Страница:
Джульен издал сухой короткий смешок.
— Иди, — сказал он. — Иди, иди. Дался ты мне, трогать тебя. От пальца потом вонять будет недели три.
— А чего ты оскорбляешь, мужик? — возразил Фукс. — Оскорблять не надо.
— Вали отсюда.
— Не, правда…
— Вали, я сказал! — Джульен вскочил на ноги, наклонив стол.
Паркер едва успел поймать тарелку с хамбургером. Фукс отступил к кассе, повернулся, пожал виновато плечами, и выбежал на улицу. Джульен взял со стола оставленную Фуксом двадцатку.
— Дайте мне счет посмотреть, — сказал он неприятным тоном.
— Двадцать семь с мелочью, — сообщил Юджин, рассматривая счет. — Кажется.
Джульен покачал головой, добавил десять долларов, и положил деньги на стол.
— Можно, конечно, и без него сыграть, — сказал он, надевая очки. — Джин? Что скажешь?
Юджин взял у официанта свежий стакан воды.
— У нас, вроде бы, выбора нет, — сказал он.
— Есть, — заверил его Джульен. — Можем отменить выступление. Сыграем в другой раз. Может что-нибудь подвернется.
Юджин кивнул.
— А я вот все думаю, кто это — его дядя, — сказала Линда.
Все на нее посмотрели.
— Ну, это-то известно, — Джульен мрачно усмехнулся. — Бернард Рот, Технологии Бета и Гамма.
— Откуда ты знаешь?
— Я работаю в брокерской фирме. Слухи.
— Бета и Гамма? — Линда оживилась. — Я знаю эту компанию. Я пользуюсь их шампунем.
— А, точно, — сказал Юджин. — Я читал как-то, в Поуст. Я помню, они грозились переехать в Мексику, если им не отменят ограничения на выброс гадости в техасскую атмосферу. — Он пожал плечами, глядя на Линду. Затем спросил, повернувшись к Джульену, — Так, стало быть, хозяин компании черный?
— Кто, Бернард Рот? — Джульен опять ухмыльнулся.
— Да?
— Нет. Он белый мальчик. Ага. Сестренка его вышла замуж за игрока фарм-клуба. Бейсбол. Он — черный, это да. Фукса на самом деле зовут Томас Фрейжер.
Возникла интересная пауза.
— Но тогда… — поинтересовался Юджин… почему же…
— Да, действительно, захватывающе звучит, — сказал Джульен. — Или, по крайней мере, история захватила бы меня, если бы не имела отношения к сегодняшним делам. У мистера Рота два неблагодарных сына. Около месяца назад, вот, они сказали ему, что он поганый [непеч. ] капиталист, загрязнитель окружающей среды, и они не желают его знать. Ну, понятно, два богатых пацана, выползли из джаккузи на минутку, дабы внести свой вклад в защиту природы. Он моментально лишил их наследства. Он горячий парень, как многие южане. В смысле, многие из них до сих пор злые по поводу Аппотомакса и прочих дел. Затем он обещал, что сделает своего племянника наследником, если тот достоин. Явление второе — входит Фукс. Их мнения, дяди и Фукса, в отношении того, что такое — быть достойным — разделились. В конце концов стороны достигли компромисса. Племянник пойдет в Гарвард дабы достичь степени достоинства, нужной дяде, в обмен на более или менее безлимитный счет в банке на карманные расходы. Доступ к счету у него будет только в том случае, если его оценки в университете будут превышать средние.
Еще одна пауза.
— Не думаю, что Фукс способен на такую академическую доблесть, — заметил Юджин. — Он не слишком умен. Скорее наоборот.
— Не нужно быть слишком умным, когда у тебя есть безлимитный счет, — Джульен усмехнулся. — Не нужно быть великим ученым, чтобы предлагать профессору взятку время от времени.
— А все-таки, откуда ты знаешь все это про Фукса и Рота?
— У меня в Бостоне есть знакомый. Весь город об этом говорит. Но до нынешнего вечера я не знал, кто этот счастливый племянник предпринимателя.
— Мне нужно закурить, — сказал Юджин. — Вроде бы родители Фукса тоже не бедные — во всяком случае, я не помню, чтобы он когда-нибудь где-то подрабатывал.
— Давайте пока что пойдем отыграем выступление, — неожиданно сказал Паркер, отодвигая пустую тарелку от себя. — Давайте пойдем и покажем этим сволочам, что мы умеем.
Юджин и Джульен уставились на него. Он улыбнулся стыдливо.
Группа вышла на улицу.
— Что-то мне не нравится эта толпа, — сказал он.
Линда сразу напряглась. Юджин пожал плечами. Паркер подозрительно посмотрел на Джульена.
— Я вот думаю, — сказал Юджин, — что нам делать, чтобы компенсировать отсутствие баса.
— А ты просто громко хлопай ушами, — сказал сквозь зубы Джульен, — а я буду пукать. Не важно. Толпа мне не нравится, вот что.
Они перешли через улицу.
Очередь в клуб растянулась до конца квартала. Джульен поговорил с одним из гардов. Группу пропустили внутрь.
Внутри народу было пока что очень мало. Бар предлагал гостям разбавленные водой пиво и водку. Освещение плохое. Помещение состояло из трех больших комнат и одного подиума с гроздями прожекторов над ним.
Динамики громоподобно играли новый диск популярного певца. Юджин поморщился, принимая удар децибелов. Джульен понюхал воздух и нахмурился.
— Не нравится! — крикнул он Юджину. — Может, нам лучше уйти!
— А в чем дело? — прокричал Юджин. — Вроде бы очень даже уютно!
— Очень даже что? — крикнул Джульен.
— Уютно!
— Прилюдно?
— Уютно! Не важно! Давай настраиваться!
Волоча массивную свою электронную клавиатуру, Юджин пробрался к подиуму, поставил клавиатуру на пол и попробовал несколько выключателей. Джульен позволил Паркеру и Линде присоединиться к Юджину. Одной рукой придерживая гитару на плече, другую он запустил себе в карман и задумчиво погладил кастет.
Новые посетители меж тем стали заходить в помещение. Некоторые сильно смахивали на искателей дурных приключений. Одежда их в этот раз совершенно не показалась Джульену смешной.
— Все равно не нравится, — сообщил Джульен группе, подключая гитару к усилителю.
— Да ладно тебе! — крикнул Паркер. — Просветлись, Джульен! Посмотри на Юджина — спокоен, как огурец. Как сказал поэт — дело в пьесе.
— Джонни Би! — закричал кто-то в толпе посетителей. Остальные завыли одобряюще.
— При чем тут Джонни Би? — крикнул Юджин Джульену.
— Они должны были сегодня здесь выступить. Но отменили. Это вместо них мы играем. Я очень надеюсь, что все эти подонки знают, что Джонни Би не будет. Если не знают, могут быть неприятности.
Минут через пятнадцать они начали играть.
Многие в толпе были основательно наколоты, остальные выглядели, будто вскоре начнут ловить кайф, если еще добавят. Джульен все хмурился. Слишком много мужчин в толпе, слишком мало женщин. Слишком много жителей плохих районов. Слишком много вызывающих выражений лиц. Слишком много презрительных, насмешливых улыбок.
Они закончили интродукцию. Линда взяла микрофон. Юджин кивнул.
Джульен сыграл гитарное вступление, и Линда начала петь.
Толпа продолжала говорить, смеяться, грязно шутить, хамить, и вообще веселиться. Никто ничего не слушал. Юджин протянул руку назад и повернул общий регулятор звука.
— Да, да! — закричали другие.
— Ого! — еще дюжина голосов присоединилась к хору.
— Эй, [непеч. ]! — закричал кто-то. — Убери свою болтающуюся белую [непеч. ] со сцены, сука!
Напряжение возросло.
— Эй, белый мальчик! Я тебя заставлю съесть твои очки, брат!
Шум толпы усиливался.
— Толстый! Ты, с палками!
Внезапно Паркер наклонился вперед, взял из потной дрожащей руки Линды микрофон, и сказал:
— А ну заткнитесь, невежественные козлы!
Толпа зарычала удивленно. Толпы хотят, чтобы их ублажали и чтобы им льстили, а не указывали им на их недостатки.
— Это самая красивая песня, которую вы, козлы, когда-либо слышали, — продолжал Паркер. — Может, если еще несколько послушаете, так станете лучше, хотя лично я в этом сомневаюсь!
Летящая бутылка из-под пива прошла в трех дюймах от головы Джульена.
— [непеч. ] [непеч. ], [непеч. ]! — крикнули сто глоток одновременно.
— Идем вправо, все, — приказал Джульен. — Выйдем через задний ход. Шевелитесь же! Ну!
Юджин вытащил провод клавиатуры из усилителя.
— Оставь клавиатуру, — крикнул Джульен. — Паркер, оставь тарелки. Уходим. Быстро. Контроль потерян.
Юджин и Паркер были на ногах. Вся группа одновременно спрыгнула со сцены — Джульен поддержал Линду. Они побежали к двери, указанной Джульеном. Скопление молодых, злобно выглядящих мужчин преграждало путь. Юджин получил удар кулаком в лицо. Джульен приложил ударившего локтем в шею. Сразу после этого, Джульен сбил с ног человека, пытавшегося атаковать его с фланга.
— Вперед, вперед! — крикнул Джульен, и в этот момент его больно ударили в спину. Он раздвинул двоих, преграждавших путь к двери в задний коридор, как агрессивный правый нападающий раздвигает двух защитников в напряженном хоккейном матче, и пропустил к двери своих коллег одного за другим. Линда. Юджин. Паркер, выходя, издал приглушенный стон. Джульен выскочил последним и захлопнул дверь, разбив ею чье-то лицо. Дверь снова открыли ударом ноги, и он снова ее захлопнул, и навалился на нее плечом. Кто-то внутри дважды выстрелил из пистолета. Рев толпы превратился в крики. Давление на дверь увеличилось, но теперь оно было менее организовано из-за паники.
Юджин, Линда и Паркер вышли на улицу через пожарную дверь. Джульен сделал глубокий вдох, приготовился, и, отделив плечо от двери, прыгнул вперед. Он добежал до пожарного выхода, выскочил на улицу, и закрыл за собой массивную дверь. Посмотрел по сторонам. Тут и там были люди. Еще раз посмотрев по сторонам, щурясь в сумерки, он заметил, сразу за лоскутом света от фонаря, дюжину людей, стоящих полукругом. Он побежал к ним. Расталкивая народ, он достиг логического центра полукруга. И непроизвольно вскрикнул.
Паркер лежал на спине, в луже крови, глаза закрыты. Джульен опустился на корточки и потрогал шею Паркера.
— Я не знаю, — сказал позади его Юджин. — Я ни [непеч. ] больше не знаю. Джульен, что происходит? Я ничего такого не видел!
— Он мертв, — сказал Джульен, поднимаясь на ноги.
Линда плакала, напуганная, прижимаясь лицом к груди Юджина. Переулок осветили огни полицейской машины. Через несколько мгновений прибыла скорая помощь.
— Я не хотел этого! — неожиданно крикнул Джульен Юджину. — Я хотел отменить выступление! Я должен был его отменить! Какого [непеч. ] я его не отменил? Ты только посмотри на эти лица! Любители музыки, [непеч. ]!
— Сэр, — сказал ему сержант. — Я буду вам благодарен, если вы чуть притихнете, хорошо? Еще свидетели есть?
Моложавый мужчина выступил вперед.
— Простите, — сказал он Линде. — Как вас зовут?
— Сэр! — сержант повернулся к нему. — Вы видели, что произошло?
— Да, видел, — сказал мужчина. — И эти парни видели. И эта девушка.
Человек этот был известным продюсером рок-н-ролла. Проведя с Линдой три часа в участке, дав показания, он позвонил ей на следующей неделе и попросил ее придти к нему в студию.
Две ежедневные газеты опубликовали репортажи об убийстве. После того, как полиция допросила свидетелей, включая Юджина и Джульена, к делу подключилось ФБР. У них были на то причины. Убийца так и не был найден. В отсутствие Роберта Кинга, его непосредственный начальник решил, что было бы хорошо послать кого-нибудь в штатском в тот же клуб через два дня, вечером. Билл, протеже Роберта, получил задание. Он вторгся в клуб с внушительным видом и обнаружил, что находится на концерте рэп. Обстоятельный человек, никогда не сомневающийся в приказах, Билл произвел честную попытку допросить нескольких. В результате этой попытки шесть человек были госпитализированы, включая его самого. На следующий день он явился на работу с перевязанной рукой. Последующие запросы новой информации не дали.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ. ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ ЮДЖИНА
Инспектор Кинг принял душ, надел удобные мягкие брюки, и критически осмотрел шеренгу пар обуви. Он выбрал итальянскую пару, которую обычно надевал, когда знал, что, возможно, придется уродовать людей в целях самозащиты. Ботинки эти, весьма элегантные, мягкие, тем не менее сидели на ногах плотно. Будто в сникерях ходишь. Он подумал, не взять ли пушку и бляху, но, прикинув ситуацию, решил, что лучше не надо.
Инспектор Кинг, а теперь просто Роб Кинг, невозможный франт несмотря на фонарик на батарейках в кармане пиджака и полиэтиленовый мешок, содержащий украденные из архивов улики, вышел из дома и набрал номер на сотовом телефоне.
— Хеллоу, — сказал сварливый, но не неприятный, женский голос на другом конце линии.
— Лиллиан? Это Роб.
— Добрый вечер, Инспектор.
— Погуляем вместе? Я плачу.
— Не говори, я сейчас сама догадаюсь. Ужин при свечах?
— Конечно.
— Врешь.
— У меня сегодня день рождения.
— Врешь.
— Я в депрессии.
— Нагло врешь.
— Пожалуйста выйди на угол Семьдесят Второй и Амстердам через десять минут.
— Через пятьдесят лет, поганый расист.
— Пятнадцать минут. Пожалуйста.
Она вышла через двадцать.
Да, она была настоящая женщина. Ни ее короткие каштановые волосы, ни вульгарная косметика, ни джинсы со сникерями и свитер, ни ее не очень красивая осанка не могли скрыть, что она прирожденная жена и мать, пока что не нашедшая себе мужа. Родившаяся и выросшая на Среднем Западе, она провела бульшую часть своей жизни в Нью-Йорке потому, что сперва это показалось ей неплохой идеей, а впоследствии превратилось в слегка раздражающую привычку.
Они шли молча некоторое время, привлекая временами внимание прохожих — высокий, стройный, симпатичный негр и чуть приземистая, благодушная почти-матрона.
— Сестра звонила вчера вечером, — сказала Лиллиан.
Я, Роб, хочу выйти за тебя замуж, хотела она сказать, но если ты не желаешь иметь со мной ничего общего, я просто уеду обратно в городок, где родилась и, будучи бездетной и умеющей хорошо готовить (ничего особенного, заметь, просто добрый холестерол с переваренными овощами вместо гарнира), найду себе кого-нибудь с кем я буду, конечно же, невыносимо скучать, но, наверное, счастья будет больше, чем сейчас.
— И как она? — спросил он.
— Кто?
— Твоя сестра.
— А. Ничего, я думаю.
Они повернули в переулок. Квартал был пуст. Здание, бывший особняк, у которого они остановились, было темное. Белые ионические колонны и декоративное мраморное крыльцо, ведущее к главному входу выглядели нереальными и не обнадеживали.
Бездомный кот поразглядывал подозрительно икры Лиллиан до того как скользнуть под Бентли, припаркованный у тротуара.
— Не обнадеживает, — заметила Лиллиан. — Нереальное какое-то здание.
— Нет, просто смотрит с укором, — объяснил Роб, отключая систему сигнализации и открывая дверь.
— Да? — спросила Лиллиан, предчувствуя недоброе.
— Свет, — сказал он, вынимая фонарик.
Он пропустил ее внутрь и запер дверь.
— Страшненько-то как, — сказала она.
Он посветил фонариком. Обнаружился огромный холл с мраморной лестницей.
— Сюда, — сказал он. — Осторожно.
Они обогнули лестницу, пересекли холл, и вошли в большую комнату с архивными шкафами по периметру.
— Раньше здесь была библиотека, — объяснил Роб. — Посмотри на камин. И на потолок.
— О, Роб. Зачем ты мне все это купил. Я не могу позволить себе принять такую жертву, ты, наверное, всю свою зарплату заложил на следующие десять лет, только чтобы заплатить первый взнос.
— А, да, — сказал он. — Забыл тебе сказать. Мы не шутить сюда пришли, Лиллиан.
— Конечно нет, — сказала она. — Я знаю, зачем мы здесь, и мне это не нравится.
— Мне тоже не нравится.
— Я не люблю, когда меня используют.
— А я не люблю, когда надо мной смеются.
Роб положил фонарик на массивный дубовый стол в центре комнаты.
— Садись, — сказал он.
— Не хочу.
— Пожалуйста.
Они сели в удобные антикварные кресла.
— Здесь когда-то убили человека, — объявил Роб.
— Я догадалась. Двоих человек.
— Двоих?
Роб подумал. Затем:
— Да, конечно! — сказал он. — Второе убийство произошло после того, как особняк перекупили, и сюда въехала компания. Велосипедный курьер застрелил секретаршу, за то, что она спала со своим боссом, а не с ним. Совершенно не важно. Пусть полиция разбирается.
— Неприятно здесь как!
— Мне нужна твоя помощь.
— Пошел ты на [непеч. ], Роб.
Роб помолчал. В сумерках на лицо Лиллиан интересно было смотреть. Резкость и паранойя, характерные для жителей Нью-Йорка, ушли, сменившись бесхитростным упорством фронтьерного типа. И все-таки волосы ей нужно носить длиннее.
— Лиллиан, послушай. Мы после этого пойдем в замечательное место.
— Еще лучше, чем это? Я сгораю от нетерпения.
Он чуть не сказал — а что, здесь неплохо, если у тебя есть вкус к таким… — но вовремя остановился. Как большинству девушек фронтьера, благородная архитектура была Лиллиан не нужна.
— Ну, хорошо. Стало быть, есть дело, — сказала она. — Давай работать.
— Нет, неправильно, — сказал он твердо. — Это очень, очень личное. Делом это перестало быть много лет назад.
Ей захотелось заплакать.
— Хорошо, — сказала она. — Как давно…
— Десять лет. И два месяца.
— Давно.
— Да.
Она закусила губу и некоторое время смотрела в потолок. Взяв себя в руки, она сказала:
— Сарай этот, небось, ремонтировали тысячу раз с тех пор.
— Дважды.
— Две дюжины людей бывают здесь каждый день. Сидят, болтают, рыгают, пердят, и опять болтают. Приносят сюда жратву. Даже сейчас здесь пахнет китайской едой. И пылища от кожных клеток и бумаги. Ты что, ненормальный, Роб? Не соображаешь?
— Хватаюсь за соломинки, — признался он. — Дело в том, что я знаю, кто убийца.
— Знаешь?
— Да. И он не японец.
— Что?
— Не обращай внимания. Личная шутка. Так или иначе, я его знаю.
— Тогда что мы здесь делаем?
— Мне нужны улики. Не такие улики, которые на суде предъявляют, но улики, которые позволят мне лично встать перед преступником и сказать — слушай, мистер, ты убийца, и я это знаю.
Она фыркнула презрительно.
— Мачо.
— Пожалуйста, Лиллиан, — сказал он. — Попробуй.
Она смотрела в пространство. Роб тактично отвернулся.
— Хорошо, — сказала она наконец. — У тебя есть что-нибудь?
— Его? Есть.
Он вынул полиэтиленовый мешок, а из него носовой платок.
— Ого, — сказала она, беря у него платок. — Стало быть, мы имеем дело с теми, кто не верит в бумажные платки. Он что, природу любит?
— Нет. Он надменный подонок, который думает, что законы не для него писаны. В этом он прав, но это несущественно.
Она положила платок на стол, глубоко вдохнула, и закрыла глаза.
— Ничего, — сказала она.
— Да. Ладно, — сказал он, сдаваясь.
Он думал, что провал принесет облегчение. Не принес.
— Что-то, — сказала она.
— Что именно? — спросил он быстро и тихо.
— Нет, ничего. А, да. Цементная стена.
— Деловой район?
— Решетка на окне. Тюрьма. Карты. Играют в карты.
— Это курьер, — понял Роб.
Роб видел то, что происходило, много раз — психовзгяд, по просьбе, вид глазами преступника, и до сих пор не перестал удивляться. К несчастью, глаза, которыми Лиллиан смотрела сейчас на мир, принадлежали не тому, кому нужно.
— Сейчас будут драться, — сказала Лиллиан.
— Ладно, все, — сказал Роб. — Не важно.
Она открыла глаза.
— А другого точно не можешь вычислить?
— Не знаю, — сказала она. — Ты уверен? Именно в этом месте все произошло?
— Вот в этой самой комнате.
— А судебные следователи?
— Были, конечно.
— Жертва была — твой друг?
— Нет. То есть, типа, да. Друг моего отца.
Ну, хорошо, Уайтфилд, подумал Роб. Черт с тобой. Усомнимся. Может, это не ты убил. Хотя я точно знаю, что ты. Наслаждайся жизнью, свинья.
— Трудно, — сказала Лиллиан почти извиняющимся тоном, — когда оба убийства происходят в одном и том же месте, и оба убийцы мужчины. Если бы один из них был женщиной, был бы шанс.
Десять лет — это большой срок, даже если ты очень злопамятен. Старая ярость не кипела в нем — превратилась в полусонную злость. Что ж, переключим скорости. Почему нет? Медленно, осторожно мысли Роберта приняли в себя новую идею и позволили ей развиться в несколько весьма любопытных возможностей. Он несколько раз приходил к этой идее в прошлом, но сразу отметал ее как абсурдную, или слишком романтическую. Не говоря уже о том, что думая в этом направлении, он отвлекся бы от главного.
Невозможно. Трудно поверить. Немыслимо. У Кассандры Уолш было стальное алиби. Она была в тот день в Бостоне. На встрече с бывшими одноклассниками. Сто свидетелей.
А впрочем — самые явные улики становятся не очень явными, если новые идеи дополняют общий план. Блок ушел из памяти, понял Роб. Если я позволил своей злости управлять мною все эти годы, то чем я лучше Уайтфилда?
Насколько правомочны свидетельства бывших одноклассников? Многие наверняка были пьяные в дым, начнем с этого. Приставали друг к другу, ржали, как гиены. Другие могли честно ошибиться — думали, что видели Кассандру Уолш на вечеринке, а на самом деле нет. И нескольким можно было, разумеется, заплатить, чтоб молчали.
— Лиллиан, — сказал он. — Сделай одолжение, вспомни, как пахнет Электра.
— Электра? Парфьюм? Электра… Ах да. Дорогой, зараза. Хорошо. Помню. Теперь что?
— Теперь сконцентрируйся. Ищем женщину. Предположим, что убила женщина.
— Женщина. Хорошо.
Она закатила глаза, чтобы показать, что возмущена все продолжающимся мучением, а затем закрыла их.
— Электра? — переспросила она.
— Да. А что?
— Просто хочу быть уверенной.
Долгое время они молчали. Роб пригляделся. На лбу Лиллиан выступили капли пота.
— Что-то, — сказала она наконец.
— Ого, — добавила она удивленным тоном.
— Что видишь? — спросил он.
— Комната… большой пригородный дом. Смотрю сквозь дверь на террасу. Поблизости есть дорога. Опознавательных знаков нет. Комната. Кровать. Мужчина. Что-то говорит.
— Как он выглядит?
— Молодой. Черный. Симпатичный.
— Вроде меня, что ли? — прокомментировал он механически, и сразу обругал себя за неуместный нервный юмор.
Она хихикнула.
— Показывает язык. Издевается. Действительно симпатичный. Потолок. Опять он. Мужчина. Ближе. Очень близко.
Остальное смазалось.
Роб вытащил сотовый телефон.
— Билл? Я тебя разбудил? Извини. Одевайся. Почисти зубы, будь хорошим мальчиком. Мне нужны адрес, имя, фамилия, и, если можно, фотография теперешнего любовника Кассандры Уолш, кто бы он ни был. Нет, ждать нельзя. А мне наплевать. Позвони мне сразу, как что-то узнаешь. Дело не должно занять больше двух часов.
— Иди, — сказал он. — Иди, иди. Дался ты мне, трогать тебя. От пальца потом вонять будет недели три.
— А чего ты оскорбляешь, мужик? — возразил Фукс. — Оскорблять не надо.
— Вали отсюда.
— Не, правда…
— Вали, я сказал! — Джульен вскочил на ноги, наклонив стол.
Паркер едва успел поймать тарелку с хамбургером. Фукс отступил к кассе, повернулся, пожал виновато плечами, и выбежал на улицу. Джульен взял со стола оставленную Фуксом двадцатку.
— Дайте мне счет посмотреть, — сказал он неприятным тоном.
— Двадцать семь с мелочью, — сообщил Юджин, рассматривая счет. — Кажется.
Джульен покачал головой, добавил десять долларов, и положил деньги на стол.
— Можно, конечно, и без него сыграть, — сказал он, надевая очки. — Джин? Что скажешь?
Юджин взял у официанта свежий стакан воды.
— У нас, вроде бы, выбора нет, — сказал он.
— Есть, — заверил его Джульен. — Можем отменить выступление. Сыграем в другой раз. Может что-нибудь подвернется.
Юджин кивнул.
— А я вот все думаю, кто это — его дядя, — сказала Линда.
Все на нее посмотрели.
— Ну, это-то известно, — Джульен мрачно усмехнулся. — Бернард Рот, Технологии Бета и Гамма.
— Откуда ты знаешь?
— Я работаю в брокерской фирме. Слухи.
— Бета и Гамма? — Линда оживилась. — Я знаю эту компанию. Я пользуюсь их шампунем.
— А, точно, — сказал Юджин. — Я читал как-то, в Поуст. Я помню, они грозились переехать в Мексику, если им не отменят ограничения на выброс гадости в техасскую атмосферу. — Он пожал плечами, глядя на Линду. Затем спросил, повернувшись к Джульену, — Так, стало быть, хозяин компании черный?
— Кто, Бернард Рот? — Джульен опять ухмыльнулся.
— Да?
— Нет. Он белый мальчик. Ага. Сестренка его вышла замуж за игрока фарм-клуба. Бейсбол. Он — черный, это да. Фукса на самом деле зовут Томас Фрейжер.
Возникла интересная пауза.
— Но тогда… — поинтересовался Юджин… почему же…
— Да, действительно, захватывающе звучит, — сказал Джульен. — Или, по крайней мере, история захватила бы меня, если бы не имела отношения к сегодняшним делам. У мистера Рота два неблагодарных сына. Около месяца назад, вот, они сказали ему, что он поганый [непеч. ] капиталист, загрязнитель окружающей среды, и они не желают его знать. Ну, понятно, два богатых пацана, выползли из джаккузи на минутку, дабы внести свой вклад в защиту природы. Он моментально лишил их наследства. Он горячий парень, как многие южане. В смысле, многие из них до сих пор злые по поводу Аппотомакса и прочих дел. Затем он обещал, что сделает своего племянника наследником, если тот достоин. Явление второе — входит Фукс. Их мнения, дяди и Фукса, в отношении того, что такое — быть достойным — разделились. В конце концов стороны достигли компромисса. Племянник пойдет в Гарвард дабы достичь степени достоинства, нужной дяде, в обмен на более или менее безлимитный счет в банке на карманные расходы. Доступ к счету у него будет только в том случае, если его оценки в университете будут превышать средние.
Еще одна пауза.
— Не думаю, что Фукс способен на такую академическую доблесть, — заметил Юджин. — Он не слишком умен. Скорее наоборот.
— Не нужно быть слишком умным, когда у тебя есть безлимитный счет, — Джульен усмехнулся. — Не нужно быть великим ученым, чтобы предлагать профессору взятку время от времени.
— А все-таки, откуда ты знаешь все это про Фукса и Рота?
— У меня в Бостоне есть знакомый. Весь город об этом говорит. Но до нынешнего вечера я не знал, кто этот счастливый племянник предпринимателя.
— Мне нужно закурить, — сказал Юджин. — Вроде бы родители Фукса тоже не бедные — во всяком случае, я не помню, чтобы он когда-нибудь где-то подрабатывал.
— Давайте пока что пойдем отыграем выступление, — неожиданно сказал Паркер, отодвигая пустую тарелку от себя. — Давайте пойдем и покажем этим сволочам, что мы умеем.
Юджин и Джульен уставились на него. Он улыбнулся стыдливо.
Группа вышла на улицу.
XII.
Джульен посмотрел на вход в клуб не очень уверенно. Такой неуверенности он не помнил в себе с тех пор, как ушел из преступного мира.— Что-то мне не нравится эта толпа, — сказал он.
Линда сразу напряглась. Юджин пожал плечами. Паркер подозрительно посмотрел на Джульена.
— Я вот думаю, — сказал Юджин, — что нам делать, чтобы компенсировать отсутствие баса.
— А ты просто громко хлопай ушами, — сказал сквозь зубы Джульен, — а я буду пукать. Не важно. Толпа мне не нравится, вот что.
Они перешли через улицу.
Очередь в клуб растянулась до конца квартала. Джульен поговорил с одним из гардов. Группу пропустили внутрь.
Внутри народу было пока что очень мало. Бар предлагал гостям разбавленные водой пиво и водку. Освещение плохое. Помещение состояло из трех больших комнат и одного подиума с гроздями прожекторов над ним.
Динамики громоподобно играли новый диск популярного певца. Юджин поморщился, принимая удар децибелов. Джульен понюхал воздух и нахмурился.
— Не нравится! — крикнул он Юджину. — Может, нам лучше уйти!
— А в чем дело? — прокричал Юджин. — Вроде бы очень даже уютно!
— Очень даже что? — крикнул Джульен.
— Уютно!
— Прилюдно?
— Уютно! Не важно! Давай настраиваться!
Волоча массивную свою электронную клавиатуру, Юджин пробрался к подиуму, поставил клавиатуру на пол и попробовал несколько выключателей. Джульен позволил Паркеру и Линде присоединиться к Юджину. Одной рукой придерживая гитару на плече, другую он запустил себе в карман и задумчиво погладил кастет.
Новые посетители меж тем стали заходить в помещение. Некоторые сильно смахивали на искателей дурных приключений. Одежда их в этот раз совершенно не показалась Джульену смешной.
— Все равно не нравится, — сообщил Джульен группе, подключая гитару к усилителю.
— Да ладно тебе! — крикнул Паркер. — Просветлись, Джульен! Посмотри на Юджина — спокоен, как огурец. Как сказал поэт — дело в пьесе.
— Джонни Би! — закричал кто-то в толпе посетителей. Остальные завыли одобряюще.
— При чем тут Джонни Би? — крикнул Юджин Джульену.
— Они должны были сегодня здесь выступить. Но отменили. Это вместо них мы играем. Я очень надеюсь, что все эти подонки знают, что Джонни Би не будет. Если не знают, могут быть неприятности.
Минут через пятнадцать они начали играть.
Многие в толпе были основательно наколоты, остальные выглядели, будто вскоре начнут ловить кайф, если еще добавят. Джульен все хмурился. Слишком много мужчин в толпе, слишком мало женщин. Слишком много жителей плохих районов. Слишком много вызывающих выражений лиц. Слишком много презрительных, насмешливых улыбок.
Они закончили интродукцию. Линда взяла микрофон. Юджин кивнул.
Джульен сыграл гитарное вступление, и Линда начала петь.
Толпа продолжала говорить, смеяться, грязно шутить, хамить, и вообще веселиться. Никто ничего не слушал. Юджин протянул руку назад и повернул общий регулятор звука.
Некоторые повернули головы. Удивление и отвращение написано было на многих лицах. Джульен сжал зубы. Да, кажется намечается тяжелый случай.
Bursts of thunder joined the screeching of the weather vane.
Robert's course lay through the murk of night and driving rain.
He was anxious as his languid mistress seemed to be
Too preoccupied to feel his lips upon her knee.
Линда была в голосе. Паркер стучал вдохновенно. Юджин с лихвой компенсировал отсутствие баса, играя дополнительно, между аккордами, октаву в нижних регистрах. Джульену обстановка нравилась все меньше. Затем последовал прыжок — короткая пауза, после которой Юджин и Линда подняли песню на целый тон.
Mary waited.
Mary whispered
While avoiding his searching eyes,
«Precious lover,
We've been blissful
In our sinful half-Paradise.
Handsome Zigmund
is wise and clever;
Yet, as wise as the King may be,
Faithful hearts are
scarce as ever,
You're the last one in Hungary.»
Zigmund smiled and touched her shoulder with a gentle hand.
«Wife and Queen,» — he said, «There's something you must understand.
It may not befit a lawful king, but, nonetheless,
I could let you keep your lover and your happiness.
Take the north road,
where, in Poland,
Your dear sister lives by the sea
(Though, on my part,
I'd say no land
Is as cozy as Germany).
You'll recall that,
At our wedding,
We were sworn to a lifestyle where
There is plenty
of trivial bedding
But no room for a love affair.»
Wounded pride resolved abruptly in a flood of tears.
Mary raged and Mary wept. Not in a thousand years
Could she bear the thought that Robert's tender lips and hands
Would be there for someone else's amorous demands.
— Джонни Би! — проскандировали два или три голоса, заглушив уходящее гитарное соло.
Thund'ring blasts drowned out the screeching of the weather vane.
Mary watched her serf while leaning on the window pane.
At a moonlit crossroads Robert's courage played no part
As an arrow came to rest an inch above his heart
Parlor rooms are
Scarce that Mary's
Engraved likeness does not adorn,
While opinions
Tend to vary
Of this story of Zigmund's scorn
And the man who,
Young and tender,
Lived and died by the Queen's decree;
Whose fair mistress
Is remembered
As the fairest in Hungary.
— Да, да! — закричали другие.
— Ого! — еще дюжина голосов присоединилась к хору.
— Эй, [непеч. ]! — закричал кто-то. — Убери свою болтающуюся белую [непеч. ] со сцены, сука!
Напряжение возросло.
— Эй, белый мальчик! Я тебя заставлю съесть твои очки, брат!
Шум толпы усиливался.
— Толстый! Ты, с палками!
Внезапно Паркер наклонился вперед, взял из потной дрожащей руки Линды микрофон, и сказал:
— А ну заткнитесь, невежественные козлы!
Толпа зарычала удивленно. Толпы хотят, чтобы их ублажали и чтобы им льстили, а не указывали им на их недостатки.
— Это самая красивая песня, которую вы, козлы, когда-либо слышали, — продолжал Паркер. — Может, если еще несколько послушаете, так станете лучше, хотя лично я в этом сомневаюсь!
Летящая бутылка из-под пива прошла в трех дюймах от головы Джульена.
— [непеч. ] [непеч. ], [непеч. ]! — крикнули сто глоток одновременно.
— Идем вправо, все, — приказал Джульен. — Выйдем через задний ход. Шевелитесь же! Ну!
Юджин вытащил провод клавиатуры из усилителя.
— Оставь клавиатуру, — крикнул Джульен. — Паркер, оставь тарелки. Уходим. Быстро. Контроль потерян.
Юджин и Паркер были на ногах. Вся группа одновременно спрыгнула со сцены — Джульен поддержал Линду. Они побежали к двери, указанной Джульеном. Скопление молодых, злобно выглядящих мужчин преграждало путь. Юджин получил удар кулаком в лицо. Джульен приложил ударившего локтем в шею. Сразу после этого, Джульен сбил с ног человека, пытавшегося атаковать его с фланга.
— Вперед, вперед! — крикнул Джульен, и в этот момент его больно ударили в спину. Он раздвинул двоих, преграждавших путь к двери в задний коридор, как агрессивный правый нападающий раздвигает двух защитников в напряженном хоккейном матче, и пропустил к двери своих коллег одного за другим. Линда. Юджин. Паркер, выходя, издал приглушенный стон. Джульен выскочил последним и захлопнул дверь, разбив ею чье-то лицо. Дверь снова открыли ударом ноги, и он снова ее захлопнул, и навалился на нее плечом. Кто-то внутри дважды выстрелил из пистолета. Рев толпы превратился в крики. Давление на дверь увеличилось, но теперь оно было менее организовано из-за паники.
Юджин, Линда и Паркер вышли на улицу через пожарную дверь. Джульен сделал глубокий вдох, приготовился, и, отделив плечо от двери, прыгнул вперед. Он добежал до пожарного выхода, выскочил на улицу, и закрыл за собой массивную дверь. Посмотрел по сторонам. Тут и там были люди. Еще раз посмотрев по сторонам, щурясь в сумерки, он заметил, сразу за лоскутом света от фонаря, дюжину людей, стоящих полукругом. Он побежал к ним. Расталкивая народ, он достиг логического центра полукруга. И непроизвольно вскрикнул.
Паркер лежал на спине, в луже крови, глаза закрыты. Джульен опустился на корточки и потрогал шею Паркера.
— Я не знаю, — сказал позади его Юджин. — Я ни [непеч. ] больше не знаю. Джульен, что происходит? Я ничего такого не видел!
— Он мертв, — сказал Джульен, поднимаясь на ноги.
Линда плакала, напуганная, прижимаясь лицом к груди Юджина. Переулок осветили огни полицейской машины. Через несколько мгновений прибыла скорая помощь.
— Я не хотел этого! — неожиданно крикнул Джульен Юджину. — Я хотел отменить выступление! Я должен был его отменить! Какого [непеч. ] я его не отменил? Ты только посмотри на эти лица! Любители музыки, [непеч. ]!
— Сэр, — сказал ему сержант. — Я буду вам благодарен, если вы чуть притихнете, хорошо? Еще свидетели есть?
Моложавый мужчина выступил вперед.
— Простите, — сказал он Линде. — Как вас зовут?
— Сэр! — сержант повернулся к нему. — Вы видели, что произошло?
— Да, видел, — сказал мужчина. — И эти парни видели. И эта девушка.
Человек этот был известным продюсером рок-н-ролла. Проведя с Линдой три часа в участке, дав показания, он позвонил ей на следующей неделе и попросил ее придти к нему в студию.
Две ежедневные газеты опубликовали репортажи об убийстве. После того, как полиция допросила свидетелей, включая Юджина и Джульена, к делу подключилось ФБР. У них были на то причины. Убийца так и не был найден. В отсутствие Роберта Кинга, его непосредственный начальник решил, что было бы хорошо послать кого-нибудь в штатском в тот же клуб через два дня, вечером. Билл, протеже Роберта, получил задание. Он вторгся в клуб с внушительным видом и обнаружил, что находится на концерте рэп. Обстоятельный человек, никогда не сомневающийся в приказах, Билл произвел честную попытку допросить нескольких. В результате этой попытки шесть человек были госпитализированы, включая его самого. На следующий день он явился на работу с перевязанной рукой. Последующие запросы новой информации не дали.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ. ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ ЮДЖИНА
I.
Старый холостяк Роберт Кинг не держал домашних животных, и квартира его на Верхнем Вест Сайде содержалась в идеальной чистоте. Наличествовали предметы, которые люмпен-демократ посчитал бы невозможно снобистскими — красного дерева письменный стол, большой портативный бар, книжные полки с томами в кожаных переплетах, стереоустановка со старомодным, в идеальном состоянии, долгоиграющим проигрывателем. В добавление к этому был гардероб Роберта — выставка модной одежды и обуви, а не гардероб.Инспектор Кинг принял душ, надел удобные мягкие брюки, и критически осмотрел шеренгу пар обуви. Он выбрал итальянскую пару, которую обычно надевал, когда знал, что, возможно, придется уродовать людей в целях самозащиты. Ботинки эти, весьма элегантные, мягкие, тем не менее сидели на ногах плотно. Будто в сникерях ходишь. Он подумал, не взять ли пушку и бляху, но, прикинув ситуацию, решил, что лучше не надо.
Инспектор Кинг, а теперь просто Роб Кинг, невозможный франт несмотря на фонарик на батарейках в кармане пиджака и полиэтиленовый мешок, содержащий украденные из архивов улики, вышел из дома и набрал номер на сотовом телефоне.
— Хеллоу, — сказал сварливый, но не неприятный, женский голос на другом конце линии.
— Лиллиан? Это Роб.
— Добрый вечер, Инспектор.
— Погуляем вместе? Я плачу.
— Не говори, я сейчас сама догадаюсь. Ужин при свечах?
— Конечно.
— Врешь.
— У меня сегодня день рождения.
— Врешь.
— Я в депрессии.
— Нагло врешь.
— Пожалуйста выйди на угол Семьдесят Второй и Амстердам через десять минут.
— Через пятьдесят лет, поганый расист.
— Пятнадцать минут. Пожалуйста.
Она вышла через двадцать.
Да, она была настоящая женщина. Ни ее короткие каштановые волосы, ни вульгарная косметика, ни джинсы со сникерями и свитер, ни ее не очень красивая осанка не могли скрыть, что она прирожденная жена и мать, пока что не нашедшая себе мужа. Родившаяся и выросшая на Среднем Западе, она провела бульшую часть своей жизни в Нью-Йорке потому, что сперва это показалось ей неплохой идеей, а впоследствии превратилось в слегка раздражающую привычку.
Они шли молча некоторое время, привлекая временами внимание прохожих — высокий, стройный, симпатичный негр и чуть приземистая, благодушная почти-матрона.
— Сестра звонила вчера вечером, — сказала Лиллиан.
Я, Роб, хочу выйти за тебя замуж, хотела она сказать, но если ты не желаешь иметь со мной ничего общего, я просто уеду обратно в городок, где родилась и, будучи бездетной и умеющей хорошо готовить (ничего особенного, заметь, просто добрый холестерол с переваренными овощами вместо гарнира), найду себе кого-нибудь с кем я буду, конечно же, невыносимо скучать, но, наверное, счастья будет больше, чем сейчас.
— И как она? — спросил он.
— Кто?
— Твоя сестра.
— А. Ничего, я думаю.
Они повернули в переулок. Квартал был пуст. Здание, бывший особняк, у которого они остановились, было темное. Белые ионические колонны и декоративное мраморное крыльцо, ведущее к главному входу выглядели нереальными и не обнадеживали.
Бездомный кот поразглядывал подозрительно икры Лиллиан до того как скользнуть под Бентли, припаркованный у тротуара.
— Не обнадеживает, — заметила Лиллиан. — Нереальное какое-то здание.
— Нет, просто смотрит с укором, — объяснил Роб, отключая систему сигнализации и открывая дверь.
— Да? — спросила Лиллиан, предчувствуя недоброе.
— Свет, — сказал он, вынимая фонарик.
Он пропустил ее внутрь и запер дверь.
— Страшненько-то как, — сказала она.
Он посветил фонариком. Обнаружился огромный холл с мраморной лестницей.
— Сюда, — сказал он. — Осторожно.
Они обогнули лестницу, пересекли холл, и вошли в большую комнату с архивными шкафами по периметру.
— Раньше здесь была библиотека, — объяснил Роб. — Посмотри на камин. И на потолок.
— О, Роб. Зачем ты мне все это купил. Я не могу позволить себе принять такую жертву, ты, наверное, всю свою зарплату заложил на следующие десять лет, только чтобы заплатить первый взнос.
— А, да, — сказал он. — Забыл тебе сказать. Мы не шутить сюда пришли, Лиллиан.
— Конечно нет, — сказала она. — Я знаю, зачем мы здесь, и мне это не нравится.
— Мне тоже не нравится.
— Я не люблю, когда меня используют.
— А я не люблю, когда надо мной смеются.
Роб положил фонарик на массивный дубовый стол в центре комнаты.
— Садись, — сказал он.
— Не хочу.
— Пожалуйста.
Они сели в удобные антикварные кресла.
— Здесь когда-то убили человека, — объявил Роб.
— Я догадалась. Двоих человек.
— Двоих?
Роб подумал. Затем:
— Да, конечно! — сказал он. — Второе убийство произошло после того, как особняк перекупили, и сюда въехала компания. Велосипедный курьер застрелил секретаршу, за то, что она спала со своим боссом, а не с ним. Совершенно не важно. Пусть полиция разбирается.
— Неприятно здесь как!
— Мне нужна твоя помощь.
— Пошел ты на [непеч. ], Роб.
Роб помолчал. В сумерках на лицо Лиллиан интересно было смотреть. Резкость и паранойя, характерные для жителей Нью-Йорка, ушли, сменившись бесхитростным упорством фронтьерного типа. И все-таки волосы ей нужно носить длиннее.
— Лиллиан, послушай. Мы после этого пойдем в замечательное место.
— Еще лучше, чем это? Я сгораю от нетерпения.
Он чуть не сказал — а что, здесь неплохо, если у тебя есть вкус к таким… — но вовремя остановился. Как большинству девушек фронтьера, благородная архитектура была Лиллиан не нужна.
— Ну, хорошо. Стало быть, есть дело, — сказала она. — Давай работать.
— Нет, неправильно, — сказал он твердо. — Это очень, очень личное. Делом это перестало быть много лет назад.
Ей захотелось заплакать.
— Хорошо, — сказала она. — Как давно…
— Десять лет. И два месяца.
— Давно.
— Да.
Она закусила губу и некоторое время смотрела в потолок. Взяв себя в руки, она сказала:
— Сарай этот, небось, ремонтировали тысячу раз с тех пор.
— Дважды.
— Две дюжины людей бывают здесь каждый день. Сидят, болтают, рыгают, пердят, и опять болтают. Приносят сюда жратву. Даже сейчас здесь пахнет китайской едой. И пылища от кожных клеток и бумаги. Ты что, ненормальный, Роб? Не соображаешь?
— Хватаюсь за соломинки, — признался он. — Дело в том, что я знаю, кто убийца.
— Знаешь?
— Да. И он не японец.
— Что?
— Не обращай внимания. Личная шутка. Так или иначе, я его знаю.
— Тогда что мы здесь делаем?
— Мне нужны улики. Не такие улики, которые на суде предъявляют, но улики, которые позволят мне лично встать перед преступником и сказать — слушай, мистер, ты убийца, и я это знаю.
Она фыркнула презрительно.
— Мачо.
— Пожалуйста, Лиллиан, — сказал он. — Попробуй.
Она смотрела в пространство. Роб тактично отвернулся.
— Хорошо, — сказала она наконец. — У тебя есть что-нибудь?
— Его? Есть.
Он вынул полиэтиленовый мешок, а из него носовой платок.
— Ого, — сказала она, беря у него платок. — Стало быть, мы имеем дело с теми, кто не верит в бумажные платки. Он что, природу любит?
— Нет. Он надменный подонок, который думает, что законы не для него писаны. В этом он прав, но это несущественно.
Она положила платок на стол, глубоко вдохнула, и закрыла глаза.
— Ничего, — сказала она.
— Да. Ладно, — сказал он, сдаваясь.
Он думал, что провал принесет облегчение. Не принес.
— Что-то, — сказала она.
— Что именно? — спросил он быстро и тихо.
— Нет, ничего. А, да. Цементная стена.
— Деловой район?
— Решетка на окне. Тюрьма. Карты. Играют в карты.
— Это курьер, — понял Роб.
Роб видел то, что происходило, много раз — психовзгяд, по просьбе, вид глазами преступника, и до сих пор не перестал удивляться. К несчастью, глаза, которыми Лиллиан смотрела сейчас на мир, принадлежали не тому, кому нужно.
— Сейчас будут драться, — сказала Лиллиан.
— Ладно, все, — сказал Роб. — Не важно.
Она открыла глаза.
— А другого точно не можешь вычислить?
— Не знаю, — сказала она. — Ты уверен? Именно в этом месте все произошло?
— Вот в этой самой комнате.
— А судебные следователи?
— Были, конечно.
— Жертва была — твой друг?
— Нет. То есть, типа, да. Друг моего отца.
Ну, хорошо, Уайтфилд, подумал Роб. Черт с тобой. Усомнимся. Может, это не ты убил. Хотя я точно знаю, что ты. Наслаждайся жизнью, свинья.
— Трудно, — сказала Лиллиан почти извиняющимся тоном, — когда оба убийства происходят в одном и том же месте, и оба убийцы мужчины. Если бы один из них был женщиной, был бы шанс.
Десять лет — это большой срок, даже если ты очень злопамятен. Старая ярость не кипела в нем — превратилась в полусонную злость. Что ж, переключим скорости. Почему нет? Медленно, осторожно мысли Роберта приняли в себя новую идею и позволили ей развиться в несколько весьма любопытных возможностей. Он несколько раз приходил к этой идее в прошлом, но сразу отметал ее как абсурдную, или слишком романтическую. Не говоря уже о том, что думая в этом направлении, он отвлекся бы от главного.
Невозможно. Трудно поверить. Немыслимо. У Кассандры Уолш было стальное алиби. Она была в тот день в Бостоне. На встрече с бывшими одноклассниками. Сто свидетелей.
А впрочем — самые явные улики становятся не очень явными, если новые идеи дополняют общий план. Блок ушел из памяти, понял Роб. Если я позволил своей злости управлять мною все эти годы, то чем я лучше Уайтфилда?
Насколько правомочны свидетельства бывших одноклассников? Многие наверняка были пьяные в дым, начнем с этого. Приставали друг к другу, ржали, как гиены. Другие могли честно ошибиться — думали, что видели Кассандру Уолш на вечеринке, а на самом деле нет. И нескольким можно было, разумеется, заплатить, чтоб молчали.
— Лиллиан, — сказал он. — Сделай одолжение, вспомни, как пахнет Электра.
— Электра? Парфьюм? Электра… Ах да. Дорогой, зараза. Хорошо. Помню. Теперь что?
— Теперь сконцентрируйся. Ищем женщину. Предположим, что убила женщина.
— Женщина. Хорошо.
Она закатила глаза, чтобы показать, что возмущена все продолжающимся мучением, а затем закрыла их.
— Электра? — переспросила она.
— Да. А что?
— Просто хочу быть уверенной.
Долгое время они молчали. Роб пригляделся. На лбу Лиллиан выступили капли пота.
— Что-то, — сказала она наконец.
— Ого, — добавила она удивленным тоном.
— Что видишь? — спросил он.
— Комната… большой пригородный дом. Смотрю сквозь дверь на террасу. Поблизости есть дорога. Опознавательных знаков нет. Комната. Кровать. Мужчина. Что-то говорит.
— Как он выглядит?
— Молодой. Черный. Симпатичный.
— Вроде меня, что ли? — прокомментировал он механически, и сразу обругал себя за неуместный нервный юмор.
Она хихикнула.
— Показывает язык. Издевается. Действительно симпатичный. Потолок. Опять он. Мужчина. Ближе. Очень близко.
Остальное смазалось.
Роб вытащил сотовый телефон.
— Билл? Я тебя разбудил? Извини. Одевайся. Почисти зубы, будь хорошим мальчиком. Мне нужны адрес, имя, фамилия, и, если можно, фотография теперешнего любовника Кассандры Уолш, кто бы он ни был. Нет, ждать нельзя. А мне наплевать. Позвони мне сразу, как что-то узнаешь. Дело не должно занять больше двух часов.