто за мной в кафе не входил, и можно было поговорить не опасаясь подслушки. Я отошел от стойки и присел за столик.
-- Я весь в вашем распоряжении, -- сказал я, понизив голос. -- Вы ведь мой клиент теперь. Кстати, я рядом с "Бешанзерсофтом". Могу хоть сейчас подняться к вам, если вы дадите охране соответствующее распоряжение.
Однако эта идея Шантолосовой почему-то не понравилась.
-- Нет, Максим, не годится. Во-первых, у меня через десять минут совещание, а во-вторых, я бы хотела встретиться с вами так, чтобы об этом не знал никто из моего окружения.
Я мысленно присвистнул.
Черт возьми! Неужели, наконец, над ситуацией начинает всходить солнце здравого смысла?
-- Назначайте время и место встречи, Полина... э-э... -- Я успел вспомнить ее отчество прежде, чем она подсказала. -- Полина Ильинична.
-- Можно просто Полина, Максим. -- Певучий голос ее стал мягким. -- Давайте сделаем так... Часа через два встретимся в каком-нибудь кафе попроще. Там, где нет разделения на випов и обычных людей. Подберите сами подходящее и позвоните мне, я туда подъеду.
Во мне тут же сработал профессионал.
-- Если, Полина, вы не хотите, чтобы о нашей встрече знало ваше окружение, вам надо будет скрыться от возможного хвоста. Вы сумеете?
-- Сумею. Если вы мне подскажете, как это проделать простым, но надежным способом.
"Да, сударыня, -- подумал я, -- это вам не искусственный интеллект проектировать!.. Это наука посложнее будет".
-- Разумеется, подскажу. Слушайте внимательно, что придется сделать.
И я провел с нею короткий пятиминутный ликбез на тему "Как избавиться от слежки". Женщина она была умная и все схватывающая на ходу -- повторять ничего не пришлось. А когда мы временно распрощались, я вспомнил, что операция по сбрасыванию хвоста ожидает и меня самого, поскольку песочного цвета "ауди" наверняка торчала неподалеку. Правда, переходя улицу, я машину соглядатая не видел, но, думаю, стоит мне отъехать, как она тут же появится в зеркале заднего вида.
Так оно и произошло.
Несколькими минутами позже я выкатился с гостевой стоянки "Бешанзерсофта" и уже через пару кварталов обнаружил "ауди" тремя машинами сзади в третьем ряду. Добравшись до ближайшего перекрестка, я прямо из второго ряда свернул направо, и пока шпиён перестраивался (а переть поперек потока он не рискнул), я успел докатить до следующего перекрестка и снова повернул направо, и таким образом объехал квартал. И дальше мне везло -- я докатил до станции метро "Комендантский проспект", припарковался на только что освободившееся место и рванул в вестибюль. Краем глаза успел заметить, что "ауди" еще только подбирается к перекрестку, выезд на который ему преградили впереди стоящие машины и красный сигнал светофора. В общем, мне даже не пришлось рвать когти по эскалатору. Я сбежал неспешной иноходью (а как еще можно бегать на двух ногах?) и попал в самую точку, потому что как раз подошел поезд в сторону центра. Я стоял перед вагоном, глядя на эскалатор, до самого объявления "Осторожно, двери закрываются", а соглядатай так и не появился, и я укатил совершенно спокойно.
Потом так же спокойно я пересел на поезд другой линии и покатил в Купчино, где неподалеку от одноименной станции метро находилась кафешка "У Буратины" -- отнюдь не самого высокого пошиба заведение, но и не бомжатник какой-нибудь. "У Буратины" нашлась пара свободных столиков, и я занял один, объяснил официантке, что буду ждать подружку, и заказал для разгона чашечку кофе. Можно, конечно, было позвонить Кате и попросить, чтобы она забрала машину от метро "Комендантский проспект", но встреча с работодателем вовсе не означала обязательное, как раньше выражались, употребление спиртных напитков и спешить не стоило. Поэтому я просто позвонил Полине Шантолосовой и сообщил, в каком месте ее жду. И принялся потягивать под сигаретку принесенный официанткой кофе.
Не особенно расстроившись по этому поводу, я произвел становящуюся привычной систему выхода из здания: спустился на лифте, вернул себе оружие и сдал магнитный пропуск. Тепло -- как с друзьями -- распрощался с охранниками, которые начали меня узнавать. Вышел на улицу и остановился, раздумывая, чем заняться. На очереди в плане розыскных мероприятий были дорожные инспектора и соглядатай, но заниматься ими еще не было возможности -- не поспела информация. Можно было заглянуть в какой-нибудь подвальчик и выпить чашечку кофе, и я огляделся в поисках соответствующей рекламы. Кафе находилось совсем рядом -- только через улицу перейди. Машину я решил оставить на стоянке "Бешанзерсофта", поскольку возле кафе все равно было не припарковаться.
Войдя в кафе и приблизившись к стойке, я по-прежнему мысленно разглядывал лежащие передо мной дороги, раздумывая по какой пойти, но тут судьба сама все за меня решила.
Мобильник в кармане изобразил битловскую песню "О, дорогая!"
Я достал трубку из кармана и глянул на дисплей. Номер был мне неизвестен. Я нажал кнопку:
-- Слушаю вас!
-- Здравствуйте, Максим! Это Полина Шантолосова.
-- Здравствуйте, госпожа Шантолосова! -- Я с трудом сдержал дрожь в голосе. -- Слушаю вас внимательно.
-- Мне бы хотелось встретиться с вами. Нужно поговорить.
-- Одну секундочку...
Я огляделся. Никто за мной в кафе не входил, и можно было поговорить не опасаясь подслушки. Я отошел от стойки и присел за столик.
-- Я весь в вашем распоряжении, -- сказал я, понизив голос. -- Вы ведь мой клиент теперь. Кстати, я рядом с "Бешанзерсофтом". Могу хоть сейчас подняться к вам, если вы дадите охране соответствующее распоряжение.
Однако эта идея Шантолосовой почему-то не понравилась.
-- Нет, Максим, не годится. Во-первых, у меня через десять минут совещание, а во-вторых, я бы хотела встретиться с вами так, чтобы об этом не знал никто из моего окружения.
Я мысленно присвистнул.
Черт возьми! Неужели, наконец, над ситуацией начинает всходить солнце здравого смысла?
-- Назначайте время и место встречи, Полина... э-э... -- Я успел вспомнить ее отчество прежде, чем она подсказала. -- Полина Ильинична.
-- Можно просто Полина, Максим. -- Певучий голос ее стал мягким. -- Давайте сделаем так... Часа через два встретимся в каком-нибудь кафе попроще. Там, где нет разделения на випов и обычных людей. Подберите сами подходящее и позвоните мне, я туда подъеду.
Во мне тут же сработал профессионал.
-- Если, Полина, вы не хотите, чтобы о нашей встрече знало ваше окружение, вам надо будет скрыться от возможного хвоста. Вы сумеете?
-- Сумею. Если вы мне подскажете, как это проделать простым, но надежным способом.
"Да, сударыня, -- подумал я, -- это вам не искусственный интеллект проектировать!.. Это наука посложнее будет".
-- Разумеется, подскажу. Слушайте внимательно, что придется сделать.
И я провел с нею короткий пятиминутный ликбез на тему "Как избавиться от слежки". Женщина она была умная и все схватывающая на ходу -- повторять ничего не пришлось. А когда мы временно распрощались, я вспомнил, что операция по сбрасыванию хвоста ожидает и меня самого, поскольку песочного цвета "ауди" наверняка торчала неподалеку. Правда, переходя улицу, я машину соглядатая не видел, но, думаю, стоит мне отъехать, как она тут же появится в зеркале заднего вида.
Так оно и произошло.
Несколькими минутами позже я выкатился с гостевой стоянки "Бешанзерсофта" и уже через пару кварталов обнаружил "ауди" тремя машинами сзади в третьем ряду. Добравшись до ближайшего перекрестка, я прямо из второго ряда свернул направо, и пока шпиён перестраивался (а переть поперек потока он не рискнул), я успел докатить до следующего перекрестка и снова повернул направо, и таким образом объехал квартал. И дальше мне везло -- я докатил до станции метро "Комендантский проспект", припарковался на только что освободившееся место и рванул в вестибюль. Краем глаза успел заметить, что "ауди" еще только подбирается к перекрестку, выезд на который ему преградили впереди стоящие машины и красный сигнал светофора. В общем, мне даже не пришлось рвать когти по эскалатору. Я сбежал неспешной иноходью (а как еще можно бегать на двух ногах?) и попал в самую точку, потому что как раз подошел поезд в сторону центра. Я стоял перед вагоном, глядя на эскалатор, до самого объявления "Осторожно, двери закрываются", а соглядатай так и не появился, и я укатил совершенно спокойно.
Потом так же спокойно я пересел на поезд другой линии и покатил в Купчино, где неподалеку от одноименной станции метро находилась кафешка "У Буратины" -- отнюдь не самого высокого пошиба заведение, но и не бомжатник какой-нибудь. "У Буратины" нашлась пара свободных столиков, и я занял один, объяснил официантке, что буду ждать подружку, и заказал для разгона чашечку кофе. Можно, конечно, было позвонить Кате и попросить, чтобы она забрала машину от метро "Комендантский проспект", но встреча с работодателем вовсе не означала обязательное, как раньше выражались, употребление спиртных напитков и спешить не стоило. Поэтому я просто позвонил Полине Шантолосовой и сообщил, в каком месте ее жду. И принялся потягивать под сигаретку принесенный официанткой кофе.
27
Полина опоздала всего на пять минут. Это было простительно даже для бизнес-вумен. Возникнув на пороге, она обвела взглядом занятые столики. Меня узнала сразу. Одета она была в темно-фиолетовые джинсы и блузку охряного цвета с короткими рукавами, отороченными фиолетовой же тесьмой. На нее оглянулись едва ли не все присутствующие "У Буратины" парни, но тут уж я ничего не мог поделать.
-- Здравствуйте, Максим! -- сказала она, усаживаясь за стол и протягивая руку.
Я слегка затруднился, не зная, поцеловать ее или пожать, но после секундной паузы, которая, к счастью, не была расценена как неотесанность, разумеется, ограничился рукопожатием.
Перстней на руках моей клиентки не наблюдалось.
-- Ох и весело получилось! -- в голосе Полины звучало нечто, похожее на восторг. -- Я все сделала, как вы сказали. Забежала в пивбар, воспользовалась запасным выходом и была такова.
При телефонном инструктаже я посоветовал ей податься в тот пивняк, каким в прошлом году пользовалась Инга, чтобы отрываться от хвоста. Не знаю, насколько успешной была эта операция в исполнении Полины Шантолосовой, но следом за нею в кафешку, по крайней мере, никто не просочился и рекогносцировку нашего расположения не учинил.
-- Что тут подают? -- Полина взялась за меню.
Креольских фриттеров с сырным соусом в кафешке не подавали, но я не стал сообщать ей об этом, а сама она блюда с таким названием, скорее всего, и не знала.
-- Здесь все просто, -- сказал я. -- По вечерам "У Буратины" бывают местные подростки, а им и орешки к пиву -- деликатес.
Я знавал это кафе еще в студенческие времена -- неподалеку, на улице Ярослава Гашека, жил мой одногруппник Сашка Морин, и мы часто сиживали тут, выглотав не одну сотню литров пива. Порой я и ночевал у него, получая потом от отца и маменьки полновесный фитиль...
Некоторое время Полина перелистывала меню, сопровождая процесс комментариями.
-- Салат "Поле чудес". Из помидоров и огурцов. Какая прелесть!.. Уха "Три пескаря". С ума сойти!.. Вот только почему кафе назвали "У Буратины"?
-- Думаю, местные острословы решили, что сам Буратино вряд ли бы мог иметь кафе, поскольку был известный лоботряс. Вот они и придумали ему сестру по имени Буратина. И к известной сказке отношение имеет, и правда характеров соблюдена. А что касается названий блюд...
И я рассказал ей о воспоминаниях одного из питерских писателей начала века, которые мне довелось как-то читать. После своих литературных посиделок-семинаров братья-писатели захаживали в расположенный в Тучковом переулке пивной бар под названием "Траншея", где все названия закусонов были выдержаны в армейском духе. Там можно было заказать эскалоп из свинины под названием "Ровняйсь!" (именно "ро...") или салатик "Подвиг разведчика" из куриного филе, сыра и овощей, а интерьер бара, помимо столов и скамеек, составляли маскировочные сети, противогазы и фотографии известных военачальников двадцатого века типа Георгия Жукова или Константина Рокоссовского. Автор мемуаров очень жалел, что в соответствующем ключе не переименовали и сорта пива, так что приходилось после фуршетов в писательском клубе догоняться все теми же "Балтикой N 4", "Пшеничным" или "Бочкаревым" вместо "Гаубицы", "Катюши" или "Калаша"...
-- Закажите мне рассольник "Тортилла" и жаркое "Кости Дуремара", -- сказала Полина. -- Вы не против поухаживать за мной?
Я был не против, хотя сочетание слов "Тортилла" и "рассольник" резало мне слух острой бритвой, -- против был мой кошелек, в котором финансы, как и раньше, пели романсы.
-- Будем считать, что у нас деловое совещание, -- продолжала госпожа Шантолосова. -- А потому обед за счет клиента.
В этих словах, разумеется, было спасение моего кошелька. И двойной смысл. Такие фразы не могут не понравиться -- даже частному детективу при исполнении служебных обязанностей. Поэтому я соизволил напустить на собственную физиономию смесь внимания и учтивости.
Подошла официантка, и я сделал заказ. А когда она удалилась, сказал:
-- Вообще-то мне пока нечем похвастать. Куча подозреваемых, и нет главной версии. Наиболее вероятный мотив -- корыстные побуждения. Если хотите, могу дать отчет по проделанной работе.
-- Не хочу, -- сказала Шантолосова. -- Поймите правильно. Конечно, меня интересует отчет, но гораздо больше меня интересуете вы сами.
Мне всегда казалось, что такие прямолинейные фразы должны произноситься низким мужским голосом, а таким, как у Полины, -- высоким и певучим -- обычно произносятся лицемерные пожелания здоровья человеку, которого вы бы хотели видеть в гробу в белых тапках.
Прошло секунд пять, прежде чем я понял, что неплохо бы закрыть рот. Наверное, со стороны я выглядел идиот идиотом и ничего, кроме смеха, не вызывал. Однако Полина Шантолосова смеяться и не думала. Она была серьезна, как преподаватель на экзамене, и смотрела в упор, как следователь на допросе.
-- Вижу, вы удивлены... Что ж, я -- человек прямой. Это мой главный недостаток и мое главное достоинство. Я женщина деловая и не приемлю всех этих дамских прибамбасов. У меня просто нет на них времени. Расскажите мне о себе.
-- Зачем?
-- А разве я не могу знать биографию человека, который на меня работает?
Это она, конечно, могла.
И я начал рассказывать. О детстве врать практически ничего не пришлось. Как, собственно, и об юности -- ничего зазорного в ней не было. А вот о военном периоде биографии я упомянул лишь вскользь.
Но тут, до сих пор молчавшая, Полина встрепенулась:
-- Вы много людей убили?
-- Да, -- сказал я. -- Но мне бы не хотелось говорить об этом.
-- Я имею в виду невинных.
Это был еще тот вопрос. И я не мог дать на него внятный ответ, поскольку на войне разница между невинным и виновным микроскопична. Ты виноват уж тем, что хочется мне кушать... И даже если война официально не объявлена, это не отменяет ее законы.
Меня спасла официантка, принесшая нам "Поле чудес". Впрочем, думаю, Полина и сама решила не добиваться от меня ответа, потому что когда мы покончили с салатом и я продолжил рассказ о своей жизни, она не стала возвращаться назад. Каким-то образом мне удалось обратить беспардонное вранье о событиях прошлого года в довольно связный рассказ. Ну а потом я поведал чистую правду о работе детективного агентства "Макмез".
-- То есть вы -- не слишком опытный детектив для дела об умышленном убийстве, -- сказала Полина.
Ощущение было, словно у нее в мозгу что-то щелкнуло, словно она подводила баланс доходов и расходов. Боюсь, я проходил по статье "Расходы", но выступить в свою защиту я не успел, поскольку официантка принесла тарелки с "Тортиллой".
Рассольник оказался вполне съедобным и к тому же из мелкопорезанных огурцов. Помнится, повариха Жанна, работавшая у нас в доме, готовила как раз такой и всегда говорила, что рассольник в городской столовой отличается от домашнего тем, что варится из протертых огурцов.
Когда разговор возобновился, я сказал:
-- Все специалисты начинают с того, что поначалу бывают неспециалистами.
Полина улыбнулась, и в глазах ее словно огоньки загорелись.
-- Похоже, вы решили, что я вас инспектирую. -- Она покачала головой. -- Нет, в этих делах я полностью доверяю господину Константинову. Раз он нанял вас, у него были какие-то причины. А я захотела с вами встретиться совсем по другой причине.. Я уже говорила о своей прямоте... Мне бы хотелось познакомиться с вами поближе.
-- Ч-ч... Чего?
-- Мне бы хотелось познакомиться с вами поближе, -- повторила Полина.
Наверное, я не был бы так потрясен, если бы эти слова были произнесены рублеными фразами низким мужеподобным голосом в исполнении какой-нибудь страхолюдины. Но голосок был певуч, а фразы... Будь фразы движениями, я бы назвал их грациозными, никакого другого сравнения мне в голову не приходило. И произносила их совсем не страхолюдина.
-- У меня ведь жена имеется, -- пробормотал я ошарашенно.
-- Мне известно об этом вашем недостатке, -- заметила Шантолосова. -- Но я не прошу вас разводиться. Меня вполне устроит, если мы будем встречаться время от времени. К примеру, раз в неделю.
Я все еще не мог прийти в себя.
-- Э-э... -- промямлил я. -- Ну-у-у... Даже не знаю, что и сказать... Как-то все это неожиданно... Мне ваши слова льстят, но ведь у вас есть любовник, насколько я знаю. Георгий Карачаров...
-- У меня был любовник. Больше у меня с ним отношений нет.
-- С каких это пор? -- не удержался я, хотя таких вопросов ни клиентам ни малознакомым дамам не задают.
-- С этой самой минуты... Знаете, Макс, я ведь с ним не потому, что жить без него не могу. Я же говорила вам про сексуальные наклонности моего мужа. Это была настоящая проблема. А Георгий всегда рядом и ведет себя, как настоящий мужчина. С ним комфортно.
Экое словечко выбрала дамочка! Комфортно... Мне вот с Катей иногда очень даже некомфортно бывает, особенно когда она кукситься начинает, и чувствуешь себя, будто натворил чего, хотя прекрасно знаешь -- все в порядке... Однако никто иной мне не нужен. Ну вот ни на столечко!
В этом смысле я и ответил Полине Шантолосовой.
Она покивала, будто ничего другого и не ждала. Однако ответить не успела -- официантка принесла "Кости Дуремара". Пока та расставляла на столе тарелки, я раздумывал: не свалял ли дурака?
Может, для дела надо было вести себя по-иному, тем более что это нетрудно -- такие женщины, как Шантолосова, привлекательны от природы. Это ж известный закон: чтобы понравиться мужчине, надо нравиться самой себе. А Шантолосова себе нравилась. И флюиды от нее исходили -- хоть сразу в постель! Но я НЕ мог даже представить себя с нею в постели. Как там классики говорили? Минуй нас пуще всех печалей и барский гнев, и барская любовь... Хотя вру, конечно, -- мог. Представить это было несложно. И в реальности оказаться там -- после всего сказанного -- проще простого. Да только скотство это будет, самое настоящее скотство! Даже если я скажу себе, что это всего-навсего работа с подозреваемой... Чушь, какая она, к черту, подозреваемая! А если и подозреваемая, так что? Нельзя в постель к подозреваемой? Которая, к тому же, еще и клиентка! Клиент всегда прав! Это закон бизнеса! Весь вопрос: закон ли это для такого бизнеса как частная детективная деятельность? В нашем деле, следуя такому закону, можно очень далеко зайти. И что же, черт возьми, мне все-таки делать с полученным предложением?
Официантка заканчивала свои манипуляции (к "Костям Дуремара", полагались еще махонькие блюдечки с соусом, который разогревался на таблетках, видимо, сухого спирта), и можно было подумать обо всем еще раз, но времени на раздумья оставалось все меньше и меньше.
Как же я должен поступить? Руссо туристо, облико морале?... Или прости меня, моя любовь?
Полина Шантолосова достала из сумочки пачку сигарет, и я дал ей прикурить. Наши глаза снова встретились.
Бог -- свидетель, я немного разбираюсь во взглядах, которыми женщины соблазняют мужчин. Здесь тоже было соблазнение, но источником его был вовсе не порок. В смысле, не обман...
И это все решило. Отказывать клиенту в данном случае было нельзя.
К тому же, Арчи Гудвин никогда не терялся в подобных ситуациях. Слово за слово, и вот уже его ждет нескучный вечерок с танцами во "Фламинго"...
Когда официантка удалилась, Полина снова посмотрела мне в глаза. Лицо ее сделалось напряженным, сигарета в пальцах слегка подрагивала.
-- Ну так как вам мое предложение?
Прямой вопрос требовал прямого ответа. И мне ничего не осталось как сказать:
-- Предложение ваше весьма заманчиво. И я принимаю его.
Арчи Гудвин у меня в очередной раз не вытанцовывался. А Вадим Ладонщиков подумал: "Однако ты будешь полной дурой, если поверишь".
И я отыграл чуть назад:
-- Правда, сегодня вечером я занят.
Полина не расстроилась ни на капельку. Напряженное лицо ее смягчилось, глаза сощурились, губы раскрылись в улыбке. Она сделала глубокую затяжку и сказала певучим голосом:
-- А я на сегодня и не настаиваю. -- Она снова затянулась и посмотрела на сигарету, будто посоветовалась с нею. -- Считайте, что я вас все-таки инспектировала..
Я с трудом удержался, чтобы не вскочить со стула.
Ах ты, сучка кареглазая!.. Проверку она, видите ли, мне устроила, инспекторша хренова!.. Видали мы таких инспекторш!
-- Ну и как, Полина Ильинична? Вы удовлетворены результатами своей проверки? Я оказался на высоте?
Боюсь, мне не удалось скрыть досаду и разочарование, но, похоже, мои чувства Шантолосову только обрадовали. Она накрыла мою руку ладонью. Кожа у нее была шершавой.
-- Не обижайтесь, Максим! Пожалуйста, не обижайтесь. Вы мне сразу понравились. Но ведь я должна быть осторожной. Вокруг столько народу крутится, и большинство интересуют только мои деловые качества да деньги. Считайте, что я вам ничего этакого не предлагала. -- Она снова глубоко затянулась. -- Вы понимаете, я очень одинока. Почти никого, кому можно хоть чуть-чуть довериться. Вы знаете, я так рада, что вы отказались. Вы ведь практически отказались, я понимаю, что деловая этика не позволяет вам сказать клиенту: нет. Я уже много лет живу в Питере, но так и не привыкла к здешним людям. Кругом лицемерие и обман. Я ведь не из Питера, у нас в Дубровке люди были совсем иными.
-- Вы из Невской Дубровки? -- спросил я, чтобы хоть что-нибудь сказать.
-- Нет, не из Невской. Моя Дубровка под Тамбовом. Я хорошо сдала единый государственный, и мой учитель информатики посоветовал мне заняться программированием. Я приехала в Питер и поступила в Технический университет. И там встретилась с Петром. Он был такой обходительный и с деньгами, я, разумеется, потеряла голову. И пошла за него замуж и готова была с ним всю жизнь провести рядом. Это потом я уже поняла, что он просто сделал выгодное вложение. Он сразу сообразил, чего я могу добиться в программировании, и всячески обхаживал меня, и раздувал мое честолюбие, а мне, конечно, льстило, что рядом со мной такой парень. А потом я и вовсе влюбилась. То есть это я теперь понимаю, что он влюбил меня в себя и привязал к себе...
Ей явно надо было выговориться, и я не произносил больше ни звука -- только слушал и кивал, и, судя по всему, это было самое правильное поведение. Я слушал и кивал, а она говорила, говорила, говорила...
Она вышла замуж за Бердникова на пятом курсе, а сразу после окончания Технического университета они создали собственное предприятие. Вложением были деньги Бердникова и Зернянского, и ее, Полины, мозги. Первое время все было прекрасно, правда, они решили отложить рождение детей на потом, когда компания встанет на ноги, а когда компания встала на ноги, выяснилось, что Петр вовсе не хочет детей, и вообще между ними многое изменилось... Его потянуло к мальчикам, а она мучилась и поначалу искала причину в себе, в собственной несексуальности, но потом оказалось, что дело вовсе не в этом, что нет у нее несексуальности, а имеется сплошная сексуальность, просто она мужу не нужна, просто так сложилась судьба, но разводиться не хотели ни он ни она, потому что это бы только внесло сложности в деловую сторону, а любви между ними давно уже не было. То есть у него-то к ней и изначально не было, а ее любовь умерла из-за невозможности выразить ее и разделить с ним, хотя, конечно, время от времени муж ее и потрахивал, но без желания, а от необходимости, чтобы опять же подчеркнутое равнодушие к жене не повредило делам... В общем, когда рядом появился Карачаров, она уже была готова изменить супругу. И, разумеется, изменила -- ведь ей так хотелось быть любимой.
Я слушал и кивал, а она говорила, время от времени прикуривая от окурка новую сигарету, и уже остыли к чертовой матери "Кости Дуремара", но я давным-давно забыл о них, а она -- и тем более, и неудержимый словесный ручеек (к такому голоску никак не подходит слово "поток"!) все тек и тек, и я давно уже хотел курить, но понимал, что стоит мне сделать любое движение, помимо кивка, и все тут же оборвется, и словесный ручеек иссякнет, и у меня уже не будет никакой надежды, что она в пылу доверительности ляпнет что-нибудь стоящее для следствия.
Она вдруг поперхнулась и замолкла. Вздохнула бурно, по-прежнему не поднимая глаз.
Я уже понял, что словесный ручеек может иссякнуть не только от лишних движений, но и от ненужных мыслей, но было поздно. Судя по всему, возникшее ощущение близости прервалось, возникло неуловимое напряжение, и Полина Шантолосова уже думала, как бы поудобнее выйти из этого разговора, о котором в будущем вполне можно было и пожалеть.
И тогда я сказал:
-- Знаете, Полина... Я бы мог сказать вам, что частный детектив сродни врачу, что у детективов есть нечто вроде клятвы Гиппократа, и все произнесенное в присутствии детектива остается несомненной тайной. Но я скажу другое... Знаете, Полина, вы мне очень нравитесь, и ваш Петр был большим ослом. И будь он жив, я бы набил ему голубую морду.
Зревшее напряжение тут же рухнуло. Родившаяся улыбка какое-то мгновение была несмелой, потом стала уверенной, потом снова сделалась несмелой, и, видимо, не знавшая, что делать со своим лицом, женщина подняла руку и махнула официантке. Та подошла, удивленно посмотрела на нетронутые "Кости", но ничего не сказала.
-- Счет, пожалуйста!
Счет был наготове. Полина достала кредитку, и официантка устремилась к кассовому аппарату.
-- Не провожайте меня, -- сказала Полина.
-- Что вы! -- сказал я. -- Мне еще надо уничтожить все, что мы тут назаказывали.
Она рассмеялась, и это уже был смех хозяйки жизни.
Кредитку вернули хозяйке, и через пару мгновений я остался один, пребывая в размышлениях о судьбе заказа. Размышления были недолгими -- остывшее мясо все равно остается мясом, а мужчине моего возраста и комплекции без этого продукта попросту нельзя. Потом я запил мясо заказанным же стаканом апельсинового сока, достал мобильник и связался с Полем.
Сетевой агент доложил, что получено письмо с номером телефона некоего субъекта по имени "сержант Семенов". Я истребовал от ИскИна оный номер и тут же позвонил по нему. Возникший в трубке грубый голос объявил, что сержант Семенов меня слушает. Я тут же представился и, сославшись на начальство сержанта в лице Алексея Петровича, объяснил, что мне требуется.
Сержант некоторое время похмыкал, изображая процесс могучих раздумий о том, имеется ли у него свободное время для такой блохи как я. Потом наконец, когда бы даже блоха сообразила, что свободного времени у него не имеется, согласился.
-- Добро! -- сказал он. -- Дорогу Жизни знаете?
-- Это которая к Ладожскому озеру ведет? От Ржевки?
-- Да. Значит, знаете. Через два часа мы с сержантом Петровым будем на этой самой Дороге Жизни перед поселком Романовка. Это за Всеволожском. Давайте там и встретимся
-- Добро, -- сказал я (мне понравилось это словечко, да и вообще с человеком лучше всего разговаривать на его языке. -- Выезжаю.
-- Здравствуйте, Максим! -- сказала она, усаживаясь за стол и протягивая руку.
Я слегка затруднился, не зная, поцеловать ее или пожать, но после секундной паузы, которая, к счастью, не была расценена как неотесанность, разумеется, ограничился рукопожатием.
Перстней на руках моей клиентки не наблюдалось.
-- Ох и весело получилось! -- в голосе Полины звучало нечто, похожее на восторг. -- Я все сделала, как вы сказали. Забежала в пивбар, воспользовалась запасным выходом и была такова.
При телефонном инструктаже я посоветовал ей податься в тот пивняк, каким в прошлом году пользовалась Инга, чтобы отрываться от хвоста. Не знаю, насколько успешной была эта операция в исполнении Полины Шантолосовой, но следом за нею в кафешку, по крайней мере, никто не просочился и рекогносцировку нашего расположения не учинил.
-- Что тут подают? -- Полина взялась за меню.
Креольских фриттеров с сырным соусом в кафешке не подавали, но я не стал сообщать ей об этом, а сама она блюда с таким названием, скорее всего, и не знала.
-- Здесь все просто, -- сказал я. -- По вечерам "У Буратины" бывают местные подростки, а им и орешки к пиву -- деликатес.
Я знавал это кафе еще в студенческие времена -- неподалеку, на улице Ярослава Гашека, жил мой одногруппник Сашка Морин, и мы часто сиживали тут, выглотав не одну сотню литров пива. Порой я и ночевал у него, получая потом от отца и маменьки полновесный фитиль...
Некоторое время Полина перелистывала меню, сопровождая процесс комментариями.
-- Салат "Поле чудес". Из помидоров и огурцов. Какая прелесть!.. Уха "Три пескаря". С ума сойти!.. Вот только почему кафе назвали "У Буратины"?
-- Думаю, местные острословы решили, что сам Буратино вряд ли бы мог иметь кафе, поскольку был известный лоботряс. Вот они и придумали ему сестру по имени Буратина. И к известной сказке отношение имеет, и правда характеров соблюдена. А что касается названий блюд...
И я рассказал ей о воспоминаниях одного из питерских писателей начала века, которые мне довелось как-то читать. После своих литературных посиделок-семинаров братья-писатели захаживали в расположенный в Тучковом переулке пивной бар под названием "Траншея", где все названия закусонов были выдержаны в армейском духе. Там можно было заказать эскалоп из свинины под названием "Ровняйсь!" (именно "ро...") или салатик "Подвиг разведчика" из куриного филе, сыра и овощей, а интерьер бара, помимо столов и скамеек, составляли маскировочные сети, противогазы и фотографии известных военачальников двадцатого века типа Георгия Жукова или Константина Рокоссовского. Автор мемуаров очень жалел, что в соответствующем ключе не переименовали и сорта пива, так что приходилось после фуршетов в писательском клубе догоняться все теми же "Балтикой N 4", "Пшеничным" или "Бочкаревым" вместо "Гаубицы", "Катюши" или "Калаша"...
-- Закажите мне рассольник "Тортилла" и жаркое "Кости Дуремара", -- сказала Полина. -- Вы не против поухаживать за мной?
Я был не против, хотя сочетание слов "Тортилла" и "рассольник" резало мне слух острой бритвой, -- против был мой кошелек, в котором финансы, как и раньше, пели романсы.
-- Будем считать, что у нас деловое совещание, -- продолжала госпожа Шантолосова. -- А потому обед за счет клиента.
В этих словах, разумеется, было спасение моего кошелька. И двойной смысл. Такие фразы не могут не понравиться -- даже частному детективу при исполнении служебных обязанностей. Поэтому я соизволил напустить на собственную физиономию смесь внимания и учтивости.
Подошла официантка, и я сделал заказ. А когда она удалилась, сказал:
-- Вообще-то мне пока нечем похвастать. Куча подозреваемых, и нет главной версии. Наиболее вероятный мотив -- корыстные побуждения. Если хотите, могу дать отчет по проделанной работе.
-- Не хочу, -- сказала Шантолосова. -- Поймите правильно. Конечно, меня интересует отчет, но гораздо больше меня интересуете вы сами.
Мне всегда казалось, что такие прямолинейные фразы должны произноситься низким мужским голосом, а таким, как у Полины, -- высоким и певучим -- обычно произносятся лицемерные пожелания здоровья человеку, которого вы бы хотели видеть в гробу в белых тапках.
Прошло секунд пять, прежде чем я понял, что неплохо бы закрыть рот. Наверное, со стороны я выглядел идиот идиотом и ничего, кроме смеха, не вызывал. Однако Полина Шантолосова смеяться и не думала. Она была серьезна, как преподаватель на экзамене, и смотрела в упор, как следователь на допросе.
-- Вижу, вы удивлены... Что ж, я -- человек прямой. Это мой главный недостаток и мое главное достоинство. Я женщина деловая и не приемлю всех этих дамских прибамбасов. У меня просто нет на них времени. Расскажите мне о себе.
-- Зачем?
-- А разве я не могу знать биографию человека, который на меня работает?
Это она, конечно, могла.
И я начал рассказывать. О детстве врать практически ничего не пришлось. Как, собственно, и об юности -- ничего зазорного в ней не было. А вот о военном периоде биографии я упомянул лишь вскользь.
Но тут, до сих пор молчавшая, Полина встрепенулась:
-- Вы много людей убили?
-- Да, -- сказал я. -- Но мне бы не хотелось говорить об этом.
-- Я имею в виду невинных.
Это был еще тот вопрос. И я не мог дать на него внятный ответ, поскольку на войне разница между невинным и виновным микроскопична. Ты виноват уж тем, что хочется мне кушать... И даже если война официально не объявлена, это не отменяет ее законы.
Меня спасла официантка, принесшая нам "Поле чудес". Впрочем, думаю, Полина и сама решила не добиваться от меня ответа, потому что когда мы покончили с салатом и я продолжил рассказ о своей жизни, она не стала возвращаться назад. Каким-то образом мне удалось обратить беспардонное вранье о событиях прошлого года в довольно связный рассказ. Ну а потом я поведал чистую правду о работе детективного агентства "Макмез".
-- То есть вы -- не слишком опытный детектив для дела об умышленном убийстве, -- сказала Полина.
Ощущение было, словно у нее в мозгу что-то щелкнуло, словно она подводила баланс доходов и расходов. Боюсь, я проходил по статье "Расходы", но выступить в свою защиту я не успел, поскольку официантка принесла тарелки с "Тортиллой".
Рассольник оказался вполне съедобным и к тому же из мелкопорезанных огурцов. Помнится, повариха Жанна, работавшая у нас в доме, готовила как раз такой и всегда говорила, что рассольник в городской столовой отличается от домашнего тем, что варится из протертых огурцов.
Когда разговор возобновился, я сказал:
-- Все специалисты начинают с того, что поначалу бывают неспециалистами.
Полина улыбнулась, и в глазах ее словно огоньки загорелись.
-- Похоже, вы решили, что я вас инспектирую. -- Она покачала головой. -- Нет, в этих делах я полностью доверяю господину Константинову. Раз он нанял вас, у него были какие-то причины. А я захотела с вами встретиться совсем по другой причине.. Я уже говорила о своей прямоте... Мне бы хотелось познакомиться с вами поближе.
-- Ч-ч... Чего?
-- Мне бы хотелось познакомиться с вами поближе, -- повторила Полина.
Наверное, я не был бы так потрясен, если бы эти слова были произнесены рублеными фразами низким мужеподобным голосом в исполнении какой-нибудь страхолюдины. Но голосок был певуч, а фразы... Будь фразы движениями, я бы назвал их грациозными, никакого другого сравнения мне в голову не приходило. И произносила их совсем не страхолюдина.
-- У меня ведь жена имеется, -- пробормотал я ошарашенно.
-- Мне известно об этом вашем недостатке, -- заметила Шантолосова. -- Но я не прошу вас разводиться. Меня вполне устроит, если мы будем встречаться время от времени. К примеру, раз в неделю.
Я все еще не мог прийти в себя.
-- Э-э... -- промямлил я. -- Ну-у-у... Даже не знаю, что и сказать... Как-то все это неожиданно... Мне ваши слова льстят, но ведь у вас есть любовник, насколько я знаю. Георгий Карачаров...
-- У меня был любовник. Больше у меня с ним отношений нет.
-- С каких это пор? -- не удержался я, хотя таких вопросов ни клиентам ни малознакомым дамам не задают.
-- С этой самой минуты... Знаете, Макс, я ведь с ним не потому, что жить без него не могу. Я же говорила вам про сексуальные наклонности моего мужа. Это была настоящая проблема. А Георгий всегда рядом и ведет себя, как настоящий мужчина. С ним комфортно.
Экое словечко выбрала дамочка! Комфортно... Мне вот с Катей иногда очень даже некомфортно бывает, особенно когда она кукситься начинает, и чувствуешь себя, будто натворил чего, хотя прекрасно знаешь -- все в порядке... Однако никто иной мне не нужен. Ну вот ни на столечко!
В этом смысле я и ответил Полине Шантолосовой.
Она покивала, будто ничего другого и не ждала. Однако ответить не успела -- официантка принесла "Кости Дуремара". Пока та расставляла на столе тарелки, я раздумывал: не свалял ли дурака?
Может, для дела надо было вести себя по-иному, тем более что это нетрудно -- такие женщины, как Шантолосова, привлекательны от природы. Это ж известный закон: чтобы понравиться мужчине, надо нравиться самой себе. А Шантолосова себе нравилась. И флюиды от нее исходили -- хоть сразу в постель! Но я НЕ мог даже представить себя с нею в постели. Как там классики говорили? Минуй нас пуще всех печалей и барский гнев, и барская любовь... Хотя вру, конечно, -- мог. Представить это было несложно. И в реальности оказаться там -- после всего сказанного -- проще простого. Да только скотство это будет, самое настоящее скотство! Даже если я скажу себе, что это всего-навсего работа с подозреваемой... Чушь, какая она, к черту, подозреваемая! А если и подозреваемая, так что? Нельзя в постель к подозреваемой? Которая, к тому же, еще и клиентка! Клиент всегда прав! Это закон бизнеса! Весь вопрос: закон ли это для такого бизнеса как частная детективная деятельность? В нашем деле, следуя такому закону, можно очень далеко зайти. И что же, черт возьми, мне все-таки делать с полученным предложением?
Официантка заканчивала свои манипуляции (к "Костям Дуремара", полагались еще махонькие блюдечки с соусом, который разогревался на таблетках, видимо, сухого спирта), и можно было подумать обо всем еще раз, но времени на раздумья оставалось все меньше и меньше.
Как же я должен поступить? Руссо туристо, облико морале?... Или прости меня, моя любовь?
Полина Шантолосова достала из сумочки пачку сигарет, и я дал ей прикурить. Наши глаза снова встретились.
Бог -- свидетель, я немного разбираюсь во взглядах, которыми женщины соблазняют мужчин. Здесь тоже было соблазнение, но источником его был вовсе не порок. В смысле, не обман...
И это все решило. Отказывать клиенту в данном случае было нельзя.
К тому же, Арчи Гудвин никогда не терялся в подобных ситуациях. Слово за слово, и вот уже его ждет нескучный вечерок с танцами во "Фламинго"...
Когда официантка удалилась, Полина снова посмотрела мне в глаза. Лицо ее сделалось напряженным, сигарета в пальцах слегка подрагивала.
-- Ну так как вам мое предложение?
Прямой вопрос требовал прямого ответа. И мне ничего не осталось как сказать:
-- Предложение ваше весьма заманчиво. И я принимаю его.
Арчи Гудвин у меня в очередной раз не вытанцовывался. А Вадим Ладонщиков подумал: "Однако ты будешь полной дурой, если поверишь".
И я отыграл чуть назад:
-- Правда, сегодня вечером я занят.
Полина не расстроилась ни на капельку. Напряженное лицо ее смягчилось, глаза сощурились, губы раскрылись в улыбке. Она сделала глубокую затяжку и сказала певучим голосом:
-- А я на сегодня и не настаиваю. -- Она снова затянулась и посмотрела на сигарету, будто посоветовалась с нею. -- Считайте, что я вас все-таки инспектировала..
Я с трудом удержался, чтобы не вскочить со стула.
Ах ты, сучка кареглазая!.. Проверку она, видите ли, мне устроила, инспекторша хренова!.. Видали мы таких инспекторш!
-- Ну и как, Полина Ильинична? Вы удовлетворены результатами своей проверки? Я оказался на высоте?
Боюсь, мне не удалось скрыть досаду и разочарование, но, похоже, мои чувства Шантолосову только обрадовали. Она накрыла мою руку ладонью. Кожа у нее была шершавой.
-- Не обижайтесь, Максим! Пожалуйста, не обижайтесь. Вы мне сразу понравились. Но ведь я должна быть осторожной. Вокруг столько народу крутится, и большинство интересуют только мои деловые качества да деньги. Считайте, что я вам ничего этакого не предлагала. -- Она снова глубоко затянулась. -- Вы понимаете, я очень одинока. Почти никого, кому можно хоть чуть-чуть довериться. Вы знаете, я так рада, что вы отказались. Вы ведь практически отказались, я понимаю, что деловая этика не позволяет вам сказать клиенту: нет. Я уже много лет живу в Питере, но так и не привыкла к здешним людям. Кругом лицемерие и обман. Я ведь не из Питера, у нас в Дубровке люди были совсем иными.
-- Вы из Невской Дубровки? -- спросил я, чтобы хоть что-нибудь сказать.
-- Нет, не из Невской. Моя Дубровка под Тамбовом. Я хорошо сдала единый государственный, и мой учитель информатики посоветовал мне заняться программированием. Я приехала в Питер и поступила в Технический университет. И там встретилась с Петром. Он был такой обходительный и с деньгами, я, разумеется, потеряла голову. И пошла за него замуж и готова была с ним всю жизнь провести рядом. Это потом я уже поняла, что он просто сделал выгодное вложение. Он сразу сообразил, чего я могу добиться в программировании, и всячески обхаживал меня, и раздувал мое честолюбие, а мне, конечно, льстило, что рядом со мной такой парень. А потом я и вовсе влюбилась. То есть это я теперь понимаю, что он влюбил меня в себя и привязал к себе...
Ей явно надо было выговориться, и я не произносил больше ни звука -- только слушал и кивал, и, судя по всему, это было самое правильное поведение. Я слушал и кивал, а она говорила, говорила, говорила...
Она вышла замуж за Бердникова на пятом курсе, а сразу после окончания Технического университета они создали собственное предприятие. Вложением были деньги Бердникова и Зернянского, и ее, Полины, мозги. Первое время все было прекрасно, правда, они решили отложить рождение детей на потом, когда компания встанет на ноги, а когда компания встала на ноги, выяснилось, что Петр вовсе не хочет детей, и вообще между ними многое изменилось... Его потянуло к мальчикам, а она мучилась и поначалу искала причину в себе, в собственной несексуальности, но потом оказалось, что дело вовсе не в этом, что нет у нее несексуальности, а имеется сплошная сексуальность, просто она мужу не нужна, просто так сложилась судьба, но разводиться не хотели ни он ни она, потому что это бы только внесло сложности в деловую сторону, а любви между ними давно уже не было. То есть у него-то к ней и изначально не было, а ее любовь умерла из-за невозможности выразить ее и разделить с ним, хотя, конечно, время от времени муж ее и потрахивал, но без желания, а от необходимости, чтобы опять же подчеркнутое равнодушие к жене не повредило делам... В общем, когда рядом появился Карачаров, она уже была готова изменить супругу. И, разумеется, изменила -- ведь ей так хотелось быть любимой.
Я слушал и кивал, а она говорила, время от времени прикуривая от окурка новую сигарету, и уже остыли к чертовой матери "Кости Дуремара", но я давным-давно забыл о них, а она -- и тем более, и неудержимый словесный ручеек (к такому голоску никак не подходит слово "поток"!) все тек и тек, и я давно уже хотел курить, но понимал, что стоит мне сделать любое движение, помимо кивка, и все тут же оборвется, и словесный ручеек иссякнет, и у меня уже не будет никакой надежды, что она в пылу доверительности ляпнет что-нибудь стоящее для следствия.
Она вдруг поперхнулась и замолкла. Вздохнула бурно, по-прежнему не поднимая глаз.
Я уже понял, что словесный ручеек может иссякнуть не только от лишних движений, но и от ненужных мыслей, но было поздно. Судя по всему, возникшее ощущение близости прервалось, возникло неуловимое напряжение, и Полина Шантолосова уже думала, как бы поудобнее выйти из этого разговора, о котором в будущем вполне можно было и пожалеть.
И тогда я сказал:
-- Знаете, Полина... Я бы мог сказать вам, что частный детектив сродни врачу, что у детективов есть нечто вроде клятвы Гиппократа, и все произнесенное в присутствии детектива остается несомненной тайной. Но я скажу другое... Знаете, Полина, вы мне очень нравитесь, и ваш Петр был большим ослом. И будь он жив, я бы набил ему голубую морду.
Зревшее напряжение тут же рухнуло. Родившаяся улыбка какое-то мгновение была несмелой, потом стала уверенной, потом снова сделалась несмелой, и, видимо, не знавшая, что делать со своим лицом, женщина подняла руку и махнула официантке. Та подошла, удивленно посмотрела на нетронутые "Кости", но ничего не сказала.
-- Счет, пожалуйста!
Счет был наготове. Полина достала кредитку, и официантка устремилась к кассовому аппарату.
-- Не провожайте меня, -- сказала Полина.
-- Что вы! -- сказал я. -- Мне еще надо уничтожить все, что мы тут назаказывали.
Она рассмеялась, и это уже был смех хозяйки жизни.
Кредитку вернули хозяйке, и через пару мгновений я остался один, пребывая в размышлениях о судьбе заказа. Размышления были недолгими -- остывшее мясо все равно остается мясом, а мужчине моего возраста и комплекции без этого продукта попросту нельзя. Потом я запил мясо заказанным же стаканом апельсинового сока, достал мобильник и связался с Полем.
Сетевой агент доложил, что получено письмо с номером телефона некоего субъекта по имени "сержант Семенов". Я истребовал от ИскИна оный номер и тут же позвонил по нему. Возникший в трубке грубый голос объявил, что сержант Семенов меня слушает. Я тут же представился и, сославшись на начальство сержанта в лице Алексея Петровича, объяснил, что мне требуется.
Сержант некоторое время похмыкал, изображая процесс могучих раздумий о том, имеется ли у него свободное время для такой блохи как я. Потом наконец, когда бы даже блоха сообразила, что свободного времени у него не имеется, согласился.
-- Добро! -- сказал он. -- Дорогу Жизни знаете?
-- Это которая к Ладожскому озеру ведет? От Ржевки?
-- Да. Значит, знаете. Через два часа мы с сержантом Петровым будем на этой самой Дороге Жизни перед поселком Романовка. Это за Всеволожском. Давайте там и встретимся
-- Добро, -- сказал я (мне понравилось это словечко, да и вообще с человеком лучше всего разговаривать на его языке. -- Выезжаю.
28
Пришлось, правда, сначала смотаться на Комендантский Аэродром, за машиной. Я нашел "забаву" там, где оставил, в целости и сохранности. Поблизости обнаружилась и песочная "ауди". И потребовалось добрых полчаса неожиданных рывков и поворотов, чтобы сбросить хвост.
Мне повезло: мои маневры не привлекли внимания инспекторов и в конце концов позволили оторваться от "ауди". Убедившись в этом, я отправился на встречу и даже успел к назначенному времени.
Мне повезло: мои маневры не привлекли внимания инспекторов и в конце концов позволили оторваться от "ауди". Убедившись в этом, я отправился на встречу и даже успел к назначенному времени.